Текст книги "Сказки для маленьких. Часть 2 - от "О" до "Я""

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 175 (всего у книги 187 страниц)

Нинни, с рассерженным личиком, вздерну-тым носиком и рыжей челкой на лбу, стояла на мостках и шипела на папу, словно кошка.

– Видно, ее видно! – вскричал My ми-тролль.– И какая она славная!

– Да уж, славная,– пробурчал Муми-папа, разглядывая свой укушенный хвост.– Это самый бестолковый, самый глупый, самый невоспитанный ребенок, которого мне когда-либо приходилось видеть, хоть с головой, хоть без нее.

Улегшись на мостки, он попытался палкой выловить свою шляпу. И как-то так получилось, что папа поскользнулся и бултыхнулся в воду.

Но тут же и вынырнул. Упершись ногами о дно, он высунул из воды мордочку, уши у него были забиты тиной.

– Вот это да! – закричала Нинни.– Как здорово! Как чудесно!

И она расхохоталась так, что затряслись мостки.

– Раньше она вроде бы никогда не смеялась,– проговорила изумленная Туу-тикки.– Сдается мне, этот ребенок у вас так изменился, что стал даже хуже малышки Мю. Но главное – теперь ее видно.

– И все это бабушкина заслуга,– сказала мама.

Туве Янссон

Чивы, чивы, чивычок

Жил-был старик со старухой. Жили они бедно и дошли до того – не стало у них ни дров, ни лучины. Старуха посылает старика:

– Поезжай в лес, наруби дров.

Старик собрался. Приехал в лес, выбрал дерево – и тяп-тяп по нему топором. Вдруг из дерева выскакивает птичка и спрашивает:

– Чивы, чивы, чивычок, чего надо, старичок?

– Да вот старухе надобно дров да лучины.

– Поди домой, у тебя много и дров и лучины.

Послушался старик – не стал рубить дерево.

Приезжает домой – у него полон двор и дров и лучины. Рассказал он старухе про птичку, а старуха ему говорит:

– У нас изба-то худа – поди-ка, старик, опять в лес, не поправит ли птичка нашу избу.

Старик послушался. Приезжает в лес, нашел это дерево, взял топор и давай рубить. Опять выскакивает птичка:

– Чивы, чивы, чивычок, чего надо, старичок?

– Да вот, птичка, у меня больно изба-то плоха, не поправишь ли ты?

– Иди домой, у тебя изба новая, всего вдоволь.

Воротился старик домой и не узнаёт: стоит на его дворе изба новая, словно чаша полная, хлеба – вдоволь, а коров, лошадей, овец и не пересчитаешь.

Пожили они некоторое время, приелось старухе богатое житьё, говорит она старику:

– У нас всего довольно, да мы крестьяне, нас никто не уважает. Поди-ка, старик, попроси птичку – не сделает ли она тебя чиновником, а меня – чиновницей.

Старик взял топор. Приезжает в лес, нашёл это дерево и начинает рубить. Выскакивает птичка:

– Чивы, чивы, чивычок, чего надо, старичок?

– Да вот, родима птичка, нельзя ли меня сделать чиновником, а мою старуху – чиновницей?

– Иди домой, будешь ты чиновником, а старуха твоя – чиновницей.

Воротился он домой. Едет по деревне – все шапки снимают, все его боятся. Двор полон слуг, старуха его разодета, как барыня.

Пожили они небольшое время, захотелось старухе большего.

– Велико ли дело – чиновник! Царь захочет – и тебя и меня под арест посадит. Поди, старик, к птичке, попроси – не сделает ли тебя царём, а меня – царицей.

Делать нечего. Старик опять взял топор, поехал в лес и начинает рубить это дерево. Выскакивает птичка:

– Чивы, чивы, чивычок, чего надо, старичок?

– Да вот чего, матушка родима птичка: не сделаешь ли ты меня царём, а старуху мою – царицей?

– Ступай домой, будешь ты царём, старуха твоя – царицей.

Приезжает он домой, а за ним уж послы приехали: царь-де помер, тебя на его место выбрали.

Не много пришлось старику со старухой поцарствовать – показалось старухе мало быть царицей.

– Велико ли дело – царь! Бог захочет – смерть пошлёт, и зароют тебя в сырую землю. Ступай, старик, к птичке да проси – не сделает ли она нас богами...

Взял старик топор, пошёл к дереву и хочет рубить его под корень. Выскакивает птичка:

– Чивы, чивы, чивычок, чего надо, старичок?

– Сделай милость, птичка, сотвори меня богом.

– Ладно, ступай домой – будешь ты быком, а старуха твоя – свиньей.

Старик тут же обратился быком. Приходит домой и видит – стала его старуха свиньей.

Русская народная сказка

Чих и другие городские жители

Голубь Леля любил гулять на бульваре Гоголя. Люди там ходили невредные, бабушки угощали семечками, а страшные Бродячие Псы по бульвару не гуляли. Там на газонах и тротуарах всегда лежали замечательные кучи всякой всячины: сухие листья и кленовые семечки, мятые бумажки, потерянные пуговицы и прочий мусор, в котором отыскивалось что-нибудь съедобное.

А однажды оттуда появился Чих. Как-то раз Леля ухватил из мусора аппетитную хлебную корочку и уже собрался клюнуть ее как следует – вдруг в куче что-то зашуршало, защелкало и забарахталось. Потом кто-то громко чихнул, и из-под кленового листка задом наперед выползло странное создание ростом со спичечный коробок. Один глаз у него был из фиолетовой пуговицы, другой – из зеленой, волосы – из спутанных разноцветных ниток, а дальше было ничего не разобрать – какие-то перышки, спички, кусочки фантиков, а одна нога в пивной пробке.

–Ты что это в одном башмаке? И вообще, ты кто такой, ктотик? – спросил любопытный Петр.

–Апчхи! – ответило существо и тихонько засопело.

–Понятно, понятно, – заворковал голубь, – а взялся ты откуда?

–Апчхи, апчхи, а-а-пчхи, – зачихал ктотик.

–Перестань сейчас же чихать! Ты кто такой?

–Не знаю, – вздохнуло существо.– Я из кучи взялся. А как меня зовут, мне никто не сказал. Апчхи!

И ктотик вдруг расплакался.

–Эй, эй, чего плакать то! По-моему, – заявил Леля, – тебя зовут Чих. – По крайней мере, мне так кажется. А если ты из кучи, местный, стало быть, ты дома и нечего расстраиваться. Квартирка-то у тебя есть?

– Апчхи!

–Нету, значит. Городской житель должен где-нибудь проживать. Понял?

–А-а-а!

–Кыш! Я же тебе говорю – перестань чихать! Разговаривать невозможно. Ладно!

Пошли, знаю я тут одно местечко, совершенно безопасное от котов. Леля отвел Чиха в соседний двор жить в почтовый ящик, который висел у подъезда – и велел громко не чихать, не то быстро выселят. И Чих стал жить в Ижевске.

-Одного я не пойму, – говорил Чиху голубь Леля. – Отчего ты чихаешь все время? Может быть, у тебя чихание от городского воздуха сделалось?

–Уж не знаю, – отвечал Чих, – только как зачешется, застрекочет в носу, в груди заскачет – просто ужас. И знаешь, дядя Леля, особенно если я испугаюсь чего-нибудь – сразу без конца чихаю!

–Тогда, – говорил ему дядя Леля, – давай полетаем, в небе воздух чище.

И летали они над Малиновой горой, над прудом, над золотыми головками собора. Чих за перышки Лелины держится, хохочет во все горло так, что все пролетающие птицы врассыпную кидаются.

Но однажды пришлось Чиху гулять одному, потому что у дяди Лели были важные дела на чердаке. Чихнул хорошенько Чих и храбро зашагал на улицу. Конечно, башмаки у людей, когда смотришь снизу, кажутся ужасно большими, машины бегут – того больше, а дома и вовсе до самого неба. Но Чиха никто не замечал, уж очень он был маленький. И стало Чиху очень даже весело – гуляй – не хочу, делай, что хочу.

И вдруг! Откуда только налетели на Чиха эти страшные собаки – огромные, грязные, пасти зубастые, слюнявые. И все пятеро окружили его. "Помойные псы! Бродячие! Я пропал!" – сказал себе Чих и зажмурился от страха. Самый большой пес прыгнул вперед, и Чих услышал, как собачий нос захлюпал у самого его лица. "Эй, -прохрипел Пес собакам, – Кудлатый, встань-ка на стреме, чтоб люди не подходили. Я этой мелюзгой закушу. Да не принюхивайтесь, это моя добыча".

В носу у Чиха зачесалось, в груди заскакало, хотел он дух перевести да ка-а-а-к чихнет! Отскочил Помойный Пес, а Чих все чихал и чихал, да так сильно, что стал на месте подпрыгивать. А потом чихнул так сильно, подпрыгнул так высоко, что... тихонечко полетел! Прямо вверх, медленно, как воздушный шарик. А когда высоко в небе у него над ухом захлопали крылья, вцепился в Лелины перышки изо всех сил и, наконец-то, один зеленый глаз приоткрыл.

–Как хорошо, Леля, что ты прилетел. Ой, а где это я?

–Здесь, на небе. А если бы ты здесь не был, то был бы у Помойных псов в животе! – заворчал голубь.

–Дядечка Лелечка! А как же это я так смог? Как чихну – так и взлетел от них, а?

–Да уж... – буркнул Леля. – Я считаю, что все это от городского дыма делается... Где ж это видано, чтоб без крыльев летать?

–А я вот научился, – прошептал Чих и засмеялся. И с тех пор летал над городом куда вздумается.

Жилось Чиху в почтовом ящике очень даже удобно. Ни коты, ни вороны, ни Бродячие Псы его достать не могли, дождик не мочил и ветер не задувал. Окошек, правда, у ящика не было, зато когда Чих ночью сильно чихал и взлетал во сне, то и в окошко не вылетал и оставался дома.

–Только знаешь, – сказал он как-то голубю Леле, – мне там очень темно ночью и страшно. Все на свете живут с кем-нибудь. Ты – с голубями, люди – с людьми или кошками и даже с собаками. Или с телевизором. А у меня в целом ящике – никого. Только звездочки светят в щель иногда. Может быть, мне тоже завести кого-нибудь?

–Ну, видишь ли, – задумался Леля. – Телевизор к тебе в ящик не влезет, кошка тоже. И вообще, хороших кошек не бывает, можешь мне поверить.

–Я верю, – вздохнул Чих, – но мне все равно темно.

А вечером, когда в ящике стало черно, как в чернильнице, Чих вылез на улицу и стал смотреть на небо. Звезд там было видимо-невидимо. Чих так долго сидел задрав голову, что они замелькали у него в глазах, и ему стало казаться, что звездочки светят везде – в воздухе, в ветках деревьев, в траве и даже, когда он зажмурился, прямо перед глазами. Он чихнул, потряс головой, и звездочки пропали, вот только одна, зелененькая, будто застряла в траве. Чих пригляделся – горит! Еще раз чихнул – светится все равно! Тогда он спрыгнул в траву и тихонечко к ней подобрался на четвереньках, а звездочка горела себе хоть бы что!

–Пойдем ко мне жить? – спросил ее Чих. Звездочка помолчала, а потом заползла Чиху прямо на палец, потому что оказалась светлячком. И хотя светлячки не умеют разговаривать, зато очень даже все понимают. А уж когда тебя понимают, то светло и не страшно даже в почтовом ящике.

Наступила осень, зарядили холодные дожди, и Леля принес Чиху с чердачка голубиного пуха, чтобы в ящике было теплее. Спит себе Чих, один нос из пуха торчит, сопит, чихает тихонечко во сне, когда ему сон снится, что он над городом летает. Светлячок-ночничок светит ему тоненьким зеленым светом и травинку жует.

Но однажды ночью в сильный дождь Чих вдруг проснулся от чьего-то другого, а не от собственного чихания. "Снится мне, наверное, собственный чих", – подумал он и прислушался. А с улицы опять понеслось: "Апчхи! Апчхи! Апчхи!" "Это уж точно не я", – подумал Чих, вылез из ящика, поглядел вниз, а на асфальте в темноте котенок сидит, мокрый и рыжий.

–Ты чего это меня передразниваешь? Ходят тут всякие и меня перечихивают, – рассердился Чих.

–Ты кто?

–Извините, пожалуйста, я вас не перечихивал, это я от холода чихаю. Меня Рыжик зовут, я у бабушки Ой-е живу, в 5-й квартире...

–Вот и живи! Чего ты по ночам бродишь?

–Сначала я гулял, потом потерялся, а сейчас нашелся, а подъезд уже закрыли. Домой хочется, – вздохнул Рыжик.

–Между прочим, хороших кошек не бывает, – сердито сказал Чих, – они голубей едят. Вот! – Чихнул, прыгнул в ящик и зарылся с головой в пух. Согрелся, потянулся, а не спится чего-то.

–Эй, – крикнул Чих из ящика, – ты, который Рыжик, здесь еще?

–Здесь.

–Ты это, под мой ящик встань как под крышу, тебя и не замочит.

–Ага, – ответил котенок.

–Ворочался, ворочался Чих, а все равно не спится ему, не лежится, снова пришлось кричать:

–Эй, Рыжик! Скоро утро наступит. И дверь тебе в подъезде откроют!

–Ага, – мяукнул котенок, только тихо-тихо.

А у Чиха сон совсем пропал. "Вот уж точно Леля говорит – кошки хорошими не бывают", – подумал Чих, чихнул и вылез на улицу.

Ладно уж, рыжий, сейчас мы твою бабку Ой-ё разбудим! Взлетел Чих на второй этаж, к бабкиному окошку и давай стучать в стекло. Бабка Ой-ё и правду проснулась, окно отворила и запричитала на Чиха:

–Ой-ё! Я-то думала, птица бьется, а тут страсти какие!

–Рыжик ваш внизу плачет, – обиделся Чих, – а я не страсти, я – Чих, сосед ваш. Обрадовалась бабка, побежала за Рыжиком.

–Хорошенький мой котик, – приговаривает, – я уж думала, пропал или собаки бродячие загрызли. Ой-е!

А Чих слетел к себе в ящик и уснул крепко-крепко.

Зато через три дня бабка Ой-е связала ему теплый свитер из Рыжкиной шерсти. Очень хороший свитер, теплый.

Пошел как-то Чих к бабке Ой-е и котенку Рыжику в гости чай пить и телевизор смотреть. Напоила бабка Чиха горячим чаем с малиновым вареньем и говорит:

"На улицу-то сразу, разогревшись, не лети, враз простудишься"

А Чих ее не послушался, шмыгнул в окно, полетел к Летнему саду, давай над прудом кувыркаться, с облака на облако прыгать, не заметил даже, как дождик пошел. И простыл. Голова у Чиха стала тяжелая, в горле першит, и холодно ему, и мокро.

Спустился он на асфальт передохнуть и чувствует – чешется в носу ужасно, аж до слез, а вот чихнуть никак не получается, потому что заболел. "Значит, и полететь не получится, – подумал Чих. – А до дома далеко, и того гляди, пристанет кто-нибудь: то ли собаки бродячие, то ли люди..."

Что делать? Взял он кленовый листочек, закрылся как зонтиком и поскакал к дому. Прохожие и вправду на него внимания не обращали – мало ли осенью по тротуарам ветер гонит сухих листьев – бегут себе, перекатываются, как будто у них у всех ножки снизу приставлены.

Полдороги уже пробежал и вдруг слышит сзади: "Шлеп, шлеп..." по лужам, и что-то странное и лохматое появилось у него над самой головой. Так и есть. Пес Бродячий, незнакомый, грязный, огромный, а между клыков розовый язык висит, видно, долго за Чихом бежал, запыхался.

Опомнился Чих: "Не ешь меня, – кричит, – у меня ангина, заразишься!"

Пес от удивления и сел прямо в лужу:

–Чего это я тебя есть стану? Я и не бродячий почти. У меня хозяин был. Целую неделю, такой хороший хозяин, тоже мальчик. Меня его бабка выгнала, они, бабки, все такие.

–Ну, ладно, – сказал Чих, – я пойду тогда, мне домой надо.

–Везет тебе, – вздохнул Пес. – А хочешь, я тебя отвезу? Садись верхом, держись за загривок. А то какие-нибудь злые старухи обидят, к вечеру дело-то, да и кашляешь ты, болеешь.

Так и домчал Чиха до самого дома с почтовым ящиком. А у подъезда на лавочке бабка Ой-е сидит, переживает, куда это сосед пропал на ночь глядя. Взяла Чиха, одним пальцем лоб у него потрогала и сказало, что будет его медом отпаивать и баню в лукошке устроит. А Псу супу нальет утреннего. Оглянулся Чих – а Пса и нет нигде, убежал, наверное, бабки Ой-е испугался.

Лежал потом Чих у бабки на диване с градусником под мышкой, в пуховой рукавице, а голубь Леля за больным присматривал.

–Лель, а Лель, – спрашивал его Чих. – А помнишь, ты говорил, что хороших кошек не бывает, а Рыжик, например, хороший. Я думал, что Бродячие Псы – все плохие, а этот, который меня довез, очень даже замечательный. Только он думает, что все бабки – злые, а наша бабка Ой-ё опять совсем хорошая. Это почему, а, Лель?

Если вы привыкли летать куда вздумается, то вам, конечно, будет скучно лежать целые дни в бабушкиной варежке и болеть. И Чиху это быстро надоело. Чихал он еще еле-еле, взлетал не выше стула, и бабка Ой-е на улицу его не пускала.

–Подумаешь, – обижался Чих, – ничего такого не случится, если я быстренько погуляю во дворе и вернусь.

Дождался он, когда бабка собралась в магазин, спрятался в хозяйственной сумке, на улице потихонечку выпрыгнул в траву и ужасно довольный отправился гулять по дворовым палисадникам. Шел себе, шел, глядь – перед самым носом из подвального окошка шмыгнул перепуганный мышонок, заверещал и юркнул в кучу листьев. "Чего это он?" – не успел подумать Чих и увидел, что следом в подвальное окошко протиснулся, кряхтя, толстый подвальный кот. Плюхнулся на траву, хмыкнул на Чиха, пополз на животе к тому месту, где спрятался бедный мшонок, и замер.

Ждал кот долго, но беглец, видно, забился куда-то в земляную норку и вылезать не собирался.

Кот еще полежал на траве, вытянул морду и... вдруг запищал по-мышиному.

Листочки зашуршали, успокоенный мышонок высунул любопытный нос – и тут же котище его и сцапал.

–Ох! – только и проговорил Чих.

–Вот, – не оборачиваясь промурлыкал котище, – как полезно учить иностранные языки – всегда будет, чем питаться!

–Ну, это уж слишком! – возмутился Чих, чихнул изо всех сил, подлетел вверх и с размаху грохнулся прямо на голову коварного кота. Котище заорал с испугу, свалился набок, мышонок пустился наутек, а храбрый Чих вспорхнул повыше на соседнюю березу.

–Ну, погоди, – зашипел ему вслед кот. – Сочтемся с тобой, мышиный дружок! – и, потирая бок, отправился в свой подвал.

–Чихни и забудь, – сказал Леля, когда Чих рассказал ему про свои приключения.

– Подумаешь, подвальный кот!

А вот Рыжик испугался: "Это же сам Мурзя! Он во дворе самый главный, его все боятся". "Меня не испугает", – сказал Чих. Но вредный Мурзя думал по-другому.

Кот Мурзя, с которым поссорился Чих, был не только хозяином всего двора и подвала, но даже главным по мусорным бакам. Квартальные Бродячие Псы Мурзю не трогали – не то чтобы боялись, а просто подвальный кот всегда оставлял им что-нибудь вкусненькое из мусорных объедков. Зато посторонние коты и котята в Мурзин двор без подарков не заходили, несли Мурзе хоть полрыбки, ну, а птичий народ облетал Мурзины владения за три квартала. "У меня от одного Мурзиного вида перья выпадают, – вздыхал голубь Леля. – Кто знал, что из несчастного подвального котенка может вырасти такой плохой котище".

Этот-то страшный Мурзя и объявил Чиху настоящую войну. Теперь уже Чих по двору не гулял и на лавочке Лелю не дожидался. Мурзя караулил его днем и ночью да грозился выцарапать его из почтового ящика и съесть, накоец, вместо того самого мышонка.

Стали Чиху сны сниться страшные – будто Мурзя летать научился и гонится за ним прямо по воздуху. Уже и подумывал Чих – не перебраться ли ему к Леле на чердак или к бабке Ой-е жить, подальше от ужасного кота. И вдруг Мурзя пропал.

Нет его нигде – и все тут. "Ура!" – сказал голубь Леля, а Чих что-то забеспокоился. День, второй проходит, а Мурзи нет как нет во дворе. А у Мурзиных мусорных баков целая стая дворовых котов сидит, закусывают да посмеиваются. Чих к ним:

–Не знаете, куда вредный Мурзя делся?

–А он в подвале сидит, – коты отвечают, – в крысиный капкан попал, жадюга! Теперь все баки – наши!

–Так ведь он второй день там сидит, – испугался Чих. – Кто же его выпустит?

–А никто, – смеются коты. – Без него охотников до рыбьих костей хватает. Он у нас мастер по-иностранному разговаривать, пусть теперь с крысами на крысином языке договаривается. Они его там живо скушают.

Чих никому ничего не сказал. Повертелся на лавочке, не усидеть и полетел к подвальному окошку. Темно в подвале, ничего не видно. Влез Чих в эту темноту, спрыгнул вниз и прислушался. Точно – сопит кто-то в углу, и два зеленых глаза горят.

–Эй, Мурзя, это ты?

–Ну я. Посмеяться над Мурзей заглянул? Жалко, что я тебя раньше не сцапал. Теперь все храбрые, когда Мурзя в капкане сидит.

–Я и вовсе не смеялся, – ответил Чих. – Больно тебе, да?

–Тебе-то что? – огрызнулся Мурзя. – Гуляй отсюда.

–Давай я капкан открыть попробую? – попросил Чих. – Ты не дергайся только.

Пошарил Чих на полу, отыскал руками холодную железяку с острыми зубами, отпереть попробовал, да не вышло ничего – злой капкан, крысиный.

–Придется бабку Ой-е звать, у меня сил не хватает!

–Да ты чего? – всхлипнул Мурзя, – я летом у ее Рыжика чуть ухо не откусил, она за мной со шваброй бегала. Пойдет она, как же!

–Ладно, сиди уж, – махнул рукой Чих и вылетел в окошко.

Бабка с Чихом спустилась в подвал, увидела кота в капкане и посветила на несчастную Мурзину морду фонариком. Тут Мурзя и засопел часто-часто, и повисла у него на усах слеза, большая такая, в темноте блестит.

Когда вытащили, наконец, бедную кошачью лапу из капкана, Мурзя плакать перестал, ничего не сказал Чиху с бабкой, а повернулся и захромал от них к подвальной двери.

–Эй, Мурзик! – крикнул Чих. – Погоди, лапу-то завяжем.

Остановился Мурзя, но оборачиваться к ним не стал. Вздохнул и дальше пошел, прочь.

–Чего это он? – спросил Чих. – Больно ему, да?

–Чего-чего! – рассердилась бабка. – Он хоть иностранным языкам и научен, а по-хорошему-то с ним никто не разговаривал. Как не больно...

Голубь Леля любил гулять по бульвару Гоголя. И Чих очень любил. Ведь именно здесь Чих и появился когда-то на белый свет. И весело было там: листья разноцветные качались над головой, иногда тихонько падали и шутя стукали Чиха по затылку, а он, знай себе, смеялся. Ну, а если уж появлялось редкое осеннее солнышко, начинали прыгать в осколках зеленого бутылочного стекла солнечные зайчики, то Чих с ними здоровался, и неважно совсем, что они ему ничего не отвечали.

Пока Леля ворчал, что "всякие нахальные воробьи подобрали все съедобное, что приличному голубю клюнуть нечего", ходил по бульвару за крошками, Чих гулял по-своему. Качался на кленовых веточках, как на качелях, а то просто прыгал по кучам мусора и сухих листьев. Разбежится – и бух! Кувырком в самое шуршание и лежит потом на спине долго, смотрит в облака, а то и заснет. Вот уж Леля ищет-ищет его по всему бульвару, поди, найди такого маленького!

И в этот раз пошли Леля с Чихом в кленовую аллею. Только погода, в городе в этот день вовсе испортилась – тротуары грязные да мокрые, по небу тучи мохнатые пробираются, и люди по бульвару не гуляют, а бегут, нахмурившись, будто от Псов Бродячих спасаются.

Не понравилось Чиху на бульваре. И ветер за волосы больно дергается.

–Грустно мне чего-то, Леля! – пожаловался Чих. – Ты иди, ужинай, а я тут полежу.

Сидел Чих на старом кирпиче, по сторонам смотрел, Лелю ждал. Вот, например, тетенька идет с девочкой. Тетка сердится, девочку за руку тащит и кричит на всю аллею, а девчонка плачет, упирается.

–Наказание мое, господи! – кричит тетка. – Иди, сказано тебе! Еще она меня слушаться не будет, дрянная этакая!

А девчонка в слезы:

–Мам, ну мам! Стой, ну, пожалуйста. Я же только фантик возьму, вон лежит, видишь? Не уходи!

–Ах, фантик! Станешь еще грязь всякую собирать, в мусоре рыться не хватало!

И еще крепче тетка дочку за руку дергает. Не утерпел Чих. Чихнул изо всех сил, взвился было за этим розовым фантиком подлететь, чтобы девочке отдать. Чего ей зря плакать?

И тут... та самая скрепочка, что у Чиха в волосах, возьми да и зацепись за веточку кленовую. Рванулся Чих – вылетело у него из руки перышко, еще рванулся, за перышком – две спички да спутанные нитки. А за ниточками – хвоинка, песчинка, обломанная спичка...

Закружилось все у Чиха перед глазами: и деревья, и тротуары, и девочка с теткой, и листочек какой-то, и пропало все навсегда. А вниз под клен упали две пуговицы – зеленая да фиолетовая, и галечка какая-то с черточкой об асфальт стукнулась. И Чих исчез.

–Мам, мам!! – в конце аллеи плакала уходящая с теткой девочка. – У меня такого фантика никогда не было. И не будет. Он такой прекрасный, такой замечательный.

–Ничего замечательного в этой грязище нет! – отвечала тетка и шла еще быстрее.

Голубь Леля Чиха не нашел. И Рыжик. И бабка Ой-е искала, да не нашла. Горевала, конечно, а потом надумала: уж коли ветер так вздохнул над мусорной кучей в кленовой аллее, что из нее летучий мальчик получился – значит, чего только на свете не может случиться! Может, и Чих вернется, и они его снова найдут. Надо только внимательно смотреть под ноги и еще вверх на облака – не летит ли Чих?

Кто знает? Может, все так и случится.