Текст книги "Наследница огненных льдов (СИ)"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 62 страниц)

Я вернулась в ярангу и уселась возле полога. Что мне теперь делать, как дальше смотреть в глаза дорогим людям? И как дальше идти вместе с ними на север? А что, если они не захотят больше идти вместе со мной? И видеть меня тоже не захотят? Но ведь они нужны мне, и не только из-за спасения дяди Руди. А я им разве теперь не нужна? Совсем? Бесповоротно?

От осознания собственной беспомощности хотелось плакать. Хорошо, что Зоркий не бросил меня в этот морозный вечер. Он не отходил от меня ни на шаг, положив голову на колени, чтобы я его гладила, гладила, гладила…

Интересно, как там Тэйми. Она ведь в другой яранге и ночевать ей за пологом сегодня придётся одной. Как и мне. Но в той яранге живёт горячий поклонник Тэйми. Сейчас ей, наверное, очень страшно за свою честь. Или топор под подушкой добавляет уверенности? Может, пойти к Тэйми и предложить снова вместе переждать эту ночь? А вдруг прогонит? И как тогда ей быть? А мне? У меня топора нет.

Внезапно мои метания были прерваны прелюбопытной сценой. В ярангу вернулась семейная пара, что до этого целые сутки пасла оленей. Молодой мужчина устало плюхнулся на циновку, а вот девушка, еле переставляя ноги и пошатываясь, подошла к очагу и принялась варить чай из чаги. Когда напиток был готов, она тем же неуверенным шагом понесла котелок к мужу. Тот подставил чашку, вот только жена плеснула кипяток мимо тары и чуть не ошпарила ему ноги.

Поднялся гвалт, оханья. Хозяин яранги сурово прикрикнул на девушку, а та встрепенулась, оттащила котёл обратно к очагу, но не успела вернуться к мужу и на полпути рухнула как подкошенная.

Я невольно подскочила и кинулась к девушке. Что с ней? Кажется, дышит, но потеряла сознание. Это болезнь? Что тогда делать, как ей помочь?

– На ходу заснула, – обнадёжила меня хозяйка.

– Ещё бы, – поддержала её улыбчивая женщина по имени Нурайнат, – и ночь, и день со стадом провела, домой вернулась, а тут ещё готовить надо.

– Она же пасла оленей вместе с мужем, – не смогла я промолчать. – Она работала столько же, сколько и он. Почему же он может отдохнуть, а ей нужно опять продолжить работать, но уже в доме?

– Она женщина, – гаркнул хозяин, – её дело мужа кормить.

Всё ясно, глава семейства настоящий деспот. Или подобные нравы характерны для всего острова?

Уставший муж даже не подошёл к жене и улёгся за полог ненакормленным, а родственники ухватили девушку за руки и ноги и оттащили к нему под бок.

Как же это дико, просто бесчеловечно. Теперь я готова признать перед Тэйми свою неправоту – не будет ей легче житься с оленьим пастухом. Здесь женщин не уважают и заставляют работать больше мужчин. Так неправильно, несправедливо.

Надо бы пойти к Тэйми, надо бы извиниться. Только ведь я всё равно не сдержусь и скажу, что вместо пастуха ей бы лучше выйти за рыбака и вернуться на родной остров. А она не это хочет от меня услышать. Вряд ли она теперь вообще хочет слышать мой голос.

Глава 83

Мой верный пушистик охранял мой покой и сон от холода и чужих посягательств всю ночь. Хозяин покинутой мною яранги оказался прав – никому я, такая чернявая, здесь не нужна. Или оленеводы просто побаиваются гнева Мортена, вот и не обращают внимания на его жену? Уж скорее они не хотят, чтобы он передумал избавлять их от волков, вот и стараются не навлекать на себя его недовольство.

Жаль, но поутру Мортен и Эспин вернулись с дежурства ни с чем. Волки словно чуяли подвох и потому боялись приблизиться к стаду. Хозяева всех трёх яранг приняли решение, что хватит топтаться на месте – пора перекочёвывать к новому, ещё не тронутому оленьими копытами моховищу.

На разбор яранг и переезд ушёл весь световой день. Двигаясь за караваном, я впервые увидела здешнее оленье стадо. В окружении подгоняющих их пастухов животные нехотя бежали вперёд, но всё время норовили свернуть не туда. Не так уж и много у этого стойбища оленей, наверно, сотни три. Убыль в сорок голов должна остро чувствоваться.

На новом месте в собранной яранге я с интересом наблюдала, как домочадцы раскладывают по местам утварь и личные вещи. И снова я увидела связку из рогулек, что держала в руках Нурайнат:

– Скажите, – не удержалась я, – а что это такое?

– Моё личное стадо.

– Вот эти деревяшки на жиле? – усомнилась я.

– Это не деревяшки. В каждой рогульке живёт душа моего оленя.

А дальше я узнала удивительное. Пока Мортен отсыпался перед третьим ночным дежурством, я выслушала целую инструкцию о самом надёжном методе учёта оленьего поголовья. Нурайнат показывала мне каждую рогатую палочку на связке и рассказывала, какого именно оленя она олицетворяет. Большой, средний, производитель, ездовой, на откорм, важенка стельная и яловая – она так уверено перечисляла состав своего личного стада по палочкам, что я не смогла не поинтересоваться, как она различает между собой деревянные рогульки.

– Вот, смотри, на каждой палочке засечки есть, на правой рогатине, на левой, сверху, у основания, посередине. По одной, по две засечки или вообще ни одной. У настоящего оленя такие же засечки на ушах ножом вырезаны в виде уголков. На левом ухе знак его матери, а на правом его личный знак. Во всём стаде нет двух оленей с одинаковыми ушами.

Действительно, если на каждом ухе ставить три группы засечек с тремя возможными вариациями, можно получить несколько сотен комбинаций. На целое стадо хватит, чтобы у каждого оленя на ушах был свой индивидуальный знак.

– Выходит, – принялась я рассуждать, – связка рогулек с похожими засечками нужна, чтобы знать, кому какой олень принадлежит.

– Души оленей живут в этих рогульках, – ещё раз напомнила мне Нурайнат.

– И что это значит? Вы этими душами в связке повелеваете?

– Я их охраняю. Вот они, – взмахнула она связанными жилой рогульками и те с треском покачнулись, – если всё правильно буду делать, как старики завещали, сохранится моё стадо и приумножится. А если потеряется вся связка или в огне сгорит, тогда и стаду моему конец.

– А в другой яранге я видела, как бабушка отвязывала рогульки и кидала их в костёр. Это зачем? Потому что оленей с такими же метками съели длиннохвостые.

– Поэтому, а как же иначе? Если олень умер, надо его душу отпустить, чтобы она умчалась в Верхний мир к своим родичам-оленям. Там вместе они будут пастись единым стадом и ждать, когда в Верхний мир отправятся те, кто им в этом мире был хозяевами.

Тут Нурайнат осеклась и стала перебирать свою связку. Выискав в ней две рогульки, одну она кинула в огонь, а другую почему-то принялась вертеть в руках.

– Забыла совсем, – глядя в огонь сказала она, – того оленя мы ещё пять дней назад забили. Нехорошо, душу надо отпустить.

– А со вторым что случилось? – кивнула я на рогульку в её руке, – его длиннохвостый обглодал?

– Нет, эта важенка ещё по осени потерялась. Дикий олень к стаду пришёл, а пастухи не уследили. Покрыл он несколько важенок, а потом за собой в тундру увёл. И моя с ним ушла. Всё думала, вдруг вернётся, да нет, она теперь с диким будет жить. А рогулька её у меня осталась. Вроде и отвязать её надо, а в огонь не бросишь – душа важенки тогда в Верхний мир умчится, а сама она в тундре в этот миг замертво упадёт. Нет, пусть живёт, хоть и не в стаде. А знаешь, – тут она весело глянула на меня и протянула палочку, – забирай рогульку себе. Ты же к чум-горе идёшь, вдруг где по дороге мою важенку встретишь.

Я нерешительно приняла подарок, но всё же спросила:

– А что мне делать, если я и вправду замечу в диком стаде вашу важенку с подрезанными ушами? Мне её придётся вернуть вам?

– Ты что, она твоя теперь, как и её рогулька. Ты, главное, рогульку береги, в ней же душа важенки. Если сломаешь рогульку, помрёт важенка, если сожжёшь, тоже помрёт.

– А если потеряю?

– Ну, потеряешь, так может быть, кто другой рогульку найдёт, тогда его важенка будет. А я думаю, раз рогулька теперь у тебя, важенка тебе обязательно покажется. Пусть тогда твой большой муж её схватит и с собой уведёт. А что, важенка эта по весне обязательно оленёнка принесёт, и не простого, а полудикого, а значит, сильного и крепкого. Вот с этой важенки и оленёнка и начнётся твоё стадо. А то, оленей у тебя совсем нет. Как так жить? А важенка каждый раз будет оленёнка приносить, так и будет расти твоё стадо. Богатой станешь, нужды и голода не будешь знать. Только новые рогульки для оленят не забывай строгать. А когда у тебя детишки родятся, ты им отдавай в подарок оленёнка, что в этот же год родился. И у детей должно быть стадо, когда они вырастут.

А дальше я узнала столько всего о праве наследования оленей… Всё-таки до чего же у островитян всё продумано. Дети при рождении получают от родителей оленят, которые за время взросления чада успевают подрасти и размножиться, чтобы потом составить костяк самостоятельного стада для возмужавшего парня или приданого для девушки. После женитьбы муж должен пасти и приумножать стадо жены, но никогда хороший муж не станет забивать на мясо её оленей – только своих. Если случится развод, женщина заберёт с собой всех нажитых ею в браке оленей, а если овдовеет, то разделит стадо мужа вместе с детьми. Если вдова захочет вновь выйти замуж, новый муж тоже будет приумножать её стадо. Если захочет остаться одна, она просто наймёт пастухов, и те будут смотреть за её стадом. В любом случае, она никогда не помрёт с голоду.

Какие правильные законы. Всё-таки я зря поспешила счесть здешних оленеводов женоненавистниками. Тэйми бы здесь не обидели. Правда, у неё нет своего первоначального стада, чтобы быть независимой и гордой. А она очень гордая. Нет, всё-таки лучше бы ей вернуться на побережье.

Стоило мне подумать о Тэйми и том, с какими бы словами подойти к ней, чтобы вернуть нашу дружбу, край шкуры на входе в ярангу шелохнулась, и на застеленном мехами полу отчётливо забелел упитанный комочек шерсти.

Брум уверенно зашагал ко мне, а Нурайнат на всякий случай подвинулась в сторону полога. Конечно, дух чужого очага пришёл, мало ли что от него можно ждать.

– Ну что, соскучилась по мне? – первым делом спросил меня Брум.

– И вправду, – подсчитала я, – мы же целые сутки не виделись.

– Вот именно. Кормилица прислала меня узнать, как будем делить остатки мороженого оленя в нарте. Тебе ляжку или грудинку?

Ну вот, дожили... Брум теперь посыльный, а Тэйми так на меня обижена, что лично не скажет ни слова. Даже наши общие запасы мы теперь будем делить и употреблять врознь. Хорошо, хоть посоветовавшись.

Я что-то буркнула Бруму, а он не стал переспрашивать и ушёл. Ни разговаривать, ни обсуждать оленей и блюда из них мне больше не хотелось. Мне просто стало ужасно одиноко и даже страшно. Страшно оттого, что теперь я точно осталась одна, без поддержки, без совета и доброго слова. Хотя, Мортен никуда от меня не ушёл, вон он, спит за пологом. А потом он проснётся, чтобы снова отправиться на ночную охоту…

А ведь мне больше не страшно спать за пологом одной, нет. Теперь мне просто тоскливо без Мортена. Не знаю, когда я успела привыкнуть к его объятьям и поцелуям, но теперь, когда рядом ни одного родного лица, когда на дворе лютая стужа, так хочется вновь согреться чужим теплом, хочется почувствовать себя любимой. Если бы только этой ночью Мортен был рядом со мной, а не охранял стадо, я бы сказала ему, что только теперь поняла, как он дорог мне. Но его не будет рядом.

Глава 84

Проснулась утром я от суеты в яранге. Ночные пастухи вернулись с дежурства раньше обычного, а остальные домочадцы принялись суетливо снимать шкуры с жердей и заворачивать в них посуду.

– Что случилось? – разволновалась я.

– Пора сниматься с места и уходить.

– Но почему? Ведь мы только вчера перекочевали на это место.

– Твой муж и брат убили длиннохвостых. Сейчас придут сюда, принесут шкуры.

Ну наконец-то! Какая прекрасная новость! Одевшись, я выбежала из яранги, чтобы встретить их. Мортен с Эспином добрались до стойбища и первым делом кинули на снег перед выбежавшими из яранг пастухами две белые шкуры. От их вида дыхание перехватывало. Какие огромные! Разве волки могут быть такими… такими длинными? И широкими. Нет, эти шкуры точно содраны с каких-то монстров.

Жители стойбища тоже заворожённо взирали на убитых волков, а вот Зоркий нарочно подбежал поближе, чтобы порычать на шкуры, а потом немного погрызть каждую из них. Какой же он щуплый на фоне этих меховых ковров. Теперь понимаю, почему Мортен отказался брать нашего пёсика на охоту – Зоркий бы только мешал, да и волк запросто перекусил бы его пополам.

Пока женщины разбирали яранги, двое пастухов забили для нас обещанных оленей по числу шкур, а ещё двое в это время снаряжали упряжку, чтобы скорее отвезти шкуры волков к побережью для обмена с рыбаками. Никто не хотел иметь дело с компрометирующими шкурами, и поэтому люди старались замести следы убийства, дабы избежать мести длиннохвостых.

Мы тоже готовились отправиться своей дорогой. Куда именно, Мортен решил спросить у Унча.

– Помнишь, каким путём ты шёл от места, где погиб Эмиль Тусвик до того рыбацкого селения, откуда мы тебя забрали?

– Наверно, – пропищал хухморчик.

Мортен долго рылся в своём рюкзаке, но всё же нашёл нашу дорисованную карту, чтобы разложить её на расстеленной в нарте шкуре и поднести туда Унча. Тот долго топтался по листу плотной бумаги, искал знакомые места, исследовал линию побережья, пока не встал возле пролива между Песцовым и Тюленьим островами. Потом он закрыл глаза, покрутился, встал и начал пятиться назад, всё время оглядываясь себе за спину, пока не остановился на голубой области условного моря, неподалёку от северо-западной оконечности острова.

Прокрученный задом наперёд маршрут предстал перед нашими глазами, и он необычайно радовал. Значит, нам не придётся рыскать в тундре, чтобы проскользнуть мимо высоких гор и выйти к восточному побережью. Мы просто будем идти на север, пока не увидим льды, и тогда продолжим наш поход вдоль западного побережья.

Разобравшись с маршрутом, Мортен нехотя сложил карту и сунул её мне в руки, после чего занялся погрузкой нарты. Что-то он совсем не весел сегодня, даже несмотря на удачную охоту. Устал, наверное, вон, еле тягает тюки и мешки. Так, а откуда на снегу розовые пятнышки? Их ведь тут ещё недавно не было.

Сообразила я не сразу, а когда увидела, как из левого рукава Мортена падает капля крови, не помня себя, я подскочила к нему и стянула рукавицу.

От лицезрения запястья, замотанного перепачканной в крови заячьей шкуркой, мне стало дурно. Пропустив мимо ушей вялые оправдания и заверения, что это просто царапина, я сорвала прилипший мех, и увидела под ним настоящее месиво из белых ворсинок, крови и мяса.

– Не волнуйся, принцесса, – беззаботно отозвался Вистинг, пока я пыталась подобрать слова, – хвостатая подруга немного пожевала мне запястье. Выскочила из темноты, когда я целился в её кавалера, и вцепилась мёртвой хваткой. Но мой верный ученик был начеку и не посрамил своего учителя. Да, Крог?

– Я бы на вашем месте так не храбрился, – покачал головой Эспин. – Серьёзный укус. Мало ли.

Это его замечание подействовало на меня как ушат холодной воды. Панику я не подняла, зато развела бурную деятельность, в результате которой отыскала в своих вещах хлопчатую рубашку, тут же изорвала её на полоски, а потом у хозяюшек раздобыла местное лекарство от всех болезней – мох.

Не чувствуя пальцев, я загребала голыми руками чистый снег и оттирала с кожи Мортена запёкшуюся кровь с прилипшими шерстинками. Чистое запястье выглядело не так ужасно, но кровоточащие отпечатки зубов заставляли думать о худшем. Пока я заматывала рану тканью, прокладывала между слоями впитывающий жидкость мох, Мортен упрямо не хотел признавать опасность случившегося:

– Ну же, принцесса, – подбадривал он меня, – выше нос. Ничего непоправимого же не случилось. Скоро заживёт.

– А если нет? А если начнётся заражение? А если животное было бешеным?

И то и другое пугало до дрожи. Вот только не Мортена, а меня одну.

– Ну что ж, – преспокойно заявил он, – если я заразился бешенством, придётся тебе поступить со мной, как с добычей.

– Что это значит? – напряглась я.

– Ну как же? Уж коль скоро по островным законом ты моя жена, то согласно старой доброй островной традиции придётся тебе удавить меня, если не хочешь, чтобы я стал бешеным и тоже тебя покусал.

Я не удержалась и с досады стукнула кулаком ему в плечо:

– Вы невыносимы. Ведёте себя как ребёнок. Это же не шутки, всё очень серьёзно.

Вистинг только улыбнулся и поспешил опустить рукав, чтобы спрятать повязку под одеждой и не морозить голое запястье. Потом он продолжил таскать укушенной рукой тяжести, а после вместе с Эспином потянул за собой нарту с двумя свежезабитыми тушами, когда настала пора прощаться с оленеводами и расходиться в разные стороны. Он бы хоть руку поберёг, не напрягал её. Но, похоже, инстинкт самосохранения у отчаянного охотника отсутствует напрочь. Но зря он думает, что я позволю ему наплевательски относиться к своему здоровью. Так просто он от меня не отделается.

На вечернем привале после ужина я вылила из котелка остатки чая и вскипятила воду, чтобы продезинфицировать и высушить возле огня новую повязку, а потом снова обработать рану Мортена.

При свете керосиновой лампы в палатке я обматывала его запястье и пыталась понять:

– Как же так вышло? Вы же такой опытный охотник. Как же вы могли подпустить к себе волчицу так близко?

– У каждого в жизни случаются промашки, – спокойно признал он. – Ночь, темень, волк у меня на прицеле, и тут его верная волчица попыталась отвести ружьё вместе с моей рукой. Спасибо твоему кузену, не выстрели он в неё, пришлось бы мне учиться жить с укороченной рукой.

– Опять вы шутите, – ещё больше расстроилась я. – А если бы в темноте Эспин попал не в волчицу, а в вас?

– Не надо так плохо о нём думать. С каждым днём Крог всё больше совершенствует свою меткость.

– Не понимаю, – всё же сказала я, – как вы можете так легкомысленно ко всему относиться.

– Ну, не слёзы же мне лить. Никто и не говорил, что поход будет лёгким и приятным. Север требует жертвы от тех, кто решил ему противостоять. Сначала ты ослепла на несколько дней, потом Тэйми вывихнула плечо. Крогу чуть не отстрелили полголовы, теперь и у меня  прибавятся шрамы.

– И много их у вас?

– Какой провокационный вопрос. Это завуалированное предложение продемонстрировать тебе их все? – не успела я показать своё смущение, как Мортен тут же пошёл на попятную. – Обязательно покажу, но не сегодня и не в такой жуткий холод. А сейчас давай спать.

Я согласилась, но не успела залезть в свой спальный мешок, как услышала ехидное:

– А как же поцелуй на ночь? Учти, три ночи мы с тобой уже пропустили, так что придётся наверстать.

Ни промёрзшая палатка, ни далёкие завывания ветра снаружи не могли заставить нас оторваться друг от друга. Зато это удалось Зоркому, когда он залез в палатку, отпихнул меня от Мортена и улёгся между нами.

– И всё же в моём ранении есть несомненный плюс, – внезапно услышала я.

– Что может быть хорошего в укусе волчицы? – не поняла я, укладываясь спать.

– Если бы не рана, я бы и не узнал, что так сильно тебе небезразличен.

Я не стала отвечать. К чему слова, если Мортен успел понять всё и без них. Он и вправду небезразличен мне и уже очень давно, пусть в последнее время я и боялась признаться в этом самой себе.

Та волчица была готова на многое ради спасения своего волка. Наверное, я готова на не меньшие жертвы ради любимого. Но всё же, пусть судьба будет так благосклонна, чтобы у меня не появилось повода эти жертвы приносить.

Глава 85

Поутру я обнаружила, что в палатке помимо Зоркого ночевали ещё две собаки: Роха и новобранец Тармо. Тармо, как оказалось, сам по себе спать не мог, и потому в складках его меха под брюшком обнаружился Унч.

Перед тем как разобрать палатку, пришлось выгнать всех наружу. На снегу Тармо развалился и подставил Унчу пузико и грудку, чтобы тот его гладил и чесал. Глядя на эти нежности, Зоркий подбежал ко мне и ткнулся носом к руку. Пришлось провести варежкой по его лбу и сказать:

 – Извини, я сейчас занята. Но потом я тебя вдоволь потискаю. Идёт?

Нет, Зоркому хотелось всего и сразу. Тогда Унч вызвался помочь и отправился делать массаж моему пёсику. А вот Тармо такого щедрого жеста не оценил. Пока Унч тормошил Зоркого, курносый пёс обиженно смотрел на этих двоих, а потом начал жалобно скулить и подвывать.

– Кажется, твой пёс ревнует, – сказала я Унчу.

– Обиделся, – признал тот.

Пришлось Унчу оставить Зоркого и вернуться к Тармо, а вот мой пёсик долго не думал и решил попытать счастья у другого хухморчика. Но Брум был категоричен:

– Я не буду тискать тебя, животное. Даже не думай об этом. Я непреклонен и твёрд. И убери от меня свою шерстищу.

Так ничего и не добившись, Зоркий отправился к упряжным собакам, видимо, за моральной поддержкой. Но миг единения походной стаи был недолог, ведь нам нужно было трогаться в путь.

После розоватого рассвета я успела заметить, как горизонт мутнеет и колышется, словно снежный покров пытается смешаться с небесной гладью. Вскоре в лицо ударил первый порыв ветра, обдав кожу колючими снежинками.

Мы продвигались вперёд, несмотря на метель, что в безоблачную погоду разразилась у поверхности земли. Ветер не сбивал с ног, но поднимал и переносил над настом снежную взвесь, что больно впивалась в лицо и сдавливала дыхание.

Ближе к закату ветер стих, но я успела увидеть, как впереди в горах ветер ещё кружит снежные вихри, заставляя их спускаться вниз по склонам и таять в воздухе у самого подножья.

Дневной переход выдался тяжёлым, но по дороге мужчины всё же умудрились нарубить тальник и покидать его в нарту. И их предусмотрительность пришлась очень кстати, ведь возле гор мы не нашли никаких признаков древесных зарослей.

За ужином напряжение последних дней не покинуло нашу компанию. Если Эспин снова начал общаться со мной, как и прежде, то Тэйми упорно молчала, да ещё и следила, как бы её ненаглядный не приблизился ко мне ближе, чем ей бы этого хотелось.

Тэйми постоянно отвлекала Эспина, звала подойти ближе к себе, но подальше от меня. Ужасная ревнивица. А ведь по её меркам я замужем. Или Тэйми опасается, что нравы Тюленьего острова возьмут над нами всеми верх, и мы впадём в такой омут разврата, что поменяемся своими парами и будем жить в мире и дружбе? Нет, Мортена я Тэйми точно не отдам.

Пока варился ужин, мой островной супруг ставил палатку, но внезапно замер на месте и задрал голову, уставившись в ночное небо. Он так напряжённо вглядывался в черноту, что я сама невольно посмотрела вверх, но ничего интересней Ледяной звезды там не увидела.

– Что-то случилось? – опасливо спросила я.

– Пока нет, но скоро случится. Ты не слышишь треск?

– Треск? В небе? Нет.

Теперь я изо всех сил вглядывалась ввысь, надеясь увидеть, как на мелкие точки ярких звёзд наползает чернота огромной надувной оболочки. Я вслушивалась, желая различить в тишине звук мотора, а лучше трёх. Фантазия рисовала, что сейчас над нами пролетает чудом починенный дирижабль дяди Руди. А что ещё интересного может шуметь в ночном небе?

Но все мои надежды не оправдались, а реальность оказалась куда ярче любых ожиданий. Внезапно небо разрезала волна зелёного света и разлилась по черноте желтоватыми всполохами света. Они непрестанно колыхались, змеились, крутились вихрями и растворялись в зелени неба, чтобы снова вспыхнуть и закрутиться в хаотичной круговерти. Всё вокруг сияло, тундра и горы стали видны как днём. Небывалое зрелище, грандиозное и неповторимое!

– Это и есть северное сияние? – заворожённо спросил Эспин.

– Это верхние люди распахнули ярангу, и свет от их костра упал на нас, – сказала Тэйми. – Предки подают нам знак, зовут к себе в гости.

– Рановато нам ещё отправляться в Верхний мир, – отозвался Мортен.

– Да, Тэйми, рановато нам умирать, – поддержал его Эспин, – Там в небе не огонь призрачного костра, а всего лишь электрическое свечение верхних слоёв атмосферы.

– Ничего не знаю про твою атмосферу, – отрезала она, – а про костёр предков мне ещё бабушка рассказывала. Говорила, в Верхнем мире люди жгут костры из дурманящих трав, и потому, когда в нашем мире загорается небо в ночи, можно сойти с ума, если долго смотреть на эти огни.

– Вздор, суеверия.

Но Мортен с Эспином не согласился.

– Это вы просто не видели массово впавших в транс людей и их пляски под светящимся небом.

– Да? – заинтересовался Эспин, – И как это выглядит?

– Странно. Я бы даже сказал, жутковато. Года четыре назад я был на этом острове с одним охотником из нашего клуба. Мы тогда собирались промышлять единозуба на западной оконечности острова, и в один из вечеров небо вспыхнуло лиловыми всполохами. Я сначала не понял, почему один рыбак стал повторять за мной все движения. Я сматываю сеть, а он точно так же двигает пустыми руками. Сначала подумал, он подаёт мне какие-то знаки, на что-то намекает, потом решил, что он просто дразнится. И тут к этому рыбаку присоединился другой и точно так же начал мотать руками. Вот представьте, стоят эти двое друг напротив друга и повторяют одно и то же движение по кругу минут пять. Нас на берегу было шесть человек, мы попытались привести этих двоих в чувство, но всё было бесполезно. Разведём их в стороны, а они начинают уже другие наши движения повторять. Я в этой суматохе как-то позабыл о своём приятеле из охотничьего клуба, а он, оказывается, ушёл от нас – нигде его нет. Я отправился его искать, вернулся в селение, а там все женщины от девиц до старух взялись за руки и водят хоровод вокруг одного из домов. Дети бегают, дёргают их за одежду, кто-то ревёт, а женщины как под гипнозом – ходят по кругу и не могут остановиться. Я своего приятеля углядел далеко в тундре и кинулся следом. Бегу за ним, зову, а он не откликается и бодро так шагает вперёд. Я его только в горах нагнал, схватил за грудки, пытался привести в чувство, а у него глаза как стеклянные, даже не моргают. Спрашиваю, что с ним, а он даже слово сказать в ответ не может, только посвистывает. Прямо как эти… В общем, он рвался идти дальше в горы, пришлось его связать. И как только сияние в небе погасло, приятель мой пришёл в себя и спрашивает, что случилось, почему его ноги и руки зафиксированы ремнями. Рассказываю, он ничего не помнит, ни как шёл к горам, ни как щебетал. Когда мы вернулись в селение, там тоже все пришли в себя. Как мне потом сказали, пока небо сияет и пульсирует лиловым огнём, слабые духом теряют разум. Местные становятся послушными подражателями. Скажешь кому-нибудь, иди и прыгни с обрыва в море, он пойдёт и прыгнет. А вот пришлых какие-то неведомые силы тянут идти точно на север. Кто-то плыл на лодке, а в небе в это время вспыхнуло сияние, и он прыгнул за борт и поплыл на север, пока тело не схватила судорога, и он не утонул в холодной воде. Кто-то выбежал из палатки, в чём был, а потом его нашли околевшим в снегу. Много подобных историй я наслушался за последние годы. Что о них думать, решайте сами.

– Ой, – воскликнул Унч, сидя возле котла, где варилась последняя горстка риса от геологов, – когда на льдине наставник позвал всех идти к оси мира, в небе тоже сияли лиловые огни.

– Зов Ледяной звезды, – поддержал его Брум, – я же говорил, говорил! От него с ума сходят и идут точно на север, чтобы помереть.

– Подожди, – вмешалась я. – Дядя Руди не умер, он добрался до вулканического острова. И он мог сделать это только в ясном сознании.

– Значит, слабо сияние пульсировало, – не сдавался Брум, – мозги только наполовину отключились. Я же тебе говорил, наставник ещё пятнадцать лет назад на шхуне облучился, вот поэтому его всё время и тянуло устроить этот полёт к оси мира. Есть он, этот зов Ледяной звезды, иначе чего бы и ты сюда попёрлась.

Спорить я с ним не стала. Ведь знает, что я приехала на Полуночные острова исключительно ради дяди Руди.

После ужина при свете северного сияния, все отправились спать. Просвечивающие через тент отблески не давали мне покоя.

– На вас зов Ледяной звезды не действует, – заматывая Мортену руку, заключила я. – А что, если вы заснёте, а я ночью убегу из палатки? Прямо на север.

 – Ну, хочешь, привяжу тебя за ногу к каркасу. Далеко не убежишь.

В тусклом свете я сумела разглядеть улыбку на его губах, но всё равно обиделась.

– Вы неисправимы. Я вам о таких серьёзных вещах говорю, а вы только дурачитесь.

Закончив с повязкой, я завернула остатки мха в тряпицу и спрятала её в рюкзак, после чего поспешила залезть в спальный мешок и лечь лицом к тенту. Никаких поцелуев на ночь. Обойдётся. Я обиделась. А если ночью я впаду в транс, убегу из палатки и замёрзну насмерть в горах, то сам будет виноват.

– Принцесса, – после затянувшегося молчания, раздался над самым ухом тихий голос Мортена, – ну, прости старого солдафона. Я так долго жил в казарме, что уже и не помню, как правильно общаться, с симпатичными молоденькими девушками. Вот теперь с тобой пытаюсь вспомнить.

Сначала мне хотелось просить, о каких казармах речь, если он офицер, но я быстро поняла, что не время придираться к словам, если и так понятно, что хотел сказать мне Мортен.

– Лучше скажите, как пережить эту ночь и не поддаться на зов Ледяной звезды. Вам-то он не страшен, а остальным?

– Остальные могут спать спокойно. Сегодня не то сияние, что вызывает массовый психоз. Во всех историях о зове, что я слышал, всегда говорили о пульсирующем лиловом сиянии.

– А жёлто-зелёное, значит, безопасное? – не спешила верить я.

– У него явно другая природа. Обыкновенная. Так что можешь спать спокойно. Я за тобой пригляжу.

Перед поцелуем на ночь я всё же не устояла. Да и как устоять перед лаской, от которой кровь быстрей бежит по жилам и кидает в жар. Теперь я знаю, что любовь согревает.

Глава 86

Проснулась я под звуки заливистого лая и копошения под боком: это Мортен выбрался из своего спального мешка, натянул унты, схватил ружье, и выбежал из палатки. Вскоре снаружи послышались звуки выстрелов и ругань в два голоса – Эспин тоже выбрался наружу.

Теперь настала моя очередь одеваться, чтобы выйти из палатки. Снаружи царил хаос, даже в густых сумерках это было отчётливо видно. Собаки с лаем разбежались вокруг лагеря, грузовая нарта с припасами лежала на боку, шкуры и куски разделанного оленя валялись в снегу. Так, а где второй олень, ещё не рубленный и не еденный?

– Тэйми, – крикнул издали Мортен, возвращаясь к лагерю, – зови и пересчитывай своих собак. Все на месте, все целы?

Что опять случилось? Холхуты? Да нет, зачем им мясо. Значит, хищник. Очень большой хищник, раз смог похитить целую тушу оленя.

Зоркий и остальные собаки нехотя вернулись к лагерю, но всё же продолжали лаять, поглядывая в сторону гор. Защитники наши. Только кого они пытались отогнать?