Текст книги "Наследница огненных льдов (СИ)"
Автор книги: Антонина Ванина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 48 (всего у книги 62 страниц)
– Росомаха? – неуверенно предположил Эспин, кидая обратно в нарту обрубки мяса. – Сейчас утащит и будет зарывать нашего оленя. Надо бы её выследить пока не поздно и вернуть тушу.
Мортен вернулся, чтобы разыскать в своих вещах бинокль, взять в руки керосиновую лампу и обойти с ней лагерь. Бродил он, глядя себе под ноги, долго, пока не замер возле цепочки следов, после чего поставил лампу на снег и взялся за бинокль, чтобы направить его в сторону гор.
– Ну вот, Крог, – обратился он к Эспину, – а вы сомневались, что он существует.
Знакомые отпечатки круглых лап с четырьмя пальцами соседствовали со следами волочения. Не может быть, неужели…
– Красавец… – протянул Мортен, нацелив бинокль на крутые скалы, – чтоб он подавился.
Мне не понадобилась оптика, только внимательность, чтобы отыскать взглядом среди нагромождения камней узкий выступ и пятнистого кота на нём, что жевал оленью ногу. Какой же он большой. И прожорливый. А ещё ловкий в скалолазании и затаскивании в горы крупной добычи.
Настала очередь Эспина смотреть в бинокль, чтобы признать – полуночный барс существует и неплохо выживает в суровом крае посредством банального воровства. Оба хухморчика забрались ему на плечо и тоже попросили показать им кота. Брум и Унч обхватили ручками окуляры, попутно командуя Эспином, чтобы тот направил бинокль в правильную сторону.
– Кормилица, заряжай стрелу! – крикнул Брум Тэйми. – Мы должны отомстить горному коту и вернуть нашего оленя.
– Не вернём, – уверенно заявил Мортен. – Застрелим барса, олень всё равно останется в горах. Лично я туда без снаряжения лезть не рискну.
– Но как же кровная месть за все поколения хухморынмыл? – сокрушался Брум, – Этот кот явно родственник сайшарынских барсов. Пусть хотя бы он ответит за все унижения нашего народца.
– Дядюшка Брум, – поддакнул ему Унч, – такой же горный кот загнал меня летом в пеструшечью нору. А там было так темно и страшно!
– Слышал, охотник? Надо мстить.
Мортен не успел ничего ответить, как Эспин набрался духу и сказал:
– Мои поздравления, Вистинг. Вы оказались правы, полуночный барс действительно существует. Так за чем же дело стало? Вы же мечтали добыть его шкуру и привезти её во Флесмер. Дерзайте.
– Нет, Крог, не буду я ни в кого стрелять.
– Ну да, – кивнул Эспин, – на этот выступ не забраться ни за оленем, ни за шкурой барса. Жаль. Может, подкараулим этого кошака, когда он спустится вниз за вторым оленем?
– Спустится за оленем он только через неделю, когда доест украденного и проголодается. К этому времени нам стоит убраться подальше отсюда.
– Уверены?
– Абсолютно. Через неделю у нас закончится и разделанный олень, и тогда барс возьмётся за лаек. Хорошо, что сегодня он никого из них не подрал, хоть и был крайне голоден. Мы и сами рискуем узнать, что такое голод, если будем сидеть на месте. Надо двигаться вперёд, надо искать добычу.
Мортен прав, не стоит размениваться даже на редкую шкуру, когда впереди маячит перспектива остаться вовсе без еды. Противный барс, а ведь тот олень был нам ой как нужен.
Сворачивая лагерь и укладывая вещи, я не удержалась и спросила Мортена.
– Наверное, обидно, когда цель так близка, но ускользает из рук. Вы ведь так мечтали добыть этого барса.
– Не всем мечтам суждено сбыться, – парировал он.
– А если бы у нас был запас оленей, вы бы устроили ловушку для барса?
– Нет.
До чего же неожиданный ответ.
– А почему?
Мортен долго молчал и продолжал скручивать тент палатки, прежде чем сказал:
– Видишь ли, охотник без любви к природе всё равно что мясник. Если не можешь осознать и принять всю красоту создания, у которого собираешься отнять жизнь, то не стоит брать в руки ружьё. Каждый охотник должен уметь контролировать свои страсти.
Какие странные и в то же время правильные слова. Вороватый барс и вправду великолепен. Пускай живёт, главное, что теперь не только Мортен знает наверняка, что он и вправду существует. А охотничья удача ему обязательно улыбнётся вновь при более подходящих обстоятельствах.
Дневной переход не отметился ничем интересным, разве что за ужином мы с тоской доели последние кусочки шоколада.
Наши продовольственные запасы таяли на глазах. Собаки уже давно подъели наловленную рыбу и принялись за оленину, а она и нам самим нужна. Что же делать, чем кормиться завтра?
– Говорят, – начал издалека Эспин, – когда семьдесят лет назад планировалась первая пешая экспедиция к оси мира, полковник Ансенс тщательно рассчитал, сколько килограммов груза смогут увезти с собой десять собачьих упряжек. Самое забавное, что полный набор продовольствия на обратный путь он брать с собой не планировал. Полковник Ансенс собирался по дороге домой есть упряжных собак.
– Это позор – есть собачек, – тут же возмутилась Тэйми.
– Согласен. Но что делать, если впереди только голодная смерть и для людей, и для животных?
– Полковник Ансенс сгинул где-то на полпути к оси мира, – заметил Мортен. – Сомневаюсь, что до поедания собак вообще дошло дело. Лет через сорок после его исчезновения к оси мира шла экспедиция доктора Ульванга, так вот они нашли запаянный бидон с трёхдневным запасом продовольствия на десять человек. А на бидоне стоял логотип экспедиции Ансена. Между прочим, люди Ульванга вскрыли тот бидон, съели всё содержимое, потом подумали и повернули обратно, домой.
– Потому что отравились продуктами сорокалетней выдержки?
– Ничем они не отравились. Спецпаёк в мерзлоте, как оказалось, может храниться десятилетиями. А повернули они, потому что силы и ресурсы иссякли. Доктор Ульванг трезво смотрел на обстоятельства и к рекордам не стремился. Он был больше исследователем, чем спортсменом. Потому он вернулся в столицу и рассказал про тот бидон. И начался ажиотаж. Вы молодые, тех времён, конечно, не застали, а я мальчишкой помню, как каждый год по одной, по две экспедиции отправлялись к оси мира. Тогда все это обсуждали, и дома за завтраком, и на улицах, и в школе. Я к чему это вспоминаю? Небывалый интерес к оси мира в те годы возобновился из-за того, что доктор Ульванг придумал принципиально иной способ продуктового снабжения покорителей оси мира. Все те многочисленные экспедиции, что выдвинулись на север после него, главным образом, организовывали продуктовые склады по всему маршруту для будущих исследователей, а не рвались бежать сразу к оси мира. Они каждый год закладывали ящики и бидоны с продовольствием всё севернее и севернее. А потом внезапно началась эра воздухоплавания, и ось мира уже старались покорить не по земле, а по воздуху, но успехов в этом до сих пор так никто и не добился. Все дружно договорились, раз ось мира не даётся самолётам и дирижаблям, значит и собачьим упряжкам там нечего делать. Поэтому пешие экспедиции больше никто не организовывал, а закладки с продуктами так и остались невостребованными. Неплохо было бы нам их отыскать.
Рассказ очень заинтересовал Эспина. Мортен вспомнил, что подобные закладки исследователи обычно закрывали камнями и палками, отчего получалась приметная пирамидка.
– Но такие склады организовывали на самом севере острова, куда нельзя было доплыть морем даже летом. Там вечные снега, склад не должен был провалиться весной под наст, но зимой его могло замести снегом. А этих зим уже прошло больше двадцати. А часть складов закладывали не на суше, а в вечных льдах. Но тут есть сложность. Льды дрейфуют, и где теперь те склады, неизвестно. Или откололись с льдинами, уплыли на юг и утонули, или кружат вокруг оси мира. Тут дело удачи найти их.
– А наземные закладки под пирамидой из камней? Вы в курсе, где они?
– Если бы знал, в какую историю ввяжусь вместе с вами, перед отъездом из Флесмера перелопатил бы все архивы имперского географического общества. Точные координаты закладок в отчётах прошлых экспедиций наверняка есть.
– Ну и в чём тогда толк от ваших воспоминаний о прошлых экспедициях? Координат мы не знаем, каменным пирамиды под снегом не увидим.
– Я же говорю, придётся рассчитывать на удачу. В позапрошлом году мой Аймо унюхал такую пирамидку. Там под камнями мы нашли ящик с галетами, шоколадом и бульонными кубиками. Ничего так были галеты, за пятьдесят лет не испортились. Правда, мясной кубик Аймо не понравился, да и он голодным не был. Так что пришлось заколотить ящик и обратно обложить его камнями.
– Так, и где эта закладка?
– Далеко, Крог, на восточном побережье, мы тем маршрутом идти не будем, не по пути.
Как жаль, даже обидно. Еда кончается, продовольственные склады на острове имеются, но мы их точно не найдём. И что тогда делать?
– Говорят, Ялмар Толбот съел человека, чтобы вернуться домой, – некстати вспомнилось мне. – Я не хочу опускаться до такого. Это же всё равно, что перестать быть человеком самому.
Я уже ждала, что Мортен не удержится и спросит, кого это из нашей компании я собралась есть первым, а он вполне серьёзным тоном произнёс:
– Не стоит с лёгкостью осуждать того, в чьей шкуре ты не была. Как знать, что бы сделал каждый из нас, окажись на грани жизни и смерти.
– Я смотрю, – не смог смолчать Эспин, – вы Толбота не осуждаете.
– Не осуждаю. И не оправдываю. Что бы там на самом деле ни случилось, это касается, только Толбота, того штурмана, который стал инвалидом, и погибшего моториста. Злодейство, страх, самопожертвование или какие ещё мотивы двигали каждым из этих троих, мы об этом не узнаем. Наша задача сейчас ни в коем случае не оказаться на их месте.
– И что нам для этого нужно сделать?
– Попытать завтра охотничью удачу. Мы же не в пустыне находимся. К тому же, здесь даже северная часть острова обитаема, оленеводы кочуют всюду, где по весне сходит снег и летом растёт ягель. Они хоть и прижимистые ребята, но по-настоящему голодающих всё равно накормят.
– На одни подаяния рассчитывать не стоит.
– Это точно. Но послезавтра мы выйдем к побережью. У меня, если помните, есть поручение от губернатора Лундборга.
– Шкуры двух морских медведей? – с сомнением спросил Эспин.
– Вот именно. А помимо шкур у медведей имеется и мясо. Очень много мяса, как с десяти оленей.
– Помнится, Толбот говорил, что часть экспедиции отравилась мясом морского медведя. Нет, Вистинг, я ещё хочу пожить.
– Будете жить, не переживайте. Ваша замечательная супруга наверняка знает, как правильно варить медвежатину, чтобы убить в мясе всех паразитов. Правда, Тэйми?
– На пяти водах надо варить, – тут же ответила она, – долго очень. Дольше, чем нерпу.
– Главное, что рецепт есть. Осталось только разыскать морского медведя.
Глава 87
На следующий день охотничья удача улыбнулась нам. Вернее, так я думала в самом начале. Разглядывая бескрайнюю тундру, я заметила одинокого оленя, что рыл копытом снег.
– Мортен, – подбежала я к грузовой нарте, которую он тянул, – там ведь дикий олень? Мы можем его убить?
Пока он разыскивал бинокль, возле нашей цели появился и второй олень.
– Нет, – протянул Мортен, глядя через окуляры вдаль, – это не наша добыча.
– Почему?
– А присмотрись к рогам второго самца.
Так остро и чётко я видеть ещё не научилась, потому пришлось взять бинокль Мортена. И вправду, на рогах второго оленя намоталась какая-то полоска ткани, а может и кожи. Хотя, присмотревшись повнимательней, я поняла, что кожаный ремень привязан обоими концами точно посередине каждого рога, да ещё и туго натянут.
Что это такое, кем и для чего сделано, я поняла, когда началась битва двух самцов. Олени мотали рогами, сходились, бились и бодались. Правда, первое же соприкосновение рогами кончилось тем, что один олень запутался в ремне на рогах другого и оба повалились на снег. Недолго они барахтались, как рядом непонятно откуда появился человек с огромным ножом в руках. Быстрый скачок, резкий взмах, и один из оленей замер и больше не шевелился, пока другой нервно перебирал копытами.
Человек вынул из туши окровавленный нож, а потом подошёл к другому оленю и помог ему выпутаться из рогов убитого собрата. Олень с ремнём на рогах поднялся и поспешил отскочить прочь, пока человек разделывал мёртвую тушу.
– Кто это такой? – спросила я.
– Вольный охотник на диких оленей. А с ним его олень-манщик.
Так вот оно что, это такой способ охоты, а ремень на рогах приручённого оленя просто ловушка для дикого драчливого самца.
Не мешкая, наш караван направился в сторону удачливого охотника и вскоре мы с ним познакомились.
Жилистый и бойкий старичок Монукытым уже успел выпотрошить оленя и содрать с него шкуру, чтобы погрузить свою добычу в нарту и впрячь в неё к двум другим оленям и своего помощника с ремнём на рогах.
– Откуда ты тут взялся, отец? – спросил его Вистинг. – Ладно, молодые порой хотят побыть отшельниками, но ты-то чего?
– Дети мои, лоботрясы и бездельники, совсем от рук отбились, – с чувством поведал он. – Три сына умом своим жить не научились, только баб сварливых слушают. Три невестки в моей яранге каждый день цапаются, бранятся, козни друг другу строят, да ещё мужей своих друг против друга настраивают. Брата против брата хотят поднять, дуры. Пока была жива моя старуха, она их могла отчитать, они её слушались. А как померла старуха, житья мне не стало. Что ни день, то ругань. Невестки оленей делят, шкуры, миски, даже иголки. Надоели, устал от них. Так сыновьям своим и сказал, ухожу от вас. Берите всё моё стадо, делите меж собой поровну и живите, как хотите. Как сказал, так и сделал. Взял себе только трёх олешков, нарту, нож и ушёл от них.
– Трудно же вам приходится, – стало мне жалко старика. – Неужели дети не отговаривали вас остаться?
– Отговаривали, ещё как отговаривали, а я сказал, нет сил терпеть ваши склоки. Или дайте уйти и спокойно жизнь свою недолгую дожить, или прямо в яранге удавите и помните всегда, что сделали. Подумали, отпустили. А я только рад тому. Уже год кочую по всему острову, охочусь на диких оленей и не знаю горя и обид. А сыновья мои по миру пошли. Как ушёл я, отвернулось от них оленное счастье. То волки стадо проредят, то болезнь на оленей нападёт. Было большое стадо, а осталась только половина. Тут невестки как три росомахи перегрызлись перессорились, а потом сговорились и решили четвёртого моего сынка, неженатого, выгнать, а его оленей меж собой поделить. А мой младший никогда дураком не был, потому и не женился долго. Он чего удумал? Как смекнул, что три выдры его без оленей хотят оставить, так сразу поехал в соседнее стойбище и предложил гонку на оленьей упряжке устроить.
– Зачем гонку? – не поняла я.
– Так чтобы оленей своих проиграть.
Как оказалось, по старой доброй традиции, когда от человека отворачиваются духи тундры и уходит оленное счастье, страдалец идёт к тем, кому духи благоволят, или же те люди просто умеют беречь своё стадо и приумножать его. Он предлагает соревнование, где на кон ставится всё стадо, что принадлежит человеку. Кто проиграет, тот не просто отдаст всех своих оленей, но и сам должен будет покорно перейти со своей женой и детьми под крыло к победителю и служить ему пастухом.
Сын старика Монукытыма решился поставить всё на кон не для того, чтобы по соседству с его ярангой жила ещё одна семья. Он не меньше отца устал от сварливых невесток, но вот уходить от них и становиться вольным охотником как отец не хотел. Потому выходил он на гонку с единственной целью – проиграть её и уйти со своими оленями в другое стойбище. Одному ему право на своих оленей не отстоять, так может новые владельцы всей ватагой не позволят коварным женщинам их удержать.
– И вот поехал он до первого стойбища, какое попадётся, – продолжил свою историю Монукытым. – И попалась ему яранга красной вдовы Терхитыны. Про вдову всякое говорят, но тут уж не до выбора было. С Терхитыной только две дочери жили, один наёмный пастух и стадо в триста голов. Вот вчетвером они его и пасли. Ясное дело, вдова на гонку согласилась не ради пятидесяти олешков, а из-за сына моего. Выставила она свою старшую дочь, а та упряжкой хорошо управляет, сын даже поддаваться не старался. В общем, обогнала его девица. Когда Терхитына пришла к моим невесткам, те спорить побоялись и отдали ей сыновьих оленей. Он теперь на той девушке-погонщице женат, стал приёмным зятем у Терхитыны. А я, вот, в гостях у них был позавчера, теперь дальше еду. Поохочусь, а там, может, ещё кто в гости на ночлег пустит.
Какая странная жизнь у этого старика. От всего отказаться и отречься, чтобы стать вольным охотником. Зато свободным. Никогда не подумала бы, что в столь холодном и суровом крае могут жить бездомные бродяги. Причём, неплохо жить, беззаботно. Да ещё всё время путешествовать и наведываться в гости во все стойбища и поселения, что попадутся по пути.
А может, в непоседливости старика виноват тот самый зов Ледяной звезды? Вдруг, пока в ночи пульсирует лиловое сияние, он, не отдавая себе отчёта, идёт точно на север. А когда сияние тухнет, он уже не помнит, куда шёл и просто скитается, где придётся. А что, должна же быть какая-то иная причина помимо семейных проблем, чтобы добровольно стать бродягой. Или причины нет, и северное сияние тут вовсе ни при чём? Ну да, местные жители от него не на север бегут, а водят хороводы вокруг своих домов. Видимо, облучаясь всю жизнь таинственным свечением, в островитянах притупляется желание идти к Ледяной звезде, а вот у пришлых оно сильно как никогда. Хоть бы никогда не узнать, каково это, когда разум отключается, а ноги несут по снегам и льдам точно на север.
– Значит, – выслушав старика, задумчиво произнёс Мортен, – стойбище красной вдовы в двух днях пути отсюда.
– Да, прямо на берегу бухты Розовых льдов.
– Что ещё за бухта Розовых льдов?
– Да вон эта, – старик махнул рукой не север, в сторону моря, куда мы и собирались идти.
– И с каких пор это место стало бухтой Розовых льдов? – продолжал удивляться Мортен, – вроде бы всегда Чаячьей бухтой называлась.
– Называлась, пока этим летом туда розовую льдину не принесло. Большую такую. Она как в бухту заползла, так море там сразу и смёрзлось, больше не вскрывалось. Ясно же, отчего так. Пехличи балуются. Видать, зима будет суровой, не такой, как раньше. Эх, олешки мои, горемыки, как же вы ягель будете отрывать, если снегопады с метелями начнутся…
Старичок всецело занялся своими подопечными и уже готов был сесть в нарту, чтобы уехать, но тут в моей голове щёлкнуло:
– Льды не из-за пехличей стали розовыми. Из-за краски.
– Какой ещё краски? – не понял Мортен.
– Буёк с дирижабля, – догадался Эспин.
Теперь втроём мы насели на старика и выспросили всё, что он знает о розовых льдах. Информации оказалось немного. Кроме того, что льды в бухте розовые, Монукытым уверил нас, что теперь их замело снегом, и розоватостей уже не разглядеть, только белые столбы вдали от берега.
– А столбов там отродясь не было, откуда выросли, не знаю, – прибавил он. – Видно, колдовством пехличей вместе с льдиной принесло.
Вот такую странную историю рассказал нам вольный охотник на диких оленей, прежде чем уехать и оставить нас размышлять над услышанным.
– А если там не столбы, а остов дирижабля? – подумалось мне.
– Вряд ли, – поспешил разуверить меня Мортен. – В газетах со слов командира Толбота писали, что крушение произошло где-то к западу от северной оконечности острова. Мы ещё не дошли до этих мест.
– Но ведь льды не стоят на месте, они постоянно движутся. Что, если льдина с дирижаблем успела продрейфовать за лето до этой бухты?
– Слишком быстро.
– Но ведь розовые льды…
– Ты же сама знаешь, это могла быть краска от буйка. А тот буёк могли скинуть с дирижабля планово, на конкретном этапе маршрута. А сам дирижабль, если ещё и лежит на льдах, то явно в другом месте.
– Но, может, хотя бы выйдем к морю? – в надежде спросила я. – Если розовые льды уже замело снегом, хотя бы посмотрим на ту загадочную глыбу.
– Ну что ж…Ты у нас теперь глазастая, можно и посмотреть.
Глава 88
К морскому берегу мы вышли только на следующий день. Тонкие белые столбы я приметила не сразу, а когда Мортен нацелил на них бинокль, я услышала от него неожиданное:
– Три мачты.
– Какие мачты? – переспросил Эспин
– Корабельные.
– Что это значит?
– Там во льды вмёрз корабль.
– Корабль? В этих широтах?
– Вот и мне интересно знать, как так вышло.
Было решено, что к загадочному судну отправимся только я, Мортен и Зоркий. Обе нарты пришлось оставить у берега, ведь меж вздымающихся торосов им не пройти – застрянут. Тэйми тоже осталась – кто-то же должен присматривать за упряжкой, чтобы она не умчалась за пробегающим мимо песцом или ещё какой съедобной живностью. Эспин же должен был с ружьём охранять Тэйми и собак от внезапного появления морского медведя – Мортен настаивал, что в этих местах, да ещё близ морских льдов опасно оставаться без огнестрельного оружия.
Меня он тоже не хотел брать с собой, но я категорически воспротивилась. Как это так, он уйдёт, а я пропущу всё самое интересное? Нет уж, мне тоже необходимо узнать первой, что за корабль мог заплыть так далеко. Это ведь так необычно и таинственно.
Пока Тэйми с Эспином при поддержке Брума и Унча разбивали лагерь на берегу, втроём мы выдвинулись в путь, что пролегал по белому полю, устланному крупными осколками льда.
Вокруг вздымались огромные голубые глыбы, припорошённые снегом. До чего же высокие эти торосы, порой выше человеческого роста. И как криво торчат в разные стороны.
Пропетляв меж ледяных препятствий, мы вышли к побелевшему от изморози кораблю. Зажатый торосами, что впились в его обшивку и проломили борта, он подобно бледному призраку возвышался над сковавшим море панцирем льда.
Непривычная тишина вокруг неприятно давила, даже угнетала. Я смотрела на пустые, без всяких признаков парусов, реи, провисшие, а то и вовсе оборванные тросы, и думала о том, что шхуну затёрло льдами не этой зимой и даже не прошедшей. Это могло случиться когда угодно, а если учесть, что уже сто лет назад исследователи стремились добраться до оси мира морским путём, то эта шхуна могла оказаться настоящим призраком из далёкого прошлого.
– Мортен, – прервала я повисшее молчание, – что это?
– Трёхмачтовая шхуна, – уверенно заключил он. – Наверняка парусно-моторная.
– А где же паруса?
– Убрали, когда легли в дрейф.
– А на счёт мотора вы точно уверены?
– Только предполагаю. Видишь, как обшивка вогнулась внутрь? Она не из дерева, оно не может так деформироваться. А вот металл может.
– Выходит, судну не сто лет, а намного меньше? И что оно здесь делает?
– Очевидно, всему виной дрейф. Течение принесло шхуну вместе с льдиной. А попасть в ледяной плен шхуна могла где угодно, но явно севернее этих широт.
– Вы тоже думаете, что это исследовательское судно, которое шло к оси мира?
– Я ничего не думаю, я должен убедиться во всём наверняка.
С этими словами Мортен уверенным шагом направился к торосу, что впился в корпус судна. Дыра в обшивке открывала не только вход на судно, но и простор для фантазии. Кто знает, что там, внутри.
– Принцесса, ты же знаешь, я не хотел, чтобы ты со мной сюда шла, – зачем-то решил он напомнить мне.
– Но я здесь, и я пойду с вами.
– Учти, я пытался тебя отговорить.
После этого он не сказал мне ни слова, только достал из рюкзака керосиновую лампу, чтобы зажечь её и скользнуть меж погнутых листов металла в тёмное чрево погибшего судна. Глянув на едва плывущий над горизонтом солнечный диск, я поспешила последовать за Мортеном, а вот Зоркий жалобно заскулил позади меня.
– Что с тобой? – обернулась я и позвала пёсика за собой, – Иди ко мне, мальчик. Чего ты боишься?
Все уговоры оказались бесполезными, но стоило мне отдалиться от прохода в сторону удаляющегося огонька керосиновой лампы, как Зоркий не выдержал и рванул ко мне.
– Вот и хорошо, вот и правильно, – ободряюще погладила я его по голове. – Ты же не бросишь нас? Ты же будешь нас охранять?
Зоркий жалобно посмотрел на меня, будто понял, что спорить со мной бесполезно, и теперь старался идти рядом со мной, пока я следовала за путеводным огоньком в руке Мортена.
Мы оказались в машинном отделении, это я поняла по заледеневшему дизельному двигателю и топливному баку с насосами и многочисленными вентилями. Ничего интересного в этом залитом льдом помещении свет лампы так и не выхватил, разве что крутую лестницу, ведущую наверх, в жилую палубу.
Мортен взобрался по ней первым, поставил лампу на пол и протянул мне руку. Было страшно ступать на узкие, к тому же покрытые скользкой коркой ступеньки, и не мне одной. Зоркий поскуливал за спиной, видимо, понимая, что вскарабкаться по такой лестнице не сможет и потому вскоре останется внизу в полном одиночестве.
– Зоркий, ты что, боишься? Не бойся, мы скоро вернёмся.
Но мои успокаивающие слова не возымели того же эффекта, что и веское:
– Жди.
Мортена мой пёсик решил послушаться и потому молча проводил меня взглядом, когда я поднималась наверх. Мне же оставалось только глянуть на него напоследок, прежде чем Мортен взял в руку лампу и двинулся вперёд по узкому коридору. Зоркий же остался внизу в полной темноте.
С трудом открыв первую попавшуюся дверь, Мортен вошёл внутрь и быстро вышел.
– Что там? – не терпелось узнать мне.
– Каюта. Пустая.
Он шёл дальше, распахивая двери, поочерёдно освещая всё новые каюты, чтобы закрыть их и идти дальше. Последняя дверь так просто поддаваться не желала. Намёрзший под порогом кусок льда Мортен сбил ножом, а после поддел лезвием зазор между косяком и замком, после чего дверь открылась.
Он зашёл в помещение первым и тут же прикрыл дверь прямо перед моим носом. Я и не думала отступать и покорно стоять в тёмном коридоре, пока через щёлочку проёма горит путеводный свет лампы. Я дёрнула дверную ручку на себя, но тут же услышала:
– Стой здесь, не заходи.
– Почему? Что там?
– Просто оставайся снаружи, я скоро выйду.
Это его "скоро" затянулось минут на пять. Через брезжащую слабым светом щель я видела только, как Мортен, аккуратно переступая, ходит из одного угла просторной каюты в другой. Что он делает, почему передвигается так осторожно?
Внезапный шелест и треск в глубине тёмного коридора заставил вздрогнуть и уставиться в черноту. Ничего не видно, только мурашки бегут по спине. Что там шумит, кто прячется в чреве корабля?
От одних только догадок становилось невыносимо жутко, а когда что-то колючее и холодное упало прямо мне на лицо, я не смогла сдержать вскрик. Не помня себя, я кинулась к спасительному свету и Мортену, ведь он обязательно защитит меня от неведомого зла из темноты. Но стоило мне оказаться в заледеневшей кают-компании, я поняла, что не там искала спасение.
На полу распростёрся человек. Нет, не просто человек – молодая женщина в длинной распахнутой шубе поверх простенького платья лежала на спине. Её толстая русая коса словно змея выползла из откинутого капюшона и примёрзла к полу. Да и сама девушка больше походила на ледяную статую, припорошённую изморозью. И только торчащая из её живота рукоять ножа ясно говорила – сон этой девушки вечен.
На столешнице обеденного стола распростёрся сидящий на диване мужчина с густой заиндевевшей бородой. Третий мертвец осел возле дальней стены, но продолжал сжимать в руках ружьё.
Не в силах сдержать эмоции, я вскрикнула вновь. Под ледяной коркой на каждом покойнике застыла маска смерти. Боль, страх и ожидание – вот что навсегда отпечаталось на их лицах.
Прижимаясь спиной к захлопнувшейся двери, я чувствовала, как на щёки падают острые льдинки и тут же тают. В голове мелькала лишь одна мысль – пока я жива, моё лицо не обрастёт ледяной коркой, пока я дышу, я не буду такой, как эти…
– А я тебя предупреждал, – тихо произнёс Мортен, приближаясь ко мне, – не надо было со мной идти. Лучше бы осталась с кузеном и Тэйми.
Я хотела сказать хоть что-то в ответ, но слова будто замёрзли и не смогли вырваться из горла. Кажется, я бессмысленно открывала рот и дёргала губами, пока Мортен не положил ладонь мне на плечо и не сказал:
– Соберись. Возьми себя в руки. Они все мертвы и очень давно. Не их надо бояться.
– А кого?.. что нам теперь?.. что мы будем делать?
– Сейчас найдём камбуз и проверим его.
– Зачем? Там тоже… там лежат?...
– Нет, там должно лежать то, что нам очень пригодится.
С этими словами он мягко подтолкнул меня к выходу и вывел в коридор. Я вцепилась в его локоть и не отпускала, пока Мортен не обнаружил хозяйственную комнату с плитой и многочисленными полками.
Он обшарил всё, куда только дотянулась рука. Потом он принялся обследовать деревянные ящики, что стояли на полу и в одном из них обнаружил множество брикетов с одинаковой упаковкой, после чего вскрыл другой ящик, а там в единообразных обёртках лежали плитки шоколада. Ещё пять крышек были сняты с других ящиков, а под ними обнаружились цветные упаковки, чьи надписи я не успела разобрать, так как Мортен подошёл ко мне, обнял за плечи и сказал:
– Шела, слушай меня внимательно. Снимай рюкзак и складывай в него всё, что сможешь унести. Бери шоколад, бери мясные кубики. Если их размочить, получится кусок отбитого мяса. Потом бери бульонные кубики, бери сухари, они пропитаны мясным соусом. Жестянками с маслом не увлекайся, думаю, в дороге мы с Крогом сумеем раздобыть тюленя, так что жир у нас будет. Так, и сухофрукты с сушёными овощами тоже бери. Всё поняла?
– Мортен, – я всё ещё не могла выкинуть из головы увиденное в кают-компании, – что здесь случилось? Что это за шхуна?
– Не думай об этом, лучше принимайся за дело. Быстрее закончим, быстрее уйдём. Ты же хочешь отсюда уйти и вернуться в лагерь?
– Да, хочу.
– Вот и поспеши собрать припасы. Тем, кто их сюда привёз, они уже давно не нужны. А нам в дороге очень пригодятся. Давай, за дело.
Он энергично выхватывал из ящиков упаковки и кидал их в свой распахнутый рюкзак, и только теперь до меня начало доходить, что точно такие же пачки хоть и с другой маркировкой ещё весной я помогала укладывать в похожие деревянные ящики для дяди Руди и его экипажа. Мясные кубики, жестянки с маслом, сухари с соусом, шоколад – это же не простая провизия, а именно то, что долго не испортится и сгодится для продуктового обеспечения экспедиции к оси мира. Значит, мы точно не на унесённом штормом пассажирском судне, мы на шхуне таких же покорителей оси мира как дядя Руди, как и мы сами. Вот только что-то пошло не так, и корабль стал для этой экспедиции склепом. И всему виной явно не холод и лишения.
От мысли, что однажды в обозримом будущем я и сама могу стать такой же ледяной статуей, как та девушка на полу кают-компании, я пришла в себя и как сумасшедшая начала хватать всё, до чего дотягивались руки. Банки, пакеты, коробочки, свёртки – я кидала их в рюкзак, не особо задумываясь о весе поклажи. Нам нужна еда, нам нужны запасы, и я принесу их в лагерь.
