Текст книги "Наследница огненных льдов (СИ)"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 62 страниц)

– Значит, – заключила я, – у него большая семья.

– И она с каждым годом всё больше расширяется. Рольф Вистинг выдаёт своих дочерей исключительно за нужных ему людей, роднится исключительно с полезными ему семьями. А потом его зятья тоже начинают участвовать в семейном предприятии и выполнять задания Вистинга-старшего, которые ему поручает сам император. Про единственного сыночка я уже не говорю, он-то наверняка всегда и во всём слушается папеньку. А папенька теперь в немилости. Говорят, провалил ответственное задание то ли в Сарпале, то ли в Хаконайском королевстве. Но мне так думается, за один лишь провал так сурово, не наказывают. Вистинг-старший чуть ли не под домашним арестом, Вистинг-младший уволен из армии, оба зятя лишились занимаемых должностей. Это ведь не банальные совпадения, за ними явно стоит что-то серьёзное. Да ещё невестка Рольфа Вистинга так своевременно  пропала без вести.

Ну конечно, жена Мортена Вистинга. Жива ли она? Или слухи о её убийстве правдивы?

– Думаешь, её и вправду больше нет? Думаешь, Мортен Вистинг её застрелил?

– Понятие не имею, что там у них случилось, но сдаётся мне, что его жена что-то такое узнала про эту семейку, что оказалось несовместимым с жизнью. Скорее всего, клан Вистингов просто перекупила иностранная разведка, и этот факт вскрылся. Рольф Вистинг заподозрил в утечке информации невестку, поручил сыну разобраться с ней. Но правду не утаишь. Сведения о предательстве дошли до императора, и теперь Вистинги стали настоящими изгоями. Вот поэтому я и говорю тебе, не связывайся с ними.

Сколько информации… А ведь я тоже кое-что знаю. Я уже почти решилась рассказать Эспину обо всём, что слышала на охотничьей базе в Сульмаре, как нас отвлёк собачий лай: упряжка Тэйминэут возвращалась к нашей стоянке.

В нарте лежала разделанная баранья туша, шкуры не было, зато отдельно покоились рога.

Мортен Вистинг подоспел через четверть часа. У него было странное выражение лица: задумчивое, даже тревожное. Зато Тэйми безмолвно ликовала. Оказалось, толсторога подстрелила она, на это я и списала её приподнятое настроение. И только вечером, когда в потёмках мы разбили лагерь, а мужчины отправились то ли спать, то ли дремать в ожидании варящегося ужина, Тэйминэут мне призналась:

– Этой ночью можешь спать спокойно. Охотник Мортен не обидит тебя, он обещал.

В общем-то, я и не сомневалось в его порядочности такого рода, но слова об обещании меня насторожили.

– Ты о чём-то говорила с ним в горах? – спросила я Тэйминэут.

– Да, – горделиво призналась она, – я натянула лук, направила на него стрелу и сказала, чтоб не смел обижать тебя. Ты сестра моего мужа, а я вошла в ваш род. Теперь и я должна беречь и защищать честь нашего рода. Поэтому я сказала охотнику Мортену, отработай за Шелу или даже не смотри в её сторону.

Я была в шоке. Оказывается, направить на человека стрелу – это излюбленный способ Тэйми решать проблемы. Сначала Эспин, теперь Вистинг.

– Зачем ты это сделала? – разволновалась я, – у него же есть ружьё. А если бы он сам тебя пристрелил? Он же не только охотник, он ещё и военный. Сработала бы защитная реакция, и ты бы отправилась в Верхний мир к своим родственникам.

– Я не боюсь смерти, – величаво ответила она. – А настоящему воину стыдно убивать женщину. А охотник Мортен показал себя правильным воином. Он сказал, что сначала вернётся домой, а там по всем заведённым на вашем большом далёком острове правилам женится на тебе.

Что-то мне совсем стало грустно от таких откровений.

– Да конечно, – буркнула я. – Под угрозой выпущенной стрелы и не такое скажешь.

– Он был честен со мной, – настаивала Тэйми, – я видела это в его глазах.

– Значит, ты просто не так его поняла. У него нет ни одной причины брать меня в жёны.

В одном котле варилась баранина, в другом рыбный суп для собак. Тэйми поглядывала за одним варевом, Брум за другим, а я сидела без дела и с каждой минутой становилась мрачнее тучи.

Ну, зачем Тэйми мне всё это рассказала? А Вистинг зачем дурил её? Ведь и так понятно, он намеревается бежать в Хаконайское королевство, и никогда домой уже не вернётся, раз вся его семья подозревается в шпионаже. Эспин прав, не надо связываться с таким человеком. Предатель, лжец, да ещё и смутьян. Ведь не смогу я сегодня спокойно заснуть после обещаний Вистинга, пусть он и высказал их не мне. Умом понимаю, что его слова не стоят и выеденного яйца, а сердце… сердце предательски ёкает – ему приятно обмануться хотя бы на миг. И мне приятно обманываться, что я хоть кому-то могу быть нужна.

Глава 69

На следующее утро возле лагеря снова обнаружились следы узких нарт. Эспин сказал, что во время дежурства отчётливо слышал щебет, но не певучий птичий, а будто осмысленный, с почти человеческими интонациями.

– Нерпоглазые щебечут, – уверенно заявил Брум. – Речь у них такая.

– И ты её понимаешь? – спросил Эспин.

– А оно мне надо? Я вашу-то не сразу выучил, а тут ещё всякие щебетуны.

– Жаль. Как-то жутко было слышать тихие голоса в темноте, но не видеть, кто их издаёт. Почему эти карлики не хотят показать себя?

– Света боятся. А ты думал, почему они по ночам шастают? Вот потому и шастают, что любят темноту. А кто любит темноту? Тем, кому есть, что скрывать. Небось, сегодня ночью щебетали тебе, мол, балбес, иди к нам, мы давно не пробовали человечинки.

– Сейчас вместо сумки пойдёшь жить в рюкзак, – сурово пригрозил ему Эспин. – Если в дороге тебя не завалит консервными банками, считай, повезло.

– Да ладно тебе, ладно, – примирительно протянул Брум. – Не знаю, о чём они там на самом деле чирикают.

Что-то после шуточек Брума аппетит у меня поубавился. Зато Тэйми налила Эспину полную миску каши с бараниной и предложила:

– Надо бы задобрить пехличей, оставить им еду. Вон, у нас толсторог есть, гольцы. Хорошо бы пехличам часть отдать, может, подобреют к нам и не будут больше преследовать.

– Где оставим? – живо заинтересовался её предложением Эспин.

– Надо пойти по следу нарты, она приведёт нас к горам. Возле какой скалы след оборвётся, там и оставим гостинец.

– Хорошо, сходим к горам. Но ты сначала сама поешь.

– После тебя, муж мой.

– Нет, Тэйми, ешь вместе со мной.

– Но ведь ты мой муж, тебе нужно набираться сил перед долгой дорогой.

– А тебе разве не надо?

– Я могу и подождать.

– Нет, ешь сейчас.

– Но…

– Я так хочу.

Бедная девушка сочла такую резкую перемену тона за принуждение, покорно опустила глаза и налила себе миску каши и неспешно стала выбирать из неё куски мяса.

Ну, Эспин, ну, грубиян. Не ожидала от него такого.

В напряжённой тишине завершился наш общий завтрак, а после мы с Тэйми отправились оттирать посуду в снегу, что в крепкий мороз стало совсем уж мучительным занятием.

– Твой брат сердится на меня, – понуро шепнула она.

– Да нет же, за что ему на тебя сердиться?

– Он приказал есть вместе с ним, будто он не доверяет мне. Думает, что я хочу его отравить, вот и заставляет пробовать еду первой.

– Ну что ты, Тэйми, он вовсе не это имел в виду.

– Я ему совсем не мила, – в конец скуксилась девушка, но стоически сдержала слёзы.

Потом она отнесла вымытую посуду к своей нарте и принялась упаковывать вещи. Пока Вистинг разбирал свою палатку, я вернулась к костру и сказала Эспину:

– Ну, ты и чурбан. Тебя что, совсем не учили вежливости? Тэйми сейчас расплачется.

– Да что я такого сделал? – поразился он.

– Был неласков. Теперь она думает, что ты считаешь её отравительницей.

– Я ничего такого не считаю.

– Вот и скажи ей об этом.

Я невольно обернулась и увидела, как Тэйминэут скрывается в нашей двуместной палатке.

– Всё, – поняла я, – точно пошла плакать.

– Ну, я же ничего такого ей не сказал, – начал оправдываться Эспин.

– Главное не что, а как. Я же просила тебя, будь с ней помягче, поласковей. Смотри, какую вкусную кашу она нам всем приготовила. С рисом и даже без помощи Брума. Видишь, как она быстро учится новому. Ведь для тебя старается.

– Хорошо, – поднялся Эспин, – пойду, поговорю с ней.

– И побольше ласки, – напутствовала я, – а лучше обними Тэйми и скажи, какая она красавица. Тогда точно перестанет обижаться.

На этом Эспин направился к палатке и вскоре забрался внутрь. Не прошло и пяти минут, как он выбежал оттуда, словно ошпаренный, с пылающими обидой глазами. Подбежав к костру, он схватил кожаный мешок, куда мы сложили рыбу с кусками мяса для пехличей, и размашистыми шагами двинулся вместе с ним в сторону гор. Пришлось мне бежать за Эспином.

– Что случилось? – ничего не понимала я.

– Что бы я ещё раз тебя послушал, – огрызнулся он. – Ласковые слова, комплименты. Да она просто поколотила меня, когда я её обнял!

На этом он опустил мешок, чтобы вынуть из нагрудной сумки защитные очки, повязать их через голову и продолжить поход по следу узких полозьев.

Я остановилась у нарты и недоумевающе смотрела ему вслед, пока из палатки не выбралась Тэйми и тоже не уставилась вдаль. Было заметно, что она и сама раздосадована, даже расстроена.

– Что у вас там случилось? – хотелось узнать мне. – Зачем ты ударила Эспина?

– Я хотела показать ему, что я честная жена, – растерянно ответила она.

– Не понимаю, что это значит?

– Если парень прикоснётся к девушке, ей надо поколотить его, чтобы сберечь свою честь. Если муж в первый раз прикоснётся к жене, она тоже должна его поколотить.

– А мужа-то зачем?

– Чтобы показать, что она всегда берегла свою честь, потому и привыкла колотить всякого, кто её касается. А на вашем большом далёком острове разве не так ведут себя честные девушки?

Пришлось отрицательно помотать головой, чем я ещё больше расстроила Тэйминэут.

– Мой муж обиделся на меня? – жалобно спросила она.

– Он шёл к тебе с миром, хотел извиниться и совсем не рассчитывал получить тумаков.

– Что же теперь делать?

Ответа у меня не было, и потому Тэйми решила бежать вслед за Эспином, пока он не пропал из виду. Похватав из нарты очки и снегоступы, она ринулась вперёд, а в лагере остались только собаки, Вистинг и я.

– Интересные здесь царят нравы, не правда ли? – насмешливо заметил он, засовывая сложенную палатку в свой рюкзак.

И вправду интересные. Только я о них не догадывалась и поставила Эспина с Тэйми в неловкую ситуацию. Это же я их чуть не рассорила, сама того не понимая.

Чувствуя, как стыд и мороз заливают щёки краской, я задумалась, стоит ли идти к горам, чтобы примирить этих двоих, или же лучше не вмешиваться, а то я рискую ещё больше всем навредить.

Выбрав последнее, я всё равно не удержалась и пошла по следу узких нарт, но не тому, рядом с которым отпечатались следы Эспина и Тэйми, а другому, что вёл вниз по склону не к горам, а на запад, в тундру. Что же это выходит, к нам приезжали две нарты? Сколько же пехличей за нами следит? А главное – зачем?

Задаваясь этим вопросом, я пошла по следу. Наверное, стоило захватить с собой защитные очки, но через маленькие прорези так тяжело рассмотреть белые полосы на белом снегу. Вернее, даже не белом, а ослепительно-ярком.

Зоркий увязался за мной и побежал впереди, разведывая путь и принюхиваясь к следам. Как приятно смотреть на моего белого пушистика, его шерсть хотя бы не сияет и не блестит.

Параллельные полосы петляли, но вели меня точно на запад, прямо к снежной равнине. Прикрывая глаза рукавицей, я посмотрела вдаль и заметила нечто чёрное и продолговатое на снежном фоне. Неужели пехличи что-то обронили? Или оставили мне очередной подарок для спасения дяди Руди? Может, в том тёмном предмете кроется разгадка, что делать с четырьмя камнями, которые я привезла с острова Вечной Осени.

Пытаясь проморгаться от жёлтых пятен перед глазами, я спешно спустилась с пригорка и побежала к тёмному предмету на снегу. Каково же было моё разочарование, когда я увидела самую обыкновенную палку. И это из-за него я промчалась метров сто-двести, да ещё по дороге обронила рукавицу? Даже обидно. И колея куда-то пропала. Наверное, петляет где-то в стороне, но мне уже неохота её искать, да и глаза так нестерпимо слепит, что голова раскалывается.

Я повернула назад, но не успела сделать и пары шагов, как глаза пронзила острая боль. Слёзы сами собой потекли по щекам, а всё вокруг стало таким неприятно жёлтым и ярким, что голова закружилась, и я упала на снег.

Рядом скулил Зоркий. Я почувствовала, как влажный нос, а потом и язык касаются моего лица, но так и не увидела перед собой моего пёсика. Я вообще ничего не видела, кроме слепящего света.

Не знаю, что со мной случилось, но надо подниматься и возвращаться в лагерь. Только вот не видно ничего.

– Зоркий, где ты?

Я опасливо приподнялась и вытянула руки вперёд, желая нащупать мохнатую спину. Вот он, мой пёсик.

– Зоркий, только не убегай.

Одной рукой в варежке я держалась за него, а другой зачерпнула снег и приложила к векам, чтобы остудить жгучую, просто нестерпимую боль.

– Зоркий, ты сможешь отвести меня обратно? Мальчик мой, мне очень нужна твоя помощь.

Я попыталась встать и одновременно удержаться за Зоркого, но не смогла проделать в таком положении и десяти шагов. Зоркий ускорил шаг, я потянулась за ним, не устояла и упала на снег, кажется, даже провалилась ногой в наст. Ну почему же я не одела снегоступы? А ещё защитные очки…

Откапывала ногу я голыми руками – вторая рукавица куда-то отлетела, и я не смогла нащупать её поблизости.

– Зоркий, ты где? – звала я, а к горлу подкатывало отчаяние.

Пальцы онемели, я совсем их не чувствовала, зато нога снова на свободе и можно идти. Только куда? Где Зоркий, почему не отзывается? Значит, попробую пойти без него, главное, почувствовать под ногами подъём – тогда я точно буду на верном пути. И всё же, как болит голова. А глаза… И пальцы будто отмёрзли.

В бессилии я плюхнулась в снег, и вновь упёрлась руками в наст. Как же глупо всё вышло. И никого рядом нет. И как теперь выбираться? Надо передохнуть и подумать. А ещё спрятать пальцы в рукава, вдруг получится отогреть.

Ничего хорошего на ум не приходило, зато дурные мысли окутывали разум. Что я скажу Эспину, когда вернусь? Что забыла надеть очки и ослепла из-за яркого снега? Он точно будет ругаться. Скажет, что я стала обузой, что со мной уже никуда нельзя идти. И домой меня вернуть не получится… Что же я наделала? Как же теперь быть? А может всё обойдётся, может боль уйдёт, и я снова буду видеть?

Глаза жгло всё сильнее и не только от ослепительного снега. Надежды на лучшее таяли с каждой минутой, а горькие слёзы наворачивались сами собой.

И тут за спиной я услышала скрип снега.

– Принцесса, почему ты тут сидишь?

Вистинг, он нашёл меня. А вот и Зоркий, тыкается мордой мне в лицо, облизывает щёки.

– Я… я просто немного заблудилась и…

Я попыталась подняться и не пошатнуться в сторону. Вистинг ничего не ответил, и я услышала, как он обошёл меня и встал впереди.

– Куда ты смотришь?

Я постаралась направить взгляд на источник звука и при этом не моргать, но боль и ощущение, что под веками песок, не давали покоя.

В следующий миг я почувствовала, как Вистинг обхватил моё лицо руками и заставил задрать голову. А потом он резко скомандовал:

– Закрой глаза, сейчас же!

Не успела я ничего ответить, как земля ушла из-под ног. Мир словно перевернулся вверх тормашками. Или это я поменяла положение в пространстве?

Когда мне в шею уткнулось что-то продолговатое, понимание происходящего начало постепенно открываться мне. На одном плече Вистинга висит ружьё, а через другое он перекинул меня и несёт к лагерю. Всё, сейчас точно будет ругать. И кучу гадостей наговорит. Так стыдно… А тут ещё кровь хлынула к голове, отчего на глаза надавила новая порция боли, и я невольно застонала.

– Потерпи, Шела, – услышала я сдавленный голос Вистинг с нежданными нотками беспокойства и заботы.

Неужели не будет ругать? Значит, всё намного хуже, чем мне казалось.

Наконец мир снова перевернулся, и Вистинг усадил меня на мягкие шкуры, потом вновь поднял и потащил куда-то. Когда я оказалась на жёстких ветках без всякого настила, то поняла, что сижу в нашей с Эспином неразобранной палатке. Вистинг куда-то ушёл, так ничего и не сказав, зато прибежал Зоркий и стал тыкаться и лизать руки.

– Зоркий, мальчик мой, почему ты убежал от меня? Зачем бросил?

– И правильно сделал, – раздался голос Вистинга.

А в следующий миг он похлопал меня по одежде, словно стряхивал снег с кухлянки, потом стащил с головы капюшон и снова потребовал:

– Закрой уже глаза.

На лицо опустилась мягкая ткань. Я чувствовала, как Вистинг уселся рядом и теперь повязывает на глаза тряпицу, а всё вокруг заволакивает непроглядной тьмой.

– Повезло тебе с псом, – неожиданно сказал он, – северные лайки вообще умные создания. Прибежал ко мне, покружился, убежал, снова вернулся, и так раза три. Я внимания не обращаю, мало ли, что этому озорнику взбрело в голову. Только разобрался со своими вещами, смотрю, Зоркий отбегает, резко останавливается и смотрит на меня как-то странно. Никогда не видел у собак такого выражения морды. Будто укор в глазах за то, что я его не понимаю и за ним не иду. Ладно, взял ружьё, подумал, он добычу нашёл, зовёт на охоту. Не успел я далеко отойти, он снова побежал вперёд, вернулся уже с твоей рукавицей в зубах. А потом с пригорка я тебя и увидел. Ну что, забыла очки в рюкзаке?

– Да, – жалобно пискнула я.

– Снег ослепил?

– Да.

– Сильно глаза болят?

– Сильно.

– Конечно, сильно. Преломлённые солнечные лучи обожгли тебе оболочку глаз.

На миг голова закружилась, и мне показалось, что я падаю в пропасть. Мои глаза обожжены. Это ведь…

– Это конец, да? – только и смогла спросить я.

А Вистинг успел разделаться с повязкой, вложил мои руки в свои ладони и сказал:

– Ну, на сегодня твоим приключениям точно конец. Хорошо, что у Тэйми есть нарта. Усадим тебя в неё и поедем дальше.

– А мои глаза? Я больше не буду видеть, да?

– Дня два-три точно не будешь. Придётся походить с тёмной повязкой. Хотя, ходить без присмотра не надо, будешь сидеть или в нарте, или в палатке. Лучше, в палатке, чтобы была полная изоляция от всякого источника света.

– А потом? – опасливо спросила я, не веря его словам.

– А потом ожог заживёт, и зрение вернётся. Просто нужно дать глазам отдохнуть.

Не может быть. Значит, ничто ещё не потеряно, ничего фатального со мной не произошло. Я не ослепла насовсем, и это самое лучшее, что я могла услышать!

Внезапно по пальцам растёкся нестерпимый жар, и я выдернула руки  из ладоней Вистига.

– И рукавицы ты за тесёмки к рукавам тоже не привязываешь, – констатировал он.

– Но ведь это как-то глупо, – оправдывалась я, – я же не ребёнок.

– Я, стоит заметить, тоже, но комфортом не пренебрегаю. Эти тесёмки придумали охотники, чтобы при виде зверя быстро скинуть рукавицы, схватиться за лук или ружьё, и начать преследование. Стрелять голыми пальцами получается куда точнее. А потом, когда зверь убит, не надо будет отвлекаться и искать скинутые рукавицы, они же всегда привязаны к рукавам.

Вот, значит, зачем к варежкам и рукавам пришиты завязки. Как-то я не подумала об этом, а зря. А теперь мои руки будто отмёрзли напрочь.

– Растирать твои пальцы нельзя, – сказал Вистинг, – могу попробовать постепенно отогреть их дыханием.

– Дыханием? – не совсем поняла я.

– Или снова положи руки на мои ладони.

– Горячо.

– Тебе это только кажется. Или хочешь, чтобы у тебя ещё и кожа отмерла и вздулись волдыри? Про ампутацию рассказать?

Вистинг припугнул меня на славу, и я послушно вытянула руки вперёд. Снова жар его широкой ладони обжёг истерзанную холодом кожу. А потом Вистинг принялся неспешными движениями массировать костяшки на одной руке, потом на другой. Эти аккуратные движения, эти прикосновения заставляли чувствовать себя не совсем обычно. Да ещё повисшая тишина, прерываемая тяжёлым дыханием Зоркого, так тяготила.

– Почему ты не позвала меня на помощь? – внезапно спросил Вистинг. – Не так далеко ты отошла от лагеря, я бы услышал. А то Зоркому пришлось самостоятельно организовывать твою эвакуацию.

Разумный вопрос, вот только ещё четверть часа назад он не пришёл мне в голову потому что…

– Мне стало страшно.

– Чего ты испугалась?

– Что я стала совершенно беспомощной, что я теперь обуза для вас всех. Я думала, вы будете ругаться за то, что я не взяла с собой очки.

– Если честно, – тяжело вздохнул Вистинг, – отругать тебя очень даже хотелось, но как только снова взял тебя на руки, всякое желание поучать вмиг пропало.

Я робко улыбнулась, а Вистинг обхватил обеими ладонями мои руки и притянул их к себе. А потом я услышала шумный выдох, и по коже разлилось покалывающее тепло.

– Снова? – захотелось повторить мне им же произнесённое слово и добавить, – Вы что-то путаете.

– Что именно?

– Вы никогда не брали меня на руки до сегодняшнего дня.

– Это ты что-то путаешь, принцесса. А моя память меня не подводит.

Какие странные слова. Пришлось покопаться в воспоминаниях, чтобы выудить тот самый день, когда Вистинг поднимал меня на руки. Нет, лапал грудь, лобызал шею, хватал за локоть – это всё было. Но чтобы на руки…

– Не ломай голову, принцесса, – наконец сказал он, – это было очень давно. Прям стариком себя чувствую, когда вспоминаю.

– Я совершенно не понимаю, о чём вы говорите, – честно призналась я.

– Верю, – и он снова принялся мягко и осторожно массировать мои пальцы. – Я тогда был совсем молодой, только окончил военную академию. Что же за повод в тот день был? Кажется, юбилей Магнара Бергета, банкира, точно. Наши семьи дружны, так что я был в числе приглашённых на торжество в его поместье. Правда, не особо я стремился поздравлять старика, скорее, мне хотелось пересечься с его племянницей Ингрид. Милейшая была особа. В общем-то, мой план удался. Пока гости поедали десерт, мы с Ингрид прогуливались по парку близ особняка, потом беседовали на скамейке около фонтанчика. А по парку сновали детишки. Внук Бергета играл в салки с одной приметной девочкой. Сарпальские дети в высшем свете империи всегда были редкостью. Хотя, о чём это я, ты как была единственным исключением, так по сей день и осталась.

Мне стало не по себе. Какое странное ощущение чего-то неправильного и ирреального. Вистинг помнит меня ещё маленькой девочкой? А вот я его молодым курсантом – нет.

– В общем вы с молодым Бергетом носились вокруг того фонтана наверное с полчаса. Пока я охмурял Ингрид, ты успела залезть на бордюр, потом подбила на эту авантюру и своего приятеля, и вы начали бегать по мраморной чаше, правда, недолго. Только я наклонился, чтобы поцеловать Ингрид, в фонтане уже раздаётся плеск и плач. Молодой Бергет сидел в воде и ревел во всё горло, а ты бултыхалась рядом с ним, плескалась в него да ещё смеялась. В итоге, доставать вас двоих из фонтана пришлось мне. Тебя я схватил в одну подмышку, его в другую, так и отнёс в дом. Потом вами занялись слуги. Родители Бергета и твой опекун поохали на тему озорных детей, ну а я стал героем дня для Ингрид – я же спас из воды её племянника.

Надо же, а я совсем ничего такого не помню. Хотя нет, в фонтане мне купаться доводилось, было такое. И плачущий Томас Бергет там тоже был. А потом кто-то действительно прервал наши водные процедуры и оттащил в дом. Кажется, я даже запомнила слова того взрослого человека, обращённые к Томасу: " Не реви, ты же мужчина".

– Да, принцесса, – продолжил свой рассказ Вистинг, – уже с малых лет было понятно, что ты плохо влияешь на мужчин, так и норовишь подбить их на какое-нибудь безумство, чтобы потом утащить вслед за собой в омут, да ещё посмеяться напоследок.

Как ошпаренная я выдернула руки из его хватки.

– Это была всего лишь детская шалость, – немного резким тоном принялась я оправдываться. – Откуда мне было знать, что Томас так сильно боится воды.

– Остынь, принцесса, – примирительно произнёс Вистинг, – я же просто пошутил. Но то, что ты роковая женщина, я всегда готов признать.

И он снова взял мои руки, чтобы согреть их дыханием и массажем, а я долго колебалась, прежде чем спросить:

– Зачем вчера вы обманули Тэйми?

– А я обманывал?

– Да, вчера она нацелила на вас стрелу, а вы сказали, что женитесь на мне. Не думала, что вас так легко запугать.

Вистинг тихо рассмеялся и заметил:

– О да, Тэйми умеет быть убедительной. Теперь понимаю, что нашёл в ней Крог. Вернее, чем она его удерживает подле себя.

– Вас она ни к чему принудить не сможет.

– Разумеется, нет. Но может я и вправду не прочь на тебе жениться.

– С чего бы это, – не поверила я и припомнила его же слова. – Всё ещё хотите прокутить моё наследство?

– Ну, раз твой опекун жив и зимует где-то близ оси мира, наследство тебе придётся ждать ещё долго. Но я могу обойтись и твоим приданым.

– Вы невыносимы.

Я снова сделала попытку вырвать руки, но Вистинг не дал мне этого сделать.

– Успокойся, принцесса, я не собираюсь над тобой насмехаться или ещё что-то в этом роде. Просто ты должна понимать, скоро мы достигнем западного побережья Песцового острова, и тогда придётся поворачивать строго на север. А на севере совсем иные обычаи, нежели в родном селении Тэйми. Ей бы это тоже стоило учитывать.

– Что за обычаи? Каким образом они меня касаются?

– Прямым. Знаешь, как остро кочевникам Тюленьего острова не хватает свежей крови для рождения здорового потомства? Так что незамужняя молодая девушка, да ещё чужеземка рискует в тех краях быстро обзавестись мужем, прилагающейся к нему роднёй и оленьим хозяйством. Про незатейливые нравы, войны и похищения женщин я тебе уже рассказывал, так что выводы делай сама.

Я пришла в ужас от его слов. На Тюленьем острове меня похитят? Насильно выдадут замуж? Заставят рожать много детей?! Нет, я так не хочу!

– Без мужа или хотя бы жениха тебе на Тюленьем острове делать нечего, – продолжал увещевать меня Вистинг. – Но я готов помочь тебе пересечь остров без лишних проблем. Если отправишься туда в статусе сестры Крога, останешься в ближайшем стойбище навсегда. Меня же кочевники знают хорошо, так что мою женщину никто даже пальцем не посмеет тронуть.

Какое интересное предложение, есть о чём задуматься.

– Фиктивная помолвка? – на всякий случай решила уточнить я.

– Что-то вроде того, – не слишком уверенно ответил Вистинг.

– Вроде того? – насторожилась я. – А можно поточней.

– Точнее – здесь и сейчас я на тебе жениться не могу.

– Вам не нужно на мне жениться! – испуганно выпалила я.

– Уверена?

Этот вопрос заставил меня растеряться. Зато Вистинг, похоже, знал, что предлагает.

– Видишь ли, северные островитяне по своей натуре люди простые, порой по-детски честные. То, что я тебе никто, Тэйми прекрасно знает и на севере врать о наших якобы супружеских отношениях не будет. Ей даже в голову не придёт вводить в заблуждение твоих потенциальных поклонников.

– А если я попрошу её говорить всем, что мы с вами пара?

– Тогда она тебе скажет, что обманывать плохо. А если не скажет, то рано или поздно проболтается о том, что ты свободная девушка.

– Что же тогда делать?

– А я уже делаю. Вчера под угрозой расстрела я убеждал Тэйми в серьёзности своих намерений. Она даже успела поверить, что собственными руками образумила меня и направила на путь истинный.

Вот ведь прожжённый лжец! Хотя, чего это я, ложь о женитьбе нужна больше мне, чем Вистингу.

– Значит, – заключила я, – обманем Тэйми, а она обманет кочевников.

– Именно.

– И что для этого нужно делать?

– Для начала не огрызаться на меня и не задирать высокомерно нос.

– Но я не…

– Да, принцесса, именно так себя ты порой и ведёшь. Я не в обиде, но Тэйми в таком случае в искренность твоих чувств ко мне ни за что не поверит.

Хорошо, подловил меня, значит, придётся быть вежливой.

– Тогда сами не провоцируйте меня, – поставила я свои условия.

– Ладно, не буду. Но если сорвусь, просто игнорируй меня.

– И это поможет?

– Возможно.

Какой подозрительный ответ. А последовавшее за ним молчание заставляло напрячься и прислушиваться к каждому шороху.

Вистинг продолжал массировать мои руки, периодически обдавая кожу тёплым дыханием. Чувствительность пальцев постепенно возвращалась, и это безумно радовало. Вот только последовавшие ощущения сбивали с толку. Неужели Вистинг не только согревает меня своим дыханием? Это его губы касаются моих пальцев?

Вначале я пришла в смятение, за ним последовало небывалое смущение и, наконец, чувство тревоги.

– Это проверка? – всё же решилась я спросить. – Хотите знать, как я отреагирую на провокацию?

– Возможно, – не сразу ответил он, а потом снова поцеловал руку.

Мурашки побежали по коже. Мне бы убрать руки, отвернуться, отгородиться, но беспокойство вступило в спор с гордостью. Нет, я не дёрнусь, не покажу возмущения. Вистинг ждёт, когда я провалю проверку, чтобы сказать, какая я вздорная. Не дождётся!

Его губы неспешно скользили всё выше по кистям рук, а я начала понимать, что зря ввязалась в эту опасную игру. Не так много у меня шансов выйти из неё победительницей.

Внезапно Зоркий вскочил и упёрся в меня упитанным боком. А потом я услышала, как к палатке кто-то идёт, и тогда Вистинг отпустил мои руки.

Тэйми и Эспин вернулись. Стоило им увидеть меня, как начались расспросы, неловкие оправдания с моей стороны, обстоятельные объяснения Вистинга. А потом Тэйми подскочила ко мне и обняла, пообещав, что будет моими глазами, пока духи не вернут мне зрение.

– Это пехличи разгневались и наслали на тебя слепоту, – уверяла она. – Я буду взывать к горным духам, чтобы они отдали тебе твои глаза.

– Мои глаза на месте, – уверяла я её.

– Нет, это не твои глаза, а подменённые, – настаивала она. – Пехличи колдовством украли твои глаза и вложили в глазницы свои. Их глаза так черны, что ими ты ничего не сможешь увидеть, только черноту. Но я принесу жертву духам, и они заставят пехличей вернуть всё, как было.

– Спасибо тебе, Тэйми, – растрогалась я, и обняла её в ответ.

Собрались в путь мы спешно, вернее, палатку и вещи собирали все, кроме меня. Мой рюкзак перекочевал в нарточку Эспина, подбавив ему лишних килограммов помимо бараньей туши. Вистинг взял себе часть рыбного улова, меня же Тэйми усадила в свою нарту между тюком и мешками.

Всю дорогу я чувствовала, что рядом с нартой бежит мой пёсик. Стоило Тэйми притормозить своих собак, как Зоркий тут же заскакивал на нарту и жался ко мне, будто проверял, в порядке ли я, не нужна ли снова его помощь.

– Мальчик мой, – обнимала я его и зарывалась подбородком в тёплую шерсть, – какой же ты заботливый. Неужели чувствуешь, что мне плохо? Ничего, не переживай, я обязательно поправлюсь.

А Зоркий слушал меня и всё норовил облизать лицо и подобраться языком к повязке, а то и под неё. Чувствует, где у меня болит, хочет помочь залечить ожог, но такая помощь будет мне только во вред.

Как только Эспин с Вистингом настигали нас своим ходом, Тэйми отдавала команду собакам и те мчались вперёд. Я сидела в нарте и не могла отделаться от мысли, что я ужасно всем мешаю. Стыдно за то, что это я увлекла всех в поход к оси мира, а теперь сама беспомощно еду в собачьей упряжке, когда остальные тащат мой груз. Как же невыносимо тяжко чувствовать себя беспомощной!