Текст книги "Сказки для маленьких. Часть 2 - от "О" до "Я""

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 160 (всего у книги 187 страниц)

Хитрый Петре и Насредин-Ходжа

С малых лет распростился Петре с родною Градешницей в Маркове и пошел в батраки к Насреддину-ходже. Очень умным считали все люди ходжу – ведь недаром учил он ребят в своей школе. Однако ж маленький Петре был умнее его самого. А ходжу это злило.

Как-то раз на уроке сказал ходжа ученикам:

– Ну-ка, живо, ребята! Отправляйтесь домой, по яйцу возьмите – и быстрее сюда!

Побежали ребята, по яйцу притащили. Говорит им ходжа:

– А сейчас – вы снеситесь. Кричите погромче: "Куд-куда! Куд-куда!" А потом вы подниметесь с места – и под каждым из вас я найду по яичку. Понятно?

Так и сделали. Только у бедного Петре дома ничего не нашлось. Ну, а чтобы ходжа не спросил: "Почему ты не снес мне яичко?" – он, когда все закудахтали, с места вскочил, руки раскинул, замахал будто крыльями и закричал во весь голос: "Кукареку!"

А ходжа ему:

– Где же яйцо?

Улыбнулся хитрец и отвечает ходже:

– Помилуй, да разве я – курица? Я же – петух! Разве курицы могут прожить без горластого супруга?

Так вот Петре еще малым ребенком оказался хитрей Насреддина-ходжи.

Было так – и сейчас так осталось.

Македонская сказка

Хитрый петух

Растопырил крылья хитрый петух, вскочил на плетень и ну кукарекать во все горло. Из ближней рощицы выбежала кума лиса.

– Добрый день! – кричит. – Услыхала я, как ты кукарекаешь, вот и прибежала. Ну и хорошо же ты поешь! Вот не знаю только, умеешь ли ты петь, как пел твой батька.

– А как мой батька пел?

– Вскочит, бывало, на плетень, да и стоит на одной ноге, а другую подожмет. Закроет один глаз и кукарекает. Вот был певец так певец!

– И я так умею!

Поджал петух ногу, закрыл один глаз и кукарекает.

– А можешь ты, стоя на одной ноге, закрыть оба глаза и все-таки петь? – спрашивает лиса.

– Могу! – крикнул петух.

Но не успел он закрыть оба глаза, как лиса подскочила и – хвать петуха! Унесла его лиса в лес, придавила лапами и уже приготовилась кушать.

– Эх, – вздохнул петух, – было время, матушка твоя не так делала.

– А как она делала? – спрашивает лиса.

– У матушки твоей был такой обычай: бывало, поймает петуха да перед тем, как его скушать, прочтет молитву. Набожная была лисица, богомольная.

Подумала, подумала лиса и решила: надо, мол, и мне помолиться. Сложила передние лапы, закрыла глаза, стала молитву шептать. А петух того и ждал. Как только лиса отдернула лапы, он взлетел – да скок на ближнее дерево!

– Чтоб тебя громом убило! – взвизгнула лиса. – Меня, лису, перехитрил!

И, голодная, поплелась восвояси.

Болгарская сказка

Хлеб и драгоценности

Один монаpх pешил однажды отдать часть своего богатства в виде милостыни. В то же вpемя емy очень хотелось знать, что слyчится с его даpами. Итак, он пpизвал к себе одного пекаpя, котоpомy довеpял, велел емy испечь две бyханки хлеба, пpичем в однy нyжно было запечь некотоpое количество дpагоценных камней, а дpyгyю испечь только из воды и мyки.

Затем пекаpь должен был выбpать из своих покyпателей двyх человек – самого добpодетельного и самого гpешного и отдать им эти бyханки.

Hа следyющее yтpо в пекаpню зашли двое. Один из них, облаченный в деpвишский халат, казался обpазцом добpодетели, хотя на самом деле был обыкновенным ханжой. Дpyгой, без единого слова положивший на пpилавок свои деньги, внешностью походил на одного человека, котоpого пекаpь издавна не любил.

Хлеб с дpагоценностями пекаpь отдал деpвишy, а обыкновеннyю бyханкy – дpyгомy посетителю.

Взяв свою бyханкy, лжедеpвиш почyвствовал, что она тяжелее обычной. Он взвесил ее на ладони, потом слегка помял и, нащyпав дpагоценные камни, pешил, что это комочки плохо pазмешанной мyки. Тогда он взглянyл на пекаpя, но yвидев его сypовое лицо, понял, что с ним лyчше не связываться, и обpатился к дpyгомy покyпателю: "Давай обменяемся бyханками, мне кажется, ты голоден, а моя бyханка больше твоей".

Этот человек, со смиpением пpинимавший все, что емy посылала сyдьба, охотно отдал свой хлеб и взял хлеб деpвиша.

Коpоль наблюдал за ними из внyтpеннего помещения и был весьма изyмлен всем этим, но так и не понял, кто же из них двоих добpодетельнее.

Покyпатели, обменявшись бyханками, yшли, и коpоль pешил, что высшей воле было yгодно yбеpечь деpвиша от миpского богатства. Он не знал, как еще истолковать то, что пpоизошло.

А истинно добpодетельный человек, котоpый обменялся бyханками, нашел сокpовища и yпотpебил их на добpое дело.

– Я сделал то, что мне было велено, – сказал пекаpь.

– Сyдьба не в нашей власти, – отвечал цаpь.

– Как yмно я постyпил! – pадовался лжедеpвиш.

Эта истоpия pассказывается в Геpате, в восточном Афганистане, где pасположена гpобница великого сyфийского yчителя Хаджи Абдаллаха аль Ансаpи, yмеpшего в 1089 годy.

Пеpвый ypовень ее смысла таков: человекy может быть пpедложено нечто ценное для его бyдyщего, но он может не воспользоваться этой возможностью.

Сказка дервишей

Хлеб и золото

Аббас был бедный феллах. (Феллах – крестьянин , земледелец). Целыми днями трудился он, чтобы добыть пропитание себе и своей семье, а в свободные часы все думал о том, как бы найти клад, который избавил бы его от нужды.

Однажды в очень жаркий день Аббас, как обычно, работал в поле. Почувствовав сильную усталость, он сел под дерево и принялся мечтать: “Если бы Аллах дал мне волшебную силу, чтобы я мог превращать все, чего ни коснусь рукой, в золото, – тогда я избавился бы от тяжкого труда и зажил в полном довольстве”.

И вдруг он услышал голос:

– О Аббас! Сейчас ты получишь то, чего тебе так хочется! Положи свою руку на какой-нибудь предмет – и он тотчас превратится в чистое золото.

Аббас не поверил своим ушам. Но все же потянулся к земле и взял маленький камешек. Едва он коснулся его – камешек тут же превратился в чистое золото. Потом Аббас дотронулся до другого камня – и тот тоже стал золотым.

Аббас очень обрадовался и подумал: “Сейчас я отправлюсь в город и превращу пыль и камни в золото... Потом куплю много земли, построю на берегу реки дворец и окружу его огромным садом... Я куплю прекрасных коней и облачусь в роскошные одежды...”

Тут он хотел подняться, но, почувствовав сильную усталость, голод и жажду, понял, что не сможет идти.

“Съем-ка я то, что принес с собою утром из дому”,– решил он и протянул руку к завтраку, который лежал в маленьком мешочке возле дерева. Аббас взял лепешку, но, положив ее в рот, почувствовал металл. И хлеб превратился в золото!

В мешочке оставалась еще луковица. Аббас поспешно схватил ее. Каково же было его смятение, когда и луковица стала золотым слитком, который он не мог съесть!

Аббас страшно перепугался. Как он будет теперь пить и есть? Как будет жить в этом мире золотых слитков? Ведь так он очень скоро умрет от голода и жажды, даже не попользовавшись золотом, которое без труда дается ему в руки.

Так думал Аббас, представляя, как умрет в муках от голода и жажды, раз все, чего бы он ни коснулся, превращается в золото.

Но тут он открыл глаза, увидел себя примостившимся в тени дерева и понял, что грезил. Глубокий вздох облегчения вырвался из его груди; словно гора свалилась у него с плеч.

– Слава Аллаху, что все это было лишь сном! – проговорил он.

Арабская сказка

Хозяин воды

В реке жил страшный и сильный Хозяин воды, часто наверх выплывал, хватал всех с берега и уносил к себе в глубокий омут. Люди боялись Хозяина воды, подарки ему бросали.

Один смелый рыбак стал спускать в реку большую сеть. Хозяин воды услышал и голову на поверхность высунул:

– Ты что делаешь мужик?

– Да вот хочу всю рыбу сетью вычерпать…

Хозяину воды жаль потерять свою рыбу, и он крикнул:

– Я не отдам тебе рыбу…

Рыбак усмехнулся :

– А я тебя самого на берег сетью выволоку.

– Посмотрим кто победит. Давай бороться.

Стали бороться. Рыбак подставил ножку и повалил Хозяина воды на лопатки, А тот не сдается:

– Полагается до трех раз. Завтра опять будем бороться.

Рыбак смеется:

– Ладно, ладно, пришлю своего младшего брата…

А младшим братом рыбака был дедушка медведь.

Вечером братья обо всем поговорили, а утром дедушка медведь пришел на берег реки и стал там сладкую травку жевать. Хозяин воды увидел, хотел напугать младшего брата рыбака, выскочил на берег и крикнул:

– Хуг, хаг…

Дедушка медведь не испугался, встал на задние лапы и схватился бороться. Долго они друг у друга силы выматывали, ногами притоптывали – и на месте камня болото сделалось.

К вечеру дедушка медведь поборол своего противника.

Ночью Хозяин воды в глубоком омуте отдохнул, а утром снова к рыбаку выплыл:

– Давай, кто дальше забросит, что в руках есть.

– Давай,– согласился рыбак.

Хозяин воды схватил свой водяной кнут, размахнулся и забросил на облака. А сам похваляется:

– Видал? Сейчас дерну – дождь польется.

И правда: гром загремел, молния засияла, кнут хозяина воды вместе с дождем назад в реку упал.

А рыбак смотрит и усмехается:

– Я подальше твоего заброшу…

Схватил он большой куст, вырвал и с размаху бросил себе за плечи.

А Хозяин воды глядел на небо и ничего не увидел.

Рыбак говорит:

– Подожди увидишь.

Вечер наступил, из-за гор луна появилась. Рыбак обрадовался:

– Вон-вон, мой куст упал на луну!

Хозяин воды смотрит: правда – на луне темное пятно.

Делать нечего рыбак три раза победил, как по уговору было.

Хозяин воды сказал:

– Вы, люди, сильнее, всех на свете. С вами бороться нельзя. Ловите мою рыбу, только меня не трогайте.

Тут он нырнул в самый глубокий омут. Там заполз под тяжелый камень и больше на свет не вылезает. Людям он не показывается и худое делать боится.

А человек стал и на земле и на воде хозяином!

Тофаларская сказка

Хозяин и гости

Учитель подобен хозяину дома. Те, кто пытаются изучать Путь – его гости. Эти люди никогда прежде не бывали в домах и плохо представляют себе, что это такое. Но, как бы то ни было, дом есть дом. Когда гости входят в дом и видят место, предназначенное для сидения, они спрашивают, что это такое. Им отвечают: «Это место, где сидят». Гости усаживаются на стулья, не вполне, однако, понимая назначение стульев. Хозяин развлекает гостей, а они продолжают задавать вопросы, подчас неуместные; но хозяин, как гостеприимный человек, не ставит им это в упрек. Например, гости хотят знать, где и когда они будут есть. Они никак не могут взять в толк, что никто не будет обделен вниманием, что кроме хозяина в доме есть и другие люди, которые в этот момент готовят еду, что есть другая комната, где их рассадят и подадут им угощение.

Не видя ни еды, ни того, как ее готовят, гости смущаются; возможно, даже, они испытывают сомнения, да и вообще они чувствуют себя неловко. Добрый хозяин, понимающий состояние своих гостей, должен бы успокоить их, чтобы ничто не помешало им в назначенный час насладиться трапезой. Среди гостей есть люди более сообразительные, которые скорее своих товарищей уловят связь вещей в доме. Они могут дать этим последним надлежащие объяснения. Между тем хозяин отвечает на вопросы гостей, в соответствии со способностями каждого воспринимать дом как функциональное единство.

Одного факта наличия дома еще недостаточно: дом должен быть приготавливаем к приему гостей, и присутствие хозяина в нем необходимо. Кто-то должен добросовестно выполнять роль хозяина для того, чтобы гостящие в доме чувствовали себя непринужденно – ведь хозяин несет за них ответственность. Сначала многие не понимают, что они гости – или, скорее, им неизвестно само понятие "гость" – то есть, им неясно, что от них в этой роли требуется и что это им может дать.

Опытный гость, который уже кое-что знает о домах и гостеприимстве, в конце концов раскрепощается и благодаря этому лучше начинает понимать, что такое дом и каковы многие стороны жизни в нем. Пока же гость только пытается постичь сущность дома и запомнить правила этикета, его внимание слишком поглощено этими факторами, чтобы он мог замечать, скажем, красоту, ценность или назначение мебели.

Эта высокопочитаемая притча, взятая из «поучений» жившего в XIV столетии Низам ад-дина Авлийа, как предполагается, полезна на различных уровнях. Притча говорит, в частности, о том, что человеку необходимо упорядочить различные функции ума для того, чтобы развить в себе особое высшее восприятие.

Она к тому же имеет целью указать в форме, легко доступной уму, на необходимость суфийской группы и взаимосвязь между ее членами, а также показать, как каждый член группы может дополнить другого. Большое внимание дервиши уделяют тому факту, что для индивидуума важно вначале урегулировать некоторые проблемы, прежде чем он сможет извлечь пользу из усилий группы.

Притча относится к суфийским произведениям, на которые наложен определенный запрет. Ее нельзя изучать самостоятельно, и где бы она ни была записана, ученик, прочитав ее, должен сразу же читать следующий на ней рассказ.

Притча не появляется ни в одном классическом произведении, но ее можно обнаружить в рукописных сборниках, которые дервиши носят с собой, и время от времени она входит как составной элемент в планомерный курс обучения. Настоящий вариант взят из манускрипта, в котором утверждается, что притча принадлежит мастеру Амир Сейнду Кулал аль-Бухари, умершему в 1371 году.

Сказка дервишей

Холодное сердце

Всякий, кому случалось побывать в Шварцвальде (по-русски это слово значит «Чернолесье»), скажет вам, что никогда в другом месте не увидишь таких высоких и могучих елей, нигде больше не встретишь таких рослых и сильных людей. Кажется, будто самый воздух, пропитанный солнцем и смолой, сделал обитателей Шварцвальда непохожими на их соседей, жителей окрестных равнин. Даже одежда у них не такая, как у других. Особенно затейливо наряжаются обитатели гористой стороны Шварцвальда. Мужчины там носят черные камзолы, широкие, в мелкую складку шаровары, красные чулки и островерхие шляпы с большими полями. И надо признаться, что наряд этот придает им весьма внушительный и почтенный вид.

Все жители здесь отличные мастера стекольного дела. Этим ремеслом занимались их отцы, деды и прадеды, и слава о шварцвальдских стеклодувах издавна идет по всему свету.

В другой стороне леса, ближе к реке, живут те же шварцвальдцы, но ремеслом они занимаются другим, и обычаи у них тоже другие. Все они, так же как их отцы, деды и прадеды, – лесорубы и плотогоны. На длинных плотах сплавляют они лес вниз по Неккару в Рейн, а по Рейну – до самого моря.

Они останавливаются в каждом прибрежном городе и ждут покупателей, а самые толстые и длинные бревна гонят в Голландию, и голландцы строят из этого леса свои корабли.

Плотогоны привыкли к суровой, бродячей жизни. Поэтому и одежда у них совсем не похожа на одежду мастеров стекольного дела. Они носят куртки из темного холста и черные кожаные штаны на зеленых, шириною в ладонь, помочах. Из глубоких карманов их штанов всегда торчит медная линейка – знак их ремесла. Но больше всего они гордятся своими сапогами. Да и есть чем гордиться! Никто на свете не носит таких сапог. Их можно натянуть выше колен и ходить в них по воде, как посуху.

Еще недавно жители Шварцвальда верили в лесных духов. Теперь-то, конечно, все знают, что никаких духов нет, но от дедов к внукам перешло множество преданий о Таинственных лесных жителях.

Рассказывают, что эти лесные духи носили платье точь-в-точь такое, как и люди, среди которых они жили.

Стеклянный Человечек – добрый друг людей – всегда являлся в широкополой островерхой шляпе, в черном камзоле и шароварах, а на ногах у него были красные чулочки и черные башмачки. Ростом он был с годовалого ребенка, но это нисколько не мешало его могуществу.

А Михель-Великан носил одежду сплавщиков, и те, кому случалось его видеть, уверяли, будто на сапоги его должно было пойти добрых полсотни телячьих кож и что взрослый человек мог бы спрятаться в этих сапожищах с головой. И все они клялись, что нисколько не преувеличивают.

С этими-то лесными духами пришлось как-то раз познакомиться одному шварцвальдскому парню.

О том, как это случилось и что произошло, вы сейчас узнаете.

Много лет тому назад жила в Шварцвальде бедная вдова, по имени и прозвищу Барбара Мунк.

Муж ее был угольщиком, а когда он умер, за это же ремесло пришлось взяться ее шестнадцатилетнему сыну Петеру. До сих пор он только смотрел, как его отец тушит уголь, а теперь ему самому довелось просиживать дни и ночи возле дымящейся угольной ямы, а потом колесить с тележкой по дорогам и улицам, предлагая у всех ворот свой черный товар и пугая ребятишек лицом и одёжой, потемневшими от угольной пыли.

– Ремесло угольщика тем хорошо (или тем плохо), что оставляет много времени для размышлений.

И Петер Мунк, сидя в одиночестве у своего костра, так же как и многие другие угольщики, думал обо всем на свете. Лесная тишина, шелест ветра в верхушках деревьев, одинокий крик птицы – все наводило его на мысли о людях, которых он встречал, странствуя со своей тележкой, о себе самом и о своей печальной судьбе.

"Что за жалкая участь быть черным, грязным угольщиком! – думал Петер. – То ли дело ремесло стекольщика, часовщика или башмачника! Даже музыкантов, которых нанимают играть на воскресных вечеринках, и тех почитают больше, чем нас!" Вот, случись, выйдет Петер Мунк в праздничный день на на улицу – чисто умытый, в парадном отцовском кафтане с серебряными пуговицами, в новых красных чулках и в башмаках с пряжками... Всякий, увидев его издали, скажет: "Что за парень – молодец! Кто бы это был?" А подойдет ближе, только рукой махнет: "Ах, да ведь это всего-навсего Петер Мунк, угольщик!.." И пройдет мимо.

Но больше всего Петер Мунк завидовал плотогонам. Когда эти лесные великаны приходили к ним на праздник, навесив на себя с полпуда серебряных побрякушек – всяких там цепочек, пуговиц да пряжек, – и, широко расставив ноги, глядели на танцы, затягиваясь из аршинных кельнских трубок, Петеру казалось, что нет на свете людей счастливее и почтеннее. Когда же эти счастливцы запускали в карман руку и целыми пригоршнями вытаскивали серебряные монеты, у Петера спирало дыхание, мутилось в голове, и он, печальный, возвращался в свою хижину. Он не мог видеть, как эти "дровяные господа" проигрывали за один вечер больше, чем он сам зарабатывал за целый год.

Но особенное восхищение и зависть вызывали в нем три плотогона: Иезекиил Толстый, Шлюркер Тощий и Вильм Красивый.

Иезекиил Толстый считался первым богачом в округе.

Везло ему необыкновенно. Он всегда продавал лес втридорога, денежки сами так и текли в его карманы.

Шлюркер Тощий был самым смелым человеком из всех, кого знал Петер. Никто не решался с ним спорить, а он не боялся спорить ни с кем. В харчевне он и ел-пил за троих, и место занимал на троих, но никто не смел сказать ему ни слова, когда он, растопырив локти, усаживался за стол или вытягивал вдоль скамьи свои длинные ноги, – уж очень много было у него денег.

Вильм Красивый был молодой, статный парень, лучший танцор среди плотогонов и стекольщиков. Еще совсем недавно он был таким же бедняком, как Петер, и служил в работниках у лесоторговцев. И вдруг ни с того ни с сего разбогател! Одни говорили, что он нашел в лесу под старой елью горшок серебра. Другие уверяли, что где-то на Рейне он подцепил багром мешок с золотом.

Так или иначе, он вдруг сделался богачом, и плотогоны стали почитать его, точно он был не простой плотогон, а принц.

Все трое – Иезекиил Толстый, Шлюркер Тощий и Вильм Красивый – были совсем не похожи друг на друга, но все трое одинаково любили деньги и были одинаково бессердечны к людям, у которых денег не было. И однако же, хоть за жадность их недолюбливали, за богатство им все прощали. Да и как не простить! Кто, кроме них, мог разбрасывать направо и налево звонкие талеры, словно деньги достаются им даром, как еловые шишки?!

"И откуда только они берут столько денег, – думал Петер, возвращаясь как-то с праздничной пирушки, где он не пил, не ел, а только смотрел, как ели и пили другие. – Ах, кабы мне хоть десятую долю того, что пропил и проиграл нынче Иезекиил Толстый!"

Петер перебирал в уме все известные ему способы разбогатеть, но не мог придумать ни одного мало-мальски верного.

Наконец он вспомнил рассказы о людях, которые будто бы получили целые горы золота от Михеля-Великана или от Стеклянного Человечка.

Еще когда был жив отец, у них в доме часто собирались бедняки соседи помечтать о богатстве, и не раз они поминали в разговоре маленького покровителя стеклодувов.

Петер даже припомнил стишки, которые нужно было сказать в чаще леса, у самой большой ели, для того чтобы вызвать Стеклянного Человечка:

– Под косматой елью,

В темном подземелье,

Где рождается родник, —

Меж корней живет старик.

Он неслыханно богат,

Он хранит заветный клад...

Были в этих стишках еще две строчки, но, как Петер ни ломал голову, он ни за что не мог их припомнить.

Ему часто хотелось спросить у кого-нибудь из стариков, не помнят ли они конец этого заклинания, но не то стыд, не то боязнь выдать свои тайные мысли удерживали его.

– Да они, наверно, и не знают этих слов, – утешал он себя. – А если бы знали, то почему бы им самим не пойти в лес и не вызвать Стеклянного Человечка!..

В конце концов он решил завести об этом разговор со своей матерью – может, она припомнит что-нибудь.

Но если Петер забыл две последние строчки, то матушка его помнила только две первые.

Зато он узнал от нее, что Стеклянный Человечек показывается только тем, кому посчастливилось родиться в воскресенье между двенадцатью и двумя часами пополудни.

– Если бы ты знал это заклинание от слова до слова, он непременно бы явился тебе, – сказала мать, вздыхая. – Ты ведь родился как раз в воскресенье, в самый полдень.

Услышав это, Петер совсем потерял голову.

"Будь что будет, – решил он, – а я должен попытать свое счастье".

И вот, распродав весь заготовленный для покупателей уголь, он надел отцовский праздничный камзол, новые красные чулки, новую воскресную шляпу, взял в руки палку и сказал матери:

– Мне нужно сходить в город. Говорят, скоро будет набор в солдаты, так вот, я думаю, следовало бы напомнить начальнику, что вы вдова и что я ваш единственный сын.

Мать похвалила его за благоразумие и пожелала счастливого пути. И Петер бодро зашагал по дороге, но только не в город, а прямо в лес. Он шел все выше и выше по склону горы, поросшей ельником, и наконец добрался до самой вершины.

Место было глухое, безлюдное. Нигде никакого жилья – ни избушки дровосеков, ни охотничьего шалаша.

Редко какой человек заглядывал сюда. Среди окрестных жителей поговаривали, что в этих местах нечисто, и всякий старался обойти Еловую гору стороной.

Здесь росли самые высокие, самые крепкие ели, но давно уже не раздавался в этой глуши стук топора. Да и не мудрено! Стоило какому-нибудь дровосеку заглянуть сюда, как с ним непременно случалась беда: либо топор соскакивал с топорища и вонзался в ногу, либо подрубленное дерево падало так быстро, что человек не успевал отскочить и его зашибало насмерть, а плот, в который попадало хоть одно такое дерево, непременно шел ко дну вместе с плотогоном. Наконец люди совсем перестали тревожить этот лес, и он разросся так буйно и густо, что даже в полдень здесь было темно как ночью.

Страшно стало Петеру, когда он вошел в чащу. Кругом было тихо – нигде ни звука. Он слышал только шорох собственных шагов. Казалось, даже птицы не залетают в этот густой лесной сумрак.

Около огромной ели, за которую голландские корабельщики не задумываясь дали бы не одну сотню гульденов, Петер остановился.

"Наверно, это самая большая ель на всем свете! – подумал он. – Стало быть, тут и живет Стеклянный Человечек".

Петер снял с головы свою праздничную шляпу, отвесил перед деревом глубокий поклон, откашлялся и робким голосом произнес:

– Добрый вечер, господин стекольный мастер! Но никто не ответил ему.

"Может быть, все-таки лучше сначала сказать стишки", – подумал Петер и, запинаясь на каждом слове, пробормотал:

– Под косматой елью,

В темном подземелье,

Где рождается родник, —

Меж корней живет старик.

Он неслыханно богат,

Он хранит заветный клад...

И тут – Петер едва мог поверить своим глазам! – из-за толстого ствола кто-то выглянул. Петер успел заметить островерхую шляпу, темный кафтанчик, ярко-красные чулочки... Чьи-то быстрые, зоркие глаза на мгновение встретились с глазами Петера.

Стеклянный Человечек! Это он! Это, конечно, он! Но под елкой уже никого не было. Петер чуть не заплакал от огорчения.

– Господин стекольный мастер! – закричал он. – Где же вы? Господин стекольный мастер! Если вы думаете, что я вас не видел, вы ошибаетесь. Я отлично видел, как вы выглянули из-за дерева.

И опять никто ему не ответил. Но Петеру показалось, что за елкою кто-то тихонько засмеялся.

– Погоди же! – крикнул Петер. – Я тебя поймаю! – И он одним прыжком очутился за деревом. Но Стеклянного Человечка там не было. Только маленькая пушистая белочка молнией взлетела вверх по стволу.

"Ах, если бы я знал стишки до конца, – с грустью подумал Петер, – Стеклянный Человечек, наверно, вышел бы ко мне. Недаром же я родился в воскресенье!.."

Наморщив лоб, нахмурив брови, он изо всех сил старался вспомнить забытые слова или даже придумать их, но у него ничего не выходило.

А в то время как он бормотал себе под нос слова заклинанья, белочка появилась на нижних ветвях елки, прямо у него над головой. Она охорашивалась, распушив свой рыжий хвост, и лукаво поглядывала на него, не то посмеиваясь над ним, не то желая его подзадорить.

И вдруг Петер увидел, что голова у белки вовсе не звериная, а человечья, только очень маленькая – не больше беличьей. А на голове – широкополая, островерхая шляпа. Петер так и замер от изумления. А белка уже снова была самой обыкновенной белкой, и только на задних лапках у нее были красные чулочки и черные башмачки.

Тут уж Петер не выдержал и со всех ног бросился бежать.

0н бежал не останавливаясь и только тогда перевел дух, когда услышал лай собак и завидел вдалеке дымок, поднимающийся над крышей какой-то хижины. Подойдя поближе, он понял, что со страху сбился с дороги и бежал не к дому, а прямо в противоположную сторону. Здесь жили дровосеки и плотогоны.

Хозяева хижины встретили Петера приветливо и, не спрашивая, как его зовут и откуда он, предложили ему ночлег, зажарили к ужину большого глухаря – это любимое кушанье местных жителей – и поднесли ему кружку яблочного вина.

После ужина хозяйка с дочерьми взяли прялки и подсели поближе к лучине. Ребятишки следили, чтоб она не погасла, и поливали ее душистой еловой смолой. Старик хозяин и старший его сын, покуривая свои длинные трубки, беседовали с гостем, а младшие сыновья принялись вырезывать из дерева ложки и вилки.

K вечеру в лесу разыгралась буря. Она выла за окнами, сгибая чуть не до земли столетние ели. То и дело слышались громовые удары и страшный треск, словно где-то невдалеке ломались и падали деревья.

– Да, никому бы я не посоветовал выходить в такую пору из дому, – сказал старый хозяин, вставая с места и покрепче закрывая дверь. – Кто выйдет, тому уж не вернуться. Нынче ночью Михель-Великан рубит лес для своего плота.

Петер сразу насторожился.

– А кто такой этот Михель? – спросил он у старика.

– Он хозяин этого леса, – сказал старик. – Вы, должно быть, нездешний, если ничего не слышали о нем. Ну хорошо, я расскажу вам, что знаю сам и что дошло до нас от наших отцов и дедов.

Старик уселся поудобнее, затянулся из своей трубки и начал:

– Лет сто назад – так, по крайней мере, рассказывал мой дед – не было на всей земле народа честнее шварцвальдцев.

Теперь-то, когда на свете завелось столько денег, люди потеряли стыд и совесть. Про молодежь и говорить нечего, – у той только и дела, что плясать, ругаться да сорить деньгами. А прежде было не то. И виной всему – я это раньше говорил и теперь повторю, хотя бы он сам заглянул вот в это окошко, – виной всему Михель-Великан. От него все беды и пошли.

Так вот, значит, лет сто тому назад жил в этих местах богатый лесоторговец. Торговал он с далекими рейнскими городами, и дела у него шли как нельзя лучше, потому что он был человек честный и трудолюбивый.

И вот однажды приходит к нему наниматься какой-то парень. Никто его не знает, но видно, что здешний, – одет как шварцвальдец. А ростом чуть не на две головы выше всех. Наши парни и сами народ не мелкий, а этот настоящий великан.

Лесоторговец сразу сообразил, как выгодно держать такого дюжего работника. Он назначил ему хорошее жалованье, и Михель (так звали этого парня) остался у него.

Что и говорить, лесоторговец не прогадал.

Когда надо было рубить лес, Михель работал за троих. А когда пришлось перетаскивать бревна, за один конец бревна лесорубы брались вшестером, а другой конец поднимал Михель.

Послужив так с полгода, Михель явился к своему хозяину.

"Довольно, – говорит, – нарубил я деревьев. Теперь охота мне поглядеть, куда они идут. Отпусти-ка меня, хозяин, разок с плотами вниз по реке".

"Пусть будет по-твоему, – сказал хозяин. – Хоть на плотах нужна не столько сила, сколько ловкость, и в лесу ты бы мне больше пригодился, но я не хочу мешать тебе поглядеть на белый свет. Собирайся!"

Плот, на котором должен был отправиться Михель, был составлен из восьми звеньев отборного строевого леса. Когда плот был уже связан, Михель принес еще восемь бревен, да таких больших и толстых, каких никто никогда не видывал. И каждое бревно он нес на плече так легко, будто это было не бревно, а простой багор.

"Вот на них я и поплыву, – сказал Михель. – А ваши щепочки меня не выдержат".

И он стал вязать из своих огромных бревен новое звено.

Плот вышел такой ширины, что едва поместился между двумя берегами.

Все так и ахнули, увидев этакую махину, а хозяин Михеля потирал руки и уже прикидывал в уме, сколько денег можно будет выручить на этот раз от продажи леса.

На радостях он, говорят, хотел подарить Михелю пару самых лучших сапог, какие носят плотогоны, но Михель даже не поглядел на них и принес откуда-то из лесу свои собственные сапоги. Мой дедушка уверял, что каждый сапог был пуда в два весом и футов в пять высотой.

И вот все было готово. Плот двинулся.

До этой поры Михель, что ни день, удивлял лесорубов, теперь пришла очередь удивляться плотогонам.

Они-то думали, что их тяжелый плот будет еле-еле тянуться по течению. Ничуть не бывало – плот несся по реке, как парусная лодка.

Всем известно, что труднее всего приходится плотогонам на поворотах: плот надо удержать на середине реки, чтобы он не сел на мель. Но на этот раз никто и не замечал поворотов. Михель, чуть что, соскакивал в воду и одним толчком направлял плот то вправо, то влево, ловко огибая мели и подводные камни.

Если же впереди не было никаких излучин, он перебегал на переднее звено, с размаху втыкал свой огромный багор в дно, отталкивался – и плот летел с такой быстротой, что казалось, прибрежные холмы, деревья и села так и проносятся мимо.