Текст книги "Шесть с половиной ударов в минуту (СИ)"

Автор книги: Altegamino

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 81 страниц)

Ничего не сказала Сат’Узунд. Слова оказались бы лишними. Гордая и молчаливая, она повернулась всем корпусом в сторону Катрии, как будто могла разглядеть её отсутствующими на лице глазами. И почему-то провидица не сомневалась, что из двух слепых Сат’Узунд видела куда острее.

И настоятельница поняла, что ожидало её в будущем. Всегда, когда она осмелится отправиться блуждать по Коридорам, там будет ждать высокая фигура, словно памятник её поражения, напоминающий Катрии, что та не справилась с миссией. Насколько же высоко нужно было взлететь, чтобы обыграть в этом соревновании предсказательниц мастерицу своего дела? И как её, избранницу Терпящей, обошло это богомерзкое создание, проклятое с начала времён?

Служительницы испуганно повскакивали с мест, когда настоятельница вдруг заметалась по постели, истошно выкрикивая угрозы и ругательства в воздух.

– Ах ты мразь! Я сотру твою улыбку, сотру её! Слышишь, рогатая уродина? Ты не отнимешь мою победу!

Глава 17.2

Заточение

Баланс, равновесие… Что бы ни означали эти заумные слова в обыденном смысле, для моей души они сейчас являлись одним: идеальным сочетанием злости и отчаянья. Даже страху не оставили места, вот ведь…

Со временем начало казаться, что я срослась со стулом, к которому меня приковали, а воздух впитался в кожу, словно разъедающие ткани масла. Внутренности жгло магией, впрыскиваемой в тело через золотые цепи. Но на этом они не остановились. Подозревая, что я буду сопротивляться, мучители придумывали новые способы раздавить мою волю. Боль замещалась беспамятством, и эти два состояния непреклонно сменяли друг друга, так что мерещилось, будто я по очереди прыгала из ледяной воды в кипяток. Сон всегда был непродолжительным, тревожным, а оттого не приносил облегчения. Потерялся счёт времени. Оно отсчитывалось пробуждениями и провалами в небытие, лишённое спокойствия. Но прошло, очевидно, более пяти дней, потому что наездник начинал сходить с ума. Он давил на меня, требуя выбежать из запертого помещения, и выводил из себя собственным тупоумием. И куда же я, привязанная к стулу, смогу деться из комнаты? Моё состояние его не шибко волновало, главная проблема заключалась в непроходимой клаустрофобии. Однако наездник не спешил сменить хозяина, прицепившись к заходившим служителям. Нет, он терзал меня несуществующей паникой, внушал немыслимые образы, но никуда не девался! Вероятно, в качестве носителя ему требовался Спустившийся или кто-то, состоящий с ними в родстве, но никак не люди. И это являлось проблемой для нас обоих.

Просыпаясь после кошмара в кошмаре наяву, я видела лица. Сосредоточенные, встревоженные, иногда даже напуганные. В глазах читались недоумение, ненависть, отчуждение, куда реже – сочувствие. Неважно. Плюнуть в эти бездушные стекляшки хотелось одинаково всем, вот только мешала тряпка во рту.

– Держи, демоны тебя подери! – раздражённый служитель пытался всунуть мне в пальцы кусок мела и в очередной раз заставить написать то, что мне самой бы хотелось знать: что на уме у Сайтроми и вообще всех королей.

Вот только мне нечего было рассказать своим дотошным мучителям. Роняя слёзы, я пыталась накарябать на табличке чистосердечное «не знаю», но такой ответ не удовлетворял их. Нужно что-то соврать. Например, написать название поселения, и пусть ломают головы, пытаясь определить, что это: координаты следующего нападения демонов или резиденция их злейших врагов. Но из памяти вывалились все города, кроме Байонеля.

Кончики пальцев онемели, а спина болела от постоянного сидения в одной позе. Мне редко позволяли подниматься. Не разучилась ли я ходить? Хотя будет ли это важно, когда эти изверги додумаются сломать мне ноги? Странно, что ещё не сделали этого. Или у Lux Veritatis есть свои бумажные формальности, не позволяющие им обрушивать на провинившихся весь гнев Церкви разом? Или они духовно готовились к резьбе по телу? Сегодня выпросим у Терпящей прощение за выдирание зубов грешнику, завтра вымолим разрешение перерубить ему ноги… так что ли?

Мышцы с каждым разом ныли всё невыносимее. Очевидно, золотые цепи разрушали тело изнутри, капля за каплей, связку за связкой. Я с завидным равнодушием представляла, как трещат сухожилия, рвутся волокна тканей, растекается по ранам кровь. Будто слушала пересказ любопытного случая, который никак не затрагивал собственную жизнь. Настоящее безумие!

И всё же я не была безвольной куклой. Пару раз пыталась вырваться, но они словно каждую секунду ожидали этого. Внушение блокировалось, а серебряное пламя не загоралось, потому что его подавляли магические цепи. А на большее и не способна. Свою слабость я осознала ещё в Байонеле, когда меня едва не покромсал агрессивно настроенный демон.

– Как думаешь, сколько она протянет? – сквозь навеянный сон я иногда слышала разговоры служителей. – Такими темпами её разберут на куски через месяц.

– Ты грубиянка. Она же нас слышит.

– Ничего грубого в этом нет. Она должна осознавать своё положение.

Сквозь мутную пелену удавалось рассмотреть некоторых из них. Лица часто менялись, и вчерашние мучители могли больше не появляться в моей темнице. Они никогда не запоминались, были однообразными, с похожими чертами и выражениями. Я ненавидела их все без исключения.

– Настоятельница велела сохранить ей жизнь.

– Конечно, ведь если она умрёт, из уравнения выпадет «игрек».

– Ты хотела сказать, «икс»?

– Слова не имеют значения. Девушка выживет в любом случае.

Они приходили и уходили, не забывая напоминать, что я всего лишь демон, которого им велено терзать. Но это всё так банально, что не стоит упоминания. История стара как мир: хочешь добиться признания – начни пытать.

О двух личностях я думала чаще всего: Рандарелле и Сайтроми. Они вытесняли собой все остальные образы: Ланмона, приветливо махавшего мне ручкой из кладовых воспоминаний, Юдаиф, застрявшей отрезвляющей болью в виске, Тигоол, пульсировавшей где-то у лба, Шитро Кунатека, непонятно какими корнями проросшего в моей черепушке. Чем эта парочка заслужила такие значимые места в моём сердце? Но ведь всё честно и закономерно: Умфи любила Рандарелла, Нахиирдо тянулась к Сайтроми. Каждой половинке – свой идеал.

А потом церковники всё же решились взяться за подручные средства. Насмотревшись на шрамы, украшавшие мои ноги со дня пожара в Обители Терпящей, служители захотели добавить новые. Какие же это пытки без раскалённого железа? Как будто этого раздражающего матового свечения лампад недостаточно. В тёмном помещении они казались издевательски яркими, и свет резал слезившиеся глаза.

Иногда мне мечталось, что в пропитанное моими стенаниями помещение ворвётся Рандарелл. Помятая дверь слетит с петель, оторвав головки мельчавшим свечкам на столах. Юноша смахнёт капельки пота и победоносно улыбнётся, и под его ресницами будет плескаться столько радости и уверенности в его, моей, всеобщей судьбе, что вся боль пройдёт от одного взгляда на него. Он снимет меня с осточертевшего стула и сожмёт в жарких объятиях, обещая, что больше никому не даст свою подругу в обиду. Но ничему подобному не бывать. Этот мир не торопился соответствовать чьим-то надеждам и фантазиям. Он оставался чёрствым и жестоким, будучи смоченным миллионами слёз страдавших в нём душ. И они так же уронят оплавленные головы, как истекавшие воском свечи, что толпились вокруг меня.

А ещё… так банально, но мне хотелось вкусить какого-нибудь сочного мяса, или отведать сыра, или пожевать овощей. Глупости, на которые в повседневности никто не обращает внимания, привыкнув, что они просто есть, теперь вышли на новый уровень значимости. Мне недоставало этих мелочей. Какого-нибудь топтания перед зеркалом утром в попытках решить, что сделать с растрёпанной копной на голове. Или бездумное рассматривание товаров в магазинах, неторопливое и, в принципе, ненужное. Но эти банальности, тут и там встречавшиеся в спокойное время, как будто заполняли пустоту, которая образовывалась, если у человека не было ни их, ни важной цели в жизни.

Моё положение напоминало азартную игру, популярную на востоке Натанели. На разбитом на сегменты поле нужно было найти точку, дававшую больше всего очков, а иногда выводившую игроков к финальной черте. Так и служители искали на моём теле наиболее болезненные точки, а в качестве приза – информация о демонах. Вот только им досталось бракованное поле, ходы по которому улетали в трубу, раздражая участников.

– Что тебе было велено сделать после Байонеля? – настойчиво спрашивал очередной служитель.

Я сдавила мел с такой силой, что он раскрошился в ладони. Нависший надо мной мужчина адресовал мне множество проклятий, но вот странность: его губы не шевелились. Он говорил без слов, и я бы даже порассуждала на эту тему, если бы моё внимание не перенимала расползавшаяся по телу боль. И паника наездника. А ещё отвлекали скакавшие по стенам тени. Они словно играли в прятки со светом, и я бы решила, что тени живые, если бы не знала, как трудно подобным существам забраться в освещённую магией обитель. Едва ли охранные заклятья церковников пустят этих любопытных пронырливых созданий за порог.

Мне нужно сбежать. Второй и менее обнадёживающий вариант, но при этом более вероятный – дождаться, когда эти одухотворённые человечки устанут от меня и просто уже подпишут приказ об умерщвлении. Но я не верила, что всё кончится так.

========== Глава 18.1 Танец теней ==========

Фремиус только-только завершил молитву, когда в дверь кельи постучали. Мужчина разлепил веки и неторопливо поднялся с колен. Он не спешил отвечать ожидавшему, зная, что случайные прохожие пойдут себе дальше, а действительно нуждавшиеся проявят настойчивость и повторят попытки. Стук, на этот раз менее уверенный, не заставил себя ждать. Фремиус улыбнулся самодовольным мыслям о собственной значимости и отворил дверь.

– Служитель, – гость сложил ладони в приветственном жесте и едва заметно поклонился. – Вас ожидают в… страшной комнате. Извольте сию минуту спуститься.

– Настоятельница крайне нетерпелива, – Фремиус провёл рукой по выбритой макушке, что символизировало некоторое замешательство.

– Она лишь исполняет волю Терпящей.

Хозяин кельи отпустил гонца и вернулся вглубь комнаты, бережно кладя молитвенник на место. Самое главное – держать вещи в чистоте. Вид беспорядка порождает хаос в душе, который сеет семена раздражения и нетерпеливости. Фремиус предпочитал потратить время, дабы расставить каждую вещь на своё место и сохранить тем самым внутреннее спокойствие. Тем более он заставлял ждать своих братьев по вере, которые всё равно не осмелятся взяться за его работу. Перепуганные мягкотелые страдальцы, они старались избегать контактов с демонической девочкой. Поймали зверя, да в клетку войти страшатся. Фремиуса подобное не терзало. Он являлся представителем старой духовной школы, с раннего детства обучавшей людей ничему не удивляться, подстраиваться под ситуацию, какой бы непредсказуемой та ни оказалась, и без страха падать в объятия фатализма, потому как на всё воля Её. Рука об руку с этими убеждениями мужчина шёл всю жизнь. Поэтому он был одним из первых людей, примкнувших к Катрии, услышав в безумных словах настоятельницы истину. Пока остальные ставили под сомнение возможность существования ребёнка Короля, Фремиус покорно принял этот факт и встал на защиту видений Катрии.

Мужчина развернул подсвечник ручкой к двери, проверил, нет ли следов пыли на столике, семь раз посмотрелся в зеркало, согласно церковной примете, и только после этого покинул келью. Остальные служители, должно быть, совсем извелись, пока их собрат флегматично следовал установленному много лет назад порядку. Но у них не было другого выбора, и осознание этого также играло на самолюбии Фремиуса. Никто не мог похвастаться таким виртуозным владением золотой цепью, как он. И подобный навык делал его просто незаменимым человеком в стенах их скромной обители, избранной в качестве резиденции мессии Катрии.

В комнате, где держали девчонку, находилось двое служителей. Они почти с облегчением глянули на Фремиуса, и тот похвалил сам себя за то, каким уравновешенным и нужным он выглядел на фоне остальных. Его собратья с минуты на минуту ожидали, что пленница взбрыкнётся и уничтожит их чуть ли не силой мысли. Но Фремиус сомневался в подобном исходе, а если однажды они не уследят за дочерью Короля и она сорвётся, мужчина готов принять свою судьбу, какой бы печальной та ни оказалась. Равнодушное отношение к собственной смерти превращало её в досадную мелочь, которую почему-то так страшилось большинство людей.

Зато пленницу не заинтересовало появление нового лица: она смотрела мимо, словно завороженная мерцанием огней. Что ещё могло привлечь внимание дитя пламени? Фремиус приблизился к ней и, ухватив за подбородок, заставил повернуть голову к себе. Девчонка была живой иллюстрацией к словам «истощённый» и «измотанный». Даже взгляд, безумный в первые дни заточения, теперь был пустым, как будто пленница ушла в себя. Фремиус заключил, что она не представляет опасности.

– Я не успел зайти к настоятельнице, – сообщил он двум служителям. – Она что-нибудь просила передать мне? Особые указания?

– Всё то же самое.

– Ожидаемо, – а про себя Фремиус добавил, что Катрия с каждым днём выглядела всё более обеспокоенной. Недавние припадки злости доказали, что даже такая уравновешенная женщина, как она, не всегда могла сдержать поток эмоций. А ещё то, что времени оставалось совсем мало.

Но вино успело настояться, а значит, пора откупоривать крышку и вкушать. Мужчина почти выдрал тряпку изо рта пленницы. Девушка тихо ахнула, а на прикушенной губе выступила кровь. За спиной служителя послышались едва различимые вздохи удивления.

– Но Фремиус… это же… запрещено.

Вместо ответа мужчина выпустил руку вперёд, и в тело пленницы чуть выше живота вошла золотая цепь. Дочь Короля задохнулась, откидываясь на спинку стула. Пальцы с такой силой впились в подлокотники, что вены и сухожилия выступили из-под кожи.

– Это больно, – констатировал Фремиус. – Говорят, от подобных процедур, если повторять их периодически, образовывается язва желудка. Примерно через минуту цепь распадётся. Если тебе придёт в голову звать демонов, я вырву её тут же вместе с внутренностями. Могу вытащить аккуратно и раньше времени, если ты ответишь на мой вопрос. Он очень простой, поверь.

Фремиус почти чувствовал, как замерли за спиной его собратья. Он не испытывал ни удовольствия, ни жалости, ни омерзения к девушке. Всего лишь исполнял свой долг перед настоятельницей и Терпящей.

– Едва ли тебе известны тайные замыслы королей. Я не настолько наивен, – торопливо, но отчётливо проговорил мужчина. – Но что-то же тебе наверняка известно. Как-то ты должна общаться со своими сородичами.

Глаза пленницы расширились на последних словах, и Фремиус задумался, что именно зацепило её. Первые попытки связно ответить превратились в хрип, но очень быстро девушка вернула самообладание.

– Они ушли, – процедила она, тяжело и часто дыша.

– Мне известно. Но ведь есть какие-то окна, через которые они попадают на нашу половину мира, – сказал мужчина терпеливо.

И какая-то из них может оказаться той самой лазейкой, через которую очередной Король или Королева проскользнут к людям. Это была давняя проблема, которую не удавалось решить многие столетия. По какой-то необъяснимой причине крохотные оконца, годные для Сменщиков и прочей падали, и огромные двери имели одинаковый энергетический фон, из-за чего Зрячие не были в состоянии сразу выделить последние среди неопасных переходов. А проверять каждую дыру в Часах – заморочки для самых упорных. У церковников не хватало волонтёров и умельцев. Но если бы кто-то, будучи достаточно осведомлённым о тайных дверках, выводил служителей к ним, отлавливать непрошенных гостей, среди которых попадались прескверные твари, стало бы проще.

– Наверняка что-то есть, – Фремиус поиграл ослепительными кольцами, натягивая цепь. – Особое место, где ты встретишь своих в следующий раз.

– Они не мои, – выплюнула пленница, пытаясь найти позу, в которой боль ощущалась не так явно.

Она оказалась на редкость упорной. Мужчина даже начал сомневаться, что воля пленницы была сломлена, как ему казалось минуту назад. Но в следующую секунду лицо девушки исказила гримаса боли, и она поникла, съёжилась.

– Но кое-что… и правду есть.

Фремиус понимающе закивал. Птичка довольства разлетелась по его телу, расслабляя мышцы. Сколько бы дочь Короля ни храбрилась, сломанную волю в момент не склеишь. Множество суток её «обхаживали», высасывали из неё терпение, силы, надежды. И вот настал тот день, когда загнанное в угол чудище растеряло прыть и добровольно сдалось. Зверь, который сидел в клетке и не позволял дрессировщикам приблизиться, в итоге, устав от тесной клетушки, сам подставился под ошейник. Фремиус чувствовал эти едва уловимые изменения в поведении пленницы и радовался, насколько позволяла его скупая на эмоции натура.

– Я внимаю, – извлекая угасающую цепь из груди девушки, сказал мужчина.

Он не опасался, что после исчезновения «хлыста» зверь вдруг набросится на дрессировщика. Этого не случится, потому что покорность уже привита животному. Оно не посмеет укусить, даже имея такую возможность.

– Я… можно мне… благословения? – внезапно выпалила девушка, изумив трёх служителей.

– Благословения? – переспросил Фремиус, поглаживая бритую макушку.

– Хочу покаяться Терпящей в грехах. Пожалуйста, позвольте мне почувствовать Её свет.

Это была приятная неожиданность. Раскаявшиеся грешники просили снять с них грехи или дать возможность покаяться перед казнью, но чтобы к тому же приходили демоны… Никогда Фремиус не слышал ни о чём подобном в практике допросов Lux Veritatis. И всё же… в девочке также текла человеческая кровь, и сейчас, когда демонская часть оказалась подавленной, светлая сторона души заняла доминирующее положение. Это было поразительно и опять же приятно. Если бы все потерянные приходили к тому же осознанию, жизнь этих несчастных хотя бы перед концом стала немножко лучше. Вера всегда найдёт способ пробиться через наросты зла, через плесень разложения и гнилостные испарения морального уродства.

– Разумеется, дитя, – Фремиус обратился к застывшим служителям. – Принесите мой молитвенник. А также таз со святой водой. Свечи тут есть, они сгодятся. Я сам проведу обряд покаяния. Я благословлю твою заплутавшую душу. Конечно, спасти тебя от проступков прошлого я не сумею, но донесу до Терпящей твою жажду исправиться. На том свете Она засчитает твоё стремление.

Катрия зря волновалась. Нужно было лишь подождать. Никогда эти провалившиеся в веру с головой не умели терпеливо досиживать до правильного момента!

Служители засуетились, совершая приготовления. К ним присоединился собрат, которому стало любопытно посмотреть на очищение демона. Фремиус не был против лишних глаз. Он мысленно настроился на священность предстоящего события, благодаря Терпящую, что привела именно его к раскаявшейся душе.

– Ты уверена, дитя? Ты готова отречься от демонской крови и встать на путь истинный?

– Уверена.

– Это замечательно, – однако по сдержанному голосу Фремиуса сложно было сказать, что он чувствовал на самом деле. Приняв молитвенник из рук собрата, он повелительно вымолвил. – Держите свечи. А ты поднеси таз ближе ко мне. Он понадобится уже скоро.

Фремиус без колебаний открыл нужную страницу молитвенника и принялся зачитывать текст вслух. Казалось, его почтительно слушала сама тишина, щурившаяся от жёлтых бликов. Служители окаменели, не смея громко вдохнуть и тем самым разрушить момент. Комнатка, в которой они находились, как будто оторвалась от остального мира и повисла где-то на границе с Небесным чертогом, у самых Врат Её. Слова молитвы, чистые, невесомые, бесконечно прекрасные, разжигали в душах людей любовь к Терпящей и всем живым существам, обитавшим под одним с ними небом.

Когда Фремиус закончил читать, он ополоснул руку в тазу и провёл смоченными пальцами по лбу девушки. Она опустила веки, и её лицо, выдававшее терзавшие изнутри страдания, разгладилось и приняло спокойный вид.

– Чувствуешь ли ты длань Её? – шёпотом спросил мужчина, растирая священные капли по коже пленницы.

– Да.

– Слышишь ли ты глас Её, взывающий к твоей невинной и не порабощённой злом половине?

– Слышу.

– Видишь ли ты свет Её, разгоняющий даже самые чёрные тени?

Со скоростью атакующей змеи в запястье Фремиуса впились побелевшие пальцы. Рука девушки, которая должна быть привязана к подлокотнику, вцепилась в рукав рясы служителя. Мужчина не выглядел испуганным, лишь слегка озадаченным.

– Я вижу… свет. Так горят зазнавшиеся священники.

Никто не успел понять, как пламя так быстро охватило одежду служителя. Ряса запылала в мгновение, а вместе с ним, как спичка, загорелся и Фремиус. Оставшиеся церковники бросились врассыпную, в ужасе крича. Однако белый огонь не перекинулся на соседние предметы, остыв так же быстро, как и запылал. Горящими остались лишь глаза Нахиирдо, сбросившие пелену наигранной апатии и обречённости.

Сбежать пленнице не дали: на крики стеклись служители разных рангов. Самые смелые и талантливые влетели в комнату и угостили девушку всевозможной магией. Да и не похоже, чтобы дочь Короля была в состоянии быстро передвигаться. Но этот случай наглядно показал, насколько недооценённой оказалась эта девушка. Даже после того, как Фремиус вогнал в её грудь золотую цепь, блокировавшую врождённые способности Шести, пленница спалила доверчивого мужчину дотла, просто коснувшись его одежды. Это пугало. Нет, наводило панику. Даже скептично настроенные церковники узрели, что перед ними, действительно, ребёнок Сайтроми, ибо белый огонь невозможно разжечь просто так.

– Я догадывалась, что нечто подобное может случиться, – с ноткой драматизма проговорила Катрия. – Вечно везти нам не могло…

– И что теперь? – спрашивали у неё. – Если у девушки иммунитет к золотым цепям, как мы будем сдерживать её силы?

– Просто не касайтесь её, когда она бодрствует. Очевидно, что она не в состоянии поджигать предметы на расстоянии. Ей нужен телесный контакт. Лишите её и этого. Лишите её всего, только не предоставляйте больше попыток сбежать!

Гибель всегда невозмутимого и почитаемого Фремиуса поразила служителей. Мужчина был вероломно обманут, поддавшись на внушение демонского отродья, но ведь на его месте мог оказаться каждый.

Другой умелец, управлявшийся с магической цепью, храбро взял на себя обязательства приглядывать за пленницей. Когда на другой день после сожжения Фремиуса он спустился в «страшную комнату», как её называли суеверные служители, он заметил, что едва ли ему предстоит часто прибегать к способностям. Девушка на стуле пребывала в бессознательном состоянии. Левую половину лица обматывала окровавленная тряпка.

– Кто-то решил отомстить за товарища? – спросил пришедший мужчина у дежурившего служителя.

– Нет. Просто она сама напросилась. Да и настоятельница вроде говорила, что нам позволено ужесточить отношение к ней.

– Вот только не нравятся мне такие просьбы настоятельницы…

Мужчина прошёл вглубь комнаты и подобрал со столика обугленное перо с застывшей кровью на кончике. К горлу подступила тошнота, и как-то сразу расхотелось оставаться в одной комнате с дочерью Короля демонов.

– Что, ей выкололи глаз этим? – он показал перо товарищу.

– Нет. Герри залил ей глаз воском. А перо она воткнула в кого-то, когда её усмиряли при попытке побега, – служитель помолчал, покусывая щёку с внутренней стороны. – Если она к завтрашнему утру не расскажет хоть что-то о своей… родне, лишим второго глаза. Катрия теряет терпение, да и я устал от всего… этого.

Позже к ним присоединился ещё один служитель, бывший значительно моложе собратьев. Девушка к тому времени пришла в себя и мрачно взирала на людей вокруг. Не было похоже, чтобы она страдала: взгляд выражал крайнюю степень недружелюбия и предупреждал о затаённой угрозе. Вот только физически пленница была истощена, а потому вряд ли смогла бы воплотить в реальность кровавые мечты.

Следуя предписанным действиям, один из наблюдателей всучил дочери Короля табличку и мел. Она тут же отбросила их в сторону, показывая высшую степень неповиновения. Даже в первые дни девушка казалась покорнее. Будто она настолько привыкла ко всему, что с ней происходило, настолько смирилась со своим положением, что более не страшилась дразнить служителей и действовать им на нервы. Терять уже нечего, и пленница не просто осознавала это – она приняла такой расклад. Или же она так осмелела после убийства Фремиуса? В любом случае, теперь выбить из неё правду даже под пытками будет крайне тяжело.

Но служители не догадывались, настолько плохо, по-настоящему плачевно, было их собственное положение.

Когда одному из мужчин привиделось быстрое движение на стене, наивный решил, что ему мерещится из-за недосыпа и постоянного ожидания чего-то страшного. А в следующую секунду нутро служителя заполнило нечто вязкое и холодное, а ряса пропиталась кровью. Ошеломлённые товарищи, не успевшие сообразить, что произошло, с ужасом воззрились на расползшиеся по стене тени. Словно живые, те двигались непроизвольно, игнорируя направление дрожавшего света лампад. В воздух взлетела золотая цепь, но плотный сгусток ловко обогнул её и впился в грудь второму служителю, прибив его к противоположной стене. Мужчина задёргался, пытаясь что-то выдавить из сдавленного спазмом горла, но тень в мгновение ока прекратила его попытки, всосавшись в дыру и наведя в организме жертвы смертельный порядок.

Третий мужчина давно бы уже выбежал из на этот раз действительно страшной комнаты, если бы вторая тень, всё это время караулившая у двери, не набросилась на него из угла. Став плотной и приняв вид тонкой ленты, она порвала ему горло.

Нахиирдо не верила, что посетившая её доселе фантазия вдруг обрела плоть. Стены и пол залило кровью мучивших её людей, и это зрелище рождало в ней трепет и благоговение. Служители были убиты за время, которое затрачивает какой-нибудь лентяй на почёсывание спины и живота. Изящные тени, словно порхавшие бабочки, выверенными движениями обрубали жизни своими острыми, как лезвия, крыльями. Они скакали по помещению, вбирая в себя пространство и одновременно растворяясь в нём.

А потом тени бросились к Нахиирдо со столь же едва приметной глазом прытью. Одна из них сложилась в причудливую фигуру на полу – треугольную пиктограмму с загогулинами внутри. Вторая в тот же момент сноровисто вскрыла замки цепей и обвилась вокруг запястья девушки.

Дальше мир для Нахиирдо совершил кувырок, и она пришла в себя от запаха прелой листвы, прижатой её коленями к влажной земле. Свежий прохладный воздух и ощущение обширности обескуражили девушку, и у неё закружилась голова. Пока недавняя пленница прощалась с содержимым желудка под ближайшим деревом, две тени постарались принять формы, наиболее приближенные к человеческим. Плотность их облика оказалась непостоянной, и можно было подумать, что дуновения ветра достаточно, чтобы развеять крупицы тел этих странных созданий. Обе тени стали похожи на укутанных в хламиды женщин, но анатомическое несоответствие некоторых деталей, вроде непропорционально искривлённых пальцев или вывернутых под странным углом локтей, громко кричало об их происхождении.

Нахиирдо прислонилась спиной к дереву и уставилась на Спустившихся. Она изо всех сил старалась не отключиться прямо тут, опасаясь, что спасители разбегутся в разные стороны, пока девушка будет в беспамятстве.

– От Сайтроми? – выдавила она.

– Нет, – глухо ответила одна из теней.

Весь карточный домик рассуждений тут же рухнул. Взгляд Нахиирдо стал растерянным, а потом в нём появились оттенки недоверчивости и отчуждённости.

– Тогда кто вы?

Вопрос прозвучал почти недовольно, как будто девушка злилась, что её зря побеспокоили, вместо того, чтобы испытывать благодарность к спасителям. Но Спустившиеся понимали причины недоверия Нахиирдо, чьи нервы находились на пределе и грозили лопнуть, словно струны. Да и ошеломлённая грубым перемещением в пространстве, к которому девушку никто заранее не подготовил, она пребывала в дезориентированном состоянии.

– Созерцатели, – просто ответила одна из теней, а вторая, чей голос звучал более звонко и отчётливо, присоединилась к объяснению:

– Не в наших привычках вмешиваться в ход вещей. Мы просто наблюдаем, но не присоединяемся к действию. Однако она очень хотела, чтобы с тобой всё было хорошо, а потому мы были вынуждены выполнить приказ.

– Чей?

– Сат’Узунд.

Нахиирдо оторопело переводила взгляд с одной Спустившейся на другую, оценивая услышанное.

– Мы не обманываем, кокханд’тее(1), – Созерцатель предвосхитил вертевшийся на языке спасённой вопрос. – Солгать может рука, но не меч, которую она держит. Мы – инструмент Королевы, а потому наши мотивы напрямую связаны с её желаниями.

Дочь Сайтроми обхватила колени руками и молча воззрилась на бурую рыхлую землю, из которой высовывались корни. Голова вновь закружилась.

– Разве она знает обо мне? – более умные вопросы отказывались забредать в запутанное сознание девушки.

– Стала бы она отправлять нас на подмогу в обратном случае?

Спустившиеся помогли Нахиирдо подняться на ноги. Девушка почти повисла на шевелившейся, словно рябь воды, ткани. Однако в истерзанном теле спасённой осталось больше сил, чем казалось поначалу, и Нахиирдо устояла. За ствол она, правда, всё равно придерживалась, опасаясь, что ноги предадут её в любой момент. Особенно сильно болели икры и мышцы рук. А также жгло забинтованный глаз. О нём девушка старалась думать меньше всего, чтобы не разрыдаться.

– Но если Сат’Узунд так хотела помочь мне, почему не прислала вас раньше?!

– Откуда же живущим внизу знать, где искать песчинку в верхней части Часов? – успокаивающим тоном проговорил Созерцатель. Второй безмолвно колыхался в воздухе, не касаясь земли. – Нам нужно было найти тебя. А потом незаметно ослабить магию Церкви, которая не пускает таких, как мы, в обитель.

– И сколько меня продержали в плену? – встревожено спросила Нахиирдо.

– Мы не знаем точно. Но думаем, около десяти дней.

Как мало. Девушке казалось, что прошёл месяц. Куда сложнее получалось смириться с тем, что кому-то ещё из родственников отца известно о её существовании. Она всегда верила, что, знай короли о Нахиирдо, кто-то из них обязательно попытался бы связаться с ней, послать весточку или, как сделала Сат’Узунд, подручных.

– Хорошо, допустим, вы не могли спасти меня раньше, – проговорила девушка, проматывая в голове последний год. – Но почему Сат’Узунд решила помочь именно сейчас? В смысле… какое ей дело до меня? А если и есть, то почему до этого не спешила вытащить меня из передряг? Откуда такая забота теперь?