Текст книги "Наследница огненных льдов (СИ)"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 62 страниц)

Я невольно глянула на Эспина и поняла, что его больше всего тревожит. Кусок оленины – он бы очень пригодился нам в дороге. Мы же минимизируем затраты сырья, как любит изъясняться Эспин. Значит, надо исхитриться и найти подход к хухморчику.

– Брум, – начала я издалека, – а хочешь, на каждом привале я буду ловить в речке или ручье рыбу? Ты же любишь рыбьи глаза? А у нас и крючки с леской есть, нам их ещё в Сульмаре подарили.

– Ну, и лови, – без всякого энтузиазма отозвался он. – Ты же это в первую очередь для себя будешь делать, а мне только объедки отдашь.

– Ну, хочешь, забирай целую рыбу.

– И кишочки? – с явной надеждой в голосе спросил он.

Фу, ну что за извращенец?

– Хорошо, – стараясь скрыть отвращение, сказала я. – забирай внутренности.

Всё, сделка свершилась, и Брум нехотя заполз на ладонь хозяйки чума. А потом я, как и прочие обитатели жилища, с интересом наблюдала за притягательным действом: младшая дочь Яломатке вырезала разноцветные кусочки меха, а Брум их друг к другу пришивал. Правда, перед этим он заставил меня порыться в рюкзаке, где я к собственному удивлению нашла черные нитки с иголками – те самые, что я невольно везла из Флесмера в своём багаже.

– Опять ты их ко мне положил.

– Конечно, – берясь за иголку, отозвался он, – я так и знал, что рано или поздно ты продашь меня за кусок мяса.

– Но это же не навсегда, – даже не стала я отрицать, – только до завтрашнего дня.

– Ладно, так и быть, поверю. Но утром я и пальцем не притронусь к шитью.

На том и порешили. Я с любопытством следила, как сестра Микальгана искусно отрезает ножом от только что пришитого Брумом кусочка меха всё лишнее, и в итоге шкурка превращается в фигурку белого оленя. А потом Брум пришил к ней большой серый кусок фона, от него сестра Микальгана тоже отрезала всё лишнее, и Брум снова пришил к краю белую шкурку, чтобы девушка и из неё вырезала оленя.

Какая интересная техника. Теперь понятно, как была сшита нагрудная сумка Эспина. А я-то гадала, как это мастерицы всё так верно рассчитывают и с точностью до миллиметра кроят все кусочки рисунка. Нет, оказалось, что они корректируют свою работу на ходу. Рационально. Но я бы и так тоже не смогла. Вон и Брум мучается, проталкивает иглу через толстую оленью кожу. И что это он говорил про костяные иглы и нити из жил? Ничего подобного, в чуме имелись вполне привычные катушки нитей и стальные иглы. Видимо, за последние годы, что здесь не было Брума, быт кочевников изменился в лучшую сторону, и промтовары из сульмарского магазина стали им куда доступнее.

Пока хухморчик и хозяйская дочь занимались меховым ковром, старая невестка Яломатке затащила в дом просушенную оленью шкуру, явно не сегодняшнюю, а содранную с другого зверя накануне. В её руке появился интересный инструмент: толстая палка с выдающейся каменной пластиной посередине. Женщина обхватила эту палку за оба конца и двигала ею вдоль расстеленной по ногам шкуре. Пластина скребла по мездре, которую то и дело смазывали некой дурно пахнущей субстанцией, что из чума хотелось бежать вон.

– Что это такое? – из последних сил спросила я, прикрыв нос рукавом.

– Так рыбьи потроха с протухшей икрой. Они хорошо оленью кожу размягчают, что всё лишнее с неё вмиг соскребается. Мягкая шкура потом будет, хорошую парку их неё можно сшить.

Всё, этой информации мне хватило, чтобы выбежать на свежий воздух. Подумать только, тухлая икра! Почему бы не привезти из Сульмара вместе со швейной фурнитурой ещё и уксус – им ведь куда приятней выделывать шкуры.

Оглядевшись по сторонам, я увидела, что караван из соседнего чумовища уже прибыл, и вовсю идёт сборка чумов. Сначала на свободный участок мужчины накидали срубленные ветви ольхи, потом по периметру воткнули длинные жерди, а их верхушки стянули вместе кожаным ремнём. Затем на высокий конический остов еле-еле накинули огромное полотнище, сшитое из оленьих шкур, и уже на него кольцо за кольцом нанизали берестяное зубчатое покрытие.

– Мы с палаткой дольше возимся, а тут такая махина.

Неожиданно за спиной возник Эспин. Я развернулась и поймала себя на мысли, что после вчерашней ссоры он впервые заговорил со мной. Ну, если не считать указания есть кровяной суп и не обижать хозяев.

– Как думаешь, – решилась я спросить Эспина, – эти люди обижаются на нас?

Эспин посмотрел на меня, потом на бедных кочевников, что начали вносить свои пожитки в установленный чум, и спросил:

– За что им на нас обижаться?

– Они ведь приняли нас в своём чумовище как дорогих гостей, а ты их просто продал Яломатке.

– Я что сделал? – изобразил удивления Эспин.

– Они ведь теперь фактически в рабстве, – пояснила я свою мысль, что теперь не давала покоя. – Ты же слышал, что сказал Яломатке. Эти люди будут работать на него за кусок мяса, а кто не справится, того он просто выгонит в тундру на голодную смерть.

– По-моему, он их просто стращал.

– А что, если нет? Ты же видел их лица, как они не хотели перекочёвывать к этому чумовищу. Эти люди знают что-то такое об Яломатке, чего не знаем мы. Они ведь были готовы умереть, лишь бы Яломатке не пленял их.

– Я не пойму, чего ты от меня хочешь? – заметно помрачнел Эспин. – Это ведь ты уговаривала их не накладывать на себя руки и искать другой выход из ситуации. Я его и нашёл. Чем ты теперь не довольна?

– Мне их жалко, – честно призналась я. – Яломатке – злой человек.

– Это уже не наша проблема. Завтра мы отсюда уедем и больше никогда не вернёмся.

Сколько же равнодушия и пренебрежения в этом ответе, просто поразительно.

– Это ведь так удобно, правда? – не сдержалась я. – Натворить дел и сбежать, чтобы не отвечать за последствия. Признайся, ты просто злопамятен и до сих пор не можешь простить этим людям медвежью охоту. Думаешь, что тебя хотели скормить чёрному деду, и потому убедил Яломатке забрать этих людей себе.

– Я хотя бы что-то сделал, а не занимался пустыми разговорами, – процедил Эспин и поспешил развернуться, чтобы вернуться в чум.

Ну вот, примирения не получилось, и теперь мы ещё больше рассорились. И почему так происходит? Я слишком много говорю, или Эспин слишком остро на всё реагирует? Что-то он слишком раздражителен в последнее время. Наверное, тяготы похода дают о себе знать. Лишь бы Эспин не достиг точки кипения и не потребовал поворачивать назад. Если это произойдёт, я не смогу одна двигаться дальше. Даже с Брумом. Был с нами Зоркий… Нет, и с ним я бы не смогла в одиночку ставить палатку и рубить ветки на костёр. А если бы с нами был Вистинг… Нет, с этим ужасным человеком я бы побоялась идти куда-либо вдвоём. Если бы только рядом с нами был ещё и Эспин… Ну почему же всё не получается так, как я задумала?

Под конец дня, когда Брум успел пришить к ковру семь лоскутных оленей, хозяйка и несчастный жених Сулотынто постелили нам циновки для сна. Эспину досталось место позади занавеси в виде шкуры, наверное, самое тёплое в чуме.

Я посмотрела в сторону Эспина в надежде поймать его ответный взгляд и понять, что он сейчас чувствует, что думает обо мне. А он даже не глянул на меня и скрылся за шкурой. Сильно обиделся. Как же мы будем дальше идти на север? Ведь завтра Микальган довезёт нас до Многоглавых гор, и там мы останемся одни. Надо попросить прощение первой, надо себя пересилить и умерить гордость. Ради похода, ради дяди Руди.

Глава 53

Проводы из чума Яломатке в дальний путь выдались бурными, даже слезливыми. А всё из-за Брума – женщины категорически не хотели его отпускать:

– Меховой говорун, возвращайся к нам, мы всегда будем тебе рады. И угощение приготовим, самое лучшее.

– Да, конечно, – буркнул Брум, прежде чем скрыться в недрах нагрудной сумки, что теперь перешла от Эспина ко мне, – делать мне больше нечего.

Обещанные подарки за наёмный труд хухморчика я получила сполна: и ожерелье из дырявых камешков в полоску, и кожаный пояс с берестяными ножами, что теперь красовались поверх моей кухлянки, и даже два куска сушёной оленины, что теперь лежали на дне рюкзака.

Свои вещи мы погрузили в сани Микальгана, а сами уселись по бокам, чтобы пятёрка оленей умчала нас навстречу безлюдным снежным просторам.

До самого обеда нам не встретилось ни одной реки, только мелкие подмёрзшие ручейки, через которые олени перебрались без особых усилий. А потом наступило время привала. Олени не стали далеко отходить от стоянки и принялись выкапывать из-под снега ягель, чтобы им поживиться.

Пока Эспин рубил ивняк возле ближайшей сопки, а я разжигала костёр, Микальган принялся кидать в огонь кусочки пресной лепёшки и сушёной оленины, приговаривая:

– Вот, мы пришли к тебе, Хозяин тундры, бедные странники. Дали бы тебе больше, но у нас запасов мало. А ты прими, что даём, и сделай так, чтоб в дороге нас метель не накрыла, и наст был твёрдым.

Я внимательно смотрела на Микальгана, на его манипуляции с едой и не удержалась от вопроса:

– А что это за ритуал?

– Кормление духа. Надо бы задобрить его, чтобы дорога была лёгкой.

Надо же, а среди кочевников даже молодые люди верят в духов. И даже умеют обманывать их. "Бедные странники" – надо же так кокетничает перед Хозяином тундры.

После обеденного привала мы продолжили наш путь. Микальган гнал своих оленей изо всех сил, и вскоре я поняла, почему. Небо затянуло гладкой серой пеленой, а высокие горы на юго-западе скрылись за белой завесой, будто их и не было никогда.

– Скоро снегопад начнётся, – повернувшись к нам, крикнул Микальган, – но до Многоглавых гор мы добраться успеем, я же Хозяина тундры уважил. Ночь я со своими олешками у подножия пережду, а вы дальше идите. В горах свои духи, их бы надо задобрить, а после никакая буря вам не будет страшна.

Уже смеркалось, когда мы достигли скальных выступов с пятнами снежных проплешин. Настало время расставаться, и я не смогла не отблагодарить Микальгана за неоценимую помощь.

– Да что я такого сделал? – заскромничал он. – Совсем ничего. Это тебе ещё идти вперёд и идти. Но ты возвращайся, с дядей своим возвращайся. Я буду ждать и тебя, и его. Ты же помнишь? Я обещал, я приду к нему за тебя отработать. Ты только дядю своего найди.

– Обязательно найду, – не удержалась я от улыбки.

Всё, теперь настала пора расходиться. Эспин ловко, несмотря на тяжесть рюкзака, принялся взбираться по нагромождению глыб к ущелью наверху. Я следовала за ним, всё время опасаясь оступиться и упасть.

Стоило нам достичь вершины перевала и спуститься вниз, как каменистые глыбы отрезали для нас вид тундры позади, а впереди маячили лишь горы и узенький проход, что должен вывести нас в новую долину. Как только Микальган пропал из нашего поля зрения, Эспин не сдержался и хмыкнул.

– Какой самоотверженный малый. Слышала, он готов ждать.

– Перестань.

Мне совсем не хотелось обсуждать Микальгана и его наивные надежды. Наверняка, пройдёт месяц, и он напрочь позабудет обо мне, да и Яломатке найдёт ему подходящую невесту. Но одно обстоятельство всё равно грело мне душу: Микальган готов доказать свою доблесть отработкой перед главой моего рода, а ведь мог бы просто откупиться оленями. Надо же, так приятно думать, что хоть кто-то изначально не питает в отношении меня меркантильных надежд. А наше с Эспином общение началось с делёжки не принадлежащего мне наследства. Хоть и было это уже давно, а осадок всё равно остался.

Мы всё шли и шли, петляя меж горных выступов, а с неба уже сыпал снег, сначала невесомыми пушистыми хлопьями, а вскоре и стремительно летящей мелкой крупой.

Сумерки сгущались, а конца пути так и не было видно за каменными стенами. Эспин принял решение устроить привал прямо в горах, пока не разыгралась настоящая метель и ещё можно попытаться установить палатку. Пока он натягивал тент на каркас, я принялась разводить костёр, не забыв о заветах Микальгана:

 – Вот, мы пришли к тебе, Хозяин Многоглавых гор. Прими наши скромные подношения и позволь спокойно провести ночь в твоей обители.

С этими словами я бросила в костёр пару кусочков юколы и для верности добавила к ним кусочек оленины.

– Начинаешь верить в духов? – не скрывая усмешки, спросил меня Эспин.

– Нет, просто на всякий случай, – в замешательстве ответила я.

Наблюдая из распахнутой палатки, как Брум помешивает для нас гречневую кашу в котелке, я поняла, что самое время поговорить с Эспином по душам. Завтра нам предстоит нелёгкая дорога, и будет она нелегка не только поиском горной тропинки в долину, но и тем, что до Ясноморья нам придётся идти исключительно в компании друг друга, и натянутое молчание будет не лучшим нашим попутчиком.

– Эспин, прости меня за всё, что я тебе позавчера наговорила.

Да эти слова дались мне нелегко, но без них невозможно двигаться дальше. И речь не только о походе через горы.

– Что-то случилось? – с подозрением спросил он.

– Ничего непоправимого. Просто я вижу, что ты устал.

– А ты нет?

Какой провокационный вопрос. Мы уже двадцать дней идёт, плывём и едем к заветной цели, а она ничуть не приближается к нам.

– Мне кажется, – ответила я, – нам нужно просто привыкнуть и перетерпеть трудности, а потом всё пойдёт как по накатанной.

– Ты это говоришь из страха, что я поверну обратно, и ты не спасёшь дядю Рудольфа?

Какой прямой и меткий вопрос. Да, боюсь, но это и так очевидно.

– Мы вместе его спасём, – решила я напомнить Эспину.

– Знаю, – кратко отозвался он и надолго замолчал.

Каша в котелке мерно булькала, Брум исправно её помешивал, а я думала, что же делать дальше, что говорить, и не находила ответа. Что творится в голове Эспин, было решительно не понять, и это заставляло нервничать.

– Просто всё совсем не так, как я ожидал, – внезапно заговорил Эспин. – На Собольем острове всё было иначе. Мне даже начало казать, что весь наш путь будет таким же лёгким и беззаботным. Всегда будет мягкая погода, всегда будут приветливые люди, которые помогут, накормят, обогреют и ничего не будут требовать взамен. Я жестоко обманулся, не может быть так, чтобы везде нас ждали с распростёртыми объятиями. И путь по диким лесам безопасным тоже быть не может, теперь я в этом убедился. И, знаешь, в этом есть своя положительная сторона.

– Какая же?

– Я наконец почувствовал, что в этом мире есть хоть что-то, что всецело зависит от меня. Например, твоя безопасность. Помнишь, позавчера ты сказала, что все мои достижения в жизни заключаются в том, что я сын преуспевающего отца.

– Прости меня, – смутилась я, – мне и вправду не стоило этого говорить.

– Но ты сказала и оказалась права. Да, я всего лишь конторский служащий, полдня перебираю в отцовском кабинете бумажки и, если повезёт, встречаюсь с клиентами на их территории. Единственный раз мне довелось лично сопровождать груз лишь в Хаконайское королевство, на этом мои познания морской жизни и кончились. Куда мне до дяди Рудольфа? Когда-то он не побоялся обогнуть вместе с грузом Медвежий остров, правда, до Ясноморья так и не добрался. Шхуну отнесло штормом на север и затёрло где-то между Росомашьим и Песцовым островом. И дядя Рудольф тогда не потерял самообладания. Он замерзал, голодал, но не сломался. Помню, как он рассказывал о дрейфе шхуны, когда вернулся во Флесмер. Я тогда был мальчишкой десяти лет, но запомнил его слова. Никогда не отчаивайся и верь в лучшее, только надежда и уверенность в собственных силах позволят тебе выстоять и преодолеть все преграды – так он тогда мне сказал. А я теперь вспоминаю его слова, и всё время спрашиваю себя – а я смогу так же выстоять и не сломаться?

– И каков же ответ? – с замиранием сердца спросила я.

– Пока ты рядом, я буду идти вперёд и не опущу руки.

Пока я рядом? Именно я?

– Но почему ты так говоришь? – озвучила я свои сомнения. – Понимаю, если бы не я, ты бы не отправился в поход, но…

– Не в этом дело, – прервал меня Эспин. – Просто рядом с тобой я впервые почувствовал, что здесь и сейчас от меня очень многое зависит. Я должен заботиться о тебе, потому что никто другой этого не сделает. Никто, понимаешь?

– Понимаю.

– Нет, – покачал головой Эспин, – не понимаешь. С дядей Рудольфом ты жила в тепличных условиях, тебе не приходилось вникать в дела семейной фирмы и всё, что с ней связано. А я с детских лет только и слышал, что я должен делать, чего не должен, что нужно знать наследнику семейного предприятия, что нужно уметь, а что игнорировать. Нужно, нужно, нужно. Должен, должен, должен. Всё расписано на многие годы вперёд, вся моя жизнь подчинена бизнес-плану отца. Ты ведь тоже стала частью этого плана. Стоило дяде Рудольфу покинуть Флесмер, отец сразу решил взять тебя в оборот. А ты тут же взбрыкнула – тебе такое обращение непривычно. А я уже давно перестал пытаться бунтовать, знаю же, что бесполезно. Вернее, знал. В Квадене ты меня переломила. Тогда я сказал себе – сейчас или никогда. Или вырвусь из-под контроля отца, либо до конца жизни буду жалеть, что не попытался стать кем-то больше, нежели очередным Крогом-торговцем.

– Ты так сильно не любишь то, чем тебя заставляет заниматься дядя Густав? – поняла я.

– Не в семейной фирме дело. Мне нравится там работать, я понимаю, чем занимаюсь и для чего. Я просто устал жить по указке, просыпаться каждое утро и знать наперёд, как пройдёт мой день. До часа, до минуты. И это расписание в точности повторяется из недели в неделю. Рутина душит.

– А здесь дышится свободней, – продолжила я за Эспина.

– Здесь всё иначе, – немного подумав, продолжил он. – Здесь я не сын богатого отца, здесь я просто Эспин Крог. Здесь я могу доказать самому себе, чего я стою в этой жизни, кто я есть без денег и громкого имени и кем могу стать. И ты помогаешь мне искать ответ на эти вопросы.

– Я?

– Без тебя мне бы не о ком было заботиться. Без тебя мне бы не о ком было переживать. Если бы не ты, стал бы я скитаться по островам и чумовищам? И удалось бы мне когда-нибудь убить трёхметрового медведя? Рассказать кому дома, ведь не поверят. А я смог. Я многое преодолел в себе и ещё многое должен перебороть. Ради тебя.

– Меня? – снова поразилась я.

– Конечно. Это ведь рядом с тобой я смог почувствовать себя другим человеком. Ты подарила мне веру, что я могу сделать очень многое в этой жизни. И я сделаю всё ради тебя. Теперь ты моя путеводная звезда. С тобой я готов преодолеть все преграды, как напутствовал когда-то дядя Рудольф.

После этого разговора ужин не особо лез в горло. Я машинально ковыряла ложкой в миске и всё время ловила себя на мысли, что не могу понять истинный смысл слов Эспина. Он меня на самом деле любит? Или всё эти слова были о том, что я просто вдохновлю его на подвиги? Или наш поход Эспин воспринимает, как удачный повод испытать свои силы и возможность самоутвердиться? Или все мои догадки разом верны и Эспин настолько сильно меня любит, что готов на подвиг и непрестанный личностный рост?

Так ничего и не поняв, я отправилась спать. Эспин лёг рядом в свой олений мешок. Я ждала, что он придвинется поближе, высунет руку, чтобы приобнять меня. Но ничего из этого так и не произошло. Мы лежали, отвернувшись каждый к своей брезентовой стенке, а порывы ветра ритмично ударяли о тент рассыпчатыми крупинками снега.

Глава 54

Поутру снова пришлось откапывать выход из палатки. И опять я вспомнила о Зорком и расстроилась. В дне хода от Энфоса он так старательно помогал Эспину откидывать снег, а теперь Зоркого нет… Прямо плакать хочется, но надо держаться и не расклеиваться.

Снег, пусть и не такой сильный, всё ещё продолжал падать с неба. Задерживаться на одном месте мы не планировали и уже готовы были собрать вещи и идти дальше, как по склону ближайшей скалы посыпались мелкие камешки. Я невольно задрала голову и заметила на вершине двух баранов – что это за животные, я поняла только по их закрученным округлым рогам. Я видела лишь их головы – горные бараны явно наблюдали за мной, но без особого интереса.

– Толстороги, – вполголоса произнёс Эспин и начал суетливо расчехлять ружьё.

Но бараны оказались не так глупы. Пока он заряжал двустволку, они неспешно отошли от края скалы и скрылись из виду, только эхо падающих камешков в стороне выдавало их присутствие на вершине скалы.

– И как на них только охотятся в горах? – раздражённо кинул Эспин, – Надо быть скалолазом и следопытом, чтобы их достать.

– Может оно и к лучшему, что ты никого из них не убил, – предположила я. – Что бы мы делали с целой бараньей тушей? Столько мяса за раз не съесть, а остатки слишком тяжело тащить с собой.

Эспин ничего не ответил, просто зачехлил оружие, и мы начали спуск по крутой тропинке, что привела нас в долину, где снег доходил до колена.

Как же мы измучились к середине дня протаптывать унтами себе дорогу. Сначала Эспин шёл впереди, а я старалась ступать по его глубоким следам, потом я сама пыталась прокладывать нам путь. Как же я устала, просто выбилась из сил, да ещё и пыжиковая рубашка под кухлянкой сильно взмокла.

Снегопад постепенно стихал. После полудня я заметила идущую нам наперерез колею от двух полозьев. Пришлось остановиться, чтобы разглядеть её.

– Какие узкие сани. У Микальгана совсем не такие, – заметила я.

– Даже для собачей нарты маловаты, – подтвердил Эспин.

Да, маловаты. Как будто проехали детские санки. И кто же их за собой тянул? Ни следов копыт, ни отпечатков собачьих лап. Только много-много следов от птичьих лапок. И тут я вспомнила:

– В Кедрачёвке одна бабушка рассказала мне легенду о пехличах. Помнишь, в первом чумовище нам тоже про них говорили.

– Это те, которые живут в чум-горе под Ледяной звездой и варят китов? – с полуулыбкой произнёс Эспин.

– А бабушка Матлинэвыт говорила, что пехличи и на островах живут в горах, ездят ночью в узких санях и запрягают их тетеревами.

– Да ладно тебе, – снисходительно глянул на меня Эспин, – это же просто сказки.

– А эти следы на снегу тогда что такое? – пришлось спросить мне.

– Просто продольные полосы и следы птичьих лап.

– А если разведать, куда ведут эти следы?

– У нас нет на этого времени, – отрезал Эспин. – По такому глубокому снегу мы даже к Верхнему Ясноморью не успеем дойти к вечеру. Давай не будем отвлекаться на всякие россказни, а просто пойдём своей дорогой.

– А если эти следы ведут обратно к горам, – не смогла не заметить я, – значит, рассказы про пехличей верны, и про чум-гору под Ледяной звездой…

– Мы не будем заниматься поисками каких-то духов, – на сей раз строго оборвал меня Эспин. – Мы идём к озеру, оно как раз должно быть где-то впереди по курсу. От него мы пройдём к другому озеру и по его берегу выйдем к Верхнему Ясноморью. Никаких пехличей, никаких сказок, понятно?

– Понятно, – буркнула я в ответ и поспешила сделать размашистый шаг через колею.

Вот ведь скептик! Откуда ему знать, кто может жить на Полуночных островах, а кто нет? Сказки… А если нет? А если здесь и вправду живут племена карликов, и возле оси мира тоже? А что, если чум-гора существует не только в сказках, но и на самом деле? Тогда нам не мешало бы выяснить, кто такие пехличи и каким путём легче всего добраться к их северным собратьям. А Эспин сразу – сказки…

Ещё один сердитый шаг вперёд, другой. И тут снег взорвался прямо под моими ногами. Шорох, брызги из снежинок, гулкое фырчанье. Я думала, что умру от разрыва сердца – так меня напугали эти звуки! А потом снежная взвесь осела, и я увидела множество белоснежных птиц, что улетали прочь от меня.

– Куропатки! Да их там штук семьдесят! – взволнованно выдал Эспин и поспешил расчехлить ружьё.

Первый выстрел, второй, но ни одна птица из удаляющейся стаи так и не упала на снег. Куропатки просто отлетели на приличное расстояние, повернули в сторону и снова сели на наст, но уже очень далеко от нас.

– Вот ведь!.. – ругнулся Эспин и с досады пнул комок снега под ногами.

– Ладно тебе, – попыталась я его утихомирить, – мы же не умрём с голоду.

– Сегодня – нет.

На этом он закинул ружьё за спину, а после спешно двинулся вперёд, не говоря ни слова.

Я понимала, Эспин расстроен из-за очередной своей неудачи. Три дня назад я попрекала его в неумении добыть нам в лесу пропитание, а сегодня он решил доказать, что охотник из него хоть куда. И ничего из этой затеи не получилось, только патроны зря потратил. Наверно, сейчас ужасно переживает. Вон, даже не стал потешаться надо мной и говорить, что возле санного следа прошлись те самые улетевшие куропатки, а не упряжные тетерева. Но нет, Эспин молчит и изо всех сил идёт вперёд.

Солнце скрылось за горным пиком, а это значит, что у нас не так много времени до наступления сумерек. Хорошо, что впереди замаячили заросли кедрача – стало быть, рядом можно устроить привал и развести жаркий костёр, а он нам точно не помешает.

Добравшись до намеченного места, мы обнаружили засыпанное снегом кострище – оно угадывалось исключительно по торчащей под наклоном жерди, куда следует подвешивать котелок. Пришлось немного поработать мисками и отгрести снег под жердью. Когда всё было готово, Эспин вооружился топором и принялся искать самые сухие кедровые лапы, что лучше всего горят в костре.

– Как думаешь, – спросила я, – кто и зачем устроил здесь стоянку?

– Что ты имеешь в виду? – отойдя в сторону зарослей, крикнул он мне.

– Ну как же, если в необитаемом месте стоит кострище, то это не просто так. Подобное мы встречали только на выходе из непропуска. Но это и понятно, люди целый день идут вдоль берега и всегда на выходе устраивают привал, вот кострище там и стоит. А здесь? Что в этом месте такого примечательного? Непонятно.

Эспин ничего не ответил и отправился дальше, к череде берёзок, чтобы добыть нам топливо. А я начала вытаскивать из рюкзака посуду и всё размышляла над загадкой этого места. Может, кострище как-то связано с тем узким санным следом? Если в этих краях кто-то и ездит, так может быть, он устраивает привал именно в этом самом месте. А что если этот "кто-то" придёт сюда ближе к ночи и обнаружит нас? А если это будут те самые нерпоглазые пехличи, в которых не верит Эспин?

– Шела! – послышался за кедрачём его окрик, – иди сюда!

Что-то случилось? Я кинулась мимо зарослей на звук голоса и через пару минут оказалась в удивительном месте. Перед нагромождением осыпавшихся скал раскинулось свободное ото льда озерко. И, что самое невероятное, над ним стояло лёгкое парение.

– Как это? – не поняла я. – А почему?

– Попробуй сама, – предложил Эспин, – зачерпни воду рукой.

Пришлось снять рукавицу. Пока я наклонялась, нагрудная сумка вместе с Брумом чуть не нырнула в озеро.

– Но-но-но, – возмутился хухморчик, вылезая из сумки и цепляясь за мою кухлянку, – опять решила меня утопить?

Пришлось подставить ладонь и перенести Брума на свободный от снега камень, а после снять с шеи сумку, чтобы ничто не мешало прикоснуться к воде. А она тёплая, почти горячая! Быть того не может!

Я сняла вторую рукавицу, дабы убедиться, что тактильные ощущения меня не обманывают. Всё верно, вода в озере очень тёплая. Но почему?

– Брум, что это за место? – спросила я. – Ты знаешь?

– Ну, знаю, – нехотя отозвался хухморчик.

– Так скажи.

– А что мне за это будет?

Вот ведь вымогатель! И как только совести хватает?

– Рыбу я сегодня вряд ли поймаю. Может грибочки?

– Тогда в следующий раз с тебя две рыбы.

– Хорошо, две рыбы и четыре глаза.

– И кишочки, – напомнил Брум.

– Ладно, – скривилась я от накатившей брезгливости. – Так что это за озеро? В чём его секрет?

– Видишь старые скалы на том берегу? Из них бьют горячие ключи. Там в камне есть трещина, из неё и изливается земное тепло.

Горячие ключи из-под земли? Возможно ли такое, да ещё зимой? Какая же там температура, раз вода не остывает и остаётся тёплой?

– Выходит, – задумчиво протянул Эспин, – россказни про чум-гору не такие уж и сказки.

– О чём это ты? – не поняла я.

– А ты сама подумай, – предложил он, – есть некая чум-гора, с вершины которой валит дым. А внутри кипит котёл и так булькает, что земля начинает трястись. Это же самое настоящее описание вулкана. Не знаю, есть ли близ оси мира вулканы, но эти ключи – это точно следы вулканической деятельности. Да они, наверное, целебные.

Эспин даже снял парку, чтобы поднять рукав своей пыжиковой рубахи и опустить руку по локоть в озеро. Я смотрела, как он водит рукой, словно помешивает воду и начинала понемногу завидовать. Мне для такой процедуры надо снять кухлянку через голову. Да и не одну только руку мне бы хотелось окунуть.

– Думаю, в этом озере можно даже искупаться, – прочитал мои мысли Эспин. – Ну как, хочешь смыть походную грязь?

– Очень, – не стала скрывать я.

Эспин вынул руку из воды, поднялся, а после подхватил свою парку и взял топор.

– Пойду, нарублю побольше дров, чтобы у костра можно было хорошенько обсохнуть. Ты не торопись, купайся в своё удовольствие, а я всё подготовлю, чтобы ты потом не простудилась.

Я благодарно улыбнулась Эспину. Какой же он милый и галантный. И заботливый. Ах да, это же я его вдохновляю на все эти подвиги.

Как только Эспин направился к месту нашей стоянки, Брум заголосил:

– А я? Балбес, забери меня и сумку. Не хочу смотреть на чьи-то кожистые телеса.

– Ой, какие мы брезгливые, – хотела обидеться я на мехового говоруна.

Эспин поспешил выполнить просьбу Брума и вскоре они скрылись за зарослями. А я… я немного подумала, поколебалась, и принялась неспешно раздеваться. Пояс с ножнами, кухлянка – с этим проблем не возникло. А потом пришлось стягивать унты и вкладыши, чтобы снять комбинезон. Я поставила голые ступни на меховое голенище и ещё немного поколебалась. Раздеваться догола, когда температура воздуха несущественно, но всё же ниже ноля, а с неба летят снежинки, слишком отчаянный поступок. Но пар над водной гладью так и манит, так и зовёт скинуть с себя отсыревшее меховое бельё и забраться в тёплое озеро.

Всё, сомнения отринуты прочь, как и комбинезон с пыжиковой рубахой и штанами. Маленькая пробежка босыми ногами по снегу, и я уже в воде. Тепло обволакивает всё тело, но для этого приходится подогнуть колени, чтобы опуститься в воду по шею – здесь совсем не глубоко.

Блаженно понежившись в тихой заводи, я решила, что пора бы исследовать термальное озеро, и поплыла в сторону скал. Сквозь невесомую дымку я видела, как змеится по чёрным камням зелёный ручеёк. Как странно. Но ведь вода в озере совершенно прозрачная, без всяких примесей. Надо бы разобраться с этой загадкой.

Стоило мне проплыть половину намеченного пути, как вода стала намного теплее. Добравшись до скал, я оказалась чуть ли не в кипятке и еле вытерпела жар, что окутал всё тело.

От скал валил пар, но всё же я смогла понять, отчего ручеёк горячей воды вдруг показался мне зелёным. Всему виной мох, что рос на камнях. Конечно, отчего ему не расти, если здесь постоянно влажно и тепло. Даже зимой.