Текст книги "Что делает нас (СИ)"

Автор книги: Тай Герн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 66 страниц)

– Можно, – одобрительно кивнул мастер. – Только старайся трезво оценивать своё состояние и не пытайся погрузиться, если устал – это усложнит возвращение.

В итоге в рабочий зал после ужина вернулись все – пример Кледа их вдохновил.

Хьёлас, кроме прочего, решил прибегнуть к новой стратегии: он искал не лёгкий поток в зале, а пытался нащупать границу, разделявшую поток силы от намерения. Странное дело – хоть он и всегда знал о вкладе двух компонентов в почти любое заклинание, он никогда не задумывался о том, что это, по сути, потоки двух совершенно разных природ – Тяжёлого и Лёгкого Эфира. Прежде он воспринимал их как нечто неразделимое – что-то, что он сплетает сам, но, если задуматься, их вклад неравноценен. Каждый компонент при определённых условиях может быть вполне самодостаточным… Осталось только понять эти условия. Найти, где заканчивается сила и начинается намерение…

Идея, форма, фон для фона… Альтернативные координаты…

Хьёлас вдруг ощутил, как его тело стало невероятно большим и тяжёлым. Как и зал, как и всё окружающее пространство… Даже воздух как будто распался на частицы, и они двигались огромной шумной толпой: внутрь и наружу, как медленный, но безжалостный поток, ураган, стихия… Вокруг тоже что-то носилось: невероятно гигантское, тяжёлое, но такое правильное и необходимое! А в пространстве между были они – пустотные искры, целые миры, объединённые идеей ожидания.

Хьёлас осторожно вдохнул их. Ох, Великие, как же здорово! О такой ясности ума и чёткости суждений он никогда и мечтать не смел, как будто он получил неисчерпаемый мыслительный ресурс: на любой вопрос ответ найдётся мгновенно, надо только правильно сформулировать. И это невероятное открытие, это внезапное понимание того, как всё устроено, прикосновение к истоку, дали Хьёласу такой заряд счастья, что он был готов закрутиться на месте и закричать от переполнявших его чувств. Но что-то его удерживало. Какая-то условность. «На людях так себя не ведут».

Кто такие люди и как можно быть на них, Хьёлас не понимал. Это было что-то в фундаменте его мировосприятия, какая-то точка опоры, за которую часть его судорожно цеплялась, упрямо не желая отпускать. И если бы Хьёлас не привык доверять самому себе безоговорочно, он бы отпустил эту связку, позволил бы себе полностью нырнуть в прекрасное. Но он просто наблюдал. Изучал. Вдыхал понемногу пустотные искры, прикасался к ним, восхищался и трепетал.

«Нырни, нырни!» – понукал его легкомысленный авантюрист, невесть откуда взявшийся в прежде слаженном коллективе его внутренних советников. Остальные ошалело молчали, и Хьёлас не мог вот так вот просто принять решение. Поэтому он просто наслаждался моментом, пытался выжать из него максимум, хотя это, конечно же, было невозможно – у бесконечности нет максимума.

– Хьёлас, – раздался вдруг чей-то голос. Отзываться на него не хотелось, да и не обязательно это, наверное. Это был зов со стороны точки опоры, но никто, кроме Хьёласа не может принимать за него решения, что делать и как жить. И то, что голос его собственного разума почему-то молчит и не подаёт признаков жизни, ещё ничего не значит.

– Хьёлас, вернись, пожалуйста, – спокойно, вежливо. Почему бы и нет, впрочем, раз уж своё мнение по вопросу пока не сформировалось?

Прочь от искр, к точке опоры. Жалко их оставлять, неприятно. Тяжесть такая противная, ни вздохнуть, ни пошевелиться…

– Молодец, вот так. Вдох, Хьёлас. Давай, глубоко вдохни. Чувствуешь воздух? Чувствуешь своё тело?

Он медленно моргнул. Первым, что он увидел, был мастер Эршдет Китола. То есть Хьёлас знал имя этого человека, вот только далеко не сразу вспомнил, почему он здесь, рядом, и так небрежно и неприятно похлопывает его по щеке.

– Прекратите, – попросил он, заплетающимся языком и вдруг почувствовал, что его тошнит. От этой неестественно огромной и неповоротливой штуки у него во рту.

– Ты отлично справился, Хьёлас, – сказал мастер Китола, оставляя его лицо в покое. – Теперь давай, поднимайся, тебе надо отдохнуть.

Хьёлас хотел было возразить, что для того, чтобы отдохнуть, ему вовсе не надо подниматься, а просто вернуться к тем искрам, но с каждым мгновением он всё чётче понимал, что происходит. Вот только удовлетворения от своего первого успеха он не ощущал.

Эмсат чуть ли не силой заставил его подняться и повёл к выходу из зала. Хьёлас чувствовал, каким неприятным, неповоротливым и неуютным стало его тело. Как чужой, плохо сидящий костюм. Или одежда, из которой он вырос, но по какой-то нелепой причине вынужден продолжать её носить.

– Отпусти, – потребовал Хьёлас, отстраняясь от Эмсата, который всё ещё его придерживал за локоть.

– Хьёлас, сосредоточься на том, зачем ты здесь, – сказал мастер Китола. – Ты обучаешься лёгкой магии, чтобы стать компетентным магом и обеспечить всё самое лучшее своей семье, помнишь?

«Да, и ради того, чтобы когда-нибудь подняться на уровень, достаточный, чтобы претендовать на Астрид, – раздражённо подумал Хьёлас. – Так я думал раньше, когда не понимал истинной природы вещей. Но теперь-то я знаю, что физический мир – всего лишь видимость, хрупкая оболочка, маска, скрывающая прекрасную и удивительную суть реальности, не ограниченной тремя измерениями, а намного, намного более многогранной…»

Но Хьёлас уже вспоминал лекции мастера Карлеша, когда тот рассказывал, что вся ценность слоёв – в их совокупности. Выбор только одного ограничивает человека, лишает его смысла. Существовать на уровне самой магии, может, и приятно, но злоупотребление грозит полной потерей личности. «Буду ли я наслаждаться этой эйфорией, если это буду уже не я? – задал Хьёлас себе тот вопрос, которым мастер Карлеш рекомендовал подводить итог погружения, чтобы облегчить чувство потери. – Может, и буду. Может, это всё ложь – о том, что можно потерять себя. Известно ведь, что некоторые маги декадами не выходят из этого состояния, и ничего с ними не делается…»

Хьёлас тяжело вздохнул и потёр ладонями лицо. Пальцы его были очень холодными и заметно дрожали. Он всё ещё чувствовал некоторую тяжесть и слабость, но жуткое отвращение к собственному телу каким-то образом исчезло. Он снова был собой, хотя уже и не таким, как раньше. Хьёлас бросил взгляд на часы, чтобы понять, сколько продлилось его первое погружение. Странно – судя по времени, ужин был всего два часа назад. С учётом того, что прежде чем «исчезнуть» он довольно долго сосредотачивался и уговаривал себя отключить предохранители…

Может, прошли сутки, или даже больше? Но нет, Клед Шабар и его ассистент всё так же лежали без движения, другие студенты тоже сидели на тех же местах.

– Ты погрузился не полностью, – негромко объяснил мастер Китола, явно удовлетворённый тем, что Хьёлас начал оглядываться, пытаться сориентироваться в реальности.

– Так бывает? – озадаченно переспросил он.

– Да. И чего-то подобного я от тебя, пожалуй, ожидал. Ты слишком осторожный, чтобы вот так вот сразу нырнуть в неведомое, каким бы прекрасным оно ни было. Но начало положено, и в следующий раз тебе будет легче погрузиться. Вопрос в том, осмелишься ли ты нырнуть полностью. И сможешь ли потом выплыть. Теперь ты уже приблизительно знаешь, с чем тебе придётся иметь дело.

Хьёлас задумчиво кивнул. Даже от одного воспоминания о силе его начала грызть тоска по идеальному, а ведь он даже не погрузился полностью, только краем глаза, так сказать, заглянул в лёгкий эфир.

– Я хотел бы на сегодня закончить, – сказал он.

– Конечно, – отозвался мастер Китола. – Ты можешь даже сделать перерыв на пару дней, чтобы понять, готов ли ты к продолжению курса.

Хьёлас снова кивнул и покинул рабочий зал. Эмсат следовал за ним, чуть отстав, и навязываться явно не собирался. Вот и славно.

Вернувшись в свою комнату, Хьёлас нацарапал на листке надпись «Держитесь подальше» и прицепил её к двери снаружи. Услышав эту формулировку от Эмсата впервые, он подумал, что такую грубость можно бы и смягчить, но теперь понял, что именно эта фраза идеально отражает его нынешнее отношение к любому возможному общению.

Хьёлас понимал, что и ассистент, и, возможно, мастер, наблюдают за лёгким фоном в его комнате, на случай, если он вдруг решит погрузиться. Но Хьёлас не собирался, хотя искушение было велико. Его разум раскачивался из крайности в крайность: он то хотел как можно скорее снова ощутить это невероятное чувство лёгкости и совершенства, избавившись от опостылевшей физической оболочки, то, наоборот, клялся себе, что больше никогда и ни за что не сделает это, потому что не имеет права теряться – сёстры и мама нуждаются в нём, да и Астрид…

А что “Астрид”? У неё и так есть всё, что ей нужно – с таким-то папочкой. И столько усилий надо приложить, столько времени потратить, только ради призрачного шанса быть с ней. А лёгкий эфир – вот он, рядом, приветливый и доступный, ждёт тебя, как покинутый дом, чтобы заключить в объятья и подарить все возможные блага.

Хьёлас тряхнул головой и заставил себя дышать глубже, хотя лёгкие резало неприятным воздухом. Вот уж у кого нет и быть не может проблем с дыханием – так это у Астрид. Должно быть, её лёгкие как-то иначе устроены… И тут Хьёлас понял. Она дышала лёгкими потоками! Это всё объясняло!

Он тут же одёрнул себя, оценив явную абсурдность предположения. Что это вообще должно значить – дышать лёгкими потоками? Бред какой-то… но именно такое ощущение складывалось от её ритма, от её улыбки. Её тонких нежных губ…

Хьёлас невольно улыбнулся. Закрыл глаза, поджал губы, вспоминая, чуть сжал ладони, как будто в них сейчас были тонкие ласковые пальцы Астрид. Как же он соскучился!

Он залился краской, хотя и был в комнате один. Вот ведь болван влюблённый!

Хьёлас сам не заметил, как окончательно вернулся в реальность, стал прежним собой, для которого мир ещё не разделился на два несовместимых уровня бытия. Теперь не реальность, а погружение казалось ему сном: счастливым, волшебным, но всё же сном.

Хьёлас вздохнул и задумался. «Вернуться» к себе было задачей довольно сложной, и это притом, что он даже не полностью погрузился в лёгкий эфир. Что же будет с ним после первого полноценного опыта? С этой мыслью он уснул, рассудительно полагая, что всё выяснится в своё время.

Вольный Выдох пребывал в состоянии безусловного счастья. Он был силён, любопытен и свободен – никаких обязательств ни перед кем, никаких потребностей. Весь мир – одна сплошная возможность, и ощущать всё это было так прекрасно, так удивительно, что Вольный Выдох медленно закружился на месте, преследуя одновременно две цели: накрыть всё вокруг мимолётным вниманием и подарить непринуждённое дружеское объятье миру.

Потом он неторопливо двинулся вперёд. Или в сторону – это как посмотреть, – но он просто начал перемещаться, без какой-либо конкретной цели, просто чтобы понять, везде ли мир такой удивительный, как здесь, или, может, где-то есть что-то не менее интересное.

Мир был нов и удивителен. Как и любое новорожденное существо, Вольный Выдох изучал окружающую реальность воодушевлённо, хоть и несколько бестолково. Он обнаруживал вокруг странные комки, обрывки и сгустки: настроения, намерения, просто импульсы, ещё не утратившие своей силы. Он изучал их, рассматривал, ощупывал и отбрасывал, чтобы посмотреть на реакцию, а потом снова двигался вперёд, к новому, интересному…

Пока не врезался вдруг во что-то огромное и непроницаемое. Встреча с препятствием оказалась настолько неожиданной, что Вольный Выдох замер на несколько мгновений, не веря собственным ощущениям. Какое-то недоразумение? Откуда здесь препятствия? Вольный Выдох изучил поверхность, осторожно надавил на неё, проверяя на прочность. Глухо.

Он озадаченно направился вдоль неожиданной преграды – где-то же должна она закончиться. В сторону, дальше, дальше, потом в другом направлении… Не обойти.

С некоторым разочарованием Вольный Выдох был вынужден временно отступить – поискать другие варианты, прежде чем пытаться разрушить неожиданный барьер. И это недовольство, это огорчение, приобрело неожиданно яркий оттенок. Несколько мгновений Вольный Выдох пробовал его на вкус, удивляясь странному непривычному переживанию, которое было скорее приятным, чем нет. Оно было естественной частью жизни, её проявлением. Переменчивость, движение между крайностями, свобода в проявлении чувств… безграничность.

Последнее понятие ощущалось особенно сладким, тем горше было разочарование, когда на пути снова появился барьер. Вольный Выдох снова остановился, испытывая теперь потрясающей силы изумление. Неужели он ошибся? Нет, быть того не может! Он ведь прекрасно понимает природу вещей, он сам – часть этой природы, и ей по определению дано быть переменчивой и безграничной, так почему здесь вдруг появились какие-то барьеры? Их тут быть не должно, это неправильно, это несправедливо, это надо убрать, исправить, уничтожить!

Вольный Выдох вплотную прижался к досаждающей поверхности и снова надавил. Сначала осторожно, потом чуть сильнее. Потом внимательнее изучил непроницаемую, на первый взгляд, поверхность, выискивая слабые места.

При беглом осмотре их не обнаружилось. Но если приглядеться как следует, вот тут, на стыке двух частей… недолго думая, Вольный Выдох сконцентрировался и нанёс максимальный удар в одну точку, надеясь проломить препятствие… Но не тут-то было. На поверхности действительно появилось что-то вроде трещины, но прежде, чем Вольный Выдох успел повторить удар, что-то мягко обволокло его и оттащило прочь от цели.

Вольный Выдох взвился возмущённо и приготовился огрызнуться на обидчика, но его тут же отпустили. Некая странная сущность ощущалась неподалёку, она как будто наблюдала за Вольным Выдохом, но больше ничего не предпринимала и даже не двигалась, словно позволяя себя изучить. Это было любопытно, но приближаться к этому неведомому почему-то было боязно. Вольный Выдох захотел отстраниться от этого «странного», и когда ему это удалось, окружающая его реальность вдруг начала обретать относительность.

Вольный Выдох с удивлением и с каким-то смутным неудовольствием осознавал, что расстояния и размеры существовали всегда, и он всегда об этом знал, но почему-то забыл, как будто эти концепции были связаны с чем-то неприятным. Вот он сам, находится между барьером и загадочной сущностью, не позволившей его проломить. А вон там другой край барьера, а дальше…

Там были и другие. Одни неподвижные, другие суматошные… Пространство тоже не было однородным: кроме барьеров в нём обнаружились странные течения. И снова Вольный Выдох ощутил смутную тревогу: он должен был знать, что это всё означает, но он не помнил!

Он замер настороженно, наблюдая. Обнаружив, что другим сущностям нет до него дела, он успокоился и отбросил тревогу. В этом прекрасном месте не хотелось ни о чём беспокоиться, хотелось лишь существовать и наслаждаться каждым мгновением. Нырять в течения, изредка направлять их, изучать… Если бы только не барьеры!

Вольный Выдох снова приблизился к одному и огляделся. То, что оттащило его в прошлый раз, так и болталось неподвижно поодаль, не подавая признаков активности. Поэтому Вольный Выдох снова сосредоточился на препятствии и попытался понять его природу, структуру. Было похоже на очень мелкую сеть, уложенную в несколько слоёв. Даже если удастся вклиниться между нитями и чуть растянуть их, следующий слой потребует дополнительных усилий. А за ним есть ещё один, и ещё… но если быть достаточно настойчивым и ни на что не отвлекаться…

И снова что-то оттащило его прочь от стены, и из-за того, что его концентрация была нарушена, а затея провалена, Вольный Выдох разъярился, и на этот раз решительно рванул в сторону своего обидчика, намереваясь как следует ему наподдать, чтобы знал, с кем не надо связываться! Но этот, «другой», ввязываться в драку не собирался, а лишь ускользнул из-под удара, и, будто дразня, полетел прочь. Вольный Выдох не собирался отступать. Он чувствовал силу, задор, уверенность в себе. Никто не посмеет ему мешать, никто не посмеет отвлекать или становиться на его пути! Он погнался за обидчиком, рассекая мягкие течения и огибая более грубые. Он был ловок и изящен, и в какой-то момент отвлёкся от цели на процесс. Вольный Выдох вдруг понял, что он ощущает собственные движения. И с этим тоже что-то было не так.

Он снова озадаченно замер, пытаясь разобраться в своих чувствах. Эти смутные несоответствия были похожи на аромат давно забытого детского сна. Как будто где-то когда-то кто-то другой воспринимал реальность иначе – тяжело и обременительно. Тем счастливее чувствовал себя Вольный Выдох – ведь он имел право не вспоминать о давних кошмарах, а наслаждаться этим моментом!

Он снова огляделся. Несколько сущностей приглядывались к нему – то ли с настороженностью, то ли с любопытством. Он выбрал одну из них, которая казалась ему наиболее безобидной и осторожно приблизился.

Завязанное узлом, замкнутое на самом себе течение – вот на что это было похоже. Брызги с поверхности время от времени разлетались в пространстве, а другие оседали. Движение и обмен были непрерывными и чертовски интересными! Вольный Выдох осторожно прикоснулся к существу, а через миг отпрянул.

«Никой Сереал», – пронеслась странная идея, и она была удивительно некомфортной, неуместной для этой реальности. Вольный Выдох поспешил убраться подальше, туда, где он никого не будет видеть и никто не будет видеть его, прочь, прочь! Но бегство не могло заглушить эту навязчивую мысль, которая словно прилипла и шуршала, шуршала, навязчиво, неприятно. Вольный Выдох не хотел думать о том, что такое «Никой Сереал», но память немилосердно возвращалась, подбрасывая всё новые и новые понятия и детали: это имя, имя твоего одноклассника, с которым ты вместе отправился на практикум по лёгкой магии. И у тебя тоже есть имя, хочешь ты этого или нет…

Вольный Выдох начал изо всех сил биться в барьер, но на этот раз не для того, чтобы вырваться, а просто чтобы отвлечься от того, о чём он думать не хотел. И снова его начали оттаскивать от плетёного многоуровневого щита, и это было прекрасно, потому что в драке можно было забыться, можно было полностью себя посвятить…

«Эмсат Квато», – так назывался этот сгусток, пытавшийся усмирить Вольный Выдох. Ассистент мастера Эршдета Китолы…

Хьёлас-Вольный-Выдох облегчённо расслабился. Пришло понимание, страх исчез. Он понял, что происходит, и, если бы мог радостно смеяться без тела, именно это он бы и сделал, а так он просто закружился на месте, разбивая собственной лёгкой сущностью ближайшие потоки. Искристое, весёлое, беззаботное… Вот, оказывается, на что похоже лёгкое погружение!

Здесь всё было преисполнено смыслом. В каждой капле мира был заключён целый мир, целая жизнь, энергия, намерения, мысли, мечты и идеи. Плавать среди них было величайшим наслаждением, и Хьёлас снова понёсся по пространству, теперь уже с новой силой наслаждаясь происходящим.

Он снова решил испытать на прочность щиты, ведь теперь он знал, он вспомнил, как их преодолевать. Надо только найти подходящую точку и уличить момент, когда Эмсат не успеет его остановить… Ведь там, снаружи, есть намного больше интересных замечательных вещей!

Ассистент гонялся за ним и метал в него какие-то тонкие, едва заметные примитивные плетения, от которых Хьёлас легко уворачивался. Но даже если они и задевали какую-то его часть, не было похоже, чтобы в них содержалось что-то, кроме намерения, а без закрепляющего контура плетение заклинанием не станет. Хьёлас даже попытался сплести что-то в ответ, но оказался удивительно неуклюжим, и его плетения были похожи на грязевые комочки – безвредные и смешные. Но даже ими кидать в Эмсата было ужасно весело, тем более что он тоже, судя по всему, был не прочь поиграть!

В какой-то момент игра стала более жёсткой, и Хьёлас понял, что время шуток закончилось. Эмсат сплёл лёгкий блокирующий барьер, не дававший Хьёласу улизнуть из угла, в котором он был зажат, а когда он пытался порвать плетение, последовал довольно ощутимый удар.

«В чём дело?» – попытался спросить Хьёлас, но у него не было ни рта, ни голоса, чтобы озвучить вопрос. Намерение вопроса расплылось невнятным облачком вокруг него и растаяло.

Эмсат снова сплёл тонкую нить намерения и направил её точно в Хьёласа. Стало ясно, что это не просто часть игры, а обращение, какая-то информация… но о чём?

«Я не понимаю», – попытался сообщить Хьёлас, но даже у него в сознании эта фраза была хаотичной и размытой.

И ещё одна нить намерения. И ещё…

Это становилось скучным. Столько всего интересного ещё можно сделать! Чего хочет этот болван?

Хьёлас сделал рывок и преодолел слабый щит Эмсата и уже собирался удрать на другой край доступного пространства, но вдруг нарвался на ещё один слой защиты – всё ещё преодолимый, но уже более жёсткий. Рядом появился кто-то ещё и тоже стал посылать информационные нити.

Хьёлас не знал, кто этот второй, и не хотел знать. Но он понял, что от него не отстанут, пока он не примет послание, так что придётся всё же постараться.

Он поймал самую большую нить и впитал в себя, изучая ощущения. Это была мысль, лёгкая, ускользающая. Она пахла чем-то тоскливым, но необходимым, и одновременно родным.

«Я не понимаю», – почти сердито подумал Хьёлас.

Ещё одна нить. Обрывок мысли, осколок идеи. Направление, необходимость, срочность… Хьёлас понял, кто этот второй – сам мастер Китола. Это каким-то образом чувствовалось в плетении, как скупой оттенок покровительственного и строгого настроения.

«Возвращайся», – чётко прочувствовал он в следующей нити.

Но как? Хьёлас не знал. Он не помнил, как вообще сюда попал. Логично предположить, что во время занятия в общем зале, но он не мог вспомнить, где сидел, как погружался…

«Возвращайся сейчас, или я буду вынужден тебя заблокировать. Ты понимаешь меня?»

«Понимаю!» – хотел закричать Хьёлас. На него нахлынул неожиданный ужас от мысли о том, что ему больше не позволят здесь находиться. Он бы заметался в ужасе, но понял, что суета лишь утвердит их в мысли о том, что он себя не контролирует.

«Возвращайся сейчас, или я буду вынужден тебя заблокировать. Ты понимаешь меня?» – снова прилетела мысль. Судя по всему, мастер Китола раз за разом повторял послание, давая Хьёласу шанс сориентироваться и всё-таки справиться.

Изо всех сил собирая мысли и волю в кучу, Хьёлас попытался сплести некое жалкое подобие нити с намерением и с единственным вопросом: «Как вернуться?» Но в лёгком эфире он был хуже последнего неуклюжего хобуса, и вместо нити у него снова получилась лепёшка, лишь чуть удлинённая, которая сразу же начала растворяться в пространстве. Но мастер Китола резко дёрнулся вперёд и поймал её.

Сумел ли он что-то понять? Или всё ещё считает, что Хьёлас себя не осознаёт и не способен вернуться? На всякий случай он попытался ещё раз. Из-за страха лепёшка получилась ещё более размытой, но мастер, кажется, всё-таки его понял.

«Твоё тело – в спальне, – последовало сообщение. – Ты погрузился во сне. Почувствуй тяжесть своего тела. Вообрази ощущения от пижамы, простыней, вспомни, какой там запах… и сделай вдох».

Хьёлас раздражённо заёрзал на месте. Инструкция была проста, и он знал её ещё с теоретического курса. Почему же сейчас он не смог сам вспомнить, что надо сосредоточиться на физических ощущениях? Наверное, потому, что он вообще забыл, что они у него когда-то были…

Мастер повторял инструкцию раз за разом, потому что не был уверен, что Хьёлас его понял. Это раздражало, и Хьёлас снова попытался сплести ответ:

«Я всё понял, сейчас я попробую».

После этого его перестали донимать сообщениями, и он смог сосредоточиться.

Думать о собственном теле было тяжело. Он просто забыл, что это такое. Какая-то мясисто-костлявая нелепость, зачем только нужна? Ведь здесь, в этом удивительном мире и так есть всё необходимое! Но его не отпускали, и выбора не было, придётся вернуться, иначе заставят…

Тяжесть тела, касание простыней, сквозняк из приоткрытого окна… и как угораздило погрузиться во сне?

Это было тошнотворное ощущение, и Хьёлас отпрянул от него, едва ощутив. Нет, НЕТ! Он этого не просил, он этого не хотел! Это какая-то ошибка, реальность не может быть настолько ужасной! Что-то изменилось, что-то испортилось, или он сам напортачил, или пока он был в лёгком эфире произошёл конец света и мир сгорел – только так можно объяснить это ужасное чувство тяжести и неестественности!

Интересное дело: когда Хьёлас на мгновение вернулся в своё тело, а потом опять нырнул в лёгкий эфир, он оказался в другом месте. Эмсата и мастера Китолы рядом не было, и ничто не ограничивало его передвижений, кроме внешнего тяжёлого барьера. Это шанс! Вырваться сейчас, немедленно, пока его не нашли и снова не зажали! Осторожно, точно, быстро…

«Тебя заблокируют».

Не успел!

Это был Эмсат, пока что один. Может, можно договориться? Или взбунтоваться?

«Будет жалко, если этим всё закончится, ты неплохо справляешься. Ты ведь понимаешь меня?»

«Там ничего нет! Там всё умерло!» – Хьёлас наскоро сплёл истеричную мысль и кое-как запаковал её в плетение. Он не ожидал, что Эмсат поймёт его, но у того, видимо, всё-таки был кое-какой опыт общения с новичками в лёгком эфире.

«Вспомни, о чём вас предупреждали, Хьёлас. Это нормальные ощущения при возвращении, на самом деле там всё по-прежнему. Давай, возвращайся, прямо сейчас. Последний шанс».

С изумлением Хьёлас должен был признать: действительно, их об этом предупреждали. Странное дело: все знания и опыт были как будто закопаны в песке забвения, но как только кто-то другой указывал на это знание, всё вспоминалось легко и непринуждённо. На мгновение Хьёласу стало стыдно, что он забыл то, что так кропотливо изучал с начала семестра. Ведь точно изучал – он помнил процесс, но никак не мог восстановить в памяти содержание!

От Эмсата полетело очередное информационное плетение, но Хьёлас был настолько сердит, что не стал его принимать, а просто сосредоточился на своём физическом теле. Подкрепляясь этим раздражением и даже долей ярости, он был решительно настроен удерживаться за собственное тело так долго, как это будет возможно. Пусть мастер увидит, что Хьёлас себя контролирует, пусть они убедятся, что он научился погружаться и возвращаться и оставят его в покое!

– Вдох, Хьёлас.

Больно, противно, тошно. Такое тяжёлое неповоротливое тело, обуза, лишнее, как хочется избавиться! Свет режет глаза, так много громких звуков, горький привкус, и тяжесть, тяжесть… Сбежать, ускользнуть, плевать на последствия! Кто-то держит, но хватка слабая, не справятся!

– Давай, сделай вдох, сейчас. Ну же!

Подчиниться – отвлекающий манёвр, но…

Глубокий судорожный вдох резанул лёгкие и одновременно окончательно расставил всё по местам. Душа уместилась в теле, словно замысловатой формы деталь головоломки заняла своё место. Сон отступил, разум вернулся в реальность. Тяжесть ещё не исчезла полностью, но уже постепенно сменялась острой тоской по утраченному чуду и безупречному смыслу.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил мастер Китола.

Хьёлас не ответил. Он не хотел ни двигаться, ни думать, ни говорить… Он даже закрывать глаза не хотел, потому что тьма под веками была обещанием лёгкости, которое не могло быть исполнено, только не прямо сейчас. Очевидно же, что ему не позволят снова погрузиться…

– Хьёлас, поговори со мной, – спокойно, но с ноткой строгости.

– Я не хочу говорить, – резко, ядовито, с оттенком тошноты от ощущения собственного языка, щёк и дёсен… Хочется исторгнуть собственное нутро, вывернуться, разорваться…

– Хьёлас, дыши.

«Не хочу!»

Ненависть к самому себе, к мерзкой физической человеческой природе вспыхнула и затихла – на её реализацию не было сил.

– Вспомни, зачем ты на это пошёл. Ради кого ты стараешься научиться новому, стать лучше. Напомнить тебе, или сам?

«Астрид. Виора. Лаэта. Мама. Чим», – пронеслось в голове и стало немного легче.

В этом мире тоже есть что-то приятное, интересное, важное. Да, нельзя просто так оставлять эту реальность. Надо найти правильный баланс, распределить приоритеты…

Лёгкий эфир всё больше походил на волшебный, нереальный сон. Хьёлас понял, что хотя последние несколько минут его сознание и принадлежало физической реальности, нельзя было сказать, что он полностью вернулся. И вряд ли это когда-нибудь случится полностью, ведь он не захочет! Как можно отказаться от такого великолепного неподражаемого чуда, однажды его испробовав?

– Что ж, ты неплохо справляешься, Хьёлас, – заключил мастер Китола через несколько минут. – Хочешь побыть один, или всё же поговорим?

– Хочу быть один, – твёрдо сказал Хьёлас.

– Хорошо, – мастер чуть отстранился, и только теперь Хьёлас понял, что всё это время преподаватель сжимал его запястье. – Тогда всего несколько требований. Не засыпай. Не погружайся в лёгкий эфир. И через два с половиной часа приходи на ужин. Если проголодаешься – можешь прийти раньше, на кухне дежурные предупреждены. Но не вздумай пропустить. Ты всё понял?

– Понял.

– Хорошо. Эмсат будет приглядывать за тобой из своей комнаты. Если захочешь пообщаться – приходи в общий рабочий зал.

Каждое слово, каждое мгновение отдавалось жутким раздражением. Но Хьёлас заставлял себя дышать и прокручивал в голове имена, которые с каждой секундой значили всё больше, переставали быть пустым звуком, а снова начинали ассоциироваться с образами и воспоминаниями о живых людях. О тех, что делают этот мир чуточку менее невыносимым.

Нужно найти точу опоры, которая поможет удержаться на основном уровне реальности. Не чувствовать себя несчастным, не зацикливаться на тоске о несбыточной безмятежности. Но как это сделать? За что зацепиться, если каждую секунду мысли возвращаются туда, в лёгкость, и любая попытка вспомнить чудеса реального мира отдаётся лишь раздражением и глухой досадой?

Хьёлас тяжело вздохнул, медленно поднялся с кровати и прошёлся по комнате. Тело было как будто чужим, тяжёлым. Даже дыхание давалось с трудом, словно у самого воздуха изменился вкус, что, конечно же, не могло быть правдой. Не без труда удалось вспомнить дыхание Астрид – лёгкое, воодушевлённое. От острого противоречия сводило зубы, Хьёлас не мог понять, каким образом она получает такое удовольствие от совершенно заурядного физиологического процесса, да ещё и здесь, в тягостном физическом плане? Хьёлас заставил себя уцепиться за эту мысль. Да, именно этому он должен поучиться у Астрид – наслаждаться тем, что есть, и не искать иного.

Но этот шанс он уже упустил. Легко отказываться от блаженства, когда не знаешь, что это такое. Но теперь, когда он познал вкус истинной свободы…