355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » авторов Коллектив » Сказки для маленьких. Часть 2 - от "О" до "Я" » Текст книги (страница 96)
Сказки для маленьких. Часть 2 - от "О" до "Я"
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 00:55

Текст книги "Сказки для маленьких. Часть 2 - от "О" до "Я""


Автор книги: авторов Коллектив


Жанр:

   

Сказки


сообщить о нарушении

Текущая страница: 96 (всего у книги 187 страниц)

Всем вопрос его мудрен;

Кто в глаза ему смеется,

Кто скорее отвернется;

К красну солнцу наконец

Обратился молодец.

"Свет наш солнышко! Ты ходишь

Круглый год по небу, сводишь

Зиму с теплою весной,

Всех нас видишь под собой.

Аль откажешь мне в ответе?

Не видало ль где на свете

Ты царевны молодой?

Я жених ей". – "Свет ты мой, -

Красно солнце отвечало, -

Я царевны не видало.

Знать ее в живых уж нет.

Разве месяц, мой сосед,

Где-нибудь ее да встретил

Или след ее заметил".

Темной ночки Елисей

Дождался в тоске своей.

Только месяц показался,

Он за ним с мольбой погнался.

"Месяц, месяц, мой дружок,

Позолоченный рожок!

Ты встаешь во тьме глубокой,

Круглолицый, светлоокий,

И, обычай твой любя,

Звезды смотрят на тебя.

Аль откажешь мне в ответе?

Не видал ли где на свете

Ты царевны молодой?

Я жених ей". – "Братец мой,

Отвечает месяц ясный, -

Не видал я девы красной.

На стороже я стою

Только в очередь мою.

Без меня царевна, видно,

Пробежала". – "Как обидно!" -

Королевич отвечал.

Ясный месяц продолжал:

"Погоди; об ней, быть может,

Ветер знает. Он поможет.

Ты к нему теперь ступай,

Не печалься же, прощай".

Елисей, не унывая,

К ветру кинулся, взывая:

"Ветер, ветер! Ты могуч,

Ты гоняешь стаи туч,

Ты волнуешь сине море,

Всюду веешь на просторе,

Не боишься никого,

Кроме бога одного.

Аль откажешь мне в ответе?

Не видал ли где на свете

Ты царевны молодой?

Я жених ее". – "Постой, -

Отвечает ветер буйный, -

Там за речкой тихоструйной

Есть высокая гора,

В ней глубокая нора;

В той норе, во тьме печальной,

Гроб качается хрустальный

На цепях между столбов.

Не видать ничьих следов

Вкруг того пустого места;

В том гробу твоя невеста".

Ветер дале побежал.

Королевич зарыдал

И пошел к пустому месту,

На прекрасную невесту

Посмотреть еще хоть раз.

Вот идет; и поднялась

Перед ним гора крутая;

Вкруг нее страна пустая;

Под горою темный вход.

Он туда скорей идет.

Перед ним, во мгле печальной,

Гроб качается хрустальный,

И в хрустальном гробе том

Спит царевна вечным сном.

И о гроб невесты милой

Он ударился всей силой.

Гроб разбился. Дева вдруг

Ожила. Глядит вокруг

Изумленными глазами,

И, качаясь над цепями,

Привздохнув, произнесла:

"Как же долго я спала!"

И встает она из гроба...

Ах!.. и зарыдали оба.

В руки он ее берет

И на свет из тьмы несет,

И, беседуя приятно,

В путь пускаются обратно,

И трубит уже молва:

Дочка царская жива!

Дома в ту пору без дела

Злая мачеха сидела

Перед зеркальцем своим

И беседовала с ним.

Говоря: "Я ль всех милее,

Всех румяней и белее?"

И услышала в ответ:

"Ты прекрасна, слова нет,

Но царевна все ж милее,

Все румяней и белее".

Злая мачеха, вскочив,

Об пол зеркальце разбив,

В двери прямо побежала

И царевну повстречала.

Тут ее тоска взяла,

И царица умерла.

Лишь ее похоронили,

Свадьбу тотчас учинили,

И с невестою своей

Обвенчался Елисей;

И никто с начала мира

Не видал такого пира;

Я там был, мед, пиво пил,

Да усы лишь обмочил.

А. С. Пушкин

Сказка о молодильных яблоках и живой воде

В некотором царстве, в некотором государстве жил да был царь, и было у него три сына: старшего звали Федором, второго Василием, а младшего Иваном.

Царь очень устарел и глазами обнищал, а слыхал он, что за тридевять земель, в тридесятом царстве есть сад с молодильными яблоками и колодец с живой водой. Если съесть старику это яблоко – помолодеет, а водой этой умыть глаза слепцу – будет видеть. Царь собирает пир на весь мир, зовет на пир князей и бояр и говорит им:

– Кто бы, ребятушки, выбрался из избранников, выбрался из охотников, съездил за тридевять земель, в тридесятое царство, привез бы молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.

Тут больший стал хорониться за середнего, а середний за меньшого, а от меньшого ответу нет. Выходит царевич Федор и говорит:

– Неохота нам в люди царство отдавать. Я поеду в эту дорожку, привезу тебе, царю-батюшке, молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец.

Пошел Федор-царевич на конюший двор, выбирает себе коня неезженного, уздает узду неузданную, берет плетку нехлестанную, кладет двенадцать подпруг с подпругою – не ради красы, а ради крепости... Отправился Федор-царевич в дорожку. Видели, что садился, а не видели, в кою сторону укатился...

Ехал он близко ли, далеко ли, низко ли высоко ли, ехал день до вечеру – красна солнышка до закату. И доезжает до росстаней, до трех дорог. Лежит на росстанях плита-камень, на ней надпись:

"Направо поедешь – себя спасать, коня потерять. Налево поедешь – коня спасать, себя потерять. Прямо поедешь – женату быть".

Поразмыслил Федор-царевич: "Давай поеду, где женату быть".

И повернул на ту дорожку, где женатому быть. Ехал, ехал и доезжает до терема под золотой крышей. Тут выбегает прекрасная девица и говорит ему:

– Царский сын, я тебя из седла выну, иди со мной хлеба-соли откушать и спать-почивать.

– Нет, девица, хлеба-соли я не хочу, а сном дороги не скоротать. Мне надо вперед двигаться.

– Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого.

Тут прекрасная девица его из седла вынула и в терем повела. Накормила его, напоила и спать на кровать положила.

Только лег Федор-царевич к стенке, эта девица живо кровать повернула, он и полетел в подполье, в яму глубокую...

Долго ли, коротко ли – царь опять собирает пир, зовет князей и бояр и говорит им:

– Вот, ребятушки, кто бы выбрался из охотников – привезти мне молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.

Тут опять больший хоронится за середнего, а середний за меньшого, а от меньшого ответу нет. Выходит второй сын, Василий-царевич:

Идет Василий-царевич на конюший двор, выбирает коня неезженного, уздает узду неузданную, берет плетку нехлестанную, кладет двенадцать подпруг с подпругою.

Поехал Василий-царевич. Видели, как садился, а не видели, в кою сторону укатился... Вот он доезжает до росстаней, где лежит плита-камень, и видит: "Направо поедешь – себя спасать, коня потерять. Налево поедешь – коня спасать, себя потерять. Прямо поедешь – женату быть".

Думал, думал Василий-царевич и поехал дорогой, где женатому быть. Доехал до терема с золотой крышей. Выбегает к нему прекрасная девица и просит его откушать хлеба-соли и лечь почивать.

– Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого...

Тут она его из седла вынула, в терем повела, накормила, напоила и спать положила.

Только Василий-царевич лег к стенке, она опять повернула кровать, и он полетел в подполье. А там спрашивают:

– Кто летит?

– Василий-царевич. А кто сидит?

– Федор-царевич.

– Вот, братан, попали!

Долго ли, коротко ли – в третий раз царь собирает пир, зовет князей и бояр:

– Кто бы выбрался из охотников привезти молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этом у седоку полцарства отписал. Тут опять больший хоронится за середнего, середний за меньшого, а от меньшого ответу нет. Выходит Иван-царевич и говорит:

– Дай мне, батюшка, благословеньице, с буйной головы до резвых ног, ехать в тридесятое царство – поискать тебе молодильных яблок и живой воды да поискать еще моих братьецев.

Дал ему царь благословеньице. Пошел Иван-царевич в конюший двор – выбирать себе коня по разуму. На которого коня ни взглянет, тот дрожит, на которого руку положит – тот с ног валится...

Не мог выбрать Иван-царевич коня по разуму. Идет, повесил буйну голову. Навстречу ему бабушказадворенка:

– Здравствуй, дитятко Иван-царевич! Что ходишь кручинен-печален?

– Как же мне, бабушка, не печалиться – не могу найти коня по разуму.

– Давно бы ты меня спросил. Добрый конь стоит закованный в погребу, на цепи железной. Сможешь его взять – будет тебе конь по разуму.

Приходит Иван-царевич к погребу, пнул плиту железную, свернулась плита с погреба. Вскочил ко добру коню, стал ему конь своими передними ногами на плечи. Стоит Иван-царевич – не шелохнется. Сорвал конь железную цепь, выскочил из погреба и Ивана-царевича вытащил. И тут Иван-царевич его обуздал уздою неузданной, оседлал седельцем неезженным, наложил двенадцать подпруг с подпругою – не ради красы, ради славушки молодецкой. Отправился Иван-царевич в путь-дорогу. Видели, что садился, а не видели, в кою сторону укатился... Доехал он до росстаней и поразмыслил: "Направо ехать – коня потерять. Куда мне без коня-то? Прямо ехать – женатому быть. Не за тем я в путь-дорогу выехал. Налево ехать – коня спасти. Эта дорога самая лучшая для меня".

И поворотил он по той дороге, где коня спасти – себя потерять. Ехал он долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, по зеленым лугам, по каменным горам, ехал день до вечеру – красна солнышка до закату – и наезжает на избушку.

Стоит избушка на курьей ножке, об одном окошке.

– Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Как мне в тебя зайти, так и выйти. Избушка повернулась к лесу задом, к Ивану-царевичу передом. Зашел он в нее, а там сидит баба-яга, старых лет, шелковый кудель мечет, а нитки через грядки бросает.

– Фу, фу, – говорит, – русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел. А Иван-царевич ей:

– Ах ты, баба-яга – костяная нога, не поймавши птицу – теребишь, не узнавши молодца – хулишь. Ты бы сейчас вскочила да меня, добра молодца, дорожного человека, накормила, напоила и для ночи постелю собрала. Я бы улегся, ты бы села к изголовью, стала бы спрашивать, а я бы стал сказывать – чей да откуда. Вот баба-яга это дело все справила – царевича накормила, напоила и на постелю уложила; села к изголовью и стала спрашивать:

– Чей ты, дорожный человек, добрый молодец, да откуда? Какой ты земли? Какого отца, матери сын?

– Я, бабушка, из такого-то царства, из такого-то государства, царский сын Иван-царевич. Еду за тридевять земель, за тридевять озер, в тридесятое царство за живой водой и молодильными яблоками.

– Ну, дитя мое милое, далеко же тебе ехать: живая вода и молодильные яблоки – у сильной богатырки, девицы Синеглазки, она мне родная племянница. Не знаю, получишь ли ты добро...

– А ты, бабушка, дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум.

– Много молодцов проезживало, да не много вежливо говаривало. Возьми, дитятко, моего коня. Мой конь будет бойчее, довезет он тебя до моей середней сестры, она тебя научит.

Иван-царевич поутру встает ранехонько, умывается белешенько. Благодарит бабу-ягу за ночлег и поехал на ее коне.

Вдруг он и говорит коню:

– Стой! Перчатку обронил.

А конь отвечает:

– В кою пору ты говорил, я уже двести верст проскакал...

Едет Иван-царевич близко ли, далеко ли. День до ночи коротается. И завидел он впереди избушку на курьей ножке, об одном окошке.

– Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Как мне в тебя зайти, так и выйти. Избушка повернулась к лесу задом, к нему передом.

Вдруг слышно – конь заржал, и конь под Иваномцаревичем откликнулся. Кони-то были одностадные. Услышала это баба-яга – еще старее той – и говорит:

– Приехала ко мне, видно, сестрица в гости. И выходит на крыльцо:

– Фу-фу, русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел. А Иван-царевич ей:

– Ах ты, баба-яга – костяная нога, встречай гостя по платью, провожай по уму. Ты бы моего коня убрала, меня бы, добра молодца, дорожного человека, накормила, напоила и спать уложила...

Баба-яга это дело все справила – коня убрала, а Ивана-царевича накормила, напоила, на постель уложила и стала спрашивать, кто он да откуда и куда путь держит.

– Я, бабушка, из такого-то царства, из такого-то государства, царский сын Иван-царевич. Еду за живой водой и молодильными яблоками к сильной богатырке, девице Синеглазке...

– Ну, дитя милое, не знаю, получишь ли ты добро. Мудро тебе, мудро добраться до девицы Синеглазки!

– А ты, бабушка, дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум.

– Много молодцов проезживало, да не много вежливо говаривало. Возьми, дитятко, моего коня, поезжай к моей старшей сестре. Она лучше меня научит, что делать.

Вот Иван-царевич заночевал у этой старухи, поутру встает ранехонько, умывается белешенько. Благодарит бабу-ягу за ночлег и поехал на ее коне. А этот конь еще бойчей того.

Вдруг Иван-царевич говорит:

– Стой! Перчатку обронил.

А конь отвечает:

– В кою пору ты говорил, я уж триста верст проскакал.

Не скоро дело делается, скоро сказка сказывается. Едет Иван-царевич день до вечера – красна солнышка до закату. Наезжает на избушку на курьей ножке, об одном окошке.

– Избушка, избушка, обернись к лесу задом, ко мне передом! Мне не век вековать, а одну ночь ночевать.

Вдруг заржал конь, и под Иваном-царевичем конь откликается. Выходит на крыльцо баба-яга, старых лет, еще старее той. Поглядела – конь ее сестры, а седок чужестранный, молодец прекрасный... Тут Иван-царевич вежливо ей поклонился и ночевать попросился. Делать нечего! Ночлега с собой не возят – ночлег каждому: и пешему и конному, и бедному и богатому.

Баба-яга все дело справила – коня убрала, а Ивана-царевича накормила, напоила и стала спрашивать, кто он да откуда и куда путь держит.

– Я, бабушка, такого-то царства, такого-то государства, царский сын Иван-царевич. Был у твоей младшей сестры, она послала к середней, а середняя сестра к тебе послала. Дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум, как мне добыть у девицы Синеглазки живой воды и молодильных яблок.

– Так и быть, помогу я тебе, Иван-царевич. Девица Синеглазка, моя племянница, – сильная и могучая богатырка. Вокруг ее царства – стена три сажени вышины, сажень толщины, у ворот стража – тридцать богатырей. Тебя и в ворота не пропустят. Надо тебе ехать в середину ночи, ехать на моем добром коне. Доедешь до стены – бей коня по бокам плетью нехлестанной. Конь через стену перескочит. Ты коня привяжи и иди в сад. Увидишь яблоню с молодильными яблоками, а под яблоней колодец. Три яблока сорви, а больше не бери. И зачерпни из колодца живой воды кувшинец о двенадцати рылец. Девица Синеглазка будет спать, ты в терем к ней не заходи, а садись на коня и бей его по крутым бокам. Он тебя через стену перенесет.

Иван-царевич не стал ночевать у этой старухи, а сел на ее доброго коня и поехал в ночное время. Этот конь поскакивает, мхи-болота перескакивает, реки, озера хвостом заметает.

Долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, доезжает Иван-царевич в середине ночи до высокой стены. У ворот стража спит – тридцать могучих богатырей. Прижимает он своего доброго коня, бьет его плетью нехлестанной. Конь осерчал и перемахнул через стену. Слез Иван-царевич с коня, входит в сад и видит – стоит яблоня с серебряными листьями, золотыми яблоками, а под яблоней Молодец. Иван-царевич сорвал три яблока, а больше не стал брать да зачерпнул из колодца живой воды кувшинец о двенадцати рылец. И захотелось ему самою увидать сильную, могучую богатырку, девицу Синеглазку.

Входит Иван-царевич в терем, а там спят: по одну сторону шесть полениц – девиц-богатырок и по другую сторону шесть, а посредине разметалась девица Синеглазка, спит, как сильный речной порог шумит. Не стерпел Иван-царевич, приложился, поцеловал ее и вышел... Сел на доброго коня, а конь говорит ему человеческим голосом:

– Не послушался ты, Иван-царевич, вошел в терем к девице Синеглазке! Теперь мне стены не перескочить.

Иван-царевич бьет коня плетью нехлестанной.

– Ах ты конь, волчья сыть, травяной мешок, нам здесь не ночевать, а голову потерять!

Осерчал конь пуще прежнего и перемахнул через стену, да задел об нее одной подковой – на стене струны запели и колокола зазвонили.

Девица Синеглазка проснулась да увидала покражу:

– Вставайте, у нас покража большая!

Велела она оседлать своего богатырского коня и кинулась с двенадцатью поленицами в погоню за Иваном-царевичем.

Гонит Иван-царевич во всю прыть лошадиную, а девица Синеглазка гонит за ним. Доезжает он до старшей бабы-яги, а у нее уже конь выведенный, готовый. Он – со своего коня да на этого и опять вперед погнал... Иван-то царевич за дверь, а девица Синеглазка – в дверь и спрашивает у бабы-яги:

– Бабушка, здесь зверь не прорыскивал ли?

– Нет, дитятко.

– Бабушка, здесь молодец не проезживал ли?

– Нет, дитятко. А ты с пути-дороги поешь молочка. " – Поела бы я, бабушка, да долго корову доить.

– Что ты, дитятко, живо справлю...

Пошла баба-яга доить корову – доит, не торопится. Поела девица Синеглазка молочка и опять погнала за Иваном-царевичем.

Доезжает Иван-царевич до середней бабы-яги, коня сменил и опять погнал. Он – за дверь, а девица Синеглазка – в дверь:

– Бабушка, не прорыскивал ли зверь, не проезжал ли добрый молодец?

– Нет, дитятко. А ты бы с пути-дороги поела блинков.

– Да долго печь будешь.

– Что ты, дитятко, живо справлю...

Напекла баба-яга блинков – печет, не торопится. Девица Синеглазка поела и опять погнала за Иваномцаревичем.

Он доезжает до младшей бабы-яги, слез с коня, сел на своего коня богатырского и опять погнал. Он – за дверь, девица Синеглазка – в дверь и спрашивает у бабы-яги, не проезжал ли добрый молодец.

– Нет, дитятко. А ты бы с пути-дороги в баньке попарилась.

– Да ты долго топить будешь.

– Что ты, дитятко, живо справлю...

Истопила баба-яга баньку, все изготовила. Девица Синеглазка попарилась, обкатилась и опять погнала в сугон. Конь ее с горки на горку поскакивает, реки, озера хвостом заметает. Стала она Ивана-царевича настигать.

Он видит за собой погоню: двенадцать богатырок с тринадцатой – девицей Синеглазкой – ладят на него наехать, с плеч голову снять. Стал он коня приостанавливать, девица Синеглазка наскакивает и кричит ему:

– Что ж ты, вор, без спросу из моего колодца пил да колодец не прикрыл!

А он ей:

– Что же, давай разъедемся на три прыска лошадиных, давай силу пробовать.

Тут Иван-царевич и девица Синеглазка заскакали на три прыска лошадиных, брали палицы боевые, копья долгомерные, сабельки острые. И съезжались три раза, палицы поломали, копья-сабли исщербили – не могли друг друга с коня сбить. Незачем стало им на добрых конях разъезжаться, соскочили они с коней и схватились в охапочку.

Боролись с утра до вечера – красна солнышка до закату. У Ивана-царевича резва ножка подвернулась, упал он на сыру землю. Девица Синеглазка стала коленкой на его белу грудь и вытаскивает кинжалище булатный – пороть ему белу грудь.

Иван-царевич и говорит ей:

– Не губи ты меня, девица Синеглазка, лучше возьми за белые руки, подними со сырой земли, поцелуй в уста сахарные.

Тут девица Синеглазка подняла Ивана-царевича со сырой земли и поцеловала в уста сахарные. И раскинули они шатер в чистом поле, на широком раздолье, на зеленых лугах. Тут они гуляли три дня и три ночи. Здесь они и обручились и перстнями обменялись. Девица Синеглазка ему говорит:

– Я поеду домой – и ты поезжай домой, да смотри никуда не сворачивай... Через три года жди меня в своем царстве.

Сели они на коней и разъехались... Долго ли, коротко ли, не скоро дело делается, скоро сказка сказывается – доезжает Иван-царевич до росстаней, до трех дорог, где плита-камень, и думает:

"Вот нехорошо! Домой еду, а братья мои пропадают без вести".

И не послушался он девицы Синеглазки, своротил на ту дорогу, где женатому быть... И наезжает на терем под золотой крышей. Тут под Иваном-царевичем конь заржал, и братьевы кони откликнулись. Кони-то были одностадные...

Иван-царевич взошел на крыльцо, стукнул кольцом – маковки на тереме зашатались, оконницы покривились. Выбегает прекрасная девица.

– Ах, Иван-царевич, давно я тебя поджидаю! Иди со мной хлеба-соли откушать и спать-почивать. Повела его в терем и стала потчевать. Иван-царевич не столько ест, сколько под стол кидает, не столько пьет, сколько под стол льет. Повела его прекрасная девица в спальню.

– Ложись, Иван-царевич, спать-почивать. А Иван-царевич столкнул ее на кровать, живо кровать повернул, девица и полетела в подполье, в яму глубокую.

Иван-царевич наклонился над ямой и кричит:

– Кто там живой?

А из ямы отвечают:

– Федор-царевич да Василий-царевич.

Он их из ямы вынул – они лицом черны, землей уж стали порастать. Иван-царевич умыл братьев живой водой – стали они опять прежними.

Сели они на коней и поехали... Долго ли, коротко ли, доехали до росстаней. Иван-царевич и говорит братьям:

– Покараульте моего коня, а я лягу отдохну. Лег на шелковую траву и богатырским сном заснул. А Федор-царевич и говорит Василию-царевичу:

– Вернемся мы без живой воды, без молодильных яблок – будет нам мало чести, нас отец пошлет гусей пасти.

Василий-царевич отвечает:

– Давай Ивана-царевича в пропасть спустим, а эти вещи возьмем и отцу в руки отдадим.

Вот они у него из-за пазухи вынули молодильные яблоки и кувшин с живой водой, а его взяли и бросили в пропасть. Иван-царевич летел туда три дня и три ночи.

Упал Иван-царевич на самое взморье, опамятовался и видит: только небо и вода, и под старым дубом у моря птенцы пищат – бьет их погода.

Иван-царевич снял с себя кафтан и птенцов покрыл, а сам укрылся под дуб.

Унялась погода, летит большая птица Нагай. Прилетела, под дуб села и спрашивает птенцов:

– Детушки мои милые, не убила ли вас погодушканенастье?

– Не кричи, мать, нас сберег русский человек, своим кафтаном укрыл.

Птица Нагай спрашивает Ивана-царевича:

– Для чего ты сюда попал, милый человек?

– Меня родные братья в пропасть бросили за молодильные яблоки да за живую воду.

– Ты моих детей сберег, спрашивай у меня, чего хочешь: злата ли, серебра ли, камня ли драгоценного.

– Ничего, Нагай-птица, мне не надо: ни злата, ни серебра, ни камня драгоценного. А нельзя ли мне попасть в родную сторону?

Нагай-птица ему отвечает:

– Достань мне два чана – пудов по двенадцати – мяса.

Вот Иван-царевич настрелял на взморье гусей, лебедей, в два чана поклал, поставил один чан Нагайптице на правое плечо, а другой чан – на левое, сам сел ей на хребет. Стал птицу Нагай кормить, она поднялась и летит в вышину.

Она летит, а он ей подает да подает... Долго ли, коротко ли так летели, скормил Иван-царевич оба чана. А птица Нагай опять оборачивается. Он взял нож, отрезал у себя кусок с ноги и Нагай-птице подал. Она летит, летит и опять оборачивается. Он с другой ноги срезал мясо и подал. Вот уже недалеко лететь осталось. Нагай-птица опять оборачивается. Он с груди у себя мясо срезал и ей подал.

Тут Нагай-птица донесла Ивана-царевича до родной стороны.

– Хорошо ты кормил меня всю дорогу, но слаще последнего кусочка отродясь не едала.

Иван-царевич ей и показывает раны. Нагай-птица рыгнула, три куска вырыгнула:

– Приставь на место. Иван-царевич приставил – мясо и приросло к костям.

– Теперь слезай с меня, Иван-царевич, я домой полечу.

Поднялась Нагай-птица в вышину, а Иван-царевич пошел путем-дорогой на родную сторону.

Пришел он в столицу и узнает, что Федор-царевич и Василий-царевич привезли отцу живой воды и молодильных яблок и царь исцелился: по-прежнему стал здоровьем крепок и глазами зорок.

Не пошел Иван-царевич к отцу, к матери... В ту пору за тридевять земель, в тридесятом царстве сильная богатырка Синеглазка родила двух сыновей. Они растут не по дням, а по часам. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается – прошло три года. Синеглазка взяла сыновей, собрала войско и пошла искать Ивана-царевича.

Пришла она в его царство и в чистом поле, в широком раздолье, на зеленых лугах раскинула шатер белополотняный. От шатра дорогу устелила сукнами цветными. И посылает в столицу царю сказать:

– Царь, отдай царевича. Не отдашь – все царство потопчу, пожгу, тебя в полон возьму.

Царь испугался и посылает старшего – Федора-царевича. Идет Федор-царевич по цветным сукнам, подходит к шатру белополотняному. Выбегают два мальчика:

– Матушка, это не наш ли батюшка идет?

– Нет, детушки, это ваш дяденька.

– А что прикажешь с ним делать?

– А вы, детушки, угостите его хорошенько. Тут эти двое пареньков взяли трости и давай хлестать Федора-царевича пониже спины. Били, били, он едва ноги унес.

А Синеглазка опять посылает к царю:

– Отдай царевича...

Пуще испугался царь и посылает среднего – Василия-царевича. Он подходит к шатру. Выбегают два мальчика:

– Матушка, это не наш ли батюшка идет?

– Нет, детушки, это ваш дяденька. Угостите его хорошенько.

Двое пареньков опять давай дядю тростями чесать. Били, били, Василий-царевич едва ноги унес. Синеглазка в третий раз посылает к царю:

– Ступайте, ищите третьего сынка, Ивана-царевича. Не найдете – все царство потопчу, пожгу. Царь еще пуще испугался, посылает за Федоромцаревичем и Василием-царевичем, велит им найти брата, Ивана-царевича. Тут братья упали отцу в ноги и во всем повинились: как у сонного Ивана-царевича взяли живую воду и молодильные яблоки, а самого бросили в пропасть.

Услышал это царь и залился слезами. А в ту пору Иван-царевич сам идет к Синеглазке...

Подходит он к белополотняному шатру. Выбегают два мальчика:

– Матушка, матушка, к нам кто-то идет... А Синеглазка им:

– Возьмите его за белые руки, ведите в шатер. Это ваш родной батюшка. Он безвинно три года страдал. Тут Ивана-царевича взяли за белые ручки, ввели в шатер. Синеглазка его умыла и причесала, одежду на нем сменила и спать уложила...

На другой день Синеглазка и Иван-царевич приехали во дворец. Тут начался пир на весь мир – честным пирком да и за свадебку. Федору-царевичу и Василию-царевичу мало было чести, прогнали их со двора – ночевать где ночь, где две, а третью и ночевать негде...

Иван-царевич не остался здесь, а уехал с Синеглазкой в ее девичье царство.

Тут и сказке конец.

Русская народная сказка


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю