Текст книги "Наследница огненных льдов (СИ)"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 62 страниц)

Только мы закинули рюкзаки за спины и подошли к лестнице, как Аймонеке грозно предупредил Эспина:

– Прокляну, если откажешься от моей дочери. Окроплю своей кровью землю и воззову к духам Нижнего мира, чтобы они поднялись из бездонной дыры и растерзали тебя, обманщик.

– Я не верю в духов, уж извините. И всего доброго.

Мы вылезли из дома, но далеко уйти не успели. Внизу раздалось суровое:

– И тебя дочь, прокляну, если не отправишь меня к верхним людям. Из Нижнего мира поднимусь вместе с духами-мучителями и настигну тебя, а духи на тебя болезни нашлют и утащат после смерти вниз, чтобы мне там скучно не было.

У меня на душе скребли кошки, а Эспин сделал пару шагов, остановился, потом развернулся и негодующе взмахнул руками:

– Ну, это же просто бессмыслица! Что я могу сделать, чтобы меня поняли?

– Не знаю, – честно призналась я, но, кажется, Эспин хотел услышать не это.

– Ты же понимаешь, что всё это чудовищная ошибка? – принялся допытываться он.

– Понимаю.

– Я не собирался ничего ни за кого отрабатывать.

– Знаю.

– Я вообще понятия не имею, какие на этом острове бытуют обычаи.

– Я тоже. Но как думаешь, она его вправду задушит?

Эспин посмотрел на меня, как на предательницу. А что, меня и вправду беспокоит судьба старика. Дочь, убивающая собственными руками родного отца по его же просьбе – что может быть чудовищней и трагичней?

Стоило мне об этом подумать, как две собаки рядом с нами протяжно завыли и тут же к их заунывному многоголосью присоединились остальные. Даже Зоркий не остался в стороне и вспомнил, что он потомок снежного волка.

Этот дружный вой напоминал траурную песнь по покойнику, и так показалось не одной только мне.

– У неё что, ещё и второй ремень был? – недовольно буркнул Эспин и кинулся к дому, чтобы глянуть вниз через дымоход и тут же отпрянуть.

Пошатнувшись, он сделал пару шагов назад и осел прямо на снег. Скинув рюкзак, я подбежала к нему, а Эспин обхватил голову руками и как заведённый повторял:

– Я этого не хотел, я этого не хотел…

Я побоялась подходить к дому, прекрасно понимая, что я там увижу. С четверть часа понадобилось Эспину, чтобы успокоиться, прийти в себя и подняться на ноги.

Вскоре из дома вылезла Тэйминэут, держа в руках кожаный шнурок и небольшой мешок. Сначала она подошла к своим обеспокоенным псам, связала двоих и прицепила к ним вместо нартенной верёвки этот шнурок. Собаки подвывали, упирались, но тянули из дома за шнур тяжёлую поклажу, и вскоре она показалась.

Никогда в сознательном возрасте мне не доводилось видеть покойника так близко. Хотя нет, доводилось – в кваденском морге – но это было совсем другое. А здесь я отчётливо видела безжизненное тело в белой кухлянке, что волочилось по снегу. Одежда почему-то была надета задом наперёд, и лицо Аймонеке плотно закрывал капюшон. Так даже лучше, не хочу видеть застывшую маску смерти.

Собаки шли за Тэйминэут вдоль пропасти. На миг мне показалось, что она собирается бросить родного отца в бездонную дыру, но нет, девушка остановилась возле едва заметного сугроба, отложила мешок и начала разгребать наст.

Она отчищала от снега массивные лапы кедрача и складывала их в сторону. Потом из снега показались нарты, деревяшки в виде шестов. Когда с раскопками было покончено, Тэйминэут заставила собак затащить тело отца на кедровый настил. Выкопанные из-под снега нарты она тоже закинула поближе к телу, а потом произошло то, что не поддавалось никакому логическому объяснению.

Тэйминэут воткнула в снег два откопанных шеста, вынула из мешка огромный нож, а потом без всякой жалости и со знанием дела, свернула своим собакам шеи, отрезала им головы, насадила их на шесты, а безжизненные тела кинула на кедрач к отцу.

Ещё минут пять она возилась со странным, вынутым из мешка приспособлением в виде дощатого деревянного человечка с дырками, прикладывая к нему палочку и маленький лук с тетивой. Когда она вставила в отверстие палку, а через другой её конец продела тетиву и принялась водить луком туда-сюда, я проняла, что в руках у Тэйминэут примитивное устройство для розжига огня путём трения.

Наконец погребальный костёр запылал, скрывая в густом дыму мёртвые тела. Нам бы не таращиться на это зрелище как замершим истуканам, а бежать подальше от сумасшедшей девицы, но ноги будто увязли в снегу и не желали двигаться.

Высокий костёр пылал долго и ярко, а Тэйминэут стояла неподалёку, простерев руки к небесам, будто о чём-то моля незримые силы. Когда костёр прогорел и нырнул в подтаявший под ним наст, Тэйминэут сложила свои вещи в мешок, прошла меж шестов с собачьими головами, вернулась к дому и сказала нам:

– Он ушёл к верхним людям. Пятныш и Травка везут отца к ним. Он будет счастлив жить среди своих родных снова сильным и здоровым.

 Ни слезинки на щеках, и даже тень улыбки застыла на губах Тэйминэут. Я чувствовала, что начинаю бояться эту девушку, и не я одна.

– Зачем ты всё это сделала? – пытаясь прийти в себя, спросил её Эспин. – Зачем убила отца?

– Он просил.

– Но ты могла этого и не делать.

– Тогда бы он умер от болезни, и злые духи утащили бы его через дыру в Нижний мир. А отцу нельзя в Нижний мир, ему надо к верхним людям, к своим родичам, чтобы жить там с ними.

– Но зачем же убивать?

– Всякий, кто умер в битве с врагами, уйдёт жить в Верхний мир. А отец моего отца так и умер и теперь живёт среди верхних людей. Мать моего отца под конец своих дней была так стара, что не могла чистить рыбу и шить одежду. Тогда она попросила моего отца удавить её, ведь ничего по хозяйству она делать не может, только зря ест. Отец отпирался, отговаривал свою мать, а она плакала и говорила, если не примет она смерть от рук родного человека, будет это страшным грехом, и не увидит она никогда своего мужа, ведь он после битвы ушёл к верхним людям, а она из-за болезни попадёт в Нижний мир. Тогда отец исполнил наказ своей матери, и она ушла в Верхний мир. Теперь и я исполнила свой долг и помогла отцу уйти к своим родичам, даже упряжку для него снарядила.

Какие дикие, ужасные поверья! Тэйминэут и вправду считает, что не сделала ничего дурного, даже наоборот. И нам как быть? Вдруг она считает, что и названного мужа может придушить из благих целей. И его названную сестру тоже. Ой, надо было бежать отсюда прочь, пока Тэйминэут была занята сжиганием тела отца, двух собак и нарты.

– Муж мой, – не сводила она глаз с Эспина, – почему ты так грустен?

– А ты отчего так весела? – спросил он её. – У тебя ведь умер отец.

– Так ведь он ушёл к верхним людям и теперь будет вечно с ними, вечно здоровым, вечно сильным. Как же мне не радоваться этому? Всё лето и осень он страдал и мучился от болезни, а теперь навсегда свободен от недуга и немощи. И я свободна от долга. Так куда мы пойдём, муж мой? Где ты живёшь? Наверное, на другом острове. Слишком ты другой, ничего о нашей жизни не знаешь. Но я не печалюсь. Если надо, я узнаю другую жизнь, чтобы только быть с тобой.

– Послушай, Тэйминэут, – старался он как можно мягче говорить с девушкой, – Ты не можешь идти вместе со мной ни на другой остров, ни на континент. Ты и сама сказала, что там другая жизнь. Ты с ней не справишься.

– Не говори так, – испугано затараторила она, – я со всем справлюсь. Обещаю, я буду тебе самой лучшей женой. Любое кушанье тебе приготовлю, рыбу наужу, зверя настреляю, шкуру его выделаю, одежду сошью. Я буду верной хранительницей твоего очага, никогда в нём не погаснет огонь. В доме твоём не убудет счастливых дней и появится детский смех. Только не гони меня, прошу.

Она не сводила с него ясных голубых глаз, а в них не осталось былого льда и холодности. Какая разительная перемена, бедная девушка действительно цепляется за Эспина, как за спасительную соломинку.

– Ну, пойми, не могу я быть твоим мужем.

– Почему не можешь? Разве у тебя уже есть жена?

– Жены нет, но не в этом же дело, как ты не понимаешь? Мой дом далеко отсюда.

– На другом острове?

– На другом континенте. И там совсем иная жизнь, ничем не сходная со здешней. Ты ведь даже не представляешь, что такое пароход, железная дорога, автомобиль. Ведь не представляешь? – девушка только покачала головой, а Эспин продолжил, – Там ты не сможешь долго жить и быстро зачахнешь. Не сможешь ты быть хранительницей очага в моём доме, потому что никакого очага там никогда и не было, разве что камин. И одежды из шкур мне там не понадобятся, потому что в столице полно магазинов одежды. И приготовить еду мне может кухарка.

– А кто же родит тебе детей? – не сдавалась она. – Кто продолжит твой род?

Эспин немного помялся, но всё же сказал:

– Тэйминэут, ты очень красивая девушка. Пожалуй, на Полуночных островах я ещё не встречал столь прекрасной особы как ты. Но мы с тобой не пара. Ты живёшь в одном мире, а я совершенно в другом. Если бы не каприз судьбы, мы бы с тобой и вовсе не встретились, потому что наши миры не могут пересекаться. Поверь, я тебе не нужен. Но я желаю тебе найти достойного мужа, и им точно не могу быть я.

– Я тебе совсем не нравлюсь? – с каменным лицом спросила Тэйминэут, а её глаза словно оледенели. – Думаешь, я не стану для тебя хорошей женой?

– Это я не могу быть для тебя хорошим мужем. Я не умею ловить рыбу, охотник из меня неважный, да и вообще не смогу я содержать такой подснежный дом.

– Зато я всё это умею, – не отступала Тэйминэут. – Я тебя научу, сама буду работать за двоих как при отце. Я уже привычная.

– Нет, Тэйминэут, я не буду твоим мужем. Не хочу, понимаешь? Просто не хочу. Всё, что мне сейчас нужно, так это поход на Тюлений остров, а потом и к оси мира, чтобы найти нашего с Шелой дядю. Хлопоты с женитьбой в мои планы совершенно не вписываются.

Больше он не нашёл слов для ошеломлённой таким известием девушки, просто развернулся и дал мне знак идти за ним. А убитая горем Тэйминэут кинулась вперёд нас и нырнула в дом. Пока я подзывала Зоркого, что заигрался с таким же молодым как и он сам, серым псом, девушка успела вынырнуть из дымохода, но не с пустыми руками.

Эспин уже успел отойти поодаль и не мог видеть, как Тэйминэут вынимает из колчана стрелу, натягивает лук и целится ему в спину. Я успела лишь вскрикнуть, прежде чем она резко скомандовала:

– Муж мой, повернись.

Эспин повернулся и замер на месте. О чём он думал, по его застывшему лицу было трудно понять. А Тэйминэут заявила:

– Уж лучше мне стать вдовой, чем жить с таким позором.

– Тэйминэут, пожалуйста, не надо! – кинулась я к ней.

– Твой брат оскорбил меня, – не сводила она с него гневного взгляда. И стрелу с костяным наконечником тоже не отводила.

– Прости его, пожалуйста. Не убивай Эспина. Он просто сказал глупость, не подумав. Он не хотел тебя обижать.

– Он не желает видеть меня рядом с собой. Что может быть обидней?

– Эспин просто не успел привыкнуть к мысли, что вы теперь женаты, – принялась я уговаривать её. – Дай ему шанс исправиться. Он хороший, просто иногда говорит, не подумав. Он исправится, обещаю.

Теперь Эспин смотрел на меня зверем, а Тэйминэут опустила лук и с надеждой в улыбке заявила:

– Ладно, пусть привыкает, я буду терпеливо ждать. Так куда вы собрались идти?

– К оси мира, – ответила я, – спасать нашего дядю.

– От чего спасать?

– От пехличей, что живут в чум-горе под Ледяной звездой и варят в котле китов, отчего земля содрогается.

Вообще-то я думала, как истинная аборигенка Полуночных островов Тэминэут испугается и в такое опасное путешествие вслед за нами не отправится. Не тут-то было.

– Я знаю, как добраться до Тюленьего острова. И мои собачки знают. Я пойду с вами, обязательно помогу тебе и моему мужу, – радостно заявила Тэйминэут и кинулась к дому, откуда не далее как час назад вытащила покойного отца.

Мы даже возразить не успели, как из дымохода на покрытую снегом бревенчатую крышу стали вылетать какие-то шкуры, мешки, корзины. Тэйминэут готовилась к походу очень серьёзно. Кажется, это меняет дело. К тому же у меня в голове созревает план, как нам с Эспином в целости и сохранности добраться до оси мира, а Тэйминэут обрести мужа.

Пока я обдумывала детали плана, чтобы все были довольны и счастливы, девушка вылезла из дома, оглядела нас и заключила:

– Без лапок идти к закату, а потом на север нельзя.

– Каких ещё лапок? – не поняла я.

А Тэйминэут не ответила и отбежала ближе к пропасти, где откопала вход в другой дом и, откинув заградительные лапы кедрача, залезла внутрь. Пока её не было, Эспин подошёл ко мне и шепнул:

– Ты же не собираешься брать эту полоумную в поход к оси мира?

– Почему полоумную?

– А ты будто и не видела, что она хотела меня застрелить.

– Я тут подумала и поняла, что это просто эмоции. Когда меня обидят, я ведь тоже хочу рвать и метать. Будь у меня в такой момент ружьё, мало ли что бы я с его помощью успела натворить. Так что не обижай больше Тэйминэут и всё будет хорошо.

– Что ты ей наобещала? Учти, я не собираюсь изображать перед ней мужа. Ясно?

– Просто будь дружелюбным, а то она тебя точно застрелит.

– Я не понимаю тебя, Шела, – тихо закипал он, – ты чего добиваешься?

– Если ты забыл, то напомню, у нас нет карты островов, нет такого проводника как Вистинг. А Тэйминэут есть. Она и будет нашим проводником.

– А ничего, если она решит, что для нашего блага нас надо удавить ремнём во сне? Она же непредсказуема, непонятно, в какие ещё дикости верит.

– Мне кажется, ты утрируешь, – хотелось успокоить мне Эспина. – Мужа, который к ней хорошо относится, она убивать не станет. Так что всё в твоих руках. А собачья упряжка нам очень пригодится. В неё же можно сложить наши рюкзаки и идти пешком налегке.

– Ты что, из меня альфонса хочешь сделать? Ради восьми пока ещё живых собак и нарты? Знаешь, Шела, твои рассуждения начинают меня пугать. Дух Крогов в тебе наконец проснулся, но в какой-то жутковатой ипостаси.

Ну да, он прав, я перегибаю палку, надо бы остановиться. Нельзя играть людскими чувствами. А дядю Руди спасать надо. Как же найти в этой ситуации компромисс?

Пока я думала и размышляла над сложившейся ситуацией, Тэйминэут выбралась из чужого дома и подбежала к нам. В руках у неё была странная смесь из снегоступов и лыж. Рама из двух планок, четыре распорки между ними и множество переплетённых шнурков и кожаных ремешков в пустотах – вот что такое лапки.

Но снегоступами дело не ограничилось, и Тэйминэут раздобыла для нас с Эспином в заброшенных домах торбаза – лёгкие и удобные сапоги по колено. К ним без труда получилось привязать лапки. А что, с такими сапогами и снегоступами в снег не провалишься, и мы пойдём куда быстрее и сохраним больше сил.

Пока Тэйминэут продолжила промышлять по домам мёртвых соседей, я вполголоса сказала нахмурившемуся Эспину.

– Надо попросить её провести нас через поселения, что встретятся на пути. Там наверняка найдутся молодые холостяки.

– И? – с подозрением спросил Эспин.

– И тогда мы сосватаем одному из них Тэйминэут. Ну да, я сосватаю, у меня же уже есть опыт.

– Какой ещё опыт?

– На Собольем острове, разве ты забыл? Помнишь Юхагыйнына, который нас переправлял на Медвежий остров? А Кедрачёвку и семью бабушки Матлинэвыт, где я ночевала, помнишь? Так вот с моей подачи весной старший брат Юхагыйнына пойдёт в Кедрачёвку отрабатывать в доме бабушки Матлинэвыт за её внучку Кирсимакан. А всё потому, что я рассказала, где живут одинокие невесты. Так что и для Тэйминэут я подберу мужа, нормального, не то, что ты.

– Что значит, нормального, – хотел было вспылить Эспин.

– Такого, кто рыбу умеет ловить, сетку плести, зверя стрелять. Ты же сам говорил Тэйминэут, ты не её круга, ей работящий нужен. Я такого и найду. А пока не нашла, у нас будет собачья нарта и проводник. Здорово же.

Касательно нарты, как оказалось, я зря раскатала губу. Тэйминэут покидала в неё исключительно свои вещи, и та наполнилась до отказа. А потом девушка принялась запрягать всю восьмёрку собак, поочерёдно одевая каждой на лапы некое подобие кожаных тапочек.

– А это зачем? – не удержалась я от вопроса.

– Чтобы собачки об снег лапы в кровь не сбили. Нынче морозы стояли, снег стал совсем колючий.

Колючий снег? И ради этого она когда-то сшила сорок собачьих тапочек? Ну ладно, Тэйминэут видней.

После обувания упряжки она предложила нам другую нарту, детскую, что лежала в амбарчике рядом с лодкой. Если в неё покидать наши рюкзаки, а самим перекинуть упряжной ремень через грудь и потянуть нарты за собой, то можно без особого труда везти вещи за собой, а не тащить эту тяжесть на спинах. Вернее, тянуть нарту придётся Эспину, а я буду нести в наполовину пустом рюкзаке только лёгкие припасы. Красота!

Каке прекрасное утро – своего я добилась, главное, чтобы Эспин не расстроил мои планы. Тэйминэут теперь очень нам нужна. Пусть она воспитана на специфических идеалах, но вряд ли она дурная девушка. Плохая дочь всё лето с больным отцом возиться бы не стала – удавила бы сразу. А нас с Эспином давить незачем, пока мы здоровы и о том не просим – такие ведь правила соблюдает Тэйминэут?

Глава 64

В пасмурную погоду собаки несли нарту Тэйминэут вперёд, а мы с Эспином брели следом. Привал на обед случился сам собой. Мы преспокойно шли за нартой, как вдруг собаки залаяли и вильнули в сторону. Тэйминэут, как могла, пыталась унять своих подопечных, но ничего не вышло. А тут и Зоркий решил рвануть к взбесившейся стае.

Вскоре я увидела петляющую тень и поняла в чём дело. По снегу бежал белый заяц, и собакам срочно захотелось поохотиться. Тэйминэут сориентировалась быстро: дёрнула спинку нарты в сторону, а сама соскочила с полозьев. Нарта завалилась на бок, всё её содержимое выпало на снег, а собаки заметно притормозили, не в силах тащить то, что не катится, а волочится.

Тэйминэут поспешила достать из колчана стрелу, натянула лук, и пронзённый ушкан окропил своей кровью снег. Вот и наш обед. И место для привала подходящее.

Пока Эспин рубил тальник в стороне, а костёр разгорался и медленно погружался в тающий наст, Тэйминэут мастерски ободрала и разделала свою добычу, чтобы сварить из неё всем нам суп.

– А мне? Дай глаза!

Девушка непонимающе стала озираться, в поисках источника звука, а когда увидела вылезающего из рюкзака Брума, не стала пугаться, просто озадачено спросила:

– Ты кто?

– Дух очага и уюта, разве не видно? Давай, покорми меня, если не хочешь, чтобы я на тебя прогневался.

Тэйминэут без лишних слов выковыряла из заячьей головы любимое лакомство Брума и отдала ему.

– Дух очага, – обратилась к нему Тэйминэут, пока хухморчик смаковал глаза, – скажи мне, откуда ты здесь взялся?

– Откуда-откуда, – проворчал тот, – из дома, где бестолочь живёт.

– Из моего дома, – пришлось пояснить мне Тэйминэут.

– Так значит, ты домашний дух и моего мужа, – истолковала она по-своему эту новость и тут же набросилась на Брума с расспросами. – Дух очага, скажи, что мне сделать, чтобы муж ко мне переменился? Как прийти в его дом, где ты властвуешь? Какую жертву тебе принести, чтобы мой муж не отвергал меня?

– Жертву? – полакомившись вторым глазом, спросил хухморчик. – Жертвы я люблю, особенно съедобные. Значит так, кормить меня будешь три раза на дню. Глаза, кишочки, косточки – это ты добыть всегда сможешь, не то что некоторые. Ну, и ещё меня надо холить и лелеять, да. Побольше нежностей и добрых слов. И собак своих ко мне не подпускай, не хватало мне ещё и серой шерстищи.

Вот наглец! Пользуется суеверным страхом и выклянчивает себе привилегии.

– А что взамен? – не удержалась и спросила я Брума. – Может ты ещё и заставишь Эспина полюбить Тэйминэут?

– Это его лично дело, – нашёлся с ответом хухморчик, – я в ваших любовях и женитьбах ничего не понимаю. Я тут дух очага и уюта, без меня у вас всё пойдёт в тартарары. Так что слушаться меня надо, чтобы уют не испарился и очаг не погас. Ясно?

Тэйминэут всё было более чем ясно. После разделки тушки заячьи хрящи не попали на зуб её собакам, а были тщательно оттёрты снегом и припасены для Брума.

Хухморчик просто светился от счастья – на него обратили внимание, о нём заботятся, о его нуждах думают заранее. Как будто я не думала, как будто я с ним плохо обращалась. Это Эспин требовал от Брума беспрекословного подчинения, а я… Нет, я в его сверхъестественное могущество не верила и поклоняться ему не собиралась, а вот Тэйминэут… Кажется, она всерьёз вознамерилась заслужить своё место у семейного очага Крогов, раз после приготовления супа первым делом преподнесла кушанье Бруму.

– Вот, дух очага, – обратилась она к нему и положила на шкуру, где топтался хухморчик, заячьи хрящи, – прими от меня скромный дар и не гневись, что так мало. В следующий раз добуду для тебя больше, только сохрани мир в нашем роде и не дай огню в очаге погаснуть.

– Ладно, так и быть, соблаговолю сохранить и не погасить, – вальяжно протянул хухморчик и принялся грызть хрящ.

Следом наступила очередь Эспина. Ему Тэйминэут налила полную миску супа.

– Муж мой, отведай угощение.

Она смотрела на него, на миску с ложкой, как Эспин ест, и, кажется, не дышала. Видно, Тэйминэут очень сильно хотела ему угодить своими кулинарными умениями, вот и волновалась.

– Интересный вкус, необычный, – наконец, сказал Эспин. – такую зайчатину я ещё никогда не пробовал.

Он вымучил из себя одобрительную улыбку, а Тэйминэут в ответ просто расцвела. Они сидели на застеленной шкурой нарте Тэйминэут, Эспин преспокойно ел, а она просто смотрела на него.

– Может, и себе нальёшь, – не выдержал и предложил он.

– Сначала ты поешь, а я потом.

Я уже успела налить себе миску супа и сесть на детскую нарту, а Тэйминэут с нескрываемой надеждой во взоре не сводила с Эспина глаз. Как только он доел, она тут же отправилась оттирать миску снегом, а после вернулась к костру, заварила чай и преподнесла напиток Эспину с не меньшим подобострастием.

Я смотрела на них и немного завидовала. Брум добился поклонения, Эспин окружён заботой, а про меня будто все и позабыли. Нет, мне подносить миску супа и дарить обожающий взгляд не надо, просто…

Просто почему-то именно сейчас мне стало ужасно одиноко. Я такой услужливой и внимательной как Тэйминэут быть не умею. Может, поэтому меня никто не любит? Даже Эспин. А его уже как будто и не тяготит излишний интерес Тэйминэут, она же так хорошо готовит, лучше чем я…

Ну, хватит, что-то я захандрила. Тем более, вот же он, мой главный обожатель, не сводит с меня глаз, а в них столько надежды и желания – желания наконец-то уже поесть.

– Зоркий, ну иди ко мне, мальчик.

Мой верный пёсик поставил передние лапы мне на колени, а я скормила ему без остатка заячьи косточки с ошмётками мяса.

– Лохматик, пушистик, – гладила я его после трапезы, когда он улёгся на нарту и положил голову мне на колени, – вот кто меня любит, вот кто меня не бросит.

Собаки Тэйминэут смотрели на наши нежности то ли с недоумением, то ли с подозрением. Конечно, их ведь восемь, каждую Тэйминэут потискать не успеет. Она их даже кормить не стала, только смазала полозья нарты намоченным в чае кусочком меха, перед тем как мы собрали вещи и продолжили путь.

Удивительно, но мы с Эспином пешком продвигались быстрее, чем Тэйминэут на собаках. А всё из-за крутых подъёмов и спусков, что стали попадаться нам с завидной регулярностью. Всякий раз перед покатым  склоном Тэйминэут разгружала свою нарту, обматывала полозья костяными цепями, опять загружала нарту и только потом позволяла своим собакам бежать под гору.

– Это чтобы тяжёлая нарта не разогналась и на собачек не наехала, не подавила их, – объяснила она.

После второго трудного спуска Эспин не выдержал и помог Тэйминэут разгрузить нарту, снять с неё цепи и снова нагрузить. Он помогал ей ещё раза два, как только на пути возникал новый склон. Какой галантный, наверное, это в благодарность за вкусный заячий суп. Ведь не успел же Эспин проникнуться к Тэйминэут тёплыми чувствами после угощения? После того, как она целилась в него из лука и говорила, что хочет стать вдовой, точно не успел.

Ночлег мы устроили затемно. Я уже давно заметила, что дни с каждым разом становятся всё короче, а ночи длинней. Это обстоятельство замедляет наше продвижение на запад, но блуждать в потёмках по глубокому снегу не слишком разумно. Даже если освещать керосиновой лампой себе путь. А Эспин за зря потраченный керосин и вовсе удавится. Хотя, чего это он вынул лампу и понёс её к нарте Тэйминэут. А, понятно, нарта стоит поодаль от костра, а Тэйминэут безуспешно роется в своих вещах уже которую минуту и не может там что-то отыскать. Ну ладно, пусть подсветит.

Правда девушка помощи не оценила и при виде Эспина шарахнулась в сторону. Удивительная перемена. Днём она ему чуть ли не на шею вешалась, в обед просила Брума помочь ей завоевать любовь мужа, а тут такой неподдельный испуг.

– Что с тобой? – не понял Эспин.

А Тэйминэут указала на керосиновую лампу и дрожащим голосом пролепетала:

– Такой же стеклянный жирник приносил в наш дом человек со стеклянными глазами. А потом земля обвалилась, и злые духи поднялись из Нижнего мира и наслали болезнь на отца. Ты посланник человека со стеклянными глазами? Ты пришёл, чтобы обманом взять меня в жёны и погубить?

– Я что, по-твоему, бесплотный дух, а не человек? – усмехнулся в ответ Эспин. – Хочешь, возьми меня за руку и почувствуй, что я живой.

Стоило ему вытянуть руку вперёд, Тэйминэут и вовсе отбежала к костру и вцепилась в моё плечо:

– Скажи, кто он такой? – обеспокоенно спросила он. – Ведь совсем не твой брат? Он и тебя обманом забрал из дома? Скажи, зачем? Куда он нас ведёт?

– К пехличам, – решил окончательно запугать её Эспин, – чтобы разнообразить китовый суп человечиной.

– Ну, хватит, – осадила я его, и решила приобнять дрожащую от испуга девушку, чтобы успокоить. Подумать только, Брума она совсем не испугалась, летом бесстрашно сразилась с барсом за мёртвого толсторога, а тут пугается простой лампы. – Эспин никакой не дух. А лампу мы купили на Собольем острове, в Квадене. Тот человек со стеклянными глазами, наверное, купил её там же. И он тоже не дух. И почему ты говоришь, что глаза у него стеклянные? На что они похожи?

– Похожи на маску от снежной слепоты, только не из дерева, а из стекла.

И она побежала к своей нарте, с опаской обошла стороной Эспина и выудила из своей поклажи что-то небольшое и принесла это мне.

Два деревянных кругляшка с продольными прорезями посередине соединены между собой выгнутой перемычкой, а по бокам висят кожаные ремешки. Я даже приложила их к глазам. Ничего не видно кроме узкой полоски костра.

– Так это же очки, – поняла я. – Тэйминэут, тот человек точно не дух и открывать врата в Нижний мир он точно не властен. Те стёкла он носит, чтобы лучше видеть, вот и всё.

– А зачем ему лучше видеть? – не спешила верить мне Тэйминэут, – чтобы смотреть на людей и видеть их мысли?

– Нет, просто без очков он плохо видит все вокруг. И людей, и зверей, и природу. У него больные глаза, а очки нужны ему как лекарство. В них нет ничего колдовского, поверь мне.

– А как же дыра, куда упали все наши соседи? Этот человек хотел рыть землю, чтобы добыть земляной жир, а когда ему не дали, он ушёл, и земля сама собой обвалилась вниз вместе с домами. Разве это не месть и не колдовство?

– Это просто совпадение, – заключил Эспин, подходя к нам с погашенной керосиновой лампой. – Как ты её назвала? Стеклянным жирником?

Тэйминэут глянула на лампу, кивнула, а Эспин предложил:

– А жирник можешь показать? Он при тебе?

Тэйминэут снова кивнула, отправилась к своим вещам и принесла весьма занимательный прибор. Каменная мисочка, в ней лежит подобие фитилька из сушёных трав. А вот Тэйминэут положила в мисочку кусочек жира, взяла из костра палочку и зажгла фитиль. Какая интересная лампа, пусть и без ручки и плафона, хотя запах от горящего жира хуже запаха керосина.

– Что ты подожгла? – спросила я Тэйминэут. – Чей это жир?

– Нерпы. Да, пахнет сильно. Это олений жир горит и не пахнет, но у нас оленей никогда не было, мы ведь рыбаки. А ещё бывает, мы медвежий жир в жирнике жжём, он не коптит совсем. А вот от рыбьего жира потом весь нос и рот сажей забит.

– Так значит, такой жир хотел добыть из земли человек со стеклянными глазами? – спросил Эспин. – Жир, который не едят, а жгут.

– Да, так и сказал, надо копать глубоко землю, чтобы чёрный жир вышел наружу и осветил дома.

– Ну, всё, я понял, с кем ты встретилась, – довольно улыбнулся Эспин.

Надо же, он всё понял, а вот я нет.

– Так кто это был? – спросила я.

– Помнишь, ещё на Собольем острове в губернаторской резиденции нам сказали, что ящик с телом дяди Рудольфа переправляет сборщик пушнины, а сообщить об этом в Кваден он смог только потому, что на пути ему попалась геологическая партия с радиостанцией. Так вот, видимо, эти геологи проходили летом через селение Тэйминэут. Их же было несколько, не один только человек со стеклянными глазами?

– Он у них самый старший, – ответила она, – а трое всегда его слушаются.

– Точно, геологическая экспедиция, – уверился в своих выводах Эспин. Чёрный жир земли, который они ищут – это нефть. А что им ещё искать на этих островах? В своё время здесь выбили пушного зверя, скоро из моря выгребут всю рыбу. А что останется на потом? Только разработанные недра. В министерстве природных богатств это уже давно поняли и начали работу на будущее. Скоро на Полуночных островах появятся скважины, а танкеры с помощью ледоколов будут возить цистерны с нефтью на континент большую часть года. Так что крепись, Тэйми, скоро твой родной остров будет сплошь усеян глубокими дырами.

Тэйми? Вот, значит, как он её теперь называет.

– И злые духи из Нижнего мира вырвутся наружу и будут терзать людей? – спросила она.

– Нет, возле твоего поселения вырвались точно не духи. Раз геологи проводили там разведку, значит, нашли что-то интересное для нефтяного освоения. Скорее всего, из-под земли вырвался горючий газ, верный спутник нефти. Это из-за подземного взрыва обвалилось ваше поселение. И отец твой болел от отравления газом. И никакие духи тут ни при чём.

– Но если не духи подземного мира наслали на нас нефть и газ, то кто тогда? – не отступала девушка.

– Ладно, – сдался Эспин. – подземные духи повелевают залежами природных богатств, пусть будет так.

На этом все споры и выяснения истины были закончены, и настало время ужина. Снова был заячий суп, снова Тэйминэут вначале даровала подношения Бруму с ритуальными заклинаниями об очаге и гармонии в семье, снова она подала миску супа Эспину, потом поела сама и отправилась кормить своих собак. Окликая каждую, она кидала ей из мешка хрустящую мелкую рыбу под названием уёк, что в великом множестве Тэйминэут наловила летом, а потом насушила.