сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 75 страниц)
По левую сторону же тянулся длинный ряд столов, за которыми сидели звери с гусиными перьями в лапах. Я насчитал около десятка или около того регистраторов.
Торопясь, мы с Вейлин подошли к первому попавшему писцу, молодому крысу с большими очками. Тот поднял голову:
– Имена или сценические псевдонимы?
Я прочистил горло:
– Мирпуд. Просто Мирпуд. А это Вейлин.
Крыс провел лапой над нашими предплечьями, и от нас отделились пару светлячков, растворившиеся в воздухе. Он кивнул:
– Ваша регистрация окончена, о порядке выступления вы узнаете позднее. А пока прошу готовиться к фестивалю так, как вы считаете нужным.
Позади нас оказался лучник. Я похлопал его по плечу:
– Рамзи, не в службу, а в дружбу. Можешь отследить, какими по счету нас поставят выступать? А мы пока с Вейлин вернемся на постоялый двор и порепетируем, хорошо?
Воин насупился:
– Ты выступаешь, ты бы и узнавал.
Я приобнял его за плечи:
– Понимаешь в чем дело. Я готов играть хоть сейчас, но вот Вейлин еще нет. А как она будет репетировать без моего аккомпанемента?
Лучник что-то проворчал, но остался на площади. Я окликнул его:
– А где Ласса?
– В комнате. Она очень устала после вчерашнего дня и не захотела никуда идти. Думаю, я смогу ее вытащить только на ваши выступления, но не на прогулку по городу.
Позади нас раздался жалобный всхлип. Мы увидели, как за Рамзи лежал небольшой опоссум со сломанной кистью, висевшей плетью. Тот с трудом поднялся и пошел в сторону, продолжая всхлипывать от боли. Мы попытались понять, что произошло, но рядом с нами никого не было. Пожав плечами, я увел Вейлин в сторону постоялого двора.
И вот мы снова оказались в нашем номере. Вейлин встала у окна:
– Ну что, просто Мирпуд, поиграй немного, а я постараюсь спеть. Особого вокала от меня не жди, мне нужно голос сберечь для выступления.
Я закрепил музыкального помощника на отвороте дублета, и полилась мелодия гармоники, предшествующая основной части.
Голос Вейлин, чистый и нежный, наполнил комнату. Пусть он не был похож на голос Филипы Соузы, исходной исполнительницы песни, но он заставлял кожу покрываться мурашками. А ведь Вейлин даже не напрягала особо голосовые связки! Я боялся представить, как буду чувствовать себя на фестивале, когда волчицу не будет ограничивать ничего, кроме ее собственных вокальных данных!
Еще со времен Ландара я понял, что у Вейлин абсолютный музыкальный слух. Сколько раз она умудрялась петь экспромтом песни, получая текст по мыслесвязи от меня во время концертов в «Синем Коне»! Я спрашивал ее, как ей это удавалось, но Вейлин только разводила лапами: «Я не знаю, как. Просто получается и все. Для меня это вполне естественно».
Вот и стих последний аккорд. Я восхищенно поаплодировал:
– У тебя божественный голос, даже когда ты не выкладываешься по полной!
Магесса сделала изящный книксен:
– Я стараюсь, Мирпуд. Так откуда ты знаешь тесгонское наречие, да еще и такое старое?
– Я не знаю его. Не забывай, что я умею исполнять только песни моего мира, но не вашего. Так что это… «тесгонское наречие» – один из языков в моем мире.
Волчица села на край кровати и создала на кончиках пальцев маленькую электрическую сферу:
– Меня это саму удивляет порой. Может, наши миры связаны больше, чем можно предполагать? Может, не ты один путешествовал оттуда сюда?
– Ну а кто сейчас даст ответ на такой вопрос? Мы можем только гадать, но точно никогда не узнаем.
Сфера в лапах Вейлин превратилась в красивый серебристо-синий цветок, искрящийся всполохами энергии. Она задумчиво произнесла:
– Порой ответы на некоторые вопросы лежат ближе, чем ты предполагаешь. Даже если ты думаешь, что это не так… У тебя есть дневник. Думаю, там найдется нужная информация. Я не знаю, почему ты забросил его расшифровку. Поначалу ты хорошо с ним работал, но потом как-то забыл про него.
Я хлопнул себя по лбу:
– Дневник! А я даже уже не вспоминал о нем. Он как Эйнар – вспоминаешь о нем не сразу, а только через какое-то время.
Словно в подтверждение моих слов, раздалось мяуканье котенка, который выполз из-под моего одеяла, мило жмуря глазки от света. Я усмехнулся:
– Да, Эйнар, о тебе говорим.
Котенок подумал и снова замяукал, показав себе на пасть лапкой. Я взял его в ладони:
– Голодный, да?
Эйнар закивал и потерся об мою новую одежду, призывно урча. Я посмотрел на Вейлин:
– Пойду, накормлю этого маленького демона. Если придет Рамзи и скажет, когда мы выступаем – просто передай мне потом, хорошо?
Волчица закивала, а я пошел в местную таверну искать что-нибудь из еды для Эйнара.
Молчаливый находился на площади перед сценой, не показываясь на глаза, как он и обещал Рамзи. Но Расселу никто не запрещал следить за обстановкой, чем он в полной мере и пользовался. Тем более, на площади появился и сам Рамзи, что вдвойне заставляло льва быть бдительным и следить за происходящим вокруг.
Пока хорек переговаривался с Мирпудом, воришка в обличии маленького опоссума попытался незаметно вытянуть кошель с пояса лучника. И это могло у него получиться, если бы не реакция Молчаливого, молча вывернувшего кисть бедняге, сразу же сломав ее. Лев отошел в сторону, чтобы никто из трех зверей в компании не опознал его. Все что они видели – корчащегося от боли воришку, который с трудом встал и похромал со стенаниями в сторону, нянча сломанную кисть. Рассел усмехнулся и снова влился в толпу, затерявшись в ней.
Джесси уже долго ехала со своими спутниками после того загадочного поля. К ее удивлению (как и к удивлению Янки) Коул провел великолепное дежурство всю ночь, не сменяя себя никем, даже Райманом, несмотря на усталость после боя с воображаемыми существами. После этого Кон-Сай начали думать о тигре слегка более уважительно. Они уже не так подкалывали молодого бойца, как это было еще день назад.
Путь привел их к небольшой деревеньке на краю пшеничного поля с мельницей. Все звери попрятались в свои домишки, испугавшись прихода Кон-Сай и Цепных Мечей в деревню. Джесси оглядела пустынные промежутки между домами и громко крикнула:
– Или сейчас сюда выйдет старейшина, или я сама пойду его искать!
На площади показался полноватый гепард, который старался смотреть в землю, боясь глядеть в глаза Кон-Сай. Джесси вытащила кинжал, подъехала к гепарду и подняла кончиком лезвия его голову. Старейшина затрясся:
– Мы только бедные крестьяне, у нас ничего нет!
Волчица буквально сверлила его красными глазами:
– Мне плевать на вашу блохастую деревеньку. Здесь проезжали четверо путников на лошадях – два волка, хорек и гиена?
– Они были здесь.
– Куда они поехали?
Старейшина показал дрожащей лапой в сторону тракта:
– Т…туда.
Джесси обернулась к своим соратникам:
– Едем дальше.
Вскоре четверка конников исчезла за ближайшим поворотом. Гепард быстро осенил себя символом клевера:
– Упаси Арханис еще раз увидеть их глаза…
Следующие слова он прошептал, хотя никого рядом с ним не было:
– И пусть пребудет с тобой Арханис, Мирпуд. Ты слишком добрый, чтобы они тебя нашли.
Повздыхав, старейшина ушел обратно к себе в дом. Напуганные взгляды жителей Калимона провожали Лоума взглядом, но до наступления вечера никто так и не рискнул выйти из своих домов.
Котенок уже был накормлен, и я вернулся в номер. Внутри меня ждал Рамзи:
– Вы будете выступать сегодня вечером, седьмыми по счету. И сегодня же будут объявлены результаты.
– Так быстро? Но ты же говорил, что фестиваль идет несколько дней!
– А я и не соврал. Фестиваль не состоит только из одного конкурса бардов. Здесь будут соревноваться и танцоры, и поэты, да много кто. Песенная и танцевальная часть – лишь малая доля всего фестиваля.
– Хорошо ли выступать седьмыми?
– Наверное, да. Судьи еще не устали от выступлений и есть шанс удивить их и заставить себя запомнить. Вообще, запоминаются первые десять участников и последний участник, как это ни странно. По крайней мере, на фестивалях, в которых мне доводилось быть зрителем, было именно так.
– Сколько у нас осталось времени?
Лучник достал часы и посмотрел на них:
– Пару часов. Лучше пойти сейчас.
Я взял Вейлин за лапу:
– Подожди, у меня для тебя кое-что есть. Специально для выступления. Купил еще в Ландаре, но все не решался вручить.
Волчица заинтересованно подняла ушки:
– Да?
Я взял мешок и взвесил его на лапах. Я не писал об этом, но еще когда я жил в столице и у меня были ограниченные средства, я откладывал все деньги с игр в таверне Фархада, чтобы купить для Вейлин одно шикарное платье, которое увидел в портновском ряду.
Представьте себе бархатное платье небесно-голубого цвета, обшитое мелкими камушками прозрачного цвета. Пусть это были не драгоценности, но это было неважно. Тогда я понял, что такое достойна носить только волчица и никто другой. Мне пришлось целых две недели копить деньги, чтобы купить его. И теперь я вспомнил о нем. Как бы мне ни нравилось бордовое платье, купленное в Кенсане, но для концерта лучше было именно ландарское платье.
Я вытащил платье, завернутое в скромную серую ткань:
– Буду очень признателен, если на фестивале ты будешь выступать в нем.
Волчица развернулась ткань, и вниз заструился голубой бархат с мелкими блестящими точками камешков. Рамзи присвистнул, а Вейлин восхищенно произнесла:
– Оно очень красиво…
Магесса положила платье на кровать и сильно обняла меня:
– Большое тебе спасибо, Мирпуд. Я обязательно надену его прямо сейчас.
В такое ситуации мне не оставалось ничего иного, как обнять ее в ответ. Я чувствовал себя очень счастливым.
Мы с Рамзи ждали снаружи, пока Вейлин переодевалась. Хорек уважительно похлопал меня по плечу:
– Самец, ничего не скажешь. Платье само по себе очень красивое, но на ней оно будет смотреться еще лучше!
Дверь открылась:
– Мальчики, я готова.
На нас смотрела Вейлин, одетая в новое платье. Я понял, что попросту пропадаю. Сочетание голубого бархата и голубых глаз волчицы, оттененное пепельно-серыми волосами, сводило с ума своей красотой. Если в этот момент мне бы сказали, что у меня отвисла челюсть – я нисколько бы не удивился подобному сравнению. Магесса кокетливо пригладила складки:
– Ну, как я вам?
Похоже, я лепетал что-то несвязное, потому что Вейлин засмеялась:
– Вижу, впечатление я произвела.
Подумав, волчица взяла меня под локоть:
– Тогда такой статный кавалер проводит меня до сцены. Пусть все встречные самочки мне завидуют!
В глубине души я понимал, что отношение Вейлин ко мне не изменилось и после подарка, но сейчас это меня нисколько не занимало. Я гордо вел ее вперед, чувствуя себя абсолютно умиротворенным.
Наверное, мы произвели впечатление на всех, кто был на улице. Я слышал, как то и дело за нашими спинами звучали шепотки. Самцы присвистывали, глядя вслед Вейлин, самочки же обсуждали как меня, так и волчицу в равной степени.
Дойдя до площади, я задумчиво произнес вслух, поправив за спиной гитару:
– Однако же черт. Куда нам идти дальше?
Вздохнув, Вейлин повела меня в обход сцены и толпы, которая уже начинала потихоньку собираться перед сценой:
– Я даже отсюда вижу твоего милашку Кертиса.
И точно, за сценой уже стояли в ряд менестрели, проверяя свои инструменты, певцы, поющие ноты и прочие участники. Тигр восхищенно вздохнул, глядя на нас с Вейлин:
– Не будь я женат, я бы приударил за такой шикарной самочкой, как вы, милостивая ларесса. А ты, Мирпуд, просто… я даже не знаю, какое слово подобрать. В этом костюме ты выглядишь как… герой какого-нибудь эпоса.
На мое удивление, Вейлин с улыбкой восприняла подобный комплимент:
– Вы такой милый, Кертис. Спасибо.
Тигр почесал затылок и начал проверять струны своей скрипки:
– Я выступаю шестым, перед вами. Пожелайте мне удачи. Я не первый раз участвую, но ни разу не попадал даже в десятку. В этот раз я намерен выиграть.
Настала пора выступлений. Каждого участника на сцену приглашал проводник в ливрее. Он называл имя участника и просил пройти его сквозь дверь в помещение, которое, очевидно, вело уже на саму сцену. Одновременно он приглашал следующего участника, который во время выступления своего предшественника ожидал своего выхода в комнате перед сценой.
По непонятной причине звуки концерта доносились за сцену очень плохо. Были слышны только отдельные аккорды. Более-менее доносились только голоса певцов, но и они были тихими. Когда же я поделился своими наблюдениями с Кертисом, тот усмехнулся:
– Так и есть. Специально, чтобы будущие участники не мешали выступающим своими репетициями перед выходом, заднюю стену заговорили, чтобы она глушила все звуки, идущие в ту сторону. Со сцены звуки еще проходят, но вот в ту сторону нет.
Наконец, настало время, когда Кертис оказался в комнате. Мы с Вейлин с волнением ждали, пока позовут нас. С каждой секундой пульс учащался. Я никогда еще не выступал перед такой большой аудиторией. Я не боялся публичной игры, но сама ситуация заставляла меня нервничать.
Раздался голос проводника:
– Мирпуд и Вейлин, прошу в комнату ожидания.
Мы прошли сквозь дверь и оказались в уютной комнате, в которой стоял мягкий диван, столик на трех ножках и графин воды на столике. Дверь за нами закрылась, и теперь все помещение освещал только канделябр на тумбочке в стороне.
Я слегка приоткрыл дверь, ведущую на сцену, и стал следить за Кертисом. Тот играл на скрипке активные, зажигательные мелодии, которые так и заставляли пританцовывать на месте. Похоже, у него было какое-то подобие электрической скрипки.
Я до такой степени заслушался его музыкой, что не заметил, как она закончилась. Очнулся я оттого, что меня трясла Вейлин:
– Мирпуд, очнись, наш выход!
Я вздрогнул и быстро взял волчицу за лапу. Мы вышли на сцену. Перед нами было море зрителей. Откуда их столько я взялось – я попросту не представлял. Куда я ни бросал взгляд – везде были звери, пришедшие на фестиваль.
Перед нами на сцене висела в воздухе только сфера прозрачно-белого цвета. Вейлин сделала какой-то жест лапой, и сфера застыла на месте, у нее появилась ножка, воткнувшаяся в пол. Похоже, это был местный вариант микрофона.
Наступила полная тишина. Даже шепотки закончились. Я привычно нацепил музыкального помощника, взял в руки гитару, глубоко вздохнул, отбрасывая все переживания. Со сцены заиграла гармоника. Песня началась.
Чистый, пробирающий до глубины души, голос Вейлин, усиленный микрофоном, разнесся над толпой зрителей:
По городу старому я прохожу,
Темному, пыльному, скромному.
И пахнет разлукой по всем площадям,
По улицам самым укромным.
И вот прохожу я по улице главной,
И смотрят за мной глаза,
А я поднимаю от сердца желание
Вернуться и встретить тебя.
А я поднимаю от сердца желание
Вернуться и встретить тебя.
И будешь ты светом в жизни моей,
Улыбкою нового дня.
Водой ключевой для простого цветка,
Любое приму от тебя
И будешь ты светом в жизни моей,
Улыбкою нового дня.
Да впрочем, неважно все это –
Ты жизнью всесильной стал для меня
А я поднимаю от сердца желание
Вернуться и встретить тебя.
И будешь ты светом в жизни моей,
Улыбкою нового дня.
Водой ключевой для простого цветка,
Любое приму от тебя
И будешь ты светом в жизни моей,
Улыбкою нового дня.
Да впрочем, неважно все это –
Ты жизнью всесильной стал для меня.
Я словно находился во сне. Магический свет от прожекторов заполнял сцену и омывал фигуру волчицы фантастическим светом. Бархатное платье облегало ее стройную фигуру и дополняло картину. Я перебирал струны больше по наитию, чем по памяти. Все звуки, кроме гитары, музыкального помощника и ее голоса, исчезли из моего сознания. Мне казалось, что сейчас в мире есть только мы вдвоем, и Вейлин поет эту песню только для меня… Выразительно, чисто, нежно и правдиво, как умеет только она.
Всю песню я стоял со вздыбленной шерстью от получаемого наслаждения. Наверняка я сейчас представлял собой пушистый шарик, а не обычного волка-менестреля.
Во время песни Вейлин часто оборачивалась ко мне и пела, смотря мне прямо в глаза. И ее голубые очи были выразительнее любых слов. Она пела ее мне, а не зрителям. Даже если бы все они исчезли, она бы вряд ли обратила на это внимание.
Ничего не могло длиться вечно, особенно момент блаженства. Я готов был исполнять эту песню бесконечно, лишь бы видеть именно такую Вейлин. Я был готов подпевать ей, как делал это в конце песни, снова и снова, лишь бы это не кончалось. Но пришлось завершить исполнение. Последний аккорд – и музыка стихла.
