Текст книги "Наследница огненных льдов (СИ)"
Автор книги: Антонина Ванина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 62 страниц)
– Как только я вышел к Верхней Каменке, – продолжал Вистинг, – и увидел людей, на душе немного отлегло. Рантумэ выслушал меня и сказал, что всё с вами в порядке. Конечно, он же никогда не бывал на юго-западном побережье, откуда ему знать, что собой представляет тамошний непропуск. А я поймал себя на мысли, что хоть и знаю особенности рельефа, но всё равно очень сильно хочу верить Рантумэ. Пусть вы и вправду будете живы, ведь могло же случиться чудо. И оно случилось. Сегодня утром я встретил в Сульмаре Ирнайнава, и он рассказал мне, что переправил вас на остров. И как переправил, тоже рассказал. А час назад сюда прибежали твои подопечные, и теперь я знаю все подробности вашего похода из Квадена в Сульмар. Два раза чуть не утонуть – ты и твой кузен обладаете каким-то невероятным, просто фантастическим везением. Но больше всего вам повезло встретить пограничников. Теперь вы обогреты, здоровы и очень скоро отправитесь домой. Полагаю, Густав Крог будет безмерно счастлив возвращению своего единственного наследника.
Дядя Густав… Как же я не подумала о нём раньше. Пожалуй, моя судьба его не особо интересует, но вот за Эспина он наверняка ужасно переживает. Жаль, что из Энфоса мы не смогли отправить телеграмму во Флесмер и сообщить, что с нами всё в порядке. Значит это нужно сделать сейчас. Десять дней от нас не было вестей – да дядя Густав себе места не находит, а может быть, даже готовится отправить на наши поиски весь торговый флот семейной компании. И плевать, что большая его часть рассчитана на хождение по южным морям – ради Эспина дядя Густав наверняка готов оплатить услуги гидропланов и ледокола. Ради Эспина и кое-чего ещё…
– Что с тобой, принцесса? – спросил Вистинг, видимо, заметив, как понуро я опустила голову. – Я расстроил тебя своим признанием?
– Я просто вспомнила, что ждёт меня дома, – безрадостно призналась я.
– И что же?
– Дядя Густав заставит нас с Эспином пожениться, чтобы получить наследство дяди Руди. После признания его смерти оно перейдёт ко мне.
За последние недели я успела позабыть об этой его воле. К тому же теперь в моём сердце от былой неприязни к Эспину не осталось и следа. Ну, почти. Не то чтобы я безумно влюбилась, но мне очень хочется испытать всю гамму пылких чувств. Но одно дело выходить замуж, любя всей душой и будучи любимой в ответ, и совсем другое – заключать самую настоящую сделку на предмет брачной жизни и распределения финансовых потоков. Где здесь чувства? Где любовь? Если и они и есть, то быстро пройдут. Нет, это совсем не то. Я так не хочу.
Вистинг долго смотрел на меня, будто взвешивал каждое моё слово, а потом и вовсе спросил:
– Так что, в этом всё дело? Из-за наследства ты так отчаянно рвёшься на север? Послушай, принцесса, если всему виной жадность Густава Крога, то давай, я женюсь на тебе. А что, я смогу прокутить всё твоё наследство за пару недель, и тогда Густаву Крогу останется только кусать локти.
– Вы же шутите? – смутилась я.
– Конечно, шучу, – уверенно произнёс он в ответ. – Но поверь, никакое наследство не стоит того, чтобы из-за него утонуть в ледяной воде.
– Да при чём тут наследство? – не выдержала я. – Мне нужен мой дядя Руди. Он жив. У его экипажа достаточно провизии, чтобы зазимовать близ оси мира. Нужно просто найти их и помочь вернуться домой. Не знаю, почему они до сих пор не добрались до Тюленьего острова, но я знаю другое – они точно живы.
– И ты в это веришь?
Прозвучал этот вопрос с нескрываемым скепсисом в голосе. Но я не стала возмущаться, а просто сказала:
– Но в итоге вы же всё-таки поверили, что я жива. Так оно и оказалось.
Да, я поймала Вистинга на слове и заставила его усомниться в собственных выводах. Пусть теперь тоже думает, что шансы дяди Руди на выживание очень высоки.
– И как ты собиралась искать своего опекуна? – всё же спросил он. – Блуждание по льдам наугад – это не поиски. Впрочем, что теперь рассуждать? Без официального разрешения твой путь лежит только во Флесмер.
– Что это за разрешение такое? – пусть и с опозданием решила узнать я. – Почему я, поданная империи, не имею права путешествовать по имперским островам? Почему для этого нужна какая-то бумажка? Кто её вообще придумал?
– Пограничная служба, – последовал стремительный ответ.
– И с кем это, интересно знать, граничат Полуночные острова?
– С нашими хаконайскими друзьями, – с нескрываемым сарказмом усмехнулся Вистинг.
– Но ведь я не хаконайка.
– Зато находишься в особо охраняемой зоне.
– Охраняемой от чего?
– Этого тебе знать не положено.
– Почему? – всё равно не отставала я.
– А это уже военная тайна.
Вот так просто – военная тайна и ничего иного.
– А у вас, значит, есть разрешение путешествовать с острова на остров, – заметила я. – Это потому что вы бывший военный?
– Это потому что я член охотничьего клуба. Стандартное разрешение вместе с лицензией для таких как я оформляется прямо во Флесмере перед поездкой на Полуночные острова.
Да? А ведь это повод задуматься и спросить:
– Почему же меня вообще пустили в Кваден, если острова так тщательно охраняются от всевозможных шпионов?
От звучания последнего слова Вистинг заметно поморщился, но сказал:
– Подозреваю, губернатор прислал тебе телеграмму с приглашением приехать в Кваден. Такая телеграмма уже как пропуск.
– Но у меня никто никогда не просил её показать. Даже после высадки с парохода. Почему же?
– Потому что в Квадене на подобные вещи привыкли смотреть сквозь пальцы. На южном побережье Собольего острова нет таких тайн, которые стоило бы охранять. Ну и рельеф местности таков, что покинуть Кваден своим ходом могут только такие везунчики как ты с кузеном, и люди с опытом охоты в горах вроде меня. Другим бесследно исчезнуть из города вряд ли удастся.
Исчезнуть из города… Хм, а это мысль.
– Вы ведь скоро уйдёте из Сульмара в горы, на охоту? – спросила я Вистинга.
– И? – произнёс он таким тоном, будто уже что-то заподозрил.
– Вы же знаете, как незаметно покинуть город, чтобы пограничники не увидели. Так может быть, вы поможете мне и Эспину…
– Так, сразу нет, – даже не стал он меня дослушивать.
– Но…
– Нет, – ещё твёрже произнёс Вистинг. – Послушай, принцесса, у тебя ведь уже есть билет на ближайший дирижабль, так? Вот и прекрасно. Возвращайся домой, выходи замуж, запишись на курсы сарпальского языка, одним словом, займи себя чем-нибудь более безопасным.
– Но ведь дядя Руди… – хотела было снова напомнить я.
– Ну хорошо, – сдался он. – Когда я доберусь до Тюленьего острова, после охоты на морских медведей обязательно узнаю у местных, пролетал ли летом над их краями дирижабль. Если мне расскажут что-то конкретное, попробую уговорить знакомых звероловов снарядить упряжку и проехаться вглубь льдов. Если что-то узнаю, обязательно сообщу тебе по возвращении в столицу.
– Я бы и сама могла организовать поиски, помоги вы мне просто добраться до Тюленьего острова.
– Добраться? Принцесса, а ты, случайно не переоцениваешь свои силы?
– Между прочим, – сообщила я. – За десять дней мы с Эспином добрались из Квадена в Сульмар. У нас уже есть опыт походной жизни.
Поразительно, но Вистинг согласно кивнул и неожиданно признал:
– Да, ты удивительная девушка. Я поражён, честно. В первый раз пешком по всему западному побережью в межсезонье и без всякого знания маршрута – такое под силу редким новичкам. Ты и вправду способная и выносливая. Не каждая горожанка из высшего света такое выдержит.
– Но я же выдержала.
– Вот это и восхищает меня в тебе.
– Правда? – засомневалась я.
– Правда, – подтвердил он. – Теперь ты с гордостью можешь рассказывать своим друзьям и знакомым, как гостила в рыбацких селениях, как ночевала в палатке посреди снегов. Не забудь поделиться впечатлениями о местной кухне и красотах первозданной природы. Уверен, тебя будут слушать с жадным любопытством. Мало у кого хватит смелости отправиться в такое путешествие, чтобы испытать то же самое на собственной шкуре. Пусть тебя слушают и завидуют. Только учти, принцесса, что твой десятидневный черепаший поход через самый многолюдный участок острова – ничто по сравнению с тем, что ждало бы тебя дальше, если бы не депортация. Там на севере нет городов и продуктовых складов. Там ничего нельзя купить за деньги. Там кочевников больше, чем оседлых жителей, да и тех ещё придётся поискать. А ещё очень скоро там наступит пора метелей и трескучих морозов. День начнёт убывать, а ночь войдёт в полную силу. Там, над окрестностями оси мира, солнце не поднимется до следующей весны. Туда ты собиралась отправиться на поиски опекуна? Нет, принцесса, лучше иди к своему кузену, ждите вместе хорошей погоды и прибытия дирижабля, а потом возвращайтесь домой, женитесь, разводитесь – на ваше усмотрение. Но про Тюлений остров забудь.
На этом он развернулся и поспешил скрыться в ближайшем домике. Зоркий проводил Вистинга до двери, и ещё долго ждал его возле поленницы, махая хвостом. Я же продолжала стоять возле натянутой в раме шкуры, не в силах прийти в себя.
Что мне теперь делать? Вот так просто отказаться от надежды спасти дядю Руди? Разве так можно? Но что я могу сделать? Как мне добиться отмены депортации? Или сбежать из Сульмара?.. Нет, единственный, кто мог бы мне в этом помочь, уже отказался это делать. А других помощников можно и не ждать. Просто руки опускаются от безысходности. А тут ещё Брум решил надавить на больное:
– Всё, домой, на родную кухню. А слюнявое животное пусть остаётся здесь, на острове. Пусть возвращается на свою помойку.
– Ни за что, – твёрдо заявила я. – Зоркий поедет с нами.
– Как? – возмутился Брум. – Куда поедет? Зачем?
– Затем, что я теперь о нём забочусь. И ни на какую помойку не выгоню. Он будет жить в доме дяди Руди, со мной.
– Ты что, нельзя! – в панике выпалил хухморчик. – Всё вокруг будет уляпано белой шерстью! Все ковры и диваны! Кто это будет чистить?
– Ты и будешь, – строго отчеканила я. – Это будет тебе наказанием за то, что хотел отдать Зоркого Вистингу за моей спиной.
– Одумайся, лучше отдай слюнявого сама, пока наш дом не утонул в шерстище!
Не успела я ничего ответить, как дверь домика распахнулась, и Зоркий радостно кинулся к Вистингу. Вот ведь предатель! Да что он так к нему привязался? Они же знакомы не больше часа.
Держа в одной руке нож, другой Вистинг почесал Зоркого за ушком, а после двинулся к раме.
– В чьём доме ты остановилась? – спросил он, начав подрезать верёвки, что держали шкуру медведя на весу.
– Зачем вам знать, где я живу? – насторожилась я.
– Хочу навестить тебя, – вот так запросто признался он.
– Для чего это?
– Неужели ты не дашь мне второго шанса?
Кажется, сердце пропустило удар. Второй шанс? Теперь уже Вистинг готов прийти ко мне, чтобы снова лобызать мою шею и хватать за грудь? И это после того, что я сказала ему о предстоящей свадьбе с Эспином? Нет, слишком рано я начала жалеть этого неисправимого распутника.
– Второго свидания не будет, – твёрдо заявила я.
– Оно мне и не нужно, – неожиданно заявил Вистинг, даже не глянув в мою сторону. – Извини, принцесса, но ты меня больше не интересуешь. Меня просто волнует судьба твоего пса. Может, всё-таки отдашь его мне перед отлётом домой?
Вот это да… И почему я чувствую себя после такого признания крайне оскорблённой? Неинтересна я ему, видите ли, а Зоркий интересен. Ну что за хам!
– Я заберу его с собой во Флесмер, – решила я показать свою непреклонность. – Надеюсь, вывоз собак с островов не запрещён?
– Зачем тебе в городе росомашья лайка? – снисходительно спросил меня Вистинг. – Что ты там будешь с ним делать?
– А Зоркий – росомашья лайка? – с сомнением спросила я.
– Лайка с Росомашьего острова, а кто же ещё? Только там живут такие белые собаки. Это охотничья порода. В городской квартире ей не место.
– У дяди Руди свой отдельный дом.
– В городской черте?
– Да. Но недалеко есть парк. Там я и буду выгуливать Зоркого.
– Такой собаке не городской парк нужен, а свобода. Он быстро зачахнет в бетонной клетке.
Надо же, как же я раньше об этом не подумала? Но ведь живут же собаки в городских квартирах и ничуть от этого не страдают. Неужели лайки, что привыкли полгода жить вольной жизнью, а другие полгода сидеть на цепи возле хозяйского дома, не вынесут пребывания в теплоте, сухости и комфорте?
– А что вы собираетесь делать с Зорким? – всё же решила я узнать у Вистинга.
– Для начала заняться воспитанием. Он ещё совсем молодой, безалаберный. Но ничего, пройдёмся по горам, по тундре, натаскаю его на зайца, на дичь, может из него и выйдет толк.
– А потом? Когда вы вернётесь в столицу, что будет с Зорким?
– Будем жить в загородном имении. Там есть и поле, и лес и речка. Скучно ему не будет. И единение с природой для него не разорвётся.
С этими словами Вистинг разрезал последнюю верёвку и увесистая шкура медведя рухнула на снег. Прежде чем смотать её, он спросил меня:
– Так что, принцесса, пожалеешь своего пса, отдашь его мне?
А Зоркий словно понял всё, что тут о нём сказали, и принялся наворачивать круги возле Вистинга и медвежьей шкуры. Неужели Зоркий и вправду будет рад отправиться с ним на охоту? И жить в его поместье он тоже будет беззаботно?
– Я подумаю, – решила я дать обтекаемый ответ.
– А когда надумаешь, куда мне прийти?
Немного поразмыслив и взвесив все "за" и "против", я всё же сказала:
– Мы остановились в доме Рохаган и Минтукав, это недалеко отсюда.
– А, весёлые вдовушки, – понимающе кивнул он и как-то странно улыбнулся. – Всё ясно.
– Что ясно? – насторожилась я.
– Так они тебя пригласили на постой или кузена?
– Его. Но какая разница?
– Да никакой. Просто не торопись возвращаться в дом. Погуляй где-нибудь с Зорким, посмотрите окрестности.
– Зачем это? – ещё больше напряглась я.
А Вистинг окончательно смотал шкуру, поднял её на плечо и, окинув меня насмешливым взглядом, сказал:
– Ты же вроде как собралась замуж за Крога. Зачем же омрачать предстоящую семейную жизнь ненужными знаниями о его мелких грешках?
И с этими словами он снова направился к дому. А я поняла, что совершила страшную ошибку, оставив Эспина наедине с двумя одинокими женщинами.
Не помня себя, я развернулась и рванула в сторону дома вдов. И даже жалобный бас Брума за спиной не остановил меня:
– Куда?! А я?!
Вот ведь… Ладно, вернусь за ним, но позже. Сначала мне нужно спасти Эспина. Снова.
Глава 39
Вообще-то, я думала, что забегу в дом и стану свидетельницей той же сцены, что и три дня назад в общежитии китокомбината. Но нет, стоило мне приблизиться ко двору, как я увидела негодующего Эспина. Он выносил из дома наши рюкзаки, а обе хозяйки выбежали вслед за ним и принялись умолять:
– Пожалуйста, не сердись на нас. Вдовья доля тяжела. Мы ведь не просто так просим, а от отчаяния.
– Ну, знаете ли, – недовольно буркнул Эспин, поставив мой рюкзак на снег, – это какие-то совершенно дикие суеверия.
– Ну, ладно, я старая, – взмахнула руками Рохаган, – но невестка-то моя ещё молодая. Что тебе, жалко что ли?
– Чего жалко? – не удержалась и спросила я.
Женщины моего появления будто и не ждали. Зато Эспин среагировал мгновенно – поднял мой рюкзак, протянул его мне со словами:
– Всё, пошли отсюда.
– Куда? – не поняла я.
– К мэру. Пусть определит нас на постой в нормальный дом. Да хоть в тот изолятор, лишь бы спокойно переждать ночь.
– А что случилось?
Не успел Эспин ничего ответить, как Рохаган с Минтукав, перебивая друг друга, стали вновь упрашивать его остаться.
– Ничего нам не надо, ничего просить не будем, – обещали они, – только не уходи со двора – перед соседями же стыдно. Ещё скажут, что плохие мы хозяйки, гостей не уважили. Да и пусть узнают, что ты в нашем доме ночь провёл, может, пустят слух, что снял ты с нас грех. Глядишь, и осмелится кто из сульмарских мужиков к нам в дом зайти.
– А что за грех? – снова ничего не поняла я. – И как его снимать?
Эспин упорно молчал, зато снизу за спиной раздалось торжествующее:
– Всё, прижучили балбеса.
Я обернулась и увидела Зоркого. Хозяйки тоже заметили пса, а Минтукав и вовсе воскликнула:
– Говорящая собачка вернулась!
Ой, что тут началось… Рохаган попятилась в дом и Минтукав следом за ней, умоляя, чтобы собачка их не проклинала.
Как только дверь захлопнулась, я посмотрела на загривок Зоркого, но в густой шерсти так и не смогла разглядеть Брума. Только пробежавшись пальцами по шкурке, я таки нащупала упитанное тельце и тут же легонько сгребла его в ладонь и подняла руку.
– Что за неуважение? – негодовал Брум. – Не смей меня так хватать!
Я посадила его на рюкзак, что стоял рядом с Эспином, и сказала:
– Вот, иди в карман к своему покровителю, пусть он тебя уважает. Хватит уже эксплуатировать Зоркого и пугать людей.
Мой пёсик услышал своё имя и тут же подбежал ко мне и начал ластиться. Как только он сел у моих ног, я принялась чесать его за ухом, в то же время поглядывая на Эспина.
– Так что случилось? – снова спросила я. – Раз уж мы остались наедине, расскажи уже.
– Я же говорю, дикие суеверия, – не глядя мне в глаза, переминался он с ноги на ногу, то и дело посматривая куда-то вдаль, словно всерьёз намеревался выполнить своё обещание и уйти со двора.
– Ну так расскажи мне, что они от тебя хотели. Какой грех просили снять?
– Грех вдовства. Видишь ли, на этом острове считают, что смерть мужа ложится на жену грязным пятном. Это как печать проклятия. Пока она есть, никто не возьмёт вдову вновь замуж.
Ах вот оно что… Конечно, двум женщинам тяжело в одиночку вести хозяйство, это я понимаю. На счёт уже немолодой Рохаган сложно сказать, а вот Минтукав могла бы надеяться на появление нового ухажёра. Но грех вдовства все эти надежды перечёркивает. До чего же жалко этих женщин.
– И как же снять этот грех? – спросила я Эспина. – Что они тебе предложили?
– Случку, – басовито хохотнул Брум.
Я аж вздрогнула. Он серьёзно? Судя по смущённому виду Эспина – да. А Брум ещё тот хам. Слово-то какое подобрал. Он что, считает людей ещё одним подвидом животных?
– То есть, – в нерешительности начала я размышлять вслух, на всякий случай понизив голос, – это проклятие передаётся половым путём?
– Я же говорю, – нахмурился Эспин, – дикие суеверия.
Разве? По-моему, в них есть какой-то смысл. Заманить в свой дом путника, затащить его на нары за занавеской, одарить жаркой ночкой, а заодно какой-то потусторонней заразой. Поутру путник навсегда покинет Сульмар и унесёт с собой из города некое проклятие. А вдова может объявить себя исцелённой и начать ждать жениха, который поселится в её доме и несколько месяцев будет отрабатывать право стать её мужем.
Хм, теперь я понимаю Рохаган: если на неё не сыщется охотников жениться, то к молодой Минтукав ещё может пожаловать жених. Рохаган могла бы его эксплуатировать всю зиму и только по весне дала бы согласие на свадьбу. А потом Минтукав уйдёт жить в дом нового мужа. А Рохаган, что же, останется одна? Или у неё уже есть на примете ухажёр, да только он боится связываться с грешной вдовой? А тут Эспин так кстати подвернулся… Кажется, в Энфосе Пилвичана уже говорила что-то про развратных вдов Медвежьего острова. Выходит, это локальное сульмарское поверье и на Соболий остров оно не распространяется.
– И что ты ответил на их предложение? – всё же решила я узнать у Эспина.
– Что расплачиваться натурой за постой не собираюсь, – не без гордости ответил он.
– А мог бы просто сказать, что я твоя невеста, и ты не посмеешь мне изменять.
– Да? Что-то я об этом не подумал.
Не подумал? Забыл, как я спасала его от распутниц с китокомбината, как кричала им, что он мой жених? Забыл, как сам называл меня невестушкой и собирался поцеловать? Да что за день-то сегодня такой скверный!?
Всё, теперь я точно обиделась на Эспина. Почти разозлилась. Не сказав ему ни слова, я вошла в дом и плотно закрыла за собой дверь. Рохаган стояла возле окна и усиленно рылась в сундуке, Минтукав выставляла с полок на стол короба с припасами. На одной из тарелок уже лежали три шишки. Вспомнили, значит, о проклятии говорящей собачки.
При виде меня женщины замерли на месте, явно ожидая каких-то слов. И я заявила:
– Эспин победил злого духа, который живёт в белой собачке. – Тут слушательницы поражённо вздохнули, а я продолжила. – Он вынул его из загривка и подчинил себе. Отныне этот злой дух служит ему. И теперь, если кто-то коснётся Эспина против его воли, злой дух войдёт в этого человека, будет его мучить и заставлять говорить не своим голосом, как ту собачку.
Я так увлеклась сочинением всевозможных кар для любой соблазнительницы, что покусится на Эспина, но в последний момент задумалась, а не перегнула ли я палку. Пришлось изобразить несчастный вид и жалобно спросить:
– Вы же не выгоните нас на улицу в такой холод? Эспин не опасен, если его не трогать. Да и зловредный дух его теперь слушается. Эспин не позволит ему причинять зло людям. Если его самого не обидят, конечно.
Всё, дело сделано. Наши хозяйки были только рады впустить в дом мужчину – назло всем соседкам-сплетницам. И Зоркого были рады накормить – моему пёсику налили чуть ли не полкорыта рыбной похлёбки, за что он был безмерно благодарен и не прекращал вилять хвостом, даже когда всё вылакал.
Нас с Эспином тоже сытно накормили рисовой кашей с кусочками толсторожьего мяса. Только с Брумом вышла заминка. Хозяйки шарахались от него в разные стороны, как только он выбрался из куртки Эспина и залез на стол к тарелке с шишками. О, его и вправду боялись, даже не пытались спрашивать, кто он такой и что умеет – ведь это зловредный дух, что вселился в собачку, с ним и так всё ясно. И, похоже, Брум был только рад, что никто не донимает его своим вниманием. Но недолго.
Как только настало время отходить ко сну, хозяйки достали из сундуков постельные принадлежности на четверых. Эспин сперва дождался, когда Рохаган и Минтукав застелят свои нары и выбрал для сна место подальше от них – в противоположной стороне дома. Я же решила лечь рядом с ним – на соседние нары, на всякий случай.
В ночной тиши всё было спокойно, разве что мыши скреблись в углах, и это немного раздражало. Главное, чтобы осторожные женские шаги не прошлёпали из противоположного конца дома к нашим нарам.
Я всё прислушивалась, чего-то ждала, а мыши уже начали носиться не только вдоль стен, но и в сторону печки со столом. Как-то неприятно звучат их частые быстрые перебежки. А вскоре и вовсе раздались грузные прыжки. Это были не мыши, а кто-то покрупней. Значительно крупней.
Жалобный писк, возня, топот – на полу явно разразилась яростная борьба. Вот только кто охотится на мышей? А если он опасен не только для мелких грызунов? Что-то мне не по себе становится от этих прыжков. А что если это животное сейчас прыгнет на меня?
Я с головой спряталась под одеяло в надежде, что оно меня защитит. Под таким покровом звуки с пола стали звучать глуше и тише. Но пронзительный визг, что раздался в следующую минуту, заставил меня вскочить и чуть ли не свалиться с нар.
– А-а-а! Уберите от меня эту тварь! Она ещё хуже песцов!
Это кричал Брум, а неизвестный зверь верещал где-то рядом с ним.
В темноте было не разглядеть, куда идти, куда бежать, но я всё равно рванула спасать хухморчика. Красная точка на уровне плеч – видимо Брум полез по стене. Лишь бы зверь, не забрался на нары и не прыгнул оттуда вверх, к Бруму.
Как только я достигла стены, что-то вцепилось мне в большой палец на левой ноге. Будто швейная игла насквозь пронзила и ноготь, и плоть. С криком я повалилась на пол и ударилась плечом, а через пару мгновений на столе зажёгся огонёк керосиновой лампы.
Теперь я увидела, что на полу возле меня лежат мышиные трупики. Их было не меньше десятка – все скрюченные с продавленными головами.
Минтукав в ночной сорочке подошла ко мне, поднесла лампу к моей ноге и покачала головой.
– Ой, нехорошо. Зря ты встала. Она же когда на охоту выходит, совсем разум теряет. Даже зайца может загрызть. И даже собачку.
– Кто? – не скрывая дрожи в голосе спросила я.
– Это всё та тварь! – раздалось под потолком, – она сосёт из всех кровь и выедает мозги!
Бедный Брум залез на отвесное бревно, что тянулось от стены к дымоходу, и прицепился к нему накрепко и ножками, и ручками. Ужас какой, что же за грозный кровопийца напал на него, а потом на меня?
От наших криков проснулись и Эспин с Рохагон. Меня подняли и усадили на нары. Палец кровоточил и нестерпимо болел. Пока хозяйки с охами и вздохами искали в своих запасах целебные травы, Эспин осмотрел мою рану и сел рядом.
– Может тебя мышь покусала? – предположил он. – Ранка совсем небольшая.
– Небольшая, но больно так, будто мне палец раздавили, – возразила я, жалобно всхлипнув.
– Ну не крупный же хищник покусал тебя. Кто может пробраться в дом кроме мышей?
Словно в противовес его слов возле печки послышались уже знакомые мне грузные прыжки. Хищник-кровосос вернулся. Я невольно схватила Эспина за руку и прижалась к его плечу. Через ткань моей и его хлопчатой рубашки я чувствовала тепло чужого тела. А ещё напряжение. Эспин тоже с замиранием сердца ждал, что же за монстр появится из-за печки.
Он выпрыгнул так неожиданно, что я невольно вздрогнула. Белый мех, длинное тело, круглая голова и чёрные глаза-бусинки. Зверь, похожий на хорька, прыгал и извивался в воздухе как змея. Вот только размером был он не намного больше той же мыши – просто длинней.
– И вот это вот может загрызть собаку? – с сомнением спросил Эспин, как только зверь скрылся за одним из сундуков. – Кто это вообще? Горнак?
– Так ласка это, – ответила Рохаган, размалывая тем временем в ступке сухие листья. – У горнака зимой хвостик чёрный, а ласка вся белая.
– Что она вообще здесь делает? – поёжившись, спросила я.
– Так мышей ловит. Много к нам мышей бегает, без ласки бы всё в доме погрызли. А она охотится на них, больше давит, чем ест, потому каждое утро мы дохлых мышей из дома выметаем.
– Не проще ли завести кошку? – не сводя глаз с сундука, где скрылся зверь, поинтересовался Эспин.
– Кошку? Ой, нет, не хочу такого зверя. Это переселенцы их с материка привозят, в своих домах держат. А я не хочу, страшная эта кошка, прыгает, носится, по стенам лазает. И глаза как у огнёвки. Нет, ни за что такую в дом не пущу. Пусть лучше ласка на мышей охотится. Вот видишь, – тут Рохаган подняла глаза к полотку, где висел Брум, и многозначительно добавила, – ласка даже от злых духов нас охраняет.
– Тварь кровососущая, – ворчал хухморчик, – мозгоедка. Балбес, ты же обещал меня охранять от диких тварей из дикого леса. А эта мне чуть глотку не перегрызла.
Будто в доказательство его слов непонятно откуда на нары рядом со мной вскочила белобрысая убийца и с противным визгом начала кидаться на стену, желая всё же настигнуть Брума.
Я как ошпаренная сорвалась с места и кинулась к своей постели, лишь бы оказаться подальше от этой зубастой кровопийцы.
Кончилось всё тем, что Минтукав согнал веником ласку на пол, Рохаган наложила на мою рану кашицу и обмотала ногу тряпкой, а Эспин отправился спать. Вскоре и хозяйки улеглись в свои постели досматривать сны. А я снова накрылась заячьим одеялом с головой и в напряжении вслушивалась в каждый шорох.
Кажется, ещё пару раз ласка проскакала по полу и попыталась взобраться на нары, даже запрыгивала на стол, над которым висел Брум. Но хухморчика ей было не достать, и потому с обиженным писком ласка исчезла из дома ближе к рассвету.
Глава 40
Проснулась я вся разбитая, с гудящей головой и больной ногой. Эспин перетряхнул рюкзак, отыскал портмоне с чековой книжкой и сказал, что отправляется в местную аптеку. Вернулся он только через час с двумя бинтами и полным рюкзаком съестного.
– Мазь обещали сделать после обеда, – сообщил он мне, выкладывая на стол свои покупки, – а пока самое время позавтракать.
Рохаган и Минтукав обомлели от созерцания, как из просторного рюкзака на стол ложатся всевозможные яства, да ещё в таком невероятном количестве. Кусок сыра, палка колбасы, кульки с крупами и мукой, консервы с овощами и фруктами, бутыль масла, плитки чая и шоколада, даже баночка клубничного варенья. И как только у Эспина не отвалилась спина тащить до дома всё это? Видимо, наличные деньги, что причитались Энфосу и Кваден, действительно завезли в Сульмар, и теперь мы можем шиковать.
– Так… куда всё это? – немного придя в себя, спросила Рохаган. – Много же…
– Разве? – как ни в чём не бывало спросил Эспин. – Я слышал, на севере погода капризная и переменчивая. Ждать прибытия дирижабля можно и неделю, и две. Так что, я завтра ещё чего-нибудь нам всем куплю.
Как же Эспин здорово придумал. Денег за постой Рохаган и Минтукав с нас не возьмут – ещё и обидятся, если предложим. А вот от продуктов отказаться не должны. И так ведь ясно, что после смерти мужей живут они небогато, и любой продуктовый запас станет для них хорошим подспорьем.
Пока закипал чайник, а мы с Эспином нарезали сыр, колбасу и немного зачерствевшие лепёшки, на радостях наши хозяйки решили отдать Зоркому вчерашний рис с бараниной. Я так и не смогла отговорить их от такой расточительности и в итоге сдалась – моему пёсику ведь тоже нужно что-то кушать.
Пока на печке закипал чайник, я решила проводить Рохаган вместе с котелком во двор. Не знаю, кого Зоркий был рад видеть больше всего – меня или угощение, но как только рис был вывален в корыто, он накинулся на еду так, словно голодал неделю.
– Красивая собачка, мохнатая – нахваливала его Рохаган, стоя у невысокого забора. – Если шерсть вычесать, можно из неё нитку наплести, а потом носки вязать.
– А чем вычёсывать? – поинтересовалась я.
– Так гребешком. Эх, пока медведь не пожрал нашу упряжку, я с восьми собачек столько шерсти начёсывала. А потом вечерами мы с Минтукав плели и вязали, вязали и плели… – затем она вздохнула и добавила, – Всех медведь поел. Как ночью пришёл во двор, так и стал собачек с цепей срывать, будки давил, в дом рвался. Мы с Минтукав так перепугались, думали, он сейчас дверь на себя потянет и вломится. Пришлось нам сундуки тяжёлые к двери перетаскивать, один на один ставить, чтобы вход закрыть. Страшно было, жуть просто. Думали, конец нам. Ан нет, он в сарай пошёл и задрал единственную нашу корову. Вот так мы с Минтукав и остались без мужей, без собак, без коровы. Небось, один и тот же медведь их всех и задрал. Что-то имеет он против нас, всех поел и за нас с Минтукав решил взяться. Может то не медведь был, а оборотень? Теперь уже и не узнаешь. Не дали ему за нами вновь вернуться. Убили его охотники.
Так вот чью шкуру я видела возле охотничьей базы. А судя по тому как Вистинг по-хозяйски снимал её с рамы, решающий выстрел в того медведя сделал он сам.
