Текст книги "Золотое руно (сборник)"

Автор книги: Роберт Джеймс Сойер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 86 (всего у книги 108 страниц)

*16*

Зал заседаний судьи Прингл находится на девятом этаже здания Уголовного суда округа Лос‑Анджелес – на том же этаже, где проходил процесс Симпсона, и перед входом на который всех подвергают обыску.

Стены отделаны панелями из калифорнийского красного дерева. Судейская кафедра находится у дальней стены, под резным гербом штата Калифорния. Калифорнийский флаг с бурым медведем свисает с флагштока по правую руку от судьи; по левую руку висит флаг Соединённых Штатов.

На столе перед судьёй имеется компьютерный монитор, открытый портативный компьютер и десяток юридических справочников, стиснутых металлическими книгодержателями.

Перед судейской кафедрой справа от судьи находится стол защиты, слева – обвинения; на каждом стоит компьютерный монитор и видеомонитор. Между ними – небольшая кафедра, за которой должен стоять адвокат или прокурор, задавая вопросы – времена, когда они нависали над свидетелем в манере Перри Мейсона давно прошли.

Рядом со столом обвинения загородка для присяжных. В ней два ряда по семь мягких кресел в каждом; двое резервных присяжных будут сидеть с основным жюри.

Основное жюри: семь женщин и пять мужчин; шестеро чернокожих, трое латиноамериканцев, двое белых, один азиат, все с бэджиками со штрих‑кодом.

Рядом с местами присяжных стоит камера «Суд‑ТВ»; оператор, сидящий в глубине зала, управляет ей дистанционно с помощью двух джойстиков.

У боковой стены за столиком бэйлифа установлены шесть кресел тосокской конструкции, чтобы Келкад, Рендо, Торбат, Доднаскак, Стант и Гед могли наблюдать, как судят их товарища; последние несколько дней тосоки провели за просмотром видеозаписей других судебных процессов об убийствах, чтобы быть в состоянии понимать происходящее и вести себя соответственно.

Место Фрэнка Нобилио было в первом ряду галереи для публики, непосредственно за спиной Дэйла Райса. Фрэнк получил это место как почётный гость; ему не пришлось стоять в очереди всю ночь вместе с остальной публикой. По левую руку от Райса сидел на специальном стуле Хаск. Как всегда, на нём была надета его серо‑коричневая жилетка с множеством карманов.

Справа от Райса сидела Митико Катаяма, его помощница, стройная женщина тридцати пяти лет.

Судья Прингл, облачённая в судейскую мантию, что‑то записала в блокноте и оглядела зал.

– Стороны готовы начать? – спросила она.

– Готовы, ваша честь, – ответила Линда Зиглер.

– Готовы, ваша честь, – ответил Дэйл Райс. По своей давней традиции в первый день слушаний он надевал первозданной белизны шёлковый галстук; он не будет сегодня говорить, кроме как подавая протесты, до окончания вступительного слова обвинения, но он посылал таким образом присяжным безмолвный знак невинности и чистоты в эти критически важные первые мгновения процесса.

– Можете начинать, миз Зиглер, – сказала Прингл.

Зиглер поднялась из‑за стола обвинения и вышла в пространство перед загородкой для присяжных.

– Дамы и господа присяжные, как вам известно по voir dire, меня зовут Линда Зиглер, и я старший заместитель прокурора округа Лос‑Анджелес. Мне помогает на этом процессе Трина Даймонд; её вы услышите на последующих стадиях процесса.

Мне нет нужды вам говорить, что это необычное дело. Обвиняемый на этом процессе – не человек. Он пришелец, инопланетянин, существо из другого мира. Мы все с вами современные люди. Мы все пожили на этом свете. Однако из наших разговоров во время voir dire я знаю, что вы похожи на меня. Вы могли верить, что жизнь на других мирах теоретически возможна – в конце концов, мы живём в большой вселенной, так что, если подумать, вряд ли эта крошечная планета у ничем не примечательной звезды является единственным средоточием жизни во всём мироздании. Но вы никогда бы не подумали, что этот вопрос может прозвучать где‑либо, кроме Учебного канала или передачи покойного Клетуса Колхауна «Огромные шары огня».

Но в последние несколько месяцев всё изменилось, не так ли? Пришельцы прилетели на Землю! Как вид, мы показали себя очень достойно. Видимо, помня обо всех неудачных встречах между прежде изолированными народами нашего мира, мы сумели встретить первый звездолёт из другого мира в цивилизованной манере.

Было так здорово познакомиться с тосоками – не так ли? И мы протянули нашим соседям руку дружбы.

Но хорошее никогда не длится долго, дамы и господа, и поэтому мы все сейчас здесь. Доктор Клетус Колхаун был – и я не могу подобрать для этого иного слова – был выпотрошен , его тело вскрыли, а органы разбросали вокруг. Я вижу, как некоторые из вас содрогнулись, и я сожалею, дорогие мои, что нам ещё не раз придётся обсуждать жуткие детали этого преступления в ходе процесса.

Как вы знаете, Хаск, один из семерых тосоков, прилетевших на Землю, был обвинён в смерти доктора Колхауна. Миз Даймонд и я от лица народа Калифорнии продемонстрируем вам, что вне всякого обоснованного сомнения Хаск намеренно совершил убийство доктора Колхауна, прекрасно сознавая при этом, что он делает. Мы просим признания вины в убийстве первой степени. Чтобы подкрепить обвинение, мы должны будем доказать, что метод убийства был доступен обвиняемому – что в этом, как мы покажем, нет причин обоснованно сомневаться. И, поскольку мы выдвигаем обвинение в преступлении первой степени, мы должны будем доказать, что преступление не было ни спонтанным актом самообороны, ни временным всплеском неконтролируемой ярости, а было обдуманным, преднамеренным, запланированным обвиняемым заранее, и выполненным – здесь уместно сказать, приведённым в исполнение – обдуманно и целенаправленно; и это мы тоже собираемся вам доказать так, чтобы не осталось никаких обоснованных сомнений…

Наконец, наступила очередь Дэйла. Он медленно поднялся и прошёл мимо стола к своему месту перед загородкой присяжных.

– Леди и джентльмены, – сказал он, – меня зовут, как вы можете помнить, Дэйл Райс, и я представляю здесь обвиняемого, Хаска. Мне будет помогать миз Митико Катаяма.

Готов спорить, что все вы видели «Перри Мейсона», но я не хочу, чтобы у вас были заблуждения насчёт того, чем занимается на суде представитель защиты. Старина Перри, он обычно стращал каждого, кто оказывался на свидетельской скамье, до тех пор, пока кто‑нибудь, кроме подзащитного, не сознавался. Так вот, на этом процессе такое будет вряд ли. Штат обвиняет моего клиента в убийстве, но, как вам ещё укажет судья, сам факт того, что моего клиента обвинили, не является свидетельством его вины. Мой клиент заявляет о своей невиновности. И вы должны понимать, что он не обязан – вообще не обязан – доказывать свою невиновность.

Так же, как и мы, его адвокаты, не обязаны представить альтернативное объяснение смерти Клетуса Колхауна. «Если убил не Хаск, то кто?» – это самый естественный вопрос, который наверняка будете себе задавать. Но вы не можете признать подсудимого виновным на основании этого вопроса. Вы можете признать вину лишь на основании улик, представленных в ходе процесса. И если эти улики оставляют у вас обоснованное сомнение в вине моего клиента, то вы обязаны оправдать его, даже если это будет означать, что убийство Клетуса Колхауна останется нераскрытым. Да, преступление, о котором здесь пойдёт речь, ужасающе и жестоко, и да, мы все хотим, чтобы кто‑то за него ответил. Но вы находитесь в необычном положении: единственный, кого вы можете заставить ответить – это мой клиент. Поэтому вам необходимо проявлять большую осторожность и сдержанность: вы должны быть уверены, что ваше естественное желание призвать преступника к ответу в комбинации с тем фактом, что призвать к ответу вы можете только Хаска, не заставило вас признать его виновным, даже если вы не уверены наверняка, действительно ли он совершил это преступление.

В этом деле имеется и ещё одно необычное обстоятельство. Может статься, что если Хаск не совершал убийства, то его совершил кто‑то другой из тосоков. Однако допустить, чтобы покарали не того тосока, вы можете не в большей степени, чем подвергнуть наказанию не того человека. Мысли о том, что «один из них это сделал, так пусть же один из них за это ответит» не должно быть места в вашей голове. Каждый из семерых тосоков – отдельная личность. Вы должны быть убеждены вне всяких обоснованных сомнений, что этот конкретный тосок, мой клиент Хаск, совершил убийство, и вы признаёте его лично виновным в этом…

*17*

Вступительное слово сторон заняло целый день. В десять утра на следующий день начался опрос свидетелей обвинения.

– Для протокола: открывается заседание по делу «Калифорния против Хаска», – сказала судья Прингл, занимая своё место за кафедрой. – Обвиняемый присутствует, равно как его адвокаты мистер Райс и миз Катаяма. Обвинение представлено миз Зиглер и миз Даймонд. Присяжные на месте. Обвинение, вы готовы продолжать?

– Готовы, ваша честь, – ответила Зиглер.

– Очень хорошо. Можете вызвать первого свидетеля.

– Спасибо, ваша честь, – сказала Зиглер, занимая место ведущего опрос. Телекамера «Суд‑ТВ» повернулась следом за ней. – Обвинение вызывает доктора Энн Флемингдон.

Флемингдон оказалась крепкого вида женщиной за сорок, широкоплечей, круглоголовой, с коротко остриженными волосами, в которых пробивалась оставленная незакрашенной седина. Она была одета в тёмно‑синий жакет поверх бледно‑зелёной блузки и такие же тёмно‑синие брюки.

Доктор Флемингдон вышла через маленькую деревянную калитку, отделяющую зрителей от участников суда, и заняла место рядом с секретарём суда.

Она повернулась лицом к клерку – невысокому латиноамериканцу – и подняла руку прежде, чем её попросили это сделать.

– Клянётесь ли вы, – сказал клерк с едва заметным акцентом, – что показания, которые вы дадите по делу, рассматриваемому сейчас судом, будут правдой, всей правдой и ничем, кроме правды, и да поможет вам Бог?

– Клянусь, – сказала Флемингдон. У неё был довольно низкий голос.

– Займите, пожалуйста, место на свидетельской скамье и огласите своё имя и фамилию для протокола, – сказал клерк.

Флемингдон села.

– Меня зовут Энн Флемингдон, – и она продиктовала своё имя по буквам.

– Спасибо, – сказал клерк.

– Доктор Флемингдон, – заговорила Зиглер, поднимая взгляд от стопки бумаг, которые она положила на кафедру перед собой, – правда ли, что вы – врач, имеющий лицензию на оказание медицинских услуг в штате Калифорния.

– Да.

– Кто ваш текущий работодатель?

– Округ Лос‑Анджелес.

– Какова ваша должность?

– Я являюсь главный судмедэкспертом и коронером округа.

– В этом качестве вы были вызваны для осмотра тела Клетуса Роберта Колхауна?

– Да.

– Где производился осмотр?

– Первичный осмотр производился на месте преступления в Пол‑Валкур‑Холле, общежитии в кампусе Университета Южной Калифорнии в Юнивёрсити‑Парк. Я продолжила работу с останками, когда они были собраны и перевезены в мою лабораторию.

– Ваша честь, мы просим приобщить к делу вещественные доказательства обвинения с номерами от одного до двадцати пяти: фотографии, сделанные на месте преступления.

– Мистер Райс?

Дэйл выдохнул.

– Ваша честь, мы бы хотели сохранить наше возражение для апелляции.

– Понятно, – сказала Прингл. – Отклоняется.

Были внесены три стенда с несколькими цветными фотографиями на каждом. Флемингтон покинула свидетельское место и подошла к стендам. Камера «Суд‑ТВ» отфокусировалась так, чтобы показать её, но не фотографии.

Хаск упёрся взглядом в загромождённую поверхность стола защиты. Дэйл оглянулся: остальные тосоки также не смотрели на фотографии, хотя один из них – Гед – украдкой подглядывал.

– Доктор Флемингдон, – сказала Зиглер, – опишите, пожалуйста, причину смерти.

Флемингдон отцепила тонкую чёрную лазерную указку от внутреннего кармана жакета.

– Конечно, – сказала она. – Смерть наступила в результате сильного геморрагического шока. Доктор Колхаун испытал почти полное кровоизвлечение – то есть из него вытекла практически вся кровь. Как вы можете видеть на фото номер четыре, – среди тёмно‑красной крови на снимке заплясала ярко‑красная точка, – правая нога доктора Колхауна была отделена от тела диагональным разрезом, начавшимся под бедром. Разрез был невероятно чист, в результате чего все кровеносные сосуды в его ноге, включая бедренную артерию, оказались вскрыты. Бедренная артерия – это основная артерия, отвечающая за снабжение ноги кровью, а из‑за того, что разрез прошёл наискось, отверстие получилось очень широким. Сквозь него и вытекла бо́льшая часть крови доктора Колхауна.

– Вытекла? – переспросила Зиглер. – Наверняка это было гораздо драматичнее?

– По сути, да. Пока кровопотеря его не убила, его сердце продолжало биться, вследствие чего кровь, фактически, выбрасывалась из его тела фонтаном.

Дэйл посмотрел на Катаяму и покачал головой. С другой стороны – может быть, все эти подробности в духе Сэма Пекинпа[220] 220
  Американский режиссёр, чьи фильмы отличались натурализмом в изображении сцен насилия.
  


[Закрыть] введут присяжных в ступор… а присяжному в ступоре будет не до призывов к отмщению.

– Как был произведён разрез? – спросила Зиглер.

Лазерная указка снова сдвинулась.

– Он начался на внешней стороне правого бедра чуть ниже линии паха и проследовал по диагонали под углом около сорока градусов к внутренней стороне бедра.

– На самом деле мой вопрос касался инструмента, с помощью которого был сделан разрез.

Дэйл закатил глаза. Флемингдон прекрасно знала, что Зиглер имела в виду; они наверняка репетировали её показания. Но это маленькое шоу было призвано создать у присяжных впечатление, что всё это не было запланировано заранее.

– О, – сказала Флемингдон. – Это сложный вопрос. Плоть я могу чисто разрезать скальпелем, но на докторе Колхауне были брюки – точнее, джинсы «Левис». – Несколько присяжных улыбнулись – кто бы мог представить Колхауна в чём‑то ещё? – Режущий инструмент рассёк хлопчатобумажную ткань, кожу, мускулы, бедренную артерию и бедренную кость. Мне бы потребовалась костная пила, чтобы распилить бедренную кость, и я бы никогда не стала резать ткань скальпелем – он бы сразу затупился. Но этот разрез был сделан абсолютно чисто, не споткнувшись даже на кости.

– Вы уверены, что это был один разрез?

– О, да. Совпадение краёв абсолютное. И брюки доктора Колхауна, и его нога были разрезаны одновременно.

– Каков максимальный диаметр бедра доктора Колхауна?

– Чуть больше восьми дюймов.

– То есть, если бы использовался нож, то длина его лезвия была бы не меньше восьми дюймов?

– Да.

– Самые острые ножи – это хирургические скальпели, не так ли?

– Да.

– Бывают ли у скальпелей восьмидюймовые лезвия?

– У стандартных – нет. Конечно, компания, производящая медицинское оборудование, может сделать такой на заказ.

– Но вы на протяжении вашей карьеры никогда не видели скальпеля с восьмидюймовым лезвием?

– Возражение, – сказал Дэйл. – Наводящий вопрос.

– Принято, – сказала Прингл. – Переформулируйте.

Зиглер кивнула судье.

– Каков размер самого большого скальпеля из виденных вами?

– Я как‑то видела один с пятидюймовым лезвием.

– Но большего – никогда?

– Никогда.

– Я уверена, что присяжные обратили внимание на вашу модную лазерную указку, доктор Флемингдон. Мог такой разрез быть произведён лучом лазера?

– Нет. Лазер – нагревательный инструмент, он режет с помощью высокой температуры. Он бы опалил ткань брюк и кожу доктора Колхауна, а также волоски у него на бедре. И лазер не оставляет артерии и вены открытыми. Он каутеризирует, прижигает их. Вот почему мы используем лазерные скальпели для тонкой хирургии – они одновременно и разрезают кровеносные сосуды, и закупоривают их. Нет, этот разрез не был сделан с помощью высокотемпературного инструмента.

– Спасибо. Давайте на время оставим разрез на ноге. Что вы можете сказать об остальных повреждениях?

Флемингдон обернулась к фотографиям, указывая на них по очереди лазером.

– Тело было серьёзно… вероятно, здесь подойдёт слово «изувечено». Грудная клетка была вскрыта, рёбра разведены в стороны. Органы были извлечены и разложены вокруг, и голова была отделена от тела.

– Секунду назад вы сказали, что, здесь, вероятно, подойдёт слово «изувечено». В чём причина ваших колебаний?

– Ну, это в самом деле было увечье, как его определяет словарь: лишение конечностей или других важных частей тела, и/или необратимое обезображивание или повреждение. Но было ли это сделано с целью обезображивания, мне неизвестно.

– Что вы имеете в виду под «целью», доктор Флемнгтон?

– Намерение. Это с равной вероятностью могло быть и медицинским вскрытием, и надругательством над телом.

– Возражение, – сказал Дэйл. – Домыслы. Требуем вычеркнуть из протокола.

– Доктор Флемингдон, несомненно, обладает достаточной квалификацией для того, чтобы высказывать своё экспертное мнение в этой области, – сказала Зиглер, глядя на судью.

– Отклоняется, – сказала Прингл.

– Что заставляет вас считать, что это было вскрытие, доктор Флемингдон?

– Во‑первых, тщательность. Обезображивание обычно касается какой‑то одной части тела: например, могут порезать лицо, или гениталии, или груди. Здесь же процесс не локализуется на какой‑то одной части анатомии – точнее, он, похоже, затрагивает все части анатомии.

– Будет ли справедливым утверждать, что тот, кто выполнял эти действия над телом жертвы, обладал хорошими медицинскими навыками?

– Да и нет.

– «Да и нет», – повторила Зиглер. – Что это означает?

– Да, он определённо знал, как пользоваться медицинскими инструментами. К примеру, миз Зиглер, если я дам вам – или кому‑либо, кто никогда не делал этого раньше – в руки скальпель и попрошу разрезать тело, вы, скорее всего, сначала сделаете небольшой пробный надрез – так называемую насечку нерешительности, неглубокую рану, которую судмедэксперты считают признаком неуверенности режущего. Тот, кто вскрывал доктора Колхауна, не демонстрировал подобной неопытности. Я бы сказала, что тот, кто это делал, был хорошо знаком с техникой вскрытия.

– То есть ваш ответ «да» – преступник имел хорошие медицинские навыки.

– Хорошие навыки владения медицинским инструментом, миз Зиглер. – Однако само вскрытие производилось в беспорядочной манере. Тот, кто знает, что делает, никогда на раздвигал бы рёбра так, как это было сделано в данном случае; это можно сделать гораздо проще. Это было, как будто производивший вскрытие отлично владел медицинским инструментом, но плохо представлял себе человеческую анатомию.

За столом защиты Дэйл тяжело вздохнул. Зиглер явно проинструктировала Флеминтон высказать эту идею первой, изящно уклонившись от возражения Дэйла против вопроса, требующего от свидетеля строить догадки.

– Плохо представлял человеческую анатомию? – повторила Зиглер.

– Да.

– Вы можете привести ещё какие‑нибудь примеры в подкрепление этого мнения?

– Ну, скажем, желудок вскрыли, не вынимая его из брюшной полости, в результате чего в неё пролилась желудочная кислота. Если вы заранее знаете, что в желудке содержится кислота, то вынете его из брюшной полости целиком и вскроете отдельно.

– Спасибо. Вы составили опись частей тела?

– Да.

– Зачем вы это сделали?

– В делах об убийствах, включающих расчленение и обезображивание, для убийцы взять что‑нибудь в качестве сувенира – обычное дело.

– Сувенира?

– Да; палец, или, если убийство было на сексуальной почве, часть гениталий.

– То есть вы переписали части тела доктора Колхауна. Что же вы обнаружили?

– Некоторые части тела пропали.

– Какие именно, доктор Флемингдон?

– Не хватало правого глаза.

Сдавленный вздох от присяжных номер четыре и шесть; Дэйл отметил их как впечатлительных на voir dire, но не смог исключить.

– Глаз был удалён? – переспросила Зиглер, словно это стало для неё новостью.

– Да.

– Тем же самым режущим инструментом?

– Э‑э… вроде того. Глазное яблоко было вытянуто из орбиты, возможно, пальцами, но мышцы и оптический нерв были действительно обрезаны очень чисто, весьма вероятно, тем же самым инструментом.

– Пропало что‑то ещё?

– Червеобразный отросток.

– «Червеобразный отросток», – повторила Зиглер и взглянула на присяжных. – У этого органа есть более привычное нам название, доктор Флемингдон?

– Его ещё называют аппендиксом.

– Это тот самый аппендикс, что расположен здесь? – она коснулась правой стороны живота. – Тот, что вызывает аппендицит?

– Да.

– Как он был удалён?

– Не так, как это обычно делаем мы – извне при помощи аппендектомии. Его просто отрезали в ходе вскрытия брюшной полости.

– Вы в этом уверены? – спросила Зиглер. – Не мог ли аппендикс быть удалён давным‑давно? У многих людей нет аппендикса. У меня самой нет.

– На теле Колхауна отсутствовал аппендектомический шрам, и внутри также никаких следов старой операции. Но я всё же связалась врачом, у которого он лечился, и с его страховой компанией. У доктора нет записей о том, что у Колхауна когда‑либо был аппендицит, а страховщик не регистрировал проведённую ему операцию аппендектомии.

– Не хватало чего‑нибудь ещё?

– Да. Исчезла нижняя челюсть и шея доктора Колхауна.

Снова фальшивое удивление.

– Его шея?

– Да, шея. Я упоминала, что голова была отделена от тела. Фактически же самый верхний позвонок, оставшийся неповреждённым – это первый грудной. На голове не осталось ни одного прикреплённого к ней позвонка. Все семь шейных позвонков исчезли вместе с гортанью и кадыком. Также отсутствовала нижняя челюсть.

– У вас есть предположения о том, почему преступник мог забрать именно эти части тела?

– Нет.

– Вы уверены, что смерть доктора Колхауна наступила не в результате удаления этих частей тела?

– Абсолютно. Когда они изымались, он был уже мёртв.

– Как вы это установили?

– Расположение пятен крови свидетельствует о том, что вскрытие грудной клетки произошло после того, как сердце перестало биться. Точно то же и с головой: в сущности, когда голову отделили от тела, в нём уже почти не осталось крови. Удаление глазного яблока: нужно приложить немалые усилия, чтобы вытянуть его из орбиты. Если бы это случилось, когда доктор Колхаун был ещё жив, то остались бы синяки у него на правой щеке и на правой стороне носа. Как вы можете видеть на фото номер восемнадцать, таковых не наблюдается.

– Спасибо, – сказала Зиглер. Она повернулась к присяжным. – Мои извинения за жутковатую природу показаний данного свидетеля – дальше мы будем обсуждать менее кровавые материи. Я надеюсь, вы понимаете, что это было необходимо. – Она взглянула на Дэйла. – Свидетель ваш, мистер Райс.

Дэйл поднялся. Чёрт, а ведь Зиглер отработала на отлично. Она извинилась за натурализм и пообещала присяжным, что с этим покончено – и теперь Дэйл, снова возвращаясь к кровавым подробностям, будет выглядеть бездушным и бесчувственным.

– Доктор Флемингдон, – сказал он, – вы упомянули «насечки неуверенности».

– Да?

– Осторожные пробные надрезы, которые делают те, у кого нет привычки орудовать ножом.

– Да. Они больше всего характерны для самоубийств с перерезанием вен, однако и студенты‑медики всё время их делают, пока не приобретут навык.

– Студенты‑медики, – повторил Дэйл.

– Да.

– Студенты‑люди.

– Э‑э… ну да. Да, но…

– Не нужно «но», доктор Флемингдон. Теперь давайте поговорим о пропавших частях тела. Доктор Флеминглон, вы могли бы утверждать, что доктор Колхаун был знаменитостью?

– Ну, мы в Лос‑Анджелесе, мистер Райс. Я уверена, что мистер Колхаун был крупной рыбой там, откуда он родом…

– Пиджин‑Фордж, Теннесси.

– Да, по стандартам Пиджин‑Фордж, я уверена, он был знаменит, но здесь? Он же с «Пи‑би‑эс», не смешите меня.

Кто‑то из зрителей хихикнул. Судья Прингл стукнула молотком, чтобы призвать их к порядку.

– Вообще‑то, – сказал Дэйл, – Долли Партон[221] 221
  Американская кантри‑певица.
  


[Закрыть] тоже из Пиджин‑Фордж.

– Я об этом и говорю. Он не был так уж известен даже в Теннесси.

– Не уверен, что все с этим согласятся, – сказал Дэйл, поворачиваясь к присяжным. – Уверен, что многие члены жюри считают доктора Колхауна знаменитостью.

– Возражение, – сказала Зиглер, разводя руками. – Не понимаю, как это связано с делом.

– Честно говоря, я тоже озадачена, – сказала Прингл. – Мистер Райс?

– Ещё несколько секунд, если будете так добры, ваша честь.

– Хорошо – но вернитесь к существу дела.

– Спасибо. Доктор Флемингдон, не ваша ли лаборатория работала в прошлом году по делу о смерти рок‑певца Билли Уиллиджера?

Флемингдон напряглась.

– Моя.

– И не пропали ли части тела мистера Уиллинджера из вашей лаборатории?

– Пропали.

– И вы получили за это взыскание?

Зубы стиснулись.

– Да.

– То есть раньше части тел, за сохранность которых вы несли ответственность, уже пропадали?

– Я уже сказала «да».

– И о том факте, что перечисленные вами органы преступник унёс с собой, мы знаем лишь с ваших слов.

– Фотографии с места преступления показывают отсутствующую челюсть и отсутствующий глаз.

– Не совсем – ни одна из сделанных на месте преступления фотографий их не показывает, однако фотографии вряд ли покрывают всю комнату.

– Я даю вам слово, что этих частей тела там не было.

– Да – ваше слово. В конце концов, вам ни к чему ещё одно разбирательство с чрезмерно пылкими фанатами, крадущими части тел из вашего морга, не так ли?

– Билли Уиллинджер был суперзвездой, мистер Райс. Я не слышала, чтобы астрономов преследовали толпы навязчивых поклонниц.

Смех в зале; Прингл сама с трудом удержалась от смеха.

– Защита будет рада приобщить к делу письма поклонников доктора Колхауна, – сказал Дэйл. – Однако пока что мы имеем на руках загадку убийства, наиболее загадочный элемент которого базируется на показаниях того, кто уже в прошлом терял части тела жертвы.

– Возражение, – сказала Зиглер. – Мистер Райс аргументирует версию защиты[222] 222
  На этапе опроса свидетелей представители сторон должны только задавать вопросы. Высказывать собственное мнение, делать выводы, демонстрировать взаимосвязи они могут только в своём заключительном слове.
  


[Закрыть].

– Принимается, – сказала Прингл. – Мы поняли, что вы хотели доказать, мистер Райс. Двигайтесь дальше.

– Вы упомянули, что части тела иногда уносят с места убийства убийцы‑люди , – сказал Дэйл.

– Да.

– С какой целью?

– Э‑э… как я сказала, в качестве сувенира.

– Правда ли, что иногда это делается с целью каннибализма?

– Да.

– Или в качестве сексуального трофея?

– Да.

– Дайте нам определение каннибализма, доктор Флемингдон.

– Это… ну, это поедание человеческой плоти.

– Это не совсем так. На самом деле это поедание плоти особи того же вида. Когда рыба ест другую рыбу одного с ней биологического вида, мы говорим, что она занимается каннибализмом, не так ли?

– Гмм… да.

– То есть унести часть тела с целью каннибализма может только представитель одного с жертвой биологического вида, не так ли?

– Вы придираетесь к словам, мистер Райс.

– А убийство на сексуальной почве – разве секс имеет место не между представителями одного и того же вида?

– Обычно да.

– То есть нет никаких оснований считать, что тосоки могут иметь каннибальский или сексуальный интерес к частям человеческого тела, не так ли?

– Нет.

– Однако имеется множество случаев убийств людей людьми, в которых части тела жертвы изымались с этими целями?

С явной неохотой:

– Есть много таких случаев, да.

– Спасибо, доктор Флемингдон, – сказал Дэйл.

– Повторный опрос? – спросила судья Прингл.

Зиглер покачала головой.