Текст книги "Наследница огненных льдов (СИ)"
Автор книги: Антонина Ванина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 54 (всего у книги 62 страниц)
Я замерла, слушая его признания, и только теперь начала понимать, как сильно человека может ранить слово. Я не хотела быть жестокой лгуньей, но Мортен сам вынудил меня пойти на обман. А теперь он говорил:
– Ты просто невероятное создание, Шела Крог. Сначала ты вселила в меня уверенность, что я ещё смогу побороться за самого себя. А теперь ты растоптала все надежды, просто вытерла о них ноги. А ведь я верил, что моя борьба не будет напрасной, что я смогу отделаться от всех обвинений, восстановлю своё честное имя ради красавицы-жены и наследника, которого она обязательно мне родит. Но тебе, я вижу, ничего этого не нужно. Тогда и мне плевать. Будь что будет.
На этом он замолчал, долго перебирая в нарте мои вещички, чтобы сдвинуть их сторону, а потом подойти ко мне, схватить меня и уложить на дно байдарки.
Так он и повёз меня обратно к стойбищу, а я больше не пыталась улизнуть. Всё, что оставалось мне, так это прокручивать в голове всё сказанное Мортеном и корить себя за глупость и бессердечность.
Пехличи не обманули меня, а я правильно истолковала переданное мне предсказание. Мортен уже успел представить меня в роли жены, и даже задумывался о детях. А я растоптала и свою, и его мечту…
Мне стало горько, обидно и досадно, но я не могла найти слов, чтобы просто сказать Мортену – я не могу разделить свою любовь надвое, чтобы отдать один её кусок дяде Руди, а другой ему. Так не бывает, это невозможно – отречься от одного, чтобы спасти другого. Хотя, разве не это я только что сделала?
Теперь я всё поняла и похолодела от страха. Что же я натворила? Что за наваждение застлало мой разум и заставило произнести столько необдуманных слов? Как же так, ведь я не хотела… А Мортен, неужели теперь он не станет отбиваться от обвинений в шпионаже? Даже если его осудят и казнят? А дядя Руди, как он вернётся домой? А я, как я могу помочь им обоим? Неужели всем мечтам и надеждам пришёл конец? Похоже, теперь я останусь ни с чем. Я безвозвратно потеряла всех дорогих мне в этой жизни людей. И зачем тогда мне самой возвращаться во Флесмер? Ради кого?
Мы добрались до стойбища, когда снег почти прекратился, только ветер переносил выпавшие хлопья над настом подобно пыли. Пока Мортен развязывал меня, пастухи и их жёны высыпали из яранг и принялись откровенно посмеиваться над нами.
– Что же это за муж, раз от него жена сбегает?
– Да какой он без своего оружия муж? Уже и не добытчик, и не кормилец, и не защитник. От такого ещё как сбежишь.
Кажется, я, сама того не желая, унизила Мортена своей строптивостью. Теперь нам не будет спокойной жизни в этом стойбище. Стало быть, придётся нам вскоре сниматься с места и уходить на юг в поисках стада Терхитыны. Или Мортен больше не станет печься обо мне и оставит здесь, а сам уйдёт?
Пока он разгружал нарту, я забежала в ярангу, чтобы ещё раз увидеть Тэйми, а нарвалась на Брума, что уже больше не прятался от хозяев и сидел на краешке котла:
– А, вернулась. А я всё про тебя рассказал охотнику, как ты нас бросила. А ведь мы тебя столько времени и кормили, и поили, а ты вот так с нами. Неблагодарная.
– А ты ябеда, – отрезала я, и пошла дальше.
Тэйми снова сидела у полога Эспина, а рядом с ней стояла миска с водой, в которую Унч крошил жёлтый мох. Значит, нашли, что искали. Вот только какой толк от окрасившегося в жёлтый цвет варева? Как бы Тэйми не отравила им Эспина. Или в этом и есть истинный смысл совета из сна?
– Шела, мы нашли лекарство, – заметив меня, поделилась радостью Тэйми. – Теперь всё будет хорошо, как и говорила бабушка. Мой муж будет пить отвар и скоро поправится.
Я смотрела на бледное лицо и неподвижные губы Эспина и уже не верила, что он сможет сделать хоть один глоток.
– Ничего ему уже не поможет, – словно прочитав мои мысли, проскрипел голос немолодой женщины, что шила чижи возле очага, – помрёт скоро парень.
– Не помрёт, – жёстко ответила ей Тэйми, – я его вылечу. А потом мы уйдём отсюда и никогда не вернёмся в такое стойбище, где живого человека без спросу резать по горлу хотят. Самые злые и негостеприимные люди здесь собрались. Мы с такими больше дел иметь не станем.
– А ты не дерзи мне, – осадила её женщина. – Ты со мной вежливой должна быть, если хорошо жить хочешь. Когда испустит дух твой муж, ты что делать будешь? А у меня младший сын ещё холостой, ты ему приглянулась. Так что не артачься, всё равно с нами жить останешься. Идти-то тебе некуда.
Бедная Тэйми. Я ведь так настойчиво хотела выдать её замуж за достойного человека, но жить в стойбище грозного Питариля ни за что не пожелала бы. Не её это место и люди здесь не её. Ей надо уезжать на юг, к побережью, а лучше перебираться на родной остров, где никто ничего не знает о настоящей северной дружбе.
Внезапно в ярангу ворвался Мортен. Я съёжилась в ожидании чего угодно, а он мазнул по мне равнодушным взглядом и заострил внимание на очаге.
– Тэйми, – обратился он к ней, – давай разделимся. Один котёл мы оставим тебе для еды, другой для чая, третий для собак, а два оставшихся заберём с собой.
– Поступай, как знаешь, – ответила она и поднесла миску с моховым отваром к губам Эспина.
Мортен не стал трогать котлы, что висели на цепях, зато начал перебирать наши вещи, будто производил инвентаризацию. Он разделил не только посуду, но и парочку примусов с керосиновыми лампами.
– Ворчун, – окликнул он Брума, – ты умеешь ими пользоваться?
– Я всё могу, – гордо откликнулся хухморчик. – И зажигать, и чистить.
Теперь настала очередь канистр с керосином. Маленькую Мортен оставил в яранге, а ту, что мы нашли на шхуне, понёс к нарте.
Потом настал черёд припасов со шхуны, кусков медвежьего мяса и остатков оленины. Мортен всё разделил из расчёта, сколько еды понадобится одной Тэйми и её семи собакам, а что останется нам. Нам ли? Выходит, он собирается сегодня же покинуть стойбище. Один или со мной?
Наблюдая за всеми этими манипуляциями, его беготнёй из яранги к нарте и обратно, я вышла наружу и увидела, как Мортен выгружает взятую мной его одноместную платку, и меняет её на двуместную. Значит, он всё-таки возьмёт меня с собой и уведёт на юг. Прямо сейчас или завтра с утра? А хухморчиков мы тоже будем делить пополам?
– Мортен, – набралась я смелости подошла к нему, – может быть, ты не будешь спешить? Я понимаю, ты на взводе…
– Ты и вдруг понимаешь? – недобро усмехнулся он, даже не повернувшись ко мне. – Из-за твоей выходки мы с тобой стали всеобщим посмешищем. Хочешь остаться здесь ещё на недельку? Ну оставайся, уверен парочку брачных предложений от самых лучших охотников ты обязательно получишь. Или не совсем от лучших и не совсем брачных. А, впрочем, делай что хочешь. Когда ты вообще прислушивалась к моему мнению?
– Мортен, пожалуйста, не надо так, – попросила я. – Мне страшно.
– А одной бежать на север было не страшно?
– Я должна была попытаться.
– Значит, попытка не удалась. Ты даже керосин с собой не взяла. На что ты вообще рассчитывала, если даже не можешь правильно собраться в дорогу?
Да, что-то я не подумала об освещении и отоплении, а ведь там во льдах веток кедрача и тальника уже негде будет искать.
Мортен и дальше нагружал нарту, а я смотрела и ждала, что же он мне ещё скажет. Опять будет ругаться? Обзовёт как-нибудь? Да пусть лучше накричит, чем будет и дальше сдерживать в себе молчаливую обиду.
Зоркий всё время крутился возле него и даже не пытался подойти ко мне. Тоже обиделся, ведь я посмела ударить его. Я и для него теперь плохая. Все меня ненавидят. А другие смеются. Только Тэйми всё равно, она всецело посвящает каждую минуту своего времени Эспину. Ей всё равно, убегу я на север, или уйду на юг – она не обидится и не обрадуется. Для неё теперь есть только Эспин. А когда его не будет, что станется с ней?
– Всё, иди, попрощайся с подругой, – сказал мне Мортен, а я на негнущихся ногах поплелась в ярангу.
Всё, больше я Тэйми никогда не увижу. И Эспина. Мне придётся запомнить эту безжизненную маску на его лице, и она навсегда оттенит в моих воспоминаниях его прекрасный лик, каштановые кудри и изумрудные глаза.
Я присела возле полога и долго смотрела, как он кашляет и давится глотками отвара, что вливает в него Тэйми.
– Эспин, ты слышишь меня?
Только невнятное бормотанье было мне ответом. Я смогла выдавить из себя лишь:
– Прощай.
Следом в ярангу вошёл Мортен и, остановившись рядом с Тэйми, спросил:
– Какая тебе требуется помощь? Я оставил тебе столько запасов, чтобы ты смогла самостоятельно добраться до Песцового острова. Но я хочу знать, тебе оставить одного только ворчуна в помощники или его родственничка тоже?
– Что это значит "оставить"? – всполошился Брум. – Мы тебе что, рабы, чтобы нами распоряжаться? Мы вольные хухморынмыл! Мы сами решаем, с кем жить!
– Ну тогда пусть вольные хухморынмыл решат, что будут делать дальше. Или вы остаётесь с Тэйминэут и помогаете ей после кончины Крога дойти до Песцового острова, чтобы оттуда самим добраться до Квадена, а потом и Флемсера, или идёте с нами на север на поиски старшего Крога.
Что-то до меня не совсем дошёл смысл его слов. Крог, ещё Крог, Кваден, север… О чём он говорит?
– Ещё один спятивший, – заворчал Брум. – Облучённый северным сиянием и Ледяной звездой. Ладно бестолочь, с ней и так всё давно ясно. Но на тебя-то, охотник, я рассчитывал, я верил, что ты нормальный человек без завихрения мозгов.
– Порой и нормальный человек перестаёт страшиться смерти, когда у него не остаётся ни одного повода возвращаться домой, – парировал Мортен. – Так что вы двое решили?
У меня перед глазами всё померкло. Так, значит, он собирал вещи, чтобы вести меня на север и идти вместе со мной? После всего, что мы друг другу наговорили? Нет, я не понимаю, я против! Ведь без оружия нам грозит смерть, а в мир пехличей с чёрным камнем в руке смогу ступить лишь я одна.
Пока Брум морально подавлял Унча, заставлял его забыть о спасении наставника и вспомнить об ужасных песцах, от которых теперь нечем отстреливаться, я собиралась с мыслями и придумывала отговорку, чтобы Мортен отпустил меня одну и не шёл на Север. Вот только весомых доводов я так и не нашла. Я даже слегка нагруженную нарту едва смогла сдвинуть с места. И с копьём я не умею обращаться. И палатку никогда не устанавливала. Какой кошмар, ну почему я начинаю думать о Мортене исключительно как о полезной рабочей силе? Так нельзя. Но что мне ему сказать, как достучаться до человека, который перестал бояться собственной смерти?
Брум категорически отказался идти с нами, а Унч выдавил через силу свой отказ, мотивируя его тем, что он привязан к Тармо, а Тармо привязан к упряжке, и вдвоём они никак не могут расстаться с Тэйми.
– Вот и прекрасно, – заключил Мортен и направился к выходу. – Оставайтесь. Надеюсь, домой вы доберётесь благополучно.
Я хотела рвануть вслед за ним, но тут Тэйми повернулась ко мне и крепко обняла.
– Прощай, Шела, – тихо произнесла она, – надеюсь, мне приснится сон, где ты найдёшь своего второго отца, и вместе вы уплывёте домой. Мой сон обязательно должен сбыться.
– Прощай, – не удержалась я и всплакнула. – И позаботься об Эспине. Проводи его достойно.
– Конечно, Шела. Когда он выздоровеет, я обязательно увезу его отсюда в свой дом на побережье. В наш с ним дом.
Теперь мне хотелось реветь в голос. Она не понимает, она не смирится…
Не в силах больше оставаться рядом с обезумившей от горя девушкой, я рванула прочь из яранги. Снаружи уже успело окончательно стемнеть. Мортен держал в руках зажжённую керосиновую лампу и передал её мне, как только я приблизилась к нарте.
– Пойдёшь впереди, будешь освещать нам путь. Надеюсь, облака сегодня развеются и в небе будет гореть северное сияние.
– Мортен, – утерев слёзы, сказала я, – я не хочу, чтобы ты, как и Эспин… чтобы с тобой… случилось…
– Мне плевать, что ты там хочешь, – грубо оборвал он меня. – Я хозяин своей судьбы и в чужих предостережениях не нуждаюсь. Дома меня и так ничего хорошего не ждёт, об этом меня уже давно предупреждали. На Севере хуже точно не будет. Терять мне больше нечего, я уже и так всё потерял. И хватит уже на меня так смотреть, иди вперёд. Или передумала спасать своего опекуна?
– Но ведь без ружья… и медведи… – попыталась возразить я.
– Ружья нет, но есть фальшфейеры, – отрезал он, – свет и шум дикого зверя отпугнут.
– А как охотиться, как пополнять запасы?
– Придётся научиться орудовать копьём. К тому же твои петли ещё при мне. Или тебя что-то не устраивает?
Пришлось смахнуть последнюю льдинку с ресниц и отрицательно мотнуть головой.
Я шла вдоль едва виднеющейся колеи, Мортен тянул оставившую её нарту, а Зоркий бежал рядом. Всё, обратного пути для нас троих больше не будет. Мы сами его потеряли.
Глава 96
Ночной лагерь мы устанавливали в полном молчании. Тишиной отметился и ужин, ни одним словом мы с Мортеном так и не перекинулись. Он, кажется, размышлял о чём-то своём и не обращал на меня ни малейшего внимания. Я гадала, что у него происходит в голове, жалеет ли он о скоропалительном уходе из стойбища, или он всерьёз таким образом намерен расстаться с жизнью? Что же я наделала, зачем я только высказала ему всё то, о чём на самом деле не думаю?..
Мне так хотелось утешить Мортена и извиниться за ту боль, что я ему незаслуженно причинила, но я ещё раз украдкой посмотрела на него и испугалась, испугалась услышать в ответ равнодушное и формальное "Прощаю". Нет, свою вину одними только словами мне уже не искупить.
Страдая от молчаливого непонимания, я пыталась подманить к себе Зоркого, чтобы утешиться, обласкав его, но он как лежал в ногах Мортена, так и не шелохнулся, только с подозрением посмотрел на меня. Теперь он меня тоже презирает…
В палатке я в полной мере ощутила всю глубину своего одиночества. Мортен залез в свой спальный мешок, Зоркий пристроился к нему под бок, а я одиноко лежала у стенки из тента, и никто не пытался приобнять меня и потребовать поцелуй на ночь. Отныне я никому не нужна: ни Мортену, ни Зоркому…
Весь следующий день я как могла пыталась поправить своё плачевное положение. Если слова мне не даются, тогда буду восстанавливать свою репутацию делом. Я старалась приготовить максимально вкусный и питательный завтрак из того, что мы припасли. Я даже перешагнула через былую гордость и лично налила Мортену суп из оленины с кусочками овощей из сухпайка и подала миску ему в руки. Тэйми всегда так делала, чтобы заслужить расположение Эспина.
Пока я размачивала в своей миске добытый на шхуне сухарик, к костру подошёл Зоркий. Я рассчитывала, что искупительный кусочек мяса из супа растопит его сердце, но Зоркий за еду не продался. Он позволил мне лишь провести рукавицей по его боку, чтобы тут же ускользнуть и подластиться к Мортену. Неужели пушистик боится моих прикосновений и думает, что я его ударю? Ну зачем же он так со мной?
Настроение стремительно падало, а тут и Мортен решил уронить его ниже некуда:
– Зачем варила оленину? – недовольно сверкнув глазами исподлобья, спросил он. – Она нам пригодится потом, если дойдём до морских льдов. Оленину долго варить не надо, примус справится. А вот медвежатину придётся вываривать часами. Где ты потом найдёшь для этого топливо? Истратишь всю канистру керосина ради одного ужина? А сушёные овощи зачем распаковала вместе с сухарями? Надо было выбрать что-то одно и экономить.
– Я просто хотела сделать тебе приятно, – виновато произнесла я.
– Когда все припасы кончатся и останется одна медвежатина, приятно никому не будет.
Ну вот, хотела порадовать Мортена, а в ответ получила лишь недовольство и порицание. Я вконец расстроилась и поспешила опустить голову, чувствуя, как предательски наворачивается слеза. Что я делаю не так? Что мне ещё сделать, чтобы Мортен понял, как сильно я хочу вернуть его расположение? Или я опоздала и больше нечего возвращать?
Внезапно Зоркий вскочил, ворчливо тявкнул и уставился в сторону одиноких кустов тальника поодаль от нашей стоянки. Он даже встал на изготовку, будто собирался бежать и атаковать неприятеля. Надеюсь, не когтистого, огромного и с белым мехом. От морского медведя не отбиться ни Зоркому, ни нам с Мортеном, разве что фальшфейер поможет...
– Так, молчать, – внезапно скомандовал он пёсику, а сам отложил пустую миску, взялся за копьё и неспешно побрёл в сторону кустов.
Зоркий побежал следом, а я застыла в оцепенении, не зная, чего ждать. В нескончаемых сумерках сложно что-либо разглядеть. А если там опасный хищник? А Мортен, он справится с ним одним только копьём? А если нет? А что тогда делать мне? Как страшно…
Кинув сухарик в суп, я поставила миску на снег и принялась искать свой нож. Когда нашла его, горячая миска успела растопить снег и погрузиться в самодельную ледяную лунку. Пока я вытаскивала посуду, то окончательно расплескала суп, только сухарик остался нетронутым, но мне уже было не до него.
Со стороны кустов раздался пронзительный лай, за ним ругань, и тут я увидела, как от Мортена со всей мочи разбегаются олени. Какие они прыткие, их совсем немного, голов восемь. Наверное, дикое стадо. Эх, жаль, что у нас нет оленя-манщика с ремнём на рогах, с его-то помощью мы бы поймали хотя бы одного самца на мясо. И Мортен бы тогда не ругался на меня из-за супа. Если бы, если бы…
Он возвращался к костру недовольный, взвинченный. По дороге Мортен даже попрекнул Зоркого:
– Что ж ты пасть раскрываешь, когда не надо, а? Всех спугнул, охотничек.
Пёсик брёл следом, поджав ушки. Бедняжка, наверное, ужасно переживает. Хозяйка его бьёт, хозяин ругает. И за что? За избыток эмоций?
Не успел Мортен дойти до нашей стоянки, как меня отвлёк шум за спиной. Я обернулась и обомлела: ко мне осторожно подкрадывался олень. Что это, зачем это? Он что-то задумал? Он ведь может кинуться и забодать меня?
Я поднялась с места и начала медленно пятиться. Мортен приготовил копьё и тоже замедлил осторожные шаги. А олень просто подошёл к моей миске, ткнулся в неё мордой и выудил оттуда размоченный, но уже затвердевший на морозе сухарик. И как это расценивать? Дикие копытные уже становятся попрошайками? Нет, я понимаю, холода, ягель глубоко под снегом, но не до такой же степени!
А в следующий миг я пригляделась к бахромистым ушам животного и увидела характерные надрезы. Ну, теперь всё ясно, это сбежавший домашний олень с засечками. Вернее, это оленуха, которую увёл из домашнего стада коварный дикий самец, которого и хотел бы убить Питариль.
Тот дикарь, что убежал от Мортена, видимо, собрал вокруг себя гарем из семи украденных важенок. А теперь вот убежал, а его подруга затосковала по людям и пришла полакомиться сухариком в мясном соусе. И откуда у неё тяга к незнакомой пище? Может, сухарь напомнил ей по вкусу и консистенции тундровый гриб?
Пока я наблюдала за оленухой, Мортен быстро сориентировался, достал из нарты верёвку, подкрался к животному, схватил за шею и мигом обвязал вокруг неё повод. Всё, попалась, теперь от нас не убежит. А кто-то тут говорил, что я зря транжирю оленину. Вот, целая туша сама к нам прибежала.
– Не иначе, высшие силы нам благоволят, – заметил Мортен и привязал другой конец верёвки к боку нарты, слишком гружённой, чтобы её утянула одна оленуха. – Чем ты её приманила?
У меня чуть сердце не остановилось от его вопроса. После вчерашней ссоры Мортен впервые заговорил со мной нормальным тоном. Пришлось взять себя в руки, подавить глупую улыбку, что расползалась по губам, и сказать:
– Сухарём.
– Да? Здесь и сухарём? Хотя, на Медвежьем острове я видел, как олени выпрашивают хлеб. Чем-то он им нравится.
Ну, вот и поговорили. Неплохо для начала. В одном я убедилась точно, за суп из оленины Мортен на меня больше не держит зла. И даже за сухарик не сердится.
Закончив с завтраком, мы стали собирать вещи, чтобы продолжить наш путь. Оленуху Мортен от перекладины над полозом так и не отвязал, и потому она брела в сторонке, пока он тянул за собой нарту. А если она останавливалась не к месту или вовсе рвалась назад, Зоркий подгонял её лаем, а для верности порой клацал зубами возле её ног. Ну вот, пёсик тоже хочет реабилитироваться перед Мортеном и показать, как он может пасти оленя.
По пути нам всё же пришлось пару раз остановиться, когда оленуха начинала рыть копытом снег. Конечно, ей ведь хочется кушать, а для этого ещё надо добыть ягель.
Наверное, Мортен мог бы убить её и разделать ещё в начале дня, но наша нарта и так нагружена до отказа, так пусть наш будущий суп своим ходом дойдёт до льдов, где уже никакого ягеля не будет.
Вообще-то меня не очень радовала мысль об убийстве конкретно этой оленухи. Если осенью её угнал из родного стада дикий олень, то сейчас она наверняка носит в чреве оленёнка. А убивать беременную самку – это как-то неправильно. Уверена, аборигены бы так не поступили. Но ведь мы не оленеводы, которые приумножают своё стадо, а путешественники… И всё равно неприятна мне мысль о том, что нам придётся есть беременную важенку, жалко её. Но если скажу Мортену о своих сомнениях, он опять разозлится.
Привал мы устроили, когда тьма давно окутала тундру, а через разрывы меж облаками начали поблёскивать всполохи зелёного сияния. Вечер обещал быть долгим, я варила медвежатину, чтобы порадовать Мортена своей покорностью. Пока он обрубал одинокий куст кедрача на растопку, я полезла в свой рюкзак в поисках волшебных камней. А что, сейчас темень, небо сияет, надо попробовать вновь связаться с другим миром.
Пока я выуживала заветный свёрток, пальцы зацепились за какую-то деревяшку. К собственному удивлению я вынула рогульку, которую подарила мне добрая женщина из стойбища, атакованного волками. Так, на одной стороне две засечки сверху, промежуток и снова засечка, на другой только одна засечка в самом низу. Интересно…
Я не утерпела и ради интереса подошла к оленухе, что улеглась возле нарты, но при виде меня вскочила и попыталась отойти в сторону. Так, вот одно ухо, вот другое, любопытно… На левом один уголок срезан у основания, на правом аж три пропези с промежутком между двумя верхними и одной нижней. Да это же полное совпадение! Быть того не может! Я нашла ту самую пропавшую оленуху! Или она меня нашла? Что там мне говорили про рогульки? Кто владеет такой палочкой, тот и распоряжается душой оленя. Если рогулька попадёт в руки другого человека, то он будет владеть и душой, и самим оленем, если его раздобудет. Вот я и раздобыла!
Я так обрадовалась нежданному обретению своего некогда эфемерного подарка, что от счастья издала победный клич и только потом подумала: а вдруг это просто совпадение? Ведь может быть так, что в другом стойбище кто-то точно так же отметил оленуху, и её тоже угнал дикий олень? Хотя нет, что-то много совпадений для одной животины.
– Что за повод для веселья? – Мортен подошёл ко мне с охапкой дров и вопросительно посмотрел на важенку.
Я протянула ему подаренную рогульку и всё рассказала. И я никак не ожидала, что он поверит в мою историю и даже улыбнётся:
– Не иначе, это знак незримых сил. Северные духи точно нам благоволят, даже посылают заслуженную добычу на прокорм в трудный час.
Да, судьба оленухи предрешена, это я понимаю. Но как обидно лишать жизни ещё и неродившегося оленёнка…
Сменив воду в котле с медвежатиной, я решила вернуться к тому, что изначально задумала, а именно, вытащила из рюкзака камни пехличей и отошла в сторону от лагеря, чтобы взять их в руки и немножко помедитировать.
Я мысленно взывала к обитателям двух миров, чтобы они явились и открыли мне проход в край вечного лета, но всё было тщетно. Иной мир я не увидела, пехличи ни в одной из своих ипостасей не явились, а снежная тундра не превратилась в цветущие луга. Обидно. Что же я делаю не так? Или сейчас просто не время для межмировых путешествий? Или не место? Точно, место не то, надо искать ту самую воронку, через горлышко которой можно проскользнуть прямо к оси мира.
Суп из медвежатины получился специфическим, и даже не во вкусе дело. После трёхкратной смены воды и многочасовой варки мне было страшновато его есть, я всё время думала про паразитов, что могли остаться в мясе. А что если они поселятся в моём организме, проползут в сердце и прогрызут его? Не хотелось бы мне так умирать. Но от голода и истощения умирать тоже неприятно.
После ужина настало время отходить ко сну, и я снова начала переживать из-за того, что Зоркий улёгся греть Мортена, а сам Мортен снова не попытался приобнять меня и поцеловать перед сном. Лёд не растаял, зря я надеялась, что завтрак и ужин что-то изменят в наших отношениях. Не в еде дело, а во мне. Я не умею быть ласковой и обходительной, не умею обольщать и приковывать внимание. Но Мортен зря рассчитывает, что я так просто сдамся. Я должна вернуть всё, что мы потеряли. Вернее, всё, что я растоптала.
Кто знает, суждено нам дойти до оси мира и вернуться обратно или нет – после неудачи с камнями пехличей меня начали посещать сомнения. Но как бы то ни было, но сейчас нам с Мортеном нельзя становиться чужаками друг для друга. Равнодушный мужчина не станет жертвовать собой ради женщины. А неравнодушная женщина не будет лелеять свои страхи и сомнения, она попытается завоевать внимание своего мужчины вновь. Я попытаюсь. Нет, не попытаюсь, а сделаю это, и точка!
Глава 97
Следующий день ознаменовался внезапно сорвавшимся ветром, что кружил в воздухе поднятый с наста снег. Хорошо хоть, что он бил не в лицо, а в спину, но легче от этого не стало. Шерсть оленухи постепенно обросла снежной коркой, а Зоркий стал похож на собаку-снеговика.
Пронзительный холод забирался под кухлянку, в торбаза, под капюшон и шапку. С каждой минутой сделать новый шаг становилось всё сложней и сложней. На миг я остановилась, закрыла лицо варежками и попыталась дышать глубже, чтобы набраться сил, но тут же услышала:
– Не вздумай отставать.
Ладно, не буду задерживать Мортена, раз он полон сил и без устали тянет за собой нарту уже полдня. Но обещание, что я дала самой себе, выполнить никак не получалось. И пяти минут не проходило, а меня тянуло остановиться, согнуться в комочек, уткнуться лицом в колени, обхватить их руками и в таком воздушном кармане отогреть нос и щёки, а заодно отдышаться и наполнить лёгкие теплом. Вот только Мортен каждый раз был начеку:
– Иди рядом, а то я тебя тоже привяжу к нарте. Чтобы не потерялась.
Мне стало обидно. Ну зачем он так? Ведь ему тоже тяжело, я вижу. Но он крупнее и сильнее меня, как же я могу равняться на его темп движения?
– Поднимайся, – в который раз после остановки услышала я. – Хотела попасть на Север, так иди и наслаждайся.
И снова я стерпела, дабы не дать своим ответом повод для его ответного недовольства мной. Я просто хотела снова помириться, и для этого готова была стать послушной и ласковой. Но силы всё равно покидали меня, а воющий ветер вымораживал остатки воли, что двигала меня вперёд.
– Что, не хочешь больше идти спасать опекуна? – издевательски спросил Мортен, когда я вновь остановилась и пыталась согреться. – А где же тот задор, где та прыть, с которой ты сбежала из стойбища? Тогда и погода была посвирепей. Или ты была посмелей? Или глупее?
Ну всё, плевать на покорность и смирение, моё терпение лопнуло!
– Да перестань уже! – не выдержала и крикнула я, поднявшись. – Сколько можно меня попрекать?
– Сколько понадобится для того чтобы ты наконец уяснила, здесь тебе не Медвежий остров и даже не Песцовый. Мы на краю обитаемого мира. Всё, никаких яранг и оленьих стад ты больше не увидишь. Отогреваться будешь у костра. А потом только у примуса. Хотя, ты ведь собиралась бежать без него и без керосина. А теперь что, разуверилась в своей морозоустойчивости? С чего бы это?
Ну всё, теперь я точно разозлилась:
– Как же ты мне надоел со своими обидами! Да, сбежала, бросила тебя! А что мне ещё оставалось делать? Идти на юг, к стойбищу Терхитыны и считать дни, когда дядя Руди умрёт с голоду? Да ни за что! Но стоило мне сказать тебе слово поперёк, и теперь ты как обиженный мальчик гнобишь меня по любому поводу и без! А что ты хотел от меня услышать, когда связывал? Благодарность? Какие ещё слова могли бы заставить тебя остановиться и позволить мне спасти дядю Руди? Дурак! Я думала, ты хоть что-то понимаешь, хоть что-то чувствуешь, а ты дурак! Я тебе не какая-то легкомысленная вертихвостка, чтобы называть меня дрянью! И я тебе не твоя бывшая жена, понял?! Я думала, что спасаю тебя собственной ложью. Я думала, ты забудешь обо мне, если я обману тебя и наговорю гадостей. Я верила, что могу заставить тебя вернуться домой, вернуться живым. А ты всё сделал наоборот, и мои слова наоборот вывернул и теперь не к месту вспоминаешь. Как будто не понимаешь, что я всё равно тебя люблю! Всё, хватит, надоело. Лучше и вправду забудь обо мне и перестань мучить. Захочу – остановлюсь, захочу – лягу на снег, засну и не проснусь. Не твоё дело!
Горло перехватило от колющей боли и обиды, но я высказала всё до конца, чтобы скинуть груз с души и двигаться дальше. Я даже ощутила прилив сил и тепла в жилах, чтобы на взводе ринуться вперёд нарты и долго не останавливаться. Я бы так и шла, пока рука, что легла на плечо, не заставила меня развернуться.
Мортен долго шёл следом, но всё же бросил нарту и нагнал меня, чтобы схватить, прижать к себе так плотно, что я не смогла вырваться. Моё лицо уткнулось в его кухлянку, я чувствовала спасительное тепло, но всё равно колотила кулаками, куда только могла достать. Я вырывалась, даже пыталась осыпать Мортена проклятиями, пока не услышала тихое и проникновенное:
– Ну прости, что не к месту вспомнил, как гонял новобранцев по плацу и мотивировал их к долгой и трудной службе. Я не хотел тебя обидеть, принцесса. Но и позволить себе жалеть тебя я тоже не могу. Ради тебя самой, понимаешь? Тебе нельзя расслабляться, ты должна понимать, что дальше будет ещё сложней. Раз уж решилась на такой поход, тебе не на одних только пехличей надо надеяться, а на саму себя. Ты обязана выстоять до конца, а я должен тебе в этом помочь. А теперь давай попробуем отойти немного на восток, подальше от побережья. Может быть, там ветер будет тише.
Всё, на этом он позволил мне отстраниться, а сам вернулся к нарте, чтобы продолжить тянуть её за собой.
Мы шли сквозь метель и темень. Стоило сумеркам уступить место ночи, как в небе отчётливо зазмеились дорожки северного сияния. Оно не прекращается уже много дней подряд. Пусть нам это и на руку, но всё равно непонятно, что же за буря свирепствует в атмосфере столько времени?
Борясь с холодом и колючим снегом, я изредка поднимала голову, чтобы посмотреть вдаль, и не поверила своим глазам, когда сквозь взвесь снежной пыли заметила округлые очертания четырёх сугробов, больших, да ещё выстроившихся в ряд через равные промежутки друг от друга. Это неспроста, тут есть какая-то загадка.
