Текст книги "Наследница огненных льдов (СИ)"
Автор книги: Антонина Ванина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 62 страниц)
Что-то меня расстроили все эти разговоры. Межплеменные войны, убийства, ранения. Жизнь на севере и так тяжела, так зачем её ещё больше осложнять для себя и других? Надеюсь, нам на пути не встретятся воинственные кочевники, иначе дядя Руди и вовсе не дождётся, что мы его спасём.
Отходя ко сну, я залезла в палатку, но подумала и высунулась наружу в поисках Зоркого. Мой пёсик доедал то, что соблаговолил ему пожертвовать Вистинг и ко мне бежать не спешил.
– Предлагаю организовать дежурство и сменять друг друга через каждые два часа, – объявил майор Эспину.
– С чего бы это вдруг?
– Что, хотите спокойно выспаться и подвергнуть кузину опасности?
Эспин невольно осёкся и не сразу спросил:
– Так в чём опасность, объясните.
– Мы остановились рядом с горами, а в горах много диких зверей. Не мешало бы поддерживать огонь в костре и следить за всеми посторонними движениями. Вы же не хотите, чтобы в кромешной тьме на вашу палатку навалилась гора меха и перемолола вам кости.
– Горный медведь, – вспомнила я рассказы в малом чумовище.
– И что тебе про него известно, принцесса? – спросил Вистинг, бросив на меня испытующий взгляд.
– Только то, что он огромен, живёт в пещере, у него красные глаза и жёлтый язык.
– А мне когда-то говорили, что он ещё и огнедышащий, – признался Вистинг и усмехнулся. – Не бери в голову, это просто местный фольклор про мифического зверя, который благоволит правильным охотникам и губит браконьеров. Правильная сказка, должен признаться, весьма полезная для всяких любителей палить без разбору по всему, что движется.
– Так если не медведь, – спросил Эспин, – от кого мы будем охранять лагерь? Уж не от таинственных ли пехличей, что запрягают тетеревов в узкие нарты?
На губах Эспина играла улыбка, а вот Вистинг оставался предельно серьёзен. Он даже не стал отвечать на вопрос, а просто сказал:
– Идите спать, Крог. Я разбужу вас через два часа.
Эспину этот приказной тон не понравился, и он возразил:
– Зачем же? Мне не трудно отдежурить сейчас, а потом разбудить вас.
– Как знаете.
На этом Вистинг направился к своей палатке, что стояла впритык к нашей, а я поспешила залезть внутрь и затаиться. Глупо, от Вистинга теперь не скрыться. Вот он, укладывается за тонкой стенкой, даже далёкий огонь от костра отпечатал слабые тени на тенте.
Сама мысль, что мне придётся спать в считанных сантиметрах от шпиона и развратника, заставляла трепетать и нервничать. Ничего страшного, тут рядом Эспин, он не допустит ничего плохого. Но как бы я себя не уговаривала, мандраж было сложно унять.
Внезапно по ту сторону тента что-то зашевелилось, а потом в мою палатку просунулась морда Зоркого. Не успела я ничего сказать, как он юркнул обратно, а потом шевеление переместилось в палатку Вистинга.
Зоркий, ну за что ты так со мной?! Почему ты не хочешь согреть меня? Всё из-за того, что я кормила тебя во время ужина? Потому что для тебя Вистинг вожак стаи? Но как же так, ведь я так тебя люблю…
– Спокойной ночи, принцесса, – раздалось за стенкой. – Сладких снов.
– И вам, – чуть ли не прорычала я в ответ и поспешила засунуть руки в волчий мешок.
Всё, теперь я смертельно обижена. На всех. Больше не буду никого кормить. И суп больше варить не стану. Не заслужили!
Глава 56
Проснулась я от ощущения, что кто-то тесно прижимается к моему плечу и давит на грудь.
– Эспин… – спросонья хотелось возмутиться мне.
А потом я открыла глаза и увидела перед собой мохнатую белую голову.
– Зоркий, пушистик.
Мой пёсик встрепенулся и радостно посмотрел на меня, даже лизнул кончик моего носа.
– Ну хватит, – рассмеялась я и обняла его.
Какое прекрасное утро. Мой лохматик всё-таки вспомнил обо мне, залез среди ночи в палатку и охранял мой покой и сон до утра. Наверное, он растерян после четырёх дней похода с Вистингом, вот теперь и мечется между нами и не хочет никого обделять своим вниманием.
Я принялась тискать своего пёсика, а он радостно катался на спине по спальному мешку Эспина. Пришлось закончить с нежностями, вылезти из своего мешка, натянуть верхнюю одежду с унтами и выйти наружу, чтобы узнать обстановку в лагере.
А обстановка была тихой: Эспин готовил завтрак на костре, а Вистинг расположился поодаль у кедрача и водил тупой стороной ножа по белому камню, а с того сыпалась крошка на подстеленный лист газеты. Я не смогла побороть любопытство и подошла ближе, а Вистинг тут же поднял глаза и приветливо улыбнулся.
– С добрым утром, принцесса. Как спалось? Не замёрзла?
Зоркий тут же подбежал к нам, сунулся носом к Вистингу и белому порошку, но вскоре чихнул и решил убраться подальше, например, к костру, где явно намечается что-то вкусненькое.
– Что это у вас? – спросила я. – Неужели камень с озера?
– Да, вытащил его вчера, просушил ночью у костра, а теперь соскребаю соль.
– А зачем?
– Пригодится. Звероловы с Ясноморья частенько приходят к термальному озеру полечиться от всяких хворей, а потом заготавливают соль, чтобы и дома можно было сделать целебный раствор для примочек. А иногда они плавают к Песцовому острову и выменивают эту соль на ложки из клыка холхута и корзины из лески.
– А откуда на Песцовом острове леска, если туда не плавают торговые суда с товарами?
– Из моря. Течения несут обрывки сетей с рыболовных судов именно к западному побережью Песцового острова. А там умелицы долгими зимними вечерами распутывают эти сети по ниточке, а уже потом плетут из неё плотные корзины. В них спокойно можно носить даже воду, а потом просто сложить вдвое, приплюснуть и кинуть в ящик с ненужными вещами до лучших времён. В Ясноморье такие практичные корзины весьма ценят. Ну, а на Песцовом острове тоже хотят лечиться целебными солями из термального озера.
Гибкие крапивные корзины невзрачного цвета я уже видела в чумовищах, а такие же корзины из лески должны быть очень яркими и менее эластичными. Как интересно современные материалы вплетаются в архаичный быт рыбаков острова, куда не плавают торговцы и рыбопромышленники империи. Поэтому интересно и другое:
– Так чьи же сети выносит на Песцовый остров?
– Ну не тромделагские же, – криво улыбнулся Вистинг.
Всё ясно, это сети хаконайских браконьеров, а повадились они плавать туда после того, как Вистинг впервые побывал на острове и передал разведданные о незамерзающем участке моря своим покровителям. Предатель.
Пока все мои эмоции не отпечатались на лице, я поспешила отвернуться и направиться к костру. Я молчаливо поглядела на Эспина, но так и не придумала, когда же я ему раскрою всю правду о нашем попутчике. Если Вистинг прислушался к совету разоблачившего его пограничника, ни на какой Тюлений остров он нас не проводит – он останется возле чистого ото льда побережья на Песцовом острове и будет ждать хаконайских браконьеров, чтобы сбежать с ними с Полуночных островов и из Тромделагской империи.
Как же мне поделиться своими опасениями с Эспином, ведь Вистинг теперь всегда где-то рядом. Значит, нужно просто улучить момент, дождаться удобного случая и всё рассказать. А то, кто знает, какие неприятности поджидают нас на Песцовом острове, когда Вистинг просто бросит нас там одних? Хотя, разве мы не планировали отправиться в этот поход вдвоём? Тогда, может тайна Вистинга не так уж и важна. Разве что, будет только хуже, если Вистинг поймёт, что мы знаем всё о его подноготной.
Успокоив себя этими рассуждениями, я позавтракала, покормила моего верного пушистика и помогла Эспину собрать все наши вещи. И тут Брум потребовал внимания к своей персоне:
– Пока на тебе шерстища этого животного, даже не смей вешать мою сумку на свою кухлянку. Это оскорбляет меня до глубины души.
– Брум, перестань, – взмолилась я, – Зоркий вчера ничем тебя не обидел.
– Но хотел.
– Он хотел просто с тобой поздороваться. Ты же меховой говорун, ты для него крайне интересное создание.
– Ему интересно слюнявить меня и портить мою совершенную шёрстку. Всё, хватит. Выбирай, или он, или я.
Пришлось вернуть нагрудную сумку Эспину, чтобы он спрятал хухморчика под парку, где того не достанет язык Зоркого и летящие в воздухе белые шерстинки.
Путь до Ясноморья выдался не из лёгких. Пока Вистинг преспокойно прокладывал для нас путеводную лыжную колею, мы утопали по колено в снегу и выбивались из сил в попытке выбраться из глубин коварного наста. Зоркий тоже проваливался в снег по грудь, но всё равно успевал бежать за Вистингом, правда раз-за разом он возвращался назад, будто проверял, не потерялись ли мы с Эспином. Заботливый мой.
К полудню я настолько устала от монотонно повторяющихся через силу шагов, что не сразу и поняла – на горизонте никого нет.
– Вистинг нас бросил? – обратилась я к Эспину.
– Просто решил идти вперёд. Лыжня есть, по ней мы его всё равно найдём. Может быть, он устроит впереди привал, разведёт костёр, а мы придём на всё готовое. Здорово же.
Так оно и вышло. Дымок от костра виднелся в стороне от лыжни. Через четверть часа мы доковыляли до ещё одного озера, правда, куда более обширного и частично покрытого льдом. Горячие ключи на его дне не бьют, а жаль.
Вистинг не следил за кипящей водой в котелке, а прохаживался вместе с Зорким в стороне. Меня сразу насторожил тот факт, что в руках он держит ружьё, а Зоркий внимательно следит за каждым его шагом и принюхивается к снегу.
– Что вы там нашли? – не удержалась я от вопроса, когда Вистинг вернулся к месту стоянки.
– Разве вы не заметили странные следы по пути сюда? – спросил он и внимательно посмотрел на Эспина.
– Какие ещё следы? – ответил он. – Нам не до того было.
– Ясно.
Немного отдохнув и перекусив шоколадом с галетами, мы отправились дальше. Наш путь лежал вдоль берега озера, где снега намело раза в три меньше. Вот и хорошо, нам с Эспином будет проще угнаться за Вистингом по тонкому насту. А что это за цепочка следов, таких больших и круглых? Кто это шёл вдоль берега? То-то Зоркий даже не подходил к костру во время привала, а продолжал обнюхивать поодаль крупные отпечатки, желая отыскать зверя, что их оставил.
– Кто здесь проходил? – спросила я Вистинга.
– А как ты думаешь, принцесса?
Я внимательно посмотрела на снег, на четыре круглых пальца и мягкую подушечку, но так ничего и не поняла.
– Не знаю, – пришлось признаться мне.
– Какие версии будут у вас, Крог?
– Похоже на следы большого кота, – со знанием дела заявил Эспин. – Рысь, я полагаю.
– Не слишком ли крупновато для рыси? – с сомнением спросил его Вистинг.
– А разве на Полуночных островах есть какие-то другие кошачьи? – с полной уверенностью в голосе возразил Эспин.
– Вы руководствуетесь голой логикой, Крог. Может, это и правильно, но в данный момент она вас подводит. Вам не доводилось бывать у подножия Сайшарынских гор?
– Нет, – устав от этого спора, возразил Эспин и, распахнув парку, добавил, – но у нас есть эксперт по горной фауне. Эй, меховой говорун, глянь, кто тут прошёлся по снегу?
Брум нехотя высунулся из сумки, немного поворчал на предмет эпитета, которым его одарили, а потом посмотрел на снег и с уверенностью заявил:
– Серый кошак, гроза всех горных баранов и козлов. Пятнистая тварь с толстым хвостом. Она всегда охотится на народец хухморынмыл, но не сжирает, а просто давит. Гадина ушастая, гадина…
– Вот видите, – чуть ли не торжествуя, заключил Вистинг, – значит, чутьё меня не подвело уже в который раз. За все годы, что я бывал на Полуночных островах, такие следы попадались мне нечасто. И всё же я их неизменно нахожу, а вот самого зверя ещё не получалось выследить.
– Снежного барса? – с сомнением спросил Эспин. – Да что ему здесь делать? Барсы никогда не водились на Полуночных островах.
– Кто вам это сказал? Логика?
– Да самый обыкновенный здравый смысл. Никаких барсов здесь никогда не видели ни в наши дни, ни в былые времена. Если бы здесь водились барсы, на них бы охотились, с них сдирали бы шкуры. Но никто и никогда не привозил с Полуночных островов пятнистых кошачьих шкур. Разве что рысьи.
– Если поголовье полуночных барсов слишком малочисленно, их так просто не встретить и не добыть.
– А если их здесь нет – так тем более.
А дальше начался спор, который продолжался всю дорогу. Эспин упорствовал и настаивал, что следы на снегу оставила гигантская рысь-выродок. Вистинг возражал и рассказал о паре свидетельств, что поведали ему аборигены. Один охотник пошёл в горы за толсторогом и видел издали большую серую кошку, что тут же скрылась из виду. А другой пастух утверждал, что большая кошка спустилась с гор, чтобы утащить его оленя. Был ещё и зверолов-переселенец, который видел в лесу остатки волчьего пиршества. И, судя по черепу и клочкам пятнистой шкуры, на зуб стае попал именно барс.
– И что же вы, – спросил Эспин, – хотите найти этого мифического барса? На мой взгляд, он не более реален, чем огнедышащий горный медведь.
– Вот и посмотрим, Крог, что реально, а что нет, когда я привезу на континент пятнистую шкуру.
– Хотите стать первооткрывателем полуночного барса? – поддел Вистинга Эспин, – обогатить науку новыми сведениями?
– Смейтесь, Крог, смейтесь. Только по ночам возле гор держите ружьё наготове. Вдруг голодный барс осмелеет и не посмотрит, что перед ним малознакомое двуногое существо.
Не прошло и часа, как кошачьи отпечатки на снегу отдалились от озера в сторону ближайшего леса, а Зоркий не собирался сбиваться со следа и упорно шёл к зарослям.
– Идите точно вдоль берега и скоро выйдете к Верхнему Ясноморью, – напутствовал нас Вистинг
– А вы? – спросила я.
– А мы с Зорким посмотрим, куда отправился барс. Не переживай, принцесса, с твоим псом всё будет в порядке. Обязуюсь вернуть его к наступлению сумерек.
– Да, – не удержался Эспин, – возвращайтесь вместе со шкурой упитанной рыси, что ходила ночью на водопой, а потом вернулась в родной лес.
Вистинг ничего ему не ответил, и на этом мы разошлись в разные стороны, а я поймала себя на мысли, что очень волнуюсь за Вистинга. А что если барс и вправду существует, а в лес он забрёл по причине крайнего голода? Он тогда и человеком не побрезгует, не то что собакой. Хоть бы Вистинг не потерял бдительности, иначе… Да плевать на поход и сопровождение, просто… Просто мне будет очень жаль, если с ним что-нибудь случится. Уж пусть он потешит своё самолюбие и добудет эту дурацкую шкуру, чем погибнет от зубов и когтей дикой кошки.
Глава 57
К восьмигранным домикам возле вытекающей из озера реки мы вышли задолго до сумерек. Как только мы с Эспином попались на глаза погонщику собачьей упряжки, что кормил своих псов во дворе, он тут же пригласил нас в дом. А как только мы сказали, что идём в одной компании с отставшим от нас Мортеном Вистингом, он несказанно обрадовался и выставил перед нами всевозможные угощения.
– Это хорошо, что Мортен придёт, очень хорошо, – довольно улыбался наш хозяин Тимупель. – Он добычливый охотник, всегда нам помогает. А нам этой зимой помощь ой как нужна.
– Что-то случилось, да? – не смогла не поинтересоваться я.
– Случилось, – вмиг погрустнел Тимупель. – Этой весной пришли к нам сборщики пушнины от нового губернатора и сказали, чтобы теперь с каждого дома отдавали им по пятнадцать шкурок соболя, тридцать – водяной крысы, двадцать пять горнаков, двадцать белок, десять песцов, семь огнёвок, пять выдр, четыре рыси, три росомахи, два волка и одного медведя. А если не настреляем столько, все наши запасы юколы и сушёного уйка сборщики себе заберут. А не останется запасов, посуду с ножами с собой унесут.
– Что за грабительский налог? – нахмурился Эспин. – Во-первых, в императорском указе значится втрое меньше шкур. А во-вторых, с такими аппетитами на острове скоро совсем не останется пушного зверя.
– Так губернатор у нас новый, – нехотя напомнил Тимупель, – и сборщики у него тоже новые.
– Так они большую часть шкур заберут себе? – догадалась я и возмущённо сказала Эспину. – Как только вернёмся во Флесмер, нужно рассказать прессе о бесчинствах губернатора Лудборга. А лучше – сразу императору. Такому человеку нельзя давать в руки власть.
– Сначала ещё нужно вернуться домой, – отозвался он и спросил Тимупеля, – сколько вообще вы сможете добыть шкурок?
– Ой, в этом году мало совсем, да и то к концу зимы.
– Почему? Ведь сезон пушной охоты уже начался.
– Так несчастье у нас страшное приключилось, что теперь не до охоты. На устьях кит выбросился и сдох.
– Простите, – замешкался Эспин, – не совсем улавливаю, в чём связь.
Я уже готовилась услышать очередную порцию суеверий, будто дух мёртвого кита летает над сушей и охраняет всех зверей от охотничьей пули, но вместо этого Тимупель привёл нам самые приземлённые доводы:
– Так ведь две недели назад он выбросился, целая гора мяса и жира на берегу теперь валяется. И со всей округи зверьё к этой туше бежит. Песцы с огнёвками в ките норы проели, бегают по ним, все в жиру вымазались. А на что мне жирная шкура? Нетоварный вид, так сборщики пушнины говорят. Эх, скорее бы звери этого кита доели и в снегу шкурки свои почистили, иначе беда придёт в Ясноморье. Все разом по миру пойдём. Только на Мортена теперь вся надежда. Он когда с Песцового острова возвращается, всегда нам свои трофеи отдаёт. Там на севере сборщики не очень сильно лютуют, потому что остров большой, все селения не обойдёшь, много оттуда не унесёшь, вот они норму по пушнине для тамошних островитян снизили. Мортен с тамошними рыбаками трофеями редко делится, разве что часть выделать отдаёт, чтобы нам потом принести. С нас-то сборщики в три шкуры дерут. Вот и теперь, может, Мортен принесёт нам с севера пушнину. Да и сейчас хорошо бы он на Капустный остров отправился на промысел. Завтра всем Ясноморьем мы решили на собачках к устьям ехать, а оттуда на байдарах на Капустный остров плыть. Трудная будет охота, но нам каждый стрелок, каждый гребец важен. Так может и ты, парень, с нами пойдёшь? А сестрица поможет.
– Конечно, поможем, – обрадовалась я такому приглашению. – Только нам бы потом с Капустного острова на Песцовый перебраться.
– Обязательно переберётесь. Наши мужики и так туда поплывут, чтобы с соседями целебной солью на шкурки поменяться.
Вот и решился вопрос с нашей переправкой на север. А вскоре к дому Тимупеля пожаловал и Вистинг с Зорким. Хозяин был рад гостю и старому приятелю, а вот его собаки Зоркого встретили с насторожённостью.
Когда подошло время кормёжки, упряжные псы пытались отогнать Зоркого от своего корыта, но он всё равно умудрился вытащить оттуда мозговую кость с мясом и залёг с ней по ту сторону забора. Самый высокий и сильный пёс залаял на Зоркого и направился к нему. Хорошо, что во дворе помимо меня остался и Вистинг. Если случится свара, меня задерут вместе с Зорким, а у Вистинга должно хватить сил образумить собак.
Зоркий грыз украденную кость, вожак упряжки стремительно подбирался к нему, и тут мой пёсик превратился в самого настоящего снежного волка. Зоркий не сдвинулся с места, но оскалил длинные клыки и утробно зарычал на вожака. Хозяйский пёс замер на месте, словно опешил от такой наглости, а потом снова залаял. Зоркий куснул свою добычу и вновь продемонстрировал трюк с волчьими клыками и рыком. Так повторялось, раз пять, пока вожак не расписался в собственном бессилии и не вернулся во двор к корыту доедать, что осталось.
Что стало с моим белым мохнатиком, что за разительная метаморфоза произошла? Да он стал самой настоящей дикой зверюгой, желая отстоять свой ужин. Это присутствие Вистинга его так подзадоривает, и он хочет показать ему свою брутальность и незаменимость на охоте?
– А как ваш поход по лесу? – вспомнила и спросила я Вистинга, когда Зоркий снова стал милым пушистиком и продолжил мирно грыз косточку.
– Как видишь, неудачно. Барс нарезал круги вокруг берёз, а потом пошёл на юг. Мы бы с Зорким отправились следом, но тогда пришлось бы уйти очень далеко от Ясноморья.
– Боялись в одиночку заночевать в лесу? – спросила я и тут же поняла всю глупость своего предположения.
Вистинг лишь украдкой улыбнулся и ответил:
– Боялся, что не успею дойти до Ясноморья к завтрашнему дню, а ты за это время уже успеешь сбежать от меня на север.
Какое интересное признание. Вистинг пожертвовал своей мечтой добыть полуночного барса ради меня. Судя по его испытующему взгляду, он даже не пытался шутить.
За ужином Вистинг затеял с Тимупелем долгую беседу о тактике охоты на белок и куропаток с помощью собаки и без, а после трапезы он обратился к Эспину.
– Крог, у вас ведь есть при себе лишняя плитка чая?
– Есть. А вам она зачем?
– Не мне. Вы же в курсе, что точной карты Тюленьего острова имперские топографы за сто пятьдесят лет так составить и не удосужились.
– Допустим. И какое отношение к этому имеет чай?
– Прямое. Тут на окраине живёт один вредный дед. Говорят, в молодости он плавал за единозубом до самой северной оконечности Тюленьего острова, обогнул его и вернулся обратно.
– Не он, – тут же отозвался Тимупель, – а его отец плавал и нарисовал ольховой краской на нерпичьей шкуре карту, чтобы потом его дети на промысел туда же плавали. А Ерхолевли подрос и не стал никуда плавать, так шкура с картой у него дома в ящике и валяется. Как бы не сгнила уже.
– Теперь понимаете, Крог, – продолжил давить на Эспина Вистинг, – если вы собрались к оси мира, эта карта очень сильно вам пригодится. Ну что, идём к старику торговаться. Вы же должны уметь заключать сделки.
На этом они покинули сруб Тимупеля, а я осталась наедине с хозяином дома. Пока он развлекал меня самыми невероятными вопросами о жизни в столице, заставляя придумывать нестандартные ответы, я ловила себя на мысли, что что-то упустила. А потом Тимупеля отвлёк лай на улице, и он покинул дом. Тут я и поняла, что не так.
Вистинг неспроста завёл разговор о карте. Он хочет, чтобы у нас с Эспином были хоть какие-то свидетельства о географическом положении Тюленьего острова, после того как он сам сбежит с Песцового острова в Хаконайское королевство, а нам предстоит продолжать поход самостоятельно. Какая забота. Даже не знаю, что теперь и думать.
Не прошло и получаса, как Эспин вернулся в дом с крайне мрачным видом. Вслед за ним зашёл и Вистинг с Тимупелем. Тут я и узнала, что произошло в доме старого Ерхолевли.
– Да он нас просто надул, – не скрывая возмущения, поведал Эспин. – Раз десять ему сказал, нам нужна карта, карта, карта. Он раз десять переспросил, повредничал, покряхтел, но проговорился, что карта у него есть. Я ему протягиваю плитку чая, он скрюченными пальцами её повертел, отложил, полез в ящик с вещами, долго там рылся, потом достал и всучил мне это.
И Эспин досадливо бросил на стол колоду засаленных, местами порванных игральных карт:
– Вот на это я и променял плитку чая.
Тимупель заливисто рассмеялся, чуть ли не роняя слёзы:
– Ну старик, ну хитрец. Всю жизнь таким был, таким и помрёт.
– Плохой из вас вышел переговорщик, Крог, – заключил Витинг.
– А что тогда вы молча стояли в стороне? Могли бы и поучаствовать.
– Я оценивал обстановку.
– Ну и как, оценили?
– Вполне. В такой запущенной халупе явно чувствуется долгое отсутствие женской руки.
– Да, – подтвердил Тимупель, – старуха его лет десять назад померла, дочери давно с мужьями живут, к отцу изредка приходят прибраться и одежду подштопать.
– Слышала, принцесса, – тут же обратился ко мне Вистинг, – Ерхолевли просто обязан с тобой познакомиться.
Как бы громко я не отнекивалась и не возражала, мужчины давили на меня морально и психологически: только я одна смогу добыть для них карту и больше никто. В итоге я не выдержала и сдалась:
– Хорошо, ради общего дела я пойду к этому старику. Но если он позволит себе лишнее, я просто сбегу из его дома.
– Поверь, принцесса, Ерхолеви в его возрасте интересуют только подметённые полы и прибранные полки над нарами.
– А если он захочет, чтобы я ему что-нибудь приготовила?
– Значит, придётся приготовить. Поверь, был бы другой шанс заполучить эту карту, мы бы тебя не просили.
Я тяжко вздохнула и смирилась со своей участью. Стать на целый вечер домработницей для пожилого аборигена – никогда бы не подумала, что доживу до такого.
Перед тем как отвести меня к дому старика, уже на улице Эспин снял с шеи нагрудную сумку с Брумом и повесил её на меня, а хухморчика предупредил:
– Чтобы без глупостей. Будешь помогать Шеле сегодня. Если не справитесь с капризами Ерхолевли, никаких грибов, рыбьих глаз и прочей тухлятины.
– Изверг, – взревел Брум, – без ножа меня режешь! Издеваешься над маленьким беззащитным хухморынмыл!
Путь до означенного дома занял у нас о силы минуты три. Возле двора Ерхолевли Эспин остановился, развернул меня к себе и тихо сказал:
– Не знаю, зачем я только послушал Вистинга. Глупая затея. Этот старик, может быть, даже слушать тебя не станет и не пустит за порог.
– Скоро узнаем, – ответила я и опустила глаза. – В любом случае надо попробовать. Нам ведь нужна эта карта.
– Может и нужна, а может, и нет. Если Вистинг бывал на севере Тюленьего острова, он проведёт нас туда.
– Ты прав Эспин, – замялась я, не решаясь сказать лишнего, – эта карта нам очень нужна.
Я вошла во двор, где не было ни одной собаки, и в нерешительности замерла у двери. Надо бы постучать, но почему-то боязно. Пытаясь собраться с мыслями, я обошла дом и остановилась у окна, залитого льдом. Через небольшой скол в углу проёма невозможно было разобрать, что происходит в доме, но одно я видела точно – внутри горит свет.
– Ох, как я из-за вас намучался, – выполз из сумки Брум, – а сколько ещё мучений мне предстоит.
С этими словами он прицепился к стене, подполз к окну и протиснулся в дыру между рамой и льдиной. Что он задумал? Что собирается делать? И чем мне это грозит?
Недолго я мучилась этими вопросами, потому как вскоре в доме раздался встревоженный голос старика:
– Кто здесь? Кто пришёл?
– Ну, я. – басовито ответил ему Брум.
Повисла пауза, послышались шаркающие шаги, а потом старик снова спросил:
– Кто ты такой? Откуда ко мне пришёл?
– Откуда надо пришёл, – в привычной для себя манере огрызнулся Брум и сам начал засыпать старика вопросами, – Ты духу гор жертву приносил? Кидал кусочки юколы и лепёшек в огонь? Жаловался, что жизнь у тебя тяжёлая? Просил, чтобы духи помогли тебе на старости лет?
– Всё приносил, всё просил, – суетливо подтвердил дед.
– Ну так вот, явился я к тебе, раз звал. Я дух очага и уюта, пришёл к тебе всего на одну ночь, так что проси, что хочешь, помогу тебе по хозяйству.
– А почему только на одну ночь? – хотел было поторговаться Ерхолевли.
– А потому что мало от тебя жертв было. Сколько юколы, столько и дней помощи. Вообще, скажи спасибо, что меня к тебе отпустили. Дух гор долго думал, отвечать на твои мольбы или нет. Как видишь, прислал меня, большое одолжение тебе сделал.
– Благодарю тебя, дух очага, благодарю, – быстро вспомнил о вежливости дед и добавил. – А если я в следующий раз больше юколы в огонь кину, ты ко мне на недельку придёшь? А может на месяц? Лучше, конечно, на год.
– Посмотрим на твоё поведение, – величаво заключил хухморчик. – Ну, так что делать будем? Смотрю, плохонько ты одет. Штаны какие-то потёртые и поношенные. Может тебе новые сшить?
– Сшей, дух очага, сшей, – согласился старик.
– Ну так шкуры давай, я их из воздуха наколдовывать не умею.
И тут шаги переместились в дальний угол дома, раздался какой-то шум, шелест, и вскоре Брум ободряюще заявил:
– Ну вот, есть шкуры для шитья. Вот, – добавил он громче, – какая расписная, с загогулинами всякими.
– Это не для шитья, – резко возразил старик.
– Ну, это мы посмотрим. Кто тут дух очага и уюта? Я и буду решать, хватит нам другого шкурья или нет. Ты это, не убирай размалёванную нерпу пока. Пусть полежит, я подумаю, пускать её в дело или нет.
Брум, вот ведь умница! Нашёл-таки карту на нерпичьей шкуре! Как бы теперь мне её заполучить?
Я прильнула к стене и чуть не пристала щекой к оконному льду, желая слышать всё, что происходит в доме. А там вовсю кипела работа. Брум заставил старика разложить все шкуры на полу, а сам вытащил из печи уголёк и принялся рисовать по ним линии кроя. Рукодельник.
– Так, ну вот и твои будущие штанины, – объявил Брум Ерхолевли. – Вырезать бы их.
– Так режь. Дух очага ты или нет?
– Но-но, – возмутился Брум. – Я хоть и дух, а нож в ручках удержать не смогу. Помощница мне нужна. Сейчас наколдую и придёт сюда работная девка из Нижнего мира.
– Зачем из Нижнего? – испугался дед. – Лучше из Верхнего позови.
– Ты что, старик? В Верхний мир все уходят на вечный покой и сюда больше не возвращаются. Нет оттуда пути обратно. А из Нижнего мира через горы и пещеры наружу выйти всегда можно. Дух гор девку по моему зову отпустит. Но тоже только на один вечер. Так что тихо, я сейчас к нему взывать буду.
И в следующий миг по дому прокатилось утробное, бесконечно повторяющееся: "Баря-баря-баря-баря". Никогда не понимала язык хухморчиков и все оттенки его фонетики, но одно я знала точно – сейчас Брум как большой знаток здешнего фольклора предоставил мне повод войти в дом, и я должна им воспользоваться.
Встав за дверью, я дождалась, когда из дома раздалось громогласное: "Заходи, девка, кроить пора", и повиновалась.
Ерхолевли оказался сухопарым, немного сгорбившимся старичком, с абсолютно белой шевелюрой и обвисшими веками. Через щёлочки подслеповатых глаз он смотрел на меня с плохо скрываемым страхом:
– Так что, ты и есть девка из Нижнего мира?
Не успела я ничего ответить, как Брум тут же встрял:
– А что, не видно по ней? На ясноморских девок точно не похожа.
– И правда, лицо чернявое, – признал Ерхолевли и даже придумал логичное для себя объяснение. – Это она из Нижнего мира к нам пробиралась, вот в земле и перепачкалась. А почему кухлянка оленья?
– А какая должна быть?
– Холхутовая, – уверенно заявил старик.
– Да, конечно, – отмахнулся Брум. – В Среднем мире этих холхутов так постреляли, что теперь и не найдёшь. Откуда им в Нижнем мире взяться?
– Так ведь от охотников за клыками холхуты и ушли к пехличам в Нижний мир, чтоб спастись.
– Те, что к пехличам ушли, преспокойно живут в Нижнем мире, и на шкуры их никто не задирает. Так что враки это всё про холхутовые кухлянки.
– И правда, – согласился старик, – какие кухлянки, если холхуты под землёй живыми схоронились.
Я не могла надивиться, как искусно Брум жонглирует островными суевериями и отбивает у Ерхолевли всякие поводы для скептического отношения ко мне. Правда, время для разговоров быстро закончилось, и пришла пора делать дело.
– Что стоишь, девка? – повелительно обратился ко мне Брум. – Бери нож, крои шкуры, где я угольком нарисовал.
Так началась самая тяжёлая ночь в моей жизни. Резать шкуры ножом мне никогда ранее не доводилось, но под чутким руководством Брума пришлось научиться.
