Текст книги "Шесть с половиной ударов в минуту (СИ)"

Автор книги: Altegamino

сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 81 страниц)

Перемена в Сайтроми острым штыком вонзилась в сознание Рандарелла. Доселе деловитый и насмешливый Король превратился в озлобленное нечто с колючим взглядом. Служитель называл его чудовищем? Нет, когда владыка демонов сидел на троне и лениво двигался по часовне, он им не был. А вот теперь он чудовище.

– Какая прекрасная любовь… к своему ордену. Ко всей Церкви, – дрожа от плохо скрываемой злости, протянул Сайтроми. – Самопожертвование ради названного брата. Мне так жаль. Это явно не тот поступок, который ты можешь себе позволить.

Владыка демонов внезапно сорвался с места и с силой ударил кулачищем в щит. Рандарелл не представлял, что Сайтроми пойдёт на физический контакт, и не успел ничего предпринять. Он бы и так не предотвратил этого: Король был слишком быстрым. Защита померкла, а служителей оттолкнуло назад. Целитель распластался на спине, и в ушах стоял гул от лопнувшего щита. А потом в них полился крик Герера.

– Нет! – переворачиваясь на бок, Рандарелл с ужасом наблюдал, как белое пламя пожирает его друга. – Я не это просил!

Гигантская нога развернула его на спину и надавила на грудь. Внутри надсадно затрещало, и дышать стало тяжело. Рандарелл слышал, как возмущённо и испуганно мычит Умфи, и видел нависшего над ним исполина. Его обволакивала тьма, но на лице Короля застыла болезненная маска.

– Ты разочарование, – надломленным от злости голосом сказал Сайтроми. – Твоё счастье, что, в отличие от тебя, я не могу на её глазах выбрать желаемое. Ты разбил сердце моей дочери и думаешь, что твоё мнение тут ценят?

Нога сильнее вдавила Рандарелла в пол, и он почувствовал, как теряет сознание.

Глава 36.2

Унижение

Иногда полезно помнить, что твои родственники видят дальше и знают больше твоего. Я невовремя забываю об этом. Именно поэтому яростный огонёк в глазах Сайтроми не показался мне подозрительным. Он часто проявляет нетерпение и настаивает на вещах, которые кажутся мне причудами, а на деле выливаются чуть ли не в спасение в ближайшем будущем.

Но когда Король, выразительно хмурясь, сказал, что хочет планомерно перебить отряд Рандарелла, внутри что-то оборвалось. И что ещё интересней – он даже не скрывал, что в курсе присутствия дорогого мне человечка в этом отряде.

– Откуда ты…

– … знаю? Сат’Узунд, – отец скучающе почесал скулу. – Сестра не может подсмотреть будущее неизвестных церковников, но твоё она видит отчётливо. Твоя зависимость от этого парня становится всё большей проблемой.

Страшно вообразить, что Сат’Узунд увидела в моём будущем. Как я присоединяюсь к служителям для спасения Рандарелла? Вряд ли, скорее, что я совершаю очередной необдуманный поступок, потому как из-за переживаний за друга у меня вполне может сорвать крышу.

– Что бы она там ни увидела… – начала я осторожно. – Я не стану этого делать, если получу гарантии, что Рандарелл останется жив. До его друзей мне нет дела, можете отрываться на них…

– Не понимаю. Ты стараешься нивелировать различия между вами двумя, но у вас нет абсолютно ничего общего! И всё равно ты держишься за него, как за защитный тотем. – Сайтроми прищурился, и только тогда я по-настоящему почувствовала его застоявшееся недовольство. Мы не говорили о Рандарелле, и мне казалось, что Король, испытывая угрызения совести за подпорченный глаз, будет относиться к объекту наших споров мягче. – Я докажу тебе, что он такой же, как и все церковники. И что ты растрачиваешь на него свои симпатии.

– Спасибо, но не стоит.

– Я не спрашиваю твоего согласия. Я продемонстрирую тебе, как сильно он любит своих ненаглядных служителей, – угрожающе надвигаясь, процедил Сайтроми. – Сильнее жизни. Сильнее тебя!

– И что ты пытаешься этим добиться? – я запнулась, заметив вошедших в дом трёх Спустившихся. – Что происходит?

– Нахиирдо, не калечь моих бойцов, и тогда у тебя появится шанс, что я не покалечу твоего служителя. Взять её!

Не успела я возмутиться, как с двух сторон меня обхватили Спустившиеся. Сайтроми сейчас пугал меня сильнее всех на свете. Мне уже завязывали руки за спиной, когда ступор прошёл и я начала сопротивляться. Спустившиеся схватились за головы, потеряв ориентир в этом мире. Третий настороженно выступил вперёд, но проблема была не в цепких руках слуг. Я смотрела на спокойного Сайтроми, который даже не дёрнулся, когда девчонка начала вырываться, и осознала, что его мне не перебороть. Более того, он ждёт, когда я перебью Спустившихся, чтобы вырубить меня одной оплеухой. Но тогда, как Король и обещал, худо придётся Рандареллу.

Пожевав язык, я склонила голову и дождалась, пока парочка со спутанными мыслями очнётся и вновь вопьётся в меня. В их пальцах я дрожала от злости и страха перед идеей Сайтроми, которая обязана быть изощрённой и жестокой.

– Умоляю, не надо… Я буду сидеть здесь. Я не пойду его спасать…

– Нет, пойдёшь. Ты слишком сильно привязана к нему.

Так меня и приволокли к заброшенной часовне, которую Сат’Узунд тоже отчётливо узрела в видениях. Она многое узнала через моё будущее, сделав меня невольной соучастницей их карательной экспедиции. Королева увидела, куда бы я направилась и где прятался бы отряд затаившихся церковников. И бессмертным не нужно посылать разведчиков или читать письмо – достаточно, чтобы с его содержанием ознакомилась я.

Двух прятавшихся внутри служителей Сайтроми смёл желанием: секунда – и они уже полыхают, как факелы. Отец невероятно быстро восстановился после драки с Цехтуу и вновь излучал силу и здоровье. У меня сердце тоже после сна ни разу не болело и теперь из-за предвкушения кошмара билось так стремительно, что грозило сломать рёбра.

– Так не пойдёт, – окинув ровные ряды лавок взглядом, сказал Король и велел подданным свалить всю мебель в дальний конец.

Я ещё пару раз пыталась воззвать к его милости, пока мне не заткнули рот. А потом начался спектакль, в котором Сайтроми каждому забредавшему в часовню выжившему предлагал поделиться информацией, после чего обрывал их жизни. Они были разминкой, закуской перед главным блюдом. Ведь Король ждал конкретного человека.

Эксперимент Сайтроми не сделал для меня открытия, но всё равно оставил отпечаток в душе. Он просто подтвердил то, что я наблюдала уже пару лет: как Церковь поглощает моего друга, превращает его в послушного раба. И как он отдаляется от меня. Не нужно было лишний раз тыкать меня носом в то, что разъедало болью довольно давно.

Получив свободу, я наградила затейника испепеляющим взглядом и опустилась перед неподвижным служителем. Рандарелл страшно исхудал.

– Ну вот зачем? Я всё это и так знаю! – выпалила я.

– Тогда это ещё хуже, – пробурчал Сайтроми. – Твоя привязанность ужасна.

– Это называется «любовь», а не «привязанность»!

Рандарелла взяли в плен, как и некоторых других пойманных служителей. Их пытали, но бедняги знали крайне мало. Старейшины дальновидно не посвящали своих солдат в хитросплетения планов, а об артефакте вообще имелось так мало сведений, что многие и не верили в его существование.

Я навестила Рандарелла спустя тройку дней, когда моё негодование сошло на нет. Его сменили опустошённость и смирение.

Парень-калека представлял меньше угрозы, поэтому его подвесили на цепь только за одну руку. Грязный, в порванной одежде и с запёкшейся кровью, служитель выглядел истерзанным и замкнувшимся в себе. Но меня он узнал сразу.

– Умфи, – выдавил Рандарелл и попытался улыбнуться. – Ты пришла освободить меня?

– Нет, – я потупила взор. – Прости.

– Понимаю. Я ведь тоже не смог помочь тебе в часовне. Я с самого начала согласился попасть в плен к демонам.

– Согласился.

Он тоже смирился. Рандарелл ещё раз улыбнулся мне и облокотился о колонну за спиной. Пленников держали чуть в стороне от лагеря Спустившихся в сооружённых навесах-тюрьмах. Каждого человека поместили в личную клетку. Я знала, что по просьбе Сайтроми к Рандареллу относились благосклоннее других, но всё равно ему приходилось несладко.

– Ты жалеешь меня? Ничего, Умфи, скоро это унижение закончится, и Терпящая призовёт меня к себе.

– Он не позволит тебе умереть.

– Ему нет до меня дела. Если ты забудешь про меня, то и он сделает так же.

– Нет, – я замотала головой. – Они рассчитывают заполучить с вас какую-то выгоду. Обменять вас на ценные ресурсы или договориться о новых условиях.

Бессмертные сомневались, что упёртые старики Lux Veritatis пойдут на переговоры с демонами даже ради попавших в плен. Возможно, их захотят выкупить другие заинтересованные: семьи, вельможи Антуара, вражеские разведчики с Ролуангэ. Побывавшие на территории Спустившихся люди могут многое рассказать, а значит, цена на них возрастает.

В тесной комнатке было душно. Я напоила Рандарелла, подставив ко рту принесённую ёмкость, и протёрла его лицо. Проход закрывала тряпица, и нас не могли увидеть, а подслушать… для них услышанное не будет полезным.

– К тому же… ты его разозлил. Он не простит тебя, потому что лично вовлечён в… это. А в гневе он творит немыслимые вещи.

– Например, сажает дочь на цепь? – нахмурился Рандарелл.

– Это не самая безумная его выходка, – я вспомнила другие чудачества Сайтроми и поёжилась. А потом провела пальцами по щеке служителя и коснулась его губ своими. – Меня задевает… одно обстоятельство.

Синяки и ссадины на теле парня даже в полутёмном помещении были хорошо заметны. Я желала ему помочь, но не сейчас, когда он уже попался. Если я отпущу его, он не уйдёт далеко. Сайтроми мне так и сказал, предвосхитив рождение подобных мыслей в моём сознании. Проклятье, он лучше меня знал, до чего я могу дойти в стремлении спасти Рандарелла. И бил наперёд.

– Ты ведь верил, что он такой, – продолжила я оборванную мысль. – Думал, что он бесчувственный и не умеет любить.

– Я и сейчас не сильно поменял своё мнение…

– Выслушай. Ты готов был оставить меня ему, предполагая, что он может сотворить со мной ужасные вещи. Я знаю, ты думал об этом, – я постучала пальцем по виску, напоминая о способностях. – И всё равно оставил меня.

– Умфи, это жестоко. Ты хотела, чтобы я выбирал между тобой и своим другом? – простонал Рандарелл. – Я знал, что Герер умрёт, если я проболтаюсь Королю о замыслах Церкви. Он сам поставил такое условие! Но так вы оба получали шанс жить. Разве нет?

– Нет. Ты не выбрал последний вариант не только потому, что твой друг однозначно умер бы. Ты просто не мог предать Церковь. Ты бы никогда не заставил себя добровольно рассказать о её секретах. И не важно, что было бы со мной.

– И в это ты веришь? Ты не видишь, что это очередная манипуляция твоего отца? – воскликнул парень, и я приложила палец к его рту.

– Но он не заставлял тебя делать конкретный выбор. Ты сам решал. В чём тут манипуляция? Он просто создал безвыходную ситуацию с ограниченными средствами спасения и наблюдал за результатами. А вот им… – я вздохнула и покачала головой. – Lux Veritatis ты тотчас же рассказал, что Король наверху, хотя я доверила эту тайну тебе.

– Это та правда, которую преступно утаивать. Я мог бы скрыть её, но как бы я себя чувствовал?

Отвратительно бы чувствовал. Для Рандарелла молчание было бы сродни предательству, и он бы грыз себя сомнениями и обвинениями. А вдруг из-за его утаек погибнут люди? Это же Король, а не рядовой демон! Я всё это знала, а потому не огорчалась.

– Твоё чувство долга крайне высоко. И ещё ты ненавидишь моего отца, оттого и не смолчал. И… ты просто не подумал, что будет со мной, когда ты им расскажешь. И я не подумала.

– Я переживал за тебя. Я надеялся, что он не узнает, кто сообщил Lux Veritatis о приходе бессмертных.

– Тогда это ещё хуже, – повторила я слова Сайтроми. – Я подставила отца и поплатилась за это, а ты подставил нас обоих, – я понимала, что мои обвинения терзают Рандарелла ещё пуще, а потому заторопилась уйти. – Я… зайду к тебе… как-нибудь ещё.

Парень понуро закивал. Сколько ещё продержат пленников, пока бессмертным не надоест эта идея или в обмен на людей им не предложат нечто ценное? С моим растоптанным настроением я решусь прийти разве что через новую тройку дней. Уход за пленным – всё, что могла предложить сейчас Рандареллу. А втайне я злилась на него и на Сайтроми.

Бессмертие не излечило больной глаз, и отец продолжил настаивать на вживление другого. Мне не хотелось ждать дня, когда Король потеряет терпение и привяжет меня к кровати, чтобы Костюмеры насильно провели операцию, и я согласилась. Тяга к самобичеванию сладко нашёптывала, что Рандареллу в разы трудней, так что моя боль – лишь крохотная плата за то, что приходится сносить ему.

Операция ввела меня в ещё большее уныние, и, кутаясь в желтоватых простынях, я думала, что раскалывавшая череп боль точно убьёт меня. Здравствуй, Лес? К счастью, обошлось без борьбы за воскрешение. Мне снилось, что тело обволакивают зеленоватые щупальца, а голос нашёптывает, какая я уникальная и замечательная, а все эти презренные черви кругом не достойны и мысли о них.

Но, в каком-то смысле, я тоже была пленницей. Теперь мне можно было выдвинуть множество требований, впрячь в новые заботы и загрузить работой. А если откажусь, к Рандареллу больше не будут проявлять благосклонность. На самом деле я мечтала, чтобы его забрали отсюда, потому что тогда удавка на моей шее не будет такой крепкой. Чувствовала себя не менее скованной, чем мой друг. Сбежать вместе с ним? Сат’Узунд наверняка узрит этот исход и донесёт Сайтроми.

Во вторую встречу Рандарелл был словоохотливее. К нему два дня никто не приходил, даже мучители, и он начинал медленно сходить с ума от безысходности и одиночества. Он рассказывал о прошлом, о друзьях, о приключениях в молодости. Часть этого я знала, но всё равно слушала с удовольствием, сидя на маленьком стульчике. Служитель больше не просил освободить его, даже используя другой известный нам способ. Он понимал, что я не смогу убить его.

– Ты поведал старейшинам Лангзама о Короле. И после этого тебя отправили в качестве незначительного элемента в убийственную миссию? – произнесла я ошарашено. – Неужели они совсем не ценят таких, как ты – преданных, ответственных, хватких?

– Там… было сложно, – пожал плечом Рандарелл. Его губы покрылись коркой и кровоточили. – Меня вызвали в личные покои старейшины На-Ла, а потом я прибежал с новостями о бессмертном на Верхнем этаже. Мне и не поверили. Решили, что я брежу от лекарств. Но потом они переговорили между собой и решили, что в моих словах есть доля истины. Только они заключили, что мне кто-то рассказал, а я не мог указать на тебя и промолчал. Гаррел Лонденол, в чьих покоях мы беседовали, заверил служителей Лангзама и Риндожи, что я не приходил к нему, и все решили, что я отлучался куда-то за пределы резиденции встречаться с неизвестным докладчиком. И тогда старейшины разозлились, подумав, что я скрываю информатора, которого можно было бы допросить.

– И тебя послали сюда? Зарабатывать благословение Терпящей?

– На исправление. Так что я постарался уберечь тебя от глаз старшин Lux Veritatis, как мог. А ты обвиняешь меня в том, что я не подумал о твоём благополучии, – парень часто поглядывал на мой раскрасневшийся левый глаз, который медленно приживался после операции. И не осмеливался спросить, что со мной делали.

– Знаешь, Рандарелл, я так мало слышала о Гарреле Лонденоле, хотя он вроде бы известная шишка в кругах церковников.

– Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе о старейшине На-Ла? Прости, ты ведь понимаешь, что я не могу.

И жаль. Я бы взяла на вооружение эти знания. Его «мамочка» обещала портить мне жизнь десятилетиями, и я не прочь была бы обезопасить себя от её нападок, сдружившись с «сыночком». Или просто проведав о его слабых сторонах.

За день до встречи с Рандареллом я намекнула Цехтуу, что мы не такие уж разные, ведь я по прихоти Вселенной унаследовала и её таланты. Королеву демонстрация не впечатлила, и она заявила, что аномалия моих способностей ничего не доказывает. А потом вывернула мне руки силой мысли под таким углом, что, не приди на помощь Сат’Узунд, с рвением любящей матушки загородившей меня от злобной сестры, Цехтуу точно выдрала бы их из плеч.

– Тебе не нужно напрашиваться на унижение, – гладя меня по голове, сказала слепая Королева. И в её объятиях я действительно чувствовала себя ребёнком, попавшим на руки матери.

– Да, конечно, – возвращаясь в настоящее, произнесла я. – Почитаю в личной биографии Гаррела о том, сколько он съедает яиц в день.

– Забавно, – ухмыльнулся Рандарелл и поморщился. Он доставал ногами до пола, но длина цепи не позволяла ему сесть, только повиснуть на врезавшемся в кожу металле. Это было мучительно, и я обещала притащить что-нибудь достаточно высокое, чтобы служитель расслабленно опустил на это своё тело. – Могу рассказать только общие сведения, которые известны всем. Только не понимаю, зачем он тебе?

– Он пытался меня убить, – солгала я.

– Не удивительно. Говорят, этот малый стольких демонов за свою жизнь переубивал, что даже прославленным воинам Риндожи не снилось.

Рандарелл многое поведал в этот день, даже не догадываясь, сколько значимого я почерпнула из его слов. Он, действительно, избегал щекотливые темы, но всё читалось между паузами: об упрямстве церковников и безнадёжности, в которую служители погружались, как в зыбучие пески; об артефакте, который обязан существовать вопреки всеобщему скептицизму, потому что бессмертные не будут нервничать из-за выдумки; о чувствах, которые Рандарелл не успел выразить раньше.

– Каждая наша встреча хуже предыдущей, – ненатурально весело выдал парень. – Тебя не будут искать? Ты не первый час пропадаешь со мной.

– Нет. Я не тороплюсь.

– Зато я ушёл бы отсюда.

Я покачала головой. Наверное, он плохо понимал это, но, отказываясь помогать Рандареллу, я спасала его. За пределами своей тюрьмы служитель будет уязвим, и тогда его выследят и убьют.

– Если ты попробуешь сбежать, никто не будет играть с тобой в догонялки. Никакого второго шанса, – предупредила я. – А здесь… ты хотя бы останешься жив.

А потом, если повезёт, его выкупят церковники, и парень вернётся домой. Он слишком измотан, и его не пошлют на очередное задание сразу же после возвращения. Рандарелл окажется в безопасности.

А при худшем раскладе… Но и тогда он будет жив и дождётся освобождения. Всё лучше, чем напрасная гибель.

– Я не согласен, – парень дёрнул головой. – Хотя наши мнения часто не совпадают. Я всё равно ценю твои старания. Ты… не подаришь мне ещё один поцелуй?

Наш маленький пузырь откровенности, условно расширившийся до размеров клетки, вмещал все те мягкие, интимные штрихи, о которых не говорят, но которые отчётливо ощущаются находящимися в нём. Несмотря на смесь переживаний, по большей части негативных, которыми нас одарили последние дни, мы чувствовали тягу друг к другу. Нам обоим не хватало этих условно спокойных минут, когда не нужно никуда торопиться и можно просто смотреть друг другу в глаза.

Я встала вплотную к парню и приблизила лицо. Его губы были жёсткими, но что поделать. Рандарелл придвинулся и положил руку мне на голову. Я с запозданием сообразила, что это неправильно, потому как цепь не позволила бы ему дотянуться.

Под рёбра вошло золотое лезвие из чистой энергии. Следов на теле не оставляет, но невыносимо больно. Рандарелл попытался подхватить меня при падении одной рукой, однако сам был слаб и навалился сверху.

– Давай, добей её быстрей, пока она не позвала демонов! – потребовали со стороны входа.

– Нет, она не позовёт. Ты ведь знаешь, что тогда побег прервётся, и нас всех убьют, – обратился Рандарелл уже ко мне. – Я уверен, ты лучше пролежишь в тишине, чем подстроишь мою гибель.

– Рандарелл… – я попробовала схватиться за золотое лезвие, но кожу невыносимо жгло. Все эти дни он копил силы на создание этого оружия? – Нет, не уходи! – я схватила его за рукав и содрала висевшую на слабых нитках ткань. Магия света уже скручивала мои внутренности так, что хотелось выть. – Ты точно погибнешь!

– Зато попробую вырваться на свободу, – затараторил служитель. – Неужели ты не понимаешь? Никто не гарантирует нам свободу! Нас могут продать работорговцам с Ролуангэ! Или бандитам! Мы будем служить ужасным людям! Я не хочу такой жизни! Я лучше умру сейчас, чем стану волочить жалкое существование, молясь вырваться из нового невольничества! Тебе то важно, чтобы я был жив, но ты не представляешь, каким кошмаром может обернуться наше будущее! Когда над тобой издеваются каждый день, используют, гоняют, как домашнего питомца! Я не вынесу такого, Умфи… Нахиирдо!

Подумав, Рандарелл выдернул золотое лезвие, и оно тут же растаяло. Я глубоко вдохнула и сжалась на полу.

– Прости. Я не экспонат, которым можно любоваться, пока живёт, – пятясь к выходу, проговорил парень. – Я хочу быть свободным.

И ведь он был прав: я не позову бессмертных, потому что тогда беглецам подпишут смертный приговор. Возможно, Рандареллу и остальным даже удастся скрыться от преследования Спустившихся. Мне хотелось этого не меньше их, но надежд было мало.

Я положила ладонь на живот, внутри которого ещё пульсировала боль, и приподнялась. Служитель кивнул мне на прощание и развернулся, чтобы вновь исчезнуть из моей жизни. Но ему не позволили. Рандарелла с силой ударили, и он очутился на полу в паре шагов от меня. В помещение влетел Хройте и, молниеносно оценив ситуацию, тут же подскочил ко мне.

– Вы ранены? – он посадил меня, придерживая за спину. – Я помогу.

– Лучше закуй его, – я указала на Рандарелла. – Никто не должен знать, что он мог сбежать. И не смей рассказывать Королю!

– О побеге остальных всё равно узнают. Некоторые пойманы, но другие дали дёру. Ну… ладно. Вы сами расскажите историю этого служителя и обеспечите ему алиби. А сейчас… – Хройте взялся за подмышки и поставил меня на ноги.

– Ты не представляешь, как помог мне, – произнесла я, радуясь, что самого страшного удалось избежать.

========== Глава 37 ==========

Глава 37.1

Прошлое, настоящее, будущее

Есть ли смысл помнить что-то настолько давнее, настолько вросшее корнями в древность, что могло бы подпирать небосвод и землю?

Память бессмертных не идеальна. Картины старины всё равно меркнут и зарастают травой новых событий. Никто не может визуализировать своё прошлое в совершенстве, да и нужды в этом обычно нет.

Однако кое-что Сайтроми помнил досконально. Он сам не любил думать о прошлом, но и отдать все эти образы как дань незаметному для его неувядающей сущности времени не был способен. И те иногда пробуждались в сознании, как яркие маяки, сигналя из невозвратного.

Сайтроми хорошо помнил, как впервые стал собой. Нынешним собой. То было рождение неполноценности, и чувство это свербело внутри Короля. Всего казалось мучительно мало: воздух не мог правильно заполнить лёгкие, а свет не доходил до сетчатки глаза. Да и его самого стало как-то мало. Из него вырвали кусок, и в том месте, где он рос, теперь зияла пустота. Её хотелось заполнить. Это не совсем то же самое, что оглохнуть или ослепнуть, Сайтроми понимал это. Но теперь у него было другое зрение, и его стало меньше; у него был другой слух, и звуков поубавилось; другие пальцы, отчего движения казались скованными.

Настоящая пытка – ощущать себя потерянным, ополовиненным, неполноценным. В итоге он привык, но недоумение от решения Терпящей и некоторая обида сохранились. Ведь разъединённые слабее.

Сайтроми с появления на свет знал, что значит жить в семье. Нужно было мириться с присутствием других, привязанных к нему и являвшихся объектом привязанности. Эти связи не рождались вместе с живым существом, а образовывались со временем. Так, Король примирился с братьями и сёстрами, Терпящей и невозможной дочерью. Но неизменно считал, что любовь к родственникам – понятие неверное и неподходящее их странной семейке. Ладно, Сайтроми мог бы ещё поверить, что отношения со старшими и младшими дозволено называть симпатией к братьям или сёстрам. Да только была Сат’Узунд, и тут стандарты рассыпались на бесполезные буковки. Её Король любил эгоистично, инстинктивно, той самой частью себя, которая даже бессмертное создание заставляет проверять, ровно ли бьётся сердце и не отвалилась ли за ночь рука. Если бы Сайтроми не испытывал подобного к Сат’Узунд, это означало бы, что он не любит себя. Такая привязанность не возникает из долгого общения и не крепнет с годами. Она была с ним всегда.

– Мы так неполноценны, – задумчиво изрекала Сат’Узунд, вызывая у Хатпрос приступ хохота. Каждый раз, пока ирония не превратилась в совсем уж вязкую смолу. – Зачем было делать нас такими?

– Я помню… – подхватывала Цехтуу, и то были редкие моменты, когда она говорила в унисон с безглазой Королевой. – Я была настолько могущественной, что могла порвать ткань пространства и времени… а затем создать свой собственный мир внутри этого мира. Любознательность вела меня дальше. Кажется, эта черта полностью перепала Цеткрохъев.

– А я могла видеть… всю Вселенную, – щупая подушечками пальцев выемки блюдца, проговорила Сат’Узунд. – Я могла видеть мир перед собой, за пределами пространства и даже времени.

Сайтроми смутно помнил ощущения, о которых рассказывала сестра и которые, по идее, были для них общими. Наверное, в такие невесомые облачка превращаются сны у тех, кто их видит. Никогда не спавший Король не сумел бы описать то, что не испытывал, но теперь, думая о помутневших воспоминаниях, он полагал, что понимает это явление. Для него сном сделалась его прошлая жизнь, когда он был един и совершенен.

С точки зрения смертных стоны о былом могуществе – слёзы зазнавшихся богов, которым всего мало. На самом деле, едва ли Спустившиеся и Поднявшиеся в состоянии уразуметь, какого это – угаснуть наполовину. Развалиться на части и жить калекой, осознавая свою нынешнюю ущербность по сравнению с прошлым. Шестеро могучие, обладают яркими индивидуальностями, не страшатся смерти, но шрамы будут саднить вечно. Фантомные боли от невозможности соединиться с рядом стоящим иногда будут возникать у каждого из бессмертных. С этим Сайтроми тоже уже примирился.

Должно быть, только он до сих пор и вспоминал это каверзное чувство единства. Потому как уже в первую войну с людьми Цехтуу действовала настолько своенравно, не опираясь на мнение не только младших, но даже полноправного старшего Цеткрохъев, что вывод напрашивался сам собой: они быстро научились быть независимыми. Чтобы узнать желание Х., уже не нужно спрашивать Хатпрос и Хат’ндо. Да и никакого Х. больше не существует – есть только две независимые друг от друга личности, а взбрести им в головы по отдельности может всякое.

Ошибкой было бы принимать две единицы за одну, коль каждая имеет свой неповторимый изгиб и закорючки. Оттого и нет никаких противоречий в том, что Сайтроми одобрил войну с людьми, а Сат’Узунд отказалась участвовать в ней. По крайней мере, в первых конфликтах. Король так и не решил, что в этой отстранённости имело первостепенную значимость: забота о Спустившихся, милосердие к людям, которое, впрочем, у Сат’Узунд было переменчивым и нестойким, или же нацеленный в будущее взгляд?

После очередной войны почти вся Шестёрка разбегалась по владениям, но перед этим они много месяцев проводили вместе, собирая по кускам разрозненный и побитый народ, придумывая поощрения, восстанавливая экономику и совещаясь о том, что делать дальше.

– Разве не задумывалось так, что трое из нас поддерживают верхнюю половину Клепсидры, а другие трое – нижнюю? – как-то раз, испытав разочарование от очередной безрезультатной войны, спросила Сат’Узунд.

– Плохое разделение, – кривился Сайтроми. – Может, Терпящая и задумывала так изначально, но даже Она видела, что мы не будем жить по трое на половине.

– Тогда благоразумней разделить на двух и четверых, – безглазая Королева услышала, как недовольно цыкнула Цехтуу. Та всегда начинала злиться, когда речь заходила о провинившейся Матушке. Сат’Узунд успокаивающе протянула руку в сторону вспыльчивой сестры, и та пришла ей на помощь, подставив слепой своё предплечье.

Встав рядом, хрупкая Сат’Узунд и плечистая мощная Цехтуу выглядели контрастными иллюстрациями разных приоритетов. И внешне, и характерами они сильно различались, но, даже будучи такими непохожими, поддерживали друг друга. Само собой разумеющееся. Наверное, они так были воспитаны: в дружбе и согласии, чтобы не разрушить всё живое в порыве ярости друг на друга. Если бессмертные и ссорились, то не втягивали в разногласия посторонних, и выясняли, кто прав, исключительно между собой. Мудро и безопасно для смертных.

Прочные толстые рога Цехтуу кричали о её превосходстве и силе. Тонкие, расходившиеся сучками рога Сат’Узунд дополняли её изящный образ. Сайтроми любовался ими, но не внешним проявлением, а сочетанием того, как они выглядели, и бьющей изнутри мощью, что проявлялась в гротескных чертах. Чуть больше старшей сестрой и чуть меньше второй половиной, потому что… смотрел на Сат’Узунд как на подобие своего отражения. Сайтроми был не из тех, кто наслаждается собственной внешностью: черта, присущая скорее двум Х. Его, изучавшего натуры и характеры, интересовали более практичные вещи.

А на устойчивой полочке лежала ещё масса воспоминаний разной степени запылённости. Вот Сайтроми стоит на пепельном поле, некогда бывшем богатым и оживлённым городом. Сат’Узунд так спокойна и прекрасна, что, глядя на неё, не верится, как она могла одним махом уничтожить поселение из тысячи Спустившихся. Она объясняла это неотвратимостью, перечёркивавшую неблагоприятное будущего. Даже Сайтроми не ведал, сколько проблем жители этого поселения могли бы принести им потом. Он попросту не мог этого знать, потому что не видел грядущего раньше, чем оно наступало. И оттого уверенность сестры и её незыблемая вера в правильность поступка вызывали у него холодок. Короля не смущала её жестокость: они все знали о необходимости творить зло для достижения лучших результатов. Шестеро влияли на баланс через творение и убиение, и их это никогда не смущало. Они были смастерены для того, чтобы стать вершителями. Только необходимость для Сайтроми вырисовывалась из предпосылок и наблюдаемых явлений, а не обозревания будущего. Ещё странней думать, что когда-то для некоего существа С. это было нормой: в равной степени оперировать настоящим и грядущим.

Сат’Узунд улыбнулась ему светлой и немного грустной улыбкой, как всегда делала, когда Сайтроми надолго замолкал. Она чувствовала в нём несогласованность или сомнения. Сейчас, в пасмурном настоящем, его бы это задело. Король тяжело переживал отчаянное решение сестры убить Нахиирдо, чтобы наделить её бессмертием. Не мог угасить обиду, хотя отчасти и одобрял смелость Сат’Узунд. Суть в том, что она не способна поставить себя на одно с ним место, а значит, не может вобрать в себя всю его боль. В ней не было такой пылкой и неестественной любви, развившейся в Сайтроми, и только благодаря этому она решилась. Король без неё не справился бы, но, даже понимая это, он чувствовал себя преданным. Всё же не для того доверил сестре тайну о дочери, чтобы Королева рисковала перечеркнуть результат её жизни.