сообщить о нарушении
Текущая страница: 73 (всего у книги 75 страниц)
Я с огромным трудом высвободил левую руку и пощупал пространство вокруг себя. Справа и слева стенки сходились очень близко, а потолок загадочного помещения находился чуть ли не перед моим носом. И я внезапно понял, где мы оказались, и от этого мне стало очень страшно. Мы лежали в гробу.
Я тут же порывисто произнес:
– Лин, дыши медленно и неглубоко! Мы лежим под землей в гробу!
Магесса выполнила мою просьбу, но все-таки спросила:
– И как мы здесь оказались?
– У меня только одна версия. Видимо, Вася Мажор все-таки убил меня-человека, и я переселился в свое тело, которое лежит похороненным на одном из городских кладбищ. И если мы не выберемся отсюда, то умрем от удушья. У нас осталось не так много воздуха. И боюсь, с этим будут проблемы, потому что могила создана несколько дней назад, и откапываться будет очень трудно.
С кряхтением Лин высвободила правую руку и создала маленький электрический огонек, который питался лишь ее магией, но не кислородом столь ценного для нас воздуха. Свет разлился лишь на метр вокруг, но и его хватило, чтобы увидеть, что нас окружает бежевая ткань, которой обычно выстилали гробы изнутри. Также при свете огонька я разглядел, что и Лин стала человеком, но пока я не имел возможности и времени подробнее рассматривать, в кого она превратилась.
Я приложил ладонь к крышке:
– Так, закройся ладонями, потому что сейчас я буду ломать крышку, и нас начнет засыпать землей. Все отгребай в сторону пояса и ниже.
Мы с трудом высвободили обе руки (я вообще изумлялся, каким образом мы помещались вдвоем в одном гробу), и я послал импульс магии в открытую ладонь, пытаясь пробить крышку гроба.
Первая попытка не увенчалась успехом. Вторая лишь прорвала ткань, но не коснулась дерева крышки. Я уже потихоньку начинал задыхаться, а пробить гроб так и не удавалось. Я обессиленно шепнул магессе:
– Похоже, либо гроб слишком прочный, либо сейчас моя магия ослабла. Мы сможем пробить крышку только вместе. Помоги мне.
Вейлин приложила ладонь к гробу рядом с моей, и после нашего совместного импульса прошла трещина, в которую начал просыпаться мельчайший песок. Окрыленный успехом, я приложил ладонь обратно:
– Это работает! Давай еще раз!
После второго удара раздался треск, и в увеличившуюся трещину песок и земля начали сыпаться активнее, и нам пришлось, закрывшись одной ладонью, второй смахивать песок с лица в сторону груди и пояса. Еще после третьего удара крышка оказалась пробитой настолько, что мое лицо начало покрываться землей, и я только и успевал, что сгребать ее вниз. Из-за этого я не мог дальше пробивать крышку, но мне стала помогать Вейлин, ломая гроб ударами кулака и смахивая землю от лица.
Я крикнул что есть силы, когда земля начала засыпать гроб непрерывной массой через пробитую дыру:
– Задержи дыхание и копай к поверхности!
Дальнейшее я помню очень смутно. Я лишь копал перед лицом, стремясь вырваться наружу. Осложняло жизнь то, что я потерял ощущение Вейлин рядом, и чехол с гитарой, свисавший с плеча, сильно мне мешался.
Легкие горели, когда я, наконец, почувствовал, что моя поднятая правая рука не чувствует земли. Я рванулся в сторону спасительного воздуха – и тут моя голова вылезла из земляного холмика. Я жадно хватал холодноватый ночной воздух (да, я вылез из могилы ночью), и никак не мог надышаться. При этом я отметил, насколько разительно воздух Москвы отличался от воздуха Мира Спокойной Воды. И лишь через несколько секунд я начал шарить вокруг себя в земле, пытаясь найти Лин. Я начал опасаться, что она не смогла вырваться из подземного плена, как вдруг земля справа от меня взорвалась комьями земли, и на поверхность вылезла девушка, облепленная землей, а вместе с ней Эйнар:
– Пхахах, бффф, тьфу. Наконец-то воздух!
Я бросил взгляд вперед и увидел, как передо мной стоит какой-то алкаш, вытаращивший глаза. Я сделал страшное лицо, и после этого пьяный с невероятной ловкостью убежал вдаль, огибая могилы и истошно вопя:
– Зомби! Мертвецы оживают!
Я не стал разубеждать его в наблюдениях: меня больше волновало выбраться на твердую землю и помочь Лин. Так как я был облеплен грязью, магесса пока что не обращала внимания на мой исходный образ.
Еще несколько усилий – и я рухнул на траву возле разрытого холмика. Все тело болело, легкие горели от долгой нехватки воздуха, и все ногти на руках были забиты грязью. Лишь теперь Вейлин обратила внимание на мой внешний вид. И надо сказать, он ее озадачил:
– Вот так выглядят люди? Вот такие лысые и странные?
– Да, Лин, так я выглядел с рождения и до того момента, как попал в твой мир. Ты и сама теперь человек.
Бывшая волчица осмотрела свои перепачканные в земле руки:
– И я тоже лысая и страшная? Да что же мне так холодно???
Бросив взгляд на ее стопы, я увидел, что она была босая. Черт, придется упрашивать чехол найти для нее обувь, другого варианта я придумать не мог. Но какой же размер ноги у нее? И почему я не додумался взять обувь для нее заранее, еще в Ландаре?
Я взял стопу сидящей на могиле Вейлин и начал мысленно обмерять ее. Бывшая волчица посмотрела на меня с удивлением:
– Что ты делаешь?
– В моем мире считается неприличным ходить вне дома без обуви. Ты босая, а потому мне нужно представить размер твоей стопы.
Лин не стала протестовать и предоставила мне возможность проводить замеры и дальше. Так, если я не ошибся с глазомером, то у нее был тридцать седьмой размер.
Но дальше меня ждало разочарование. Сколько я ни упрашивал чехол, обувь мне он так и не явил. Либо это было для него слишком сложным предметом, либо он потерял магическую силу в моей реальности. Скорее всего, верным было второе. И это доставляло мне большие проблемы, потому что достать обувь на кладбище было столь же сложной задачей, как найти попкорн в Большом Театре.
Нас начал обдувать ночной прохладный ветер, и по нему летели два пустых черных магазинных пакета, видимо, сдутых с какой-то из могил неподалеку. Поняв, что ничего лучше я не придумаю, я поймал их:
– Конечно, это очень плохой вариант, но это лучше, чем ничего.
Я обвязал стопы Лин пакетами наподобие бахил, и тогда, если не приглядываться, можно было и не заметить, что пакеты надеты прямо на голые ноги. И тогда я думал, что как только доберемся до дома, я возьму денег из своей заначки и куплю магессе нормальную обувь
Закончив с ее ногами, я пригляделся к лицу Лин, мысленно убрал с него грязь, и нашел, что человеческая ипостась волчицы вышла очень красивой. Вейлин превратилась в голубоглазую девушку с пышными шатеновыми волосами, отливающими рыжей медью. И тогда я понял, что видел перед собой тот внешний идеал девушки, который много лет представлял себе в уме, когда мечтал о любви прекрасной дамы. Я ответил на ее прошлый вопрос, после которого начал думать о ее обуви:
– Нет, Лин, ты вышла очень красивой девушкой, я тебя уверяю.
Оглядев себя, я понял, что зря облачался в джинсы и футболку. Хоронили меня в костюме, как и полагалось покойнику, и сейчас на мне был одет добротный пиджак, штаны и черные ботинки. К удивлению, с каждой минутой кожные покровы розовели и все больше становились похожи на плоть живого человека, а не ожившего мертвеца. И это при том, что мои сосуды и ткани наверняка были напичканы убойной дозой всяких химикатов, типа формалина или фенола, которыми обычно обрабатывали покойников в морге. Почему же мне сейчас это нисколько не вредило?
Теперь единственной проблемой оставалось только очиститься от земли, потому что выглядел я как шахтер после смены – весь черный, перемазанный. В таком виде к бабушке я появляться не хотел. Если уж одежду очистить не представлялось невозможным, то хотя бы руки и лицо отмыть было можно. Остался вопрос – где это сделать, вкупе с вопросом «где мы находились?»
Ради интереса я посмотрел и на свою могилу. Она оказалась простой – прямоугольный кусок гранита серого цвета, на вершине которого был маленький гранитный же крестик, моя фотография с выпускного альбома трехлетней давности, и вдавленные золотистые буквы: «Волк Максим Леонидович, 25.04.1993 – 30.05.2013». И внизу была приписана маленькая эпитафия, которую я с трудом разглядел в лунном свете: «Он делал жизнь каждого вокруг светлее». Справа же стояло еще одно надгробие, от которого мне стало дурно: «Егоров Михаил Васильевич, 03.05.1993 – 30.05.2013». Мишку похоронили рядом со мной. С фотографии смотрел улыбающийся парень в зеленой футболке. Я помнил это фото. Я сделал его сам, примерно за пару месяцев до смерти друга.
Меня терзали смешанные чувства. Я был рад, что выжил, но видеть при этом свою могилу было очень угнетающим, даже зная, что она отныне не твоя. А наличие могилы того, кто был твоим лучшим другом, тем более угнетало вплоть до депрессии. Лин присмотрелась к могиле моего «соседа»:
– Это и есть твой друг, который спас тебя от смерти?
Я молча кивнул, не найдя в себе силы ответить. Получалось, что отныне места в родном мире мне не было. Однозначно было выписано свидетельство о смерти, и по документам меня теперь не существовало как человека. И поэтому все, что я мог делать – периодически проведывать бабушку, а жить постоянно в Мире Спокойной Воды.
Под белым лунным светом вокруг нас находились могилы и памятники. Лин с интересом рассматривала памятники, включая и мой:
– А что означают кресты на могилах?
Разглядев вдалеке парадные ворота кладбища, я потащил магессу за собой, ища путь среди бесконечного ряда надгробий:
– Как только я узнаю, где мы находимся, я расскажу тебе все. Не хочу здесь дольше оставаться.
Ночью на кладбище было действительно жутко. Я никогда не был особо впечатлительным человеком, но даже мне казалось, что вокруг нас присутствует что-то незримое, причем не самого доброго толка. Все усугублялось тем, что на кладбище, не считая смывшегося алкаша, никого не было. Даже кладбищенский сторож не был виден. «Наверное, спит в сторожке», – подумалось мне.
Наконец, путь к парадным воротам был завершен, и я, наконец, разглядел надпись – «Преображенское Кладбище». Значит, в полукилометре отсюда находилось метро «Преображенская».
Улица Преображенский Вал была пустынна, и лишь где-то на тротуаре были припаркованы машины – и я благодарил судьбу, что я попал в Москву именно ночью, хотя бы потому, чтобы не смущать Вейлин городской суетой раньше времени. Эйнар, незаметно шедший за нами, разглядывал все вокруг круглыми голубыми глазками и, казалось, что окружающий мир озадачивал его. Подумав, я обратился к магессе:
– Так, послушай меня. Раз ты оказалась в моем мире, то тебе нужно знать кое-что. Мы направляемся к моей бабушке. Она сейчас в плачевном состоянии, и потому мое появление может быть для нее слишком внезапным. Молюсь, чтобы она вообще была жива. Тебя я ей представлю как свою девушку. Называть тебя Вейлин Дестрокардо я не могу, потому что в моей стране такое имя и фамилия звучат по-иностранному, а потому я буду звать тебя Елена Кардова, или же просто Лена. Ты учишься со мной в одной группе университета на редакторское дело. И да, я говорил однажды мельком, что Мирпуд – не мое настоящее имя. Ты не можешь называть меня перед бабушкой фальшивым именем. Запомни, что меня зовут Максим Волк, и это мое настоящее наименование. Можно коротко – Макс. Бабушку зовут Надежда Яновна. Впрочем, если ты назовешь ее бабушка Надя – она не обидится.
Подумав несколько секунд и переварив полученную информацию, новоявленная Лена кивнула:
– Хорошо, пусть будет так. Что мы будем делать дальше?
Я поднял взгляд на ворота и увидел, что на часах, установленных над решеткой, было что-то около половины пятого утра. Что же, до открытия метро оставалось около сорока минут, и так я мог добраться до своей квартиры, а там уже нормально отмыться и собраться к бабушке.
Еще немного пошарив глазами, я разглядел на ограде кладбища встроенный кран. Подойдя поближе и повернув вентиль, я увидел, как оттуда течет вода. Позвав магессу, я отмыл ей лицо и руки, и она ответила мне тем же. Наплевав на грязный костюм, я не стал снимать с него комья земли, и повел за руку Лену в сторону «Преображенской». И все время, пока мы шли, шаги моих ботинок перемежались с шуршанием пакетов на ногах Лены, иногда сменяемые легким шорохом лапок Эйнара.
Бывшая волчица смотрела вокруг себя с нескрываемым интересом и восхищением. Ее удивляли и изумляли машины, светофоры, электрические и фонарные столбы, общественный транспорт, начинавший ходить по улицам Москвы. Конечно, она не выглядела как напуганная крестьянка, случайно попавшая в мегаполис, но, тем не менее, ее интересовало буквально все. Попутно я рассказал ей в двух словах смысл крестов на могилах, поведав и о православии, как о составной части христианства. Редкие прохожие косились на нас, однако проходили мимо, принимая нас за бомжей.
За разговором мы подошли к запертым дверям метро. Часы показывали ровно пять утра, а это значило, что нам нужно было ждать еще двадцать минут, пока вход будет открыт для пассажиров. Заранее предупредив Лену о том, что будет ждать ее под землей, чтобы ее ничего не пугало, я продолжил рассказ о религии и о тех предметах, что окружали нас по пути от кладбища до станции.
Когда работники открыли двери станции, я подумал немного и снял пиджак, сильно обстучав его об мраморную колонну перед входом, пытаясь сбить с себя кладбищенскую грязь. Почему-то мне казалось, что дежурные не пропустят меня в таком виде. После этого я помог Лене тоже сбить с блузки большую часть грязи.
Пошарив в кармашке чехла, я выудил оттуда свой студенческий билет, внутри которого я прятал социальную карту. Я успел перед «смертью» зарядить ее на июнь. А вот с Леной были проблемы: у нее не было билета, а проскакивать «зайцем» я бы ей не позволил. Более того, у меня не было денег. В студенческом я деньги не прятал, потому оставалось надеяться, что деньги есть в чехле, причем не наколдованные, а настоящие, которые там еще успел оставить Мишка незадолго до смерти.
Я вдумчиво обшаривал каждый карман в чехле, коих было очень много. Духи, зажигалку и флейту я пропустил, и вскоре мне улыбнулась удача: в одном из карманов я нашел одинокую сторублевую купюру, к которой скрепкой была пришпилена записка «Миша, купи молока и яиц». Похоже, именно этой купюрой собирался расплачиваться Мишка, когда он в последний раз вышел из дома. Вздохнув, я снял записку с купюры, и решительно пошел к кассе. Внутри нее сидела сонная пожилая женщина с крашеными черными волосами. Я протянул ей купюру:
– Две поездки.
Кассирша долго рассматривала мою одежду, после чего процедила:
– Хоть бы отмылся, бомжара.
После этого она все-таки забрала сто рублей и выдала мне билет и сдачу с чеком. Я на прощание схохмил:
– Оделся бы, да только из могилы пришлось вылезать, потому и грязный.
И так я ушел, оставив кассиршу замереть с широко разинутым ртом и выпученными глазами.
Мы подошли к турникету, я взял на руки Эйнара, спрятал его за отворот пиджака и протянул билет Лене:
– Приложи его к желтому кругу, и как только красный огонь сменится на зеленый, проходи слева от турникета.
Магесса осторожно прислонила билет к указанному месту, понаблюдала, как красный сменился на зеленый, показав на экране цифру «один», после чего проследовала за мной в сторону лестницы, ведущей на платформу.
Когда мы спустились вниз, поездов еще не было, и на платформе сновали редкие пассажиры, решившие воспользоваться услугами метро. Я заранее вытащил наушники и дал их Лене:
– Для тебя здесь будет шумно, поэтому надень их, чтобы тебе было не так дискомфортно.
Сейчас ее ушки были человеческими, и больше соответствовали наушникам, и проблем у магессы с этим не возникло.
Из туннеля появился поезд. Я успел отвыкнуть от шума метро, поэтому прибытие поезда было для моих ушей если не сильным, то ощутимым испытанием. Впрочем, это длилось недолго, и уже садясь в вагон, я не страдал от боли в ушах.
Вместе со мной в практически пустой вагон вошли лишь два человека, и я вместе с Леной постарался сесть подальше от остальных, заняв крайние места у межвагонной двери. Так мы поехали в сторону Комсомольской, и теперь держали путь в сторону моего дома.
Все то время, пока мы ехали в метро, Лена смотрела вокруг себя, вглядываясь в схемы, знаки, указатели и рекламу. Некоторые станции, через которые мы проезжали, были памятниками архитектуры, включая ту же Комсомольскую или Новослободскую (а держали мы путь на Дмитровскую). В одном из переходов магесса вытащила наушники:
– Вот не могу поверить. Ваше… метро? Да, метро. Вроде бы и обычный вид транспорта, который в каком-то зачаточном виде есть и в Кораландах, только наземный, а ведь тут так красиво, чисто, как будто для вас это не просто транспорт, а что-то большее. Эти станции… Они часто похожи на дворцы, в которых впору жить королям. Эти витражи, гранит, мрамор. А ведь в метро может зайти любой, у кого есть немного денег на проезд.
Я несильно приобнял Лену:
