Текст книги "Шесть с половиной ударов в минуту (СИ)"

Автор книги: Altegamino

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 81 страниц)

Его взгляд ожесточился, а губы сжались в полоску. Я затворила за собой дверь и заправила за ухо прядь.

– Рандарелл сказал, что ты Зрячий. Возможно, ты кое-что неправильно понял…

У меня не было идей, как повлиять на ход его мыслей. Как жаль, что я не владела четвёртым уровнем тирипстота и не могла просто изменить его мнение обо мне, навязать парню иной взгляд на сомнительные явления. Едва ли манипуляции сознания остались бы незамеченными другими служителями, но церковники бы не нашли виновного. Решили бы, что служитель где-то наткнулся на Глядящего в Душу, который, по слухам, бродил в окрестностях Байонеля до трагедии. С другой стороны, зачем мне столь радикальные меры? Просто нужно поговорить с ним…

– Я не знаю, что ты почувствовал, взяв мою руку, – неуверенно начала я, – но у этого есть логичное объяснение. Ты только не горячись.

– Неужели? – нагловато выпалил Ташеф. – А я вот что-то не нахожу таких объяснений. Это что, новый вид обмана? Не подходи ко мне! – выставляя вперёд ножик для вскрытия конвертов, выкрикнул парень. – Ты пугаешь меня! Я никогда такого не видел раньше… Твоя душа… она расколота! Это одержимость? Или… ментальный контроль?

Я замерла, изумлённо таращась на Ташефа, с которого вмиг слетела нагловатость. Что значит «расколотая душа»? Было жутко слышать подобное заявление от Зрячего.

– А ещё так больно смотреть тебе в глаза… – служитель слепил и разлепил веки. – Обжигающая боль, точно я сижу возле костра, и он опаляет моё лицо.

– Ташеф, я… – осторожный шажок в его сторону. Ещё один такой же, и я упрусь грудью в кончик лезвия. – Мне страшно едва ли не больше твоего. Послушай… Я не хотела никому говорить этого, потому что это… ужасный позор. У меня смешенная кровь. Мой отец – демон, изнасиловавший мою мать. Я ничего не могу поделать с этой правдой!

– Я тебе не верю! Я видел полукровок, и… и они не такие!

Внутри всё отмерло. Не такие? Тогда какой же я была в глазах Зрячего?! Что ещё он мне расскажет, отчего мои волосы встанут дыбом?

– Невозможно, – выдавила я. – Я не вру тебе. Не понимаю, почему ты видишь меня иначе, но, клянусь, во мне нет ничего более странного, чем смешанная кровь. Но тут уж не моя вина…

– Я впервые познакомился с тобой пятнадцать минут назад, и у меня нет повода доверять тебе. Ты могла быть девочкой Умфи, о которой рассказывал мой друг, но теперь ты что-то иное. Возможно, ты сама не осознаёшь, что меняешься. Я сообщу о тебе более опытным Зрячим, пусть они решат, кто или что ты!

– Нет, пожалуйста! Они запутаются не меньше тебя! Я не хочу, чтобы мне сломали жизнь!

Но именно это и ждало меня отныне и навсегда. Нет, так нельзя! Я не согласна с этим, это несправедливо! Прошлая Нахиирдо, которая существовала года три назад, лишь горько пожала бы плечами и предалась чувству фатализма. Но после того как Юдаиф открыла для меня новый, наполненный ощущениями и смыслом мир, я не хотела уходить в забвение. Моя свобода стала невероятно дорогой, и даже разочарования не отворачивали от познания всех крайностей жизни. Прошлая Нахиирдо, покорно умиравшая от голода в степи, казалась теперь абсурдно несмышленой девицей. Пессимистка, опускавшая руки. Но сейчас я готова бороться за ту жизнь, которую имела, даже если это означало потерять что-то важное.

– Прошу, не сообщай никому. Давай обсудим это, – взмолилась я, выбрасывая руку вперёд, но встретилась лишь с настороженным взглядом и дрожащим в пальцах ножиком. – Давай расскажем Рандареллу и вместе решим, что делать. Пожалуйста…

– Как я могу быть уверен, что ты не демон? Что ты не новое воплощение одного из Шести? – эта идея, судя по выражению лица Ташефа, только-только посетила его. – Ты слишком… слишком обжигаешь меня. Демоны не могут быть такими… горячими…

Я медленно поднесла пальцы к его запястью, но парень дёрнул руку в сторону. Нож опасно близко пролетел от моего носа. Я уклонилась и перехватила кисть Зрячего. Это была явная ошибка, потому что Ташеф испугался ещё больше и яростнее замахал оружием. Его сопротивления лучше слов показали, что служитель не намерен идти на уступки. Он загонит меня в могилу. А я хотела быть свободной и независимой, чтобы никакие мнительные верующие не садились мне на хвост, не преследовали с горящими факелами и воплями: «Сжечь дочь демона!». Нет, только не такая участь! Я тоже умела разводить очистительный костёр, только ослепительно белого цвета. Кожа парня под моими пальцами накалилась, и приятель Рандарелла взвизгнул от боли. Его давление на ножик возле моей шеи ослабло, и я рванула вперёд. Лезвие впилось Ташефу в горло, и на меня брызнула тёплая кровь. Я отступила на шаг, и тело служителя сползло на пол. Хриплые стоны вскоре стихли. Дрожащей рукой я провела по лицу, размазывая следы преступления, а потом взяла недописанное письмо. «Невиданное доселе… раздробленность… девушка по имени Умфи… одержимость или частичная подмена… новый враг». Вот и ответ на мой вопрос. Так Зрячие будут видеть меня, независимо от их опыта и уровня мастерства. Врагом.

А я только что убила товарища Рандарелла. И это была не случайность. Что теперь скажу моему сокровенному другу? Это было ужасно. Мальчишка так радовался, что Ташеф вернулся из долгой отлучки, а я так поступила… Но ведь это была самозащита, разве нет?

Я была перепачкана в крови. Нельзя выходить в таком виде на улицу. И возвращаться к Рандареллу нельзя. Как смотреть ему в глаза после случившегося? Да мне хватит одного его вопроса, чтобы во всём признаться, но объяснить причину я так и не сумею. Не оправдаться. Нужно просто исчезнуть, как поступила в прошлый раз.

Я вытерла кровь с рук о постельное белье и смыла водой в тазу с лица. Стараясь не смотреть на мёртвого служителя, я покопалась в его вещах и наспех переоделась в мужской костюм. Рукава рубашки и штанины оказались длинноваты, и я закатала их. Концы волос были мокрыми, и даже природная чернота не скрывала алый цвет крови. Я срезала липкие пряди и спрятала волосы под найденную кепку.

Что же делать с телом? А с письмом? И с моим скинутым платьем?

Правильно, Нахиирдо, сжечь. Но не белым пламенем. Достаточно на этом куске земли чертовщины. Я взяла свечу и подожгла конец простыни. Скоро огонь охватит всё помещение, а затем перебежит на соседние. Мне немного стыдно перед кожевником, его женой и маленькими детьми. Надеюсь, они не пострадают и вовремя заметят пожар. Достаточно рано, чтобы спастись, но слишком поздно, чтобы найти тело.

Письмо я сожгла с помощью той же свечи. Лучше избавиться от такой важной вещи прямо сейчас, чем надеется на жёлтый огонь, такой немощный по сравнению с белым. Всё-таки в этом письме моё имя…

Я торопливо спустилась со второго этажа, надвигая на глаза кепку.

– Вас ждать к ужину, служитель? – достиг меня оклик кожевника. Со спины он принял меня за мальчишку в этой мешковатой одежде. Я неопределённо пожала плечами, не поворачиваясь к хозяину лицом, и торопливо вышла из мастерской.

========== Глава 16 ==========

Глава 16.1

Сат’Узунд

«Пока блуждает по Лесу в естественных потёмках, имея перед глазами миллион тропинок во всевозможные стороны, не знает девочка, где кончается Горизонт и начинается Свобода. Всюду простирается Лес, и нет ничего, что было бы не Лесом. Лес есть само естество мира. Лес – душа и сердце заплутавшей реальности для потерявшихся девочек.

Дрозды давно выклевали ей глаза, а в горло и нос набилась дорожная пыль. Девочка беспокоится лишь о том, как ей запустить механизм в груди, когда он остановится, и как выйти из Леса, конца и края которого нет. Глупые белки и несмышленые дятлы смирились со своей сопричастностью к Лесу, но не она. Рано ей срастаться корнями с ближайшими деревьями, рано вплетать волосы в ветки кустов, рано разноситься по Лесу опавшими листьям.

Вот приходит она к старому дубу, на котором сидит мудрый ворон.

«Скажи, как мне выйти из Леса?»

«Из него нельзя выйти. Лес – это твой мир, заблудшая душа»

Не устраивает девочку такой ответ. Жалеет её ворон и предлагает на выбор шесть предметов, каждый нужный для безопасного достижения края лесного. Но предупреждает мудрая птица, что взять разрешено лишь один из них. Смотрит слепо девочка на дары: ключ, карта, лук со стрелами, лампа, котомка с едой да монетка непонятная, рисунок на которой стёрся от времени.

«Как необычно! – говорит девочка. – Для чего нужен этот ключ? Неужели он от того дома, возле которого я умерла в прошлый раз? Теперь-то я отопру дверь и попаду внутрь!»

Равнодушно ворон смотрит на неё. Берёт девочка ключ и идёт дальше. И приходит к дому, дверь которого заперта, а окна – наглухо заколочены. А ведь наверняка внутри есть и огонь, и пища, и ночлег. Отпирает девочка ключом дверь и входит внутрь. Вот и камин горящий, и запахи аппетитные витают в воздухе, да живность мелкая хозяйничает по углам. Не замечает девочка дыру в полу, проваливается в неё и разбивается. Не знала она, что не достаточно предвидеть дом и ключ к нему. Не всегда очевидная дорога ведёт в правильную сторону.

Притча о Лесе. Минута вторая»

Покуда слёзы неба не орошат землю ласковой влагой, не вытянутся тонкие талии деревьев. Покуда не запляшут разноцветные наряды стройных великанов, не запунцовеют гладкобокие плоды. Покуда не повиснут гроздья на ветках, словно склонившиеся деточки в красных платках, не разлетятся по миру свиристели, исклевавшие крохотные рубины. Покуда птицы не машут крыльями хотя бы в двух частях света, не передаются знания между ними. Несложная цепочка естественного поведения, заложенная природой в механизмы всего сущего, лежит на поверхности или прячется от посторонних. Всё это Сат’Узунд зрит взором не внешним, но внутренним, доступным немногим душам мира. Там, где край ветки приветливо машет прохожим, она видит корни. Там, где несмелая рябь расходится кругами, она замечает танцующий ил. Там, где картина блещет красками, ей открываются первые штрихи художника. Пугает это неподготовленных, но Сат’Узунд с рождения своего привыкла к глубокому восприятию и блуждает невидимым взором там, куда иногда забредают лишь просветлённые и люди с особым даром.

«В народе Спустившихся ходит присказка, что не обязательно быть святым для ношения нимба. Достаточно посмотреть на их белоснежную королеву, чьи ветвистые рога скреплены обручем, и ощущение, что перед вами божество, сложится само собой. Когда меня попросили набросать иллюстрации для одной Священной книги, служители потребовали опустить эту занимательную деталь во внешности Сат’Узунд. Не престало демону выглядеть так, будто сама Терпящая одарила её ореолом святости»

Мир – набросанные друг на друга образы, прыгающие в глаза своей яркой привлекательностью. Как отвлекают порой эти радужные картины от выкапывания клада, погребённого под ворохом пёстрого великолепия. Тем счастливее слепая Королева, не способная видеть эти помехи. Ей доступно лишь то, что нужно, и в том количестве, в каком нужно. Вероятно, именно благодаря своему отточенному внутреннему взору она единственная, кто может поймать тень Его и Её – едва заметный отпечаток присутствия Неизвестных в прогалинах пространства и времени. Но как этого, на самом деле, много!

«Слышал, что королева Сат’Узунд созвала каких-то Наблюдающих или Наблюдателей… Бездна их забери, что это ещё за фокусы? Неужели она верит, что мы ещё можем наладить отношения с этими глупыми фанатичными человечишками? Как наивно! При всём уважении к мудрости королевы, иногда мне кажется, что Сат’Узунд видит какие-то утопические дали, а не Истину»

Любое живое существо – это поверхность пруда. Оно отражает окружающее, но искажает его на свой лад, показывает не совсем правильным. Ведь ни один пруд не осознаёт, что небо лазурного цвета, а не грязно-серого или изумрудно-коричневого. И ни один пруд не верит, что склонившиеся над гладью деревья вовсе не такие мутные и бесконечно далёкие, как мерещится. Если оторвавшийся от отчей связки лист упадёт на него, побежит рябь. Если бросить камень, произойдёт то же самое. Сат’Узунд – это поверхность, покрытая непреходящей коркой льда. Лист заскользит по ней, но не оставит волнения на воде. Камень отскочит, не имея возможности проникнуть вглубь. Очевидно, лёд также неправильно отражает образы мира, ведь, по сути, это та же стихия, только застывшая навечно в твёрдой, непоколебимой форме. Даже Сат’Узунд с её внимательнейшим взглядом не способна познать законы Мироздания. Но из всех живых существ она стоит на ступеньке выше на пути к этому.

«Насколько страшно вести переговоры с Хатпрос, Сайтроми или Хат’ндо (я не говорю уже о Цехтуу, которая ни одну встречу не в состоянии обойтись без разрушений), настолько же радостно встречать Сат’Узунд. Не удивительно, что её воинственные родственники-бестолочи посылают именно её! Она терпеливо выслушивает предложения, поворачивая жуткое лицо без глаз в стороны говорящих, как будто может видеть их, неторопливо рассказывает, с чем согласна, или, не повышая голоса, объясняет, с чем нет. Я бы назвал Сат’Узунд самой безобидной из Шести, если бы не знал, что именно она читает варианты развития событий. Поговорив с нами, она заранее знает всё, что мы сделаем в будущем. Это не похоже на способность её брата, Сайтроми, видеть людей насквозь. Она так делает не с людьми, а самой ситуацией и будущими вариантами её развития. <…>Ну вот, я теперь уже и сам не знаю, предпочитаю я беседовать с грубой, но бесхитростной Цехтуу, или же с уравновешенной, но догадливой Сат’Узунд»

Изящно струится белое платье, закручивая складки в хоровод. Бледная кожа Королевы вторит сему оттенку. Весь облик Сат’Узунд словно стремится соответствовать тому серебряному пламени, что вьётся в душе её. Олицетворением спокойствия и мудрости являются её черты, такие же глубокие, как и мысли.

Не все сородичи Королевы, наблюдая за её терпимостью, сохраняют в себе оную. Не нравится им её всепрощающая снисходительность к врагам Спустившихся, попытки принять их такими, какие они есть. Наибольшая пропасть в характерах приметна у Сат’Узунд и Цехтуу. Старшая сестра, без сомнений, любит среднюю, но не проходит и декады, как они в сотый раз расходятся во мнениях. Другим несовместимость жизненных принципов сестёр идёт на пользу, поскольку они оглядывают предмет спора сразу с двух, почти противоположных сторон. Трепетнее всех к носительнице «нимба» относится Сайтроми, ибо Сат’Узунд – не что иное, как часть его самого. Некогда единые телом и духом, они понимают друг друга с полуслова. По слухам, остальные разделившиеся не сумели достичь такого согласия между собой, как вместилища серебряного огня.

«У меня душа ушла в пятки, когда мой несмышлёный малыш вдруг спросил у королевы, почему она видит всё, но не может разглядеть Терпящую. Я, как и любая мать на моём месте, поспешила извиниться. Ведь короли были так злы из-за недавнего поражения, а вера народа в них значительно пошатнулась, что любое, даже самое нелепое сомнение, могло быть воспринято как предательство. Но Сат’Узунд неспешно объяснила, что Терпящая за пределами реальностей. Её от нас отделяют множества стёкол, или как-то так. Да, именно так она и сказала. Стёкла, через которые не видно даже самым зорким. Кажется, ребёнка устроил такой ответ»

Каскадом спадают качества и личностные приметы, заворачиваясь в петлю парадоксов. А как иначе, коли речь идёт о Шести? Будучи далёкой от вспышек гнева и противницей яростного решения конфликтов, Сат’Узунд – страшнейший кошмар того, кому удастся вывести её из себя. Ведро, наполняемое капля за каплей, долго висит на гвозде, однако больнее бьёт по голове, когда срывается. Неожиданным и мощным рывком взвивается пламя, без жалости и сострадания сжигая обидчиков. Но следует помнить, что не пинки и не словесные проклятья расшатывают гору. Для этого требуется что-то значительно серьёзнее.

«Мораль сей сказки такова: помните, дети, что живёт в этом царстве Тьмы злая уродливая королева по имени Сат’Узунд. Она всегда знает, когда вы плохо себя ведёте: грубите родителям, не слушаетесь старших братьев и сестёр, забываете молиться Терпящей, бегаете на речку или в лес вместо утренних служений в церкви. Отвратительная королева всё видит и слышит. И самых непослушных она забирает в своё тёмное логово, где несчастные души работают днями и ночами на ленивую королеву»

Поэтична и чутка натура Сат’Узунд. Среди сестёр своих она – само воплощение женственности. Будто эта обманчиво хрупкая на вид фигурка была рождена для того, чтобы позировать скульпторам и танцевать на баллах. Но и тут не всё так тривиально, как могло бы показаться. Красота всегда остаётся критерием сугубо относительным, что бы там ценители изяществ ни говорили о высшей степени прекрасного. Сат’Узунд хороша в сравнении с братьями и сёстрами, но мало кто среди людей и даже Спустившихся описал бы её внешность словом «красивая». Вот уж ирония из ироний.

Несколько национальных произведений искусства, такие как картины и скульптуры из камня, принадлежат Сат’Узунд. Пока её братья и сёстры проявляют таланты в стратегии, иллюзиях, химии и алхимии, механике и других сферах, спокойная Королева рождает красоту красками и молоточком. Неторопливо, сосредоточенно движет она руками, превращая грубую материю в неиссякаемый источник вдохновения последующих поколений Спустившихся, внося изумительные краски и глубину в серость безобразной плоскости холста.

Кажется, будто Королева вовсе не злится на Создательницу, отзывается о Ней если не ласково, то и не дрожащим от гнева голосом. Но среди сородичей она меньше всех верит, что Терпящая когда-либо вернётся. Возможно, Сат’Узунд зрит неприглядную правду о Ней и, не способная описать чувственный опыт, смиряется с положением дел. В конце концов, зачем Шестерым Королям нужна Мать, когда они есть друг у друга?

«Сат’Узунд не может потеряться в бесконечном Лесу. Для всех Лес – это лабиринт с миллиардом дорог, которые переплетаются друг с другом и ветвятся на миллиарды более мелких. Но Сат’Узунд видит их все. И даже если эти дороги не приводят к выходу из Леса, она знает, какую выбрать, чтобы создать свой собственный путь и пересечь Горизонт. Для неё Лес – открытая книга, которую она читает, даже не имея глаз»

Глава 16.2

Преследователи

Я затаилась, но они, определённо, знали, где нужно искать. Умелые ищейки взяли след и обнюхивали каждый уголок. Возможно, они были настроены на биение сердца или запах пота жертвы. В любом случае, спрятаться от них практически нереально.

Сколько времени я вот так убегала? Сутки или более? Неужели церковники столь быстро определили, кто лишил их одного из драгоценнейших служителей? Хотя что там гадать? Глупая девчонка, ты думала, что умнее всех! Но всё слишком очевидно, и эта очевидность тоже очевидна, каким бы плеоназмом это ни прозвучало. Итак, у нас есть труп, поджаренный до золотистой корочки. А поскольку он есть не где-то, а в доме кожевника, следует использовать эту хрустящую запёкшуюся часть для отделки новой сумки какой-нибудь гонявшейся за модой леди. Нет, это не та мысль. Ещё у нас есть внезапно пропавшая девушка Умфи, которую после разговора с другом-служителем никто не видел. И пусть доказать, что эта подозрительная девица и есть та ненормальная, устроившая пожар в доме кожевника, почти невозможно, вероятно, она ею и является, раз вот так взяла и исчезла! Очевидно? Не то слово!

Или всё было ещё хуже, и огонь не успел разгореться. Брошенное окровавленное платье обнаружили, и сразу стало понятно, кто поджигатель. А ещё убийца. Я согласна на оба этих звания, лишь бы люди не догадались о третьем и самом главном: полудемон. Фу, какое некрасивое наименование…

Несмотря на абсурдность мыслей, мне было далеко до истерики. Но в голове, в самом деле, что-то перемешалось.

Гнавшиеся люди, несомненно, были представителями Церкви. Я успела разглядеть их рясы и расслышать обращения. Эти братья совсем не вовремя настигли меня в лесу спустя всего несколько часов после того, как я выбралась из города. Уже прознали об убийстве? Да ребята хуже лютых головорезов, хватающихся за дорого оплачиваемое дельце! Хотя чего я ещё ожидала? Это же Церковь, чьи верные псы с детства натренированы бросаться на демонов и других врагов человечества и без капли сострадания разрывать плоть грешников. Сейчас их острые клыки клацали опасно близко от моей шеи.

Преследователи загнали меня в какую-то канаву, ведущую в подземелья. Пробежавшись по грязным искусственно созданным коридорам, я с удивлением отметила, что это была самая настоящая канализационная сеть. Не думала, что где-то ещё, кроме крупных городов Королевств, люди строили подобные туннельные помещения. Спустя несколько минут мальчишеский наряд промок насквозь, а всё тело пропахло смрадом и отходами. Кепка потерялась по дороге, и укороченные волосы лезли в глаза. Однако неудобства не казались нестерпимыми, потому что надо мной нависла опасность. Лишь она одна занимала мысли и подгоняла вперёд, глубже в эту вонючую дыру.

Я твёрдо решила не даваться им в руки. Та же жажда жизни, толкнувшая меня на убийство, запрещала останавливаться и просить о милости. Пока не упаду замертво от усталости, не замедлю шага! Я слишком дорого заплатила за собственную свободу. Слишком…

Иногда в темноте опущенных век мне являлся мираж. Он воплощал в себе все горести и муки моего выбора, жестоко напоминал о несправедливом перевесе одной из чаш весов. Я воочию видела Рандарелла, как если бы он стоял прямо передо мной. Достаточно вытянуть руку, чтобы коснуться его острого плеча или упрямо поджатых губ. Но это была иллюзия. И она отворачивалась от меня, демонстрируя выпирающие позвонки и широкие плечи. Но не для того, чтобы выразить презрение. Этот навеянный ветром сожалений Рандарелл, следуя примеру настоящего, не был способен выказывать гнев или неприязнь. Он отворачивался от меня, чтобы загородить грудью от надвигавшейся угрозы – смерти. Ведь он ставил мою жизнь превыше своей.

Хотелось бы сказать, что поступила бы так же. Но, выбирая между ним и своей свободой, я поставила последнюю выше моего драгоценного друга. Поставила себя выше него. Хорошо же отплатила, ничего не скажешь!

Этот мимолётный образ продолжал непоколебимо закрывать меня собой, и оттого становилось ещё гаже на душе. Я бросалась к возмужавшему телу Рандарелла и повисала на его шее, слёзно моля простить меня за сделанный выбор. Хотя и осознавала, что поступала бы так снова и снова, имей волшебную способность возвращаться в прошлое.

Но это не означало, что я не раскаивалась. Нет, на Ташефа и умерщвлённую дружбу Зрячего с Рандареллом мне было плевать. В моей руке увял не самый привлекательный цветок, ну и что? Вон их сколько, целое поле. Обидно становилось за мои зародившиеся крепкие отношения с молодым служителем. Я видела, как они созревали, лелеяла их, осторожно поливала для роста. А потом закопала тонкий стебелёк обратно. Нет, даже хуже – сожгла вместе с горшком.

Только это я и умела: испепелять всё, чего касались руки. Семейная особенность, полагаю.

– Ты просто не доверяла мне, – говорил иллюзорный Рандарелл, и мне приходилось сдерживаться, чтобы не моргать и не видеть его искажённое в гримасе осуждения лицо.

Нет, всего лишь не успела подготовить к правде. Меня разоблачили так быстро, что единственным возможным выходом стало стремительное нападение. Означало ли это, что во всём виноват Ташеф с его несвоевременными угрозами? Или Рандарелл, который не проболтался заранее, что парень – Зрячий? Или сама я, разомлевшая в лучах внимания дорогого человека и потерявшая бдительность?

– Раньше надо было соображать, – юноша печально качал головой и отстранялся, когда я пыталась ухватить его за запястье. – Я надеялся, что отныне и навсегда мы будем вместе.

– Я тоже! Идти бок о бок с тобой было моей мечтой, – слизывая солёную влагу с губ, шептала я. – Всегда вместе преодолевать тяготы и бремя жизни. Мы дополняли бы друг друга. Я охлаждала бы твой неугомонный пыл, а ты вселял в меня оптимизм. Грезила вечерами, что мы…

Я споткнулась и хлюпнулась в ржавую лужу. И только тогда поняла, что уже несколько секунд брела наугад с закрытыми глазами, в полудрёме. Холодный душ немного отрезвил разум. Невдалеке послышались голоса и шлёпанье ног по воде. Они близко.

Вопреки громким обещаниям не сбавлять темпа до самого забвения, начинала клевать носом и едва волочила ноги. Проклятые штанины набухли, и я путалась в них. Грязь, казалось, приросла к коже, которая отчего-то зудела в нескольких местах сразу. И ещё я заплутала в бесконечных туннелях, так что, даже если преследователи потеряют мой след, мне не скоро светит отыскать выход наружу.

– Она где-то рядом! – донеслось сзади.

Служители перекидывались банальными репликами, но иногда до слуха долетали обрывки знаменательных фраз, которые подсказывали, куда лучше не сворачивать и когда следует ускорить шаг. Один раз мне как будто послышалось имя «Катрия», но без контекста проверить достоверность было трудновато. Да и акустика канализации оставляла желать лучшего, так что всё это, скорее всего, являлось слуховым обманом.

В изнеможении я присела на каменный пол и прикрыла глаза. И снова из черноты выпрыгнул Рандарелл, увлекая меня за собой. А потом как будто вспоминал, что его подруга – предательница, и озадаченно замирал. Он так и будет мучить меня, прокручивая в моей черепушке невозможный сценарий? Когда я уходила из мастерской, внутри пульсировала решимость, а молоточек в висках подгонял сбежать с места преступления. Всё происходившее тонуло в молочной дымке, как будто случившееся – лишь сон. Я действовала словно по инструкции: заставить доносчика молчать, избавиться от улик, избавиться от тела, скрыться. Хладнокровно, спонтанно, непреклонно. И только сейчас мне стало по-настоящему горько от потери Рандарелла, которого, возможно, не суждено увидеть уже никогда. Даже перспектива всю оставшуюся жизнь скрываться от церковников так не угнетала, как расставание с юношей. От Lux Veritatis, на худой конец, можно сбежать на Нижний этаж, с усмешкой подумала я. Или прятаться в заброшенном городе вместе с Юдаиф. Ей ведь как-то удавалось отгонять от себя любопытных и не попадать под внимательный взгляд воинствующей стопы Церкви. Но успокоится ли моя душа, или я так и буду искать встречи с другом, надеясь однажды вернуть теплоту наших отношений?

Возможно, его, простого служителя, даже и не посвятят во всю правду. Рандарелл никогда не узнает, кто убил его товарища, потому что остальные скроют факт существования невероятной дочери Сайтроми. Да, такая новость обязана напугать простой люд, а оттого её сохранят в тайне. Меня казнят по сфальсифицированным обвинениям, в которые хорошо знавший меня Рандарелл никогда не поверит. Для него девочка Умфи останется чиста. Но так ли это будет важно, если я окажусь мертва?

– Да замолчи! – зашипела я, впиваясь в виски. Проклятый наездник топил меня в панике. То ли ему не нравились узкие туннели, то ли пугала погоня. – Ты мешаешь!

Голосов давно не было слышно. Я расслабилась и села удобнее, облокотившись о холодную стену. Под ногами шныряли крысы, некоторые достаточно крупные. Они бесстрашно пробегали мимо самых мысков, показывая, кто тут настоящий хозяин. На противоположной стене висело подобие указателя, который в этом царстве поворотов и развилок выглядел сущей насмешкой. На нём значилось: «Тебе не туда».

На самом деле, у меня всегда имелся козырь, о котором я редко вспоминала. Обычно он всплывал в сознании в спокойные и мирные дни, когда использовать его не возникало необходимости. Имя ему Тигоол. Я задолжала ей желание, а она мне – его исполнение. Если бы мне хватило дальновидности, я бы ещё в городе Юдаиф вызвала девушку и попросила доставить прямиком в Байонель. И никаких опозданий! Возможно, Рандарелл в то время ещё не прибыл на остров, зато установленный Сайтроми лимит не был бы нарушен. Всё сложилось бы иначе.

Бросая взгляд в прошлое, я понимала, как много возможностей оказалось упущено из-за банальной забывчивости. Тигоол, конечно, не всесильна, но на многое способна. Разумней было попросить Спустившуюся найти Рандарелла вместо того, чтобы баловаться со спицами. Я могла потребовать закинуть Ташефа на Нижний этаж, и тогда бы парень прослыл пропавшим без вести. Но потраченную единицу в уравнение уже не вписать, и сейчас или в любой другой важный момент у меня не оказалось бы этого замечательного желания.

Однако… когда я позвала Тигоол, она не явилась. И это оказалось как нельзя некстати. Если выяснится, что Спустившаяся ушла на покой, пару лет назад выполнив все условия наказания, и теперь нежилась на солнышке возле дома, я буду негодовать и требовать возместить ущерб! Напишу жалобу самой Цехтуу… если выживу.

Я пробовала снова и снова, отказываясь верить, что моя ворчливая знакомая действительно не слышит, а не игнорирует в излюбленной манере. Где она и чем занята в эту минуту?

Снова застучали подошвы, и я заторопилась с насиженного места. Отпускать меня так легко не собирались. Тогда им придётся ещё изрядно побегать, прежде чем жертва попадётся в капкан.

«Не сворачивай» гласила надпись на указателе, и я покорно пошла вперёд. И вскоре упёрлась в тупик. Невероятно… Либо тут долгое время жил шутник (или разумный хищник), заманивавший любопытных зевак в ловушку, либо строители туннелей прибивали таблички в пьяном вдрызг состоянии.

– Вот она! – крикнули совсем рядом.

Я в ужасе заметалась на месте, ища хотя бы крохотную лазейку. Мою ногу обвило что-то колючее, лишая равновесия. Золотая цепь! Точно такая же сковывала Сайтроми в Байонеле, причиняя ему страдания! На лбу выступил пот, когда я заметила, что цепь не оплетала мою лодыжку, как поначалу казалось, а проходила сквозь неё! Выскочивший из-за угла служитель рванул её на себя, и я плюхнулась на пол. Вот и допрыгался зайчик…

– Скорее, я один её не удержу! – крикнул мужчина, и в его голосе отчётливо слышались высокие испуганные нотки. Он боялся меня? Правильно, таких следует страшиться пуще ночных кошмаров!

Я сосредоточилась и попыталась проникнуть ему в разум, но цепь вдруг полыхнула таким ослепительным светом, что в глазах заплясали разноцветные пятна. Попытки вытащить её из ноги приводили к тому же результату: резкая вспышка и боль во всём теле.

– Не выйдет. Магия Церкви сдерживает твои природные способности, – оскалился служитель, чувствуя себя более уверенно, пока его жертва беспомощно билась в путах.

Если драться не получается, нужно бежать дальше. Я приметила в стене небольшую щель и рванула к ней. Цепь поначалу поползла за мной, но как только я оказалась вне поля зрения ошарашенного преследователя, она отпустила. Попасть в узкий лаз мужчина не мог, и до меня долетели его гневные вопли.