Текст книги "Мир Дому. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Денис Шабалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 69 (всего у книги 98 страниц)

А что еще он мог сказать?..

Знайка завозился, застонал… Жив! Подхватив ствол научника, Серега стоймя прислонил его к стене. Пакет – к пламегасу, повыше, чтоб жидкость лучше спускалась. Ничего… Небось, не помрешь у меня, вытянем! Снова сместившись к ноге, осмотрел обрубок. Кровило – и даже чуть сильнее прежнего… Оно и понятно – гемокорректор пошел, давление повысилось. Теперь оставалось последнее, самое трудное и муторное – найти источник. При полном разрыве магистральной артерии она сокращается и уходит под мышцы. Вглубь. Прячется. Найти – и перевязать. И… это было невозможно. Просто нереально, и все. Копаться в ране… вслепую, на ощупь, среди рваных, скользких от крови мышц… искать, ошибаясь снова и снова, роясь в этой требухе из разорванного мяса и жил, перебирать волокна, забираясь все глубже и глубже внутрь… Разве что совсем уж повезет – и повезет дико, безумно! Другой вариант – ампутировать еще часть, обрезав ошметки. Найти верхний край артерии и пережать. Но время! На все нужно время! Время, которого нет – Один с Хенкелем продолжали держать противника… И сколько еще смогут?! Помочь бы им, втроем точно управятся! Но поможешь там – упустишь здесь. И это снова был выбор. Или Знайка – или пацаны. И Серега, подавив острое желание взвыть – дико, по звериному! – дернул молнию медицинского рюкзака.

Откуда вынырнул кадавр, Один сразу не понял. Он точно видел, что за валуном укрылся только механизм. В одиночку, без никого! Но спустя мгновение по нижнему уровню вывалился рогатый шлем – и всадил очередью в кромку ребра. Аж искры рикошетов в личину брызнули.

– Плюс один! – заорал Стас, ныряя вниз. – Организм!..

Хенкель, сидящий сзади, махнул рукой – понял.

– За спиной прятался! За спиной!.. – рявкнул он в ответ.

Пожалуй. Уцепиться за механизм в момент обвала – хорошая идея. Этот ломовой бычара и сам выберется, и человека вытянет. И хорошо если он там только один…

– Один – Карбофосу! С буратиной – организм! – доложился Стас. – Уцелел! Как принял?!..

– Принял тебя, Один, принял! Держитесь, пацаны! Держитесь!!!..

Держаться – это понятно. До тех пор, пока командир в бой не войдет. Он что‑то там делал с научником – Стас видел, как, скорчившись между ребер, колдует он над Знайкой – и ситуация была гаже некуда. Оба медика заняты. А ведь и Точка помощь запросил… И командир успеет ли, нет – неизвестно! Ах ты ж дьявол!..

Держаться – это понятно… Но Точке нужно помочь. Обозначил ведь, что один не справится. Дело за малым – пройти простреливаемое пространство галереи от стены до стены. Делов‑то… В первый раз что ли?

Óдин дернул клапан подсумка, нашаривая дым… и замер. Пройти под прикрытием завесы – это ладно… Но ведь можно попробовать забрать хоть одного! Вражины торчали за валуном, вели бой только с ним и Хенкелем – и Точку наверняка не видели, он лежал дальше по правому флангу. Нужно вытянуть их, заставить вылезти… Как? Да просто: обозначиться, показать себя – и под огнем дернуть на правый фланг. Поперек галереи. Заставить их потянуться за целью! Вылезут – тогда и… Это было чертовски рискованно – но по‑другому никак.

– Один – Точке. Живой?..

Молчание.

– Один – Точке! – снова запросил Стас. Неужели в отрубе? Тогда и план сорвется… – Как слышишь?!

– На связи… паршиво… держусь пока…

– Миха, мы к тебе! Щас поможем! Но надо одного отработать! – зачастил Стас. – Ты в глубине, тебя не всекли! Не видят! Мы через галерею рванем, на себя вытянем – а ты бей. Как понял?!

– Держу сектор… жду… – отозвался снайпер. Голос был слаб – похоже, он держался на одной только воле. – Быстрее…

Он сказал что‑то еще – Стас не уловил: от противника пришло длинно и крупно, двенадцатым. Аж прилечь пришлось. Завизжало по кромке ребра, посыпалась окалина, ошметки свинца… М‑мать!.. Тут и без финтов пора сваливать! Двенашкой не пробьет – но может подствольником жахнуть. А то и РПГ. И винегрет.

– Хэнк! Щас светимся – и сразу рвем через галерею! Под огнем! Как понял?!.. – заорал Один. Оглянулся… Леха, выпав из‑за ребра, лежал в проходе – шлем расколот, кровища на полу… Стас зажмурился – всего на мгновение, гоня от себя отчаяние. Не для него очередь. Для Хенкеля. Вот так оно бывает. Раз – и нет бойца.

Ладно. Слова, мысли – все потом. Подхватив пулемет, Стас рванул с низкого, бешено работая ногами. Вот уже середина… вот и ребра правой стены, рукой подать… тройка двенадцатого, пришедшая слева, подбила его почти у цели. Первая в подреберье, взорвав желудок; вторая – через позвоночник, дробя в клочья. Третью он уже не чувствовал – как не чувствовал и жесткого удара о бетон: боль, вспыхнув в самом центре организма, мгновенно сменилась блаженной легкостью… А потом наступила тьма.

– Держу сектор… жду… Быстрее!.. – ткнув кнопку гарнитуры, прохрипел Миха. – Давайте разом, чтоб они точно вылезли…

Последние слова опоздали – из‑за валуна длинно ударило крупным, и шлем Хенкеля, сидящего сзади Одина, взорвался брызгами. Миха вздрогнул, чувствуя иглу там, где должно быть сердце… и продолжал лежать, выжидая цель. Эмоции долой. В ящик и крышкой закрыть. Сейчас они только мешают. Здесь и без них вряд‑вряд справиться…

Ранение вышло очень уж неудачным – залетело под наплечник, в подмышку, наверняка зацепив и артерию. Левая рука быстро немела – и Точка понимал, что без помощи не обойдется. Ни подлезть, ни перетянуть. Ну да ладно, сейчас Стас подойдет, поможет… Мутило – но пока еще он был в сознании. И с такого расстояния – до валуна было чуть больше сотки – вполне способен отработать. Да и невозможно подвести! И когда Один стартовал слева направо через галерею – он буквально с головой ушел в прицел, в зеленое пятно на другом конце ствола.

«Норма Магнум» – калибр убийственный. Без особой сложности сняв двух нерасторопных кадавров в этой новой броне, Миха имел о нем сплошь положительные впечатления. Да что там положительные – восторженные! По связи он слышал пацанов, что семерка пробивает только по околонулевой нормали – но ему самому было грех жаловаться. Практически любое попадание – и туловище летит в утиль. Огневая – что‑то с чем‑то! А при том, что винтовка полуавтомат – так и вовсе! До недавнего времени он и не знал, что такие в природе существуют – попробуй совмести автоматику и высокоточность. А вот поди ж ты…

Он ждал кадавра – но под выстрел по верхнему уровню, куда и торчал стволом, вылез механизм. На одно короткое мгновение Точка почувствовал испуг – а ну как не сможет взять и Стас подставился зря?!.. – но прицел уже встал перекрестием на триплекс и палец давил спуск. Приклад ударил в плечо одновременно с короткой очередью бармалея… и башня взорвалась искрами. Есть! Правда, результата он не увидел – снизу, у самого основания валуна, зашевелилось зеленью округлое и Миха, снайперским своим чутьем опознав кадавра, рванул ствол вниз. Плюс полуавтомата – после выстрела новый патрон уже на месте, целую секунду на рывок затвора не тратишь. Накрыв перекрестием шлем, он сразу, почти не целясь, выстрелил. Снова брызнуло – но уже не искрами. Кровью. Вторая цель долой. Точка устало улыбнулся – дуэль отняла последние силы, кружилась от потери крови голова и перед глазами расцветали загадочные желтые круги – и поднял голову от винтовки, надеясь высмотреть помощь… Óдин лежал справа, почти у самого ребра. Тело порвано надвое, крови – лужа. Не успел. Командир продолжал копаться с научником – временами его шлем то выныривал над ребром, а то снова исчезал – и надежды на него было мало. Хотя, может, и успеет еще. Да пропади оно все пропадом, подумал Миха. Прилягу немного… Самую малость. Подожду. Совсем немного подожду. А там и помощь подойдет. И, устало выдохнув, он прислонился лобовой пластиной шлема к винтовке.

Наконец он ее нашел. Среди месива из мяса, жил, грязи, тряпья и осколков кости – он сумел‑таки нащупать проклятую артерию! Кровь же и помогла – сердце продолжало толкать ее наружу, и место выхода набухло особенно сильно. Словно указывая: копать – здесь. Зарылся – и нашел.

Правда, пришлось повозиться, пока наружу вытягивал – стенки артерии рвались, оставаясь в зажиме кусками, и он все никак не мог надежно ее зацепить. Пришлось и ножом поработать, расширяя проход, отрезая лишнее. Наконец, удалось – и, ухватив поосновательнее, он вытянул тонкую кишку наружу. Зажим в замок, осторожно перевязать… Всё. Минуты три‑четыре ушло – а казалось, вечность.

Знайка все так же валялся в забытьи. И слава богу. Не мешал себя латать. И не орал, как резаный, при виде обрубка. Больше Серега делать ничего не стал, разве что наскоро омыл водой и сыпанул стрептоцидом. Дорезать, дочистить, забинтовать – все потом. Непосредственная опасность миновала, и теперь нужно вытягивать пацанов. Что‑то они притихли… Подхватив СКАР, он развернулся, осматриваясь – пока занимался мелким, ни до чего было, весь с головой ушел… и зарычал, чувствуя, как нутро дерет раскаленными когтями. Обоймы больше не существовало.

Неподалеку, разорванное почти пополам, лежало тело Одина. У противоположной стены – Хенкель в луже крови. Не отзывался и Точка – и когда Серега выглянул, пытаясь разглядеть его сзади – увидел снайпера, уткнувшегося в свою новую винтовку. В транзитной стояла оглушительная тишина. Всё еще крутилась в воздухе пыль и воняло гарью – но ни единого звука, кроме его шагов и дыхания. Завал тоже был мертв. И два тела – огромное, машины, и мелкое на ее фоне, кадавра – говорили о том, что и там шуметь некому. Уделали все‑таки…

И, стоя посреди галереи, в этой абсолютно мертвой, безжизненной тишине, Серега почувствовал, как его начинает разламывать пополам. Надвое, словно трещиной по сердцу. Пока бой – все чувства загнаны внутрь. Загнаны – и забиты пробкой. Мешают они в бою. Но теперь…

Теперь их осталось двое. Пропал с той стороны завала Злодей с пацанами и Тундра. Легли под завалом Маньяк и Гоблин. Где‑то на шлюзовых горизонтах остались Немой и Дровосек. Еще ниже – Ставр и Мудрый. Тринадцатый. Бурый с Ажуром… Джунгли присосались к обойме, вцепились, как клещ‑кровосос – и сосали, сосали, сосали… По одному. По двое. По трое… До тех пор, пока не высосали до капли.

Рванув шлем, Серега стащил его с головы – не хватало воздуха. Тело не слушалось – как‑то разом ослабев, словно выдернули осевой стержень из позвоночника, он где стоял, там и сполз задницей на бетон. Грохнуло, покатился в сторону стальной купол с личиной‑черепом, упал СКАР… Да и плевать. И на УПЗО, и на коллиматор. На все плевать. Ухватившись обеими руками за голову, он зарычал – адреналин уходил, а вместе с ним приходило осознание. Обойма была мертва, и все было кончено. Навсегда. И не было спасения от боли, разрывающей душу, и не было спасения от смерти.

Это он привел их сюда. Это он тащил их вперед своей командирской волей. Это он понукал и подгонял, уговаривал, угрожал, приказывал. Все это – он. Именно он и в ответе за смерти. Не по себе задачу принял, не по себе ношу взял. Напрягся – да надорвался. И каких ребят загубил!.. Тридцать человек! Как на подбор, один к одному! Товарищи. Братья…

– Всех положил… – ударив судорожно стиснутыми кулаками по голове, прохрипел Серега. Слова давались с трудом – грудь стиснуло спазмом, воздух застыл и словно твердый острый ком царапал душу… – Всех! Какие пацаны были!.. Какие люди!.. Гвозди – люди… Ах ты ж баран тупорогий… Приказ выполнял!… Ах м‑м‑мудак… Выполнил?.. Стоило оно того?!..

– Стоило… – хрипло прокашляло сзади. Серега, опомнившись, резко обернулся – от стены на него смотрел Знайка.

– Всех, Знай. Всех… – чувствуя в голове только лишь звенящую пустоту, медленно проговорил Сотников. – Всех до единого… Нет у меня больше обоймы. Теперь я – Наставник…

– И что? Все, расплылся? – сплюнув – слюна повисла на подбородке – злобно вопросил научник, глядя мутными от наркоты глазами. – Я вот ногу потерял. Да, уже вижу… Соберись! Командир ты, бля, или кто?!

– Командир?! – Серега поднял голову и захохотал – страшно, с натугой выгоняя застывший воздух из легких. – Какой я теперь командир?! Где – команда?! Всех убил!

– И что?! – заорал Знайка. Сейчас он был похож на маленького дьяволенка – в крови, в грязище, да еще ирокез посреди головы рогом торчит. И морда соответствующая – оскаленная, злющая. – Ты! Говно! Срань жидкая! Вояка ты – или кто?! ПСО – или кто?! Ты же вместе с ними дрался до последнего! Ты же не прятался за спины! Ты же меня вытащил! Ты же за каждого из них глотки рвал и сталь перемалывал! Да, легли! Но ты же знал, что и такое может случиться! Знал ведь?! Или проскочить надеялся?!..

Серега молчал.

– Может, застрелишься еще?! – с той же злостью продолжал Илья. – А что… патроны есть! Жми! Пистолет дать тебе? Или у тебя свой?

– Свой… – машинально ответил Серега – и, сообразив, что ляпнул, криво усмехнулся.

– Я вот что тебе скажу! – продолжал научник чуть приподнявшись на локте. – Я – такой же боец обоймы! И я тебе как боец скажу – за дело легли! Не просто так! Все вместе шли к одной цели! За одно дело рубились! И не ты ли говорил – помнишь?.. тогда еще, в самом начале!.. Букашу говорил!.. – что это и есть самая почетная смерть! Когда в бою, когда за правое дело, за своих!

– Говорил?.. – уныло вопросил Серега.

– Говорил! – сипло рявкнул Знайка. – И что теперь?.. Расквасился!.. Так ты, получается, сам не верил в то, что говорил?!..

Серега молчал. Да, говорил. И да, верил. И тогда верил, и теперь. Но разве убавит это ноши? Разве отнимет хотя бы грамм с того камня, что лег на душу – и прижал, притиснул к земле… Ведь каждый из пацанов расстался с одной жизнью. Своей собственной. А он, командир, – все двадцать пять через себя пропустил…

– И пистолет я тебе не дам! – видя, что друг продолжает сидеть земле, в полный голос заорал вдруг мелкий. Поперхнулся, закашлялся сухим горлом, нашарил губами нагубник гидратора… – Да я сам тебя, сука, замочу, если не встанешь! Идти надо! Мы, считай, на финишной! И я так просто подыхать не собираюсь! У меня еще здесь дел по горло!..

– Может, и дойдем. Туда. А обратно?..

– И дойдем – и вернемся! Дом – ждет! Обойма легла – да, паршиво! Погано на душе, мерзко! Но люди там внизу – ждут! Понимаешь?..

– Ты мне не распедаливай… – медленно ответил Серега. Он уже приходил в себя – помогали слова, а больше, наверное, та ненависть, которая осязаемо текла из мелкого. – Я всё сам понимаю. Но я тебе говорю… До цели – триста километров. Даже если мы дойдем – как обратно? Воды нет. Жрачки – нет. Патронов… – он оглянулся по сторонам, – ладно, патрон соберем… Но это же минимум! Тебя вот еще тащить…

– И что предлагаешь? Тут остаться? – спросил Илья и с издевкой. – Или пистолет?..

Сотников отмахнулся.

– А иди ты…

– А помнишь, как из Джунглей на Инициации выползал? – прищурился Знайка. – Ты как тогда – думал, что не сможешь? Или пер вперед – день за днем, шаг за шагом? Где тот Карбофос? Сдулся? Был – да весь вышел?!..

Эта оплеуха подействовала похлеще боевого транквилизатора. Сдулся?.. Хрен те в глотку, тварь мелкая. Не дождешься. И никто не дождется! Да, обоймы больше нет. Но Карбофос – остался. И остался этот мелкий злобный черт, который словно специально доводил его сейчас до бешенства. И раз есть хоть часть обоймы – пусть даже малая часть! – приказ должен выполняться. Так всегда было в ПСО – и так оно будет.

– Так что?.. Идем? – подняв глаза на друга, хмуро спросил Серега.

– Идем, – решительно кивнул Илья. Силы его, казалось, прибывали с каждой минутой – и он уже даже и привстал, опираясь на руку и внимательно глядя на товарища. – Не должна обойма зря погибнуть. А если не дойдем до нулевого – значит зря. Понял? Значит надо добраться! Обязательно дойти! Умри – но сделай! Собирай шмурдяк, все что найдешь – и вперед!

– Немного найдется… – горько ухмыльнулся Сотников. Он уже стоял на ногах – стоял твердо, без единого следа ватности в коленях – и осматривался. – Патронов соберем. На двоих этого добра валом. Вода у кадавра должна быть. Литра три. И жрачка. И медицины у обоих. С пацанов еще снимем. И тебя вот надо доштопать…

– Доштопаешь, – кивнул Знайка. Включив фонарь, он посветил на ногу, разглядывая обрубок опытным глазом. – Пока терпит. Всадишь еще бодрящего – и доштопаешь. Обкорнать ещё придется… Нам бы повозку соорудить, припас тащить. Да и мне на повозке удобнее будет.

– Это уж, брат, как получится, – покачал головой Серега. – Если что – волокушу. Жопой кочки пересчитаешь. Так тебе и надо, – мстительно проворчал он. – Ишь ты – еще орал на меня. Падла мелкая… Это я, что ли, срань жидкая?!..

Знайка ухмыльнулся и устало откинулся на спину.

– Отживел. Ну слава богу… Давай, собирайся. А я полежу ещё…

Погибших бойцов Серега трогать пока избегал. После. Перед самым уходом в землю уложит. Сначала – враг. Да и профессиональный интерес проснулся – и снаряга кадавра, механизм незнаком, жизненно важно посмотреть.

Первым делом обшарил машину. Толщину основных элементов установить сходу не удалось – тот же нагрудники или лобовая на головной части труднодоступны, вскрывать надо – но бедренные и плечевые панели разглядеть сумел. Десять миллиметров минимум. Внушительно… Судя по габаритам – модель явно меньше двухтонника, аналогия пятисотого. Пехотный вариант. Но у КШР‑500 броня конечностей пять‑семь миллиметров… А здесь почти в два раза больше! И броня корпуса наверняка тоже. Более защищенная от мелкого калибра, неуязвимая для семерки. Серега вздохнул – пехотой эту штуку не повалишь. Только тяжами. Или снайпер грохнет – Точка же смог.

То же касалось и бортового вооружения. Пятисотый имел пулеметы под семь‑шестьдесят два. Здесь же торчал двенадцатый. Коротковатый правда, не для дальнего боя – но, в Джунглях длинный ствол почти не играет. И если машина для того и предназначена – в паутине работать, – короткий ствол в самый раз.

Вскрыв аптечку бармалея, убедился что она полна. И то хорошо. Было здесь на удивление много – и тоже побольше, чем у пятисотого. И даже пакетов с гемостатиком – в два раза. Снова плюс. Жизнь‑то налаживается, горько усмехнулся он. В создавшейся ситуации медицина – сокровище.

Оставив механизм, перешел к кадавру. Этот экземпляр интересовал не меньше, а то и побольше, чем машина. И прежде всего – броня. В тоннеле, во время боя, он видел и активную экзу – но кадавр, лежащий перед ним, оказался обладателем простого пассивника. Значит, и у мечников этих моунтанских соблюдено: командир группы в активной, бойцы – в пассивниках. Впрочем, броня наверняка штатная у всех – и вот ее‑то и нужно осмотреть. Серега, поставив фонарь рядом, принялся было разоблачать убиенного, стаскивая броньку – да тут же опомнился. Так нельзя. Совсем башка не варит… Нужно убедиться сначала, что надежно упокоен. Снова всплыли Знайкины слова про Инициацию: и тоже ведь тогда тело осматривал, думал – дохлый… Вспомнилось живо, аж шрам на виске зачесался.

Взрезав рукав, Серега попытался нащупать пульс – но не преуспел. Впрочем, лучше к шее подобраться: частенько бывает так, что запястье пациента опознание не гарантирует, а за шею ухватишь – ан живехонек еще. Со шлемом, правда, пришлось повозиться – конструкции он был незнакомой, застежек никаких, и все никак не хотел сниматься с головы. Наконец, сообразил что к чему – парная кнопка в районе затылка открывала ремень под нижней челюстью, что и позволяло снять шлем. Дернул его, стаскивая с головы… Сначала, высвеченный фонарем, в глаза бросился штрих‑код за правым ухом. Впрочем, здесь ничего необычного: на кадаврах они частенько, на рядовых бойцах так сплошь и рядом. И совсем не клеймо привлекло его внимание. Что‑то знакомое было в лице. Этот нос с горбинкой, этот разворот головы, этот высокий благородный лоб и короткая стрижка ежиком… Портил, разве что, длинный узкий шрам вокруг черепа – будто черепную крышку сняли, а потом назад поставили. И Серега, для которого этот человек всегда был предметом подражания, не помнил этого шрама. Он повернул голову на свет, все еще надеясь, что ошибается, надеясь, что перепады света и тьмы играют с ним злую шутку…

Запрокинув голову, мертвыми глазами на него смотрел Марк Центурион.

Глава 16. ИТОГИ

Фонарь светил тускло, с трудом выцарапывая ближайшие метры дороги. Дальше – черная, непроглядная, вязкая, словно густые чернила, – стояла тьма. Она окружала со всех сторон, неохотно пятясь от бледного пятнышка света, скользящего по полу и стенам – и стоило лишь сместить, убрать его – затекала обратно. Занимала свое место, которое в паутине давно уже стало ее собственностью.

В этой тьме они были не одни. Сзади, выплясывая и кривляясь – то серые размытые, а то зловещие черные, то утекая по самые подошвы, а то вытягиваясь до невероятных размеров – неотрывно двигались тени. Ровно две, по количеству людей. Раньше их было больше, и они носились по транзитной, внахлест ложась друг на друга, – но четыре дня назад у Знайки сдох фонарь, и количество теней уменьшилось вполовину. Левая – мощная, габаритная, занимающая бóльшую часть транзитной, выпирающая частями брони, снаряги и обвесом на шлеме, с болтающимся за спиной пулеметом – Серега. Правая – мелкая, ковыляющая, опираясь на винтовку Точки, приспособленную костылем – Илья. Впрочем – это были всего лишь тени, были они не опасны и друзья не обращали на них внимания.

Опасностей здесь вообще оказалось не много. Из пассивных угроз только стандартные: холод, голод, жажда, пыль и радиация. Типовой набор в Джунглях. Из активных же хищников, вроде людей или механизмов, за без малого три сотни километров они не встретили ни одного. Никого и ничего здесь не было уже давно. А может, и вовсе никогда – по крайней мере именно такие мысли рождались у Сереги. Пустыня. Бетон – и тюбинг. Километры бетона и недели тюбинга. Никаких признаков жизни. Кроме двух путников, которые давненько уже потеряли счет дням и неделям. И после этих дней и недель они все еще оставались живы.

Был, правда, еще ветер. Все это время, начиная с четвертого‑пятого дня. Злой, колючий, он рождался где‑то далеко впереди, набирал скорость в аэродинамической кишке транзитной – и вставал упругой стеной. Холодными своими ладонями он упирался в грудь, хлестал полами шинели, горстями бросал в личину пыль и мелкие песчинки, так что слышно было, как они сухим треском шелестят по куполу шлема, забирался под броню, лишая последних крох тепла. Он выматывал физически и морально, бесил своим злобным тупым упорством… Знайка, руководствуясь какими‑то своими формулами и выкладками, подсчитал, что не будь ветра, дорога заняла бы меньше времени, процентов на двадцать – точно. Но с ублюдочным ветром невозможно было ничего сделать. Ровным счетом.

– Сере‑е‑ег… Серега‑а‑а… Мож, пожрём? – щелкнуло в наушнике. Знайка шел рядом и чуть сзади – так легче было противостоять ветру, плотный поток которого разбивался о массивную фигуру товарища – но шум не всегда позволял разговаривать и зачастую приходилось использовать связь.

Сотников, подняв руку, глянул на часы – середина дня. Пожалуй. Заодно и водички глотнуть.

– Сворачиваем, – просигналил он. – К ребрам давай.

Между ребрами было чуть тише. Настолько, что можно снять шлем и, сидя рядом, даже разговаривать особо не напрягаясь. И говорить, и рацион распотрошить, и проглотить очередные сто грамм провианта. Да и теплее.

– А вот, скажем, если бы ветер в спину дул… – тщательно пережевывая крекер с мелким кусочком тушенки, изрек Знайка, – мы и за неделю могли бы… Наверно.

– Это как же? – усмехнулся Серега.

– У бармалея зипа до черта. Те же подшипники выбить, приспособить колёсиками. А площадь щита какая, видал? Щит поставить на колеса. Снять с пацанов куртки, сшить между собой. Вот тебе парус. Мачта… – он похлопал ладонью по своему костылю. – Новый вид спорта – тоннельный серфинг.

– А полумертвого научника куда? – поинтересовался Сотников, осторожно подхватывая кусочек тушняка. – Ты же первые дни пластом лежал…

Илья вздохнул, признавая справедливость слов.

Шли – словно итоги подводили. Говорили. Много и о разном. Да и что еще было делать? Знайка в эти дни вообще блистал. Метал мысль за мыслью – и в философию‑то уклонялся, и в божественное, и даже сумел из него Серега выцарапать нечто настолько важное и секретное, что полдня потом в себя приходил. И он всё не переставал удивляться, сколько же умещается в этой лысой башке с грязным растрепанным ирокезом…

Началось с малого: едва очнувшись после операции – когда шил обрубок, снова пришлось накачать его наркотой – Илья сразу родил идею. Серега, пока резал, все пытался сообразить, как теперь транспортировать мелкого – ведь не тащить, в самом деле, на волокуше. Не выдержит. Первые дни обрубок будет огнем гореть, от любого движения ломить – волком вой. Даже и с обезболивающим. Да и просто покой нужен… И что делать? Лежать на месте неделю‑две, ресурсы прожирать? Знайка справился с проблемой просто – сумел соорудить из нижней половины бармалея платформу. Благо, гироскоп у этой модели оказался в тазобедренном узле, а для примитивного шага по прямой искусственный интеллект не требуется. Он, полумертвый, командовал – а Серега работал. Рассоединил корпус, прикрутил щит, торчащий краем из завала, подсоединил топливник. Погрузил мелкого – и вперед. Правда, через неделю топливник сдох – но этого времени хватило, чтоб Илья слегка оклемался. Дальше уж сам, на костыле. Полтора километра в час. По стандартам Джунглей.

…Башка – она сама по себе работает, я и участия почти не принимаю, хрипло шептал Илья в ответ на одобрительные реплики друга. Это было в первый же день, едва тронулись, и научник валялся плашмя на щите, а Серега шел сзади, направляя движение уродливого страуса. Стоит, понимаешь, загрузить проблему в подсознание – и само отработает. Иногда быстро, иногда – медленнее. Смотря какая задача поставлена. В Академии специально навык развивали, целенаправленно. Вот как у вас, например, работа с оружием, или работа с болью… Научник тоже должен быть вооружен – умением запоминать, анализировать и решение выдать. Это как Тикающий Сейф. Какой еще сейф, удивился Серега. Тикающий, ответил мелкий. Это тоже чисто наше, научное. Иногда полезно отстраниться от того, над чем работаешь, отложить – а спустя время вернуться. Очень, понимаешь ли, благотворно влияет. Сознание отдыхает – а подсознание продолжает думать, ворочать проблему со всех сторон… И часто бывает, что, возвращаясь к своим разработкам, смотришь на них словно с другой стороны. Решения сами возникают. И для этого у каждого есть свой такой сейф. Все как положено – бронированный, с толстенными стенками. Убираешь туда материалы, ставишь таймер – и через месяц‑полгода‑год срабатывает. А ты к тому моменту неделю‑две как готов, башка уже наработала идею. Открываешь – и снова за тему берешься. Ну вы даете, научники, ухмыльнулся Серега. Все как‑то у вас нестандартно, с подвыподвертом. На том стоим, улыбнувшись сухими губами, просипел Илья. И до сих пор, знаешь ли, не подводило …

Запихнув в рот последний кусочек галетины, Знайка немедленно принялся утепляться. Сдернул с рюкзака скатку спальника, развернул, накрылся, кутая правый рукав.

– Снять, что ли, не мог… – привычно проворчал он. – Все бы тебе резать и резать. Мёрзни теперь… У меня на одну только руку крови для обогрева уходит прорва! – он вздохнул. – И завязки все порвались…

– У тебя теперь меньше на одну конечность, – ухмыльнулся Серега. – Быстрее согреешься. Перераспределяй кровушку‑то, перераспределяй. Ты теперь как Зоолог…

– Я щас в тебя стрéльну, скотина, – сказал Илья. Впрочем, эта шутка была уже привычна и он не обижался – сравнение с Зоологом ему нравилось. – Друг ноги лишился – а он ржет. Животное…

Серега, лениво улыбаясь, промолчал. Обед, хоть и скудный до безобразия, все же спихивал организм в дремотное состояние – и он, откинувшись на рюкзак, лежал и слушал свист летящего мимо ветра. Порезанный рукав Илья припоминал каждый раз, стоило слегка подмерзнуть. Хотя сам понимал, что счет шел на секунды, и ворчал чисто для порядка. К тому же сам отказался с Хенкеля куртку снимать. Так что пеняй на себя. Первое время он как‑то обходился – нашел длинную тесемку и обвязывал рукав вкруговую, как колбасу. Но рука была правая, она все время работала костылем, веревочка терлась о ложу винтовки – и уже не второй день лопнула. А потом еще раз. И еще. Знайка связывал ее снова и снова – но с каждым разом тесемка становилась все короче. В очередной раз он просто не смог обернуть ее вокруг руки и выбросил. И шел теперь, хлопая по ветру рукавом. Словно огромная черная птица.

– Надо было все же взять у Хэнка куртку, – сказал, наконец, Серега. – Он тощий, тебя всего на два размера больше. Ему уже без надобности…

– Да кто ж знал… – отозвался Знайка. – А потом уж поздно – не откапывать же…

Хенкеля, Точку и Одина уложили по традиции – в полной снаряге и с оружием. Оставив самую малость боезапаса – бойцы серьезные, этого им на первое время хватит. Там.  А потом и своим разживутся. Заодно и покажут себя. Серега каким‑то рациональным умом понимал, что нужно забрать всё – и патрон до последнего, и эти три рациона, которые они положили рядом, и даже те три глотка воды, что остались стоять на холмиках в кружках… Понимал, что эти мысли, лезущие голову – сплошная религия. Мракобесие. Понимал… но иначе не мог. Это в Доме, в цивилизации, с ее грубым материалистическим подходом, павший в бою отправлялся в Отработку. Пусть и со всеми положенными воинскими почестями. Но слишком долго обойма жила в отрыве от рациональности. Поневоле одичаешь. И вот уже суеверия, вот уже и веровать  понемногу начинаешь… В Иисуса, в Аллаха, в Мутомбу или свое что‑то изобретешь – неважно. В посмертие. И важно тебе знать, что не тут и не сегодня всё закончится. Важно тебе знать, что будет еще продолжение. Важно знать, что это – лишь первая ступень. Инициация, если на то пошло…

…Если и есть ад на земле – это точно Джунгли, ворчал Илья, ковыляя рядом. Это был первый день, когда сдох топливник платформы‑самоделки и они шагали бок о бок – мелкий опирался на костыль, а Серега поддерживал, помогая освоиться. Холодина! Еще Данте говорил, что девятый круг ада – ледяной. Озеро Коцит, в которое грешники вмерзли по горло и испытывают вечные муки холодом. Есть у нас в Доме секта. Ну как секта… небольшой кружок, человек пятнадцать. Так вот они тоже считают, что мы живем в ледяном аду. Бог не стерпел выкрутасов человеков и стер с лица земли. Правда, у сектантов ещё на контрóллеров завязано – якобы на поверхности теперь совсем другая цивилизация. Машинная. И вообще – так, чисто умозрительно – очень даже стройная теория получается. Ведь чем отличается человеческая цивилизация от машинной? С точки зрения высшего организма – бога, отстраненно взирающего на копошение мелких букашек внизу – ничем. И те и те занимаются какой‑то не совсем понятной фигней. И те и те – воспроизводят сами себя. И те и те имеют какие‑то свои, понятные только им, цели. И обе цивилизации хотят выжить: в машинах это заложено программой, а в людях – инстинктом, что, по сути, та же самая программа, только биологическая. Но вот вреда окружающему миру, который создал этот самый бог, машинная цивилизация все же меньше несет – она более рациональна и логична, ей чужды алчности, жадности и прочие людские пороки. И разве не могла богу прийти в голову мысль заменить неблагодарных человеков, забывших его?.. Запросто, проворчал Серега. Уже пытался две тысячи лет назад. Был прецедент… Знайка печально усмехнулся. Программатор так и не сказал, как обстоят дела на поверхности. Только испугать попытался. И в записках Дюмина и Родикова тоже понимания нет. И как же не хочется мне верить, что наверху теперь пустоши!.. Что‑то не везет человечеству раз за разом, кивнул Серега. Наверно, и впрямь за дело… Знайка пожал плечами. Человечество не образчик нравственности. Это так. Но у нас есть очень важное качество: мы умеем учиться. Воспитать в себе человека – тяжело. Но можно и нужно. Может, мы просто не успели его воспитать и апокалипсис грянул раньше? А может, это одна из наших ошибок на пути взросления и мы все же пройдем ее, оставим позади? Все зависит от угла зрения. Помнишь Голос Глубин? Ты ведь тоже тогда, услышав, посчитал, что мы в преисподней. Что мы, остатки человеческой цивилизации, наказаны и судорожно выживаем в аду. Но разве не может быть наоборот?.. Разве не может оказаться, что Дом – это Ковчег, в котором спаслись те, кому суждено возродить человечество?..