Текст книги "Наследница огненных льдов (СИ)"
Автор книги: Антонина Ванина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 61 (всего у книги 62 страниц)
– Ледокол "Император Эрлинг VI" стоит на рейде в Великой полынье, – огласил Юве, не веря тому, что сам же и написал. – Они ищут племянников Рудольфа Крога, майора Вистинга и экспедицию "Флесмера".
В это действительно невозможно было поверить, но всё обстояло именно так. Эльм передал ледоколу ответное сообщение. Нас услышали и запросили координаты местонахождения.
А потом последовала долгая переписка с запросом точного времени, чтобы завести остановившиеся часы, посмотреть на звёзды, произвести сложные вычисления и определить наше местоположение. Координаты были переданы, на что после долгой и мучительной паузы пришёл ответ – ледокол доберётся до нас только через неделю.
Неделя, всего лишь неделя! Там на ледоколе даже не представляют, насколько это маленький для нас срок.
И всё же сидеть на месте и ждать спасения, на которое изначально никто и не рассчитывал, мы не стали. При свете керосиновых ламп и периодически восходящего огрызка луны мы двинулись в путь.
Мужчины всё время спорили, как может тромский ледокол без разрешения хаконайского королевства очутиться в это время года в Великой полынье, и откуда у него столько запасов угля, чтобы ещё неделю плыть на север и иметь возможность вернуться обратно. Собственно, дядя Руди потому и решил продолжить пеший поход на юг, ведь чем ближе мы будем к ледоколу, тем больше топлива на обратный путь он сэкономит. Никому не хотелось после всех лишений оказаться ещё и на затёртом льдом судне, чтобы дрейфовать неизвестно сколько времени в Студёном море.
Удивительно, но после очередного привала мы всё-таки нашли схороненный ящик с продуктами экспедиции. Хотя, он уже не имел особого для нас значения. Каждый день мотористы выходили в эфир, дабы сверить наши новые координаты с местоположением ледокола. До долгожданной встречи оставалось два дня.
Даже не верится, что скоро мы поплывём домой. Долгое путешествие закончится, и всё пережитое начнёт забываться. Не забудутся только пехличи и их помощь. И Эспин. И Тэйми. Эти двое навсегда останутся в моём сердце. А ещё множество встреч с удивительными людьми. И необычными животными. И множество приключений, опасностей, испытаний. Всё это уже позади, и оттого становится немного грустно. Впереди прежняя скучная жизнь – а ведь я не очень хочу к ней возвращаться.
Выйдя в один из вечеров из палатки вместе с Зорким, я с тоской глядела на крохотную луну, что едва поднималась над горизонтом. Неровности торосов вдали уже казались такими родными и милыми сердцу. Я снова ловила себя на мысли, что жуткий холод не заставит меня разлюбить этот безмолвный край льдов и снега. Он навсегда останется в моей памяти самым загадочным местом на земле. И, похоже, этот край никогда не перестанет меня удивлять.
Внезапно Зоркий гавкнул и уставился куда-то вдаль. Под лунным диском у самого горизонта показалась собачья упряжка. Я чётко видела три парные связки собак, вожака впереди, а ещё нарту позади, в которой сидели три щуплых человечка небольшого роста. Быть того не может – пехличи!
Я ещё долго наблюдала, как собаки несут пехличей точно на север. И только яркая вспышка, что внезапно возникла перед упряжкой, заставила меня моргнуть, а в следующий миг и животные, и нарта с ездоками пропали, слово испарились в воздухе. Или прошли через сияющие врата миров в край цветущих садов? Что ж, буду считать, что пехличи не просто так показались мне напоследок. Они попрощались. Тогда и я махну им рукой. Знаю, они увидят меня даже через границу миров.
Глава 103
Как же был прав дядя Руди, когда решил не ждать прибытия ледокола, сидя на одном месте, а идти к нему навстречу. Прошла неделя, восемь дней, десять, а спасатели так и не появились – просто льды близ оси мира оказались слишком прочными для корпуса судна, и ледокол не смог пробиться дальше торосов близ Тюленьего острова.
Мы вышли к стальной громадине сами после долгих метелей, когда наши запасы еды и топлива уже были на исходе. Многометровая махина изрыгала клубы дыма, а на мачте трепыхался флаг Тромделагской империи. С палубы на лёд по трапу спускались люди, но у нас уже не было сил радоваться их появлению.
Меня одной из первых подняли на судно, затем наступил черёд остальных. Экипаж всем составом наперебой подбадривал нас, обнимал, через раз повторял, что всё самое страшное уже позади, а впереди долгожданный путь домой. А потом капитан ледокола подошёл к журналисту Арильду Монсену со словами:
– Господин Эспин Крог, заказчик нашего рейса очень ждёт весточки от вас. Пройдёмте в радиорубку, ваш отец очень хочет получить от вас телеграмму.
Вот и пришёл конец веселью. Все молчали, экипаж непонимающе смотрел на Монсена, а я старалась скрыть навернувшиеся слёзы.
– Простите, – заговорил журналист, – но моё имя Арильд Монсен, я корреспондент "Флесмерского вестника". Мне тяжело сообщать это вам, но Эспин Крог погиб.
А дальше Мортен взял на себя смелость рассказать всю правду о гибели Эспина. На экипаж ледокола эта история произвела тягостное впечатление, особенно на капитана.
– Что же я теперь скажу Густаву Крогу, – опустив голову спросил он. – Это ведь он заказал этот рейс, чтобы найти и вернуть сына.
– Что значит, заказал? – вмешался дядя Руди. – Мой брат оплатил рейс?
– Он ещё и профинансировал последний этап строительства этого ледокола из собственных средств. У министерства судоходства уже год не было на это денег. Правда, уголь для рейса министерство всё же закупило, но стоянки в хаконайских портах всё равно оплачивал Густав Крог. Иначе через соседнее королевство в Великую полынью ведь не попасть.
– Как вы вообще поняли, куда надо плыть и где нас искать?
– А это вы майора Вистинга спросите и отважную Шелу. Из Сульмара в Рювелан, а из Рювелана во Флесмер пришла телеграмма, что на аэродроме с экспедицией "Флесмера" установлена односторонняя связь, а племянники Рудольфа Крога и майор Вистинг отправились в пеший поход им на выручку. Густав Крог к тому времени уже больше недели пытался понять, куда из Квадена пропал его сын, а тут появилась ниточка, и не только к Эспину Крогу, а ко всей экспедиции "Флесмера".
Уже в кают-компании за горячим обедом мы узнали все подробности строительства ледокола и спешного подбора экипажа, после чего ледокол выдвинулся в сторону Хаконайского королевства, а оттуда через хрупкие хаконайские льды провёл за собой угольные баржи к северному берегу Песцового острова, чтобы начать слушать эфир.
– Мы ведь сигнал от экспедиции "Флесмера" ожидали получить, а первое же сообщение пришло от каких-то геологов. Представляете, они сейчас зимуют на юге Песцового острова в полуразрушенных туземных домах возле какого-то обрыва без запасов еды, с одной только зайчатиной и сушёной рыбой. Говорят, их партию забыли по осени отправить домой на континент.
О да, мы с Мортеном прекрасно представляли, о чём идёт речь. Бедный Андресен и компания, но ничего, недолго им осталось мучиться.
– Запасов топлива ведь хватит, чтобы добраться до стоянки геологов? – поинтересовался у капитана Мортен.
– Тех запасов, что сейчас на судне, хватит, чтобы вернуться в Великую полынью. А там в открытых водах нас ждут баржи с запасом угля, которого хватит до самого Рювелана. Так что не беспокойтесь, майор, геологов мы обязательно заберём. Они теперь ведь тоже вроде покорителей зимней стихии. А наше судно как раз специализируется на спасении таких вот отчаянных первопроходцев.
– В таком случае, – заявил Мортен, – стоит отдать дань уважения тем первопроходцам, которым так и не случилось стать покорителями оси мира.
– Что вы имеете в виду?
– Вам когда-нибудь доводилось слышать об экспедиции "Линнеи"? Мы нашли шхуну, а ещё три мёртвых тела, которые уже давно должны быть преданы земле.
Подробный рассказ о скованной во льдах шхуне, что уже больше тридцати лет дрейфует в Студёном море, поразила экипаж ледокола. Я опасалась суеверных моряцких страхов, что касаются смерти и покойников, но капитан дал Мортену слово, что экипаж "Линнеи" будет погребён с почестями на родной земле.
К так называемой бухте Розовых льдов мы добрались за три дня. К замурованной шхуне ледокол смог подобраться максимально близко, чтобы при свете прожектора Мортен в сопровождении моряков снова отправился в чрево раздавленного судна.
Печальная поклажа была доставлена на судно и отныне хранилась в специальном ящике в трюме, где никогда не бывает положительных температур.
Мне было некомфортно снова оказаться на одном судне с покойниками. В памяти всё время всплывал рассказ Мортена о судьбе отважной медсестры Лив Анкерн, что отправилась к оси мира, но так и не вернулась домой. Теперь вернётся. Тридцать два года спустя… Мне же повезло больше, чем ей. И года не прошло, а я жива и плыву на континент. Правда, в одном мы с ней всё же похожи. На этом ледоколе я единственная женщина в окружении десятков мужчин.
Разумеется, капитан выделил мне отдельную каюту. Да и весь экипаж относился ко мне крайне уважительно. История о том, как вчерашняя школьница прошла пешком все Полуночные острова и добралась до оси мира, восхищала и удивляла их. А меня смущало столь пристальное внимание экипажа. Я же не сделала ничего особенного. Я просто хотела спасти дядю Руди.
Плывя вдоль берега, мы постепенно добрались до земель, над которыми изредка восходит солнце. В один из стремительных дней, гуляя по палубе вместе с Зорким, Мортен заметил неподалёку от борта ледокола мирно гуляющего в торосах морского медведя. И тут же он вспомнил о данном губернатору Лундборгу обещании привезти тому две белые шкуры. Арильд Монсен отнёсся к идее подстрелить животное с палубы со скепсисом:
– Лундборг досиживает в своём губернаторском кресле последние деньки, – уверял всех нас журналист. – Надеюсь, мороз не повредил мои фотоплёнки. Когда я проявлю их, Лундборга ждёт позорное разоблачение. Пусть все узнают, что он устроил на островах во время путины. Имперские власти не простят ему такое издевательство над простыми людьми.
– Простят или не простят, это для меня значение не имеет, – сказал Мортен. – Я дал обещание, что добуду две шкуры, и я его исполню. То, что Лундборг тот ещё мерзавец, не даёт мне права становиться пустословом. И это вопрос уважения к самому себе, а не к Лундборгу.
Мне понравился ход его рассуждений. Какой же Мортен надёжный и ответственный. Мне такой подход к жизни ужасно импонирует.
В итоге медведь был добыт, поднят на борт, разделан, а его шкура выделана. Теперь Мортен каждый день высматривал с палубы ещё одного зверя, но судьба со своими непредсказуемыми поворотами распорядилась по-своему.
Когда ледокол проплывал неподалёку от берега, я увидела две яранги, и они показались мне смутно знакомыми. Это говорили мне не глаза, а сердце, что сжалось в сладостной истоме, ведь в одной из этих яранг мы с Мортеном провели нашу первую ночь, когда всецело принадлежали друг другу. Бинокль только подтвердил мои ощущения. Неподалёку от малой яранги Мортен разглядел оленей и старуху с ребёнком.
– Красная вдова и её маленький внук, – констатировал он.
– Нам надо обязательно встретиться с Терхитыной, – в надежде, что Мортен поддержит меня, сказала я. – После смерти Эспина Тэйми должна была покинуть стойбище Питариля. Она могла доехать на своей упряжке до яранги красной вдовы и зазимовать в её стойбище. Если Тэйми сейчас там, она может рассказать нам о последних днях Эспина.
– Тебе станет легче от её рассказа?
Какой жестокий вопрос. Нет, не станет, но я всё равно обязана его услышать. И увидеть Тэйми я тоже очень хочу. Я ведь оставила её одну в самом зловещем месте на всех Полуночных островах. А я бы очень хотела ей помочь, хотя бы сейчас.
– Мы можем взять Тэйми на борт и отвести домой, – предложила я. – Ледокол ведь после захода в Великую полынью направится к геологам. А они живут в родном селении Тэйми.
– Её собак ты тоже собираешься взять на борт? Их семь штук, Шела. Одного Зоркого тут вся команда с радостью прикармливает, а вот ещё семь голодных ртов вдоволь не накормить. К тому же у Тэйми ездовые собаки, им придётся тяжело без ежедневных пробежек, к которым они с детства привыкли. Здесь по палубе не побегаешь.
– Что ты предлагаешь, – начала раздражаться я, – из-за собак оставить Тэйми на незнакомом ей острове при том, что мы можем помочь ей быстро вернуться домой?
– Я ничего не предлагаю, принцесса, просто хочу сказать, что без своих собак Тэйми никуда не поплывёт. Понимаешь, о чём я?
Да, кажется, начинаю понимать, и от этого мне ещё больше становится не по себе.
– Давай, хотя бы проверим, – заключила я, – может, Тэйми и не появлялась в стойбище Терхитыны.
Капитану не очень понравилась идея остановить судно, чтобы мы с Мортеном спустились на льды и отправились к стойбищу. Пришлось рассказать ему о причинах такой просьбы, и он был вынужден пойти нам на встречу.
В итоге капитан пошёл нам навстречу и спустил нас с Мортеном на шлюпке вниз. До стойбища мы добрались быстро, а Терхитына встретила нас оценивающим взглядом и долгим молчанием, после которого она всё же спросила Мортена:
– Так ты дошёл до Чум-горы и вернулся назад?
– Как видишь, – улыбнулся он.
– И пехличи не сварили тебя вместе с твоей женой в котле?
– Я бы сказал, что могли сварить, но передумали.
– А тот большой железный кит в море, ты добыл его в недрах Чум-горы? Пехличи одарили тебя железным китом, чтобы ты уплыл обратно на свой большой далёкий остров?
– Всё верно, – с улыбкой кивнул старухе Мортен, – мы возвращаемся домой.
Не сказав ни слова, Терхитына развернулась и скрылась в недрах яранги, чтобы через минуту выйти с огромной белой шкурой в руках:
– Ты просил выделать морского медведя, я и выделала. Не думала, что ты вернёшься за своей добычей, но раз вернулся, забирай. Я помню наш уговор. Я его выполнила
– Спасибо тебе, – приняв шкуру, сказал Мортен.
Теперь настала моя очередь вступить в разговор. Я спросила Терхитыну о Тэйми, но старушка лишь покачала головой – с тех пор, как мы вчетвером покинули её стойбище, Тэйми она больше не видела. И это известие меня ужасно взволновало. Неужели Питариль не отпустил её и заставил выйти за одного из своих родственников? Это ужасно. И ведь теперь я ничем не могу помочь Тэйми. А ведь должна была, должна… Вот и ещё один человек, кого я подвела и бросила…
Вернувшись к ледоколу, в расстроенных чувствах я поднялась на палубу и старалась лишний раз не выходить из каюты, пока мужчины предвкушали, когда же ледокол войдёт в открытые воды Великой полыньи.
Знаменательный момент настал, и вскоре к нам присоединились три баржи, что всё это время ожидали возвращения ледокола около северного побережья Росомашьего острова. Пока происходила загрузка топлива в трюм, радисты всецело занялись налаживанием связи с забытыми всеми геологами. Те отозвались быстро и посетовали на тяжёлую жизнь в подснежном доме без запасов еды, но с верой, что сегодня им попадётся зайчишка или куропатка. Правда, на нехватку патронов геологи тоже успели пожаловаться. Стало быть, надо спешить им на выручку.
Перегрузка угля сильно затягивалась, зато у Мортена в голове созрел план: взять с собой корреспондента Монсена с его фотокамерой и на байдарке сплавать к западному побережью Песцового острова, как раз к тому месту, где хаконайские браконьеры обустроили свою базу.
– Арильд, – рассказывал журналисту Мортен, – там, у побережья проложена самая натуральная колея для вагонеток, она идёт прямо от бетонной площадки, на которой морозят рыбу, к морю, чтобы было удобней грузить улов на браконьерское судно. Надо бы всё это заснять на плёнку, чтобы показать во Флесмере всем заинтересованным лицам. С браконьерством давно пора кончать, тем более, что все возможности для этого есть.
– Нет только доказательств, – поддержал его рвение Монсен и добавил, – значит, мы их добудем.
Мортен и Монсен в сопровождении двух моряков отплыли на байдарке и одной шлюпке в сторону берега, а я представляла, как вскоре они вернутся с фотодоказательствами бесчинств хаконайцев и следами их экспансии. Всё это очень пригодится Мортену на суде, когда ему придётся отстаивать своё честное имя. Во Флесмере ведь даже не представляют масштаб проблемы, там ничего не знают о промышленной заготовке полуночного лосося пришельцами из-за моря. Вот пусть теперь и узнают. А суд пусть знает, что Мортену не безразлична судьба поруганных аборигенов и оскудевших вод. И пусть знают, что он не с хаконайцами, а против них.
Мортен и Арильд Монсен вернулись только через два дня, да не одни, а в сопровождении полудюжины байдарок рыбаков из того самого селения, где мы с Мортеном поженились по островному обряду. К слову, там же нам некогда одолжили нарту-байдарку, так что Мортен как честный человек вернул её владельцу, а тот вместе с односельчанами приплыли к ледоколу не просто, чтобы посмотреть на железного кита, в котором водятся люди – они привезли с собой тех самых браконьеров, что на наших глазах были заарканены оленеводами.
Оказывается, пастухи Карикиявы недолго мучились с бесполезными пленниками и вместо того, чтобы держать их у себя до весны, отдали их рыбакам, которых те самые браконьеры и грабили. Вот это была действительно страшная месть. Заморские разбойники были несказанно рады видеть Мортена – в нём они видели меньше опасности, чем в своих бывших жертвах. А как они были рады каюте, где их заперли. Всё-таки хаконайцы вернулись к цивилизации, для них это было лучиком надежды и концом мучений в плену у аборигенов. Мортен же был рад, что может забрать арестантов с собой и предъявить их властям во Флесмере. Ещё один повод отделаться от обвинений в шпионаже. Как же всё удачно складывается, прямо не верится.
Но браконьеры оказались не единственными гостями с острова. Я глазам своим не поверила, когда на борт сначала поднялась взволнованная Тэйми, а за ней измождённый, осунувшийся, но такой родной Эспин с Брумом и Унчем в нагрудной сумке.
Это было подобно чуду, которое не могло произойти, но оно случилось. А всё потому что Тэйми оказалась волшебницей, самой настоящей. Тот жёлтый мох, что во сне показала ей бабушка и который она нашла под снегом, действительно оказался целебным.
– Лишайник желтосетчатый, – авторитетно заявил судовой врач после того, как осмотрел Эспина, – обладает антисептическими свойствами и в сути своей может заменить антибиотик, правда шанс выздороветь при таком лечении можно оценить как пятьдесят на пятьдесят. Больному в таком случае придётся рассчитывать только на удачу. Вы очень везучий молодой человек, господин Крог. Но долечивать очаги пневмонии отныне вы будете под моим наблюдением и с помощью проверенных лекарств.
Когда эйфория от встречи немного поутихла, в кают-компании собрался чуть ли не весь экипаж ледокола, чтобы услышать от Эспина историю его чудесного спасения.
– Да ничего особенного, – неохотно отвечал он, то и дело прерывая свой рассказ из-за приступов кашля, – отлежался пару недель, пришёл в себя. Тэйми сказала, что Шела с Вистингом ушли на север без ружья. Я решил, что они оба спятили и уже давно погибли, потому нет смысла ждать их обратно. А тут ещё и Питариль начал угрожать мне ружьём, сказал, что я это не я, а злой дух, который поселился в умирающем теле, а Тэйми, выходит, ведьма, и надобно бы нас двоих прикончить, чтобы мы всё стойбище не извели. Еле удалось его уговорить отпустить нас. Мне в ту пору ещё тяжело было ходить, поэтому я сидел в нарте, а Тэйми погоняла собак, стоя на полозьях. Три дня мы так ехали на запад мимо гор. И вот в одну из ночей собаки как с ума посходили, выли, метались. А потом всё стихло, я из палатки вылез, а вокруг тишина, собак нет, сбежали, а куда – не видно, словно они в воздухе растворились. Вот так мы и остались без упряжки. Тэйми, конечно, переживала, особенно за Роху, она ведь брюхатая была. Тэйми и сейчас переживает, всё-таки своих собак она с щенячьего возраста для упряжки растила, а теперь ни одного животного не осталось – кто погиб в схватке с холхутами, а кто убежал неизвестно куда. Хотя, мне кажется, я в ту ночь слышал лающее эхо с севера.
И тут меня пронзила пугающая догадка: так ведь на север собаки убежали, чтобы стать упряжкой пехличей! Это ведь Роху, Тармо, Шикшу, Бубна, Тахво, Дымку и Тумана я видела в лунном свете, когда пехличи направили свою нарту в светящийся портал между нашим и их миром. Семь взрослых собак и не меньше четырёх щенков в чреве Рохи – вот те самые одиннадцать жизней, которые требовали у меня пехличи за право семи людям, трём хухморчикам и одной собаке покинуть вулканический остров. За это они отобрали у Тэйми её собак, а нам подослали единозуба со светящимся рогом, что верно указал путь к льдине. Теперь я начинаю понимать слова, что говорил мне потусторонний голос во льдах. Взять ему с меня было нечего, вот пехличи и оставили Тэйми без её упряжки. И зачем им собаки? Видимо, упряжные волки не так хороши и покорны.
– А потом, – продолжал свой рассказ Эспин, – несколько недель к ряду мы с Тэйми тащили за собой нарту. Ни одного стойбища по пути не встретилось, неоткуда было ждать помощи. Лишь дней пять назад мы добрались до поселения на южной оконечности Тюленьего острова. Там нам, конечно, предложили погостить до весны, но знаем мы их гостеприимство, поэтому на следующий день перешли по льдам на Песцовый остров к другому знакомому поселению. Вот там-то мы и планировали остаться до весны, тем более, что рыбаки нас прекрасно помнят, до сих пор благодарят за помощь в борьбе с браконьерами. За три дня мы даже успели прижиться в доме Яринанто и Лемпинавыт, вернули им их же плавучую нарту. А сегодня просто день невиданных чудес приключился. Я всё что угодно ожидал увидеть в этих широтах, но не ледокол. И не живого Вистинга с Шелой и дядей Рудольфом. Это самое невероятное и радостное событие в моей жизни, правда. После выздоровления я думал, что вернусь домой к осени как побитая собака и буду каяться перед всеми за то, что посмел выжить, когда действительно храбрые и отчаянные люди погибли. И теперь я несказанно счастлив, что все мы снова вместе и плывём домой.
Этот день и вправду был наполнен радостью воссоединения разлучённых друзей и родственников. Хухморчики Дзун, Ханг и Циль чуть ли не хоровод водили вокруг Унча, за которого так сильно переживали. Брум соплеменников проигнорировал, зато полез на плечо к дяде Руди, чтобы рассказать обо всём, что творилось в доме после его отъезда, а заодно всласть нажаловаться на меня, рассказать, какая я бестолочь, как я обманом заманила его на острова, потом плохо кормила, да ещё отдала на растерзание белому животному с шерстищей и слюнищами.
А вот я не могла обойти стороной Тэйми. Она так храбро поднялась на борт "железного кита" и без тени страха сопровождала Эспина по всем каютам, что я не могла не поинтересоваться, не пугает ли её непривычная обстановка ледокола.
– Мой муж сказал мне, что это никакой не железный кит, а большая байдарка в несколько этажей, что в её недрах горит огромный костёр, который и растапливает лёд вокруг байдарки, и так она плывёт по чистым водам.
– Примерно так всё и обстоит, – не стала я углубляться в теорию судоходства.
– Шела, а куда эта байдарка плывёт?
– Насколько я знаю, – в нерешительности начала я, – мы держим курс к побережью, где стоит твой дом. Представляешь, те геологи, которых мы встретили на пути к браконьерской стоянке, ушли на восток, чтобы перезимовать в твоём родном селенье. Теперь мы плывём, чтобы забрать их.
– Мы плывём к моему дому? – отчего-то расстроилась она и внезапно спросила, – Шела, ты думаешь, мой муж оставит меня там одну, а сам уплывёт на свой большой далёкий остров?
– Ну что ты, Тэйми, одну он тебя точно не оставит.
– Но ты же сама говорила мне, что он обязательно бросит меня, когда поход подойдёт к концу и настанет пора возвращаться домой.
Она смотрела на меня с непривычной тоской к глазах. Я не узнавала всегда решительную и несгибаемую Тэйми. И что сказать ей, как развеять её опасения, я не знала. Весь день я только и слышала перешёптывания среди экипажа, для которого главным вопросом было – зачем Эспин притащил с собой на ледокол дикую туземку, если он плывёт домой и скоро сможет скрасить своё одиночество в объятиях нормальной тромской девушки. Всё это ужасно коробило и заставляло тихо злиться, поэтому ближе к вечеру я подкараулила Эспин, когда он вышел из каюты доктора, чтобы в лоб спросить:
– Как ты намерен поступить в отношении Тэйми?
– Что значит, как? А сама-то ты как думаешь?
– Я думаю, что ты в любой ситуации должен оставаться мужчиной.
– Знаешь, – внезапно помрачнел он, – в тот день когда мы покинули ярангу Питариля, чувствовать себя мужчиной я как раз-таки перестал.
– И что это значит? – напряглась я.
– А то, что я ни на что не был годен. Думаешь, я бы стал сегодня рассказывать всем и каждому, как стал иждивенцем и нахлебником? Я же дальше сотни метров не мог самостоятельно пройти пешком. Когда мы остались без упряжки, это ведь Тэйми тащила за собой нарту, а заодно меня подгоняла, чтобы не отставал. Она же и кормила нас двоих, охотилась, я ведь из лука стрелять не умею. И как ты думаешь, как после всего пережитого я поступлю с девушкой, которая вернула меня с того света, а потом день за днём лечила, кормила, всячески ухаживала и не дала замёрзнуть в метель и морозные ночи? Как я, по-твоему, должен поступить с той, благодаря кому до сих пор жив?
– Скажи, – осмелилась спросить я, – ты любишь Тэйми?
– Я знаю точно, что она любит меня так, как ни одна другая девушка никогда не полюбит. Как думаешь, этого достаточно для гармоничных отношений?
– Я не знаю, – пришлось честно признаться мне.
– Ну, а я знаю.
На этом наш разговор был окончен, а наутро я узнала, что вечером Эспин потребовал от капитана выделить им с Тэйми совместную каюту, ведь они уже давно муж и жена и скрывать этого не собираются. Даже словами не передать, какой гул стоял в кают-компании во время завтрака, когда каждый кочегар и машинист считал своим долгом обсудить любовные похождения Эспина Крога. Ух, какие же всё-таки мужчины сплетники, ещё хуже женщин.
В разговорах и прогулках по заледеневшей палубе и проходили дни нашего плавания к родному селению Тэйми, где нас ждали многострадальные геологи. Ледокол прокладывал дорожку в быстро стынущих водах для трёх барж позади себя, потому малейшее промедление в движении могло грозить ледовым пленом для незащищённых судов. Хорошо, что радиосвязь позволила предупредить геологов о нашем скором прибытии, чтобы в нужный день и час они были готовы подняться на борт в максимально быстром темпе.
Встреча с Андресеном и его командой состоялась через четыре дня после выхода из Великой полыньи. Вот уж кого потрепала суровая зима, так это их. Скудная и однообразная пища лишила бедняг сил и всякой радости жизни. Хорошо, что в камбузе ледокола имелись все гастрономические радости для поднятия духа и возвращения мышечной массы. Вот только Тэйми не дремала и, подсев к Андресену в столовой, тут же начала давить ему на совесть:
– Это злые духи Нижнего мира, которых вы выпустили, истерзали вас, как когда-то они терзали моих соседей, братьев и отца. Их гнев – это наказание вам за то, что вы нарушили заветы предков и захотели выкачивать жир земли.
– Только тебя здесь не хватало, сумасшедшая лучница, – в полголоса огрызнулся геолог, а потом поднял глаза на Тэйми и спросил, – Что ты тут вообще делаешь? Куда ты плывёшь? Во Флесмер? Кому ты там нужна со своими пещерными суевериями? Тебе дальше тех развалин даже нос не стоит совать.
– Ведите себя уважительно, Андресен, – услышав эти речи, вмешался Эспин, – вы говорите с моей женой, а она вас не оскорбляла.
– Женой? – тут Андресен переключил всё своё внимание на Эспина и изрёк, – Крог, и не надоело вам играть в эту бессмысленную игру? Вы как своему отцу такую жену покажете? Не боитесь остаться без наследства? А на улице без единого империала?
– Не боюсь, – отрезал Эспин и прибавил, – А вам бы не мешало прекратить совать свой нос не в свои дела.
На этом Эспин увёл Тэйми из кают-компании, а я поспешила покинуть её следом, чтобы тоже не услышать от "доброжелательного" Андресена, не боюсь ли я своего будущего свёкра, да и вообще, уверена ли, что Вистинг-старший позволит нашей с Мортеном свадьбе состояться.
Собственно, последнее всё ещё продолжало меня волновать, и потому я отправилась к каюте Мортена, но стоило мне к ней приблизиться, как изнутри донеслось заговорщическое:
– Слушай, охотник, на островах мы ведь были одной командой, столько всего натерпелись, столько всего пережили. Мы должны оставаться друзьями. А друзья помогают друг другу.
– Ближе к делу, – равнодушно предложил Мортен.
– Ладно, ближе, так ближе, – согласился Брум, – Охотник, у меня к тебе одна очень важная просьба. Забери с собой волосатое животное, ну, пожалуйста. Я не хочу жить с ним в одном доме и чистить все диваны от его шерстищи. А бестолочь обязательно притащит с собой этого пса. А он нам не нужен, нам и без него хорошо было.
– Я и Шелу могу с собой забрать, – всё так же монотонно отвечал Мортен.
– Да, забери! – возликовал Брум, – нам без неё больше фруктов и пирожных останется.
Тут я не вытерпела и распахнула дверь. Зоркий стоял у порога и заранее махал мне хвостом, видимо давно почувствовал, что я стою за дверью. Мортен лежал на кушетке и сосредоточено читал какую-то книгу, а Брум сидел на столике рядом, свесив ножки.
– Это что такое? – грозно вопросила я его. – Это когда я тебя объедала? Ты вообще не любишь фрукты, они же для тебя такие гадостные.
Брум всполошился, встрепенулся и метнулся к стене, чтобы подняться по ней вверх и залезть в какую-то дыру и уже оттуда гаркнуть:
– Больше каши надо есть, а не заставлять Баю таскать для тебя из буфета сладости.
– А кто меня на кухню вечером не пускает, а? Красноглазое чудовище.
Из дыры эхом разнеслось что-то неразборчивое и далёкое, видимо Брум уполз от скандала подальше в чью-то каюту.
– Пообещай мне, – отложив книгу, посмотрел на меня Мортен, – после свадьбы ты не приведёшь в наш дом подобного зануду. Я слышал, что у всех Крогов и Мелингов в домах хозяйничают эти малявки. Предупреждаю сразу, у Вистингов они жить не будут.
Как-то неприязненно это прозвучало. Я подошла к кушетке и присела рядом, чтобы кротко сказать:
– Не все хухморчики такие как Брум. Я бы даже сказала, он один такой грубиян. Ты же знаком с Унчем, Цилем, Хангом и Дзуном, они совсем не такие.
– Я знаю, что они не такие, но в поместье отца помимо старого отцовского тромхаунда живёт ещё молодой терьер-крысолов. Я подарил его младшей сестре год назад ещё щенком, а сейчас он, наверное, вымахал, но в ум пока не вошёл. Ещё примет говорящую малявку за добычу и загрызёт. Нехорошо получится.
