Текст книги "Наследница огненных льдов (СИ)"
Автор книги: Антонина Ванина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 62 страниц)
– Да аккуратней ты, – понукал он шёпотом, чтобы старик не слышал, – под углом нож держи и не дави сильно. И слабо не дави. Вот же бестолочь.
Когда с кройкой было покончено, на полу валялось с десяток обрезков шкур, а под ними преспокойно скрылась карта с красно-коричневыми линиями.
– Ну что, девка, теперь пора штаны шить. Принесла с собой нитки и иголки?
Не зная, стоит ли мне вообще открывать рот, раз я играю роль мифического существа, я лишь отрицательно помотала головой, после чего Брум картинно возмутился.
– Безобразие! Чего ты без ниток и иголок из Нижнего мира вообще поднималась? Иди обратно и принеси нам всё. И быстро!
Ах да, я поняла, Брум даёт мне шанс выйти из дома. Как бы мне только незаметно схватить карту и спрятать её под кухлянку?
– Эй, старик, – обратился Брум к Ерхолевли, – ты посмотри там в своём ящике, может от жены-покойницы завалялась какая-нибудь катушка с игольницей.
Всё, хозяин дома надолго отвлёкся поисками фурнитуры и на меня не смотрел. А я как можно быстрее вытянула из-под шкур карту, свернула её и кинулась прочь из дома.
Я бежала сломя голову к месту нашего постоя, а когда ворвалась в дом Тимупеля, то кинула карту на стол перед Вистингом и Эспином, а потом поспешила перетряхнуть свой рюкзак.
– Всё, – запыхавшись, выдала я, – перерисовывайте её на нашу бумажную карту. Шкуру я должна буду вернуть.
– Старик дал её тебе на время? – удивился Эспин.
– Нет, я её просто на время позаимствовала, пока он об этом не знает.
– Принцесса, да ты просто прирождённая шпионка, – рассмеялся Вистинг, но мне его намёк не понравился, и отвечать даже улыбкой я на него не стала.
Отыскав швейные принадлежности и даже погрызенный Брумом карандаш, я поспешила вернуться в дом Ерхолевли, и застала старика всё у того же ящика, где никаких ниток он так и не нашёл. Вот и прекрасно, он даже не заметил моего отсутствия и банального появления в его доме вновь через дверь.
А дальше началось самое невыносимое. В четыре руки мы с Брумом шили штаны для Ерхолевли весь вечер и половину ночи. Я исколола себе все пальцы, кое-где даже до крови – не слишком правдоподобно для мифической работной девки из Нижнего мира. Под тщательным руководством Брума я силилась выполнять аккуратные стежки при тусклом свете очага, но всё равно ошибалась и халтурила. Да и шила я куда медленнее опытного в таких делах хухморчика.
По внутренним ощущениям наша работа затянулась далеко за полночь, потому как меня неукоснительно тянуло в сон. Хорошо, что старик не страдал бессонницей, а потому полез на нары и отгородился от нас шторкой.
Пока он спал, Эспин с Вистингом успели закончить копирование карты. Эспин принёс её к дому Ерхолевли и пошаркал ногами у порога, чтобы я услышала. Не таясь от спящего старика, я открыла дверь, приняла карту и положила её обратно на пол, даже закидала обрезками шкур для пущей маскировки.
– Всё, мы закончили, – шепнул мне в дверях Эспин, – уходите, пока он не заметил.
– А кто будет дошивать штаны? – шёпотом возмутился Брум. – Ты что, хочешь лишить человека веры в добрых духов? Последнее у него хочешь отнять?
Брум прав, одинокий старик имеет право на чудо. К тому же он ведь получит свои новые штаны не просто так, а за карту, которую мы без его ведома скопировали. Непомерно высокая плата, но отступать уже поздно.
Когда мы закончили свою работу и осторожно покинули дом Ерхолевли, на чернильном небе у самого горизонта появилась золотистая полоска скорого рассвета. Меня шатало, тянуло в сон, но я всё же дошла до дома Тимупеля, чтобы сразу повалиться на свободные нары и сомкнуть глаза. Ненадолго. Не успела я толком заснуть, как мужчины начали подниматься, готовясь к предстоящей поездке к побережью.
Глава 58
Упряжные псы Тимупеля огрызались на Зоркого, а он на них. Я стояла во дворе возле хлипеньких узких нарт и на всякий случай прислонилась к стене, чтобы не упасть в снег, когда мои глаза сами собой закроются, и я провалюсь в долгожданный сон.
– Что, принцесса, уработалась за ночь?
Я устало прикрыла глаза и совсем не заметила, как из дома вышел Вистинг. Пока он ставил свой рюкзак на нарты, я всё же набралась смелости и спросила:
– Надеюсь, пальцы я себе исколола не зря. Вы всё успели зарисовать?
– В точности до миллиметра, – усмехнулся он и добавил, – Тебя можно смело засылать во вражеский штаб за планом наступления, и тогда победа во всех войнах точно будет за нами.
Опять он про шпионаж. Меня это даже начинает раздражать.
– А вы, – не стерпела и сказала я, – видимо, не понаслышке знаете про вражеские штабы и похищенние военных карт.
Вистинг смерил меня долгим внимательным взглядом, от которого хотелось поёжиться, и кратко заключил:
– Допустим.
Как же нервно он отреагировал на моё предположение. Хотя, чего тут предполагать, после случайно подслушанного на охотничьей базе разговора я и так всё знаю. А с Вистингом лучше не играть словами, мало ли что у него на уме.
Тимупель возился со своими собаками и попарно пристёгивал их к верёвке, что должна будет тянуть гружённые нарты. Зоркий смотрел на опутанных ремешками псов, на то, что с каждой минутой они всё больше теряют свободу движений, а потом глянул на Вистинга и начал задиристо подгавкивать на упряжных собак. Те огрызались в ответ, рвались задать ему трёпку, но Тимупель основательно привязал упряжку к забору и потому вожак не мог отомстить Зоркому за вчерашнюю украденную кость.
– Но-но, задира, – осадил Зоркого Вистинг и похлопал по пушистому боку. – Тебя бы запрячь в нарту, небось, и пары километров не пробежишь.
Зоркий глянул на него, а во взгляде отразилось нечто отдалённо напоминающее раскаяние. Конечно, мой белый пушистик совсем не злая собака, просто перед Вистингом ему почему-то захотелось показать себя грозным псом.
– Старик Ерхолевли идёт, – выглянув за ограду, суетливо прошептал Тимупель и тут же глянул на меня. – Неужто за тобой?
До чего же мысли медленно вертятся в голове. Не успела я сообразить, чем мне грозит встреча с вредным стариком, а он уже показался возле забора. Я замешкалась и потому не успела распахнуть тяжёлую дверь и забежать в дом. Пришлось спешно обойти строение и спрятаться за стеной, но оттуда я всё равно услышала скрипучий голос:
– Вот, смотри, какие мне штаны за одну ночь сшили.
– А кто сшил-то? – спросил Тимупель. – Кто к тебе по ночам захаживает?
– Так это, дух очага появился и работную девку с собой из Нижнего мира привёл.
– Да ну, – рассмеялся наш хозяин. – А что за девка-то? И что это у тебя одна штанина нормально сшита, а другая так, что через швы можно палец просунуть?
– Так говорю же тебе, – ворчливо закряхтел дед, – одну штанину дух очага шил, а другую – работная девка из Нижнего мира. А в Нижний мир после смерти кто попадает? Только те, на кого злые духи болезнь нашлют и вместе с ней туда и утащат. Выходит, больная девка была, со скрюченными пальцами.
Потом во дворе послышался дружный смех, в том числе и Вистинга. Как же он меня раздражает!
Когда во дворе воцарилась тишина, а значит, хвастливый старик ушёл, я осмелилась выйти из своего укрытия и тут же нарвалась на сомнительный комплимент от Вистинга:
– Принцесса, а тебе, оказывается, ещё и не чуждо искусство маскировки. Даже легенда имеется. Умеешь ты внедряться в самые безнадёжные предприятия.
– Ну, раз вам это не по зубам, приходится мне отдуваться.
Хорошо, что из дома вышел Эспин и не дал Вистингу зацепить меня очередной колкостью. Настало время трогаться в путь, но вчетвером нам не поместиться в узкие нарты. Было принято решено, что Вистинг и Эспин отправятся по соседним дворам искать каюров без попутчиков, я же поеду с Тимупелем и рюкзаком Вистинга к морю.
Упираясь спиной о мешок с сушёной рыбой для собак, я вытянула ноги вперёд. Тимупель не спешил садиться на передний край нарт, чтобы управлять собаками, напротив, он зашёл мне за спину, поставил ноги на край полозьев, ухватился руками за спинку нарт, а потом подал своим собакам пару отрывистых и звонких команд.
Нарта двинулась вперёд, выехала со двора и остановилась. Пришлось подождать, когда на улице покажутся другие упряжки, чтобы двинуться вместе с ними единым караваном.
С кем ехал Эспин, я так и не разглядела, зато точно знала, что Вистинг движется на две упряжке впереди. Это я поняла из-за Зоркого: он неустанно бежал в стороне, но точно следовал за определённой нартой и время от времени оглядывался. Вот, значит как… Что ж, пора бы уже перестать этому удивляться. Я куропаток стрелять не умею, кормильцем и вожаком стаи мне не быть. Обидно, но любовь Зоркого я потеряла безвозвратно.
С этими безрадостными мыслями и под мерную качку между сугробов и заметённых снегом кочек я начала клевать носом, а вскоре веки тяжело опустились, и я уже была не в силах открыть глаза.
Не знаю, сколько времени моё сознание пробыло в черноте, разбавленной смутными образами грядущего сна, но из мира грёз меня вырвал резкий толчок и ощущение, будто меня что-то придавило. Мы налетели на сугроб и нарты перевернулись? Я лежу в снегу, а на мне рюкзаки и мешок с рыбой?
Через силу я открыла глаза и увидела мордашку Зоркого. Ах ты мой лапочка! Наверное, увидел, что я заснула, и решил, как всегда, согреть меня, чтобы я не замёрзла в дороге. Такой заботливый. А ещё хитрый. Зоркий в этом караване единственная собака, которая едет в собачьей же упряжке. Да ещё и лёжа на мне. Ну ладно, места в нарте и вправду немного, так что обниму его, чтобы ненароком не вывалился на снег.
Я снова заснула и открыла глаза, когда нарты уже остановились. Сколько же упряжек собралось неподалёку от морского прибоя… Штук двадцать, не меньше. Видимо, ясноморцы готовятся к знатной охоте на Капустном острове.
Пока я наблюдала, как из пещеры в прибрежной скале вытаскивают одну за другой байдары и лодки поменьше, Тимупель расчехлил свой мешок и выудил оттуда три подобия наглухо зашитых кухлянок с капюшонами, но из какого-то лёгкого и полупрозрачного материала, что отдавал желтизной.
– Вот, взял в дорогу и для братца твоего, и для тебя от родичей моих осталось. Одевай.
С этими словами он протянул мне одно из одеяний. На ощупь оно оказалось жестковатым, но гладким.
– Что это такое? – не могла не спросить я.
– Камлейка. Ты её поверх кухлянки одевай, чтобы в море не вымокнуть.
Ах вот оно что, это такой островной дождевик. Вот только из чего он сделан? Пришлось спросить, но ответ мне не понравился.
– Так из кишок капустника и сшит. На него охотиться и плывём.
О нет, только не кишки… Я невольно вспомнила Кедрачёвку и разделку лахтака. Мне уже жаль того капустника, что попадётся ясноморцам. Кстати, кто он вообще такой? Ещё один вид тюленя? Ладно, не буду отвлекать Тимупеля вопросами, на соседнем острове я явно увижу капустника воочию.
Одев через голову камлейку, я наблюдала, как волнами на берег выносит мелкие льдины. Низкие облака проглотили верхушки прибрежных скал, а на каменных склонах застыли ледяные ручейки мелких водопадов. Неужели в такую погоду можно выходить в море? Вроде бы воды не бурлят в преддверии шторма, но эти многочисленные льдины… Как бы с нами опять что-нибудь не случилось. Вдруг Хозяин моря неустанно наблюдает за моими перемещениями по подвластной ему стихии?
Когда из чьих-то нарт выгрузили самый настоящий гарпун и затащили его в байдару, меня посетили подозрения, что мы поплывём охотиться на кита. В другую байдару уложили жерди и огромный свёрток из шкур – уж очень всё это напоминает разобранный чум. Выходит, на острове нам придётся заночевать.
Пока Вистинг и остальные мужчины забирались в байдары, нас с Эспином позвали в сторону двух узеньких и коротких лодочек. Ещё никогда мне не приходилось видеть такие: остроносые с двух концов, полностью обтянутые кожей какого-то морского зверя, но с тремя прорезями наверху, явно для трёх пассажиров.
Усатый мужчина с открытой улыбкой по имени Исмокет вызвался переправить на Капустный остров Эспина с нашими вещами, а меня и Зоркого оставил на попечении своей жены Тарувэвнэ. Вначале меня поразила новость, что женщину заставляют быть гребцом, но вскоре я поняла, что на Медвежьем острове не всегда есть разделение на мужские и женские виды занятий, особенно, когда речь идёт о жизненно важном промысле.
Неподалёку от берега между упряжек тоже прохаживались женщины и кормили уставших после дороги собак сушёной рыбой. Они никуда плыть не собирались, значит, останутся на берегу стеречь упряжки и дожидаться охотников. Трёх женщин я приметила в байдаре с разобранным чумом – видимо, им на острове предстоит поддерживать уют во временном жилище, пока мужчины охотятся.
Настало время отплывать. Вот одна байдара лавирует меж льдин, за ней следует другая. И нам уже пора отчаливать, вот только не вышло бы заминки.
– Зоркий, ты опять будешь капризничать?
Ничего подобного. На этот раз мой пёсик без лишних уговоров прыгнул в крайнюю прорезь впереди Тарувэвнэ. Эспин с Исмокетом подтолкнули нашу байдарку в сторону воды, а Тарувэвнэ ловко управилась с двулопастным веслом, и вот уже через пару минут мы плыли в открытом море за путеводными байдарами. Эспин с Исмокетом последовали нашему примеру чуть позже.
Море было на удивление спокойным, с редкими осколками льдин. Зоркий, к моему изумлению, вовсе не нервничал, а с интересом крутил головой по сторонам, будто что-то выискивал в водной глади. Внезапно он гавкнул. Что это значит? Почуял потенциальную добычу? В других случаях он никогда не пытается лаять.
Я и сама оглянулась по сторонам, а когда увидела слева от нашей байдарки чёрный остроконечный плавник, то всё внутри сжалось комком страха:
– Это же косатка, – сдавленно пискнула я.
А рядом с высоким плавником показался ещё один и ещё… Да здесь же самая настоящая стая! А что, если они на охоте?
– Не бойся, – глянув за плечо, сказала мне Тарувэвнэ, – байдары им не нужны. Косатки плывут прочь от Капустного острова, значит, уже успели сыто покушать.
И вправду, не прошло и десяти минут, как косатки покружили возле байдар и уплыли куда-то на юг по своим делам. Хотя, где здесь юг, а где запад, вскоре я перестала понимать. Низкие облака скрывали за собой далёкий берег Медвежьего острова, а где суша, к которой мы должны престать, я даже не представляла.
Прошло не менее часа после встречи с косатками, как Зоркий вновь залаял. На сей раз над водой не было видно плавников. Точнее, я вообще ничего не заметила, кроме чайки, сидящей на воде. Хотя нет, она вовсе не сидит, а стоит, вон даже перепончатые лапы видно. А под ними не вода, и даже не одинокая льдинка, а что-то тёмно-коричневое, складчатое и с наростами.
Островок? Мелкий клочок суши, что поднялся со дна моря? Да нет же, этого не может быть, иначе бы мы уже сели на мель. Просто чайка стоит на плывущем по морю бревне, вон, даже выковыривает из него клювом налипших рачков.
Зоркий всё не переставал лаять на чайку, а та даже не посмотрела в его сторону, пока бревно под её лапами не зашевелилось и не начало медленно подниматься на поверхность.
Нет, не бывает таких широких деревьев. И кора не может быть кожистой. Там что-то другое: живое и огромное.
– Капустник плывёт, – равнодушно заметила Тарувэвнэ и продолжила грести вслед за байдарами.
– Так это кит? – взволнованно спросила я, опасаясь, что это животное одним движением хвоста может перевернуть нашу байдарку.
– Нет, кит – это кит, а капустник – это капустник. Он плывёт к Капустному острову, чтобы вынырнуть на берег и съесть вынесенную морем морскую капусту.
Капустник на Капустном острове ест капусту? Логичное объяснение, но не слишком проливает свет на природу этого животного.
Чайка вместе со спиной исполина поплыла в сторону байдар. Вскоре впереди раздались радостные возгласы: мужчины заметили капустника и уже предвкушали удачную охоту.
Впереди зачернела полоска берега. Одна из байдар направилась к суше, и Тарувэвнэ последовала её примеру. Вскоре мы высадились на остров. Какие необычные каменные плиты поднимаются над водой: плоские, с ровными гранями и параллельными трещинами. Скалы у воды и вовсе изрезаны ниспадающими рытвинами, а выпуклые хребты расходятся в стороны словно лучи. Камни на берегу и вовсе напоминают нераспустившиеся бутоны роз.
Зоркий выпрыгнул из приставшей байдары и принялся носиться вдоль линии прибоя, всё время лая на подкатывающие волны. А в море разразилась настоящая битва. Вода возле байдары с охотниками бурлила и вздымалась фонтанами брызг. Судно качало из стороны в сторону, но оно неумолимо приближалось к берегу и бьющийся гигант вслед за ней.
Сначала до суши добралась байдарка с Эспином и Исмокетом, потом в стороне от них на камни выкинуло байдару охотников. Мужчины выскакивали из судна и тянули за собой канат. С большим усилием им удалось отдалиться от воды на десяток метров, и тогда волнами на берег выкинуло настоящее чудовище. Грузная кожистая туша, тюленьи ласты и китовый хвост. Узкая голова, изогнутое к низу рыло и мелкие поросячьи глазки. Оно мотало головой, фырчало, извивалось всем телом, но гарпун, что прочно вонзился в спину, не давал огромному животному вырваться на свободу и уплыть обратно в море.
Охотники полностью вытянули капустника на берег и кинулись к нему с топорами. Его толстую шкуру рубили и кромсали, а животное билось в конвульсиях, не желая умирать. Куски мяса отлетали от ещё живого тела с каждым его судорожным движением.
Эта агония могла бы длиться и длиться, пока Вистинг не приблизился с ружьём вплотную к морде капустника. Раздался выстрел, животное в последний раз мотнуло хвостом и обмякло.
– Вот это монстр, – озадаченно выдал Эспин, подойдя ко мне. – Ты когда-нибудь слышала об этом капустнике? Я – нет.
Мне не хотелось отвечать. На глазах невольно навернулись слёзы. Какое жестокое убийство морского гиганта. Рубить ещё живого, причинять невыносимую боль…
На разделку туши я совсем не желала смотреть. Я успела заметить, как Зоркий крутится возле мужчин с топорами в надежде урвать кусочек съестного, но поспешила отвернуться и уйти прочь от этого зрелища.
– Стой, ты куда? – спросил Эспин, следуя за мной.
– Куда-нибудь, – не смогла я сдержать всхлип, – не хочу смотреть.
– Да ладно тебе, Шела, это же жизнь. У ясноморцев нет другого способа добыть себе вдоволь пропитания. Они же не ради развлечения убили капустника, а для заготовки мяса. Пока мы плыли сюда, Исмокет дал мне поуправлять байдаркой, а ещё рассказал, что с одного капустника можно срезать три тонны самого вкусного мяса, и оно долго не испортится. Сейчас тушу разделают, а утром большую часть мяса переправят на Медвежий остров. Исмокету с женой поручено отвезти пару кусков на Песцовый остров, так сказать, в качестве гуманитарной помощи знакомой семье. Мы поплывём вместе с ними.
– Завтра?
– Да, утром. Но придётся плыть через остров Вечной Весны. Романтичное название, правда? Там заночуем, а после отправимся точно к Песцовому острову.
– Я уже хочу поскорее оказаться там.
Пока женщины устанавливали просторный чум, а мужчины прорубали топором отверстия в кусках кожи капустника, чтобы завернуть в него мясо и зашнуровать его кишками, я посчитала лучшим уйти подальше от пляжа, где снег залит кровью.
Я всё шла и шла, а камни, что выныривали из-под унесённого ветром снега, не прекращали удивлять меня своими причудливыми формами. Бутоны, палочки, плоские с идеально круглыми выемками. А ещё я заметила множество панцирей погибших морских ежей и лохмотья капусты. Её здесь было немерено – всё побережье устлано тёмно-зелёными лентами вперемешку с льдинками и комками снега.
Я слишком близко подошла к линии прибоя и не сразу успела заметить, что прямо на меня волна выносит громадину из кожи и мышц. Ещё один капустник двигался к острову, но на этот раз по своей собственной воле. Я поспешила отбежать и взобраться на каменистую осыпь, а капустник уже успел вынырнуть передней частью туловища на берег. С какой же жадностью он набросился на морскую капусту, будто голодал уже неделю. Хруст перетираемых челюстями водорослей заглушал гул прибоя.
Я смотрела на капустника, на его складчатую кожу, покрытую наростами, в крохотные для такого гиганта глаза, и поняла, что это самое кроткое и безобидное создание в северных водах. Такой увалень не может быть злым. Вот он, кушает капусту и ни на что не обращает внимание, даже на Зоркого, что залился пронзительным лаем.
Я обернулась, чтобы посмотреть на моего пёсика, а увидела рядом с ним Вистинга. Тот стоял в десяти метрах от меня и целился из ружья в голову капустника.
Не помня себя, я подбежала к Вистингу и толкнула его под руки. Хлопок выстрела пронзил воздух, а капустник даже не дрогнул и продолжал жевать.
– Ты что творишь?! – возмущённо прикрикнул на меня Вистинг.
– А вы что творите?! – не менее возмущённо вопросила я. – Мало вам трёх тонн мяса? Зачем вам ещё одно убитое животное?
– А ясноморцев всю зиму кто будет кормить? Ты?
– Какой же вы бездушный изверг. Вы даже во время кормёжки не пожалеете голодного зверя.
– Этот зверь всегда голоден. Когда мне ещё в него стрелять, если не во время кормёжки? Он же сейчас ничего не соображает и никого не замечает вокруг себя, только жрёт и не очнётся, пока не набьёт брюхо.
– Это подлая охота.
Я прожигала глазами Вистинга, а он с закипающей злобой глядел на меня. Мне уже стало страшно, что я не выиграю этого противостояния и горько поплачусь за свои слова, но Вистинг первым отвёл глаза, а после развернулся и спешно направился к стоянке.
– Взбалмошная девчонка, – донёс до меня ветер его гневные слова. – И чего тебе дома не сиделось?
Зоркий хотел было побежать за Вистингом, но вид капустника не давал моему пёсику покоя. Пришлось подозвать его к себе и обнять за мохнатую шею.
– Спокойно, мальчик мой, не гавкай, – гладила я Зоркого, пытаясь его успокоить и отвлечь внимание, – не обижай капустника, он хороший, совсем не злой. Он нас не обидит.
Зоркий будто всё понял и замолк, только изредка подрыкивал, глядя на море. Я и сама глянула на капустника, а он всё ел, и ел, и ел… Я не смогла удержаться и медленно направилась к животному. Какое же оно всё-таки огромное. Одна голова с меня ростом. Конечно, капустник постоянно хочет жевать, а как иначе он насытит такое большое тело жалкими водорослями?
Я прошлась по берегу, ухватила рукавицей ленты капусты и осторожно направилась к едоку. Я подбросила капустнику водоросли прямо под нос, а он будто не заметил этого и продолжал жевать. Под массивным шнобелем активно работали челюсти. Я даже сумела разглядеть, что у капустника нет зубов, а только две костяные пластины, которыми он и перетирает пищу.
Зоркий несколько раз подбегал к животному и каждый раз отскакивал в сторону – опасался. А я не удержалась и прикоснулась к боку капустника сначала рукавицей, а потом и голой ладонью. Какой же он шершавый. И толстокожий – совсем не чувствует, что его кто-то трогает.
Ну всё, капустника я покормила, пощупала, теперь можно и идти обратно к лагерю.
Морской исполин вернулся в воду, чтобы снова вынырнуть на другом участке берега, где лежит ещё больше капусты, а мы с Зорким пошли в противоположную сторону.
На берегу возле лагеря валялись окровавленные кости и ошмётки туши убитого капустника. В байдары уже были сложены упакованные в кожу куски мяса, некоторые просто необъятного размера. И как это повезут к Медвежьему острову? Байдара не перевернётся?
Стоило мне об этом подумать, как возле лагеря поднялась суета. Мужчины побежали к линии прибоя, а я увидела, как из воды на берег выбросился ещё один капустник, немного меньше тех, что я уже видела. Животное льнуло к останкам собрата и фырчало. До чего же жалобно это звучало. Неужели капустник скорбит о погибшем? Но ведь не время, охотники уже бегут за новой добычей.
Всё свершилось слишком быстро: не было ни гарпуна, ни топоров, просто Вистинг подобрался близко к фырчащему животному и выстрелил ему точно в глаз. Этот капустник не мучился и сразу же испустил дух.
Уже в чуме я дала волю чувствам и уревелась, когда женщины рассказали мне, что к останкам капустника приплывала его капустница. Оказывается, эти животные так привязаны друг к другу, что готовы кидаться на выручку и погибать вместе от рук человека. А ещё они приплывают к останкам мёртвых возлюбленных несколько дней подряд и горько по ним скорбят, пока их не замечают охотники и не убивают прямо рядом с разделанной тушей. И капустники так же скорбят о своих капустницам, и родители о детёнышах, и детёныши о родителях. И всех их в конечном итоге губит жалость и приплывшие на заготовку мяса звероловы.
Как же это жестоко и бесчеловечно – убить всю семью капустников и съесть их! А Вистинг просто изверг – пристрелил капустницу только за то, что она была верна своему капустнику. Наверное, он и жену свою так же пристрелил, когда она узнала о его шпионских играх – без всякой жалости и раскаяния. Бесчувственный, злой, коварный! Не хочу с ним никуда плыть. И идти вместе не хочу. Пусть сбегает в своё Хаконайское королевство и служит там своим хозяевам – не расстроюсь. Только бы нам с Эспином добраться до оси мира.
Глава 59
Новый день принёс новые заботы. Мясо двух убитых капустников ясноморцы планировали перевезти на родной остров в два приёма, на что у них должен уйти целый день. Исмокет с Тарувэвнэ за этот же день собирались с двумя остановками добраться по морю лишь до острова Вечной Весны.
Труд гребца нелёгок, и потому Эспин вызвался заменить Тарувэвнэ на вёслах. Женщина с сомнением посмотрела на него, но согласилась плыть в одной байдарке с мужем, а в наше распоряжение предоставить вторую. И тут со своим предложением выступил Вистинг: он пожелал плыть в одной байдарке с нами, чтобы в случае чего подменить Эспина. Я категорически не желала сидеть рядом с ним, даже видеть его не хотела, но пришлось дипломатично предупредить, что без белого пушистика рядом со мной я никуда плыть не хочу. На самом деле, я бы хотела, чтобы в одной со мной байдарке была Тарувэвнэ – её гребному опыту я больше доверяла. Но Эспин убедил нас всех, что с байдаркой справится.
Так мы и отчалили точно на север: Вистинг с ясноморской четой в одной байдарке, и я с Эспином и Зорким в другой. Море было по-прежнему спокойным, снег из нависших туч не собирался падать на наши головы. Плохо, что при такой серой погоде не всегда видна полоска берега, и потому мы плыли, ориентируясь только на байдару Исмокета.
Первая стоянка и обед состоялись на западном побережье Капустного острова, а ранний лёгкий ужин для подкрепления сил перед финальным рывком на соседний остров пришлось устроить на северной оконечности.
– Ну что, Крог, – спросил Эспина Вистинг, – ещё не передумали сидеть на вёслах? Впереди самый опасный участок пути. Открытое море и ни одного клочка суши рядом.
– Не волнуйтесь, – отрезал Эспин, – справлюсь.
Рюкзаки, два огромных куска мяса лежали под кожаным покровом байдарки между наших ног. Судно была набито до отказа, но манёвренности не потеряло.
Эспин неустанно следовал за судном Исмокета и ничуть от него не отставал. Вот берег позади скрылся в сероватой дымке, вот туман начал наползать на нос байдарки. Всего пять минут, и судно Исмокета окутало молочной пеленой. Сумерки за облачным покровом сгущались, заставляя море чернеть. Новый клочок тумана набежал на ведущую байдарку и наглухо скрыл её из виду.
Эспин грёб даже не за силуэтом судна, а воспоминанием о нём. Он налегал на весло с новыми силами, но мы так и не приблизились к байдарке Исмокета. Мы вообще больше её не видели.
Всё кругом плыло в молоке. Тихие всплески в тумане заставляли напрячь слух и сжаться в ожидании неизвестно чего. Снова таинственные звуки вдали, потом ближе, ещё ближе.
И вот перед самым бортом байдарки ввысь взмыла гора, гладкая, чёрная и блестящая. А через миг я разглядела на ней характерное белое пятно и поняла, что это голова косатки. От страха я не могла даже пискнуть. Даже Зоркий разразился лаем только, когда косатка снова погрузилась в воду.
А потом возле байдарки появились чёрные плавники, они рассекали воду рядом с нами и терялись в тумане, снова появлялись и исчезали. Казалось, морские хищники кружат вокруг с одним единственным желанием – напасть. И тут раздался глухой удар, байдарку покачнуло. Ещё удар, и нас развернуло и закрутило.
Зоркий заливисто лаял, я не сдержалась и заплакала. Это конец, косатки решили нас всех съесть. И мясо капустника, что мы везём с собой, тоже. Это ведь его они почуяли даже на расстоянии. Так бы и вытащила его со дна байдарки и выкинула в воду, чтобы они подавились, но не могу – ноги мешают достать поклажу и вытянуть её через узкую прорезь.
Вдали послышалось эхо голосов. Кажется, Вистинг и ясноморские супруги пытались подать нам сигнал, куда плыть, но туман и морские хищники не дали нам этого сделать. Ещё пару ударов и разворотов, а за ними наступила тишина, только волны ласково плескались о борт.
– Шела, перестань, они уплыли, – спустя какое-то время еле слышно сказал Эспин.
Я подняла голову, утёрла слёзы и оглянулась. Нет никаких плавников, только тусклая серость. Ничего толком не видно. И весла в руках Эспина тоже.
– Где?... – не желая верить своим глазам, спросила я. – Где весло?
– Уплыло вместе с косатками, – сдавленно признался Эспин.
Нет, только не это. С досады я обрушилась с кулаками на спину Эспина:
– Почему ты не удержал его?!
– Прости, – глухо отозвался он.
– Как мы теперь доплывём до острова?
– Прости…
– Мы не доберёмся до берега!
– Прости…
Это конец. Нам всем конец. Мы умрём в этих водах, вот только не понятно, когда.
– Зачем ты бахвалился, что справишься с байдаркой? – не сдержалась я и решила выговорить напоследок Эспину всё, что накопилось, – Лучше бы я плыла с Тарувэвнэ, а ты с Исмокетом. Они бы всех нас доставили на берег, с нами бы ничего не случилось. А ты решил показать себя героем, чтобы быть не хуже Вистинга. И что теперь? Был бы здесь Вистинг, он бы не упустил весло. Он бы и косатку ту пристрелил. А с тобой… А теперь…
Я окончательно расплакалась, не в силах сдержать нахлынувший страх. На носу байдарки поскуливал Зоркий. Мохнатик мой, как я хочу тебя обнять и зарыться пальцами в шерсть, но нас разделяют рюкзаки, два куска мяса и Эспин между ними.
Как жаль, что утром я отвергла помощь Вистинга. Ну почему упрямство овладело мной не к месту? Сейчас он бы сидел на месте Зоркого, и мы бы плыли точно в сторону острова Вечной Весны. А теперь тьма окончательно смешалась с туманом, и у нас больше нет шанса найти сушу хоть с веслом, хоть без. Путешествие окончено, никто не спасёт дядю Руди. И нас с Эспином тоже.
Ночь прошла в полудрёме, смешанной с песком моря и резвящейся в нём живности. То рыбы выпрыгивали из воды, то кусочки льда стукались о борт. Я так и не смогла заснуть, и виной тому не только неудобная поза в сидячем положении.
