Текст книги "Золотое руно (сборник)"
Автор книги: Роберт Джеймс Сойер
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 60 (всего у книги 108 страниц)
Сара с любовью вспоминала «Сайнфелд»[94] 94
Американский комедийный сериал (1989–1998), действие которого происходит в многоквартирном доме в Нью‑Йорке.
[Закрыть], хотя, к сожалению, испытания временем он не выдержал. И всё же одно из наблюдений Джерри, похоже, оставалось верным и сейчас, полстолетия спустя. Когда дело касается телевизора, то мужчины ведут себя как охотники, переключаются с канала на канал в постоянном поиске чего‑то лучшего, тогда как женщинам комфортно в рамках одной‑единственной программы. Но сегодня Сара обнаружила, что сама постоянно переключает каналы: телевидение и сеть заполнила загадка зашифрованного послания драконианцев. Она смотрела новости о букмекерах, выплачивающих вознаграждение тем, кто правильно угадал день, когда будет получен ответ, о фундаменталистах, объявляющих новое послание сатанинским искушением, и о ненормальных, утверждающих, что они уже расшифровали таинственную передачу.
Конечно, она была страшно рада, что ответ, наконец, пришёл, однако, переключая каналы на гигантском мониторе над каминной полкой, она понимала, что в то же время разочарована тем, что за годы, прошедшие с момента получения первого сообщения, не было обнаружено никаких других инопланетных сигналов. Как Сара как‑то сама сказала в одном интервью, очень похожем на те, что она видела сегодня, «это, безусловно, правда, что мы не одни – и всё же нам по‑прежнему довольно одиноко».
Её беготня по каналам прерывалась каждый раз, как кто‑то подходил к двери и звонил в звонок; изображение визитёра автоматически появлялось на мониторе. Бо́льшая их часть была, по всей видимости, репортёрами; до сих пор существуовали журналисты, которые не только рассылают е‑мейлы, звонят по телефону и рыщут по интернету.
Те из соседей, что жили здесь, на Бетти‑Энн‑драйв, четыре десятилетия назад, знали о Сарином звёздном часе, но большинство окрестных домов с тех пор успели не по одному разу сменить владельцев. Интересно, что подумают те, что поселился здесь недавно, о фургонах новостных каналов, один за другим сворачивающих к её дому? Ну да ладно; по крайней мере, в этом нет ничего постыдного, как в полицейских машинах, постоянно приезжающих к живущему напротив семейству Кучма; к тому же до сих пор Сара попросту игнорировала людей, звонящих в дверь, хотя…
Господи, прости!
Она не могла проигнорировать это .
Лицо, внезапно появившееся на мониторе, не было человеческим.
– Дон! – позвала она, почувствовав, как пересохло в горле. – Дон, иди сюда!
Он ушёл на кухню готовить кофе – без кофеина, разумеется; это было всё, что доктор Бонхофф им теперь позволяла. Дон шаркающими шагами вернулся в гостиную; он был одет в сине‑зелёный кардиган поверх незаправленной в штаны красной рубашки.
– Что такое?
Она указала на монитор.
– Батюшки… – тихо произнёс он. – Как это сюда попало?
Она снова указала на экран. Позади странной головы виднелся подъезд к их дому, с которого Карл только сегодня утром откидывал снег. На нём стояла дорогая на вид зелёная машина.
– На этом, надо полагать.
Дверной звонок прозвонил ещё раз. Она сомневалась, что существо, нажавшее кнопку звонка, испытывало какое‑то нетерпение. Скорее, некий бесстрастный таймер побудил его позвонить ещё раз.
– Хочешь, чтоб я его впустил? – спросил Дон, всё ещё глядя на круглое синее лицо с немигающими глазами.
– Э‑э… да, – сказала Сара. – Думаю, да.
Она смотрела, как он подходит к ведущим к входной двери ступенькам и начинает медленно спускаться по ним, на одну ступеньку за раз. Она последовала за ним и остановилась наверху – и заметила, что кто‑то из внуков забыл свой цветастый шарф. К тому времени, как Дон достиг двери, звонок прозвучал в третий раз – максимальное количество, которое позволяла его программа. Дон отпер замок, убрал цепочку и потянул тяжёлую дубовую дверь на себя, открывая взгляду…
Сара уже давно не видела никого их них во плоти – хотя выражение «во плоти» здесь не очень подходило.
Перед ними стоял, поблёскивая на солнце, робот – на её взгляд, одна из последних моделей; он выглядел более изысканно и молодцевато, чем все, что она видела раньше.
– Здравствуйте, – сказал робот Дону совершенно обычным мужским голосом. Он был примерно пяти футов шести дюймов ростом: достаточно, чтобы нормально функционировать в мире людей, но не настолько высокий, чтобы люди его пугались. – Могу я видеть доктора Сару Галифакс?
– Я Сара Галифакс, – ответила она. Голова робота повернулась и поднялась, уставившись на неё. Сара подозревала, что он анализировал её лицо и голос, чтобы убедиться, что она – это и правда она.
– Здравствуйте, доктор Галифакс, – сказал робот. – Вы не отвечали на звонки на ваш квартирный телефон, поэтому я принёс вам исправный аппарат. Кое‑кто хотел бы с вами поговорить. – Робот поднял правую руку, в которой Сара едва смогла разглядеть датакомм‑раковину.
– И кто же этот «кое‑кто»? – спросила она.
Робот чуть‑чуть наклонил голову, давая понять, что он прислушивается к словам кого‑то ещё.
– Коди Мак‑Гэвин, – сказал он. Сара почувствовала, как её сердце пропустило удар; ей захотелось, чтобы она сейчас стояла на самой лестнице, а не на площадке наверху – тогда она могла бы схватиться за перила. – Вы ответите на звонок?
Дон обернулся к Саре с круглыми глазами и раскрытым от удивления ртом.
– Да, – сказала она.
Слово было произнесено очень тихо, но роботу, по‑видимому, не составила труда его расслышать.
– Вы позволите? – спросил он.
Дон кивнул и отступил в сторону. Робот вошёл в коридор, и Сара с изумлением заметила, что он обут в простые галоши, которые он, одним текучим движением согнувшись в пояснице, снял, обнажив синеватые металлические ступни. Машина прошагала через вестибюль, стуча пятками по старому, истёртому дереву пола, и легко взошла на первые две ступеньки – достаточно для того, чтобы протянуть датакомм Саре. Она взяла его.
– Его надо раскрыть, – услужливо подсказал робот.
Сара сделала это и тут же услышала сигнал вызова из крошечного динамика. Она поспешно поднесла датакомм к уху.
– Здравствуйте, доктор Галифакс, – произнёс чёткий женский голос. Саре было не очень хорошо слышно, но она не знала, где здесь регулируется громкость. – Подождите секунду; мистер Мак‑Гэвин сейчас ответит.
Сара взглянула на мужа. Она множество раз говорила ему, как терпеть не может людей, которые вот так вот заставляют вас ждать. Практически всегда это какой‑нибудь надутый болван, считающий, что его время дороже, чем время любого другого. Но в данном случае, полагала Сара, это истинная правда. О, на Земле, возможно, и есть несколько человек, зарабатывающих в час больше, чем Коди Мак‑Гэвин, но она не смогла бы вот так сразу припомнить имя хотя бы одного из них.
Как Сара часто говорила, SETI – это Бланш Дюбуа[95] 95
Персонаж пьесы Теннеси Уильямса «Трамвай „Желание“» (1947).
[Закрыть] научных изысканий: она всегда зависит от милости незнакомцев. Будь то сооснователь «Майкрософт» Пол Аллен, пожертвовавший в 2004 году 13,5 млн. долларов на массив радиотелескопов, или сотни тысяч частных пользователей компьютеров, жертвующих проекту «SETI@home» лишние такты своих процессоров, программа «Поиска Внеземного Разума»[96] 96
SETI – S earch for E xtraT errestrial I ntelligence – Поиск Внеземного Разума.
[Закрыть] десятилетие за десятилетием оставалась на плаву благодаря щедрости тех, кто верил, во‑первых, что мы можем быть не одиноки, и, во‑вторых, что это имеет какое‑то значение.
Коди Мак‑Гэвин к сорока годам сколотил миллиарды на разработке и производстве роботов. Его проприоцептивная сенсорная сеть являлась основой конструкции любого современного робота на планете. Он родился в 1985 и всю свою жизнь увлекался астрономией, научной фантастикой и космонавтикой. Его коллекция предметов, связанных с программой «Аполлон», предприятием, начавшимся и завершившимся задолго до его рождения, была крупнейшей в мире. А после кончины Пола Аллена он стал крупнейшим спонсором программы «SETI».
Сразу после слов секретарши в датакомме заиграла музыка. Сара узнала Баха – и поняла шутку: она, вероятно, была из числа очень немногих ещё живущих, кому она была понятна. Много лет назад, задолго до первого сигнала из созвездия Дракона, в одной из дискуссий о том, какого рода послание люди могли бы отправить к другим звёздам, Карл Саган забраковал Баха, потому что, по его словам, «это бы выглядело, будто мы хвастаемся».
Посреди кончерто музыка оборвалась, и послышался хорошо знакомый голос: Мак‑Гэвин разговаривал с тем бостонским акцентом, в котором «р» в слове «Гарвард» практически не произносится.
– Здравствуйте, доктор Галифакс. Простите, что заставил вас ждать.
Она почувствовала, как её голос дрогнул в манере, никак не связанной с возрастом.
– Это пустяки.
– Значит, они всё‑таки это сделали, не так ли? – с явным удовольствием сказал он. – Они ответили.
– Похоже на то, сэр. – В восемьдесят семь совсем немного людей, которых станешь называть «сэром», но у неё это вырвалось само собой.
– Я знал, что они ответят, – сказал Мак‑Гэвин. – Я просто знал. Теперь у нас завязывается диалог.
Она улыбнулась.
– И теперь наша очередь отвечать – как только мы сообразим, как расшифровать сообщение. – Дон пересёк прихожую и теперь преодолевал шесть ступеней. Когда он оказался рядом, она немного отставила датакомм от уха, чтобы ему тоже было слышно. Робот тем временем занял позицию у самой входной двери.
– Точно‑точно, – сказал Мак‑Гэвин. – Мы должны поддержать разговор. И именно поэтому я и звоню вам, Сара – вы не возражаете, если я буду называть вас по имени?
На самом деле ей очень нравилось, когда молодые люди называют её по имени; так она чувствовала себя более живой.
– Ни в коей мере.
– Сара, я хочу сделать вам предложение.
Сара не смогла удержаться.
– Только не при муже.
– Хи‑хи, – сказал Мак‑Гэвин. – Тогда скажем так: у меня для вас предложение, от которого вы не сможете отказаться.
В молодости у Дона хорошо получалось изображать Марлона Брандо. Он надул щёки, насупился и задвигал головой, словно тряся брылями, но ничего не сказал. Сара беззвучно рассмеялась и хлопнула его по руке.
– Да? – сказала она в датакомм.
– Я хотел бы обсудить это лично. Вы ведь сейчас в Торонто, верно?
– Да.
– Вы не могли бы подъехать ко мне в Кембридж[97] 97
Город в штате Массачусетс неподалёку от Бостона.
[Закрыть]? Я бы прислал за вами самолёт.
– Я… я не хотела бы никуда ехать без мужа.
– Конечно, конечно. Это ведь и его касается, в некотором роде. Приезжайте вдвоём.
– Э‑э… дайте нам секунду посоветоваться.
– Разумеется, – ответил Мак‑Гэвин.
Сара закрыла микрофон ладонью и посмотрела на Дона, вскинув брови.
– Давно, в школе ещё, – сказал он, – нас заставили составить список двадцати вещей, которые бы мы хотели сделать, прежде чем умрём. Я не так давно случайно наткнулся на свой. Один из пунктов, которые ещё не вычеркнуты – «прокатиться на частном самолёте».
– Хорошо, – сказала она в датакомм. – Договорились. Почему бы нет?
– Замечательно, великолепно, – ответил Мак‑Гэвин. – Утром за вами заедет лимузин и отвезёт в вас в Трюдо, если вы не возражаете.
Трюдо – это в Монреале; в Торонто аэропорт называется Пирсон. Однако Сара поняла, что он имеет в виду.
– Договорились.
– Отлично. Я переключаю вас на моего помощника; он позаботится обо всех деталях. Увидимся завтра за ленчем.
И снова заиграл Бах.
Глава 4
Сейчас, когда Дон об этом вспоминал, то удивлялся, как часто они с Сарой говорили о крахе программы «SETI» перед самым её успехом. Как‑то раз он пришёл домой – ему тогда было где‑то под сорок пять, то есть то был примерно 2005 год – и обнаружил её сидящей в недавно купленном «Сибарите» и слушающей айпод. Дон сразу понял, что она слушает не музыку – она никогда не могла удержаться, чтобы не барабанить пальцами или не притопывать ногой в такт.
– Что слушаешь? – спросил он.
– Это лекция, – заорала Сара в ответ.
– Да ты что! – крикнул он и ухмыльнулся.
Она с виноватым видом вытряхнула из ушей маленькие белые наушники.
– Прости, – сказала она нормальным голосом. – Это лекция, которую Джил читала в «Фонде Долгого Сейчас».
Дон знал, что в SETI, как в Голливуде, есть свои звёзды. В «Тинсел‑Тауне»[98] 98
Британский телесериал (2000–2001).
[Закрыть] использование фамилий сразу выдавало в вас чужака, и точно так же было в кругах, в которых вращалась Сара, где Фрэнк всегда означал Фрэнка Дрейка, Пол – Пола Шуха, Сет – Сета Шостака, Сара – Сару Галифакс, а Джил – Джил Тартер[99] 99
Реальные астрономы, занимающиеся поиском внеземных цивилизаций.
[Закрыть].
– Долгого чего?
– «Долгого Сейчас», – повторила Сара. – Это группа, которая пытается поощрять долговременное мышление, когда ты мыслишь так, словно сейчас – это эпоха, а не момент времени. Они строят гигантские часы – Часы Долгого Сейчас – которые будут тикать раз в год, бить раз в столетие, а кукушка будет выскакивать каждую тысячу лет.
– Отличная работа, если сможешь такую заполучить, – сказал он. – Да, а где дети? – Карлу тогда было двенадцать, Эмили – шесть.
– Карл внизу, смотрит телевизор. А Эмили я опять сослала в её комнату за разрисовывание стен.
Он кивнул.
– И о чём же говорит Джил? – Сам он не был знаком с Джил и знал её только через Сару.
– О том, почему SETI, в силу необходимости, является долгосрочным проектом, – сказала Сара. – Только на самом деле она лишь затуманивает этот вопрос.
– Как так?
– Ну, она так и не подходит к главной мысли, состоящей в том, что SETI по определению должна быть делом нескольких поколений, как строительство огромного собора в средневековье. Это траст, нечто такое, что мы передаём своим детям, а они передают своим.
– У нас не слишком хороший послужной список в таких вещах, – сказал он, устраиваясь на широком мягком подлокотнике «Сибарита». – Ну, то есть, окружающая среда – мы как бы держим её в трасте и передаём дальше поколению Карла и Эмили. И посмотри, как мало наше поколение сделало для предотвращения глобального потепления.
Она вздохнула.
– Я знаю. Но Киотское соглашение было шагом вперёд.
– Не больно‑то оно помогло.
– Это да.
– Но, ты знаешь, – сказал Дон, – мы просто не приспособлены к мышлению в стиле этого, как его, «долгого сейчас». Оно анти‑дарвинистское. Оно противно нашей биологии.
– Что? – Сара была искренне удивлена.
– В прошлом месяце мы делали передачу про семейный отбор для «Quirks and Quarks»[100] 100
Научно‑популярная программа на канадском радио.
[Закрыть]; я кучу времени убил на редактирование интервью. – Дон работал звукоинженером на радио «Си‑би‑си». – Опять был Ричард Докинз, по спутниковому каналу из «Би‑би‑си». Он говорил, что в конкурентной ситуации ты автоматически отдаёшь предпочтение своему сыну перед сыном своего брата, правильно? Конечно: в твоём сыне половина твоей ДНК, а в сыне брата – лишь четверть. Но когда приходится выбирать между сыном брата и двоюродным братом, то тогда ты отдашь предпочтение сыну брата, то есть племяннику – потому что у твоего двоюродного брата лишь одна восьмая твоих генов.
– Всё верно, – сказала Сара. Она чесала ему спину. Было очень приятно.
Дон продолжал:
– А у троюродного брата лишь одна тридцать вторая часть твоей ДНК. А у четвероюродного – одна шестьдесят четвёртая. А когда ты последний раз слышала о том, как кто‑то вызвался отдать почку для спасения четвероюродного брата? Большинство людей понятия не имеют о том, кто их четвероюродные братья, и больше того, им наплевать, что с ними будет. У них недостаточно общей ДНК, чтобы возбудить такой интерес.
– Обожаю, когда ты говоришь про математику, – поддразнила его Сара. С дробями у Дона дела были не лучше, чем с математикой в целом.
– И со временем, – сказал он, – общая часть ДНК выдыхается, как дешёвая кола. – Он улыбнулся, довольный своим сравнением, хотя Сара прекрасно знала, что единственная кола, которую он признаёт, поставляется в серебристых банках с красной надписью. – Твои собственные потомки становятся четвероюродными братьями всего через шесть поколений, а шесть поколений – это меньше двух столетий.
– Я могу назвать своих четвероюродных. Хелена, Диллон и…
– Ну, ты‑то особенная. И как раз поэтому тебя интересует SETI. Для остального мира в четвероюродных попросту недостаточно дарвиновского интереса. Эволюция сформировала нас таким образом, что нам безразлично то, что не собирается проявить себя в ближайшем будущем, потому что в отдалённом у нас уже не будет достаточно близких родственников. Джил, вероятно, пляшет чечётку вокруг этого факта, потому что именно его она не хочет озвучивать: что для широкой публики SETI лишена смысла. Разве Фрэнк, – с которым он тоже никогда не встречался, – не посылал сигнал куда‑то за тысячи световых лет?
Он обернулся к Саре и увидел, как она кивает.
– Послание Аресибо в 1974 году. Отправлено к M13, шаровому скоплению.
– И на каком расстоянии оно находится?
– Двадцать пять тысяч световых лет.
– То есть пройдёт пятьдесят тысяч лет, прежде чем мы сможем получить ответ. У кого хватит терпения столько ждать? А я вот сегодня получил е‑мэйл с прикреплённой ПДФкой и задумался, стоит ли её читать, ведь чтобы её загрузить и открыть, понадобится целых десять секунд . Нам нужно немедленное вознаграждение; любая задержка кажется нам невыносимой. Как SETI может прижиться в мире, населённом существами с таким образом мыслей? Послать сообщение и потом десятки и сотни лет ждать ответа? – Он покачал головой. – Да кто захочет играть в такую игру? У кого есть на неё время ?
Глава 5
Когда роскошный частный самолёт приземлился, Дон Галифакс мысленно вычеркнул этот пункт из списка. Немногие оставшиеся в нём пункты, включая «переспать с супермоделью» и «встретиться с далай‑ламой» казались теперь недостижимыми, да и практически лишёнными интереса.
Было жутко холодно, когда они спускались по металлической лесенке на лётное поле. Стюардесса помогала Дону на каждой ступеньке, а пилот поддерживал Сару. Отрицательная сторона частных самолётов – они не подъезжают к «кишке». Как и многие другие пункты в списке Дона, этот в конечном итоге оказался не таким замечательным, как он надеялся.
Их дожидался белый лимузин. Робот‑водитель был наряжен в кепку той разновидности, которую ожидаешь увидеть на водителе лимузина и не на ком другом. Он великолепно справился с доставкой их в «Мак‑Гэвин Роботикс», всю дорогу описывая историю и достопримечательности местности, через которую они проезжали, голосом достаточно громким, чтобы они слышали его без труда.
Корпоративный кампус «Мак‑Гэвин Роботикс» состоял из семи расползшихся в стороны зданий, разделённых обширными засыпанными снегом пространствами; компания была тесно связана с лабораторией искусственного интеллекта в расположенном неподалёку MIT[101] 101
Massachussetts Institute of Technology – Массачутетский технологический институт, один из ведущих вузов США.
[Закрыть]. Лимузин заехал прямо в подземный гараж, так что Дону и Саре не пришлось снова выходить на холод. В сопровождении робота‑водителя они медленно доковыляли до сверкающего лифта, который поднял их в холл. Здесь их встретили живые люди – они поприветствовали их, забрали верхнюю одежду и на ещё одном лифте отвезли на четвёртый этаж главного здания.
Офис Коди Мак‑Гэвина был длинным и узким и полностью занимал одну из боковых сторон здания; его окна выходили на западную часть кампуса. Его рабочий стол был из полированного гранита; такой же стол для посетителей с вычурными креслами по бокам тянулся от него влево, а справа располагался такой же длинный, отлично укомплектованный бар с роботом‑кельнером.
– Сара Галифакс! – воскликнул Мак‑Гэвин, вскакивая с кожаного кресла с высокой спинкой.
– Здравствуйте, сэр, – ответила Сара.
Мак‑Гэвин лёгкими шагами приблизился к ним.
– Для меня большая честь, – сказал он. – Правда. – Он был одет, как предположил Дон, по последней топ‑менеджерской моде: тёмно‑зелёный спортивный пиджак без лацканов и более светлую зелёную рубашку, на которой вертикальная цветная клякса посреди груди заменяла галстук. Никто больше не носит галстуков.
– А это, как я понимаю, ваш муж, – сказал Мак‑Гэвин.
– Дон Галифакс, – представился Дон. Он протянул руку – хотя уже давно не любил этого делать. Молодые люди пожимали её слишком сильно, и она потом болела. Но пожатие Мак‑Гэвина было мягким, и он сразу её отпустил.
– Рад познакомиться, Дон. Пожалуйста, располагайтесь. – Он сделал жест в сторону своего стола, где, к изумлению Дона, два роскошных мягких кресла с подлокотниками поднимались из открывшихся в покрытом ковром полу люков. Мак‑Гэвин помог Саре перейти кабинет, держа её под руку, и усадил в одно из кресел. Дон дошаркал по ковру до другого, которое теперь казалось прочно приделанным к полу, и опустился в него.
– Кофе? – предложил Мак‑Гэвин. – Или что‑нибудь другое?
– Просто воды, пожалуйста, – ответила Сара.
– То же самое, – сказал Дон.
Богач кивнул роботу за барной стойкой, и машина принялась наполнять стаканы. Мак‑Гэвин примостил зад на краешке гранитной столешницы и оглядел Дона с Сарой. Он не особенно красив, подумал Дон. У него были рыхлые черты лица и скошенный подбородок, из‑за которого его лоб казался ещё больше. Тем не менее, он наверняка не чурался пластической хирургии. Дон знал, что Мак‑Гэвину за шестьдесят, но выглядел он от силы на двадцать пять.
Внезапно робот оказался рядом, протягивая Дону изящный хрустальный бокал, полный воды, в котором подпрыгивали два кубика льда. Машина протянула такой же бокал Саре и бесшумно откатилась обратно к бару.
– Итак, – сказал Мак‑Гэвин, – поговорим без обиняков. Я сказал, что я хочу, – он сделал паузу и произнёс с особенным ударением, намекая на вчерашнюю шутку, – сделать вам предложение . – Дон заметил, что он смотрит только на Сару. – И я его готов его сделать.
Сара улыбнулась.
– Как мы говорили про радиотелескоп Very Large Array, я вся внимание.
Мак‑Гэвин кивнул.
– Первое сообщение с Сигмы Дракона было настоящей головоломкой, пока вы не догадались, какова его цель. Второе, похоже, ещё большая загадка. Зашифровано, надо же! Кто бы мог подумать?
– Это весьма странно, – согласилась она.
– То‑то и оно, – сказал Мак‑Гэвин. – То‑то и оно. Но я уверен, что вы можете помочь её расколоть.
– Я даже и близко не специалист по дешифровке кодов, – сказала она. – Моей специальностью, если это можно так назвать, было прямо противоположное: понимание вещей, которые предназначены для того, чтобы их мог прочитать кто угодно.
– Конечно, конечно. Но в прошлый раз у вас было озарение насчёт того, что хотят сказать драконианцы. И мы знаем, как расшифровать второе сообщение. Мне сказали, что инопланетяне это очень чётко дали понять. Всё, что нам нужно, это угадать, какой для дешифровки нужен ключ, и я подозреваю, что ваш опыт в этом деле будет неоценим.
– Вы очень добры, – сказала она, – но…
– Но ведь это правда, – сказал Мак‑Гэвин. – Тогда вы были ключевым элементом, и я убеждён, что ваше участие сыграет ключевую роль и сейчас, и в будущем.
Она моргнула.
– В будущем?
– Да, да, в будущем. У нас начался диалог, а в нём важна связность . Я уверен, что мы раскроем содержание текущего сообщения, но даже если нет, мы всё равно пошлём ответ. И я хочу, чтобы вы были поблизости, когда придёт их ответ на это наше сообщение.
Дон ощутил, как его глаза разражено щурятся, но Сара лишь рассмеялась.
– Не говорите чепухи. Я умру задолго до этого.
– Не обязательно, – сказал Мак‑Гэвин.
– Пройдёт минимум тридцать восемь лет, прежде чем мы получим ответ на сообщение, которое пошлём сегодня, – сказала она.
– Это так, – ровным тоном согласился Мак‑Гэвин.
– Мне тогда будет… гмм…
– Сто двадцать пять, – подсказал Мак‑Гэвин.
У Дона кончилось терпение.
– Мистер Мак‑Гэвин, к чему это? Нам с женой в лучшем случае осталось несколько лет. Мы оба это знаем.
Сара допила воду из своего бокала. Робот бесшумно возник с полным и обменял его на пустой.
Мак‑Гэвин посмотрел на Дона.
– Вы знаете, пресса всё описывала неправильно с самого первого дня. Даже большинство работающих в SETI этого не понимают. Это не Земля общается со второй планетой Сигмы Дракона. Планеты друг с другом не разговаривают. Люди разговаривают. Некая конкретная личность на Сигме Дракона II послала сообщение, и некая конкретная личность на этой планете – вы, Сара Галифакс, – догадалась, о чём в нём говорится, и организовала отправку ответа. Остальные – все люди здесь, и все драконианцы на Сигме Дракона, которым интересно, что же было сказано – все они читали через ваше плечо. Вы, доктор Галифакс, переписываетесь с этим конкретным драконианцем. Так получилось, что почтовые расходы оплачиваю я, но в переписке состоите именно вы.
Сара посмотрела на Дона, потом снова на Мак‑Гэвина. Она отпила воды из бокала, вероятно, чтобы выиграть несколько секунд на раздумья.
– Это очень… необычная интерпретация, – сказала она. – Из‑за того, что между отправкой сообщения и получением ответа на него проходит так много времени, SETI – это занятие для целых цивилизаций, а не отдельных людей.
– Нет‑нет, это не так, совершенно не так, – сказал Мак‑Гэвин. – Каковы фундаментальные положения SETI? Наверняка вот этот из их числа: практически любая раса, с которой мы вступим в контакт, будет более развита, чем мы. Почему? Потому что к настоящему моменту мы пользуемся радио всего сто пятьдесят три года, что исчезающее мало по сравнению с четырнадцатью миллиардами лет, в течение которых существует вселенная. Практически наверняка любая цивилизация, с которой мы свяжемся, пользуется радио дольше, чем мы.
– Да, – сказала Сара.
– И что? – добавил Дон.
– А то, – сказал Мак‑Гэвин, – что короткий срок жизни характерен лишь для технологически неразвитых цивилизаций. Через какое, по‑вашему, время после изобретения радио разумные существа смогут декодировать ДНК или то, что у них является носителем наследственной информации? Через какое время они овладеют переливанием крови, трансплантацией органов, клонированием тканей? Как скоро они справятся с раком и болезнями сердца, или с подобными заболеваниями, оставленными им в наследство их неряшливой эволюцией? Сто лет? Двести? Несомненно, не больше трёхсот или четырёхсот. Согласны?
Он посмотрел на Сару, видимо, ожидая, что она кивнёт. Она не кивнула, и через секунду он продолжил:
– Так же, как инопланетяне, с которыми мы вступим в контакт, почти наверняка пользуются радио дольше нас, они почти наверняка умеют продлевать срок своего существования далеко за пределы той жалкой горстки лет, что длилась их жизнь раньше. – Он развёл руками. – Нет, здесь всё верно: общение между двумя планетами – это не что‑то такое, что начинает одно поколение, продолжает другое, и принимает, как эстафету, третье. Даже с учётом временны́х масштабов, навязываемых скоростью света, межзвёздное общение – это почти наверняка общение между двумя конкретными индивидуумами. И вы, доктор Галифакс – наш индивидуум. Вы уже доказали, много лет назад, что вы знаете, как они мыслят. Никто другой этого не смог.
– Я… – тихо сказала она, – я буду рада стать… гмм… лицом компании по отправке нашего следующего ответа, но после этого… – Она слегка приподняла свои узкие плечи, будто говоря, что остальное очевидно.
– Нет, – сказал Мак‑Гэвин. – Мы должны сохранить вас на гораздо дольше время.
Сара явно нервничала; Дон видел это, хотя Мак‑Гэвин не замечал. Она подняла свой бокал и взболтала содержимое так, что кубики льда застукались друг о друга.
– Что же у вас на уме? Набить из меня чучело и выставить на обозрение?
– Боже мой, нет!
– Тогда что? – требовательно спросил Дон.
– Омоложение, – сказал Мак‑Гэвин.
– Простите? – сказала Сара.
– Омоложение. Роллбэк. Мы снова сделаем вас молодой. Вы, несомненно, слышали об этом процессе.
Дон и правда о нём слышал, да и Сара наверняка тоже. Но всего лишь пара сотен людей пока прошли через него, и стоил он до неприличия дорого.
Сара подалась вперёд и поставила свой бокал на гранитную столешницу рядом с местом, где на неё опирался Мак‑Гэвин. Её рука дрожала.
– Это… это стоит целое состояние, – сказала она.
– Оно у меня есть, – ответил Мак‑Гэвин.
– Но… но… я не знаю, – сказала Сара. – Я… то есть, это правда работает?
– Посмотрите на меня, – сказал Мак‑Гэвин, разводя руки в стороны. – Мне шестьдесят два, согласно моему свидетельству о рождении. Но мои клетки, мои теломеры, мой уровень свободных радикалов и любой другой индикатор говорит, что мне двадцать пять. А чувствую я себя ещё моложе.
У Дона, должно быть, отвисла от удивления челюсть.
– Вы думали, я сделал подтяжку лица или что‑то в этом роде? – спросил Мак‑Гэвин, поглядев на него. – Пластическая хирургия – это как заплатка для программы. Быстрая, сляпанная наспех заплатка, которая частенько создаёт больше проблем, чем устраняет. Но омоложение – это как переписать программу заново, это настоящее решение. Вы не просто снова выглядите молодым – вы становитесь молодым. – Его тонкие брови взбежали на высокий лоб. – И это то, что я вам предлагаю. Полноценная омолаживающая терапия.
Сара выглядела потрясённой, и заговорить ей удалось не сразу.
– Но… это смешно, – сказала она, наконец. – Никто даже не знает, работает ли она на самом деле. Я имею в виду, вы выглядите молодым, может быть, даже чувствуете себя молодым, но терапия появилась совсем недавно. Никто ещё не прожил заметно дольше, чем обычный срок жизни. Нет доказательств того, что этот процесс в самом деле продлевает вам жизнь.
Мак‑Гэвин махнул рукой.
– Было множество тестов на лабораторных животных. Они все снова становились молодыми и потом старились совершенно нормально. Мы видели, как мыши и даже лемуры проживали свой удлинённый срок жизни без малейших проблем. Что касается людей, что ж – мои врачи говорят, что за исключением нескольких специфических индикаторов типа колец роста на зубах в биологическом смысле мне двадцать пять, и с этого момента моё старение снова пошло естественным образом. – Он развёл руками. – Поверьте мне, это работает. И я предлагаю это вам.
– Мистер Мак‑Гэвин, – сказал Дон, – я правда не думаю, что…
– Только вместе с Доном, – прервала его Сара.
– Что? – Мак‑Гэвин и Дон сказали это одновременно.
– Только вместе с Доном, – повторила Сара. В её голосе появилась твёрдость, которой Дон не слышал многие годы. – Я не буду даже думать над вашим предложением, если вы не предложите того же моему мужу.
Мак‑Гэвин медленно сполз со столешницы и встал прямо. Он зашёл за свой стол, повернувшись к ним спиной, и посмотрел в окно на свою раскинувшуюся внизу империю.
– Это очень дорогая процедура, Сара.
– А вы – очень богатый человек, – ответила она.
Дон смотрел на спину Мак‑Гэвина, на его тёмный силуэт на фоне яркого неба. Наконец, Мак‑Гэвин проговорил:
– Я завидую вам, Дон.
– Почему?
– Потому что у вас есть жена, которая настолько вас любит. Я так понимаю, вы женаты больше пятидесяти лет?
– Шестьдесят, – ответил Дон. – Два дня назад была годовщина.
– Я никогда… – начал Мак‑Гэвин, но потом замолчал.
Дон смутно вспомнил что‑то о случившемся давным‑давно скандальном разводе Мак‑Гэвина и отвратительном судебном процессе, в котором он пытался опротестовать добрачный контракт.
– Шестьдесят лет, – наконец, продолжил Мак‑Гэвин. – Это так долго…