сообщить о нарушении
Текущая страница: 46 (всего у книги 75 страниц)
– А вот так. Я говорил вначале, что в Ордене сидят знатные паникеры. Моим предсказаниям они верили, вот и задумались – когда же появится этот загадочный герой и как с ним бороться. За мной ослабили присмотр – и я перекочевал в городские казармы Ландара. Там я на полставки занимался тем, что предсказывал, в каких местах в округе Ландара находятся наиболее крупные разбойничьи банды. Но со временем я понял, что не хочу работать ни на кого. Понял, что хочу просто жить как все, чтобы над душой не стояли и не требовали ничего. Находился я в ведении Пульсы, и поэтому без его разрешения покинуть часть не мог. Парадокс – я был не армейцем, но не мог покинуть часть, так это расценивалось бы как дезертирство. Я до сих пор не знаю, как ты смог его убедить, но ты спас меня и во второй раз.
Себастьян взял в лапы кружку с чаем и шумно отхлебнул из нее, чтобы не обжечься:
– Как только мы расстались в Ландаре, я сразу же, с первым караваном, ушел из города. Я не знал, ищет ли меня Орден, но рисковать мне не хотелось, чтобы это проверять. И тогда я уже наперед знал, что вновь встречу тебя, но уже на другом конце государства.
Наступила тишина, которую нарушал только звук, с которым Себастьян потягивал чай из кружки. Потрескивали дрова, распространяя приятный жар, согревающий лапы. Я взял в лапы вторую чашку:
– А у тебя есть видения о моем будущем?
Крыс посмотрел в костер, сложив под себя голые лапы:
– Очень нечеткие. Наверное, они пока не хотят, чтобы я их озвучивал. Вижу какую-то опасность и страшную, всепоглощающую изнутри скорбь, за которой последует сжигающая все на своем пути ярость. Но что это значит – я пока не знаю.
– Опасность? Ярость? Ты точно не знаешь, что они означает?
Предсказатель покачал головой:
– Нет. Я не всегда могу управлять своим даром. Порой я вижу только размытые картины, которые не получается свести в общий рассказ, понятный каждому. В этом и состоит главное предназначение пророка – не столько видеть пророчества, сколько уметь облечь их в слова с точной и ясной формулировкой. Мало кому это дается. Не буду возвышать себя, но даже мне, одному из самых сильных предсказателей в этом государстве, порой не удается понять, какая картина будущего возникает в моей голове.
Пророк поставил кружку прямо на землю и лег, поджав лапы:
– Я спать, если вы не против. И вам советую.
Видно было, что рассказ был интересен всем, но мои спутники все-таки легли на землю, лапами к все еще горящему костру. Мне же спать абсолютно не хотелось. Вместо этого я достал дневник, открыл его на последней закладке и продолжил читать его при свете костра:
– Случилась беда у нашего отца Ягмура. После возвращения в Ландар его дочка Верисса подхватила какую-то странную заразу. Все придворные лекари оказались бессильны не то что вылечить – даже определить, какой природы было заболевание. Бедняжка слабела с каждым днем, делая своего отца все более безутешным. Шутка ли – один из сильнейших магов современности, тот, кто объединил все церкви в один кулак, не может спасти свою единственную дочь! Тогда всем казалось, что осиротеет маленький сынок Вериссы и потеряет своего единственного детыныша безутешный отец. Я и сам так думал, когда приходил проведывать Вериссу. Зараза вытягивала из нее все силы. Где была та неунывающая волчица, которую знали все? Терялось все – от нее оставались практически одни кости, обтянутые кожей со свалявшейся шерстью. Бедняжка тогда настолько ослабела, что не могла даже улыбнуться, хотя всегда славилась тем, что хорошее настроение было неотъемлемой частью ее самой.
В отчаянии Ягмур перерыл всю библиотеку, пытаясь найти хоть что-нибудь для спасения Вериссы. В поисках принимал участие и я. И в один из дней мне улыбнулась удача. В древнем фолианте примерно двухсотлетней давности я нашел упоминание о некоем Монолите Силы. Автор фолианта утверждал, что этот артефакт может излечить любую болезнь и даже приводил список того, что было вылечено с его помощью. Я понимал, что на сегодняшний день это единственный шанс помочь Вериссе. Конечно, Ягмур был не в восторге от того, что придется его применять, потому что у лечения были возможны необратимые побочные эффекты. Но что еще оставалось делать безутешному отцу?
Сам артефакт нашелся в Цитадели, как это ни странно. Оказалось, что автор книги был связан с архианской церковью, которой и передал Монолит на хранение. А уже после основания Цитадели и Ордена артефакт спокойно стоял в сокровищнице, никем не признанный.
Ягмур пригласил меня посмотреть на процесс возможного исцеления. Правда, вел он себя как-то странно – нервничал, что было на него абсолютно непохоже. Пропало его добродушное выражение морды, с которым, казалось, он никогда не расставался до болезни Вериссы. То, что называлось Монолитом, на самом деле было больше похоже на статуэтку воина с мечом, воткнутым в землю у лап.
На этих словах я бросил взгляд на сумку Вейлин на боку лошади. Описание Монолита очень напоминало ту статуэтку, которую я нашел тогда в лесу у Вейлин. Неужели она украла этот артефакт, и именно поэтому за нами гонятся охотницы и Цепные? Хоть волчица и спала, но я не хотел рыться в ее вещах, боясь разбудить Вейлин. Почему же она это сделала? Она же сама говорила, что очень хотела оказаться в Ордене послушницей. Неужели она врала? Вдобавок ко всему, в голове всплыла забытая фраза Эдны, что двое из нашей компании врали по поводу причин ухода из Ландара. Если так, то в чем солгала Вейлин?
По неизвестной причине Ягмур отгородил меня барьером, произнеся такие слова:
– Думаю, сила этого Монолита может повредить тебе, поэтому лучше быть защищенным.
Каждое движение Иерарха было резким, но отточенным. Было видно, что дай ему волю – и всемогущий Иерарх расплачется.
Вот на столике возле угасающей Вериссы был поставлен Монолит, и отец Ягмур начал делать странные пассы лапами. Появилась загадочная красная дымка, потекшая из Монолита. Она обволокла голову Вериссы и потом начала распространяться по всему телу.
Происходили заметные изменения – худоба пропадала, заменяясь прежними округлыми формами, да и в общем внешний вид возвращался в исходное состояние до болезни. Но что-то меня пугало в облике Вериссы. Что-то, что я не мог описать словами, но чувствовал, как будто какая-то сущность оказалась внутри Вериссы, искажая ее природу.
Наконец, красное сияние исчезло, переместившись обратно в артефакт. Верисса поднялась на кровати, открыла глаза – и я отшатнулся. У нее были красные глаза, как будто прежний голубой цвет покрасили в немыслимый оттенок рубинового вина… или крови. Мало этого, по всему ее телу появились маленькие пятна, как будто ее шерсти в некоторых местах коснулись кистью с красной краской. Я успел заметить только красное пятнышко между грудью и шеей и красные ободки на бицепсах. Ягмур пытался что-то произнести, но из его пасти вырывались только нечленораздельные звуки, хотя было видно, что к нему возвращается радостное настроение в связи с чудесным исцелением дочери. Казалось, Вериссу это нисколько не заботило. Она встала с кровати, прошла мимо меня за барьером и встала возле окна, глядя наружу. Теперь я увидел, что и кончик хвоста у нее был с красным пятном.
С меня спал барьер, но я все равно не мог сдвинуться с места. Ягмур пробормотал что-то на священном языке и продолжил уже на общезверином, порывисто обняв дочку:
– Ты исцелилась! Слава Арханису, Монолит помог! Но почему ты выглядишь как охотница?
Верисса повернулась к отцу:
– Что случилось?
Иерарх обхватил голову:
– Ты напоминаешь мне одну из воительниц, которые были на службе у архианской церкви примерно с сотню-другую лет назад. Называли их, кажется… Кон-Сай. В переводе с одного из древних языков – «Идущие до конца». Если ты действительно одна из них… то это и хорошо, и плохо одновременно.
Волчица села на стул:
– И чем же?
Забыв, что я есть в комнате, Иерарх сел на кровать:
– Кон-Сай были уникальными воительницами. Благодаря особому чародейству они становились неуязвимы для магии абсолютно любого существа, за исключением самца Кон-Сай. Они умели пленять магию нападающего и делать его своим рабом до тех пор, пока сами не желали отпустить его. Кажется, «охотницы», как их еще называли, умели оборачиваться в диких зверей. Но платили они за все это красными глазами, пятнами ритуальной крови на шерсти и атрофией чувств. Только в исключительных случаях, которые никто не мог объяснить, Кон-Сай не теряла сострадания, любви и прочих чувств.
Верисса отшатнулась:
– Зачем ты сделал это со мной, отец?
Казалось, что Иерарх сейчас заплачет:
– Прости, милая, я очень хотел, чтобы ты жила. Ради этого я был готов на все.
Из глаз новообращенной Кон-Сай потекли слезы:
– Я не хочу терять чувства!
Ягмур улыбнулся:
– Ты их и не потеряла. Ты плачешь. Видимо, ты попала в тот редкий случай, когда они не теряются.
Верисса утерла слезы:
– Да, наверное, ты прав.
Волк почесал подбородок и усмехнулся:
– Дочка, ты же хотела быть полезной Ордену?
Волчица закивала головой:
– Конечно, отец!
Ягмур снова улыбнулся:
– Тогда будем считать, что этот Монолит больше помог тебе, чем навредил. Твоя новая сила, если конечно она есть, очень может помочь нашему делу. А пока надо тебя проверить.
Действительно, отец Ягмур совсем забыл про меня. Он просто ушел вместе с Вериссой на нижние этажи Цитадели, оставив меня одного в комнате. Все что мне оставалось – описать все происходящее на бумаге в этом тексте. Не каждый день увидишь такое!
Я закрыл дневник, потому что костер сгорел больше чем наполовину, уже не давая достаточного света для чтения. Глаза слипались, но мозг все еще продолжал работать, пытаясь понять и осознать прочитанное, применить его к нынешней действительности. «Нет, этот дневник явно стоил больше пятидесяти тоси», – с этой мыслью я заснул, свернувшись калачиком на земле возле костра.
Проснулся я оттого, что сильно замерз. Холод прогнал сон, и я заметил, что за ночь костер потух, а все мои спутники сжались практически в клубочек, пытаясь сохранить тепло. Торопливо растерев лапы, я послал небольшой огненный шар в костер, чтобы вновь зажечь его. Пламя начало весело пожирать оставшиеся дрова, и во все стороны вновь разлилось приятное тепло. Постепенно спящие и дрожащие спутники перестали дергаться и продолжили спать более расслаблено.
Я осторожно выглянул из-под кроны витиваетой ели. Наступал рассвет. Я до того момента ни разу не встречал восход солнца в местной реальности. Ни разу за более чем месяц пребывания. А описать его стоило.
Как я говорил еще в начале своего повествования, солнце в этой вселенной не отличалось от нашего – такое же желтое, такое же теплое, такое же слепящее, если смотреть на него. Но восход заслуживал отдельного упоминания. Представьте себе небосвод, охваченный огнем. Даже нет, пожаром. Лесным пожаром, занимающим огромную площадь. Представили? Вот так вы получите примерное представление о восходе в мире Спокойной Воды. Конечно, лучше один раз увидеть, чем прочитать несколько раз написанное, но других слов для описания рассвета я не найду. Все небо было окрашено в самые невероятные цвета оранжевого, красного и желтого, которые можно было бы создать только при помощи графического редактора. Казалось, что какой-то великий художник веками смешивал цвета на палитре, чтобы добиться идеального сочетания красок.
Закутавшись в черный плащ посильнее и вытянув лапы в черных носках, я наслаждался открывающимся видом, как вдруг почувствовал, что сзади меня кто-то движется. Я развернулся – и увидел, как ко мне подсаживается Вейлин, накинувшая себе на плечи любимый плед:
– Я думала, что встану первой, но ты меня опередил.
– А для тебя это было так важно?
Магесса вытянула лапы:
– Не то что бы. А ты чего здесь?
Я посмотрел на небо:
– Почему-то мне нравились всегда восходы, но по неизвестной мне причине мне еще не доводилось видеть его здесь. Вот теперь сижу, любуюсь.
Волчица посмотрела на небо:
– Скажи, а как выглядит рассвет в твоем мире? Есть ли он вообще?
Я сжал лапки под плащом:
– Конечно есть. У нас есть такое же солнце, как у вас, которое утром встает, а вечером садится. Более того, оно даже очень напоминает ваше. Конечно, рассвет нельзя сравнивать, потому что он красив в обоих мирах, но у нас он такого же оттенка, красно-оранжевого с примесью желтого.
Я собрался, было рассказывать дальше, как Вейлин задала вопрос, которого я от нее не ожидал в ту секунду:
– А ты скучаешь по своему дому? По своему миру? Каково тебе быть в другой реальности, где все иначе?
Я посмотрел на волчицу, думая, что она говорила это с улыбкой, но ее мордочка была абсолютно серьезной. Я вздохнул:
– Я уже как-то привык к местным реалиям. Я привык к своему телу, оно мне нравится. Я привык видеть вокруг себя мохнатых прямоходящих зверей. Конечно, в этом мире кучу своих недостатков, главный из которых – попытка поймать меня, из-за которой мы постоянно бегаем. А скучаю ли я по своему миру? Наверное, хотя я уже не знаю, что меня там будет держать. Мой лучший и единственный друг убит, моих родителей и брата с сестрой тоже нет в живых. Одна бабушка у меня и осталась. Наверное, только она еще как-то связывает меня с родным миром. Но я застрял тут неизвестно насколько, и у меня пока нет возможности вернуться обратно. Мне хочется верить, что за этот месяц или даже больше, у меня появились друзья, которым я готов и могу доверять. Я могу доверить свои тайны Рамзи, могу рассказать о многом тебе и Лассе. В Ландаре у меня остались мастер Гимеон и лар Фархад и, возможно, Молчаливый. В Ларродаге меня всегда будет ждать Бирн. Думаю, не такое малое количество зверей за первый месяц.
Вейлин подсела поближе, пряча задние лапки под плед:
– Да, ты прав, у тебя есть на кого положиться. Но скажи… Вот будет у тебя возможность вернуться в родной мир – ты воспользуешься ей?
Я хитро посмотрел на магессу:
– Безвозвратно или с возможностью вернуться?
– Давай рассмотрим оба варианта.
– С возвратом – конечно. Бабушку надо обязательно проведать. Конечно, у меня есть некоторый запас по времени, но есть маленькая проблема…
Вейлин заинтересованно подняла ушки:
– Какая же?
– Я не знаю, умер ли я в той реальности или нет. Если я умер – значит, там остался мой труп. Если он там остался – меня похоронят, а бабушку об этом известят, как единственную оставшуюся в живых родственницу. К сожалению, это сообщение наверняка сильно пошатнет ее здоровье, которое и так не самое крепкое. Если же я не умер – значит, для всех я буду пропавшим без вести. Наверняка и в таком случае мою бабушку известят о произошедшем. Конечно, это будет для нее меньшим шоком, но кто его знает? Поэтому мне обязательно нужно ее увидеть, чтобы успокоить. А безвозвратно…
Я посмотрел вперед, хотя краем глаза следил за Вейлин. Она выжидательно смотрела на меня. Только я собрался ответить на ее вопрос со всей откровенностью, как сзади раздался кашель и глаза открыл Рамзи, увидевший нас:
– О, а вы уже проснулись!
Вопрос так и остался без ответа, пока вся группа просыпалась после ночевки под елью и завтракала перед тем, как одолеть последние мили перед пограничной заставой. Цель была так близка, что и не верилось, что мы столько шли к ней. В предвкушении этого я собирал свои вещи и седлал Зогмо’са, ожидая других после завтрака.
Наконец, вся пятерка, включая меня, сели на выпасенных лошадей. Рамзи усмехнулся:
– Ну вот, мы почти приехали. До полудня уже достигнем заставы!
Мы тронулись в путь, оставив после себя небольшой след кострища под витиеватой елью.
По пути до границы слева от дороги мне попалось высокое здание из белого известняка с кирпичной крышей круглой формы. Такие попадались мне и раньше. Да, в местных реалиях были церкви, в которых проповедовались идеи архианства.
Конечно, церкви были и в Ландаре, да и в других городах, но в силу разных причин я никогда не заглядывал внутрь – только видел снаружи. Рамзи заметил направление моего взгляда:
– Святилище заинтересовало?
Я окинул взглядом здание:
– Знаете, хотелось бы побывать внутри, а то ни разу не доводилось.
Хорек оглянулся на Себастьяна. Крыс пожал плечами:
– Время есть, почему бы и нет?
От тракта в сторону церкви вела дорожка, на которой стояло около десятка лошадей и еще несколько повозок – наверное, кто-то тоже решил зайти в Святилище перед продвижением дальше.
Снаружи здание выглядело очень просто – представьте себе обычную белокаменную церковь. Представили? Замените кресты на вершине купола и на здании на символ клевера, прибавьте изображения фуррей в развевающихся одеждах – и вы получите представление о том, как выглядела церковь здешней религии. В общем, снаружи ничего необычного. Ах да, колокола здесь были, но они, опять же, имели форму клевера.
В саму церковь вели высокие дубовые двери, выполненные в виде половины арочного пролета каждая. По краям двери были обиты железом и виднелись клепки, держащие металл на дереве. На каждой двери был вырезан символ четырехлистного клевера, покрашенный в нежно голубой цвет. Дверь была приоткрыта, и я уже было собрался войти внутрь, как меня остановил Рамзи:
