Текст книги "Наследница огненных льдов (СИ)"
Автор книги: Антонина Ванина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 62 страниц)
– Не стоит так спешить, юное создание.
– Простите, пожалуйста, я не хотела.
Я тут же ощутила, как на плечо легла широкая ладонь, но предпочла отстраниться от незнакомца прежде, чем он меня от себя отодвинет.
Подняв глаза, я увидела перед собой представительного вида мужчину лет тридцати, а может и тридцати пяти. В приглушённом свете электрических ламп его волосы казались тёмно-русыми, а выражение лица скорее заинтересованным, чем негодующим. Да и его ладонь, отчего-то не спешила расставаться с моим плечом.
– Позволите проводить вас до вашего купе? – любезно предложил незнакомец.
– Не стоит, – от волнения воспротивилась я, – думаю, мне по силам справиться с этим самостоятельно.
– Что ж, как пожелаете.
На этом его рука покинула моё плечо, и мы разошлись. Не оборачиваясь, я разыскала второе купе, где уже стоял мой чемодан, и поспешила закрыть дверь, дабы скрыться от посторонних глаз.
Сердце отчего-то трепыхалось в груди, и дыхание сбилось. Что это был за тип и зачем ему провожать меня до купе? Он что, следит за мной? Его нанял дядя Густав? Только этого мне не хватало.
Поставив сумку на столик напротив окна, я опустилась на широкое сидение, что обещало послужить мне в ночное время мягкой кроватью, а потом посмотрела на пустующее место напротив и начала гадать, что же за дама поедет в Рювелан вместе со мной. Подумав об одинокой гувернантке средних лет, что собирается погостить у родственников, я мысленно приготовилась к двухдневному чтению нотаций, о том, как следует себя вести молодой девушке, если она рискнула отправиться в самостоятельное путешествие.
От скверных дум меня отвлёк Брум. Он уже успел вылезти из сумки и подойти к окну. Держа в лапке какую-то серую массу, он отрывал от неё зубами один кусочек за другим, при этом увлечённо за кем-то наблюдая.
– А вот и снова тот нахал, – пробухтел он набитым ртом.
– Какой ещё нахал? – заинтересовалась я.
– Который лез в нашу сумку.
Придвинувшись к окну, я посмотрела на перрон. И действительно, возле вагона снова стоял Эспин со своей угрюмой возлюбленной. Он пытался приобнять её, но она упрямо отвергала все его попытки то ли извиниться, то ли просто проявить нежность. Кажется, она была обижена на Эспина.
Так и не добившись от угольной принцессы даже ласкового взгляда в ответ, он оставил её на перроне и куда-то ушёл. Блондинка мрачнела на глазах, а через пару минут и вовсе промокнула уголки глаз платочком и спешно удалилась в сторону вокзала. И в это самый миг за моей спиной хлопнула дверь купе.
Эспин по-хозяйски кинул свой саквояж на свободное место, снял шляпу, чтобы повесить её на крючок, а после сел напротив меня и известил:
– Поезд отходит через десять минут.
– Ты что здесь делаешь? – оправившись от минутного шока, спросила я.
– Как что? Еду в Рювелан, как и ты.
– Но не в этом купе, – начала злиться я.
– Отчего же?
Как же самоуверенно он это произнёс. Это точно какой-то трюк, я просто нутром чую.
– Покажи свой билет, – потребовала я и, получив его, победно заявила, – Вот видишь, тут указано седьмое купе. Вот и иди туда.
– Увы, но его облюбовала престарелая дама с собачкой.
– Что она там делает? – не поняла я.
– Кажется, распаковывает багаж и готовится сменить дорожное платье на домашнее, чтобы после обеда отойти ко сну. А её терьерчик топчется по свободной кровати и осыпает подушку шерстью.
Я даже не стала спрашивать, что за чушь он несёт. Я просто вышла в коридор, чтобы найти проводника и узнать, по какому праву он впустил ко мне в купе мужчину.
Всё оказалось до банальности просто и подло. Эспин выкупил два места в седьмом купе. Видимо, по первоначальному плану он собирался заманить туда меня, но увидев мой настрой, решил схитрить. Узнав через проводника, кто помимо меня будет ехать во втором купе, он предложил старой любительнице декоративных собачек поменяться с ним местами и ехать в персональном купе, в то время как он присоединится к своей кузине, которая, к его удивлению, тоже едет этим поездом.
Обмен свершился с согласия проводника, который предварительно проверил список пассажиров и действительно нашёл в нём двух носителей фамилии Крог. На вопрос, почему меня никто не предупредил, проводник лишь пожал плечами и сказал, что господин Крог хотел сделать мне сюрприз своим появлением и потому просил не беспокоить меня прежде, чем он войдёт в купе.
Вот так. Я даже не удивлюсь, если имел место подкуп должностного лица – с Эспина станется.
Устраивать скандал и привлекать ненужное внимание я не решилась. Вместо этого я вернулась в купе, чтобы высказать Эспину всё, что о нём думаю, и застала удивительную картину: не отходя от моей сумки, Брум сжимал в двух лапках невесть откуда взявшуюся вилку и угрожающе выкидывал её вперёд, раз за разом целясь в сидящего на своём месте Эспина. А тот поспешил вжаться в спинку сидения, дабы разъярённый хухморчик не оставил на его костюме и коже несчётное количество дырок, кратное четырём.
– Что здесь происходит? – не сумев скрыть волнения, спросила я.
– Этот меховой комок ненависти всегда так остро реагирует на безобидные шутки? – не теряя самообладания, спросил Эспин.
Я не стала разбираться, что произошло между этими двумя в моё отсутствие. Я просто подошла к столику и попыталась забрать у Брума вилку. Правда, притянула я её к себе слишком поспешно, потому как хухморчик не успел отцепить от вилки присоску на левой лапке. На несколько мгновений он повис в воздухе, а после плюхнулся в сумку, над которой я задержала руку.
Теперь, когда столовый прибор был только в моих руках, я явственно разглядела знакомое клеймо на обратной стороне рукояти. И я не стала смягчаться, спрашивая Брума:
– Что здесь делает вилка из семейного сервиза? Ты взял её из дома?
В общем-то, последний вопрос не имел особого смысла, так как ответ был очевиден. Зато теперь я начала понимать, отчего утром мне показалось, будто сумка стала тяжелее, чем накануне вечером, когда я её собирала. Надо будет проверить, что ещё успел положить туда ночью Брум.
– Ну так что, – напомнила я ему свой вопрос, – зачем ты взял с собой вилку?
Высунувшись из сумки, хухморчик с гордостью заявил:
– Я к ней привык. Мне с ней спокойнее, пока здесь ходят всякие хмыри. Дай мне её сюда, и вот увидишь, он не рыпнется до самого прибытия в Рювелан.
Я немного растерялась от такого заявления. С одной стороны, я была рада, что хоть кто-то смог осадить Эспина. А с другой, мне стало не по себе, когда я вспомнила, что не так давно на кухне эту же самую вилку Брум направлял и на меня.
Не успела я принять решение, что делать дальше, как Эспин в мгновения ока протянул руки к моей сумке и одним быстрым движением захлопнул застёжку. Внутри началось невнятное движение из стороны в строну и едва различимое бухтение. Я уже хотела было освободить Брума, но Эспин остановил меня, перехватив руку.
– Он же задохнётся! – возмутилась я.
– Не успеет. Зато у нас будет время спокойно объясниться.
– Давай, только побыстрее, – сдалась я, поняв, что Эспин от меня не отстанет.
– Вот и замечательно. Давай кое-что проясним, кузина. На Полуночные острова ты одна не отправишься. Это не обсуждается. Может быть, в тамошнем морге тебе и позволят поучаствовать в процедуре опознания, но вот подписывать официальные документы ты пока ещё не имеешь права. К тому же я сомневаюсь, что у тебя внезапно обнаружатся организаторские способности, чтобы в кратчайший срок устроить переправку тела домой. Соболий остров – это тебе не Флесмер, каждый день пассажирские и транспортные суда туда не ходят. Как ты собралась в одиночку вывозить тело дяди Рудольфа домой?
Признаться честно, я не задумывалась об этом. На самом деле, я всецело рассчитывала на помощь губернатора, раз в телеграмме он сам пригласил меня посетить остров. Хотя, кажется, его приписка о переправке тела за счёт семьи говорила совсем о другом…
– Ладно, – признала я своё поражение. – Ты прав. Одна я не справлюсь. Но что собираешься предпринять ты?
– Уже предпринял, – откинувшись на спинку сидения, известил меня Эспин. – Вчера грузовая шхуна нашей компании покинула порт Флесмера. Но пока она обогнёт континент и войдёт в воды моря Обилия, мы с тобой успеем пару-тройку дней послоняться по Собольему острову и осмотреть все местные достопримечательности, если таковые там вообще есть. А потом мы вернёмся во Флесмер: ты, я и тело дяди Рудольфа в оцинкованном гробу. Да, ещё можешь взять с собой бутыль морской воды или кусок льда, как ты хотела.
– Для этого мне нужно попасть на побережье Студёного моря, – заметила я и с издёвкой добавила, – Значит, ты не против нанять для меня ледокол? В качестве свадебного подарка, а?
– Как приятно, что ты вспомнила о нашей с тобой свадьбе. Выходит, тебя больше не пугают мысли о предстоящем бракосочетании.
В этот момент мне ужасно захотелось выпустить Брума из сумки и вернуть ему вилку – пусть пощекочет Эспину нервы. Но я решила, что смогу справиться с проблемой сама, заявив:
– И не надейся. Свадьбы не будет. Я не выйду за того, кто подсылает ко мне шпионов.
– О чём ты? – искренне удивился Эспин, но я не стала отвечать и вместо этого продолжила словесное наступление:
– И становиться невесткой того, кто подстроил крушение дирижабля, я тоже не намерена. Ты и твой отец, вы просто потеряли человеческий облик, когда задумали во что бы то ни стало заполучить деньги дяди Руди. Вы спланировали катастрофу, и тот журналист, что отказался лететь, он узнал про это. Узнал, но промолчал, потому что вы запугали его, подкупили и заставили сбежать. Вы…
Осыпая Эспина всеми этими обвинениями, я рассчитывала увидеть в его глазах стыд или хотя бы услышать, как горячо он оправдывается. Но Эспин смотрел на меня как на идиотку и молчал ровно до того момента, пока я не запнулась, не зная какими словами ещё оскорбить и его, и дядю Густава.
– Кузина, в чём ты хочешь меня обвинить? – растерянно спросил он. – Думаешь, это я наслал на дирижабль туман, после которого он покрылся льдом и рухнул вниз?
– Не говори ерунды. Ты и дядя Густав, вы просто подкупили командира Толбота, и он оправил дирижабль в крутое пике на льды. А потом соврал всем, что дядя Руди сгорел, лишь бы никто не искал его. А ведь дирижабль явно не взорвался, он отлетел не на такое уж большое расстояние. И все, кто оставался на борту, могли бы спастись, но их считали мёртвыми и даже не пытались искать. Но дядя Руди почти дошёл до Тюленьего острова, и если бы не враньё Ялмара Толбота, которого вы подкупили, он был бы сейчас жив.
Поезд тронулся, и я по инерции соприкоснулась со спинкой сидения, после чего замолчала. Мне стало не по себе от собственных слов. Всего лишь одна фраза от уважаемого всеми командира о том, что дирижабль сгорел, и участь дяди Руди была решена. Одна маленькая ложь, и дядя Руди не смог вернуться домой. А ведь он был так близок к спасению, почти добрался до людей…
На глазах невольно навернулись слёзы. Я отвернулась к окну и опустила голову, не желая, чтобы Эспин видел меня расстроенной. А он поднялся с места и подсел ко мне, а после накрыл ладонью мою руку и тихим, без грамма ехидства голосом спросил:
– Шела, неужели ты думаешь, что я желал дяде Рудольфу смерти? Но ты же знаешь, что это не так.
Не так? Разве? Хотя, что-то такое Эспин уже говорил мне возле аэроклуба. А как болезненно он расставался на перроне с Сигни… Что ж, пожалуй, я сильно погорячилась, когда выдвинула ему столь серьёзные обвинения. Будь дядя Руди жив, сейчас Эспину не пришлось бы расставаться с Сигни, чтобы ехать со мной в Кваден. И жениться на мне его бы тоже никто не обязал. Выходит, смерть дяди Руди сковала Эспина по рукам и ногам не меньше, чем меня. Зато распахнула перед дядей Густавом окно безграничных возможностей.
– Твой отец… – хотела было сказать я, но Эспин тут же возразил:
– Я ничего об этом не знаю. А если бы знал, неужели думаешь, что не помешал бы?
Да, теперь верю. И всё же…
– Дядя Густав мог бы просто ничего тебе не говорить.
– Не говорить о чём? Что подкупил Ялмара Толбота и заставил его влететь в туман и погубить своё стометровое детище? Брось, Шела, ни один вменяемый авиатор не будет подстраивать катастрофу воздушного судна, на котором сам же и летит. Это просто глупо. К тому же исход таких махинаций невозможно предугадать.
– Но ведь командир Толбот обманул всех, сказал, что дядя Руди сгорел вместе с дирижаблем, а на самом деле…
– Мы не имеем ни малейшего понятия, что случилось на самом деле. Но, знаешь, у меня тоже есть немало вопросов к командиру Толботу. Когда в Квадене у нас выдастся свободное время, обязательно наведаемся к нему в гости. Пусть только попробует уйти от разговора о падении дирижабля.
– Разве Ялмар Толбот ещё не вернулся домой, во Флесмер?
– Разумеется, нет. Не только у тебя и меня есть вопросы к нему. Журналисты тоже жаждут выяснить, что случилось с дирижаблем на самом деле. И не только с ним. Так что сейчас командир Толбот отсиживается на Собольем острове, ездит на охоту и рыбалку в дальние угодья, лишь бы не попасться на глаза заезжим писакам. Но, будем надеяться, что нам с тобой улыбнётся удача, и мы застанем его в Квадене.
– Ты и вправду хочешь разобраться во всём, что случилось с дирижаблем и дядей Руди?
– Он ведь и мой дядя тоже.
После этой фразы я почувствовала, что лёд начинает понемногу таять. Эспин убедил меня в своей правоте и искренности. И всё же одно обстоятельство по-прежнему не давало мне покоя:
– Тогда кто тот человек, что пытался выяснить, в каком купе я еду?
– Понятия не имею.
– Но ты точно не причастен к его появлению?
– Зачем мне подсылать к тебе кого-то, если я сам еду в этом поезде вместе с тобой?
– Если послал не ты, то это был твой отец. Он хочет, чтобы тот человек приглядывал за нами обоими.
Кажется, у меня получилось заронить зерно сомнения, потому как Эспин не нашёл, что возразить. Вместо этого он поднялся с места и сказал:
– Ладно, выпускай своего монстра из сумки, пусть охраняет купе. А мы с тобой немного прогуляемся.
– Куда? – не поняла я.
– Хотя бы до вагона-ресторана. Может быть, нам повезёт, и за тобой увяжется тот шпион. Интересно же знать, кто тебя преследует.
Глава 9
Увы, но подозрительный тип так и не попался мне на глаза, сколько бы я не слонялась по вагонам в надежде привлечь его внимание, дабы тут же разоблачить шпиона.
К концу дня я так устала, что, зайдя в купе, тут же припала на услужливо разложенную проводником кровать. Правда, я быстро вспомнила, что Эспин сидит напротив, и потому выслала его на полчаса в тамбур, чтобы спокойно переодеться, спрятаться под одеяло и потушить свет настенных бра. Пусть Эспин пробирается к своей кровати наощупь, а переодевается наугад.
Спала я на удивление спокойно, пробудившись лишь раз, когда услышала удивлённый вздох и тихое ругательство. Видимо, это Эспин проснулся оттого, что на него недружелюбно таращатся два красных глаза. Хорошо, что после не было криков боли и лязга вилки.
А утром я проснулась оттого, что солнечный свет падал мне прямо на лицо через незашторенное окно. Разлепив глаза, я огляделась: Эспин в полном облачении читал газету и не обращал на меня никакого внимания, а вот Брума нигде не было.
Я подскочила на месте и села на кровати. Меня совершенно не волновало, что одеяло сползло с груди, и теперь Эспин может видеть мою ночную сорочку. Мне нужно было срочно узнать:
– Что ты сделал с Брумом?
Эспин отложил газету и вопросительно взглянул на меня, чтобы ответить:
– Ничего.
– Тогда где он?
– Наверху, – подняв глаза, ответил Эспин, – думает, что он летучая мышь.
И вправду, напротив окна, прицепившись присосками на ступнях к потолку, висел Брум. Глаза закрыты, а ручки и ушки мерно покачиваются в такт ходу поезда. Никогда не видела, чтобы хухморчики так спали. Правда, я вообще ни разу не видела где и когда они отходят ко сну. Да и про то, что в темноте у них светятся глаза, я тоже узнала совсем недавно и только благодаря Бруму.
Поняв, что он жив, я с облегчением выдохнула и снова отослала Эспина в тамбур. Закончив с переодеванием, я уже застёгивала кофточку, как по стеклу, словно паук, пополз Брум. Оказавшись на столике, он сладко зевнул, продемонстрировав мне три ряда похожих на мелкие иголочки зубов.
– Ну что, выгнала этого? – первым делом поинтересовался он.
– Не "этого", а Эспина, – нравоучительно пояснила я. – Тебе стоит быть вежливее с людьми.
– А я вежлив с этим хмырём. Если бы я был невежлив, у тебя бы уши завяли от слов, которые тебе не положено знать.
– Не пойму, какая кошка перебежала между тобой и Эспином.
– А не надо было отпускать шуточки про мой мех, – начал ворчать Брум. – Не надо вообще о нём говорить. Даже думать нельзя, понятно?
– Ладно, уговорил.
Я так и не поняла, с чем связано столь трепетное отношение Брума к собственной шёрстке, но благоразумно не стала развивать тему, дабы и самой не попасть под горячую руку. Вместо этого я достала из своей сумки расчёску и начала сооружать на затылке пучок, прикрытый волнами прядей. Желая закрепить результат, я высыпала содержимое сумки на столик, чтобы найти шпильки, но почему-то кроме них я увидела множество странных вещей, которые я точно не брала с собой.
Помимо вилки и припасённого специально для Брума яблока, передо мной лежали два металлических напёрстка, катушки белых и чёрных ниток, десяток швейных иголок в специальном футляре, три погнутые скрепки и кусок ластика. Последний и вовсе выглядел жалко, будто его кто-то грыз.
– Это ещё что такое? – спросила я Брума.
– Отдай сюда, – возмутился хухморчик и отнял у меня обглоданный ластик.
– Так это его ты вчера жевал? – догадалась я. – А почему не яблоко? Я ведь специально взяла его, положила к тебе в сумку, думала, ты проголодаешься в дороге.
– Я не буду есть твоё гадостное яблоко с гадостной мякотью.
И в доказательство своих намерений он снова начал кусать ластик. Я даже не решилась спросить его про набор швеи в моей сумке – сейчас Брум явно был не в настроении, как, впрочем, и всегда. Может быть, это от неправильного питания? И как только он может есть всякую гадость? Хотя, с его-то тремя рядами зубов можно прожевать не только резину.
Когда в купе вернулся Эспин, участь примеченного им на столе яблока была решена. Достав из своего саквояжа складной нож, он тут же разрезал плод пополам и протянул одну дольку мне:
– Держи, кузина. Завтрак будет готов через полчаса. Самое время раздразнить аппетит.
Что ж, я не имела ничего против лёгкого перекуса. А вот Брум глаз с меня не сводил. Когда я съела без остатка свою половинку, он тяжко вздохнул и отвернулся. И что это было? Яблоки ведь такие гадостные.
А вот Эспин не спешил пробовать свою дольку. Вместо этого он вырезал ножом сердцевину, в которой сосредоточились семечки, и протянул её Бруму:
– Ну что, маленькое чудовище, будешь ещё показывать мне свой характер?
Хухморчика было просто не узнать. Он потянул ручки к угощению, но Эспин не спешил его отдавать.
– Ну ладно, ладно, – сдался Брум, – больше не буду тыкать в тебя вилкой. Дай уже сюда эту внутренность.
И он действительно взял огрызок яблока и, перебирая восьмью крохотными пальчиками, стал планомерно выковыривать из него семечки, а после отправлять их в рот и с довольным видом похрустывать. Так вот оно что, не я одна люблю есть сердцевинки. Правда, вместе с яблоками, а не отдельно от них. Видимо это сказываются детские привычки времён моей жизни в Сарпале, где ничто мало-мальски съедобное не выкидывается в мусорную корзину. А Брум, наверное, решил, что я ужасная жадина. А ведь мог просто сказать, я бы обязательно поделилась с ним сердцевинкой.
Когда настало время завтрака, и Эспин повёл меня в вагон-ресторан, в коридоре я не упустила момент, чтобы спросить:
– Откуда ты знаешь, что едят хухморчики? Дядя Густав ведь запретил приводить их в ваш дом.
– Зато у дяди Олафа живёт не меньше двух десятков этих созданий. Кузены любят подкармливать их всякой всячиной. Не раз видел, как хухморчики теряют голову рядом с любыми семечками и косточками.
Надо же, а я и не знала. Слышала только, что в еде хухморчики предпочитают несъедобные для людей субстанции. В доме дяди Руди они всегда трапезничают тайно от людей, чтобы не портить нам аппетит. Интересно, а когда мы едим привычную для них пищу, хухморчики тоже испытывают чувство недоумения и брезгливости?
Проводить эксперимент и возвращаться за Брумом, чтобы взять его в вагон-ресторан я не стала. Зато мы с Эспином расположились за двухместным столиком дрёуг напротив друга и сделали заказ.
– Скажи, – получив свои блинчики с джемом, я не вытерпела и спросила Эспина, – почему журналисты ищут командира Толбота? Это ведь не только из-за крушения дирижабля, да? А из-за чего ещё?
Эспин отправил в рот кусочек жареного бекона, а после загадочно ухмыльнулся и сказал:
– Удачное место, чтобы поговорить об этом.
– Так о чём? – не терпелось узнать мне, ибо Эспин не на шутку распалил моё любопытство. – Что ещё натворил Ялмар Толбот?
Прожевав тост с маслом и запив его глотком кофе, Эспин нехотя и вальяжно произнёс:
– Толбот шёл к Полуночным островам три недели, пока его и штурмана Ниланда не подобрал ледокол. Ниланд был истощён, на борту ему ампутировали обмороженную ногу. А вот Толбот чувствовал себя превосходно, ни о каком истощении или обморожении даже речи не шло. Интересное несоответствие, правда?
Действительно, это очень странно. А если учесть, что механик Хорген и вовсе не дождался спасения, потеряв физические и моральные силы, то состояние здоровья командира Толбота и вправду вызывает вопросы.
– Что ты хочешь сказать? – вполголоса поинтересовалась я у Эспина, – Думаешь, когда их троица двинулась к островам, то Толбот объедал своих товарищей? Большую часть убитого тюленя съел сам, а им оставил лишь крохи?
– Лучше спроси, что произошло между этими тремя, когда закончилась тюленина.
Я задумалась. А что могло произойти после, раз механик покончил с собой, штурману отрезали ногу, а Толбот теперь скрывается от прессы на Собольем острове?
– Думаешь, – предположила я, – у Толбота были банки с тушёнкой и галеты, которые выпали с дирижабля, и он держал их при себе, ни с кем не делился?
Приступив к глазунье, обложенной колечками свежих томатов, Эспин только усмехнулся и сказал:
– А может быть, Толбот со штурманом просто съели механика.
Кусочек блинчика с клубничным джемом встал у меня поперёк горла. Пришлось спешно запить его апельсиновым соком, чтобы вслух возмутиться:
– Ты что такое говоришь?
– А что тебя так коробит? Сам факт каннибализма или то, что мы говорим об этом за завтраком?
– Какой факт? Как тебе вообще всё это пришло в голову?
– Вообще-то не мне, а экипажу ледокола, который спас Толбота с Ниландом. О, они успели увидеть и услышать много интересного. Знаешь, каким образом Ялмар Толбот избежал обморожения, при том что меховые костюмы специального пошива, которые заказал дядя Рудольф, улетели вместе с дирижаблем? На бравом командире был двойной комплект лётного шерстяного костюма. Знаешь, как он объяснил это? Сказал, что механик Хорген перед тем как прыгнуть в полынью полностью разделся и отдал всю одежду Толботу с Ниландом, чтобы после него она послужила им. Трогательная забота, правда? Столько рассудительности перед прыжком в вечность. И что характерно, мокасины, брюки, вязаная куртка, тёплое бельё Хоргена – всё это надел на себя Толбот. Штурману Ниланду не досталось ничего. А знаешь, что Ниланд бормотал в бреду, когда экипаж ледокола принёс его в тёплую каюту? Он шептал, что завещает свою кровь и плоть командиру Толботу. Интересная оговорка, весьма информативная.
Я просто онемела от всего услышанного. В голове не укладывались все те ужасы, что вывалил на меня Эспин. Командир Ялмар Толбот вместе со своим штурманом убил механика, раздел его, освежевал, а потом… Бр-р-р! Даже думать не хочется, что могло быть дальше. Но было ли всё это на самом деле, или всему виной разыгравшееся воображение экипажа ледокола? Но если вдуматься, ведь Ялмар Толбот однажды соврал, сказав, что дирижабль взорвался, а все, кто был на его борту, погибли. Неужели и о смерти механика Хоргена он тоже лгал? Знать про это могут только командир Толбот и штурман Ниланд. Но если Ниланд стал соучастником Толбота в бесчеловечном преступлении, он никогда в этом не сознается. Как и Толбот.
– К тому же, – как ни в чём не бывало продолжал Эспин, – может статься и так, что вся та история с ядовитой медвежатиной на самом деле тоже выдумана Толботом. Как знать, а вдруг в поход к островам отправились все десять человек, кто выпал из дирижабля. И планомерно день за днём они ели друг друга, пока их не осталось только двое. Честное слово, я не удивлюсь, если выяснится, что всё было именно так.
О, провидение, только этого не хватало. А что если и разбитый дирижабль не улетел, а всех, кто там был, Толбот тоже съел?
От жутковатых мыслей меня отвлекло странное чувство, будто кто-то пристально на меня смотрит. Отведя взгляд от Эспина, я посмотрела в проход, потом на дальний столик в противоположной стороне вагона, и замерла. Тот самый шпион, что вчера хотел выведать номер моего купе, сидел там и не сводил с меня глаз.
Теперь, при свете дня, я смогла лучше разглядеть его. Прямая осанка, широкие плечи. В хорошо освещённом помещении его волосы казались средне-русыми с небольшими вкраплениями рыжины. Бакенбарды до линии челюсти не оттеняли породистое лицо. Высокий лоб, прямой нос, тонкие губы, а вот глаза… Было в его взгляде что-то опасное.
Это я поняла сразу, как только заметила, что напротив незнакомца сидит немолодая дама примерное его лет и что-то увлечённо ему щебечет, а он делает вид, что внимательно её слушает. Вот только стоило женщине склониться над своей тарелкой и отправить в рот кусочек жареного шампиньона, как её спутник тут же терял к ней всякий интерес и обращал свой взор ко мне.
Так на меня ещё никто и никогда не смотрел: неприкрыто, откровенно, словно проникая в душу. Мне стало не по себе, и я поспешила прильнуть к окну, чтобы скрыться от пугающего взгляда за спиной Эспина.
– Он здесь, – прошептала я ему.
– Кто? – не понял он.
– Шпион. Там, в конце вагона.
Не спеша Эспин развернулся вполоборота, делая вид, что хочет подозвать официанта, а после снова повернулся ко мне, при этом ехидно ухмыляясь.
– Что? – не выдержала и спросила я. – Что случилось?
– Кузина, с чего ты вообще решила, что за тобой следят?
– Этот человек спрашивал номер моего купе.
– Мортен Вистинг? Я даже не удивлён.
– Так ты знаешь его? – поразилась я.
– Заочно. И, можешь мне поверить, он не отцовский шпион.
– А кто тогда?
– Отставной майор и заядлый охотник. Наверное, едет на Полуночные острова, чтобы устроить себе северное сафари и перестрелять кучу зверья. Будь готова к тому, что нам придётся плыть с ним на одном пароходе. И не называй Вистингу номер своей каюты, если только не собираешься завтракать с ним за одним столиком.
Мне понадобилось время, чтобы переварить новую информацию о человеке, которого до этого момента я считала клевретом дяди Густава. И всё же кое-что осталось для меня непонятным:
– При чём тут моя каюта, если этот майор не шпион?
Реакция Эспина была неожиданной: он усмехнулся и посмотрел на меня так, будто говорит с наивной дурочкой.
– Как там определяли твой возраст в детстве? По зубам? Кузина, а может быть, в ту пору ты была не по годам зубастой, и судовой врач прибавил тебе лишний год?
– К чему ты это говоришь? – начала раздражаться я.
– К тому, что Вистинг выведывал номер твоего купе не для того чтобы следить, а чтобы навестить тебя вечером и приятно провести время.
Я чувствовала, как краска заливает лицо и глаза расширяются от изумления. Не может быть. Да Эспин просто издевается надо мной и рассказывает всякие непристойности.
– Ты всё это выдумал, – обижено произнесла я, – хочешь постращать меня.
– Не без этого, – честно признался он. – Вчера утром на перроне ты так горячо доказывала мне, что готова к самостоятельному путешествию и в сопровождении не нуждаешься. Ну и кто бы тебя охранял от всяких ловеласов? Хухморчик с вилкой?
– Я и сама в состоянии за себя постоять, – как можно более убедительно ответила я. – Я ведь так и не назвала номер своего купе.
– Вот именно, поэтому после твоего отказа Вистинг пошёл искать себе другую жертву. Если не ошибаюсь, рядом с ним сидит вдова Преструд. Когда вечером ты отправила меня прогуляться по вагону, я видел, как Вистинг покидал её купе. Подозреваю, что на Полуночные острова вдова не отправится, а судя по тому, как Вистинг сейчас смотрел в нашу сторону, тебе стоит быть осторожнее и крепче запирать каюту. Про Вистинга уже давно ходят нехорошие разговоры.
– Что за разговоры? – живо заинтересовалась я, пропустив мимо ушей пошлый намёк на визит в мою будущую каюту.
– Этой весной у Вистинга пропала жена.
– Куда пропала? – не поняла я.
– Понятия не имею. И никто этого не знает. Может быть, сбежала с любовником на острове Макенбаи, и теперь загорает на берегу океана Надежды и нежится на песочке под пальмами. А может, быть она потерялась в лесу близ поместья Вистингов и погибла там от голода и жажды. Или Вистинг собственноручно пристрелил её из ружья и прикопал труп где-нибудь на заднем дворе.
– Что? – не поверила я своим ушам.
– Ну, мало ли, – решил пояснить Эспин, – ревность – опасное чувство. А может быть дело шло к разводу, и Вистинг не захотел делиться с женой своим имуществом. В общем, о том, что с ней случилось, достоверно не знает никто. Улик нет, неоспоримых доказательств тоже. Кажется, Вистинг добился от властей, чтобы его жену признали пропавшей без вести, а после и погибшей. Так что теперь он свободный человек и, как видишь, предаётся своим страстям с полной самоотдачей. Вот поэтому, кузина, я и призываю тебя быть благоразумнее. Надеюсь, ты меня поняла.
Да, я всё поняла, нервно сглотнула и осторожно отодвинулась от окна, чтобы краешком глаза ещё раз взглянуть на опасного майора. Мне было жутко интересно оценить его свежим взглядом и понять, мог ли этот человек убить собственную жену или нет. Но узнать этого я так и не смогла, потому как место Мортена Вистинга пустовало: он и вдова Преструд успели покинуть ресторан.
Вот и славно, не хочу больше встречаться с человеком, о котором ползут дурные слухи. Остаётся надеяться, что Эспин ошибся, и Мортен Вистинг едет в Рювелан вовсе не для того, чтобы плыть на Полуночные острова. Или он хотя бы отправится туда позже и другим рейсом.
Глава 10
Поезд опоздал на вокзал Рювелана на целый час. Когда мы добрались до отеля, солнце уже давно закатилось за горизонт, и я была рада поскорее добраться до кровати и заснуть. Какое счастье, что Эспин не додумался до махинаций с гостиничными номерами, потому как ночевали мы раздельно – каждый в своей комнате.
