сообщить о нарушении
Текущая страница: 63 (всего у книги 75 страниц)
– А как же его не знать? Я познакомился с Себастьяном еще в Ландаре, когда только-только там оказался. Себастьян, это Джесс. Джесси, это Себастьян.
Похоже, только к тому моменту, как я начал представлять пророка и охотницу друг другу, до Себастьяна дошло, с кем я путешествую. Разглядев облик Кон-Сай, крыс дернулся и отполз задом в сторону леса добрых пару метров:
– О Арханис, за что мне это? За что я опять встречаюсь с Орденом, да еще и с Кон-Сай???
Волчица удивленно воззрилась на меня. Мне пришлось объяснять:
– Себастьян – пророк, причем очень сильный. И Орден в течение пяти лет заставлял его работать на них. С тех пор он очень неприязненно относится к любому упоминанию об Ордене, в том числе и Кон-Сай. Не пугайся, эта Кон-Сай тебе ничем не угрожает. Она мой соратник и не причинит тебе вреда.
Крыс медленно подполз обратно, и его заросшая морда стала больше освещаться пламенем костра. Глаза у него были напуганы, но постепенно страх уступал место удивлению:
– Ты говоришь, что охотница за еретиками – твой соратник? Как может служительница Ордена быть вместе с тем, кто хочет его разрушить?
Я с не меньшим удивлением начал рассматривать пророка:
– Себастьян, неужели твои видения тебе не помогают сейчас понять, что никакой угрозы нет?
Похоже, Джесс никогда раньше не видела пророков, потому что ее ушки были заинтересованно подняты, а красные глаза без тени злости, а только лишь с неподдельным интересом смотрели на Себастьяна. Крыс сжал голову:
– С тех пор, как я тебя видел последний раз еще в столице Меровии, видения атакуют меня практически постоянно. Со мной раньше не было такого никогда. Я каждый час заставал себя буквально заваленным мысленными образами, каждый из которых мог что-то значить. Я понимал лишь малую часть того, что мне виделось, но и этого с лихвой хватало, чтобы понимать – скоро совершится нечто грандиозное, что изменит историю мира навсегда. Но как скоро – я не знаю.
Я с грустью прижал к себе колени:
– Ты был прав в прошлом, Себастьян, когда говорил мне, что меня ждет всепоглощающая скорбь и всеразрушающая ярость. Вейлин погибла, и я убил преследовавшую меня Кон-Сай и Цепного. Джесси тоже должна была погибнуть, но я ее поработил, и теперь мы с ней путешествуем вместе, заботясь друг о друге. Она теперь верна мне, а не Ордену.
Себастьян поднял глаза на Джесс, и та кивком головы подтвердила сказанное. Я произнес с большей болью в голосе:
– Ты прекрасно знал, что ее убьют, Себастьян! Знал и не предупредил меня!
Крыс поднял неожиданно спокойные глаза:
– Не все так плохо, Мирпуд.
Меня уже было не остановить. Та боль, которая успела притупиться за неделю, теперь снова вылезла наружу:
– Что??? Я потерял единственную самочку, которую любил больше всего на свете! Я потерял ее, понимаешь? Потерял! Из-за тебя! Ты не предупредил меня об опасности! А она могла бы сейчас жить!
Я полез было с кулаками на крыса, но Кон-Сай успела меня оперативно перехватить и держала, пока я высказывал все, что думал о пророке.
Я не помнил, что я кричал. Помню только, что после того, как затих, мне стало паршиво и одиноко. Плакать я уже не мог – все слезы были выплаканы в первые дни после смерти Вейлин. Джесс продолжала меня держать, но в этом не было особого смысла – на меня накатила апатия, заставившая рухнуть на спину и обессиленно сжать кулаки. И я так бы и лежал, если не фраза Себастьяна, прозвучавшая как гром среди ясного неба:
– Мирпуд, ты меня не дослушал. Я тебе сказал, что не все так плохо, и ты не дал мне закончить фразу. Вейлин жива.
Если бы проводились соревнования по прыжкам в высоту из положения лежа, то я бы точно стал не только победителем, но и мировым рекордсменом на многие года вперед. Я даже не подпрыгнул – меня подбросило. Буквально рывком я дернул на себя ворот балахона Себастьяна и приблизил его к себе так близко, что видел каждую шерстинку на его морде:
– Повтори.
Крыс против обыкновения смотрел на меня без доли страха:
– Вейлин жива.
Мне стоило больших усилий не сорваться:
– Ты врешь. Я своими глазами видел, как ей перерезали горло. Я на своих лапах держал ее окровавленный труп и рыдал на нем. Я вот этими вот лапами, что держат тебя за ворот, хоронил ее тело в меровийском лесу. И ты смеешь заявлять, что она не погибла?
В глазах крыса стояла глубокая грусть:
– Мирпуд, я говорю лишь то, мне приносят видения. Они рассказывают, что она жива.
Я медленно отпустил ворот балахона, и сел обратно. Джесс, не произнесшая до этого ни слова, задала вопрос:
– Лар Себастьян, мне никогда не доводилось видеть пророков, и я склонна верить, что вы весьма сильный предсказатель. Но я, как и Мирпуд, видела смерть Вейлин и могу слово в слово повторить все то, что он только что произнес. Почему вы так уверены в этом?
Не давая Себастьяну ответить, я показал на крыса пальцем:
– Я буду счастлив как никогда, если это окажется правдой, но тогда тебе придется сейчас сесть и поднапрячься. Я хочу от тебя любую информацию, которую ты мне можешь дать о Вейлин.
Себастьян попытался было возразить:
– Но…
– Никаких «но». Вейлин. Информация.
Пророк поджал голые лапы под себя и сел поближе к костру:
– Хорошо, я постараюсь. Обычно наличие огня рядом помогает мне лучше усваивать видения и их тайный смысл.
Предсказатель протянул лапы к огню и подержал ладони над пламенем, как будто грел их. В полном безмолвии, нарушаемом лишь треском дров, сгоревших уже наполовину, на него смотрели две пары волчьих глаз. Себастьян закрыл глаза и начал мерно покачиваться, бубня с закрытой пастью что-то типа однообразной речовки, слова из которой разобрать было невозможно. Следующие слова Себастьян произносил с закрытыми глазами явно не своим голосом, словно внутри него говорило другое существо: металлическое, бездушное, обезличенное:
– Я вижу Вейлин. Коричневое платье на ней. Я вижу, как она бежит, спасаясь от кого-то. Я вижу, как за ней идет воин, поглощающий свет. Воин без жалости или сострадания. Я вижу, как он хватает сзади волчицу и тащит ее обратно. Самочка не сопротивляется, словно страх сковал ее. Чувствую, как глаза Вейлин видят своего возлюбленного, и в них стоят слезы, застилающие пеленой все перед собой. Касание лезвия меча, проминающее кожу на шее. Дальше… Дальше боль. Страшная боль. Настолько страшная, что от нее даже не закричишь, потому что на нее не хватает воздуха… И дальше темнота… и покой.
Я уже не выдержал и начал буквально трясти крыса:
– Что ты мелешь, гадатель? Ты только что описал ее смерть! Как ты смеешь издеваться надо мной и говорить, что она жива?!
Меня отшвырнуло от гадателя какой-то волной, и я больно приложился головой об землю позади костра. Мне очень повезло, что меня не закинуло в костер. Себастьян встал и показал на меня пальцем, не открывая глаз, продолжая говорить не своим голосом:
– Да, я описал ее смерть. Но она жива. Видения не могут врать!
Мои мысли метались. Как можно жить после смерти? Вейлин стала зомби? Я похоронил ее заживо? Но нет, я точно помнил, что тело волчицы стало холодным, как и полагается трупу. Но дальнейшие слова оборвали во мне все:
– Вейлин жива. И она мечтает убить тебя! Она жаждет твоей смерти и идет за тобой по пятам!
Джесси и Себастьян уже давно заснули, а сон ко мне все не шел. Я терзал себя сомнениями и переживаниями. Вейлин хочет моей смерти? За что? Что я сделал ей не так? Она же любила меня, как никого другого.
Я прокрутил в голове ее последний поцелуй, когда я приказал волчице уходить вглубь леса. Нет, ее поцелуй был искренним, не наигранным. Нет, Вейлин никогда не стала бы желать мне смерти! Значит, Себастьян врал? Но я знал по опыту, что предсказания, будучи сделанные мастером своего дела, сбывались. Но другое дело, что они могли происходить не столь буквально, как мы могли бы их понять. Помнится, еще до того, как мы пересекли границу с Меровией, крыс говорил, что истинная задача пророка состоит не в том, чтобы рассказывать свои видения, а в том, чтобы давать им оценку.
К сожалению, после того, как Себастьян очнулся от транса, он не помнил ничего из того, что говорил. Я упрашивал его объяснить сказанное, но не добился ровным счетом ничего. И теперь мне оставалось только гадать. И теперь я даже не знал, что меня страшило бы больше – смерть Вейлин, либо же знание, что она жива, но желает мне смерти.
Астра почуяла, как ее седок натянул поводья, приказывая остановиться. Лошадь была только рада этому – день клонился к закату, и ее ноги сильно устали от почти дневного перехода.
Рядом с дорогой, проходившей сквозь то, что лесом назвать было трудно, но и полем именовать столь же сложно, находился небольшой лужок. Трава на нем была несколько жухлой, но не желтой. Астре очень хотелось есть, и она потянулась к траве, натянув повод, оставленный в лапах Мертвеца. К удивлению Астры, всадник не стал удерживать повод, и тот шлепнулся на землю. Лошадь потащила кусок кожи по пыльной дороге, добравшись, наконец, до вожделенной еды.
Мертвец же присел на корточки, осматривая следы на дороге. Некоторые он пропустил, а вот на парочке задержался, внимательно их осмотрев и даже подсветив какой-то синевато-искристой магией, созданной на кончиках пальцев. И тут Астра впервые за неделю услышала голос Мертвеца, оказавшийся женским и очень красивым:
– Еще немного, Мирпуд, еще немного… И тогда смерть настигнет тебя. И ничто тебя от нее не спасет. Я буду беспощадна и безжалостна. Ты будешь страдать за все то зло, что причинил другим. Так говорю я, Вейлин Дестрокардо!
Астре оставалось только с ужасом взирать на фигуру Мертвеца. Ее бывшая хозяйка… теперь является этим страшным существом, которое еще и желает смерти своему любимому самцу? Бедняжка-лошадь могла лишь жевать траву, хотя делать ей это было неимоверно трудно. Порой она начинала жалеть, что была слишком умной для простого непарнокопытного.
========== Воскрешение из мертвых ==========
Прошло еще какое-то количество времени после того, как мы встретили Себастьяна. Кенсан остался позади. Поначалу мы всерьез рассматривали мысль о том, чтобы остановиться в городе ненадолго у Астора, но в итоге Джесс решила, что это будет подозрительно. И поэтому, как и прежде до этого, ночевали мы лишь под открытым небом.
За последнюю неделю перед прибытием в Ландар погода очень часто портилась. Практически каждый день шли дожди, и становилось холоднее. Чтобы не промокнуть насквозь, мы уже давно свернули в Ларотийский лес и старались перемещаться только под кронами деревьев, чтобы капли воды не досаждали нам так сильно, как если бы мы ехали по открытой местности. Витиеватых елей здесь росло очень мало, по сравнению с пограничными областями, и каждый вечер поиск пристанища на ближайшую ночь превращался в мини-приключение. Порой приходилось забиваться под любое дерево с более-менее густой кроной. В таком случае дежурство по ночам приобретало особенное значение. Тот, кто не спал, следил даже не за безопасностью своих соратников, как раньше, а за тем, чтобы горящий костер ненароком не подпалил дерево и мы не погибли в огне от пожара.
В такие моменты я с грустью и ностальгией вспоминал любимый теплый плед Вейлин, который ранее прекрасно согревал даже в самые холодные ночи. Теперь же его нечем было заменить – он остался в меровийском лесу в закопанной могиле, и теперь до него было несколько сотен миль.
После того страшного предсказания про Вейлин Себастьян по большей части молчал, думая о чем-то своем. Множество раз я пытался с ним заговорить, но каждый раз натыкался на взгляд крыса, в котором застыло какое-то чувство грусти и печали. Джесс же с каждой новой милей становилась все более собранной. Если раньше я с радостью отмечал, что волчица являет собой прекрасный пример соратницы, когда шутит, смеется, улыбается, то теперь же Кон-Сай была очень серьезной, говорила мало и лишь по делу.
Конечно же, после того, как мы осознали, что у нас есть Монолит, я попытался связаться с мастером Гимеоном, чтобы он дал хоть какую-нибудь информацию по поводу того, что можно сделать с артефактом. Варан был бы рад помочь... если бы знал, что можно было осуществить. С некоторым огорчением наставник признал, что он абсолютно не представляет, что делать с Монолитом и оставил все на моей совести.
И вот, в очередную ночь, когда мы все-таки сумели найти в лесу витиеватую ель, и Джес с Себастьяном мило спали, свернувшись клубочками возле костра, я достал из мешка артефакт и начал его изучать. Для начала мне стоило бы вернуть ему исходный вид, потому что Монолит Силы все еще имел вид серебряный награды Фестиваля.
Дождь прекратился, и от мокрой почвы поднимался своеобразный запах, который я даже не мог описать, был ли он приятным или же наоборот, отвратительным. Повертев в лапах Монолит, я задумчиво обвел коготком все изгибы серебряного лиса. Учил ли меня мастер снимать фальшивые образы с предметов? Вроде бы да.
С трудом припомнив необходимый жест, я попытался рывком как будто смахнуть окружающий статуэтку воздух. Ничего не произошло. Взяв посох в лапы, я положил Монолит на землю возле горящего костра и сделал то же движение, но уже навершием. Пламя огня заколыхалось, и я увидел, как статуэтка наполовину лишилась своего прежнего облика. Мордочка лиса осталась прежней, улыбающейся, но теперь он уже не держал гитару, а опирался на меч. Еще движение – и теперь я видел Монолит во всей красе: зверь неопределенного вида, опирающийся на воткнутый в меч постамент. На основании статуэтки проявилась небольшая надпись, которую я видел еще в граальстанском лесу, но не решился прочесть. Теперь же мне ничего не мешало видеть надпись: «Основа – самое главное». Я поднес навершие к статуэтке – и внутри шара началось зарождаться алое сияние. Оглянувшись и убедившись, что мои спутники спят, я вернулся к изучению статуэтки. Если мастер говорил, что я должен сам овладеть Монолитом – значит, он был уверен в том, что мне это под силу. Осталось понять природу той магии, что была заключена в артефакте.
Медленно обводя шаром статуэтку, я пытался понять, как будет меняться свечение в навершии. Возле фигуры оно было спокойным, красноватым. Ближе к основанию краснота становилась более яркой и насыщенной, а при указании на постамент цвет шара становился более темным, почти багровым.
Моей задней лапы коснулось что-то пушистое, и от неожиданности я вздрогнул. На меня смотрели голубые глазки Эйнара. Я глубоко вдохнул:
– Ну ты меня и напугал!
За прошедшие пару недель с того момента, как Кон-Сай напали на нас с Вейлин в Меровии, я видел котенка крайне редко. Возникало ощущение, что Эйнар путешествовал отдельно от нас, и всегда каким-то образом настигал группу, хотя всегда пропадал так капитально, что я уже давно бросил попытки искать котенка.
Эйнар с интересом запрыгнул ко мне на колени и начал принюхиваться к основанию статуэтки. Я проследил за его движениями. Еще немного поизучав постамент, котенок тронул лапкой надпись и посмотрел на меня вопросительным взглядом. Я пожал плечами:
– Эйнар, это надпись на постаменте. Что ты мне хочешь сказать?
Котенок снова тронул надпись и для убедительности ткнулся в нее носом, после чего снова посмотрел на меня, на этот раз не с вопросом, а как будто желая что-то сказать. Я поднес надпись ближе к глазам:
– «Основа – самое главное». Хм… Ты мне хочешь сказать, что эта надпись что-то значит?
Эйнар кивнул и спрыгнул с коленей, устроившись недалеко от костра, просушивая шерстку. Я задумчиво потер надпись. Запись на основании несет смысл, иначе ее просто не стали бы писать. «Основа – самое главное». Это очевидно – без прочного основания не будет стоять ни здание, не будет успешным ни одно предприятие или начинание.
И тут я вспомнил, как навершие посоха светилось, когда я «сканировал» артефакт. У основания клубы дыма были другими. Может, и в Монолите основа значит что-то особенное? Может, именно в нем заключена вся сила артефакта?
Я поднес посох к основанию. И снова в шаре начал клубиться багровый дым, наполняя всю внутренность навершия. В голове внезапно возникла мысль – а если сказать девиз на Монолите на архаичном? Я прошептал:
– Табас их с’у сойг-з’ин’ дис.
Последующее стало для меня полной неожиданностью. Монолит засветился красноватой дымкой, после чего буквально взорвался дымом того же цвета. От испуга я выронил артефакт на землю. Звук срабатывания магии разбудил моих спутников, и теперь они с интересом взирали на происходящее.
Я чувствовал, как магия Монолита течет внутрь меня. Казалось, что меня накрывает опьяняющее ощущение легкости, силы и даже некоторой власти. Казалось, что дай мне волю – и я сейчас буду парить в воздухе без крыльев. В эту секунду я понял, что никакой Бойдул и Орден мне не страшны – во мне было столько силы, что хватило бы на всех врагов, какие только могли выступить против меня.
