Текст книги "Наследница огненных льдов (СИ)"
Автор книги: Антонина Ванина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 58 (всего у книги 62 страниц)
– И она обвинила тебя в шпионаже?
– Главным образом, она рассорила меня с семьёй. Отец, как только я вернулся в поместье, отчитал меня за то, что я привёл в его дом гадюку, которая теперь лишила его положения при дворе и влияния на императора. Сёстры тоже на меня косо смотрели. Их мужья выполняли некоторые поручения отца, и теперь тоже попали под надзор контрразведки и лишились своих легальных должностей. Теперь родители живут в изгнании за городом, сёстры с племянниками еле сводят концы с концами. И я один оказался виноват во всех их бедах, потому что восемь лет назад не послушал отца и вместо министерской дочки женился на шпионке.
– Но ты же не знал…
– Это ты не знаешь моего отца. Ему объяснять что-либо про чувства и зов сердца бесполезно. В последние годы он разрабатывал проект, как имперским судам в обход хаконайцев первыми получить право заходить в порт Запретного острова, а не только на ограниченную полоску побережья восточной сатрапии.
– Что ещё за Запретный остров? – не поняла я.
– Эх ты, – пожурил меня Мортен, – это столица твоей далёкой родины, клочок суши в укромном заливе южного континента, куда лет двести назад после победоносных завоеваний удалился верховный царь объединённого Сарпаля. Ещё никто из иностранцев не посещал Запретный остров, личная гвардия царя за этим жёстко следит. Никаких дипломатических визитов или встреч с иностранными монархами. А наши императоры уже лет сто только и делали, что мечтали о прямых переговорах с верховным царём и о новых торговых преференциях. Хаконайцы, собственно, мечтают о том же, вернее им хочется опередить нас с прямыми переговорами, а лучше отобрать у Тромделагской империи право вести торговлю с восточным берегом Сарпаля. Вот такая вот большая политика. И как нарочно этой весной Хельга находит в кабинете отца план дворцового переворота на Запретном острове с именами заговорщиков и пометками о выплаченных вознаграждениях. Теперь понимаешь, в каком положении оказалась моя семья, когда хаконайцы получили достоверное свидетельство, что тромделагская империя планирует убить верховного царя и поставить на его место нового проимперского наследника? Когда они передадут эти планы сарпальцам, это будет конец, конец деловой репутации империи в Сарпале, конец карьере отца, конец мне. Когда отец сказал, чтобы я проваливал из Флесмера и не показывался ему на глаза, пока не закончится расследование, я думал, что отсижусь на Полуночных островах, да ещё и с пользой для дела. Но в Сульмаре ко мне пришёл человек из погранслужбы и заявил, что из столицы телеграфом ему передали донесение. Хельга дала новые показания и заявила, что все восемь лет я вёл сбор информации о положении погранзастав на Полуночных островах и через неё передавал эти данные хаконайцам. А ещё она заявила, что это я рассказал ей о Великой полынье, о том, что свободный ото льда участок моря тянется на запад от островов, после чего она передала эту информацию хаконайцам, а их флот нашёл восточную оконечность полыньи и теперь без особых препятствий рыбачит в наших водах. И ведь эта подлая психопатка права, я ей рассказывал и про полынью, и про острова, и обо всём, что здесь видел, потому что думал, ей действительно интересно слушать о наших с Аймо приключениях на северных островах. А получается, она просто собирала разведданные, а я, стало быть, ей их предоставил. И попробуй теперь доказать, что сделал я это неосознанно. В общем, ты спрашивала, почему я не собирался возвращаться во Флесмер? А что меня там ждёт? Тюремная камера по соседству с клеткой, где сидит Хельга? Недолго нам быть соседями. Уверен, через год или два её обменяют на кого-нибудь из наших шпионов, кого поймали в Хаконайском королевстве, и она уедет к своему любовнику, начнёт новую жизнь, о которой мечтала. А меня никто ни на кого не обменяет, я никому не нужен, потому что честно служил родной империи. Вот поэтому пусть всё катится в пекло. Здесь я хотя бы спокойно помру. Прямо, как и хотела контрразведка. И отец.
– Не говори так, ни один родитель не может желать смерти своему ребёнку.
– Откуда тебе знать?
Он прав, я не знаю, чего могут желать родители, а чего нет. И всё же есть грань между служебным и личным, которую невозможно переступить.
– Просто поверь, – сказал Мортен, – интересы государства для государственных мужей куда важней родных детей. Если выбирать между сыном и процветанием многих поколений тромделагцев, что появятся на свет после нас, чаша весов перевесит не в пользу одного единственного человека просто из соображений арифметики. Отец всегда был верен интересам империи. Ему проще согласиться с тем, что я тоже хаконайский шпион, лишь бы на этом расследование закончилось и его самого не привлекли к ответу, а признали жертвой. Ради империи отец должен остаться на свободе и закончить то, чему отдал многие годы жизни, раз того требуют интересы государства.
Мне не хотелось ничего отвечать на это признание. Что тут можно сказать? Что мне жаль, что Мортену не повезло с семьёй? Мне и вправду жаль, а Мортену и вправду не повезло. Но какое теперь это имеет значение? Холод пробирает до костей, тент тяжелеет с каждой минутой. Я так устала, что хочу закрыть глаза и больше не просыпаться. Пусть неизбежное случится как можно скорее, а я буду счастлива провести последние минуты жизни с тем, кого полюбила всем сердцем. Надеюсь, сейчас он чувствует то же самое и больше не вспоминает о предательнице Хельге. Ему нельзя о ней думать, в этот час его сердце должно остаться свободным от тоски и ненависти.
Глава 100
Не думала, что проснусь. А ещё я не думала, что смогу откопаться из-под заваленного снегом тента. Мортен помог мне и Зоркому выбраться наружу, а там нас ждала метель, которая и не думала кончаться.
И снова эти дни борьбы со стихией ради одной лишь борьбы. Метель то затихала, то поднималась с новой силой, а мы просто шли, насколько хватало сил, чтобы упасть как подкошенные, завернуться в брезент и гадать, переживём ли мы очередную ночь или нет. Теперь я боялась одного: что однажды проснусь, а вот Мортен нет.
Когда в один из дней стихший ветер позволил установить палатку, мы сидели внутри, обогревая её одним лишь нашим дыханием и доедали последний сухарь. Канистра с керосином опустела уже давно, в продуктовом рюкзаке болтались лишь чашки с мисками. Всё закончилось, и только Зоркий пока не мог этого понять. Он ещё пытался время от времени рыскать по льду в поисках хоть какой-нибудь добычи, но в этом забытом всеми северными духами краю мы уже давно не видели не то что морских медведей, но даже песцов.
Холод в палатке сковывал тело и разум, даже мысли еле вертелись в голове. На ум упорно приходил давний разговор о пеших экспедициях к оси мира и спрятанных ящиках с продуктами. Где же они могут быть, на каких льдинах и куда отдрейфовали? Нет, мы не найдём эти ящики, а даже если и набредём на них, то пройдём мимо, не заметив их под снегом. Остаётся только одно – Мортен уже говорил об этом, вспоминал командира Толбота и тот способ, с помощью которого он добрался до спасительного ледокола.
– Мортен, ты съешь меня?
Эти слова вырвались сами собой. Вначале я не поняла, что произношу мысли вслух, а после я долго ждала, когда Мортен соизволит мне что-нибудь ответить. В темноте я не могла видеть его лица, видела лишь опущенную голову и слышала редкое, но тяжёлое дыхание.
– У меня шестерёнки еле вертятся в голове, не могу придумать для тебя остроумный ответ, – наконец произнёс он. – Поэтому скажу просто – нет.
– А Зоркий? Мы съедим его?
Признаться, я бы не хотела этого делать, да и не смогла бы. Хорошо, что и Мортен придерживался схожего мнения:
– Пусть ещё поживёт, сколько сможет. Нас его мясо не спасёт.
Внезапно что-то ударило по ноге – это Зоркий хлестнул меня хвостом, пока Мортен гладил его, а он радостно вилял ему в ответ. Бедняжка, как же жестоко мы с ним поступили. Я отправилась во льды, чтобы спасти дядю Руди, Мортен не хотел оказаться в тюрьме, потому и решился на смертельно опасное путешествие. У нас двоих были весомые причины оказаться там, где мы сейчас и оказались. Но ведь Зоркий не собирался умирать, он не для того шёл за нами, не для того согревал нас своим теплом и защищал от медведей, чтобы в итоге замёрзнуть и умереть с голоду. Он же нам верит, думает, что завтра я дам ему целый сухарик, а может быть даже и кусочек мяска. Но мне придётся обмануть его доверие в который раз… До чего же собачья преданность слепа. Не всякий человек получает её по заслугам.
Бесконечная ночь светилась синей дорожкой сияния, что тянулась строго на север, будто манила идти дальше и дальше точно под ней к недостижимой цели. Холод, он пронизывал всё насквозь, забирался под одежду, под кожу, глубоко в нутро, обжигая лёгкие, отнимая последние силы.
Я потеряла счёт времени. Часы дяди Руди давно перестали идти, а у меня не получалось снова их завести. Привалы мы устраивали, как только один из нас чувствовал, что нуждается в отдыхе. И всё чаще первым в отдыхе нуждался Мортен.
Он быстрее меня терял силы, растрачивая их на ходьбу и нарту, которую приходилось тащить за собой. Я видела, как ему тяжело, как огонь жизни постепенно угасает в его глазах. Мортен всё реже заговаривал со мной и полностью погрузился в свои думы. Мне стало страшно, и этот страх не покидал меня ни минуты, что мы плелись вперёд, особенно, когда началась метель и всё вокруг заволокло белым маревом.
Ветер дул в спину, но от этого не становилось легче. С каждым шагом дышать было всё трудней. Уже не осталось сил держаться на ногах, но я решила, что буду идти, пока сознание не покинет меня. Не хочу сдаваться. Пусть меня подведёт тело, но не воля. После всего, что было, я не вправе в последнюю секунду изменить своей мечте.
Я плелась и думала о том, что скоро упаду замертво, едва живой Зоркий обнюхает моё бездыханное тело, ткнётся носом на прощание, попробует растормошить лапами, но быстро сдастся и приляжет рядом. Мне очень хотелось верить, что он наконец простит меня и хоть немножко погрустит о моей кончине. Но всё вышло иначе.
Внезапно Мортен остановился. Порыв ветра заставил его наклониться вперёд, но он быстро выпрямился, внезапно подался назад и упал на спину возле нарты. Он не пытался встать, даже глаза не открывал. А снег засыпал его побелевшее лицо, налипая на бороду и брови.
Я подошла к нему и опустилась на колени.
– Прости, принцесса, – еле слышно прохрипел он, – кажется, я больше не смогу составить тебе компанию.
– Неправда, ты всё сможешь. Просто тебе надо немного отдохнуть.
– Вечный покой, вот что мне нужно.
– Не говори так, пожалуйста.
Теперь настала моя очередь позаботиться о нём. Я нашла в себе силы вынуть из нарты шкуру, расстелить её и заставить Мортена переползти на меховую подстилку. Попытка отряхнуть Зоркого от снега не удалась, но я всё равно уложила его рядом с Мортеном и только потом накрыла всех нас ещё одной шкурой, распахнутой курткой дяди Руди и брезентом.
В этом хлипком укрытии я сняла варежки, стянула с Мортена капюшон и провела рукой по заледеневшей щеке, чтобы растопить лёд и согреть его.
– Ты же всё прекрасно понимаешь, – слабеющим голосом произнёс он, – конец, он обязательно наступит.
– Но ты не можешь уйти первым. Ты не посмеешь бросить меня.
– Прости, принцесса, но позволь мне напоследок побыть эгоистом. Я не хочу видеть, как ты умираешь на моих руках.
Я водила ладонями по его лицу, старалась согреть кожу дыханием. Пальцы невольно сползали к шее, чтобы нащупать пульсирующую жилку, что извещала – Мортен ещё жив.
Сквозь полусон я услышала пространное, будто обращённое не ко мне:
– Хочу, чтобы ты оказалась права. Если у меня и вправду родился сын, значит, на этом свете останется продолжение меня. Значит, всё было не зря.
Не зря, я это точно знаю. А вот после меня не останется ничего. Совсем. Ни имени, ни прошлого, ни значимых поступков. Некому будет вспомнить обо мне. В моей жизни всё было напрасно.
С этой мыслью я бродила в лабиринте сознания, что увязло во сне, больше похожим на бред больного человека, пока не проснулась и не поняла, что метель закончилась.
Мортен… его пульс еле пробивался, но всё же у меня получилось его нащупать. Я выбралась из укрытия и откинула снег с брезента, после чего огляделась. Кругом белое покрывало снега на ровном льду и так до самого горизонта, даже глазу не за что зацепиться. Разве что за ту красную звезду между сияющим небом и синеющей твердью. Интересно, раньше я этой звезды на горизонте не замечала, а ведь она довольно яркая и крупная на вид. А вот Ледяная звезда горит почти над самой головой. Видимо, только близ оси мира можно увидеть звёзды, которые раньше горели ниже линии горизонта. Или нет? Эх, надо было раньше интересоваться астрономией.
Пока я разглядывала небо, Зоркий зашевелился и выполз из-под тента. Я вернулась к Мортену, чтобы лечь рядом, укрыться и снова постараться отдать ему хотя бы частичку своего тепла пальцами и дыханием.
– Ты упорная, – внезапно заговорил он.
От счастья я чуть не расплакалась. Мортен по-прежнему со мной, он не бросил меня.
Не знаю, сколько прошло времени, но мне не хотелось тратить его на слова, я хотела просто быть с Мортеном, обнимать его, чувствовать его редкое дыхание на своей щеке и верить, что этот миг единения будет длиться вечно для нас двоих.
Но внезапно снаружи послышалась возня. Мне пришлось отогнуть край брезента и выглянуть наружу. Это Зоркий старательно откапывал что-то из-под снега, а потом склонил морду, дёрнул головой, повернулся, и я увидела, как он что-то держит в зубах. Задумчиво посмотрев на меня, Зоркий, прихрамывая, поплёлся к нарте, вернее, к Мортену, чтобы бросить рядом с ним комок перьев.
– Это ещё что такое? – не поняла я и протянула руку, чтобы ощупать и осмотреть странную находку.
Разум отказывался принимать это, но глаза отчётливо видели серую птицу размером чуть больше воробья, с вывернутой шеей и прокушенной до крови грудкой.
– Ты где это взял? – спросила я Зоркого, а пёсик поплёлся туда, откуда пришёл и снова начал скрести лапой по снежному наносу.
Я ощупала трупик – он был мягким и податливым. Но этого не могло быть.
– Мортен, посмотри, Мортен, – просила его я. – Здесь есть птицы.
Он нехотя открыл глаза, и произнёс.
– По весне многие птицы улетают на север. Кому-то из них удаётся забраться слишком далеко, но холод всё равно убивает их, а потом они падают на льды и их подъедают дикие звери. Эта пичуга залетела слишком далеко. Здесь даже песцы не решаются жить. Кто знает, сколько лет она уже пролежала здесь.
– Да нет же, это Зоркий только что убил её. Он принёс тебе дичь. Пощупай.
Я вложила трупик в ладонь Мортена, чтобы он понял – тут творится что-то странное.
А в следующий миг Зоркий гавкнул, а я увидела, как из-под его лап вспархивает такая же серенькая птичка и улетает прочь, чтобы спикировать вниз и попытаться зарыться в снег. Не тут-то было, Зоркий выследил её, откопал и сцапал, чтобы принести к нарте второй трупик.
– Мортен, здесь живые птицы, – разволновалась я. – Они как куропатки прячутся под снегом.
Мне пришлось помочь ему приподняться и опереться спиной о нарту, чтобы лучше разглядеть добычу Зоркого. Теперь Мортен поверил моим словам, но радости в его голосе не чувствовалось.
– Ось мира всегда хранила множество тайн. Вот мы и прикоснулись ещё к одной.
– Но это ведь значит, что здесь есть жизнь. Эти птицы чем-то питаются.
– Или питались где-то, а сюда прилетели, чтобы зарыться в снег и впасть в спячку.
– Но ведь так не бывает.
– Откуда нам знать? Ты ведь хочешь верить, что здесь есть жизнь, еда и наше спасение. Оглядись, принцесса, где ты видишь всё это?
Он устало прикрыл глаза, а я принялась высматривать поблизости новые странности. Лёд, снег, серая равнина, и Зоркий лежит неподалёку жуёт, а у его лап валяются перья – значит, добыл нам по птичке и теперь сам ест третью. Какой заботливый. Только какой нам с Мортеном толк от кусочка сырого мяса с мизинец, что на глазах коченеет и превращается в пернатую ледышку?
Нет, не просто так здесь спрятались эти птички. Где-то неподалёку должно быть нечто такое, что таит в себе тайну этих пичуг. Неужели вход в цветущий мир пехличей где-то рядом? Ну конечно, только он и может объяснить все эти странности с подснежными птичками. Если они выпорхнули из иного мира, почему бы им и вправду не впасть в спячку до тех пор, пока врата миров опять не откроются?
Уложив Мортена обратно под шкуру и брезент, я принялась искать в рюкзаке волшебные камни. Должен же быть метод, чтобы связаться с мелкими злокозненными предсказателями, раз они сами дали мне ключ от границы миров.
Я долго вертела в руках чёрный камень, потом жёлтый и прозрачный, но чуда не свершилось: лёд не зазеленел и на снегу не выросли деревья с густой кроной и сочными плодами. Мортен был прав, нельзя верить пехличам.
Пока я крутилась на месте и направляла камни в разные стороны, в поле зрения вновь попала красная звезда у горизонта. Странно, она горит всё там же где и раньше – прямо напротив носа нарты-байдарки. А разве близ оси мира все звёзды кроме Ледяной не должны вращаться в небе?
Пришлось вооружиться биноклем, чтобы лучше рассмотреть странное светило. А оно и не было звездой, ибо оказалось бесформенным, меняющим очертания красным заревом. Граница между мирами, тот самый портал, от которого мне и выдали ключ в виде чёрного камня? Видимо, я зря в сердцах кляла пехличей.
– Мортен, нам нужно идти дальше, – подошла я к нему и снова попыталась усадить. – Там что-то есть, какое-то неподвижное свечение. Вот, возьми бинокль и посмотри.
– Какая же ты упорная, – выдавил он слабую улыбку.
– Но там и вправду что-то есть. Мы должны идти туда.
– Прости, принцесса…
Он отодвинул слабеющей рукой бинокль, просто отказался от борьбы за жизнь и спасение. И меня это невероятно разозлило:
– Да как ты смеешь отступать? Сейчас, после всего, что мы вытерпели? Зачем ты вообще сюда шёл? Мог бы остаться в палатке в тот самый день, когда понял, что мы дрейфуем, и больше никуда не идти. Сидел бы на месте, и умирал там. Мне бы больше досталось еды. Я бы с ней дошла и до этого места и до того свечения.
– Так иди, принцесса. Я верю в тебя.
Его улыбка становилась всё шире, и в ней читалось ещё больше безнадёги. Он не поддался, не клюнул на мой вызов. Он и вправду сдался, чтобы не сходить с этого места и спокойно умереть.
– Мортен, я прошу тебя, поднимайся, – обняла я его и, едва сдерживая слёзы, попросила, – Просто поднимись, встань на ноги. Я сама потяну нарту, я сумею. Нам нужно только дойти до того источника света, а там нас ждёт спасение. Ведь такой долгий путь уже проделан. Остался лишь маленький шажок. Сделай его ради меня. Без тебя я не справлюсь.
– Ты справишься с чем угодно. Всего лишь один шажок, принцесса, ты ведь сама так сказала.
– Без тебя он мне не нужен.
Вместе со словами иссякли и силы. Я легла рядом с Мортеном и уткнулась лбом в его плечо. Он не прав, я не справлюсь и никуда не дойду. У меня слишком острое зрение, но ноги уже не так быстры. До того свечения придётся долго идти, у меня не хватит сил, я упаду на снег и больше не встану. Нет, не хочу умирать на голом льду в одиночестве. И покидать Мортена тоже не хочу.
– Я люблю тебя, – шептала я ему, – ты мой навеки. И я теперь твоя навсегда. Мы будем вместе до последнего вздоха. Как ты и хотел. Только побудь со мной ещё немного.
Я закрыла глаза и погрузилась в тягучий сон, где светило солнце, пятнистые бабочки порхали с цветка на цветок, а возле поросшего кувшинками пруда на расстеленной по траве скатерти рассредоточились тарелки с самой разнообразной едой. Ломти хлеба, тонко нарезанные кусочки сыра, половинки оливок, куриные ножки в кляре, фаршированные овощи, нарезанный дольками клубничный пирог.
Я так увлеклась разглядыванием яств, что не сразу обратила внимание на детей, что присутствовали на этом хорошо подготовленном пикнике. Девочка лет трёх с рыжими кудряшками и подозрительно тёмными глазами всё норовила убежать в сторону пруда, но Зоркий упорно крутился около неё и оттеснял пушистым боком обратно к импровизированному столу. Возле края скатерти сидел смуглый мальчик постарше с абсолютно чёрными волосами и пронзительными голубыми глазам. Он держал в руке навытяжку куриную ножку и соблазнял ею Зоркого. Пёсик долго разрывался между желанием поесть и долгом оберегать неразумное дитя, и в итоге зов желудка перевесил. Зоркий с радостью вцепился в угощение, а девочка рванула к пруду, но на полпути к воде Мортен перехватил её и взял на руки.
– Папа, хочу белый цветочек из водички! – тыкала она пальчиком в сторону пруда.
– А может, ты хочешь розовый цветочек из леса? – улыбался он ей. – Большой и ароматный.
– Нет, хочу белый! – надула губки девочка.
– Ну что ж, белый так белый, – сдался Мортен. – Тебе, как и маме, я ни в чём отказать не могу. Посиди пока с братом.
Он усадил девочку рядом с мальчиком, а сам, закатывая на ходу рукава рубашки, направился к пруду. А девочка быстро переключила всё своё внимание на Зоркого, даже пыталась накормить его оливкой. на что пёсик обиженно на неё посмотрел. Внезапно мальчик спросил:
– Мама, а когда мы пойдём смотреть уток?
Я поняла, что смотрит он своими ясными глазами в мою сторону и ждёт ответа. Меня посетила небывалая растерянность. Этот сон, он такой реальный, и эти дети, они будто такие же настоящие как Мортен и Зоркий.
В следующий миг идиллическая картинка стала чернеть, пока полностью не исчезла. Сердце моё защемило от тоски, будто я безвозвратно потеряла самое дорогое, что когда-либо имела. Это ведь был не просто сон, теперь я это отчётливо поняла. Я только что увидела собственную жизнь, которая могла бы быть, если бы не… Как же горько прикоснуться к несбыточному, но такому желанному, и тут же это потерять.
Внезапно черноту в моём сознании разрезал бесстрастный голос, что подобно грому вопросил:
– Хочешь вернуться обратно, когда настанет время?
– Куда вернуться? – спросила я невидимого собеседника из черноты. – К тому пруду на пикник?
– Там то, что предначертано тебе. Если откроешь глаза и пойдёшь вперёд, ты получишь всё, что назначила тебе судьба.
Открыть глаза и пойти вперёд, через снежную пустыню, чтобы получить в награду всё то, что некогда предсказал мне пехлич. Просто открыть глаза и пойти…
– Нет, не верю, – набралась я смелости и возразила. – Вы снова обманываете меня. Я знаю, это опять вы. Были черноглазым карликом, потом обернулись человеком, теперь и вовсе не хотите показывать своего лица. Вы уже раз обвели меня вокруг пальца. Обещали помочь дойти до оси мира, сказали о какой-то цене, а потом Эспин… он ведь умер из-за вас. А сейчас что вы хотите мне наобещать? Что, если я сейчас проснусь и дойду до оси мира, то я смогу вернуться домой, выйти замуж и родить двух прекрасных детей? Нет, оттого что я встану и пойду, ничего не изменится. То, что предначертано судьбой, ничего не стоит без Мортена. Без него тот пикник никогда не случится.
– Ты ещё ничего нам не уплатила, – прогремело со всех сторон. – Мы хотим получить жизнь за жизнь. Пусть через воронку пройдёт любой, а выйдет, только если отдаст жизнь взамен.
– Взамен? У меня нет чужих жизней. Свою я, кажется, тоже потеряла.
– Мы говорим лишь с живыми. Мы ищем живых и уводим живых. Нам нужны новые жизни, полезные жизни. Встань и иди, чтобы жить и отдать нам долг.
Толчок в затылок заставил меня глубоко вдохнуть и выдохнуть. Чернота пред глазами развеивалась, а вместо бесчувственного голоса отовсюду доносилось эхо многоголосого собачьего лая. С каждой секундой он становился тише и слабее, пока не сжался до сварливого тявканья одного единственного животного. Наконец я распахнула глаза, но не увидела ничего кроме неба. Ледяная звезда мерцала сквозь лиловое сияние подобно огоньку маяка. Меня покачивало из стороны в сторону, и я не могла понять почему, пока не повернула голову и не увидела борт байдарки. Что происходит? Я не понимаю.
Я еле выпуталась из тента и шкур, что свернулись вокруг меня коконом. А потом пришлось приподняться и сесть, чтобы оглядеться. Нет, этого не может быть. Я лежу в нарте-байдарке рядом с рюкзаками, а она едет вперёд, потому что её тянет за собой Мортен. Быть этого не может, он… он поднялся, он ожил и набрался сил, чтобы продолжить путь. А вот Зоркий, еле переставляя лапы, бежит впереди него, постоянно оглядывается и зачем-то лает.
– Мортен, – крикнула я ему в спину, – Мортен, пожалуйста, остановись, дай мне сойти.
Отчего-то он не слышал меня и продолжал двигаться вперёд. Пришлось мне соскочить с нарты-байдарки на ходу. Я повалилась на снег, но собрала силы в кулак, чтобы подняться на ноги, нагнать нарту, а потом и поковылять вперёд, чтобы взглянуть на Мортена.
Зоркий продолжал бежать рядом с ним и гавкать. Я не могла понять, с чего вдруг пёсик вздумал гавкать на человека, тем более не чужого ему, пока сама не подняла голову и не посмотрела Мортену в глаза. Опустошённые, неживые и полностью чёрные от расширившегося зрачка. Почти как у этих… А эти движения, эта походка, она резкая, другая, не его.
– Мортен, – пытаясь скрыть испуг в голосе, заговорила я, – что с тобой? Ты… ты мог бы разбудить меня, а не класть в нарту. Пока я иду на своих двоих и тебе легче идти.
В ответ вместо слов я услышала свист, протяжный, жуткий. Это не Мортен, не он… Даже Зоркий это понял, потому и лает на незнакомца, что вселился в тело хозяина. А в небе, будто пульсируя, горит лиловое сияние. А ведь Мортен говорил мне о нём. От него люди сходят с ума и, ведомые незримой силой, следуют точно на север, если их не остановить.
– Кто здесь? – набралась я смелости спросить. – По какому праву вы сделали из Мортена марионетку? Куда вы его ведёте?
В ответ я услышала всё тот же свист. Пришлось остановиться, дождаться, пока мимо меня проедет нарта, чтобы вытащить из неё рюкзак, отыскать в нём переговорный жёлтый камень, а потом нагнать того, кто тащит нарту и сунуть камень в ладонь Мортена.
– Повторите, – потребовала я на ходу. – Что с Мортеном? Куда вы ведёте меня? Чего вы хотите?
– Зайдут трое, выйдут одиннадцать, – услышала я знакомый монотонный голос. – Одиннадцать жизней в уплату. Иди, чтобы отдать нам долг.
Это пехлич… так я и знала. Вселил свой разум в тело Мортена и управляет им как куклой. Мерзавец. Хотя… если бы не его колдовство, Мортен не поднялся бы. Я же видела, как он ослаб и потерял надежду на спасение. Он даже успел попрощаться со мной, как и я с ним. Что же тогда произошло с Мортеном? Там, в его голове сейчас поселился пехлич, а что будет, когда он уйдёт, улетучится? Что тогда будет с Мортеном, что останется от него самого?
– Скажите правду, – снова сунув камень, потребовала я, – что с Мортеном? Он жив? Вы вернёте его мне?
В ответ была тишина. Пехлич в теле Мортена даже махнул рукой и заставил меня отступить в сторону вместе с переговорным камнем.
– Вы же обещали! – не стерпела я. – Вы показали мне моё будущее, обещали претворить его в жизнь. Но в этом будущем был и Мортен. Вы обязаны вернуть его мне. Не только его тело, а его самого, понимаете?
Истукан с пустым взглядом не понимал. Он всё шёл и шёл, а Зоркий всё лаял и лаял. Он тоже понял, что хозяин исчез, а его место занял кто-то чужой и недобрый.
Я пыталась идти следом за нартой, но усталость и слабость быстро дали о себе знать. Я просто смотрела вперёд и видела лишь нарту и красный огонёк у горизонта. Кажется, он стал немного крупней и вытянутее. Стало быть, к нему пехлич и ведёт меня. Но что там?
Я окончательно остановилась, чтобы передохнуть, заодно и отыскала в рюкзаке компас Мортена. Да, мои опасения оказались не напрасны, стрелка указывала точно в сторону красного огонька. Неужели ось мира светится? Или светится нечто, что лежит на пути к ней?
Закинув рюкзак за спину, я попыталась нагнать нарту, но с каждой минутой она отдалялась всё дальше и дальше. Конечно, меня ведь не подгоняет потусторонняя сила. И лиловое пульсирующее сияние в небе не способно повлиять на мой разум, чтобы пробуравить в нём лазейку для постороннего разума.
Только я об этом подумала, как небо озарилось невиданным буйством светящихся завитков, что распускались и сворачивались подобно щупальцам гигантского небесного осьминога. Я засмотрелась на эту иллюминацию и не заметила, что ноги сами собой несут меня вперёд. Я шла уверенно и быстро, но не чувствовала своего тела и саму себя. Я попыталась поднять руку, ступить в сторону, но ничего не вышло, а в голове раздалось:
– Я веду тебя, – размерено говорил новый, ещё незнакомый мне голос. – Мы хотим получить уплату за одиннадцать жизней, которые уйдут назад.
Нет, только не это, теперь я тоже чужая марионетка.
– Кто вы? Чего хотите? – попыталась мысленно спросить я. – Чем я должна заплатить? У меня же ничего больше нет.
– Мы сами заберём всё у тех, кто хотел прийти с тобой, но не пришёл. У них есть семь живых и восемь нерождённых, но из восьми выживут лишь четверо. Отставшие обойдутся без них, а нам будет уплата.
– Я ничего не понимаю, – честно призналась я, но мой кукловод больше не желал говорить со мной.
Перед глазами мелькала линия горизонта и приближающаяся нарта. Вскоре я увидела Мортена и Зоркого. С пёсиком тоже что-то случилось. Он больше не гавкал и не пытался показывать своё недовольство. Он послушно шёл рядом с нартой, но не своей, не собачьей походкой. Даже его хвост колечком распустился и безвольно висел, как у какой-то овчарки. Значит, теперь даже он марионетка.
Внутри зрел протест, я не могла смириться с мыслью, что кто-то сделал меня заложницей своей воли. А потом меня обуяла усталость, что плотным покрывалом начала окутывать разум. Сознание засыпает, а ноги по-прежнему бодро движутся вперёд. Это лиловое сияние придаёт силы нашим телам. Или оно лишь проводник, а силами делятся те, у кого их в избытке? Ну вот, теперь я знаю, что такое зов Ледяной звезды и отчего порой кажется, будто люди на Севере сходят с ума.
Я не заметила, как провалилась в черноту, поняла я это лишь, когда она рассеялась, а перед глазами открылся странный пейзаж. Гладкие льды, редкие торосы и ниспадающий столб красного огня у горизонта. Отчего-то теперь я была уверена, что этого именно огонь, а не свет.
Мортен, или тот, кто вселился в него, продолжал тянуть нарту, Зоркий шёл рядом и чем-то напоминал мне большого кота. Я поспевала за ними, и наш спешный поход всё продолжался и продолжался.
Кажется, я снова провалилась в черноту сна и вынырнула из неё в тот самый момент, когда перед глазами показался растрескавшийся лёд. Что это такое, откуда он тут? Разве пехличи не ведут нас к самой холодной точке на планете? Мы же не повернули назад, пока я спала? Нет, вот он столб огня впереди. А если приглядеться, то это вовсе не столб, а кривая толстая линия, что постоянно колышется, будто стекает вниз.
