Текст книги "Наследница огненных льдов (СИ)"
Автор книги: Антонина Ванина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 62 страниц)
– Как будто это спасёт, – отмахнулся Эспин и попытался нащупать пяткой хоть какой-нибудь выступ в скале.
Через пять минут поисков он всё же решился повернуться и начать спуск. Я была готова в случае чего опять схватить его за куртку, лишь бы удержать от падения с высоты больше чем в два человеческих роста, но обошлось – Эспин сумел добраться до отмели. Теперь и мне казалось, что я тоже смогу так же легко и играючи сползти вниз. Не получилось.
Мне не хватило всего лишь метра, когда нога зацепилась за основательный проём, а под руками выемка, о которую я опиралась, рассыпалась на осколки.
У меня не было времени подумать, что станется со мной, когда я упаду спиной на камни. Я просто видела небо и дивилась его голубизне и прозрачности.
Приземление выдалось крайне странным. Сильной боли я не ощутила, зато подо мной кто-то застонал.
Это Эспин героически кинулся ловить меня, а вышло так, что я приземлилась на него, и теперь Эспин нервно прижимал к себе ушибленную руку.
– Тебе больно? – беспокоилась я.
– Жить буду, – заверил он.
А затем Эспин встал и помог подняться мне. Порывшись в кармане, он вытащил оттуда раскрошившуюся галету:
– Держи свой завтрак, – и он протянул её мне, кисло улыбнувшись.
Я не осталась в долгу и достала для Эспина пару кусочков шоколада, которые забыла доесть, потому как спасала укушенную мидией чайку.
Надо же, а ведь если бы вчера мы не медлили, не разглядывали тюленей, не возились с незадачливой птицей, то непропуск не сомкнулся бы так внезапно. Хотя, кого я обманываю – это ведь моя медлительность и неумение ходит в тяжёлых неудобных сапогах чуть не сгубила нас с Эспином.
– Что будем делать дальше? – дождавшись, когда я догрызу галету, спросил он.
– Как что? Дойдём до конца непропуска. Наверняка нам осталось совсем немного.
– А может быть, повернём назад, пока не поздно? К вечеру успеем вернуться в Кваден.
– Но почему? – поразилась я такой резкой перемене настроения. – Мы ведь пережили эту ночь, мы выкарабкались, и теперь глупо отступать.
– Шела, оглянись, всё, что у нас осталось, так это один спальный мешок и пара мокрых вкладышей. С таким снаряжением мы не дойдём до Энфоса. Да даже если и дойдём, то что нам там делать? Чековая книжка утонула вместе с холхутами. Нам не на что будет купить новое снаряжение и провизию. Мы даже не сможем отправить телеграмму отцу. Извини, Шела, но у нас ничего не получилось. Плохие из нас вышли спасатели, раз мы чуть не погибли в первый же день похода.
– Но так нельзя, – покачала я головой. – Нельзя вот так просто сдаваться.
– А три дня в дороге без еды провести можно? Ты готова голодать три дня, пока мы не дойдём до Энфоса? И не говори, что сможешь, я тебе не поверю.
– В таком случае, я не дойду и до Квадена. Идти быстрее, чем вчера, сегодня я точно не смогу.
– Подумай хорошенько, Шела…
– Уже подумала, – отрезала я. – Мы идём на запад, а не на восток. Если поспешим, то к вечеру дойдём до Кедрачёвки и попросимся на постой. Надеюсь, рыбаки войдут в наше положение и покормят.
– Покормят, – хмыкнул Эспин. – Могла ли ты сказать нечто подобное во Флесмере, любимая воспитанница состоятельного опекуна?
– К чему ты говоришь это? – начала раздражаться я.
– К тому, что на западе нам будет ещё тяжелее, чем теперь. А вот на востоке у нас ещё есть шанс отыграть всё обратно и вернуться к нормальной жизни. Сытой жизни, в тепле, сухости и уюте.
Каков искуситель… И ведь знает, на что давить. Сам же мечтает о том самом тепле и уюте.
– Но ведь ты обещал мне, – не могла смириться я, – сказал, что мы найдём дядю Руди, что у нас всё получится.
– Уже не получилось, – кисло признал он.
– И ты поэтому вчера хотел утонуть?
– Ничего я не хотел… – начал было отрицать Эспин.
Зря, теперь я знала, на какую из его болевых точек стоит надавить.
– Нет, ты сдался, – заключила я.
– Я просто хотел спасти тебя, – помрачнел Эспин.
– И оставить одну? Чтобы сегодня утром я самостоятельно сползала со скалы и разбилась о камни без тебя? Чтобы я лежала с перебитым позвоночником и медленно умирала, пока не захлебнулась бы с началом прилива? Ты же хотел меня бросить.
– Я не бросал тебя.
– Но хотел.
– Но не сделал этого.
– А ведь собирался…
– Хватит, – не выдержал он. – Идём в Кваден, пока не поздно.
– Сам иди. А я иду на запад.
Эспин смерил меня недовольным взглядом и спросил:
– И ты не отступишься от своего?
– Ни за что в жизни.
– Даже если нам будет в сто крат тяжелее?
– Даже так.
– Даже если мне придётся ещё раз тонуть, но уже без шанса спастись?
Я молчала – не знала, что ответить. Вчера я сильно испугалась, когда поняла, что Эспин замерзает. Я и сейчас не была уверена, что он смог сполна отогреться, и теперь его здоровью ничего не угрожает. Но ещё один день похода по непропуску… Выдержу ли я, или из-за меня Эспину снова придётся тонуть? По-настоящему, без шансов?
Решение далось не просто, но я так и не успела озвучить его, ведь откуда-то сверху раздался знакомый бас:
– Ну, сколько мне вас ждать? Идите быстрее, пока носатые не сбежали!
– Брум? – не поверила я своим ушам и задрала голову, чтобы увидеть на скале белый комочек меха, но всё было тщетно.
– Брум, а кого ты ожидала? – тут же огрызнулся голос свысока. – Хватит уже препираться, идите на запад, пока вас опять не смыло волной.
Хухморчика я так и не увидела, мне лишь показалось, что по скалам заскользило какое-то серое пятно. Правда вскоре к этому пятну подлетела чайка, и я поняла, что сейчас случится непоправимое.
– А ну, пошла отсюда, пернатая крыса!
После этого грозного возгласа чайка как-то нервно дёрнулась в сторону, а потом поспешила улететь и не связываться с грозным хухморчиком. А я уловила звук осыпающихся камней: видимо Брум умудрился отколупнуть от скалы кусочек и запустил его в птицу. Да, за такого боевого малютку волноваться не стоит, он не пропадёт.
Больше часа мы с Эспином шли вдоль разрастающегося берега, прежде чем покинули ненавистный непропуск. Мне даже хотелось расплакаться от счастья, когда я увидела заваленный водорослями, ракушками и обломками деревьев пляж.
Он плавно поднимался к холму со снежными проплешинами меж вечно зелёной хвои кустарников и желтизны осенних деревьев. И около этого холма паслись наши рыжие холхуты.
Выходит, они всё же умеют плавать. Наверное, шли по затопленному берегу, по макушку в воде. Только свои носы-щупальца высунули наружу, так и дышали. И холодная вода, выходит, им не помеха, с такой-то шерстью.
Какое счастье, что они живы, а то я уже начинала подумывать, какими словами оправдываться перед их хозяином, если нам доведётся с ним встретиться в Квадене.
Выбежав на пляж, первым делом я заметила рюкзаки с нашими вещами, что валялись отвязанными возле ручейка, бежавшего от подножия скалы к морю. Как безумный, Эспин начал развязывать тюки и ворошить их содержимое. Спальный мешок из оленьей шкуры, палатка, запасной комплект одежды, ружьё, коробка с патронами, спички, бумажные упаковки с галетами, карта – всё вымокло. Как хорошо, что наши документы и чековая книжка лежали в кожаном портмоне на молнии и совсем не пострадали.
Из продуктов только консервные банки, упакованные в фольгу шоколад и чай остались невредимы. Крупы с сушёными овощами и грибами пропали. Концентрированные мясные кубики размокли и стали сырыми шницелями, просоленными морской водой, вперемешку с кусками упаковочной бумаги.
Что делать с примусом, керосиновой лампой и ружьём, как их спасать от коррозии? Наверное, стоит спросить Брума, когда он вернётся. Зато топор, два ножа, котелок с двумя комплектами жестяной посуды, канистрочка с керосином были в полном порядке, разве что следовало ополоснуть их в проточной горной воде. Да и спальный мешок с одеждой стоит просушить. Только сначала поесть бы…
Какое счастье, что неподалёку от ручейка стояло обложенное камнями кострище с длинной сучковатой палкой, зажатой между крупных булыжников, что удерживали её на весу прямо над тем местом, где должен гореть огонь. Прекрасно, куда вешать котелок, понятно. А вот как развести огонь без спичек?
Хорошо, что у Эспина имелось огниво. Мы с невиданным энтузиазмом стали собирать вынесенные морем деревяшки, бегая вдоль берега и выискивая самые сухие из них.
Когда костёр был разложен, Эспин принялся кромсать ножом сучок, чтобы из его стружек добыть трут для розжига. Но сколько бы он ни чиркал кресалом по трубке кремния, искра упорно не желала воспламенять кусочки просоленной морем древесины.
– Бестолочи, так с голоду и помрёте, – показался у ручья перемазанный песком Брум.
Он попытался поставить ножку в воды порожистого ручейка, но его чуть не снесло течением. Я поспешила взять хухморчика на руки и поднести к кострищу.
– Доставай из кармана ошмётки шишки, – скомандовал он мне.
А ведь и правда, ещё вчера Брум грыз зёрнышки и оставил в моём кармане ошмётки от шишки. Почему бы не попытаться поджечь их искрой?
Так мы и сделали: я высыпала шелуху на золу и угли, Эспин пару-тройку раз снова чиркнул кресалом. Остов шишки мгновенно вспыхнул, догорел и… погас.
– Точно бестолочи. Надо же было ещё что-то подложить, – пробухтел Брум, явно в нас разочаровавшись.
Пришлось повторять фокус с розжигом костра снова, но для этого мы отправились к склону холма, чтобы поискать сухую траву и отставшую от деревьев кору.
Третья попытка развести костёр увенчалась успехом. Набрав из стекающего по скале небольшого водопада полный котелок, Эспин водрузил его на палку над огнём и открыл ножом банку с тушёнкой. Суп получился превосходный. После целого дня голодания он и не мог быть невкусным.
Оставив половину варева себе на ужин, мы вновь отправились на сбор дров. Самые длинные из древков послужили нам подпорками, на которые можно было развесить возле костра одежду для просушки, предварительно прополоскав её от морской соли в проточной воде. А потом ещё нужно будет поставить палатку…
Так весь день и прошёл для нас в делах и заботах о спасении нашего снаряжения. Только после заката в долгоиграющих сумерках у нас появилось время вновь сесть у костра, чтобы поесть и немного поговорить.
– Странно, – заметил Эспин, – отчего-то в этом месте не так много снега. Будто в первый и последний раз он выпал несколько дней назад и успел подтаять. Интересно, как будут обстоять дела, когда мы пойдём на север?
– Значит, мы всё-таки не возвращаемся в Кваден? – осторожно спросила я.
Эспин немного подумал и ответил:
– Ты права, ещё раз рисковать и идти через непропуск опасно. Кто знает, в часе ходьбы от Квадена встретятся нам выступы на скалах или нет? Холхуты точно доплывут до дома и родного хозяина. А мы?
Брум хохлился у костра, сидя на импровизированной поленнице из вынесенных морем дров, и подбрасывал в огонь шелуху от новой шишки, которую лениво колупал.
– А я вчера весь вечер старался, – сообщил он, – карабкался на носатых по их волосищам, отвязывал ваши тюки, чтоб на спинах не было пролежней. Потом следил, чтобы носатые не убежали, залезал каждому на макушку, стращал их голосом. Упрямые дылды.
– Какой ты хозяйственный, – похвалила я его, отложив пустую тарелку в сторону. – Ты такой умница, Брумчик.
– Я не Брумчик, – огрызнулся он, а зря.
Руки у меня теперь были свободны, и я могла защекотать ворчуна. Вот только не успела. По ту сторону ручья и самой скалы во тьме раздались какие-то странные и пугающие шорохи. А ведь именно туда Эспин отнёс и выкинул для чаек всю перепортившуюся еду. Неужели птицы склевали не всё, и на запах съестного пришли дикие звери покрупнее? Только бы не волки… И не медведи.
Эспин не выдержал повисшего молчания и, поднявшись, достал из костра горящую головёшку, чтобы с ней пойти к скалам и спугнуть падальщиков.
– Не надо, – заволновалась я.
– Ничего страшного, – заверил он. – Зверь явно не крупный, иначе мы бы его отсюда заметили.
Как жаль, что ружьё и патроны отсырели. Может, огонь и отпугнёт животное, вот только каким оно будет? Не вцепится ли оно в Эспина, обороняясь?
С замиранием сердца я провожала Эспина взглядом, напряжённо всматривалась в тёмный выступ скалы, а когда оттуда послышалось поражённое: "Эй!", то вздрогнула. Из полутьмы в мою сторону бежала тень. Душа ушла в пятки и не только у меня, потому зверь промчался мимо костра, а Брум в ужасе завопил:
– Песцы! Они пришли за мной!
Маленький, чуть больше кошки тёмный зверёк с хитрющей мордой сверкнул своими дикими глазёнками, недовольно тявкнул и рванул в сторону холма. Холхуты, что стояли неподалёку от костра, недовольно затоптались на месте, замотали щупальцами и начали сворачивать их спиралью и постепенно разворачивать. Эспин прибежал к стоянке через десять секунд, бросил головёшку обратно в костёр и спросил:
– Ты видела?
Брум сидел в кармане моей куртки и, кажется, дрожал.
– А я думала, у песцов белая шерсть, – зачем-то сказала я.
– Ещё не сменили шубу, – устроившись у костра, пояснил Эспин. – Видимо лето так внезапно кончилось, что даже звери не успели подготовиться. Надо бы спрятать остатки еды в палатку, чтобы песцы их не разворошили.
– Твари… твари… – послышалось из кармана.
– Бедный Брумчик, – разжалобилась я, но тут же припомнила, – А кто говорил, что на Собольем острове нет ни соболей, ни песцов?
– Значит, завелись, – и, высунув мордочку наружу, Брум заявил Эспину, – У тебя же есть ружьё. Иди и перестреляй их всех. А потом мы обдерём с них шкуры на шубу для Шелы. Сам всё выкрою, сам сошью, стежочек к стежочку. А потом буду вычёсывать эту шубу каждый день, ворсинка к ворсинке. Это же будет не просто шуба, а десятки мёртвых песцов. Застреленных. Замученных. Дохлых.
– Я не хочу такую шубу, – послушав Брума, запротестовала я.
– Ещё не сезон для пушного промысла, – поддержал меня Эспин. – пусть сначала побелеют, потом будешь думать про шубу.
– Жаль, – только и сказал Брум, а после выполз из кармана, чтобы найти брошенную шишку и снова начать её шелушить.
– Где ты её взял? – решила узнать я. – Вроде бы Аструп давал тебе в дорогу всего одну.
– Добыл, – лаконично отозвался он и тут же прибавил, – Поэтому завтра ты пойдёшь на сопку и соберёшь мне там столько шишек, чтобы мне хватило до конца пути. Это будет компенсацией за моральный ущерб.
– Какой ещё ущерб?
– За то, что притащила меня в край хищных песцов, которых нельзя отстреливать на шубы.
Когда небо окончательно почернело, настало время подумать и о сне. Я проверила свой спальный мешок из оленьей шкуры и с сожалением для себя убедилась, что он не просох до конца.
– Ложись в мой, – предложил Эспин.
– А ты?
– А я посторожу нашу стоянку. Мало ли что.
– Может, по очереди посторожим? Ты ведь этой ночью тоже плохо спал.
– А может, пускай паникёр посидит у костра? – предложил Эспин и глянул на Брума, – ты ведь прошлую ночь провёл здесь, а не висел на скале над самым морем.
– Что? – возмутился было хухморчик. – Это я должен охранять вас и холхутов от дикого зверья? А что, если придёт кто-то побольше песцов?
– Тогда разбудишь меня, – сказал ему Эспин и отправился к костру.
Пока он снимал с просушки шерстяной плед и запасной свитер, я направилась к палатке. Один из холхутов стоял к ней вплотную и не шевелился. Глаза его были закрыты, а значит, зверь крепко спал. Удивительно, но второй холхут расположился рядом, пусть и повернувшись задом к костру. Он то и дело поматывал щупальцем и явно бодрствовал. Может холхуты спят по очереди, чтобы охранять друг друга от нападения хищников? Что ж, если к нашему импровизированному лагерю прокрадётся волк или медведь, холхуты встретят их первыми.
Перед тем как зайти в палатку, я невольно глянула на небосвод. Над макушкой холма горела Ледяная звезда. Вот оно, светило, которое так пугает Брума. И что в нём такого? Звезда как звезда, только довольно яркая – ни с одной другой её не спутаешь. Вот дойдём до Кедрачёвки, повернём точно на север и можем ориентироваться по ней. Не знаю, как на Межвежьем или Песцовом острове, а вот на Тюленьем нам придётся идти строго на север, прямо к Ледяной Звезде. Ой, кажется Брум предостерегал меня не задумываться о том, что звезда светит точно над осью мира, чтобы не попасть под её зов. Но что поделать, иного пути нет, и дядю Руди нужно искать где-то там.
Оказавшись в палатке, я долго пыталась расстелить мешок, чтобы не задеть тент головой и плечами. Места внутри было крайне мало – мы и выбирали самую компактную палатку, чтобы её было не тяжело нести. Но я как-то не думала, что спать в ней придётся слишком близко друг к другу.
Полусогнувшись, Эспин залез внутрь, расстелил рядом со мной плед и смотал свитер, чтобы положить его под голову. Когда он лёг на одну половинку пледа, а второй попытался укрыться, я не очень-то поняла, почему одна его рука залезла в мой спальный мешок и легла на талию поверх моей нижней рубашки, а плечо уткнулось в моё плечо.
– Не сочти за приставание, – сонным голосом сказал он, – просто вдвоём намного теплее. Это я понял ещё той ночью.
Больше он ничего не сказал. Лицо Эспина было так близко, что я не могла сомкнуть глаз, напряжённо наблюдая за ним. Дыхание стало ровным, веки не подрагивали – кажется, он и вправду заснул. Значит, и мне пора. К чему волноваться, Эспин не обнимает меня, а просто пытается согреться. Ведь правда же?
Глава 24
Ночка выдалась непростой. Кажется, раз пять Брум забегал в палатку с криками: «Песцы идут!» – и тормошил Эспина. Пару раз он протоптался и по мне, после чего сон категорически отказался возвращаться.
Четырежды Эспин нехотя поднимался и выходил из палатки, чтобы проверить всё ли в порядке, а на пятый даже не стал просыпаться. Пришлось мне выползать наружу, чтобы осмотреться.
Странно, вроде бы ночь и темно, а кажется, что на дворе тепло как днём, будто солнце греет.
В костре горели угольки – видимо Брум без устали подкидывал в него веточки всё это время.
– Ну, и где твои песцы? – нехотя спросила я.
– Таятся в темноте, ты присмотрись.
Я присмотрелась и увидела только насторожившегося Брума с вилкой в лапке.
– Никого здесь нет, – поспешила я его успокоить.
– Нет, есть. Слышишь?
Я напрягла слух. И вправду, где-то что-то гудит. Вернее, жужжит, да так противно. Да, над самым ухом. Ой! Кто это меня укусил за щёку?
– Комар? – смотрела я на трупик, размазанный по ладони после машинального удара, и не верила своим глазам. – Откуда он тут взялся?
– Оттаял и полетел, – устроившись у костра, ответил Брум. – Здесь всякая тварь цепляется за жизнь до последнего.
Подумать только, комар и зимой. Хотя, воздух явно потеплел и, может быть, днём даже начнёт таять снег. Если уже не начал. То-то я так славно спала, потому как совсем не чувствовала холода. Вот и прекрасно, пойду досматривать сны дальше, раз наш лагерь не атакуют голодные песцы.
Только я легла в спальный мешок, как надо мной начало кружить одно жужжащее насекомое, за ним другое. Потом кто-то из них и вовсе сел на мой нос. В общем, нужда постоянно отмахиваться от назойливых комаров разогнала всякие остатки сна.
Я выбралась из палатки и просидела у костра до самого рассвета. Прав был Аструп – дым действительно отгоняет кровопийц. Вот и холхуты подтянулись ближе к огню – видно и их замучили комары.
Эспин поднялся, когда за скалами засерели сумерки. Хлопнув себя по руке, он озадачено спросил:
– Это ещё откуда?
– Понятия не имею, но они уже надоели мне. Пойдём скорее отсюда.
На завтрак ушло некоторое время, но он не доставил никакого гастрономического удовольствия – его напрочь отбили подлые укусы за кисти рук и в лицо.
Мы собирали вещи с максимально возможной скоростью. А я ещё и мысленно молила воздушную стихию пригнать с моря ветер и сдуть гнусных кровососов. Но стихия меня не слышала.
Как только мы двинулись в путь, Брум обиженно заголосил:
– А как же мои шишки?
Пришлось взбираться на холм к зарослям стелящихся по земле тёмно-зелёных кедровых кустов, чтобы отыскать на их лапах небольшие чешуйчатые наросты, открутить их и сложить в тряпичный мешочек. Я перепачкала руки в липкой смоле, но выполнила своё обязательство перед хухморчиком. Всё, Брум может не волноваться за своё пропитание. Это нам с Эспином придётся растянуть на три дня пути две банки тушёнки и одну с овощным рагу.
Поход вдоль берега выдался не из приятных – всё из-за проклятого штиля. Чем выше поднималось солнце, тем сильнее зверели комары. Холхуты умудрились сорвать у подножия очередного холма ветки с остатками необлетевшей жёлтой листвы. И они действительно обмахивались ими как мухобойками, удерживая концы древков щупальцами.
Нас с Эспином спасали куртки и капюшоны, вот только лица они всё равно оставляли незащищёнными. Сначала было больно, жутко неприятно, маетно и невыносимо, но после полудня, руки уже устали отмахиваться и наступило странное отупение, когда совершенно всё равно, кусает комар или не кусает – ты уже успел ощутить всю тщетность борьбы с ним и расписался в своём безоговорочном поражении.
Только к обеду с моря потянул прохладный бриз. Как же мы были ему рады, а ещё больше тому, что комаров сдуло в сторону холмов. Но когда освежающий ветерок сменился ледяным шквалом, как-то сразу захотелось развести костёр и согреться.
Отойдя подальше от берега, мы отыскали ручеёк, что бежал меж холмов, и устроили привал. Жаль только, что кострища, заботливо сооружённого кем-то до нас, здесь совсем не было.
– Сделаем сами, – уверенно заявил Эспин, взяв в руки топор.
Зарубив на склоне хлипкое деревце, он заострил один его конец, а после вбил шест под наклоном в землю. Всё, теперь под ним можно было раскладывать сухие ветки, что в великом множестве валялись под каждым кустом.
Костёр удалось развести с первой попытки – опыт вчерашнего дня давал о себе знать. И вскипятить воду, чтобы сварить в ней суп из тушёнки и овощей, мы тоже сумели. Вот только когда варево уже побулькивало, разнося по округе приятные запахи, древко, что держало котелок над костром, завалилось, вывернув ком земли, что должен был держать его. Суп растёкся по поляне, хлынул в ручей вместе с нашими надеждами на сытный обед.
Повисло тягостное молчание. А о чём тут можно было говорить?
– Кажется, – припомнила я, – у того, правильного костра, палку подпирали камни. Один лежал под ней, другой на ней, и по бокам…
– Не дави на больное, – предупредил меня Эспин и, едва скрывая досаду, поднял котелок, на дне которого болтался одинокий кусочек брокколи.
Порывшись в вещах, Эспин известил:
– Осталась последняя банка тушёнки. Ну, ещё у нас есть много чая и шоколада.
Ждать, когда нагреется ещё один котелок воды, не было ну никаких сил – уж очень хотелось есть. Эспин покрутил в руках жестяную банку и заключил:
– Если нагреть её в костре, то мясо приготовится очень быстро.
– Мясо, – тяжко вздохнула я, глянув на переложенный в мою тарелку кусочек брокколи. – А так хотелось хоть какого-нибудь разнообразия.
– Извини, но больше ничего нет и не будет. Можем вскипятить воду для чая, чтобы закусить шоколад.
– Ладно, давай уже, готовь наше мясо.
Эспин согласно кивнул, ещё раз покрутил в руках жестяную банку и хотел было сунуть её в костёр, но Брум гаркнул на него:
– Куда, балбес?! Сначала открой банку, а то она взорвётся.
Как хорошо, что он нас предупредил. Эспин вогнал в жестянку нож, отогнул крышку и поставил банку на угли.
Конечно, нам не стоило набрасываться на тушёнку, словно оголодавшие звери, а оставить хоть немножко на ужин. Но Эспин так уверенно заявил, что к вечеру мы обязательно дойдём до Кедрачёвки, и там нас покормят, что я не стала бороться с собой и доела выданную порцию до конца. Как оказалось, зря
С началом сумерек никаких признаков крупной реки и хозяйственных построек на горизонте так и не появилось. Когда совсем стемнело и с моря набежала моросящая пелена облаков, что стелились по верхушкам холмов, пришлось посмотреть правде в глаза и устроить ночлег. А ещё пришлось довольствоваться шоколадкой на ужин. Теперь я начинала понимать дядю Руди – я тоже была близка к тому, чтобы возненавидеть сладости, которые начали ассоциироваться для меня с грядущим голодом.
Ночь прошла в тепле, сухости и комфорте – под тентом, без комаров и для каждого в своём спальном мешке. Какое счастье, что и Брум решил отдохнуть и потому не вопил всю ночь о нашествии песцов – он просто лежал в палатке на мешке с вещами и обнимал свою любимую вилку.
Утром я проснулась и еле открыла глаза. Казалось, всё лицо опухло и стало в два раза больше. Достав складное зеркальце, я оглядела себя. Сыпь украшала щёки и лоб, кожа жутко зудела. Когда Эспин проснулся и вылез из спального мешка, я поняла, что мои дела не так уж и плохи. У него под глазом и вовсе красовался кровоподтёк – кто-то знатно его укусил.
– Надеюсь, – вернув мне зеркальце, сказал он, – те комары не были ядовитыми.
Я тоже на это сильно надеялась, потому как купить хоть какие-нибудь лекарства мы с Эспином не догадались. Да я и понятия не имела, что может помочь от укусов морозоустойчивых комаров. Судя по тому, что рассказывал о комарах Аструп, мы ещё легко отделались – бычок его соседей и вовсе помер закусанным, а может даже и полностью обескровленным.
По ту сторону палатки погода не радовала. Дождя или мороси не было, зато ветер носил серые тучи над холмами и обещал скорое ненастье.
Спешно собравшись, мы двинулись в путь. Никаких признаков устья реки не наблюдалось, зато в море показались странные на вид камни и скалы, что торчали из воды подобно столбам. И по мере продвижения, их становилось всё больше и больше.
– Наверное, Кедрачёвка – это ужасная дыра, – заметил Эспин,
– К чему ты это говоришь? – не поняла я.
– Видишь кекуры? – указал он на скалы. – Если такие же стоят возле Кедрачёвки, то ни один пароход и ни один плашкоут через них к берегу не пройдёт. Так что о гостеприимном застолье можно забыть. Подозреваю, люди там живут небогато и досыта не едят.
Что-то расстраивают меня такие разговоры. Если провианта в Кедрачёвке нам не найти, то как ещё два дня мы будем идти до Энфоса? Впроголодь? Или придётся отнять у Брума шишки? Хотя, зачем отнимать, кедровый кустарник тянется по холмам вдоль всего нашего пути, так что набрать новые будет нетрудно. Но вот колупать их… Может, подключить к делу Брума?
Я с тоской смотрела на чёрные столбы в море, как над ними парят птицы, и вскоре поняла, что гнездятся на скалах вовсе не чайки, а кое-кто покрупнее.
– Орлы? – на всякий случай, спросила я Эспина.
– Похоже на то, – подтвердил он.
– А это не опасно? У нас ведь патроны отсырели.
– Не бойся, зачем им человек, если вокруг достаточно добычи и помельче.
Может и так, но всё равно тревожно. Почти над каждой морской скалой кружила большая птица. До чего же огромен размах их крыльев. Но до чего же грациозно они парят в воздухе…
Когда впереди показался изгиб реки, меня не очень-то взбодрил вид облетевших деревьев у берега. Однако миг моей грусти был недолог: неподалёку от устья начинали чернеть остроконечные крыши приземистых зданий. И сразу во мне проснулись скрытые силы, и шаг стал быстрее, будто и не было тяжёлых сапог и усталости.
Не прошло и получаса, как мы вышли к долине со снежными проплешинами. Вдоль берега реки тянулась череда из девяти странных домиков: все стоят на деревянных подпорках в полтора человеческих роста, крыша каждого густо устелена сухой травой, что прижата к строению кожаными ремнями, а наверх к закрытой двери ведёт даже не лестница, а бревно с выдолбленными выемками, что должны послужить ступеньками.
Таких необычных жилищ я ещё не видела. Но больше всего воображение поражало великое множество перевёрнутых плашмя деревянных рам с перекладинами, что стояли вокруг домиков на кольях-подпорках. А на этих рамах висели сотни, если не тысячи разделанных рыбин. Головы отрублены, туши разрезаны на две пластины, но не до конца. И все они рядами висят на жердях, что хвосты торчат вверх, а чешуя поблёскивает в слабых лучах едва проглядывающего меж туч солнца.
Рыбный дух окутал всю округу. Как же всё это дразнило аппетит. Вот только стоило мне подойти поближе к раме и ступить на снежную проплешину, как она зашевелилась под моими ногами. Я взвизгнула и отскочила прочь. Это был вовсе не снег, а мириады белых противных червей, что извивались и ползали по земле. Теперь я заметила, что они падают вниз с рыбных пластин.
– Какая мерзость, – с отвращением отвернулась я и отошла прочь, лишь бы не видеть всего этого.
– Эй, есть кто-нибудь? – раздалось откуда-то сверху.
Это Эспин успел залезть по бревенчатой лестнице к двери одного из домиков, и теперь звал хозяев. Но никто не откликнулся и не вышел. Тогда Эспин решился приоткрыть дверь без запоров и заглянуть внутрь.
– Что там? – спросила я, наблюдая снизу, как он молча уставился в дверной проём.
– Ничего, – с нескрываемым сожалением заключил Эспин. – Куча всякого хламья. Жестяные банки, ящики, керосиновая лампа. Много связок юколы.
А после он слез вниз, чтобы направиться к другому домику и попытать счастья там. Я и сама включилась в поиски, но все девять домиков оказались необитаемыми. И аккуратно развешанная вокруг них рыба неизменно гнила и исторгала из себя отвратительных червей.
– Ничего не пойму, – озадачено произнёс Эспин, спустившись с последнего домика на краю Кедрачёвки. – Как будто все люди разом испарились.
– Ушли вверх по реке к горам, к зимним жилищам?
– Тогда почему не забрали с собой рыбу и дали ей сгнить? Нет, тут что-то другое.
– Что? – спросила я, но Эспин не ответил.
Он так напряжённо молчал, что мне стало не по себе. Кажется, Эспин что-то заподозрил, но не решался сказать, что именно.
– Не пугай меня, – взмолилась я. – Куда все делись?
– Понятия не имею, Шела, – вполне искренне признался он. – Просто вспомнилось тут… В прошлом году отец отправил меня на шхуне к границе с Хаконайским королевством. Там мы должны были разгрузиться и продать партию манто, но не об этом речь. Просто, когда мы подплывали к хаконайским водам, в море стоял туман. И мы чуть не налетели в этом тумане на другую шхуну. Самое странное, что на той палубе никого не было. Команда подавала сигналы, радист пытался выйти на связь, но никто не ответил. Я тогда увязался за матросами и боцманом, и мы поплыли к той шхуне на шлюпке. Мне просто было любопытно узнать, что там с командой, больны они или перепили вина все разом. А там… Понимаешь, мы обрыскали всё, зашли во все рубки, каюты, кубрики. Но никого на борту не было, даже корабельных кошек и крыс. В капитанской каюте стоял накрытый стол, а бифштекс в тарелке весь кишел червями, как эта рыба на шестах. Понимаешь? Вся команда внезапно пропала, даже позабыв пообедать. Это выглядело очень странно, просто необъяснимо. И тогда боцман рассказал мне про инфразвук и морскую истерию, о том, как люди внезапно сходят с ума и кидаются с палубы в воду, чтобы утонуть. Теперь ты понимаешь, почему мне не понравился твой рассказ о шёпоте в тумане?
