Текст книги "Шесть с половиной ударов в минуту (СИ)"

Автор книги: Altegamino

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 81 страниц)

Утром к мастеру Шитро забежал его давний приятель – господин среднего возраста с густой бородой. Незадачливые родители дали ему несозвучное имя Гтек, как будто торопились отделаться от необходимости придумывать название вылезшему из женской утробы существу. Меня всегда поражало, как быстро этот человек мог бегать взглядом по предметам. Его интересовало всё, что попадало в поле его зрения, и при этом ему хватало секунды, чтобы оценить любопытный объект. Вот почему мне всегда становилось немного не по себе, когда он смотрел на меня дольше этого времени.

Я завтракала, когда этот господин, вальяжно перешагивая порог, приветственно поклонился хозяину дома. Приземистый и полноватый, он казался неуклюжим, когда пытался придать своим движениям невозможную для его комплекции грацию.

– Утро доброе, Гтек, – похлопав его по плечу, сказал мастер.

– Доброе? Не в этом мире, старина Шитро, – отозвался гость, заканчивая секундный осмотр комнаты. – У тебя новый заказ? Я тоже работаю над вазой для украшения чьей-то гостиной. А вот картина, я смотрю, прежняя. И всё такая же живописная.

Последние слова относились ко мне. Как и раньше, Гтек приветствовал меня улыбкой и комплиментом. Был убеждён (или делал вид), что девушкам похвалы необходимы, как вода цветам.

– И как ты терпишь этого старого беса? – Гтек кивнул в сторону хозяина дома. – Если он тебе надоест, приходи ко мне. Я всегда найду применения талантам такой юной девушке, как ты.

Он подмигнул мне, и это было мерзко. Ещё с первой нашей встречи я догадывалась, какие таланты особенно ценил этот человек.

Неприятный тип. И посредственный мастер. Но у него имелся один весьма полезный талант, а именно дар убеждения, так что Гтек умудрялся продавать свои скромные творения по завышенной цене. Даже своему другу, мастеру Шитро, он всегда умело заговаривал зубы. Опасно знаваться с таким человеком.

Когда он, обговорив какие-то дела с Шитро, наконец-то ушёл, я ощутила, каким лёгким стал воздух.

И где мастер познакомился с этим типом? Хотя что тут удивляться: друзей у господина Кунатека, можно сказать, не было вообще. Только клиенты, да вот ещё один приятель сыскался. Это было закономерно: даже если бы мне захотелось оставить положительные впечатления о Шитро, я бы не смогла. Как и отрицательные. У меня вообще не складывалось никаких впечатлений об этом человеке. Он был слишком… поверхностным. В его душе было так мало полочек, на которые следовало складывать собираемые по жизни полезности, что заглядывать на них – сплошная скука. Он как старый деревянный комод, в котором давно ничего стоящего не хранится, но вместе с тем он не занимает много места и не раздражает своим видом.

Позавтракав и пожелав мастеру Шитро хорошего дня, я направилась в самое спокойное место – за пределы города. Там можно было подумать, не боясь быть потревоженной. За ворота редко кто выходил, поэтому там всегда было безлюдно и тихо. Мне нравилось садиться на продолговатый камень возле стены и смотреть на бескрайнюю степь. Я знала, буквально чувствовала, что вся эта махина наполнена жизнью, которая копошится, скачет, летает, ползает и ходит там, за пределами взора. Вот только город, который никогда ничего не замечал, не мог этого увидеть.

В этот раз мне не удалось побыть одной. Возле стены я заметила фигурку ребёнка, который скакал возле моего камня. А на нём восседала особа, хорошо мне знакомая.

– Тигоол, – прошептала я, удивлённая её присутствием.

Имя достигло хозяйки, и она повернула ко мне голову. Её матово-белая кожа поблёскивала на солнце. Пепельные волосы в этот раз были совсем короткими, хотя в прошлую нашу встречу девушка красовалась замысловатыми косами. На ней была мужская рубашка, слишком большая для неё, и короткие штаны. Тигоол была похожа на человеческое существо, не считая двуцветной радужки глаз (плавный переход от синего к фиолетовому) и треугольного зрачка, но при этом являлась представителем Спустившихся. Она оказалась единственным жителем Нижнего мира, с которым я общалась.

Мы случайно познакомились около десяти лет назад: вызвала её, сама того не желая. Тигоол оказалась приятной особой, несмотря на ворчливость и жалобы на жизнь. Ко мне она прониклась внезапным интересом, почуяв во мне силу Сайтроми. Её рассмешил тот факт, что я его дочь. Завладев любопытством Тигоол, я получила возможность разговорить её. История Спустившейся показалась мне забавной, хотя сама она так не считала. Девушка вдоволь нажаловалась мне на свою судьбу, опуская при этом имена виноватых, чтобы те потом не прислали ей открытки с предложениями удавиться. Тигоол поведала мне, что одна из Шести, а именно Цехтуу, старшая сестра моего отца, наказала её. И за что? За неудачную шутку!

– Я просто сказала, что они единственные из всех Спустившихся, у кого есть эти… – девушка пошевелила указательными пальцами над головой. – Мне показалась… смешной закономерность, что эти козлиные и овечьи штучки есть у наших любимых господ. А эта вспыльчивая особа нашла мои слова оскорбительными!

– Конечно, – скрывая улыбку, сказала я. – Ты ведь сравнила самых сильных представителей своего рода с рогатым скотом, используемым людьми для получения продуктов питания.

В качестве наказания упоминаемая Тигоол «вспыльчивая особа» заставила её – какая ирония! – помогать людям, приходя на их «зов». И под “зовом” понимались всякие звукоподражательные выкрики. Иными словами, ничего не подозревающему счастливчику, зачастую пьяному вдрызг, нужно было помычать или поблеять, и тогда приходила вечно сердитая Тигоол и со зверским выражением на лице заявляла, что выполнит любое желание. Вот только обычно к середине фразы от человека оставались лишь сверкающие пятки, едва заметные вдалеке, если у него хватало сил встать, само собой. Поэтому взрослые представители человечества редко получали свой «приз». Чаще эта удача выпадала на долю детей. Конечно, кому ещё придёт в голову передразнивать коров, овечек или козочек, как не этим маленьким неугомонным созданиям? Неомрачённые предрассудками взрослых, далёкие от религии и суеверий, дети не боялись Тигоол. Для них она была не демоном, а волшебницей.

Поэтому я совсем не удивилась, заметив рядом с моей старой знакомой пятилетнюю девочку, радостно машущую руками.

– Настоящая фея! – восторженно кричала она.

– Маленькое чудовище, какая я тебе фея! Видишь, Нахиирдо, что мне приходится терпеть! – воскликнула Тигоол с несчастным видом, и я вздрогнула: так давно не слышала своего настоящего имени, что оно казалось мне почти чужим. За левым ухом снова зачесалось.

– Ты обязана помочь, забыла? – Заметила я. – Феи всегда исполняют по одному желанию тех, кто их призвал.

– Ух ты! – воскликнула девочка, а моя знакомая одарила меня негодующим взглядом.

– И что такая малявка, как ты, может желать?

Этот вопрос поверг ребёнка в ступор. Малышка вдруг осознала, что у неё в самом деле есть возможность попросить о чём-то одном, а хочет она… хочет она много всего! О, перевернитесь песочные часы нашего мира, если я не читала в глазах девочки лихорадочные попытки найти «то самое» в огромнейшем списке.

Пока ребёнок думал, Тигоол критично осматривала себя.

– Неужели я похожа на фею? У меня же нет крыльев!

– И вправду! – воскликнула девочка. – Где твои крылья?

Моя знакомая равнодушно пожала плечами, говоря тем самым, что малышка может сама придумать ответ. Я помнила, что у Тигоол было туго с фантазией, в противном случае она бы разглядела в этом вопросе возможность слинять от обязанности исполнить желание и уже воспользовалась бы им. Достаточно было просто разочаровать ребёнка, сказав, что она никакая не фея, и та бы сама махнула на Спустившуюся рукой и ушагала домой.

– Это главный секрет фей, – нашлась я, с заговорческим видом наклоняясь к девочке. – Их крылья видны только на солнечном свету. Посмотри на небо. Что там?

– Облака!

Тигоол прыснула и нетерпеливо постучала длинным ногтём по камню.

– Я очень занятая девушка! Пока ты думаешь, примерно полтора детей не получают исполнений своих желаний. Не веришь? Тогда я сейчас упорхаю к другой девочке.

– Нет, подожди! – Подпрыгнула малышка. – Я знаю, чего хочу! Чтобы ты нашла Персик!

– Что, опять искать пропавшего кота? Я больше этим не занимаюсь! Твоего кота съел песчаный крокодил. Закончили с этим.

– Нет! Персик – это не кот! Это кукла моей подруги, Милерты. У неё немного кукол. Если точнее, всего две, – затараторила девочка. – У одной такое красивое белое платье с такими кудрявыми штучкам по бокам, а ещё у неё на голове шляпка. А вот вторая, Персик, с кудряшками и в синем платье. У неё ещё румяные щёчки. И губы как будто накрашены. Мы всегда смеёмся, потому что она ещё маленькая, чтобы краситься…

– Довольно подробностей, – перебила её Тигоол. – Кукла с кудряшками и в синем платье. Что за унижение.

Она исчезла прямо на глазах, вызвав у ребёнка волнительный писк, и появилась спустя три минуты, держа в руках грязную от песка фарфоровую куклу.

– Сначала ты! – Предупредила девушка, держа куклу над головой у малышки. Девочка с недоумением захлопала длинными ресницами.

– Тебе нужно оставить фее что-нибудь на память. Так она всегда будет тебя помнить, – вставила я.

Такой ответ удовлетворил девочку. Она стала рыться в карманах, но, не найдя там ничего, оторвала пуговицу от передника. Я знала, зачем Тигоол собирает все эти безделушки. Ей важны не сами предметы, а энергия их хозяев, служащая доказательством, что девушка добросовестно отрабатывает наказание.

Девочка забрала куклу, поблагодарила фею, обещав всем рассказать, какая она красивая, и ускакала прочь.

– Теперь её подружки тоже будут меня эксплуатировать, – но несмотря на ворчанье Спустившаяся выглядела довольной. – Ты заметила, Нахиирдо?

– Что именно?

– Ребёнок пожелал что-то не для себя, а своей подруги. Милое дитя.

– Тебя это умиляет?

– Не все из нас, как твой отец, жаждет воевать, и не все из нас умиляются детскими локонами, как Костюмеры, или их почками, как Нагнетальщики, – объяснила Тигоол и добавила. – Повезло, что это не Скууфты утащили куклу, а то с ними свяжешься, так потом таких проблем наберёшься. Они тут где-то поблизости обитают: видела одного, когда искала куклу.

И когда она с её-то скоростью перемещения успевает натыкаться на других Спустившихся?

– А твоё желание?

– Я ещё не придумала.

Когда я случайно вызвала её, за мной закрепилось право попросить её о помощи, как только что сделала эта маленькая девочка. Но я не воспользовалась им. Обычно, когда кто-то из людей отказывался загадывать желание, Тигоол просто пожимала плечами и уходила. Но для меня, как особого клиента, она решила сделать исключение и закрепила за мной возможность обратиться к ней позже. Хотя, я думаю, ей просто нравилось при каждой нашей встрече ворчать на мою пустоголовость.

– До сих пор не придумала? – Она демонстративно закатила глаза. – Энергия от твоей неисполненной просьбы висит на мне, как якорь. Я боюсь попадаться на глаза Цехтуу, потому что она тоже видит его и ругает меня за бездельничество.

– Передавай ей привет от меня.

– О, Нахиирдо, – снисходительно протянула моя знакомая. – Неужели ты и вправду думаешь, что кто-то из Шести, не считая твоего отца, тебя знает?

– Было бы здорово услышать отрицательный ответ.

Но, по правде сказать, мне стало как-то не по себе. Конечно, Цехтуу не догадывается о моём существовании, потому что я слишком незначительный элемент. Тот факт, что я дочь её брата, скорее разозлил бы её, нежели обрадовал. И проблема этого – главная причина моих страданий: Спустившиеся обращали внимания, в первую очередь, на мою человеческую сущность, а люди видели во мне демона. Несправедливость в квадрате.

Тигоол исчезла, не попрощавшись. «Домой» я не торопилась. У мастера сегодня был выходной, и он отпустил меня погулять, чем я не преминула воспользоваться. Да и старику больше нравилось оставаться наедине с собой, что являлось невозможным, пока его помощница бесцельно крутилась рядом. Меня не особо интересовала жизнь Шитро Кунатека, хотя я знала, что у него когда-то была жена: её фотографии пылились на книжной полке. Вероятно, она умерла от болезни, так как казалась ещё молодой для естественной смерти, или в результате несчастного случая. Кто знает? Шитро не торопился делиться со мной воспоминаниями. На тоскующего по жене человека он не походил ни разу, но и счастливым не выглядел. Так, нечто среднее между человеком и мебелью. Доживающий свои годы старик. Но руки у него были золотые, вот уж чего не отнять. Сохранись у него искра в душе, он бы мог создавать шедевры, а так – делал свою работу механически. Как говорится, руки-то помнят.

Мастеров в городе было хоть отбавляй. Куда ни глянь – везде вывески мастерских, одна другой краше, зазывают, внушают, обещают. Торговцы и ремесленники вообще были самыми прыткими и наглыми жителями. Вцеплялись в клиентов похлеще попрошаек. Я успела подметить закономерность, что в селениях, где мало религиозных культов и служителей Терпящей, самой мощной и заметной силой становились ремесленники и торговцы. Последним не обязательно было иметь своё место на рынке. Многие из них ходили по улицами и совали товары прямо под нос мимо идущим.

– Смотри, какой платочек, – срывая с пояса ткань с изящной вышивкой, воскликнула женщина. – Тебе он очень подойдёт, особенно твоим синим, как глубины океана, глазам.

Я жестом дала ей понять, что не заинтересована. Пока шла от одного конца улицы до другого, ко мне подошли ещё пятеро. Их назойливое щебетание раздражало и отвлекало от раздумий.

Можно отправиться в библиотеку – единственное значимое место этого города. В нём вообще не было, на что посмотреть: ни достопримечательностей, на которые слетались бы туристы (идиотского вида фонтан не считается, так как едва ли он мог кого-то впечатлить), ни памятников древности, хранящих в своих чертах воспоминания о минувших годах, ни просто красивых уголков, в которых душа отдыхает. И лишь старая библиотека оставалась царством знаний, пускай зачастую искажённых чужим восприятием. Но она была открыта три дня в неделю, да и то, наверное, лишь потому, что закон обязывал: если в средних или крупных селениях не было ни одного заведения, помимо школ, в котором люди могли бы просвещаться, это считалось нарушением права человека на самосовершенствование. А это влекло за собой штрафы, недовольства, бунт и ещё невесть какие непотребства.

На одной из улиц меня окликнула ещё одна знакомая. Прямо день встреч какой-то.

– Добрый день, Умфи, – позвал меня голос.

Я остановилась и ответно приветствовала госпожу Дойри, самую частую клиентку мастера Шитро. Она стояла в дверях своего дома, закутанная в сиреневую шаль. Длинная тёмно-бежевая юбка подметала мостовую. Я заметила, что вид у неё был болезненный, а под глазами залегли круги.

– Как дела у господина Кунатека? – Спросила женщина, поправляя тёмную чёлку, чтобы она не лезла в глаза. – Он уже закончил починку моей вазы?

– Почти. Приходите за ней через день.

– Восхитительно!

И в этот момент у женщины из носа потекла кровь. Дойри схватилась за дверной косяк и сползла на порог. Хоть мне и было абсолютно всё равно, скончается она тут же или нет, я подоспела к ней на помощь. Просто потому, что слишком явное безразличие к чужой беде также порицалось в человеческом обществе. В лучшем случае, можно было отделаться косыми взглядами и шёпотом за спиной, что меня совсем не пугало, а в худшем… Кто знает, до чего может дойти людское осуждение. Я всё ещё плохо понимала их взгляды на жизнь, а потому притворялась добросовестным человеком – от греха подальше.

Я завела женщину в дом и положила её на кушетку. На боку у неё выступили пятна крови, и Дойри попыталась скрыть их от меня, загородив шалью. Только сейчас я заметила, что на правой руке не хватало пальца.

– Вам нужен доктор, – я констатировала факт.

– Постой! – Женщина вцепилась в моё запястье дрожащими пальцами. – Я боюсь умереть! Пожалуйста, не дай мне умереть!

– Успокойтесь, – невозмутимо сказала я. – У вас есть какие-нибудь лекарства?

Дойри закрыла лицо изуродованной рукой и заплакала. Пришлось повысить голос, чтобы сосредоточить её внимание на мне, а не на истерике.

– Посмотрите на меня! Где вы храните лекарства, бинты, мази?

– В кухне… на полках…

Я оставила женщину в комнате. Я волновалась, но лишь самую малость. Для меня Дойри была сорванным цветком, который мне следовало поставить в вазу с водой. Тогда он простоит дольше. А если ещё менять воду, то он увянет лишь через неделю, не раньше. А что такое неделя, как не целая жизнь для цветка?

Я зашла на кухню и едва не провалилась в дыру в полу: большой прямоугольный лаз в подпол был открыт. Переносная лестница стояла в углу комнаты, и несчастливому гостю светил перелом ног, не заметь он провал.

Я осторожно обошла дыру и приблизилась к шкафам. На столе напротив заметила уже засохшие следы крови. Что, перевернись мир, произошло в доме этой женщины? И почему она, будучи раненной, вместо поиска лекаря вежливо беседовала со мной?

Осознание этой странности пришло только сейчас. Почему все правильные мысли – такое ленивые и вечно опаздывающие материи?

Прошелестев в воздухе, в бок мне воткнулся болт. Ахнув, я свалилась на пол. В дверях я заметила хозяйку с арбалетом в руках. Изумительно, как при её-то ранах она ещё держалась на ногах.

Молодец, Нахиирдо, ты едва не умерла!

Оправдывать себя не буду – мою бдительность усыпили настоящие повреждения на теле женщины. Отрезанный палец, кровотечение из бока и носа – не игра и не притворство. Меня не удивляло, что некоторые личности симулировали болезни, но когда действительно раненые люди вдруг всаживают тебе болт под рёбра – это немного неожиданно даже для много повидавшей девушки, вроде меня.

К счастью, женщина либо плохо целилась, либо вообще выстрелила наугад, поэтому никакие органы задеты не были. Я бы сказала, что поцарапало бок, но я всё же потеряла сознание от болевого шока, а пришла в себя, уже будучи привязанной к стулу. Судя по освещению, бочкам и ящикам вокруг, можно было сказать, что меня поместили в подпол.

– Так ты ещё жива? – Удивилась женщина.

– Если хотела убить одним выстрелом, надо было целиться в сердце или голову, – фыркнула я и поморщилась от боли: бок жгло, как будто к нему прислонили раскалённую кочергу. Запястья были наспех примотаны к ручкам стула… верёвкой. Глупая, глупая незадачливая убийца.

Я успела краем глаза заметить двух предыдущих посетителей подпола, точнее то, что от них осталось и теперь было сложено в ящичках у стены. Душок стоял омерзительный.

– У тебя прекрасные глаза, – прихрамывая, женщина направилась ко мне с ножом. – Я хочу твои глаза.

Её била мелкая дрожь. Я уже догадалась, что попалась на хитрую уловку Сменщика. Костюмеры не чувствовали боли и могли нанести себе повреждение любой тяжести. Так что если раны и были настоящими, то муки от них – нет.

Я разлеглась на стуле безвольной куклой, показывая свою беспомощность. А тем временем незаметно подпалила верёвки на запястьях. Лёгкий запах горелого, к счастью, был поглощён витавшим в погребе смрадом.

Дойри доковыляла до меня. Я терпеливо ждала, пока она приблизится. Мне пришло в голову, что в данной ситуации белый огонь был бы не очень полезен, и решила прибегнуть ко второй способности. Я редко использовала её, поскольку она отнимала много сил, но стоило рискнуть. Я сосредоточилась. Умение длилось от силы полторы секунды, но это могло бы спасти меня.

Когда женщина наклонилась ко мне, я переслала ей в разум видение. Всего полторы секунды, но она видела и думала совершенно о другом, и настоящий мир перестал существовать для неё. Я с силой дёрнула руки, отчего подпаленные верёвки лопнули, рывком выхватила нож из рук Дойри, всадила его ей в плечо и оттолкнула женщину ногой. Игнорируя боль, я вскочила со стула, но не рассчитала силы и присела на колено. Я ожидала ответного нападения и уже пожалела, что отказалась от атаки огнём, как заметила, что женщина… стонет на полу. Стонет от злости и… боли! Это было невозможно, потому что Костюмеры не чувствовали ничего. Изначально она притворялась, чтобы одурачить меня, но какой смысл кататься по полу и кричать теперь, когда её жертва убегала? Это было абсурдно…

Я выскочила из подвала, кое-как передвинув тяжёлую крышку, заперла лаз и обессилено прислонилась к стене. Только тогда у меня получилось отдышаться и собрать мысли в кучку. Неизвестно, сколько я так простояла, но моя полудрёма была прервана новыми посетителями страшного дома. Они напугали меня до дрожи, и я схватила первое, что попалось под руку. Трое незнакомцев вперили в меня настороженные взгляды, и до меня вдруг дошло, о чём они подумали. А сейчас эти люди найдут раненую Дойри, которую я сама же и заперла в подвале, и решат, что это я здесь главный мясник. Но я всё же попыталась оправдаться, надеясь избежать недоразумений.

– На меня напали! – выпуская предмет защиты из руки, сказала я.

Незнакомцы, пугающе молчаливые, переглянулись, как будто обменивались мыслями. За их спинами топтался четвёртый.

У меня внутри всё похолодело, когда под полом раздались стоны. Я нервно сглотнула, опасаясь худшего, и отошла в угол комнаты, предоставляя людям возможность самим во всём разобраться.

– Я безоружна!

– Мы спустимся. Вы присмотрите за ней, – самый старший повелительными кивками раздал указания.

– Не подходи к ней слишком близко, Рандарелл, – сказал другой мужчина. – Она может быть Костюмером.

– Рандарелл? – переспросила я, разглядывая четвёртого посетителя.

– Умфи? – был его удивлённый вопрос.

В самом деле – сплошные встречи.

========== Глава 3 ==========

Глава 3.1

Добрые люди

– Она не уходит, – полушёпотом произнесла миниатюрная полноватая старушка, украдкой выглядывая в окно. – И не похоже, что она в состоянии сделать хотя бы шаг.

– Нам что с того? – рыкнул её муж.

– Как что? А если этот ребёнок откинется прямо на нашем пороге? Что соседи станут говорить?

– Нам теперь что, каждую попрошайку вести в дом?

– Но она села возле нашего дома и не сходит с места. Это что-то значит.

Так супруги и спорили, пока на улице не стемнело. Девочка, пристроившись у входной двери, вероятно, решила сидеть так до самой смерти. Её упрямство не оставило старикам выбора, и они занесли дремавшего ребёнка в дом.

– Смотри, что с её одеждой! – воскликнула старушка.

– А чего ты ожидала от бездомной?

– Да я не об этом! Она прожжена в некоторых местах! И ноги! Посмотри на её ноги!

Женщина задрала полы грязного платья и оголила красные лодыжки ребёнка. В некоторых местах сгоревшая кожа сползла, в некоторых свисала опаленными лоскутами. Старушка покачала головой и принялась хлопотать над ранами, и даже её ворчливый муж заметил, что нужно бы поторопиться, а то малышка ведь страдает.

Так Нахиирдо поселилась в доме четы Нолим – одноэтажном деревянном строении с двумя комнатами и кухней. Она не говорила, ни как её зовут, ни откуда она, ни где её родители. Ребёнок вообще почти не разговаривал, и старики решили, что малышка переживает в душе какую-то трагедию. Возможно, её родителей убили, или произошёл несчастный случай, и пожар заглотил семейный очаг этого юного создания. В целом, Нолимы сошлись на едином мнении: не важно, что случилось в прошлом, главное – это последствия. А ими стал найденный на пороге ребёнок, которого хозяева дома приютили и уже не могли выгнать. И не только потому, что соседи начнут косо посматривать.

Они дали ей имя, которое девочка с годами забыла.

Первое время Нолимы и их новая сожительница приглядывались друг к другу. Девочка оказалась тихой и послушной, что не могло не радовать стариков, любивших, как и большинство людей их возраста, тишину и покой. Сами же хозяева дома оказались простодушными и добрыми людьми. Сутулый старик с лысеющей макушкой поначалу казался суровым и требовательным, но вскоре стал проявлять свою истинную мягкую натуру. Он был плотником и настрогал девочке несколько игрушек из дерева. Но та в них не играла, потому как… это занятие виделось ей глупым. Отец никогда не дарил ей игрушек, и она не понимала, что нужно делать с этими бесполезными предметами детских забав.

Госпожа Нолим была неповоротливой, и её мучили боли в суставах, поэтому часть домашних хлопот перешла к девочке. Поскольку на вид ей было не больше четырёх лет, её не перегружали обязанностями.

– Кажется, Терпящая всё же послала нам одного внука, – говорила женщина тем чаще, чем сильнее привязывалась к ребёнку. – Пусть и в такой неожиданный час. А то своих уже, поди, не дождёмся.

– Брось, старуха, что за пессимизм в разгар битвы! – господин Нолим сохранил с молодости непонятную браваду и часто представлял жизнь в виде воинских приключений. Это нравилось их новообретённой «внучке» и вызывало на её лице редкую улыбку.

Друзей у стариков не было. Соседи иногда заходили к ним, но крайне редко. Девочка тоже ни с кем не общалась, кроме Нолимов, но одиночество или желание погулять с другими детьми не гложили её.

Хозяйка дома сшила девочке пару платьев и пыталась научить её управляться с ниткой и иголкой, но процесс шёл туго. Её муж, в свою очередь, стал обучать ребёнка алфавиту, ибо не знать букв в её возрасте, по его словам, постыдное явление.

– Вот бы моя старушка ела столько же, сколько и ты, – смеялся господин Нолим, подмигивая девочке. – Иногда мне кажется, что у неё в животе сидит маленький человечек, который жуёт пищу вместе с ней. Оттого в неё и влезает в три раза больше, чем положено.

Жена беззлобно замахнулась на него полотенцем, но тут же заулыбалась. А малышка после этого разговора стала бить себя кулаком в живот, потому как боялась, что и у неё заведётся такой вот человечек.

– Когда подрастёшь, я научу тебя готовить, – обещала старушка, любуясь черноволосой красавицей в новеньком, недавно сшитом голубом наряде. – Возможно, свои блюда ты будешь есть с большей охотой, чем мою стряпню.

Госпожу Нолим действительно беспокоило, что малышка мало ела. Она, как и любая уважающая себя бабушка, пыталась дать ребёнку как можно больше. А их новая сожительница не просто упрямилась и воротила нос от сомнительных кулинарных шедевров, как делали все дети её возраста, а как будто не нуждалась в еде.

А вот что точно нравилось девочке, так это слушать истории на ночь. Как-то раз малышка сама попросила хозяйку дома читать ей сказки перед сном, и та с воодушевлением принялась вспоминать всё, что слышала от матери в детстве и сама рассказывала своей дочери. Как и было положено в их глубоко верующем обществе, большинство сказаний содержали религиозный подтекст или были созданы на основе Священных Писаний. И почти во всех в качестве главных злодеев выступали демоны.

– А кто это такие? – спросила девочка.

Старушка, округляя глаза и опускаясь до шёпота, рассказала ей много ужасных историй об этих коварных и страшных существах. И когда малышка уже преисполнилась ненависти к ним, госпожа Нолим вдруг показала на пол и сказала:

– Они живут там, снизу.

– Под вашим домом? – испуганно воскликнула девочка, и женщина рассмеялась.

– Нет, глупенькая, не под домом. Под землёй, в Нижнем мире.

Ребёнок удивлённо округлил глаза.

– Правда? Бедные Спустившиеся! Тяжело им жить вместе с демонами. Тогда понятно, почему они так хотят подняться наверх.

– Спустившиеся? Никогда о таких не слышала, – уверенная, что девочка сочиняет, сказала старушка. – Внизу живут только демоны.

Это утверждение странным образом задело малышку. Она принялась неожиданно рьяно спорить.

– Нет! Они есть! Мой отец рассказывал о них! Не мог же он солгать! Он не мог лгать!

Госпожа Нолим опешила от внезапной реакции ребёнка и не знала, как правильно ответить на неё. В итоге она прибегнула к самому распространённому методу, а именно прикрикнула на девочку. А про себя подумала, что тема демонов слишком сложна для столь неокрепшего разума.

Прошло примерно полгода, когда девочка впервые расплакалась, осознав, вероятно, что ничто уже не будет прежним. И жизнь, которую она чаяла дождаться, не наступит.

Малышка прожила в их семье чуть больше полутора лет и успела привыкнуть к ним. Она исследовала все уголки их дома: знала, где муж прятал бутылочки с едкой жидкостью, в каком порядке хозяйка дома любила раскладывать обувь, где скрывались веник и швабра. Она привыкла к манере старика Нолима подмигивать ей, когда у него было весёлое настроение, и высоким ноткам в голосе старушки, когда та пыталась понарошку сердито кричать. Добрые люди. Девочка не ставила им это качество в заслугу. Она вообще не замечала его. Ей казалось, что доброта – это что-то само собой разумеющееся. Отец был добр к ней. Монахини были добры, хоть и испугались её умения, которое она впредь скрывала, боясь повторения истории. А теперь ещё и эти двое. Гостья в семье Нолим не ощущала себя обязанной им за их ласковое отношение к ней и выполняла их указания не из чувства долга, а потому что не видела в этом ничего утомительного или скучного. Всё лучше, чем делать вид, будто её интересуют эти деревянные безделушки, в которые почему-то должны играть дети.

Эта приятная тихая жизнь могла бы продолжаться вечно, но раз в три месяца происходило то, что омрачало жизнь новому члену семьи и вызывало тоскливую радость у стариков: их навещала дочь. Тридцатилетняя женщина с незапоминающимся именем на К., она врывалась в хиленький деревянный домик, точно ураган. Она проживала в соседнем городе и приезжала лишь раз в сезон, что расстраивало Нолимов и нравилось их маленькой сожительнице.

– Ты всё ещё здесь? Когда же они избавятся от тебя? – с презрением говорила К., закатывая глаза и обрушивая на родителей сотню упрёков.

Эта женщина не стеснялась обсуждать при девочке, какой она лишний элемент в их семье, что малышка, возможно, дочь шлюхи и пьяницы из подворотни, и вообще не вписывается в интерьер их дома. Чета Нолимов терпеливо выслушивали её советы и жалобы, но на уговоры не поддавались.

– А потом она вырастет и прирежет вас во сне! – причитала К. – Нельзя вот так запросто подбирать детей с улицы! Она же не бездомный щенок, в самом деле! Отправьте её в приют. Отошлите в монастырь, в конце концов. Глядишь, монахини лучше знают, что делать с её дурной наследственностью.

– Ближайшая обитель Терпящей сгорела дотла при неизвестных обстоятельствах, – напоминала старушка. – Да и приютов тут нормальных нет. А оставлять её на улице нельзя. Соседи рассказывали, что из соседних деревень пропадают девочки примерно её возраста. Страшно!

– Это просто отговорки!

Этот спор дочь Нолимов начинала каждый раз, и конца и края не было её претензиям. И девочка, бывшая частой свидетельницей их ссор, невзлюбила К. Не потому даже, что та плохо отзывалась о малышке и советовала избавиться от неё как можно скорее. Нет, проблема была не в этом. Нахиирдо до дрожи, до спазмов ненавидела отношение этой женщины к своим родителям. Девочка ещё мало что понимала в жизни и осознавала мир интуитивно, опираясь на собственный опыт. А что было у неё? Отец, которого злить было опасно для жизни. Нахиирдо вела себя хорошо – он держал свою вспыльчивость под контролем. Но она чувствовала, что, стоит ей начать капризничать, и случится что-то страшное.