Текст книги "Мир Дому. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Денис Шабалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 89 (всего у книги 98 страниц)

Я киваю. Ничего особенного, еще и не такое бывает…

– Ты не парься, братишка, – говорит Красный. – Мы не сдадим. Мы с тобой.

Вот это другой разговор.

Я снова возвращаюсь и сажусь на край кровати.

– В отряде есть на кого положиться?

– Да, – Красный кивает лысой башкой. – Есть такие. Мы…

– Никаких мы… – я смотрю в упор и по отведенным глазам вдруг понимаю – они мои. Мои – и я для них теперь не просто бугор Лис из Второго… – Только когда скажу. Пока присматривайтесь, прощупайте. Впрямую не говорить. Якобы – ходят слухи… Что‑то готовится… И так далее. И зекайте, кто как отреагирует.

– А если на стукача нарвемся?

Я киваю.

– Есть такой риск. И у вас. И у меня. У нас всех, кто замешан. Потому и говорю – пока никаких. Просто – щупаете. Слухи, мол, кто‑то там ляпнул кому‑то… Кто кому – хер знает. Слыхал, типа, за завтраком, от соседнего стола прилетело. Или, там, на очке срал сидел – так в соседних кабинках кто‑то переговаривался, вот и услыхал нечаянно. И подбирайте тех, кто вам кажется надежным. Кликуху и личный номер – мне. Будем проверять дальше.

– Сделаем, – кивает Красный. Морда у него мрачная – но решительная.

Я выхожу из кубрика и, отойдя подальше, прислоняюсь к стене, стараясь не дрожать. Все во мне – ходуном. И… я вдруг осознаю, что никогда еще не ловил такого кайфа. Это что‑то новое для меня… Мне хорошо. Мне жутко хорошо – и я чувствую, как поднимающаяся откуда‑то энергия распирает меня изнутри. Пошло дело. А ведь и правда пошло!..

Середина дня – и новый посетитель. В моем кубрике Сивый, бугор Транспортного. Я знаю его давно – все это время он терся среди младших бугров и не проявлял особой смекалки. И вот – сумел вылезти на следующую ступеньку. Последнюю, предельную ступеньку для простого номера. Но Сивый фантастически жаден, ему всегда мало, он всегда хочет еще и еще – и именно на этом его качестве Комбриг посоветовал сыграть. Будешь с нами – нажрешься всласть.

Транспортный нужен нам. Транспортный – это ГСМ. Горючка. Бензин, керосин и прочие веселые жидкости. Которые, как сказал Комбриг, легко превратить в «коктейль Молотова». А наверно, веселый был парняга этот Молотов, если его именем назвали эту хреновину. С огоньком, наверно, был. Любил зажечь.

– Мне похер на номеров, – цедит Сивый, нагло рассматривая меня сквозь снисходительный прищур. – Мне похер на все эти революции и прочие восстания. Что мне перепадет, если все срастется?

Я готов обещать все что угодно – правда, без перебора, чтоб не возникло подозрений – и я спрашиваю:

– Чего хочешь?

– Своего расчета при дележе. Чего захочу! Хоть бабу, хоть ствол, хоть жрачки любой… – он крутит пальцем в воздухе, пытаясь выразить свою мысль. Кретин. Мне даже не жаль его – ему наверняка подыхать при любом раскладе.

– Ты края только замечай, когда пальцы загибать начнешь. В разумных пределах, Сивый. Понимаешь?

Сивый хмыкает.

– Понимаю… – и тут же выдает обратное: – А вот, положим… Положим… – он хитро глядит на меня, – мокрощелку свою рыжую отдашь?

Эти слова скручивают внутри тугую пружину – но я медленно выдыхаю и надеюсь, что не выдал себя каменной мордой. Я откидываюсь на стул и возвращаю ему снисходительную усмешку:

– Я за шлюх не цепляюсь, мне дело дороже…

– Нормально, – кивает Сивый. – По‑пацански… Ладно, замазались. Чего делать надо?

– В ближайшее же время отбери из своих десяток надежных ребят. Кликухи и номера – мне. Мы пока думаем, как это сделать – но скорее всего, и им, и тебе придется немного поучиться…

– Чо‑о‑о?.. – пренебрежительно тянет он. – Сроду я не учился. Я и на Малолетке‑то за партой никогда не сидел…

– Этому ты будешь учиться, и очень охотно, – обещаю я. – Стволы. У нас они есть – и вам придется узнать, как ими пользоваться.

Сивый крякает и одобрительно глядит на меня.

– Эх‑х‑х, мать… А ты умеешь удивить, Лис. Еще тогда, когда четырехсотый весь модуль на уши поставил…

Я киваю. Ты еще и не так удивишься, бар‑р‑ран…

Сивый ушел – и теперь я сижу в Смотровой у Дока. А плотный у меня сегодня график… Напротив меня Гадя – Док уже окончил осмотр и она уже слезла с гинекологического кресла. Меня при взгляде на этот агрегат слегка кошмарит – слишком уж он похож на пыточную дыбу…

Гадя – это Гадюка. Звучит ржачно – но мало кто из бугров будет смеяться над гран‑маман нашего Борделя. С Гадей особо не пошутишь – ответная шутка, в виде прошмандовки с сифилисом, подложенной тебе в кровать, будет куда смешнее. Только не для тебя.

– Мне кажется, вы охренели, Лис, – говорит Гадя. Мы говорим с ней с глазу на глаз, она потребовала это сразу. Так вроде и лучше – эта тощая лысая паскуда чувствует себя увереннее.

– Нисколько.

Гадя качает головой.

– Я ничего не буду решать сейчас. Но ты можешь не стрематься – я ничего не скажу капо. У меня только один вопрос – для чего в этом деле нужны будут мои девки?..

Хороший вопрос. Честно сказать, я не обсуждал это с Комбригом – но помню, что он говорил. После хорошего траха мужик внушаем…

– Нам будут нужны все люди, – говорю я. – А твоих девок можно использовать как разносчиц. Только не того, чего они привыкли – всяких там мондавошек, гонорей и прочей пакости, – а слухов. Нужно, чтобы по Гексагону поползли неясные слухи – что‑то готовится. То ли восстание, то ли еще какой кипиш… Но что, кто и где – неизвестно. Пусть твои бабы как бы невзначай заговаривают с клиентом… – я меняю голос, пытаясь подделаться под бабский фальцет и пищу: – Ты знаешь, дорогой, сегодня мне Мальвина сказала, что ей сказала Виолетта, что слыхала от Элеоноры, как Эллочка обсуждала с Клариссой… Ну и так далее. Поняла?

Гадя расплывается от уха до уха.

– Это мы можем… Это прям по нашему профилю.

– Это первое, – продолжаю я. – А второе… Когда вспыхнет – нужны будут помогальницы на баррикадах. Прежде всего – медсестры. Перевязка бойцов и тому подобное… У тебя есть и смелые девки, есть и полные оторвы. Пусть не только передком поработают…

– Я подумаю, Лис, – повторяет Гадя.

Еще одна подумальщица нашлась. Впрочем, у меня есть догадка, чем ее взять… Не давить, вовсе нет. Здесь другое… Сука, заведующая Борделем, не ложится под номеров, приходящих с талоном. Сука имеет на это право – такова ее привилегия. И отсюда вопрос: зачем ей нужен осмотр в гинекологическом кресле? Это первая, пусть и пока еще зыбкая, моя догадка. И буквально сразу я вижу подтверждение… Я кошусь в сторону редкости – настоящего блокнота, лежащего на столе. Док не оставил бы его просто так – он знает цену бумаги в Гексагоне. Я присматриваюсь – и читаю запись о нашей гран‑маман, написанной твердым, хорошо разборчивым почерком Дока. Ах ты ж едрить тебя в гланды…

– Охереть… – пораженно говорю я. – Вот это нихрена себе подача…

– Ты это чего?.. – Гадя настороженно глядит на меня… и взгляд ее падает на блокнот. И она видит то, что вижу я.

– Почему ты ходишь на осмотры к Доку, Гадюка?

Она мнется и злобно зыркает на меня. Но я уже увидел все, что мне необходимо.

– Ты хочешь оставить ребенка?

Гадюка залетела! Она залетела – и сейчас, вместо того, чтобы давным‑давно сходить к Доку на аборт, чего‑то телилась! И я наверняка понимаю, чего…

– От кого он?

Гадюка какое‑то время смотрит на меня – и, отвернувшись, чуть слышно шепчет:

– Крюк…

– Ты хочешь оставить ребенка? Хочешь?!.. И жить со своим мужиком нормальной семьей!

Женщины всегда остаются женщинами, и даже на глазах самой настоящей первостатейной злобной паскуды вроде нее могут блестеть слезы. Она кивает. И теперь ждет чего‑то от меня.

– И ты хочешь стать матерью? Родить и вырастить?

Она снова кивает. Самые дикие надежды частенько заставляют делать невозможное – и, глядя на плачущую бордель‑маман, я понимаю это как никогда ясно.

А еще мне ясно кое‑что другое. Гадюка теперь точно с нами.

Перед самым отбоем ко мне снова заходит Док. Он опять пыхтит своей душистой хреновиной, зажатым в руке аппаратом, из которого торчит мундштук, – и я вспоминаю свой давешний вопрос. Я, кстати, так и не получил на него ответа. Как глубоко законспирированный разведчик, крот, который должен иметь мощнейший мозг, способный запоминать, анализировать, сопоставлять тонны информации – и выдавать результат! – ухитрился сохранить его, ежедневно упарываясь всякой хренотенью?..

– Не быть тебе шпиёном, братец Лис, – смеется Док. – Это же очевидно, дорогой ты мой человек! Я ни разу в жизни не пробовал ни одного кубика этой дряни!

Я растерян.

– Но как же…

– Я просто очень хороший имитатор, – он расслабляет мышцы лица… и передо мной уже совсем другой Док. Даже не Док – а наркот, ужравшийся в слюни. Мятая морда, отвалившаяся челюсть и даже струйка слюны из уголка рта, ползущая по подбородку. – Щ‑щ‑щто тепрь скжщь, – глотая гласные, вопрошает он – и, мелко потряхивая башкой, пытается сфокусировать на мне свой мутный взгляд. – Произвож… Призвж… Прзвжу впчштление?..

Признаюсь. Поражен. Его не отличить сейчас от множества упившихся в мясо завсегдатаев Норы. Да что там завсегдатаи! Его не отличишь от того самого Дока, которого я регулярно вижу в Норе именно в таком состоянии! Того и гляди песни горланить начнет…

Я развожу руками.

– До‑о‑ок… Ты просто мастер перевоплощений…

Он ухмыляется – и снова превращается в собранного бодрого пожилого мужика.

– Ладно, с этим разобрались. Теперь слушай. Завтра нам предстоят три очень важные встречи. Очень важные! Первый – Шашлык. Вызван на предмет осмотра застарелого артрита. Уж кого‑кого – а его совершенно необходимо перетянуть. Соображаешь?

Я киваю.

– Понятно дело. Жрать‑то все хотят…

– Война войной – а обед по расписанию, – кивает Док. – Но это не самое главное… Догадаешься сам или подсказать?

Я смотрю на него и пытаюсь соображать. Голова к вечеру работает плохо – может быть, это последствия сотряса, может – напряженного дня. А скорее – и то и другое вместе. Но я честно пытаюсь понять, чего же хочет от меня Док.

Шашлык – старший повар нашего Пищеблока. Он же и старший бугор. От жрачки зависит очень многое – кто будет кормить бойцов, если бой затянется и перейдет в позиционный? Опять же – Шашлык и завскладом, где хранятся вкусности: рационы с их тушняком, шоколадом, чаем, сгухой и прочей канителью. Понятно дело – все это для капо. Но революция на то и революция – экспроприация и распределение благ. Подбодрить бойцов на позициях, раздав по банке самых настоящих консервов, – это ли не ценно?.. Кстати. Сдается мне, именно там у капо нашего модуля и припрятан самогонный аппарат. Сахарок‑то вот он, рядом, далеко носить и палиться не нужно. А застукают – так взятки гладки: это все пищеблоковые, пидоры, машинку измудрили. Им под нож и идти. Так что если есть самогон – можно и по соточке бойцам перед дракой. Тоже смелости способствует…

Я выдаю свои соображения – но Док с хитрым прищуром качает головой.

– Оно так. Но не только. Комбриг велел передать, что это один из самых важных контактов. Придется тебе наизнанку вывернуться – но сделать. Так что? Подсказать?..

И он, сложив пальцы щепотью, трет ими друг о друга. Типа, посыпает что‑то.

Ну конечно!

– Травануть капо… – медленно говорю я – и сразу же понимаю, какой пласт геморроя отваливается с потравой.

Док откидывается на спинку стула.

– Конечно. Шашлык кормит с рук весь модуль. И капо тоже. И котел у них – отдельный. Даже если травануть дежурную смену – уже на треть черножопых меньше. А ведь есть и долгоиграющие яды. Я умею делать…

– Капо лягут все разом!

– И не только. Из этого мы тоже извлечем пользу. Но для этого нам нужен Шашлык.

– Постараюсь, – говорю я.

– Уж постарайся, – кивает Док. – Это первое. Второе. Вольтампер. Знаешь такого?

Я киваю.

– Конечно. Пересекались.

Вольтампер – бугор энергетиков. Эти ребята обслуживают высоковольтную подстанцию в нашем Северном модуле. Я, конечно, не знаю всех тонкостей – но рубануть электричество и обесточить модуль в нужный момент может быть вполне действенной мерой. Наверное. Впрочем – это Комбригу решать. А мне – заниматься своим делом, тереть с Вольтампером. Чем его брать? Хер знает. Нужно крепко думать. Но время до завтра еще есть, да и наши революционные вожди наверняка подскажут, чем подмазать.

– И третье. Вчера днем Васька смогла подкатить к Технологу. Ты ведь знаешь, что электронщики дружны с оружейниками?

И снова ему удается меня удивить.

– Эге ж… Сестренка времени не теряет…

Он одобрительно кивает.

– Молодец, девка.

Не то слово. Технолог – бугор оружейников. Оружейники у нас закрытая каста, приподнятая над остальной крысиной массой. Так же как и энергетики, так же как и повара. Фактически – это ИТР, инженерно‑технические работники. Это как раз те ребята, кто на Малолетке не курил бамбук и не дрочил вприсядку – а учился и постигал знания. И я вполне признаю, что своими знаниями и полезностью машинам каста ИТР заслужила чуть лучшую жизнь, чем обычные номера. И они вполне ею пользуются: у них другая еда и другие развлечения, у них другие шлюхи – чище и красивее. У них даже не камеры, а кубрики по четыре! Как у капо. Но все же и им нужна свобода…

– Короче – он заинтересовался, – продолжает меж тем Док. – И это – самый важный наш клиент. Самый нужный! Но у него условие – желает переговорить с самим Комбригом. Потому завтра ждем его в гости. Прикрытие проще некуда – Технологу ближе к сорока, у него куча болячек, а как спец он совершенно необходим Гексагону. За ним гораздо больше ухода – и потому он проходит у меня регулярные осмотры. Так пусть завтра будет внеочередной.

– И Комбриг придет? – удивляюсь я. – Вот прямо сюда спустится, в Медчасть?

– С Шашлыком поговоришь сам. Технологу нужен Комбриг. И с Вольтампером тоже тереть будет он. Ну и ты поприсутствуешь.

– А как же твои стукачки? Ты вроде говорил, что в Медчасти есть засланные…

Док разводит руками.

– А выход? Говорить нужно так и так. Мое хозяйство – самое безопасное место. К Хрычу он вряд ли пойдет – с каких херов ему лезть куда‑то по грязным тесным коридорам? Он ведь тоже соображает… А что если все это подстава? Надо оно ему? Нет. Придется беседовать тут. Рисковать. Ну да ничего, меры безопасности кой‑какие примем. На время переговоров запрем всех по кубрикам, даже персонал – чтоб ни души в коридоре. Сам прослежу. Типа кварцевание коридора, и не колышет. Всем ша по нарам. Поссать – в утки, посрать – погодят.

– Если уж коснулись темы подозрений… – медленно, размышляя, говорю я. – Сегодня у меня уже было пятеро. Желтый, Сивый, Гадя, Красный и Дрозд. По сравнению с Технологом или Шашлыком это мелкие сошки… Но ты по одному, по два вызываешь людей в Медчасть… Не нарваться бы.

Он кивает и поднимается.

Донесения и рапорты

Observer to Curator Scaparotti Administration.

Report№1124‑07/11/2159.

Категория секретности: Secret‑000.

Категория срочности: !!!!!

Настоящим докладываю.

Получена информация о планирующейся внешней атаке объекта «Завод». Точные силы, средства и сроки на данный момент неизвестны. Однако есть все основания полагать, что атака будет синхронизирована с началом горячей фазы операции «Гроздья Гнева» (а именно – попыткой восстания).

Повторно направляю вам запрос на отправку в мой адрес дополнительных сил и средств в виде 10th Mountain Division.

Доклад окончен.

Прошу подтвердить получение данного пакета информации.

Scaparotti to Observer.

Доклад принят.

Ставлю Вас в известность, что согласно донесениям разведки в регионе на данный момент отсутствуют силы и средства противника. Тем не менее мы рассматриваем вариант о скрытном проникновении.

Данный вариант будет отработан в ближайшее время, результаты сообщены Вам. Также по результатам данной проверки будет принято решение по Вашему повторному запросу о 10th Mountain Division.

Ждите решения.

Прошу подтвердить получение данного пакета информации.

Глава 13. Лис. 27 дней до

План, который выдал накануне Док, ночью претерпел небольшие изменения. Комбриг и Док – и, скорее всего, Армен – общаются друг с другом через выделенный канал на коммуникаторе – и наверняка болтают там часами, планируя и обдумывая наши планы. Эту связь не отследить – она шифрована и осуществляется через те самые изолированные от Завода, спрятанные где‑то в стенах, ретрансляторы НП‑2. И уже по подъему в восемь утра – в восемь утра, мать вашу, в Медчасти можно валяться до восьми! – Док сидит у меня в кубрике и информирует о новостях.

– Комбриг сказал, что я должен быть вне всяких подозрений. И это правильно… – он задумывается на короткое время и начинает теребить свою козлиную бороденку и почесывать переносицу, пропихивая палец под дужку очков. – Решение таково: на тот период, пока вы будете общаться с нашими сегодняшними гостями, я должен исчезнуть из Медчасти. Если вас накроют без меня – это хоть и потеря, но терпимая. Уйдете Тайными Тропами. Но если накроют нас всех – мы потеряем Медчасть. Наше самое главное прикрытие. И это будет очень тяжелый удар.

Я слегка растерян.

– А как же кварцевание? Кто объявит, кто проведет? Стукачки же!..

– Дело не только в стукачках, братец Лис. Понятное дело, с этой стороны мы обезопасимся, разгоним всех по шконкам… Дело еще и в наших гостях. И Шашлык, и Вольтампер, и Технолог – это ИТР. Это, уж извини, не безмозглые бугры общих отрядов. ИТР – это близость к капо. Они нужны нам – но и нельзя исключать, что кто‑то может оказаться засланным. И ладно, там, Шашлык с Вольтампером… Они идут на профосмотр, они не в курсе предстоящего общения, и шпионские штучки им не за чем. Но вот Технолог целенаправленно придет на встречу с Комбригом. И на нем вполне может оказаться микрофон – или, чего хлеще, мини‑камера. Как с этим быть? Не шмонать же на пороге.

– Неуважение… – вставляю я.

Док кивает.

– Да. Не выход. Но и я ни при каких условиях не должен мелькнуть в кадре. И лучше если я на это время совсем исчезну из Медчасти. Это моя отмаза. Случись кипиш – я вообще не при делах: ушел по собственной надобности – а тут вы, хреновы рэвольцьёнэры, сходняк устроили… Совещание на конспиративной квартире.

Это и впрямь хреновый расклад. Согласен.

Я сплевываю.

– Опасно, с‑с‑сука…

– Опасно. Но разве ты не знал, на что идешь?..

Сказать на это нечего. Конечно, знал. Так разве я иду в отрицалово?.. Нет. Просто констатирую факт. В ближайшие декады две‑три мы все будем ходить как по лезвию. Ошибся в человеке, не смог убедить и уболтать, допустил слабину, неуверенность, которая кинула его в объятия капо, – и ты труп. Или беглец. Что для нашего дела почти одно и то же.

– Хорошо. Но от кварцевания все же отказываться не стоит… Чтоб никто не шарился.

– Кварцевать будет Рита.

– Она знает о нашем деле? – настороженно справшиваю я.

– Кой во что посвящена, – уклончиво отвечает Док.

Ритка. Я, конечно, ничего не имею против нее – но не перебор ли? Чем меньше народу знает – тем оно все ж лучше. Посвящать в серьезное дело бабу… Впрочем – это не мне решать. И я ограничиваюсь только одним вопросом.

– Ты в ней уверен?

Док усмехается.

– Абсолютно. Так же как и в том, что на тот период, пока в коридоре будет включена лампа, – ни одна живая душа из кубриков не вылезет.

Так оно и выходит. Ритулёк – баба строгая, и все знают, что в хозяйстве Дока его правая рука. Подчинение беспрекословное – даже два капо из ЮЗ‑модуля, лежащие один с геморроем, а другой с простудой, ворчат, но следуют инструкциям.

Кварцевание проходит регулярно – и здесь трудно заподозрить персонал Медчасти в темных делишках. У Ритки инструкции – ни на минуту не отклоняться от графика, чтоб исключить малейшие вопросы. И она выполняет распоряжение скрупулезно.

Я сижу в своем пятом кубрике и слышу в коридоре ее голос.

– Первый кубрик! На выход! Занимаем одиннадцатый! На время кварцевания чтоб ни одно тело тут не шаталось! Открытым остается только кварцуемый кубрик, остальные запираю!

– А как же поссать, там, или еще чо… – скулит кто‑то.

– Перетерпишь! Ну?.. Шустрее! Все вещи тут оставляем, на полчаса переселяемся в одиннадцатый!

Топот в коридоре затихает, я выхожу в коридор и перемещаюсь в Смотровую – а спустя буквально пять минут дверь открывается и заходит Шашлык. Я поднимаюсь, делаю шаг ему навстречу – надо ж продемонстрировать уважуху дорогому гостю – и широким жестом указываю на креслице, которое специально для гостей приволок дежурный. На морде у Шашлыка непонимание, он оглядывается на Ритку – но та делает успокаивающий жест и запирает дверь.

Присаживайся, гость дорогой, беседовать будем…

– …Ты в своем уме, Лис? – услышав наш глобальный план, Шашлык смотрит на меня как на идиота. – Тебе башню перед Лабиринтом повредили или уже внутри?

Я морщусь.

– Шашлык. Давай вот только не будем…

– Да хули «не будем»?! Ты предлагаешь устроить самую настоящую революцию! – он в удивлении разводит руками. – Это даже не глупо. Это… Это же бред чистой воды!..

Я смотрю на него – и вижу самого лютого врага нашей операции: стабильность и довольство. Шашлыка можно понять – он держит пищеблоковый персонал в кулаке и имеет все необходимое. И даже сверх того… А вместе с ним от щедрот имеют и его крысюки. И на кой ляд им нужно участвовать в самоубийственной мясорубке? Комбриг был прав, озвучивая этот вариант.

– …это же полнейшее безумие, – продолжает Шашлык, разглядывая меня с неожиданным интересом. – И мне довольно любопытно, Лисенок, откуда это взялось в твоей башке? Ты, конечно, пацан сообразительный – но такое… – он снова разводит руками. – Ты предлагаешь мне подбить моих крысюков на бунт, попытаться завалить капо, навалиться всей кучей на контроллеров, как мясо, кинуть людей под сталь? Ради того, чтобы ты и кто‑то еще, добравшись до оружейки, – а это еще бабка надвое сказала – смогли вооружиться и показать нашей чернозадой швали кто тут хозяин? Ты предлагаешь мне поверить в возможность победы над машинами и захвате Гексагона?.. Но даже если и так… Вот оно мне надо? Мы живем сытно и довольно сносно. Жрать есть всегда – и не тот паек, что растят на компосте, а настоящее. Рационы. Чистая вода. Самогон. Бабы. У нас все это есть. Что ты можешь предложить мне вместо спокойной жизни?

Я понимающе киваю. Человек, который живет сносно, вряд ли захочет менять свое положение. Как там сказал Комбриг?.. Лучше синица в руках, чем журавль в небе? Вроде бы. Но вся шняга положения Шашлыка в том, что синица может выскользнуть даже из крепко сжатых ладоней…

– Ты думаешь, я один? – склонив голову на бок, спрашиваю я. – Ты думаешь, предложение исходит лично от меня?

Шашлык затыкается – и теперь смотрит на меня о‑о‑очень внимательно. Кажется, он удивлен уже по‑настоящему.

– Кто же в деле?

– В деле силы куда более могущественные, чем ты можешь представить. Что такое Гексагон? Гексагон – всего лишь один из объектов, которые держит Смотрящий и силы за ним. Но кроме них есть и другие силы… – я делаю значительную паузу – и вижу в глазах Шашлыка неподдельный интерес. – Не так давно в Гексагоне появился человек. Помнишь недавнюю остановку работ и шмон? Это по его душу. Ты еще встретишься с ним – если, конечно, дашь согласие… За ним – армия. Нам нужно только поджечь. Понимаешь? Поджечь – и продержаться. Стянуть на себя силы. До тех пор, пока снаружи не ударят и не пробьются к нам на подмогу.

Бугор Пищеблока молчит и задумчиво смотрит куда‑то сквозь меня. Он оценивает. Думай, Шашлычок, думай. Я сказал тебе лишь первый пункт из заготовленных. Но есть и другие – и я обязательно озвучу все. Таких, как ты, Комбриг не дал мне ломать самостоятельно – такие, как ты, были предварительно оценены и для каждого выбран самый вероятный сценарий вербовки. Сказано же Комбригом: кто владеет информацией – тот владеет миром.

– Я человек не очень‑то доверчивый, Лисенок, – Шашлык очнулся и теперь снова вопросительно смотрит на меня. – Внешние силы… – он словно пробует эти слова на вкус. – Маловероятно. Гексагон стоял сотню лет – и вдруг с нихера кому‑то понадобился?.. Вот прям чую лажу.

Я пожимаю плечами.

– Ты можешь чуять все что угодно. Но факты говорят о другом. Уже сейчас мы имеем сотню стволов. И все это – с подачи того человека. Уже сейчас мы работаем над увеличением численности… – тут я немного привираю – но самую малость, только лишь в сроках. Потому как абсолютно уверен, что рано или поздно эти сотни стволов будут у нас. – Уже сейчас идут работы по подготовке к подрыву не только Северного модуля, но и остальных. Крысюков в Гексагоне девяносто тысяч. Противника – от силы десять. Да и то распылены по модулям. Соображаешь?

Шашлык молчит и с отсутствующим видом барабанит пальцами по нижней губе. Задумался, шкура…

– Есть и еще нюансы, – продолжаю я. – По агентурным данным… – здесь я снова делаю паузу, давая ему осознать мою причастность и вникнуть в это охеренно крутое словосочетание – «агентурные данные», – машины и кадавры не будут выступать единым фронтом. Они расколоты, подчиняются разному начальству. Машинами заправляет искуственный интеллект Завода, кадаврами и капо – Смотрящий. Человек. Разногласия зашли слишком далеко, и в предстоящей мясорубке каждый будет за себя.

– А другие механизмы? – спрашивает Шашлык, и я понимаю, что он уже подается. – Те, которые на Заводе. Я редко поднимаюсь – но видел. Эти, как их… бармалеи, там… большие платформы… да и остальные…

– Им запрещено спускаться в Гексагон, и Завод не может обойти запрет. Да там и своих забот будет достаточно – когда ударят снаружи, им уже будет не до нас. А скорее даже и КШР наверх оттянутся.

– Ишь чего, ты подумай… – удивляется Шашлык. Он уже утерял ту уверенность, с которой сидел передо мной в начале – и я понимаю, что момент настал. Пора выдернуть у него из рук синицу, оставив только журавля в небе. За которым он и потянется.

– Короче. Думай, Шашлык. Думай. Механизм уже запущен. Подготовка ведется. Организуют ее люди куда более грамотные в этом деле, чем я. Если хочешь – я устрою вам встречу. И знай: с тобой или без тебя – мы все равно запалим Гексагон. От тебя уже ничего не зависит. Вообще ни от кого ничего не зависит. Теперь только вперед. Но как только начнется – останется только один принцип: кто не с нами – тот против нас. И для тебя же будет лучше, если ты окажешься по правильную сторону баррикад.

Шашлык снова молчит – и по его хмурой роже я вижу, что синичка рвется на волю. Сытая и довольная жизнь ускользает – и теперь остается только тянуться за журавлем. Всё или ничего, Шашлычок. Всё – или ничего.

– Что будет после? – наконец спрашивает он. – Вы думали об этом? Я не говорю о том, что ляжет куча народа; я даже не говорю о том, что всех нас ждет абсолютное изменение нашего гребаного уклада… Да, пусть и гребаного – но уже давно устоявшегося и привычного. Вот, мы победили. Но что потом?

Потом? Молочные реки, сука, и кисельные берега! Вот что. Откуда я знаю? Мы почему‑то не говорили об этом с Комбригом – но, как я понимаю, Гексагон возьмут под себя другие силы. Те, что стоят за ним и такими, как он. Ведь он говорил, что Гексагон нужен им. Мы будем свободными! И это всяко лучше, чем, не видя жизни, пахать на Завод и Смотрящего.

– Потом ты будешь свободен! – говорю я. – Понимаешь? Мы никогда не знали, что такое свобода. Свобода – это когда нет решеток и замков, нет капо, которые в любой момент могут отмудохать тебя дубиной, и нет контроллеров, которые следят за каждым твоим шагом и готовы всадить в тебя заряд картечи. Свобода – это когда ты жрешь нормальную еду, а не то говно, которым пичкает нас твой Пищеблок. Свобода – это когда ты спишь сколько хочешь и когда хочешь; и спишь в своей берлоге, а не в общей камере. Свобода – это когда нет вони сотни чужих ног, никто не пердит сожранной за ужином пайкой и никто не пиздит сам с собой во сне. Свобода – это когда ты встаешь не по подъему и ложишься не по отбою. Свобода – это когда ты никому ничего не должен.

Он смотрит на меня – и вдруг горько усмехается.

– Это не всегда так, Лис. Ты молод. И ты всегда жил в Гексагоне. Но я – нет. И я знаю свободу с другой стороны. Свобода – это когда ты постоянно голоден и ищешь пожрать. Хотя бы один раз в день. Свобода – это когда ты должен защищать себя сам, когда тебя трясет от ужаса от грохота шагов идущей по тоннелю машины. Свобода – это когда вся ответственность за тебя, за твою семью и детей лежит только на тебе. Свобода – это когда ты должен им. И поверь мне… Очень многие готовы променять такую свою свободу на кормушку и спокойствие.

– Но согласись: неплохо иметь все то, что перечислил я – и не иметь всего того, что перечислил ты. Именно это и дадут нам те, кто придет на место Смотрящего и машин.

Шашлык медлит – и тяжело кивает.

– С этим не поспоришь. Но дадут ли?..

Это уже частности – и я не обращаю внимания на эти слова. Шашлык уже поддался, он уже задумался – и задумался крепко. И я решаю, что пора бы уже поставить точку в этом выборе…

– Так что? Ты с нами?

– Кто может подтвердить то, что ты здесь наговорил? – хмуро спрашивает он.

Я молчу и думаю. Насколько велики мои полномочия? Могу ли я вот прямо сейчас сказать, что Док – с нами? Что с нами Армен? Я понимаю, что этим могу нарушить запрет Комбрига… но кто такой Лис по сравнению с Доком? Док – это величина. И Армен. И если сказать, что подписаны – не станет ли это тем перышком, которое, наконец, сломает горб этому упрямому верблюду? Меня вдруг начинает разбирать злость… С‑с‑сука! Зря Комбриг оставил меня один на один с этим хером! Нужно было ему самому! Но что же делать? Сказать – или нет? И, понимая, что это целиком и полностью мой риск, я решаюсь.

– Док для тебя авторитет? Или, может, Армен?

И… я вижу, что угадал – бугор Пищеблока окончательно сражен.

– Они тоже?!..

– Да. С нами. Сейчас Дока нет, переговоришь с ним в другое время. Он подтвердит.

– Твою же ж ма‑а‑ать… Вечерок перестает быть томным, а заварушка обещает быть интересной…

– Именно.

Шашлык медленно поднимается со стула. Я вижу, он хочет что‑то спросить напоследок – и наверняка понимаю, о чем будет вопрос…

– И вы, конечно, имеете подстраховку на случай, если я обращусь к капо… – то ли утверждает, а то ли спрашивает он.

Я снова угадал. И я отвечаю, смешивая ложь и правду:

– Конечно. Даже если капо и получат эту информацию – они не рискнут обратиться к Смотрящему. Тогда вскроется слишком много компромата. Нора, наши выходные поскакушки, Лабиринт, воровство со складов, покрываемое ими же, – и прочая, прочая, прочая шняга. О‑о‑очень много шняги, Шашлык. Понимаешь, чем это грозит им? Полетят головы. Потому капо будут молчать – и значит, глобальных разборок не предвидится. Более того – им будет выгодно замалчивать любые слухи о восстании. Просто потому, что резня полностью скроет их делишки. Это во‑первых. А во‑вторых – среди капо тоже есть наши люди. Едва только нам станет известно, что ты стуканул, – ты перейдешь в разряд опущенных. Но что еще более вероятно – за тобой придет Комбриг. Вспомни последний Лабиринт, вспомни, что произошло с капо докеров и карланами. Поверь – ему в руки лучше не попадаться.