Текст книги "Мой путь озарён рассветом (СИ)"

Автор книги: Зуки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 72 (всего у книги 73 страниц)

– Твоя память, скорее всего, уже не вернётся, – неохотно проговорила раска. Наверное, надо было сказать мягче, но она не могла найти слов. Слова никогда не были её оружием, хотя иногда Марье удачно удавалось повторить за матерью. – Я раньше встречала людей, вроде тебя. Им всем пришлось начать жизнь сначала, но у нас тебе помогут.

Ниора отрешённо молчала, а её душа кричала от отчаяния. Она не хотела начинать заново, но выбора ей не оставили.

– Скоро отходит мой поезд. – Солнце стремительно опускалось к горизонту. – Если ты пойдёшь со мной, придётся поспешить, нам ещё билет для тебя покупать. – Надеясь, что после покупки яблок осталось достаточно денег, Марья поднялась на ноги и принялась копаться в сумке. – Ну?

Ниора встала решительно вскинула голову. Колыхнулась грива каштановых волос, сверкнули голубые глаза.

– Пожалуйста, помоги мне.

Денег хватило, и всю дорогу до Белого Лиса Марья честно пыталась рассказать своей новой знакомой о Валмиране, людях, которые в ней жили, и богах, которые следили за их жизнью. Ниора не спешила задавать наводящие вопросы, и Марья страдала, понятия не имея, что и как нужно рассказывать в таких случаях. В середине пути, устав, она кинула потеряшке яблоко и с наслаждением укусила второе.

– Держи, – почавкала раска. – Это сеенское, моё любимое. Я родилась на севере, недалеко от Сеен, так что только в детстве только их и лопала. А здесь достать такие – та ещё проблема.

В Расаринах Марья прожила первые четыре года своей жизни: вот ещё один необычный пункт в её биографии. Необычный, но любимый. Родись она в Валмиране, Марья ни за что не стала бы той, кем она стала в итоге, а себя раска любила от всей души. Родиться на исторической родине своего народа – это уже интересно, а сейчас, повзрослев, она могла вспоминать храм, в котором останавливались её родители, и удивительные места, увиденные ею по пути в Валмирану. Теперь Марья мечтала однажды повторить тот маршрут, чтобы посмотреть на города из её воспоминаний глазами взрослого человека.

Несмотря на сомнительные способности рассказчицы, ниора, не помнившая даже своего имени, оказалась прекрасной слушательницей. Она не перебивала, только постоянно пыталась благодарить, что было по-своему мило. Эта девушка вообще оказалась удивительно милой: мягкие черты лица, огромные светлые глаза, высокий – не сильно ниже самой Марьи – рост, красивая пышная фигура. Сама Марья была угловатой, длинной и тонкой, как палка, и острый нос с таким же подбородком, торчащие из узкого лица, не спасали даже шикарные тёмно-пепельные волосы. Она ходила бы, заслонив волосами лицо, но передвигаться наощупь было неудобно, а Лесси всё время подкалывал её, намекая, что так Марья с её тёмными, почти чёрными глазами становится похожа на демона. Это было особенно забавно, ведь сам Лесси, в котором причудливо смешалась кровь южан и шиикаров севера, напоминал упыря каждую секунду своего существования. Весьма доброжелательного и очаровательного, но всё-таки упыря, ибо кем ещё может быть бледнокожее не переносящее солнца существо с непроницаемо-чёрными глазами, длинными лёгкими чёрными волосами и такими же чёрными крыльями лебедя?

Впрочем, сколько бы Марья ни смеялась над другом, возвращая ему все его подколки, из них двоих настоящим монстром оставалась она.

– А ты не могла бы, пожалуйста, рассказать о себе? – попросила безымянная ниора, заставляя свою спасительницу внутренне содрогнуться.

– Гм, ну… – Нельзя же было просто сказать ей: «Я – та, прикоснувшись к кому в момент, когда я буду на тебя злиться, ты можешь остаться без руки». – Я Марья Энтхейм, раска, охотница Белого Лиса. Пока что не очень успешная, но я над этим работаю. Обожаю животных, хорошая наездница, состою при псарне. Наш клан торгует продуктами охоты, так что в целом у нас много таких, как я. – На самом деле Марья небезосновательно полагала, что таких, как она, на свете больше нет, никогда не было и не будет. – Не совсем таких, конечно, все люди разные, но ты меня поняла. Мой зверь – белая лиса. Кстати, знаешь, с тех пор, как наш клан обосновался здесь, все наши Слышащие были белыми лисами.

Говорить о клане было проще, чем о себе. Спасибо матери, Марья с малых лет прекрасно понимала всю специфику её положения и самостоятельно сделала выбор: сохранить правду в тайне. Марья научилась принимать себя такой, какая она есть, но иногда черви сомнения всё-таки добирались до её сердца. Всё-таки быть обычным человеком было бы проще.

Безымянная ниора, понятия не имея обо всех сложностях жизни своей спасительницы, с благоговением таращилась по сторонам. Восхищённого взгляда удостаивались фигурка белого лиса на воротах города, украшенные по обычаям народа дома и улицы, Главный Дом, резные двери крыла Слышащих, и даже бумажка с надписью «Марье Энтхейм осталось» и пятью из семи зачёркнутых линий на дверях кабинета. Марья наградила бумажку подозрительным взглядом. Последняя зачёркнутая линия означала, что Диса Дубовая не поленилась обновить своё напоминание с самого утра, едва только вошла в Главный Дом. «Делать ей больше нечего, что ли?» – подумала Марья, пнула дверь ногой и вошла, тихо буркнув себе под нос:

– Ну, короче, постучалась.

Бешеное Отродье вскинуло длинные округлые уши одновременно со Слышащей. Диса хотела сказать что-то меткое и колкое, её верная собака хотела печенья, но обе главы города забыли о Марье, едва только заметив, кто зашёл вслед за ней. Надежда и радость так громко вскрикнули в душе Слышащей, что стало понятно: она совершила ту же ошибку, приняв незнакомку за Ярну Энтхейм. Впрочем, эти чувства почти сразу сменились удивлением, любопытством и печалью, а потом огромная чёрная псина, счастливо разинув пасть и перевесив язык через свои крокодильи клыки, кинулась к ниоре – знакомиться. Увидев несущееся на неё Бешеное Отродье, ниора испуганно вскрикнула.

– Беша, фу, – строго окликнула свою напарницу и «самое честное и разумное существо в этом городе» Диса. Собака замерла на расстоянии вытянутого языка от Марьи. В глазах её была грусть, а на душе – вселенское разочарование.

– Ранийские волкодавы выглядят жутко, но они умнее и добрее большинства двуногих, с которыми мне приходится иметь дело, – проговорила Слышащая, поднимаясь со своего места.

Она всегда начинала говорить издали, если разговор ожидался сложным. В прошлый раз Марье пришлось выслушать краткую биографию пяти последних Слышащих клана, и тема беседы к тому располагала. Но разговор закончился, а на двери появилась бумажка с семью тогда ещё не зачёркнутыми линиями.

Диса Дубовая пристально разглядывала бесхвостую гостью, разве что не обнюхивая испуганно сжавшуюся бедняжку, которая не сбегала лишь потому, что Марья предусмотрительно предупредила её о возможных странностях. Любопытство Слышащей только росло. Марья обменялась взглядами с Бешеным Отродьем. И раска, и собака не понимали ничего, но девушка уже не сомневалась: она что-то упустила.

– Я нашла её в Карнаэле между рынком и вокзалом, – на всякий случай поведала Марья. Ответом ей стал тяжёлый взгляд: Диса Дубовая не любила, когда её отрывали от дела, но раз уж оторвали…

– Как всё прошло?

– Успешно.

Марья ждала дальнейших расспросов, но их не последовало.

– Ты ничего не помнишь, так? – обратилась Слышащая к найдёнышу, и ниора пролепетала:

– Совсем ничего…

– Что у тебя есть с собой, кроме одежды?

– Ничего. – Она врала, это было очевидно. Диса поморщилась.

– Не ври мне, я ложь слышу за километр.

В доказательство слов хозяйки Беша тихо гавкнула, и безымянная ниора подскочила на месте: собака её пугала. Она несколько раз по-рыбьи открыла и закрыла рот, голубые глаза девушки испуганно метались, что, как ни странно, всё равно выглядело довольно мило. Слышащая тяжело вздохнула.

– Не трясись так. Можешь не говорить, что это, просто ответь: у тебя есть некий материальный предмет, который был с тобой до того, как ты потеряла память?

Ниора жалобно посмотрела на Марью, ища поддержки. Это было трогательно: обычно к Марье за таким не обращались. Она пожала плечами и кивнула, мол, говори, никто не укусит. Даже Беша. Ниора опустила глаза и призналась:

– Есть.

– Вот и хорошо. – Неизвестно, почему, но Диса вздохнула с облегчением. Она даже улыбнулась и вполне приветливо заметила: – Вот уж не думала, что мне самой придётся столкнуться с чем-то подобным. Между прочим, Тигрёнок, если бы я не знала твою мать так хорошо, я бы сказала, что вижу перед собой твою единоутробную сестру. И могла бы с уверенностью назвать отца.

Только четыре человека называли Марью детским данным матерью прозвищем, и, не будь эти трое самыми близкими для неё людьми, Марья бы их убила. Однажды, всем назло, она даже нарисовала на лице тигриные полоски и получила по ушам за насмешки над Киирой: Слышащая всегда относилась к этому строго.

– В качестве извинения за тигрят требую ещё один день на раздумья и объяснения, что всё это значит, – заявила она, и Диса хмыкнула.

– В качестве наказания за слишком долгие раздумья торжественно клянусь, что не скажу тебе ни слова, пока ты не дашь мне ответ. Положительный.

– Шантажируешь.

– Впрочем, ничего нового.

На самом деле Марья уже всё для себя решила, и решение это было непростым. Девушка не спешила его оглашать.

– Ты заметила, что твоя ниора – маг? – спросила тем временем Слышащая, и Марья едва не взвыла от досады: она не заметила.

– Маг? – испуганным шёпотом спросила ниора, и Диса подтвердила:

– Маг. Но тебя нашли не маги, а Марья, и это должно что-то значить. Можешь не волноваться об этом, если, конечно, действительно можешь. Я свяжусь с кем надо, а пока ты можешь остаться у нас. Марья о тебе позаботится.

– В самом деле? – картинно удивилась Марья. Она не была уверена, что уже готова к тому, чтобы другие люди появлялись в комнатах, хозяева которых уже не вернутся. – Отдай её Коре.

Слышащая многозначительно провела по горлу указательным пальцем.

– Коре твоей матери хватило. Пришла пора и тебе сделать что-нибудь полезное. Восприми её как неожиданную сестру, которой нужны дом и наставник.

Спорить было бесполезно: Марья слишком хорошо знала это.

– Я не хочу мешать, – подала было голос ниора, но её мнение никого не интересовало.

– Хватит гноить себя в пустом доме, – рявкнула Диса не хуже Бешеного Отродья. – Сама знаешь, нельзя прятаться вечно.

Марья покосилась на безымянную девушку. Слышащая была трижды права, и они обе знали это, ровно как и то, что дочь Энтхеймов не станет спорить на этот раз. «Почему бы и нет?» – эта фраза была её девизом. Марья не признавала долгих размышлений и не любила серьёзных решений. Диса давила не столько для того, чтобы скорее получить результат, сколько чтобы избавить дочь лучшей подруги от этих страданий – это тоже знали обе.

– Я всегда хотела иметь сестру, – объявила наконец Марья.

Это было правдой, как и то, что, откровенно говоря, заводить детей её родителям не стоило вообще.

– Я буду рада твоей помощи, – робко отозвалась ниора. – Мне кажется, мы могли бы стать друзьями.

«В самом деле, почему бы и нет?» – подумала Марья и усмехнулась.

– Как тебя будут звать, сестрёнка?

Ко всеобщему удивлению, ниора ответила без раздумий.

– Лина. Я хочу, чтобы меня звали Лина.

– А фамилия? – спросила Диса, но и тут Лина думала недолго.

– Сеена, в честь яблок, благодаря которым Марья меня нашла. Так можно?

Слышащая смеялась долго и звучно, и Марья терпеливо ждала, когда она прекратит. Удивительные совпадения сыпались одно за другим, в таких случаях все вокруг всегда начинали поминать Кииру – богиню, по всеобщему утверждению, вмешивающуюся в дела каждого из расков, но неизвестно почему упорно обходящую стороной Марью.

– Что-то не так? – встревоженно спросила Лина.

– Всё так, всё так! – Диса утёрла выступившие в уголках глаз слёзы. – Лина Сеена, так и запишу. Забирай сестру, Марья, расскажи ей всё, что она должна знать. И помни – послезавтра. Опоздаешь – скормлю Беше.

Бешеное Отродье приветливо оскалилось.

Ранее, чем через неделю, Старшая Слышащая на зов Дисы Дубовой не откликнется – это Марья знала наверняка. Она хорошо помнила Марику и то, с какой неприязнью та относилась к каждому поводу покидать Город Тысячи Храмов. У старушки были больные ноги, каждый шаг давался ей с трудом, но мудрость прошлой Слышащей клана была бесспорна. Марья не сомневалась, что Марика сделает для Лины всё, что сможет, но везти Лину к ней было некогда, а значит, оставалось ждать.

По пути до дома Марья успела всё решить: она откроет родительскую спальню для своей подопечной. Прежние хозяева одобрили бы.

– Твоя семья не будет против меня? – спросила Лина, глядя, как Марья отпирает дверь. Та пожала плечами.

– Родители не были бы, но они мертвы.

Говорить так было неправильно. Марья знала наверняка, что её отец так и не умер, но какое значение это имело для неё сейчас, если он уже никогда не вернётся, не кинет свой посох в угол, не похвалит дочь за её успехи?

– Мне жаль. – Лина потупила взгляд. Ей в самом деле было жаль, надо же.

– Потом, когда ты со всем немного разберёшься, я расскажу тебе, что на самом деле случилось, – пообещала Марья зачем-то. – А пока будет достаточно того, что я живу одна, но у меня есть бабушка.

Кора предлагала названной внучке перебраться к ней, но та отказалась. Марья не хотела иного дома, кроме того, где чёрный нарисованный на стене дракон охранял вход на кухню от нежеланных гостей и печальных мыслей. Там, на кухне, она всегда чувствовала себя в безопасности, даже в ту пору, когда ненавидела мать за то, что та не дала ей проститься с отцом.

Эта история до сих пор висела на сердце Марьи тяжёлым грузом. Ей было всего десять, но девушка и сейчас ясно помнила, как его тело внесли в больницу, как мать вбежала следом и велела запереть дверь, оставить их вдвоём. Это случилось ночью, и свет уличных фонарей делал лица людей жёлтыми. Марья стояла у больницы под фонарём и выла, с неба падал жёлтый снег, а из глаз катились слёзы. Мать вышла из больницы вскоре после рассвета, она тоже была вся в слезах, но улыбалась. «У меня получилось, – сказала она тогда. – Твой отец никогда не умрёт».

Похорон не было и тела Марье не показали. Только через полгода после этого обозлившейся на весь мир и едва не разнёсшей его на куски из-за этого девочке рассказали, что такое Врата Рассвета, и объяснили: её мать из последних сил приводила в сознание умирающего отца, чтобы он мог уйти. Марья приняла и простила, привыкла к навсегда обрезавшей косы матери и тому, что единственным человеком, оставлявшим свой посох в углу гостиной теперь стал Рейнер Ворон. А одиннадцать лет спустя их с Лесси матери уехали в Вольные Милантрины и не вернулись. Нашлись свидетели, подтвердившие, что на двух путешественниц напали местные колдуны-фанатики, но сами они так и не были найдены ни живыми, ни мёртвыми. Обеих признали погибшими год назад, но Марья верила: её мать жива. Жива, просто сгинула вслед за отцом, а она так никогда и не узнает, кто именно толкнул их на ту грань, где выбирать приходилось меж Вратами и смертью.

Лесси принял потерю спокойнее, но у него был отец с его командой, две младших сестры, бабка, дед и сумасшедшая тётя с оравой племянников. Марья всегда завидовала его большой дружной семье, хоть и понимала: такая жизнь не для неё. Ей было плохо в толпе.

Где-то рядом восторженно охнула Лина: она увидела расписанные стены.

– Отец хорошо рисовал, – предвосхищая её вопрос, пояснила Марья.

Удивительно, но эта ниора смотрелась в доме вполне естественно. Она разглядывала стены с уважением и восхищением, и Марья решила ненадолго оставить девушку одну: она хотела посмотреть, что из одежды матери могло бы ей подойти, если, разумеется, зашить дырки для хвостов. Копаясь в шкафу, который Марья так и не разобрала, она вдруг наткнулась на аккуратно сложенный в дальнем углу чёрный костюм, удивительно похожий на те, что носил Рейнер. С удивлением и недоумением – мать никогда не показывала ей его – Марья вытащила чёрную куртку, развернула её и с удивлением отметила, что та испорчена: порвано плечо, а спина выглядит так, будто её по меньшей мере разорвал демон. Остальной костюм тоже уже ни на что не годился, но, прежде чем избавляться от него, Марья решила побольше узнать у Коры. Мать никогда не хранила ничего просто так.

Спускаясь вниз с хорошими вестями, раска с удивлением обнаружила свою подопечную аккуратно сидящей на диване, спрятав лицо в ладонях. Похоже, она плакала. Вскинув уши, Марья поняла, что не ошиблась: печаль, сострадание и любовь разрывали сердце Лины.

– Эй, – она осторожно присела рядом. – Что случилось?

Чувство вины птичьим криком резануло слух слышащей. Ниора отняла от лица руки, и Марья увидела слёзы, тонкими дорожками стекающие по её щекам.

– Они ведь были очень хорошими людьми, твои родители? – спросила Лина.

Раска удивилась. Окажись она сама в том положении, в которое попала её новая знакомая, она скорее плакала бы о себе.

– Я их любила. – Марья не видела смысла вдаваться в подробности и рассказывать, с кем и сколько раз ссорилась её семья. О том, что они оба были наёмными убийцами долгое время, она решила рассказать Лине позже.

– Ты хороший человек, – совершенно искренне проговорила тем временем ниора, вводя Марью в замешательство. Её можно было описать многими эпитетами, но едва ли – этим. – Я хочу довериться тебе.

– Мне кажется, ты спешишь, – честно ответила раска. Она была последним человеком, которому стоило бы доверять незнакомцам. – Ты многого обо мне не знаешь.

– Прости, но я не знаю многого обо всех и обо всём, – не поднимая взгляда, заявила Лина, она уже всё решила, и Марье оставалось только смириться. – Мне надо довериться хоть кому-нибудь, иначе я умру.

Любопытство в который раз пересиливало здравый смысл, грозя втянуть раску в новый круговорот не нужных ей проблем.

– Хорошо. – Потом придётся постараться, чтобы не дать себе пожалеть об этом. – Рассказывай.

Но Лина не стала рассказывать. Из кармана своей странной одежды она вытащила какую-то бумажку и протянула её Марье. Бумажка оказалась разорванным конвертом, в котором уже не было письма. Написанные аккуратным округлым почерком слова обозначали адресата, используя весьма забавную формулировку: «Если ты всё ещё тот человек, который хотел бы назвать себя Линой, прочти».

– Где письмо? – спросила Марья. Лина прижала руки к груди. Письмо явно было у неё, но показывать его она не хотела. – Мне оно не нужно, не бойся. Ты сама его прочитала?

– Да, – тихо призналась ниора. – Только сейчас, пока тебя не было. Это письмо… Это письмо – тот предмет, про который меня спрашивала Слышащая. Я написала его для себя перед тем, как потерять память. Это точно писала я, я узнаю почерк…

Судя по всему, содержимое письма вводило Лину в смятение.

– И что там было? – не унималась Марья, чьё любопытство должно было, по заверению Коры, рано или поздно должно было стать поводом для её похорон.

Лина провела рукой по щеке, вытирая слёзы, но почему-то только с одной стороны.

– Я сама сделала этот выбор, – призналась она наконец. – Всё забыть. Я уже никогда ничего не вспомню и не встречу людей, которых любила. Я оставила себе несколько советов, что делать, и один из них – найти человека, которому можно доверять. Эти картины… Я хочу доверять тебе.

Связи между ней и отцовскими рисунками Марья решительно не понимала, но ниора не врала. Она говорила искренне, от всего сердца, и это здорово к ней располагало. Раска протянула своему найдёнышу руку.

– Я буду рада помочь. Я тоже хочу, чтобы мы доверяли друг другу, но сперва скажи мне, ты умеешь хранить секреты?

Лина растерянно улыбнулась.

– Не помню… Мне кажется, умею.

– Это очень большой секрет. – Марья говорила и сама не верила в то, что действительно хочет выложить этой едва знакомой девушке всю правду. Вот только, не сделав этого, она сама ставила между ними тот же барьер, который стоял между Марьей и каждым человеком, которого она так и не смогла назвать другом. – У меня могут быть неприятности, если об этом узнают не те люди, но жить со мной в одном доме, не зная об этом, может оказаться опасно.

Испуганный блеск в голубых глазах. Лина подобралась и храбро кивнула. Она готовилась услышать страшное, и Марье вдруг стало смешно. С такой подготовкой ниора могла вообще не испугаться. Но как и какими словами можно рассказать то, что понимали не все взрослые люди, девушке, чья память являла из себя в лучшем случае сито?

– Мои родители были очень примечательными людьми, – подражая Дисе, издали начала она. – Мне досталось кое-что от них…

От отца Марье досталась фамилия в виде имени главного эйноматринского демона. От матери – способности, делающие эту фамилию неприлично уместной. Марья смотрела на Лину и не знала, как объяснить ей, что родителей у неё на самом деле было трое: отец, мать и сцепленное с матерью Древо, превратившее родившегося у двух кииринов ребёнка в ходячий посох.

– Мама называла это даром, но по сути больше похоже на проклятие. – Марья грустно улыбнулась. Её родители сделали всё, чтобы их дочь не чувствовала себя изгоем, и у них получилось. Марья не стала изгоем, но быть такой, как все, не могла тоже. Впрочем, каждый человек особенный по-своему. – Сейчас не прикасайся ко мне на всякий случай.

На всякий случай Лина отползла на дальний край дивана, и, честно говоря, это было разумно. Сложив ладони лодочкой, Марья быстро огляделась по сторонам, остановив взгляд на той стене, где отец изобразил цветочную поляну. Тонкие деревянные отростки поползли по её пальцам, изменяя форму, спеша повторить эти цветы и распустить небольшую клумбу в руках девушки.

Лина не испугалась. Напротив, она опасно подалась вперёд, и Марья захлопнула ладони, словно книгу.

– Я могу создать всё, что захочу. – Пальцы удлинились, украшенные длинными смертоносными когтями. – Оно будет существовать, пока прикасается ко мне. – По плечам раски пробежала маленькая белка, исчезнувшая, стоило ей подпрыгнуть в воздух. – Но дело в том, что желания человека – штука, управлять которой сложно. Как бы объяснить… Однажды в детстве я поссорилась с другом. Он ударил меня. Я очень злилась и хотела оторвать ему руки. Мой дар почти успел это осуществить.

Шрамы на руках Лесси остались до сих пор, зато после того случая шиикар стал единственным ровесником Марьи, который знал о подруге действительно всё. Рождённая с куском Древа в себе, будучи младенцем, Марья и вовсе не давала прикасаться к себе никому, кроме матери, и хорошо, что дело было в Расаринах, а не здесь, где ей предстояло жить. Мама была единственной, кто мог усмирить эту силу, ставшую особенно буйной, когда юная раска прошла ритуал и обзавелась ушами и хвостом белой лисицы. Теперь мамы не было, и Марья знала: никто, кроме неё самой, не остановит бурлящую в ней силу Древа.

Мама говорила, она видела Вечность. Марья никакой вечности не видела, зато она видела ужас на лице Лесси, который, впрочем, был слишком везучим, чтобы пострадать серьёзно, и слишком наивным, чтобы её не простить.

– В общем, меня лучше не трогать, когда я не в духе. – Раска развела руками.

Она никогда не таила в себе обиды и злость, привыкнув сразу прямо высказывать всё, что было у неё на душе. Это здорово помогало жить, и Марья искренне считала себя достойной восхищения за такие принципы и за то, что, вопреки ним, она всё-таки может хранить свой секрет.

– Я поняла, – серьёзно сказала Лина, и вдруг выпалила: – Это не проклятие! Это действительно чудесный дар, ты – удивительная!

Похоже, эта ниора тоже предпочитала говорить прямо и честно, и Марья растроганно шмыгнула носом радуясь тому, как удачно всё сложилось.

– Это ты удивительная! Я давно не встречала похожих на тебя людей. Я имею в виду характер, а не, ну, память.

Лина смущённо покраснела. Марья Сирин – женщина, в честь которой, как полагал Лесси, назвали свою дочь Энтхеймы, – краснеть не любила, хотя тоже была открытой, честной, бесконечно доброй и безумно храброй. «Мы в самом деле можем стать сёстрами», – подумала раска, но тёплые мысли прервал стук в дверь. Этот бесконечно знакомый стук. Хорошее настроение как ветром сдуло. Отправляясь в Карнаэль, Марья изо всех сил запрещала себе переживать об этом разговоре раньше времени, но из-за появления Лины совсем забыла о нём.

– Сейчас начнётся представление, – буркнула раска. – Не пугайся, это мой… друг. Он странный, меня вообще окружают исключительно странные люди.

Лина испуганно сжалась на диване. Наверное, стоило отправить её в комнату, но, если Лесси уже всё знает, он пойдёт искать.

Лесси не знал, но ему хватило пары секунд, чтобы по-своему оценить происходящее и решить, что это значит лично для него. Он восторженно дёрнул крыльями и, натянув на лицо самое приятное выражение, изящно поклонился.

– Я вижу новое украшение в этом доме. – Он подмигнул Лине, заставив ту снова покраснеть. – Разрешите представиться. Алессио Микельский, рождённый в изгнании принц одного из городов южного союза, к вашим услугам. Всегда рад помочь. Как я могу называть вас?

– Л-лина Сеена, – пролепетала совершенно смущённая бедолага, – очень приятно познакомиться…

Марья закатила глаза. Солнце всегда встаёт на востоке и садится на западе, а Алессио Счастливчик всегда неприлично везуч и флиртует с каждой представительницей женского пола.

– Это Лесси, он болван, – на правах хозяйки дома пояснила она. – Его городом правит другая династия, так что он принц настолько же, насколько Беша – глава клана.

– Беша – глава города, – попытался поправить Счастливчик и получил локтем в бок.

– Города, а я говорю про клан. Лесси, Лина теперь живёт у меня, и если ты будешь к ней лезть, я закончу делать с твоими руками то, что не закончила в прошлый раз.

– Поливать слезами раскаяния? – В середине лета не мог пойти снег, а Алессио Счастливчик не мог перестать подкалывать Марью.

– Да. После того, как отделю их от тела. Лесси, для Лины тебя сейчас слишком много, так что, будь добр, сгинь. Я к вечеру сама зайду.

После бессонной ночи в поезде хотелось спать, но оттягивать разговор было нельзя. К сожалению, Лесси думал так же. Не принимая возражения, он прошёл вглубь дома.

– Ты должна мне историю, Тигра. Можешь заодно рассказать, кем прекрасная Лина Сеена приходится твоей матери. Они в профиль почти неотличимы.

Шиикар рисковал огрести, но не огрёб, потому что Марья слишком явственно услышала тревогу в его голосе. Лесси мог быть трижды наглецом и четырежды идиотом, но всё-таки он волновался, ему было не всё равно. Раска опустила взгляд.

– Хорошо, поговорим сейчас. – Она хотела попросить Лину оставить их наедине, но не успела ничего сказать: та заговорила сама.

– Марья, ты сказала, у тебя есть для меня комната. Пожалуйста, можешь проводить меня туда?

И Марья проводила, чтобы, снова спустившись вниз, обнаружить развалившегося на диване Лесси. Шиикар с вызовом вскинул голову, глядя на девушку. Та опустила взгляд. Лесси был единственным, чей взгляд она не выдерживала почти никогда.

– Как всё прошло?

– Успешно.

Как и обещал Рейнер, Маттиас Трирог окончательно убедился в том, что дочь Энтхеймов киирином не является, спустя столько лет наконец-то навсегда поставив крест напротив её имени. Маленький добродушный лысый старичок не казался Марье опасным, она не слышала угрозы в его мыслях, но это ничего не означало. И мать, и Ворон твердили, что ей следует держаться как можно дальше от ордена, по крайней мере до тех пор, пока Рейнер сам не возглавит его.

Лесси облегчённо вздохнул.

– Я беспокоился.

Марья насупилась.

– Прекрати быть таким милым.

– Не могу. Это у меня в крови.

Это было нечестно. Потому что, освободившись от перспективы присоединиться к ордену, раска приняла иное решение, то самое, которого её друг так боялся на самом деле. Слушать, как радостно бьётся его наполняющееся обычной беззаботностью сердце, было невыносимо.

– Лесси, я собираюсь согласиться.

Он вскочил на ноги и замер, словно врезавшись в стену.

– Ты серьёзно?

– Да.

Шиикар молчал, переосмысляя. Марья опустила плечи.

– Напомни, почему мне это далось легче, чем тебе? Это я в тебя влюблена, а не наоборот.

Она призналась давно, ещё на их последней выпускной неделе. О том, что чувство есть, знали оба, о том, что оно не взаимно – тоже, ровно как и о том, что отношения двух старых друзей это признание не изменит. Так и вышло.

– Потому что наша мечта… – начал Лесси, но Марья перебила его:

– То, о чём ты говоришь – твоя мечта. Вернуть ваш город – мне нет до этого дела. Я просто хотела путешествовать и быть рядом с тобой, но… Сам понимаешь, я не твоя ручная зверушка.

– Тигра… – красивое бледное лицо исказилось выражением мольбы, шиикара действительно ранило это, но Марья уже всё решила.

– Не-а, всё ещё не зверушка. Как бывшая ученица Соны тебе говорю. Завтра я дам своё согласие и выставлю свои условия. Ты меня знаешь, я не запру себя в четырёх стенах. Все наши мечты о путешествиях остаются в силе, но кое-какие обязательства у меня появятся. Я не смогу оставить Валмирану, чтобы плести интриги на южном архипелаге.

Лесси отвернулся, и стало понятно: даже та давняя атака не ранила его так сильно. Вот только всё было не так просто: мечта о путешествиях по дальним краям на поиски любимых шиикаром загадок и сокровищ и обожаемых раской интересных животных была общей, а мечта Лесси о троне предков – нет. Более того, Марья не сомневалась, что одно и другое не сочетается, в то время как её решение путешествиям не мешало.

– Если ты всё ещё мой друг, ты меня поймёшь.

Шиикар посмотрел тем самым упрямым взглядом, за которым всегда следовала короткая меткая фраза, бившая Марью больнее ножа.

– Тогда удачи тебе с этим, – его голос прозвучал сипловато, – госпожа ученица Слышащей.

– Спасибо, Ваше Высочество, – тихо отозвалась раска.

Лесси с детства был неприлично везуч. Что бы ни происходило с ним, это всегда оборачивалось удачей, и шиикар привык всегда оставаться в выигрыше. Мама смеялась и говорила Марье, что в него, должно быть, влюблена Киира, хозяйка человеческих судеб, которая, по заверению Дисы, в самом деле упоминала принца в разговорах. Никогда не слышавшей голос богини Марье было сложно это понять. Проще было поверить, что все вокруг сговорились и врут, выдавая за слова Кииры собственные мысли, но Марья не слышала лжи в таких словах.

– Как сложно жить, – буркнула девушка.

Она не собиралась плакать. Когда-то, говоря о вечности, мама сказала, что всегда хотела стать той её частью, которую нельзя игнорировать, и Марья переняла эту мечту для себя и очень хотела узнать, как далеко она сможет зайти в погоне за ней. Жизнь меняла течения, неся Лесси в никому неизвестном направлении, Марье же приходилось плыть самой, плыть к далёким манящим берегам мечты, на которые она собиралась взобраться, пусть даже на это уйдёт вся её жизнь.