Текст книги "Наследница огненных льдов (СИ)"
Автор книги: Антонина Ванина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 62 страниц)
Когда вновь повалил снег и всё вокруг заволокло белым маревом, я невольно оглянулась в желании удостовериться, что Дозорка снова не потерялся.
А он стоял поодаль и смотрел на меня, будто думал, идти дальше или нет. До чего же несчастная мордочка. Кажется, он и сам потерял веру в меня. Наверно, думает сейчас, и гадает: "Зачем я пошёл за этой злой и жадной девицей? Ей даже кусочка жира на обед жалко. А что же будет дальше? Уж не вернуться ли мне обратно в Энфос. Там у прежнего хозяина всегда найдётся телятина с бараниной".
– Дозорка, – смягчилась и позвала я. – Ну иди сюда. Ко мне, мальчик.
Немного подумав, с опаской он всё же двинулся в мою сторону, а когда поравнялся со мной, то присел и жалобно глянул на меня.
Какой же он милый. И пушистый. Ну как не погладить такого?
Дозорка заметно приободрился от прикосновения моих рук, и даже привстал, явно намереваясь меня облапать. Нет, я ещё не настолько подобрела.
– Ладно, идём. Посмотрим, что будет дальше. На Медвежий остров мы тебя точно переправим, я обещала. А потом посмотрим на твоё поведение.
– Да, – приободрился Брум, – выгоним его жить на сульмарскую помойку. Там ему и место.
Я невольно вспомнила свалку близ Энфоса, и поняла, что ни одна собака не выживет среди груды одного лишь металлолома. Что ж, раз я взяла на себя смелость позаботиться о Дозорке, придётся мне исполнить эту миссию до конца. Моего или его – не знаю. Но бросать пса на незнакомом острове я точно не стану.
Снег не прекращал валить. Вечерний привал пришлось устроить прямо в тундре. Пока мы вбивали колышки и устанавливали палатку, я успела знатно обморозить пальцы. Пришлось прятать их в длинные рукава и пытаться отогреть.
Никаких признаков кустарника или деревьев поблизости не было. Из топлива у нас был только керосин, а источником света – керосиновая лампа. Эспин поставил на неё алюминиевую кружку со снегом, чтобы слабые волны тепла смогли растопить нам воду.
На ужин пришлось довольствоваться сушёной рыбой. Дозорка и вовсе отказался есть холодный китовый суп, когда я сняла крышку с котелка и сунула ему дневное варево прямо под нос. Видимо, лахтачий жир ещё не переварился. Может быть, Дозорка как удав будет сыт целую неделю и всё это время не станет просить у меня еды?
Надежды на это было мало, как и на совесть пса. Пока мы с Эспином готовились ко сну, Дозорка упорно пытался залезть в палатку. Брум топтался на рюкзаке с едой и держал оборону с помощью вилки:
– А ну, брысь отсюда, дармоед! Не смей покушаться на наше добро!
А Дозорку рюкзак будто и не волновал вовсе. Зато он не смог пройти мимо спального мешка Эспина. И не мудрено, ведь он был сшит из волчьей шкуры.
Сначала пёс неспешно и аккуратно подкрался к мешку, потом предупреждающе порычал на него, а затем ухватил зубами, помотал из стороны в сторону и вытащил из палатки. Эспину пришлось отнимать и возвращать своё спальное место раза три. Было так забавно наблюдать за их в Дозоркой борьбой. А Эспин после третьего вынужденного выхода из палатки под валящий с неба снег весел не был.
– Не сердись на него, – захотелось мне приободрить Эспина. Зато теперь мы точно знаем, что Дозорка будет охранять нас от волков.
Эспин ничего не сказал, и, не снимая свитер и комбинезон, поспешил залезть в мешок, чтобы теперь Дозорка уж точно не смог его утащить.
Но пёс не был бы собой, если бы так просто сдался. Без всякого рыка он стал подкусывать край мешка, где покоились ноги Эспина. И последнему это категорически не понравилось.
– Гони его из палатки, – подливал масла в огонь Брум. – Пусть спит на морозе. Пусть роет яму и укладывается в снег.
– Лучше давай поменяемся мешками, – предложила я. – Может быть, меня он подкусывать не станет.
Эспин прислушался ко мне и обмен состоялся. Теперь в его полном распоряжении был олений мешок, к которому Дозорка не испытывал никаких эмоций. Зато стоило мне лечь в просторный волчий мешок, как пёс попытался залезть туда же, пока я не застегнула молнию до конца.
– Ну что тебе надо? – спрашивала я. – Это мёртвый волк. Нам он совсем не опасен.
А пса волчья шкура уже будто и не интересовала. Он всё норовил улечься рядом со мной, а то и на меня. Пришлось погладить его, чтобы успокоился. Всё, теперь он лежал неподвижно на боку между мной и Эспином, с прищуром глядел в мою сторону и, кажется, даже не дышал.
– Что это с ним? – взволновалась я.
– Понятия не имею, – сонно отозвался Эспин и провёл ладонью по мохнатой спине, что прижалась к нему. – Но знаешь, вообще-то он тёплый. В такую погоду это очень даже кстати.
С этими словами Эспин не стал до конца застёгивать мешок, а накрыл себя и частично пса курткой и скомандовал Бруму тушить лампу.
– Что?! – вознегодовал тот. – Песец останется здесь? Он же усыпляет вашу бдительность. Он же сожрёт всю рыбу в ночи.
– Вот и следи, чтобы не сожрал, – наказал ему Эсапин. – А если утром я чего-нибудь не досчитаюсь в рюкзаке, то спрос будет именно с тебя.
– Несправедливо! Я всего лишь маленький хухморынмыл!
– Заберу твои грибы себе, – напоследок пригрозил Эспин и запустил пальцы в собачью шерсть.
Бедный Брум, он не ожидал такого к себе отношения. Наверное, думал, что все Кроги такие же добрые как я и дядя Руди. Вот пусть теперь осознает, на кого променял меня, и раскается.
Немного полежав, я всё же решила последовать примеру Эспина и, повернувшись на бок, немного приоткрыла мешок, чтобы приобнять Дозорку. И вправду тёплый. Какой же он заботливый лапочка. Пусть и слопал наши припасы, но загладить вину всё равно не забыл. А в эту снежную и холодную ночь его тёплое брюшко оказалось так кстати.
Дозорка положил одну лапу мне на плечо, а я не удержалась и заскользила ладонью по его упитанному боку. Стоило моей руке оказаться под покровом куртки, как пальцы случайно коснулись пальцев Эспина. А в следующий миг он накрыл своей ладонью мою. Так волнительно. Как же заставить себя уснуть и не думать о грядущем дне? А ведь нам ещё столько времени предстоит провести вместе. И даже в таких местах, где из людей будем только Эспин и я.
Нет, пора спать и не думать о всяких глупостях. Лучше вспомнить о дяде Руди и о том, что с каждым днём мы с Эспином подбираемся всё ближе к его спасению.
Глава 34
Проснулась я оттого, что по лицу ударяло нечто мелкое, холодное и мокрое. Я открыла глаза и увидела, как, полусогнувшись, Эспин стоит у выхода из палатки и откапывает миской сугроб, что образовался снаружи за ночь. Дозорка активно ему помогал, но на свой лад. Он отбрасывал снег передними лампами себе под брюхо, и тот летел прямо на меня.
– Копатель слюнявый, – презрительно пробурчал Брум, сидя на вверенном ему рюкзаке.
Вооружившись второй миской, я принялась помогать Эспину, и вскоре мы выбрались из палатки.
Снаружи сияло солнышко. Всё вокруг блистало белизной и слепило глаза. Сапоги увязали в свежем снегу по колено, и я не представляла, как нам идти по нему дальше на север.
– Поэтому продолжим идти на северо-восток, – известил меня Эспин.
– Но почему? – не поняла я. – Мы ведь уйдём вглубь острова, а нам нужно на побережье. Зачем мы вообще вчера послушали Брума? Дрова так толком и не нашли, зато рискуем заблудиться.
– Если бы вчера мы пошли вдоль берега, то попали бы в метель. Представляешь, какой у моря ветер? Мы бы замёрзли за считанные часы. Не думаю, что волны выкидывают много топлива для обогрева.
– Но здесь его тоже нет. А что, если сегодня снова пойдёт снег и сорвётся ветер?
– Посмотри на карту. Если пойдём на северо-восток, то уже к обеду выйдем к реке. А где река, там и деревья. К тому же я не думаю, что нам повезёт так же, как и в Кедрачёвке.
– В каком плане?
– Смотри, всё вокруг завалило снегом. Усть-Каменка уже должна была переехать в горы. Если снег пошёл там только вчера, то у нас есть шанс встретиться с каменцами на реке, пока они будут несколько дней плыть на своих батах к горам.
– А если они уже перебрались в горы?
– Тогда всё равно пойдём вдоль русла к морю. Твой мохнатый ворчун говорил, что знает, где искать пещеру, в которой каменцы хранят байдару.
– И что мы с ней будем делать?
– Позаимствуем и переплывём на Медвежий остров.
Интересный план. Только есть в нём один изъян.
– Хорошо, но как мы вернём байдару обратно?
Эспин думал недолго и выдал:
– Наймём двух лодочников в Сульмаре. Пусть один плывёт в Усть-Каменку на своей байдаре, а его спутник на каменской, чтобы потом оставить её в пещере. Назад они вернутся в одной байдаре.
– Ты веришь в честность людей? – даже удивилась я.
– А ты веришь, что кругом подонки и похитители байдар? А как же северное гостеприимство и взаимопомощь?
Ладно, поверю Эспину. Пусть все жители Медвежьего острова будут порядочными. А то что-то мне не хочется идти вверх по реке к горной Каменке, а потом уговаривать людей, чтобы они переправили нас к устью, а затем и на соседний остров. Слишком много хлопот. Надо уметь справляться с трудностями своими силами.
Позавтракав размоченными пшеничными галетами, я решила попытаться вновь скормить Дозорке китовый суп. Нет, мой пёсик не удав, после холодной ночи он нагулял аппетит и с радостью всё выхлебал. А потом после небольшой передышки он весело скакал по сугробам, словно плыл в море снега, что был ему по грудь. По этим проторённым тропам мы с Эспином и попытались пойти в сторону реки.
Как же невыносимо тяжело утопать сапогами в рыхлом снегу. И десяти минут не прошло, как я выбилась из сил, ступая по продавленным следам Эспина. А ему хоть бы что – он так уверенно шагал вперёд, что я не поспевала за ним. Пару раз мне даже пришлось окликнуть Эспина и просить его остановиться.
– Потерпи, – приободрял он меня, – скоро должны прийти.
– В непропуске ты тоже самое говорил, – некстати вспомнилось мне.
Эспин ничего не ответил и продолжил путь. А через пару часов на горизонте показались чернеющие заросли ольховника.
К обеду мы действительно выбрались к реке, не успевшей покрыться льдом, и были несказанно счастливы.
Морозец крепчал, благо ничто не мешало нам соорудить костёр и отогреться.
– Что будем готовить? – спросил меня Эспин, доставая из рюкзака две консервные банки. – Опять суп из китятины или свинину с рисом?
Как же мне наскучила тушёнка, просто выть хотелось. Пришлось соглашаться на свинину с рисом и идти к реке, чтобы набрать в котелок воду.
Дозорка крутился у берега и внимательно вглядывался в сероватую гладь.
– Что ты там увидел? – поинтересовалась я. – Что там такое?
Пёс даже голову не повернул и продолжил таращиться на воду. Кажется, краем глаза и я заметила какое-то движение в реке. А в следующий миг одним стремительным рывком Дозорка сунул морду в воду и вытащил оттуда бьющуюся в судорогах рыбку. Это был не полуночный лосось, а что-то мелкое, но явно вкусное, раз пёс слопал рыбу без остатка. А потом он поймал ещё одну и ещё. Затем он стал откусывать рыбкам головы, а тушки откидывать в сторону за ненадобностью. Наблюдая за такой необычной рыбалкой, я не сдержалась и решила заняться вымогательством.
– Дозорка, ну отдай мне рыбку. Отдай.
Нет, пёс не желал делиться и разжимать пасть. А я не хотела подбирать за ним объедки. Пришлось сбегать к лагерю и выпросить у Эспина нож, чтобы вернуться и всё же отнять у Дозорки улов.
Одним быстрым движением я отрубила рыбе голову и скормила её псу. Кажется, хитрость удалась, и вскоре Дозорка понял, что мы можем стать отличной командой. Так через полчаса мой котелок был заполнен будущим жаркое, а Дозорка до отвала наелся излюбленными головками.
Свинина с рисом на обед отменялись. Трапезничали мы поджаренными на прутиках рыбинками и заедали их сладковатой сараной.
Дозорка не утерпел и выпросил у меня один кусочек. Мало ему объеденных рыбных скелетиков. Ну да ладно, он сегодня старался, без него нам бы и вовсе не видеть улова.
– Умничка мой, кормилец, – после хвалила я его и трепала за гриву. – Какой же ты лапочка. Ну как тебя можно было назвать Дозоркой? Ты же не сторожевой пёс, цепь совсем не для тебя. Может мне тебя по другому называть, а? А что, новая жизнь и новое имя. "Дозорка" – это слишком длинно. Что же придумать, чтобы ты запомнил? Что-то созвучное, да? Дозор… Дозорка… зорка… Точно! Зоркий. Будешь Зорким? Ты же такой глазастый, столько рыбы сегодня в реке углядел. Зоркий, мальчик мой…
Кажется, пёс был рад отзываться на любое имя, лишь бы его исправно кормили и гладили.
– Сколько сахарных нежностей, сейчас всё слипнется, – ворчал у костра Брум и надкусывал клубенёк сараны.
– Завидовать плохо, – ответила я. – Или ты хочешь, чтобы и тебе дали новое имя?
– Я тебе сейчас дам!
– Да ладно тебе, ладно. Я же пошутила.
Дальнейший путь вниз по реке выдался куда веселее: возле череды деревьев намело не так уж и много снега, и потому ступать по нему было и легко, и приятно.
Ещё не успели сгуститься сумерки, как с запада поползли серые тучи.
– Судя по карте, – обеспокоено произнёс Эспин, – скоро мы должны выйти к Средней Каменке. Успеть бы до снегопада.
Когда с неба упали первые снежинки, у изгиба реки и вправду показались знакомые силуэты домиков на столбах.
Мы вышли к селению до того, как ненастье вошло в силу. Каменка стояла безлюдной, но отнюдь не пугающей. Жаль только, что никого, кто мог бы переправить нас к устью и на Медвежий остров, в ней не было.
– Думаю, – заключил Эспин, – если мы переночуем в одном из домов, каменцы не будут против.
На том и порешили. Разбросав снег под одним из кострищ, я занялась ужином, а Эспин принялся затаскивать наши рюкзаки в один из облюбованных домиков. Брум же решил остаться у огня и покомандовать мной:
– Ну кто так варит рис? Вот бестолочь, ничего ты не знаешь. Сначала промой крупу. Раз десять, пока вода не станет прозрачной. Ну и что, что вода в реке холодная. Сваришь какую-нибудь бурду, Эспин будет недоволен. А он тут главный, поняла?
– Не иначе ты в первый раз назвал Эспина по имени, – решила я поддеть Брума. – Подлизываешься к нему? Так его здесь нет, он тебя не слышит.
Чтобы не внимать и дальше нотациям хухморчика, я всё же пошла на реку и промыла крупу. Но Брума моя старательность не убедила. Пока рис варился в котелке, он непрестанно ворчал:
– Помешивай лучше. Ничего ты там не промыла, смотри как пена прёт.
– Вот тогда и мешай сам, – не стерпела я, – чтобы Эспин был тобой доволен.
– Вот и помешаю, – неожиданно поддался он на провокацию. – Ну-ка, подсади меня. И ложку отдай, горе-кухарка.
Пришлось подставить Бруму ладонь и поднести его к кипящему котлу. Мне было жутковато смотреть, как он усаживается на край горячего металла, как свешивает ножки над парящим варевом. Но Бруму всё было нипочём. С недовольной физиономией, он усиленно помешивал кашу и снимал пенку.
Пока мы кухарничали, снег начал валить с прежней силой, что и накануне. Неприятно, но терпимо, особенно когда рядом есть крыша над головой, и ты знаешь, что в любую минуту можешь под ней укрыться.
Костёр трещал, но не гас. Дым поднимался вверх прямо к снежному облаку, а под ним растянулся клин. Перелётные гуси то выныривали, то терялись в пелене, но держали путь точно на север.
– А ведь у тебя есть ружьё, – сказала я Эспину когда он спустился вниз, уселся на пенёк рядом со мной и проследил за направлением моего взгляда. – Дичь мы ещё не пробовали. Или ружье постигла участь примуса?
– С ружьём все нормально. Вилпунувен помог почистить его ещё в Кедрачёвке.
– Тогда самое время расчехлить его, вдруг пролетит ещё клин.
– Конечно, пролетит, – неожиданно согласился Эспин, но к домику за оружием не кинулся. – В такую погоду только и лететь к оси мира, пока охотникам снизу ничего толком не видать. Птицы тоже хотят жить.
– Тогда что им делать на севере? Учёные говорят, что только старые птицы летят туда на зиму, чтобы погибнуть. Возле оси мира нет места жизни. Так они пишут в своих книжках.
Зря я вспомнила все эти теории орнитологов. Ведь если они верны, то дяде Руди и его спутникам долго не жить. Успеем мы с Эспином найти их? Сумеем помочь им вернуться? А сами потом сможем ли найти дорогу обратно?
– Ты чего? – внезапно спросил меня Эспин. – Что случилось? Из-за чего ты расстроилась?
– Да так, – не стала отвечать я и опустила голову.
– Шела, – Эспин внезапно дотронулся до моего подбородка, так трепетно и нежно, что я невольно подняла глаза, – с дядей Рудольфом всё в порядке. Ты же и сама знаешь, он был полностью готов к аварийной высадке на оси мира.
– А раньше ты был иного мнения, – всё же заметила я.
– Раньше я о многом думал иначе. И о многих.
Он так проникновенно смотрел на меня, и я понимала – сейчас Эспин говорит обо мне. А когда его взгляд задержался на уровне моих губ, я невольно прикрыла глаз. Ладони Эспина легли на мои плечи, и я послушно подалась вперёд. Как же мне хотелось немного романтики, особенно теперь, когда вокруг ненастье и серость, а в душе вот-вот раскроется дивный бутон нежданных чувств.
Едва губы Эспина приблизились к моим, я услышала громогласный топот, будто на нас несётся табун лошадей. Невольно отпрянув, я увидела Дозорку, то есть Зоркого, и неизвестную мне серую собаку. Вдвоём они подбежали к костру и заинтересованно уставились на нас.
– Ну вот, привёл дружка, ещё одного дармоеда, – заворчал Брум, продолжая помешивать кашу. – Кормить не будем. Нам и самим, считай, есть нечего.
Собаки будто поняли каждое его слово и рванули обратно, чтобы пропасть из виду за стеной снега.
– Скоро к нам придут гости, – задумчиво заметил Эспин и поднялся с места.
– Почему ты так решил? – ещё не успев прийти в себя, спросила я.
– Собаки просто так по тундре не бегают. Значит, серый пёс шёл с кем-то. Будем надеяться, что с каменцами.
Через четверть часа снег стал понемногу стихать, и вдали показалась упитанная туша холхута. На его боках болталась какая-то громоздкая поклажа, а рядом вышагивали три человеческие фигуры и две собачьи.
Брум тут же бросил ложку и пожелал спрятаться в кармане Эспина. Я уже давно заметила, что он не очень-то любит показываться чужим людям на глаза. Опасается чего-то.
Зато Зоркий ничего не боялся и прибежал к нам со своим новым приятелем, порыскали вокруг пустых юкольников и снова рванули к людям с холхутом, у которого теперь отчётливо виднелся один целый и один наполовину отломанный клык. Так псы и носились между нами, пока путники не достигли Каменки.
Трое мужчин, видимо отец с двумя возмужавшими сыновьями поспешили снять со спины холхута разобранный бат – две узкие лодки, связанные друг с другом верёвками. Вот ведь повезло! Значит, эти люди могут помочь нам быстро сплавиться по реке к устью. Лишь бы они не обозлились, что мы с Эспином без спросу хозяйничаем в их селении.
Но все мои опасения были напрасны. Подойдя к костру, старший из мужчин добродушным тоном тут же завязал с нами разговор:
– А я смотрю, возле реки собачка бегает, гольчиков ловит. Неспроста, думаю. У нас в Каменке ни у кого такой белой собачки нет. Значит чужая. А раз чужая, выходит кто-то пожаловал в Среднюю Каменку.
Общими силами мы соорудили в одном из домиков стол из ящиков, зажгли пару керосиновых ламп и принялись ужинать. Риса на пятерых оказалось мало. Хорошо, что в запасах Эспина были две банки свиной тушёнки – её-то он и подогрел на углях в самый кратчайший срок.
За трапезой мы познакомились с рыбаком и звероловом Рантумэ, его старшим сыном Юхагыйныном и младшим Ирнайнавом. И, что самое удивительное, им уже было известно кое-что он нас.
– А я так и подумал, что вы те самые путешественники из Флесмера, дирижабль ищете.
– Откуда вы знаете? – поразилась я.
– Так Мортен приходил в Верхнюю Каменку, рассказал про вас.
Вот это да! Я и думать забыла про Мортена Вистинга, а он и в Каменке успел оставить свой след.
Эспин заметно напрягся, услышав знакомое имя, и спросил:
– Что про нас говорил Вистинг?
– Мортен, что ли? Так дней пять назад он пришёл к нам, в Верхнюю Каменку, притащил толсторогов, две туши. Всем раздал и рога на поделки, и шкуры на унты, и мясо. Погостил у нас денёк и сказал, что надо бы ему переправиться на Медвежий остров. Вон, младший мой сразу вызвался сплавиться на бате. Старшой поддержал, в Сульмар ему хотелось. Ну и собрались мы. Юхагыйныну я наказал идти пешком к устью вместе с Серым и Зубчиком, а сам с Ирнайнавом и Мортеном поплыл вниз по реке. Мортен всю дорогу по сторонам смотрел, как будто найти кого хотел. Я ничего спрашивать тогда не стал. Приплыли мы, денька два старшого прождали, он с собачкой и холхутом и подошёл. Всё, можно плыть в Сульмар. А Мортен попросил ещё денёк подождать. Ну я и спросил, что случилось, что он такой смурной ходит. Уж сколько лет знакомы, сколько раз вместе в горы на охоту ходили, никогда его таким не видел. А он и говорит, должны были тут двое пройти, им тоже в Сульмар надо, давай, мол, их подождём, вместе и переправимся. Я и спросил, кого ждём, а он про вас и рассказывает. Говорит, парень и девушка, хотели в Каменку по западному побережью пройти. Ну, я и говорю, значит пройдут. А он ничего не ответил, только ещё грустнее стал. В общем, на следующее утро сдался он, поплыли мы на Медвежий остров. Всю дорогу Мортен сидел в байдаре мрачнее тучи, в руках какие-то железки перебирал. Тонкие такие, пополам загнутые. Только на берегу в карман их спрятал и сказал мне, когда на остров вернусь, чтобы шёл строго вдоль русла река, вдруг вас встречу. А сегодня и встретил. Вот и славно, значит, завтра сплавимся к устью, я вас в Сульмар переправлю. Встретитесь там с Мортеном, пусть порадуется.
Подумать только, да неужели Вистинг раскаялся и пожалел, что не взял меня с собой в горы? Наверное, решил, что мы с Эспином утонули в непропуске, и теперь винит в этом себя. А он, оказывается, сентиментальный, раз хранит мои шпильки, да ещё с тоской во взоре перебирает их. Кто бы мог подумать…
Ложились спать мы каждый в облюбованном им домике. Рантумэ с сыновьями отправился на окраину, как он сказал, в жилище его тёти. Мы же с Эспином остались там, где и ужинали. Зоркий как верный охранник улёгся под днищем нашего пристанища, его друг Серый пошёл стеречь покой своих хозяев. Только холхут Зубчик топтался возле потухшего костра, сонно покачивая щупальцем.
При свете керосиновой лампы мы с Эспином лежали на застеленных циновках по разные стороны от прохода и молчаливо взирали друг на друга.
– О чём ты задумался? – не вытерпела и спросила я.
– О Сульмаре, – без всякого энтузиазма ответил он.
– А что не так с Сульмаром?
– Вистинг.
Я была поражена. При чём тут Мортен Вистинг? Эспин снова начинает ревновать? Даже на расстоянии? Даже после того, как я тянулась к нему за поцелуем, который так и не получила? Да я до сих пор жду этот поцелуй, а Эспин зачем-то припомнил Вистинга.
– Он думает, что мы утонули, – в попытке смягчить ситуацию, сказала я.
– Вот пусть и думает. Хорошо бы отсидеться здесь дней пять, чтобы Вистинг успел покинуть Сульмар до того, как мы туда приплывём. Но выбора у нас нет, как и запасов еды. Поэтому я очень тебя прошу, если в Сульмаре ты столкнёшься с Вистингом, не заговаривай с ним. Просто игнорируй его. Я очень не хочу, чтобы с тобой что-то случилось
– А что со мной может случиться? – искренне не понимала я.
Его ответ немало удивил меня.
– Не хочу, чтобы ты снова чувствовала себя униженной. Не нужно этого. Ты всегда можешь положиться на меня. Что бы ни случилось.
Внезапно Брум потушил лампу и всё вокруг почернело. Я лежала в волчьем мешке, а мысли уносили меня куда-то далеко-далеко, где нет страха и сомнений, только ожидание прекрасного и волнительного. Просто сказка. И я почти живу в ней.
Глава 35
Перед тем как покинуть домик, я оставила в нём две последние плитки чая, что были в рюкзаке. Летом хозяева вернутся сюда, а тут такой сюрприз – любимый всеми жителями острова напиток. Должна же я хоть как-то отблагодарить неизвестных мне людей за то, что их дом стал нашим убежищем в снежную пору аж на целую ночь.
Спустившись из домика вниз, я увидела, как братья собирают бат и связывают между собой две лодки, а их отец о чём-то беседует с Эспином. Пришлось подойти ближе, чтобы увидеть в его руках уже знакомую мне костяную цепь и услышать:
– Нашёл тайну, – рассмеялся Рантумэ. – Такие цепи вырезают на Песцовом острове. Там ведь ещё водятся большие холхуты. Вот когда старый холхут издохнет и завалится в тундре, первый, кто его увидел, может отпилить и забрать себе клык. А мясо уж дикие звери и окрестные собаки меж собой поделят сами.
– Да, но как соединяется такая цепь? – допытывался Эспин. – Ни одного подпила на звене, никаких смыканий.
– Да какие смыкания? Цельный клык режется. Сначала подсечки по бокам делаются, чтобы наметить звенья, потом с другой стороны подсечки. Потом аккуратненько так прорезаются дырочки, обозначается каждое звено. И помаленьку-помаленьку звенья появляются, отсоединяются друг от друга, и растягивается цепочка. Длиннее клыка она получается. У нас такие в былые годы из китовых рёбер резали, старики ещё. А сейчас никто не режет. Позабыли всякое мастерство. Только всякие фигурки для пришлых делают. Они их на материк увозят, родственникам и знакомым дарят.
– То есть, – решил уточнить Эспин, – был большой холхутовый клык, потом из него вырезали соединённые в цепь звенья и растянули их. Так?
– Так, а как же ещё?
Мне было трудно представить процесс такой резьбы. Эспину, кажется, тоже. Он с удивлением вертел цепь в руках, ощупывая каждое звено в желании понять, как же такое возможно, что потерял всякую бдительность. Холхут Зубчик подошёл к Эспину со спины и вырвал щупальцем из его рук цепь. А потом он кинул её на рыхлый снег и стал затаптывать толстой ногой, мотать головой и сгребать целым клыком к тому месту снег, пока цепь не скрылась в небольшом сугробе.
Эспин поражённо глядел на Зубчика, но отбирать цепь у него на глазах не решился – хоть этот холхут и карликовый, но всё равно весьма внушительных размеров.
– Ничего, сейчас закопает и уйдёт, – обнадёжил Эспина Рантумэ. – У холхутов так заведено, как увидят кость сородича, сначала постоят над ней, вроде как тоскуют, а потом начинают закапывать. Хоронят, наверное.
– Холхуты хоронят холхутов? – недоверчиво спросил Эспин. – Маленькие больших?
– Ну а что, всё же братья. Да и они не какие-нибудь глупые скотины как коровы. Что-то у них в голове явно есть.
Когда Зубчик пошёл в сторону реки, Эспин вызволил из снега цепь и поспешил спрятать её в рюкзак.
К тому времени бат уже был собран, и настало время отправляться в путь. И тут начался спор, кто из братьев поплывёт к устью, а кто вместе с холхутом отправится туда же, но пешком.
– А почему всем вместе нельзя сплавиться по реке? – спросила я. – Пятерых бат не выдержит, да?
– Да выдержит, куда он денется, – заверил меня Рантумэ. – Но ведь потом надо же будет его как-то в Каменку переправить. Шестом против течения отталкиваться и долго, и трудно. Лучше на Зубчика погрузить и спокойно пойти вдоль берега вверх по реке. И по времени так же выйдет, да и Зубчику будет не так тяжело, как нам шестом махать.
В итоге было решено, что старший сын Юхагыйнын в компании Серого поведёт Зубчика к устью, а мы с Эспином, Рантумэ, его младшим сыном Ирнайнавом и Зорким поплывём на бате.
Погода радовала: ни ветра, ни снега, только серая пелена облаков высоко над головой. Уже на реке, когда Ирнайнав оттолкнулся шестом от берега, и течение понесло бат, Рантумэ сказал:
– Хорошая у нас река, без порогов. К обеду уже будем на устьях. Я там останусь, подожду старшого. А младший вас до Сульмара переправит. У него там дела. Раз у старшого ветер в голове, пусть Ирнайнав о будущем подумает.
– А что случилось? – тут же заинтересовалась я.
– Так ведь несчастный я отец. Из всех детей у меня только двое мальчишек и ни одной дочки. Сын – это ведь что? Растишь его, всему обучаешь, а он однажды в чужой дом за невесту отрабатывать уйдёт и больше не вернётся. А вот была бы у меня дочь, пришёл бы за ней в мой дом будущий зять и поселился бы насовсем. Это же какая подмога мне в старости была бы. Да вот нет у меня дочери. Два сына, и оба из родного дома скоро разлетятся.
– Куда уж разлетаться? – хмуро произнёс Ирнайнав, стоя навытяжку с шестом. – Уже давно все в Каменке переженились. Что ни девица, то троюродная сестра.
– Вот именно, – поддержал его отец и продолжил свой рассказ. – Старшой что удумал? Сказал, что в Энфос пойдёт невесту искать. Это ж как понимать? Он, значит, не то что в другую семью – в другом селении хочет жить. Я и сказал – лучше в Сульмар. Там на Медвежьем острове совсем другие порядки. Я про переселенцев не говорю, у вас на материке иные обычаи. А вот у местных, если парень за девушку отработал, и её отец согласен на свадьбу, то он дочь зятю отдаёт и тот уводит её в свой дом. Понимаешь? Если бы Юхагыйнын привёл ко мне в дом сульмарскую невестку, я бы только рад был. Она бы мне как дочь стала. Внучата бы в нашем доме появились, не бросили бы деда в старости. Я вот с Мортеном старшого в Сульмар и отправил. Сказал Юхагыйныну, посмотри, что за девушки по улицам ходят, в каких домах живут, ухоженных или развалюхах. У ленивого отца и дочь неряхой вырастет. В общем, наказал Юхагыйныну найти невесту и отработать за неё столько времени, сколько её родители скажут. Наказал терпеть и стараться всякую работу выполнить. Даже чёрную. Даже женскую. Всё должен стерпеть и показать, что правильно я его воспитал, что никаких трудностей мой сын не боится и к любым испытаниям в жизни готов. И что никакая девушка не пропадёт рядом с таким. Вот как я его напутствовал. А он вернулся и сказал, что нет в Сульмаре красивых девушек. Ну не дурак ли? Я ему хозяйку для нашего дома наказал найти, а он о красоте.
– Да нет, – подал голос Ирнайнав, – Юхагыйнын сказал, есть там одна красивая, но она дочка сварщика.
– А что плохого в дочке сварщика? – не поняла я.
– Да то, что отец её пришлый, – объяснил мне Рантумэ. – Дочь его хоть в Сульмаре родилась, а по-материковски воспитана. Ну какая переселенка захочет в Каменке жить? Это ведь надо к кочевой жизни быть привычной. Зимой в горах, летом на реке. Нет, бывало, конечно, в былые времена, когда в Сульмар пароходы редко ходили, и переселенцы там не очень-то сыто жили, отдавали отцы дочерей местным парням. У тех ведь зимой на столе всегда мясо толсторога имеется, а летом – рыба с лахтаком и нерпушкой. Но это давно было. Нынешние переселенки всё больше на материк рвутся. Если увидят такого как твой двоюродный брат, быстро захомутают его, окрутят и в столицу за ним увяжутся. Нет, не нужна мне такая невестка.
– А в Кедрачёвке живёт девушка на выданье, – припомнила я. – Её зовут Кирсимакан. Она очень добрая и хозяйственная. Толкушу вкусную готовит.
