Текст книги "Наследница огненных льдов (СИ)"
Автор книги: Антонина Ванина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 62 страниц)
Зоркий стоял рядом, высунув язык, и капельки слюны чуть ли не падали мне на лицо. Вот он, мой пёсик, а никакая не огнёвка… А что тут делает Вистинг? Почему он стоит рядом и так испугано смотрит на меня?
Не успела я ничего понять, как Вистинг припал на колено и принялся меня бесцеремонно ощупывать.
– Где болит? – едва скрывая панику в голосе, спросил он, – куда вошла пуля?
Пуля? Так вот что просвистело рядом с ухом. Надо же, а ведь я была на волосок от смерти…
Пока я приходила в себя и приводила мысли в порядок, Вистинг хватал меня за бока, живот. А когда он начал распахивать мою куртку, чтобы положить ладонь на грудь, я возмутилась и ударила его по руке.
– Вы что себе позволяете?
Пришлось приподняться и сесть, чтобы одарить Вистинга негодующим взглядом.
– Так ты не ранена? – с облегчением вопросил он.
– Нет, несмотря на все ваши старания. Кто вам вообще позволил стрелять в людей?
Кажется, это прозвучало немного грубо. Вистинг поднялся на ноги, окинул меня хмурым взглядом, а потом наклонился вновь, чтобы ухватить меня за грудки и дёрнуть на себя. Невольно я встала перед ним и услышала полный возмущения вопрос:
– А с какого перепугу ты сама оказалась в этом лесу?
– Искала Зоркого.
– Ты разве не понимаешь, что в этом лесу ходят голодные медведи? Не понимаешь, что я мог застрелить тебя?
– Откуда мне было знать, что вы здесь и…
Тут я призадумалась. Вообще-то знала. Это ведь при мне Вистинг сказал Рохаган, что идёт в лес охотиться на огнёвку. Вот в кого он стрелял на самом деле. Наверное, видел, как она шмыгнула к кедрачам, а когда я вылезала из куста, ветки шевельнулись, и Вистинг решил, что это огнёвка. Да, нехорошо получилось…
– Извините, я не подумала, – пришлось пристыженно сказать мне.
Кажется, Вистинг тяжко вздохнул, потом сделал шаг назад и, наконец, примирительно произнёс:
– Ладно, пойдём, я провожу тебя до дома Рохаган. И так уже никакой охоты не получится.
– Совсем никакой? – виновато спросила я, последовав за Вистингом.
– Ты своими криками распугала всё живое в радиусе десятка километров. Кстати, как ты сюда вообще забралась? Лучше бы сидела дома.
– Я и сидела, пока меня не отвезли к аэровокзалу.
– Аэровокзал, – понимающе хмыкнул Вистинг, – как-то раз дежурил я возле него три недели к ряду. Всё, больше туда ни ногой.
– Три недели? – не поверила я. – Так долго вы не могли купить билет?
– Купить билет – это полдела. Другая половина – это улететь с острова. Представь себе, осень, туман висит и даже не собирается подниматься, и так двадцать дней подряд. И все двадцать дней с утра до вечера сидишь на скамеечке возле аэровокзала и ждёшь, а вдруг мгла рассеется и из Рювелана в Сульмар отправят рейс. Нет, больше я к аэровокзалу ни ногой. Лучше я не спеша поброжу по островам, перезимую в каком-нибудь стойбище, к весне вернусь в Кваден и летом дождусь первого парохода.
– Вы так долго собираетесь путешествовать?
– Охотиться, – поправил он меня.
– И поэтому вы хотели взять с собой Зоркого? Для долгого похода на север?
Услышав своё имя, мой пёсик выбежал из-за наших спин вперёд и радостно уставился на Вистинга, потом на меня. Затем он подбежал к нему, чтобы Вистинг потрепал его по загривку, потом ко мне, чтобы его почесали за ушком. Вот ведь хитрюга и подхалим – к каждому найдёт свой подход.
– Росомашья лайка, – решил объяснить мне Вистинг, – весьма своеобразный компаньон и помощник на охоте. Но я всё ещё готов попробовать заняться его воспитанием.
Намёк понятен. Но я не настолько мягкотела, чтобы поменять своё решение.
– А Рохаган готова его вычёсывать, – напомнила я.
– Зоркий – собака, а не овца. Ему нужны физические нагрузки, активная охотничья жизнь. Без неё он просто заскучает и сбежит со двора Рохаган.
Так вот оно что… Мой пёсик просто заскучал без меня, пока мы с Эспином были в здании аэровокзала, и решил убежать туда, где по его мнению весело – в лес к Вистингу. А тогда, в прошлой жизни, Зоркий срывался с цепи и убегал со двора только потому, что ему было скучно, и инстинкт звал в лес? Теперь понятно, почему он не сошёлся характером с бывшим хозяином. И как же он теперь будет жить во дворе у Рохаган? Выдержит или тоже убежит?
– Но ведь ей так нужна собака. И я обещала…
– Не волнуйся, с Рохаган я сумею договориться. А Зоркому необходим постоянный выгул для реализации его охотничьего инстинкта.
– А он у него и вправду есть?
Я смотрела, как радостно высунув язык, Зоркий бежит впереди нас, ни на что не обращая внимания, и не очень-то поверила в его охотничьи задатки.
– И на какого зверя он должен охотиться? – всё же решила узнать я.
– В основном на мелкого. Но две обученные с детства росомашьи лайки могут участвовать и в медвежьей охоте. Сообща выгоняют его на охотника, а дальше уже дело за человеком.
– Знаете, мне кажется, Зоркий совсем не подходит для охоты.
– И почему же?
– Он ведь даже лаять не умеет.
И словно для наглядной иллюстрации моих слов Зоркий встрепенулся, насторожился, а потом кинулся к ближайшей берёзе, встал на задние лапы, передними упёрся о ствол, а после залился пронзительным лаем, грубым и немного сиплым.
– Ну, вот видишь, а ты говорила.
С этими словами Вистинг снял ружьё с плеча, порылся за пазухой и вынул один патрон, после чего неспешно стал перезаряжать свою двустволку.
Зоркий продолжал заливаться так, что закладывало уши. Невольно я проследила за направлением его взгляда и увидела на верхушке дерева серый комочек меха с непомерно длинным и пушистым хвостом. Это была белка, и Зоркий всерьёз намеревался её достать, даже начал неумело скрести когтями по берёзе. А белке будто было наплевать на разъярённую собаку. Она покрутила хвостом, перескочила с ветки на ветку и уже собиралась перепрыгнуть на соседнее дерево, как раздался оглушительный выстрел.
Не успела я зажать уши и вскрикнуть от неожиданности, как меня окутал запах пороха. Серый зверёк повалился с дерева на снег, а Зоркий тут же схватил его зубами и попытался убежать.
– Куда? – остановил его строгий окрик Вистинга. – Неси сюда. Ко мне, Зоркий. Неси.
Добытчик с горящим взором долго стоял на месте словно обдумывал, стоит ли ему делиться белкой с Вистингом или съесть её самому. В итоге совесть продиктовала ему подойти к человеку с ружьём. Правда, разжимать пасть так просто Зоркий не стал.
– Дай, – вытянув руку вперёд, потребовал Вистинг. – Дай сюда, Зоркий.
Нехотя, пёс всё же отдал добычу охотнику. Вистинг одобрительно потрепал его по голове и принялся осматривать тушку мёртвой белки.
– Вот он, охотничий инстинкт, – между делом сказал он мне, – его ничем не заглушить.
– Зачем же вы убили несчастное животное? – искренне не понимала я. – Оно ведь такое маленькое, из его меха нельзя ничего толком сшить.
– Зато можно расплатиться по весне со сборщиком пушнины. Держи, отдашь её Рохаган.
Я как ошпаренная шарахнулась от Вистинга и мёртвой белки в его вытянутой руке.
– Да ладно тебе, принцесса, – усмехнулся он, – не бойся запачкать ручки кровью. Я попал зверю в глаз, шкурка целая.
В глаз? Он шутит? Я посмотрела на звериный трупик, который он держал за хвост и не заметила следов крови. И всё же…
– Лучше отдайте её Рохаган сами. Вы же добытчик. Значит этот подарок от вас, а не от меня.
Вистинг снова ухмыльнулся, но ничего мне на это не сказал. Он просто закинул ружьё за спину, и мы снова продолжили наш путь через лес к городу.
– Значит, – решила узнать я, – инстинкт влечёт Зоркого к белкам даже без всякого обучения охоте?
– Откуда ты знаешь, охотился он раньше или нет?
– Бывший хозяин всё время держал его на цепи в своём дворе.
– На цепи? – переспросил Вистинг и с плохо скрываемым раздражением сказал, – нашёл из кого делать сторожа. Росомашья лайка совершенно не пригодна для этого. С таким сторожем во двор может заходить кто угодно и забирать что угодно. Удивительно, как Зоркий вообще умудрялся послушно сидеть на одном месте. Росомашья лайка до старости лет игрива и склонна к бродяжничеству.
– А он и не сидел. Зоркий постоянно срывался с цепи, а потом бегал по округе. Так я его и встретила.
– Он к тебе лезет ночью под бок? – неожиданно спросил Вистинг. – Пытается согреть?
– А вы откуда знаете?
– Это тоже инстинкт. На Росомашьем острове частенько дуют пронзительные ветра, деревянные срубы от них не особо спасают. Поэтому люди привыкли впускать на ночь в свои дома собак и обкладываться ими, чтобы согреться. И собаки приучились лежать в это время спокойно и не шевелиться, чтобы не разбудить человека. Интересное качество, у других лаек я его не встречал.
– Вы так много знаете о здешних собаках, – заметила я. – А ведь Рохаган сказала, что у вас был пёс с Песцового острова. Песцовой лайке тоже присущ охотничий инстинкт? А как же вы привозили его на острова? В Квадене же отстреливают всех собак прямо возле парохода.
Было заметно, что умершего пса Вистинг очень любил, и от потери до сих пор не оправился. Не очень охотно он принялся рассказывать о своём бывшем помощнике, и всё же не отказался просветить меня на предмет ввоза и вывоза питомцев с Полуночных островов.
– Да ничего сложного. Щенком я забрал его у старого рыбака. Для бега в упряжке Аймо не годился, а у тех, кто работать не может, судьба на севере одна. В общем, я забрал Аймо себе, подумал, что откормить и приучить его к охоте сумею. Только для этого мне нужно было вывезти его на зиму с островов, до весны натаскать его в наших тромских лесах, а потом привезти обратно на родную землю. Пришлось в Квадене идти в мэрию, чтобы мне выписали свидетельство, что Аймо, это чистокровная песцовая лайка без всяких примесей. С этим свидетельством я и увёз его во Флемер, с ним же и привёз на следующий год обратно на острова. И так все семь лет. Отличной мы были командой, ни один соболь и белка от нас не ушли. Только эта огнёвка уже пятый год всё не даётся.
– А я её видела. И она меня.
– Не сомневаюсь. Она любит смотреть на людей без ружья. Особенно летом, когда у неё облезлая шкура, и ни одному охотнику она даром не сдалась. Знает, когда и кого подразнить. Очень умная и изворотливая огнёвка.
– И зачем вам убивать такое сообразительное животное? Неужели совсем не жалко?
О, лучше бы я не спрашивала. Мне явно удалось вывести Вистинга на больную тему, потому как он жёстко стал перечислять:
– В прошлом году она завела меня в болото, и я там чуть не утонул. В позапрошлом она укусила Аймо за нос. Три года назад она уже была у меня на прицеле, но всё испортил отсыревший патрон. А четыре года назад она умудрилась аккуратно вытащить приманку из трёх капканов, съесть её и преспокойно убежать. Так что у меня с этой огнёвкой давние счёты.
Когда мы вышли из леса в долину и уже приближались к Сульмару, внезапно Вистинг указал мне на цепочку коровьих следов и сказал:
– Смотри, видишь её отпечатки.
Я пригляделась и действительно заметила в следе раздвоенного копытца отпечаток мягкой лапки.
– Маскируется, – пояснил Вистинг, – и как точно ступает след в след.
– Конечно, маскируется. Иначе вы её быстро выследите и убьёте.
– Поверь, не я один её забота. Она так делает всегда, особенно, если хочет под покровом ночи пойти к городу, забраться в чей-то двор и вытащить птицу из курятника.
– Кажется, – заметила я, – куроводство на островах не в чести.
– Вот именно. Поэтому куры быстро кончатся, и огнёвка возьмётся за старое – будет подкрадываться к собачьим корытам и воровать недоеденную рыбу.
– А разве собаки её не отгонят?
– Такие как Зоркий вряд ли. Он даже в лесу побоялся за ней побежать. Просто порычал и спрятался за мою спину. Молодой ещё, неопытный. Зато с белкой решил реабилитироваться. Значит, из него ещё может выйти толк.
Так незаметно за ненавязчивыми разговорами о собаках и дичи мы вышли к окраине Сульмара. Теперь, после получаса тесного общения с Вистингом, я поняла, что он не такой плохой человек, каким казался ещё вначале. Плохой человек не стал бы беспокоиться о том, пристрелил он меня в кедрачах или нет. А Вистинг обеспокоился, даже очень. Он так испуганно смотрел на меня, когда поднимал со снега, будто вид лежащего ничком человека пробудил в его памяти болезненные воспоминания.
А что, если и вправду пробудил? Всё, я поняла! Теперь я знаю, что на самом деле приключилось с женой Вистинга. Все слухи и сплетни лживы. Он не убивал жену из-за измены или финансовой выгоды – это был несчастный случай.
Это же очевидно: она гуляла в лесу близ его фамильного поместья, а он отправился туда же загодя, но на охоту. И ожидая, как из-за шевелящегося куста вылетит какой-нибудь вепрь, Вистинг выстрелил, но попал вовсе не в зверя, а в случайно оказавшуюся за тем кустом жену. Наверняка она кричала и стонала от боли, а он пытался ей помочь, но все было тщетно. Он испугано смотрел ей в глаза и видел, как по капле из любимой уходит жизнь. И винить в этом он мог только себя и злой рок.
Конечно, после такого происшествия его попросили покинуть ряды армии, но наказывать строго не стали – ведь осознание, что своими собственными руками он погубил любимую женщину, стало для Вистинга не меньшим наказанием, чем тюрьма.
Подумать только, полгода он живёт с мыслью, что лишился самого дорогого в этой жизни, и что ему выдали неоценимый кредит доверия в полной уверенности, что никаких трагических случайностей больше не повторится. А сегодня Вистинг едва не застрелил меня в кедраче.
Интересно, когда после выстрела он собирался оказать мне первую помощь, он вспоминал, как пытался спасти свою жену? А глядя на меня, он думал о ней? Любопытно, какой она была. Она похожа на меня, ну хоть немножко, хотя бы отдалённо?
Столько странных мыслей успело прийти мне в голову, когда мы подошли ко двору Рохаган. Заносить самой трупик пушного зверька я снова отказалась, но Вистинг не спешил входить в дом сам. Вместо этого он немного помолчал, а после пронзительно посмотрел на меня и спросил:
– Когда улетаешь?
– Говорят, послезавтра, – призналась я и с чувством добавила, – Но я не хочу.
– Значит, надо захотеть.
– Но ведь я точно знаю, что дядя Руди жив, ему нужна помощь. Радист с аэровокзала сказал, что перехватил сигнал бедствия, когда дирижабль только упал. Понимаете? Есть телеграмма, есть документальное подтверждение, что Ялмар Толбот врал, и экипаж "Флесмера" по-прежнему жив. Значит, дядю Руди нужно искать, нужно спасать его.
Я поделилась с Вистингом самыми сокровенными переживаниями, и уж никак не ожидала услышать от него холодное:
– Там уже некого спасать.
На миг я потеряла дар речи, но всё же нерешительно произнесла:
– Но ведь телеграмма…
– Сколько времени прошло с момента катастрофы? Подумай хорошенько, принцесса. За эти несколько месяцев можно было десять раз умереть. Тот моторист, которого привезли в Кваден в деревянном ящике, и умер. Думаешь, другие члены экспедиции не искали путь к Тюленьему острову? А я думаю, искали. Искали и сгинули на полдороги, как тот моторист. Вот поэтому ни Рудольф Крог, ни его товарищи по несчастью так и не дали о себе знать. Извини, если очевидные вещи показались тебе жестокими, но я уже не знаю другого способа, как открыть тебе глаза.
Всё, будто земную твердь вынули из-под ног, и теперь я падаю в бездну. Зачем он так? Откуда столько жестокости?
В бессмысленном оцепенении я стояла, не в силах сдвинуться с места, а Вистинг уже успел распахнуть дверь настежь и войти в дом. Из глубины помещения послышались восторженные вздохи: это Рохаган с Минтукав радовались подаренной белке.
Зоркий не упустил момент и как истинная росомашья лайка решил забежать в дом. И как искусный подхалим он тут же начал ластиться к сидящему возле стола Эспину, чтобы и он погладил его и проявил внимание. Когда желаемое было достигнуто, настал очередь Брума. Хухморчик тоже сидел на нарах, но как только увидел приближающегося к нему пса с радостно высунутым языком, то сразу заворчал и попытался залезть на стену:
– Уйди, животное. Слюнищи… а-а-а…
Кажется, все были при деле и напрочь позабыли обо мне, пока Вистинг не обратился к Эспину:
– Всё, Крог, забирайте свою непоседливую кузину. Не заставляйте меня и впредь выводить из леса блуждающих искательниц собак. Не хочу неприятностей. Вдруг в следующий раз я не промахнусь.
На этом он вышел из дома, а мне пришлось выманить Зоркого наружу, потом потянуть на себя тяжёлую дверь и войти внутрь.
Хозяйки уже успели взяться за ножи и принялись разделывать несчастную белку, а Эспин молча окинул меня хмурым взглядом, потом перевёл его на одинокий пузырёк с сероватой массой, что стоял на столе рядом с бинтом, затем подвинул его по направлению ко мне и скупо произнёс:
– Держи. Мазать будешь сама.
Ах, это та сама мазь из аптеки, которую должны были приготовить после обеда. Очень кстати, ведь ноющий укус ласки успел изрядно подпортить мне настроение.
Как хорошо, что Эспин позаботился о моём лечении. Вот только теперь он обиделся. Из-за Вистинга, это я поняла. Но если бы Эспин только знал, что все слухи и домыслы о коварном убийстве Вистингом собственной жены не имеют под собой никакой почвы, он бы отнёсся к нему более лояльно, нежели сейчас. Или нет? Ведь не в покойной жене Вистинга дело, да? Всё из-за меня, из-за ревности и соперничества. И почему мне это отчасти приятно и даже забавляет, но в то же время огорчает и не даёт спокойно жить? Видимо, из-за того, что я уже не знаю, чьё внимание меня больше тяготит или доставляет удовольствие. Вот такая я противоречивая.
Глава 43
Остаток дня означился для нас с Эспином игрой в молчанку. После визита Вистинга он явно не хотел разговаривать со мной, а я не спешила заговаривать с ним первой.
Пока Рохаган обрабатывала уксусом свежесодранную беличью шкурку, от резкого запаха, что разнёсся по всему дому, у меня начала кружиться голова. Я решила выйти во двор проветриться и заодно проверить, не заскучал ли Зоркий. Но стоило мне открыть дверь, как я тут же встретилась взглядом с прохожим, что стоял за забором и неуверенно озирался по сторонам. Я узнала его сразу – это был радист с аэровокзала. А он узнал меня и очень этому обрадовался.
– А я вас ищу по всему Сульмару, – заявил он, войдя во двор. – Пришлось заходить в каждый дом по пути и спрашивать, где остановились двое из Флесмера.
Зоркий увидел смутно знакомого ему человека и тут же попытался его облапать. Радист умело увернулся, погладил пёсика по голове и поспешил зайти в дом.
– Всё, нашёл! – восторженно объявил он нам с Эспином и вытащил из кармана куртки бланк телеграммы. – Ваша частота оказалась рабочей, "Флесмер" вышел на связь! Они живы и здоровы. И они идут к оси мира.
Ничего не понимая, мы окружили радиста. Эспин чуть ли не вырвал у него из рук телеграмму и несколько раз перечитал её, прежде чем отдать мне. Я и сама не с первого раза разобрала, что в ней написано: "Флесмер Крог двадц(ать) (п)ятый день идём то(чн)о на север тёплое (те)чение вскрыло льды (буд)ем плыть".
– Двадцать пятый день, – озадаченно произнёс вслух Эспин. – Когда это было? Снова блуждающий радиосигнал задержался на несколько недель?
– Очевидно, – подтвердил радист. – Думаю, преемник моего коллеги с "Флесмера" каждый день выходит в радиоэфир и передаёт такие краткие отчёты о проделанном маршруте. Не знаю, когда они услышат моё ответное сообщение и услышат ли, но я передал, что в Сульмар приехали родственники Рудольфа Крога и теперь ищут его.
– А сколько недель будет идти это сообщение? – спросила я. – Дядя Руди ещё несколько недель не будет знать, что мы здесь? Всё это время он будет идти на север?
– Ничего не понимаю, – озадаченно заключил Эспин. – Зачем им вообще идти к оси мира?
Для меня ответ был очевиден и без всяких пояснений:
– Они всё-таки решили её покорить.
– А как они собираются вернуться обратно?
– А как нам с тобой помочь им это сделать?
И тут начались споры. Эспин стал уверять меня, что новоявленный радист или все члены экипажа нездоровы, раз говорят о каком-то тёплом течении среди вечных льдов. Он даже предположил, что это галлюцинации, а галлюцинации есть первичный признак отравления мясом больного морского медведя. И тут мы чуть не поругались, выясняя, долго ли можно прожить, когда паразиты из плохо проваренного мяса расползаются по человеческому организму.
– Помнишь, что сказал Ялмар Толбот про медвежье мясо? – решил напомнить мне Эспин. – Выпавшие на лёд люди умерли в течение недели после того, как его съели.
– С чего вдруг ты решил поверить Толботу? – не хотела уступать я. – Ты же сам сказал, что те десять человек на самом деле шли к острову и по очереди съедали своих товарищей, пока в живых не остался только командир Толбот и его штурман.
– Пусть так, пусть не было никакого медведя, но с дядей Рудольфом точно что-то не так. Он или тот, кто передавал сообщение, бредит. Даже если мы скупим в сульмарской аптеке все лекарства и отправимся с ними на север, мы просто не успеем добраться даже до Тюленьего острова, прежде чем спасать людей станет слишком поздно.
– Но ведь мы должны попытаться…
– Поздно, Шела, радиоволны слишком долго блуждают в эфире. Думаю, в данный момент уже невозможно кому-либо помочь. Даже если не было медвежьего мяса, лютые холода близ оси мира никто не отменял. Одно дело пеший поход по льдам на юг, к спасительной суше, и совсем другое – на север, в стужу и неизвестность. Это крайне отчаянный поступок, и решиться на него можно только в одном случае – если не осталось шанса вернуться домой, лучше умереть героем и покорителем оси мира. Думаю, дядя Рудольф выбрал именно этот путь. Ты и сама знаешь, по-другому он бы и не смог поступить.
Дядя Руди ушёл к оси мира, чтобы покорить её и умереть… Ну почему всякая надежда вспыхивает подобно искре и тут же гаснет? Зачем телеграмма, зачем всё это, если я уже ничем не могу помочь дяде Руди?
– Слушайте, – подал голос радист. – Я что-то не очень понимаю, о чём вы вообще спорите. Ни один картограф или учёный ещё не бывал дальше южной оконечности Тюленьего острова. Никто даже в Сульмаре понятия не имеет, что там творится, все карты составлены весьма приблизительно. Может быть, возле оси мира и протекают тёплые воды, нам-то откуда знать, что их там точно нет? Есть же Великая полынья в Студёном море как раз к западу от Песцового острова. Полоса в несколько сотен километров, и она никогда не замерзает. Почему бы такой же полынье не быть севернее Тюленьего острова? Может быть, ваш дядя вовсе не бредит, не задумал героическое самоубийство, а просто успел совершить географическое открытие. Я только одно понял, экспедиция "Флесмера" жива, вполне себе здорова и настроена решительно. Без покорения оси мира люди назад точно не вернутся.
– Не вернутся, – тоскливо произнесла Рохаган и покачала головой, сидя у окна. – Видно, Ледяная звезда манит их к себе, зовёт на погибель. А там и пехличи поймают их в незримые силки, опутают, одурманят и не отпустят назад за то, что без спросу пришли в их земли.
Наступило тягостное молчание. И снова я услышала здешние суеверия, и снова мне говорят о маленьких злокозненных людях с нерпичьими глазами. А что если за поверьями в пехличей и вправду скрывается что-то реальное и не менее опасное?
– Как же разорвать невидимые силки? – спросила я Рохаган. – Должен же быть способ умилостивить хозяев оси мира.
– Это надо найти сильного шамана, чтобы он покамлал и попросил духов передать пехличам, что твой родич идёт к ним с миром и зла никому не желает. Может быть, смилостивятся и не станут его трогать.
– А где в Сульмаре живёт этот сильный шаман?
– В Сульмаре? Нет, здесь таких совсем не осталось, так только, баловники всякие. И сильные, они все на севере живут. Или в лесах неподалёку, или вовсе на Песцовом острове. Если найдёшь сильного шамана, отдай ему всё, что ни попросит, и сделай всё, что потребует. Тогда спасётся твой дядя. Сам вернётся или поможет ему кто.
Вернётся сам или поможет кто… Этим помощником должна оказаться я. Надо только найти сильного шамана. А прежде – вырваться из Сульмара до прилёта дирижабля, куда меня наверняка отведёт и посадит пограничник, а ещё проследит, чтобы я точно улетела домой, а не выскочила с борта в самый последний момент. И как теперь исхитриться, чтобы остаться на острове?
– Насчёт пехличей и шаманов ничего не знаю, – заявил радист, – но способ, как максимально быстро добраться до Песцового острова, могу подсказать.
– Вплавь на байдаре? – не очень-то воодушевлённо предположил Эспин.
– Нет, – поразил нас обоих радист, – на воздушном шаре.
Это казалось невероятным, но летательное средство локального значения в Сульмаре имелось, и хранилось оно на складе охотничьей базы. Специально для заезжих туристов с задатками метких стрелков на базе предусмотрели своеобразный аттракцион. В хорошую погоду корзину и сам шар выносили со склада и приводили в рабочее состояние, чтобы отправить охотников-новичков в полёт к горам, где с воздуха без особого труда можно настрелять уйму толсторогов.
– Если договориться и заплатить хорошую цену, – предупредил радист, – вас могут переправить, если не на Песцовый остров, то к Ясноморскому мысу точно. Но для этого нужна хорошая солнечная погода. И, желательно, тёплая или совсем уж холодная, чтобы на высоте не было перепада температур и обледенения. В это время года шар редко выпускают в полёт, но поиски экспедиции "Флесмера", думаю, того стоят.
Конечно, стоят, я в этом ничуть не сомневалась. А вот Эспин… Он не спешил озвучивать своё мнение и планы. Вместо этого он дождался, когда радист, сказав всё, что хотел, оставит нам телеграмму и покинет дом. Внимательно прочитав её ещё раз, Эспин отложил телеграмму и отправился спать.
И что это значит? Он даже ничего не скажет, не попытается убедить меня, что поиски бесполезны, а поутру просто объявит, что мы летим в Рювелан? Каков наглец, просто предатель! Ну что ж, я тоже отправлюсь спать. Может быть, во сне мне придёт гениальная идея, как обмануть всех и сбежать из Сульмара на воздушном шаре. Пусть в одиночку в компании одного только Зоркого, но я должна это сделать. Хватило бы только сил и удачи.
Глава 44
Утром за завтраком я всё ещё сердилась на Эспина, и потому долго гипнотизировала его пристальным взглядом, пока он не соблаговолил отвести глаза от тарелки с кашей и сказать мне:
– Мы не знаем, что ждёт нас на севере. У нас, оказывается, даже нет точной карты Тюленьего острова. Мы понятия не имеем, почему на самом деле дядя Рудольф решил повести экспедицию на север. И жив ли он в данный момент, нужна ли ему наша помощь, нам тоже неизвестно. Но тебя ведь это не остановит, верно?
Мне пришлось скромно промолчать. К чему слова, Эспин ведь прекрасно знает ответ.
– В таком случае, – продолжил он, – я могу утверждать только одно. Мы должны попытаться покинуть Сульмар и отправиться на север. Сколько сможем, сколько осилим, но мы пройдём этот путь, чтобы потом сказать самим себе – мы сделали всё, что было в наших силах.
С минуту я пыталась сообразить, шутит Эспин, или говорит серьёзно. Зато Брум понял всё сразу и, напугав своим басом хозяек дома, начал голосить, прохаживаясь между тарелок:
– Всё, мы пропали! Бестолочь попала под зов Ледяной звезды ещё в Квадене, балбес заразился тем же здесь. Безумцы! Самоубийцы!
– Ни о каком самоубийстве речи не идёт, – осадил его Эспин. – Я уже сказал, мы пройдём тот путь, на который хватит наших сил. А потом мы повернём назад.
– Не успеешь ты повернуть! Ты замёрзнешь без топлива и еды на полпути к людям.
– Я в состоянии рассчитать запасы провианта, чтобы определить точку разворота.
– Все вы так говорите, а потом скитайся с вами по заснеженной тундре.
Дальше слушать ворчание хухморчика Эспин не стал. Он просто сгрёб Брума в ладонь и, не обращая внимания на крики, посадил его в карман куртки, после чего закинул на спину пустой рюкзак и направился к выходу.
– Куда ты? – не поняла я.
– Как куда? За провиантом и снаряжением. Последний продовольственный склад на нашем пути находится здесь, в Сульмаре, если ты забыла.
Всё, теперь самое время мне устыдиться своих вчерашних мыслей, ведь в решительном настрое Эспина сомневаться больше не приходилось. И это меня весьма настораживало.
– Ты уверен? – еле поспевая за ним на улице, спросила я. – Ты хорошо подумал?
– Более чем. Потому что я делаю это для тебя. Понимаешь?
Для меня? Мы отправимся на поиски дяди Руди, не потому что Эспин верит в возможность его спасения, а потому что в это верю я? И как мне расценивать такие жертвы?
– Я не хочу, чтобы спустя годы даже вскользь ты могла бы обвинить меня в бездействии, – пояснил он. – Ты думаешь, что можешь ещё помочь дяде Руди? Хорошо, тогда я помогу тебе, и мы попытаемся спасти его вместе. Но в случае серьёзной опасности для твоей или моей жизни мы тут же повернём назад. Немедленно. На это ты согласна?
Что тут ответить? Пожалуй, это самое лучшее предложение, какое я только могла получить после вчерашнего вечера. А ещё это повод задуматься: неужели я так дорога Эспину, что даже спустя гипотетические годы он не хочет со мной ссориться? Что же это значит, эти самые годы он готов провести рядом со мной?
Получить ответ тут же и немедленно я не рассчитывала, тем более что нам предстояло заняться делами поважней. В отделе промтоваров здешнего магазина пришлось немало повозиться, чтобы подобрать себе подходящую меховую одежду для предстоящего похода. Комбинезон на оленьем меху, трёхклинная шапка с меховой опушкой и вышивкой из бисера, рукавицы с искусным орнаментом из кожаных лоскутков, тяжеленные унты с противоскользящей подошвой на стриженом меху. Из верхней одежды мне досталась сплошная кухлянка без запаха, но с капюшоном, а Эспину – распашная парка. Правда, Бруму она совершенно не понравилась.
– Так, что это? – недовольно вопрошал он, расхаживая по заваленному мехами прилавку. – Где карман, где моё вместилище, где мой укромный уголок? Нет, без кармана это нам не годится, забирайте.
Немного обескураженный видом хухморчика и его речами продавец сбивчиво объяснил:
– У традиционной северной одежды никогда не было карманов. Если что-то нужно носить при себе, для этого на шею надевают нагрудную сумку.
И тут он выложил с десяток этих самых сумок на выбор. Как некстати вспомнилось тело несчастного моториста в кваденском морге. У него под шубой ведь тоже была похожая сумка, где он хранил личные вещи дяди Руди, фотокарточку жены и записку с радиочастотами. Но Брум в том морге не был, экипировку покойника не видел, и потому с упоением начал проверять все сумки, что предложил нам продавец. Хухморчик успел залезть в каждую, чтобы оценить, какая из них более мягкая, в меру просторная и в его понимании красивая.
