Текст книги "Золотое руно (сборник)"

Автор книги: Роберт Джеймс Сойер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 108 страниц)

Глава 33

Эрик Редекоп и Дженис Фалькони сели в коричневый «мерседес» Эрика, припаркованный перед «Бронзовым щитом». Он пристегнулся и подождал, пока пристегнётся она, потом сказал:

– Джен, ты поступаешь правильно. Убежище открыто и по выходным. У нас не будет проблем тебя туда устроить.

– Нет, – тихо ответила Джен.

Рука Эрика застыла на ключе зажигания.

– Прости?

– Не вези меня в убежище.

– Тебе нужна помощь, Джен. Помощь и поддержка.

– Может быть, завтра. Но не сегодня. Ты не можешь вот так вот меня оставить.

Что бы они ни собирались делать дальше, сидеть в машине напротив игрового магазина было неблагоразумно. Эрик повернул ключ и поехал, не направляясь никуда конкретно.

– Хорошо, – сказал он. – Давай тогда пообедаем. Не хочешь… – Но вопроса было достаточно, чтобы сразу получить ответ. Ей нравится итальянская кухня: воспоминания о различных ресторанах начали всплывать в памяти. – Тут неподалёку есть хороший итальянский ресторан.

– Спасибо, – сказала Джен.

Какое‑то время они ехали молча; утром в субботу движение и так не слишком напряжённое, а сегодня машин и вовсе было мало.

– Ты перебираешь мои воспоминания, – сказала Джен. – Прямо сейчас. Правда?

Эрик кивнул. Он пытался этого не делать, но они приходили сами.

– Ты знаешь, что ты мне нравишься, – сказала она. Он не отрывал глаз от дороги, но заметил, что она повернула голову и смотрит на него.

– Да, – тихо сказал он.

– И до всей этой кутерьмы я думала, – сказала она, – что тоже тебе нравлюсь.

– Да, – сказал он, включая поворотник.

– Но это было прежде , – сказала она. Она молчала, пока они проезжали очередной квартал, но потом спросила: – А теперь?

И это был главный вопрос, осознал Эрик. Одно дело знать кого‑то извне, и совсем другое – узнать его изнутри. До сих пор он никого не знал настолько хорошо, кроме себя самого. Он знал, каково было её детство. Сразу вспомнился один раз, когда ей было, наверное, лет семь и она не могла заснуть и спустилась на кухню в маленьком доме, в котором жила её семья, и сказала маме, что боится смерти, и как мама успокаивала её, объясняя, что все когда‑нибудь умрут, но это будет очень, очень нескоро.

И он знал, как ей жилось в колледже и как она первый и единственный раз списала на экзамене, отчаянно стремясь поступить в школу медсестёр.

И он знал, каков был день её свадьбы, как она шла к алтарю и думала «Это самая большая ошибка в моей жизни» – но слишком боялась того, что начнётся, если она сейчас остановит всю церемонию.

Он знал её всю. И она была права, задумываясь над тем, как это повлияло на его восприятие.

Машина катилась дальше; магазины и рестораны оставались позади.

И ответ пришёл к нему. Не из его разума и не из её – но из его сердца.

Она ему нравилась по‑прежнему.

Очень нравилась.

Но…

– Джен, – сказал он. – Я доктор. Я не могу….

– Не можешь что? – ответила она. – Вступать в отношения с пациентом? Я не твоя пациентка, Эрик.

Она была права.

– Верно.

– И да, ты старше меня, но мне нравятся мужчины постарше.

Он подумал над этим; это тоже было правдой.

– Э‑э…

– Или, – продолжила она, – ты не хотел бы путаться с медсестрой? Потому что это, типа, было бы первым таким случаем в истории человечества?

Улыбнувшись, он продолжил вести машину.

Сьюзан Доусон в вестибюле больницы Лютера Терри дожидалась Пола. Они встречались уже шесть месяцев, и последние три у него был ключ от её квартиры. Он согласился съездить туда за её сменной одеждой.

А, вот он! Она бросилась к нему и обняла, сжав его крепче, чем обычно; она сама удивилась, обнаружив, насколько, оказывается, был ей необходим контакт, прочный якорь.

Когда они отцепились друг от друга, он нежно убрал волосы у ней со лба.

– Ты как, справляешься?

– Ага, – ответила она. – А ты?

Он немного приподнял плечи и качнул головой в сторону стеклянных дверей, ведущих в безумный мир снаружи.

– Не хуже других, я думаю. Вчера не мог заснуть.

Она кивнула.

– Я тоже.

С ним была большая матерчатая сумка. В дополнение к тёмному костюму и белой блузке он также принёс красную лыжную куртку, потому что заляпанное кровью пальто, в котором она была вчера, выглядело слишком жутко.

Ей отчаянно хотелось выпить с ним кофе в «Старбаксе» здесь же, в вестибюле, но её «блэкберри» завибрировал. Она вытащила его и прочитала сообщение от Дэррила. Бесси Стилвелл вспомнила, что говорил Леон Хексли. Дэррил прислал текст, но слова и цифры ничего Сьюзан не говорили. Тем не менее она обрадовалась тому, что это воспоминание удалось, наконец, раскопать.

В сообщении Дэррила упоминалось, что назад они вернутся военным самолётом. Сьюзан подумала, не напомнить ли ему о желании Джеррисона, чтобы они летели коммерческим рейсом, но, с другой стороны, если задуматься, на самом деле он это говорил лишь о поездке в Лос‑Анджелес, а о возвращении не говорил ничего, и…

– Всё в порядке? – спросил Пол, указывая на её «блэкберри».

Она подняла голову и улыбнулась ему. Он работал в охране Смитсонианского музея; они часто бегали вместе по утрам вокруг Молла.

– Да, малыш – всё хорошо. Но мне нужно бежать.

Она торопливо поцеловала его и поспешила из вестибюля, прихватив с собой сумку. Она зашла в кабинета Сингха, который оказался пуст – канадец пропадал в своей лаборатории дальше по коридору – и быстро переоделась в свежее, сразу почувствовав себя цивилизованнее. Затем она взяла жёлтый блокнот с Кадимовыми каракулями на первой странице, которую она оторвала, и записала крупными буквами слова и цифры, которые, как вспомнила Бесси, произносил Леон Хексли. После этого она поспешила в палату президента.

Когда вчера сняли блокаду с больницы, она послала многих из находившихся здесь агентов по домам и распорядилась вызвать вместо них других. Двое занимавших сейчас пост перед дверями президентской палаты были из подразделения, обеспечивающего охрану заграничных официальных лиц – другими словами, из тех, кто обычно не имеет доступа к президенту и поэтому с меньшей вероятностью были бы вовлечены в заговор против него. Она также вызвала двух агентов ФБР, и они тоже были здесь – надзирали за надзирающими.

– Здравствуйте, могу ли я услышать Марию Рамирес?

– Я слушаю.

– Это…

– Здравствуйте, профессор Сингх.

– Неужели у меня настолько узнаваемый голос?

– Боюсь, что так, профессор. Что‑то случилось?

– Нет, нет. Но у меня есть вопрос, если позволите.

– Sí.

– Вы можете читать память Дэррила Хадкинса, одного из агентов Секретной Службы, верно?

– Sí.

– Вы не припоминаете, чтобы он встречался сегодня с кем‑то… интересным, скажем так?

– Нет.

– Вы уверены, Мария?

– Ничего в голову не приходит.

– Возможно, с актёром…

– О! Sí! ¡Qué emocionante! Дэррил в Голливуде, да? И встречался с Кортни Б. Вэнсом!

– Да, именно так.

– Но… почему это так важно?

– Просто кое‑что проверяю. Теперь мы знаем, что сцепка продолжает функционировать даже на расстоянии нескольких тысяч километров.

– ¡Dios mio!

– Вот и я так же подумал.

Прежнюю президентскую сиделку Шейлу сменила другая, по имени Келли. Ему она нравилась больше. Она была не такая строгая и смеялась его шуткам. Сегодня утром она зачитала ему свежую пачку телеграмм с соболезнованиями и пожеланиями скорейшего выздоровления от лидеров иностранных государств, а теперь приводила в порядок огромную коллекцию цветочных букетов, расположившуюся на столе у окна; это была лишь малая часть того, что доставили в больницу после покушения.

Пресса заводила разговоры о передаче власти согласно двадцать пятой поправке на время выздоровления Сета. Чёрта с два он позволит им это сделать. Настало время кризиса, и он был намерен стоять во главе. Он настоял, чтобы ему вкололи ещё одну дозу стимулятора, и теперь чувствовал себя если не бодрее, то по крайней мере более живым и энергичным, чем когда проснулся.

Дверь в палату открылась, и вошла Сьюзан Доусон.

– Есть жила, – сказала она.

– Келли, вы не оставите нас? – спросил Сет.

Сиделка кивнула.

– Я буду снаружи.

– Отлично,

Сьюзан уселась на стоящий у кровати обтянутый винилом стул и повернула к нему жёлтый блокнот так, чтобы он мог видеть то, что на нём написано.

– Да, да! – тут же сказал он. – Именно – именно то. «Скажите Гордо, чтобы целился 4‑2‑4‑7‑4 эхо».

– «Целился» звучит определённо подозрительно, – сказала Сьюзан. – Но как‑то неопределённо.

– Да уж, – согласился Сет. – позвоните в отдел расшифровки NSA; может, они что выяснят.

Сьюзан кивнула; звонок занял не больше минуты. Когда она закончила, Сет жестом попросил снова показать ему надпись.

– Что вы можете сказать об этих цифрах – 4‑2‑4‑7‑4 ? – спросил он.

– Сорок две тысячи четыреста семьдесят четыре, – сказала Сьюзан. – Для вас это число ничего не значит?

– Нет.

– Какой‑нибудь указатель? Может, ваш старый почтовый индекс или что‑то такое? – она вытащила свой «блэкберри» и зашла на сайт Почты США. – Нет, такого индекса не существует. Ладно, тогда, может быть, первая четвёрка – это вообще не цифра. Может быть, этот самый…

– Предлог[55] 55
  Англ. four (4) и for (многозначный предлог) произносятся одинаково.
  


[Закрыть], – подсказал Сет.

– Точно. Возможно он говорил «метил на 2‑4‑7‑4».

– Ну, и 2‑4‑7‑4 мне ничего не говорит. Но если последнее «4» тоже предлог – «метил на 2‑4‑7 для эхо» – то, возможно, это время. Ну, знаете – 2:47.

– Но тогда бы вы сказали «два сорок семь». К тому же, покушение было утром.

– А что насчёт 24/7 – то есть, семь дней в неделю?

– Он сказал «два четыре», а не «двадцать четыре».

Сет нахмурился.

– А что там про эхо?

– Вот это вот странно. Данбери стрелял в вас из Мемориала Линкольна. Со всем этим мрамором вокруг там будет сильное эхо вне зависимости от времени стрельбы.

– «Эхо», – сказал Сет. – Предположим, что это не слово, а буква фонетического алфавита. Ну, вы знаете – альфа, браво, э‑э…

– Чарли, – подсказала Сьюзан, – дельта, эхо.

– Точно. Так может быть это просто означает что‑нибудь, что начинается на Э?

– Экстерминация? – предположила Сьюзан. – Эвакуация? Эвтаназия?

Сердце Сета вдруг заколотилось – это было больно до чёртиков.

– Боже, – сказал он.

– Что?

– Два‑четыре‑семь. В сумме это будет тринадцать.

– Да. И что?

Он помедлил. Правда ли он хочет открыть тайну кода‑13 агенту Секретной Службы? Но, конечно, в наше время RSA‑шифрования уже никто кроме школьников не станет возиться с простыми подстановочными шифрами. Он объяснил, как работает его шифр и уговорил её записать в блокноте таблицу соответствий, чтобы она поняла, что он имеет ввиду.

– Вот, – сказал он, когда она закончила. – Шифровальная таблица для ключа два‑четыре‑семь.

Сьюзан посмотрела на него, как на безумца. Сет глубокомысленно кивнул.

– Да, меня называли чокнутым в университете.

Она улыбнулась.

– Не сомневаюсь, сэр.

Глава 34

Выйдя из лаборатории профессора Сингха, Иван Тарасов намеревался просто отработать день, пытаясь не думать ни о чём, кроме своих обязанностей охранника в больнице. Он делал эту работу хорошо, и ему нравилась её рутинная повторяемость: в это время пройди по этому коридору, проверь, что двери в эти комнаты заперты, и…

И вот он здесь. Иван заметил, как в его сторону идёт Джош Латимер. Его вид, даже с расстояния, немедленно вызвал поток воспоминаний Доры, включая тот странный звонок больше года назад, когда он позвонил ей – он отсюда, из Вашингтона, ей в Лондон, отец, пропустивший все её школьные пьесы, и её переезд в Англию, и свадьбу, и похороны матери, позвонил, чтобы убедиться, что отыскал правильную Дору, удостоверился, что её девичья фамилия Латимер, что она родилась в Мэриленде, что её день рождения 6 августа и потом, проверив всё это, объяснил, что он её давно пропавший отец и нельзя ли ему приехать, чтобы встретиться лично. И в маленьком ресторане на Пикадилли‑сёркус, после того, как они попытались уместить три десятилетия жизни в час разговора, он сказал ей, зачем он её искал и что ему от неё нужно.

Также были и воспоминания о том, что было после того, как они расстались. О том, как она разговаривала со своим доктором, со своей лучшей подругой Мэнди, со своим духовником, и как она в конце концов решила, что должна это сделать; она не может его отвергнуть.

Латимер был одет в зелёный больничный халат и джинсы. Под взглядом Ивана он повернулся и вошёл в палату. Маршрут Ивана пролегал мимо этой палаты, и он внезапно обнаружил, что толкает дверь, входит и закрывает дверь за собой.

Латимер сидел на стуле рядом со своей кроватью. За окном через улицу было видно здание общежития имени Жаклин Кеннеди Онассис Университета Джорджа Вашингтона. Латимер вскинул голову, явно удивлённый появлению в палате охранника.

Иван почувствовал, как у него закипает кровь; один лишь вид Латимера приводил его в ярость.

– Как вы могли? – спросил он.

Латимер нахмурился.

– Что?

– После того, что вы сделали с Дорой, как вы могли просить её о таком – чтобы позволила себя разрезать и отдала вам часть собственного тела. Как вы могли?

Латимер нашарил на стоящем рядом столике очки, развернул их и надел.

– Я вас не знаю, – сказал он. – А вы не знаете меня. Мою память читает женщина – медсестра. Дженис чего‑то‑там.

– Фалькони, – сказал Иван, кивнув; он знал по именам всех здешних врачей и медсестёр. – Я вас не читаю. Я читаю вашу дочь Дору.

Латимер ничего не сказал.

– Вы думаете, что она не может этого помнить – потому что если бы помнила, то никогда не согласилась бы вам помочь. И она, возможно, и правда не помнит. Зато помню я.

– Я не знаю, о чём вы говорите, – сказал Латимер.

Это разозлило Ивана ещё больше.

– Не лгите мне, – сказал он, подходя ближе. – Не смейте мне лгать.

– Что вы собираетесь сделать? – спросил Латимер.

– Я собираюсь рассказать Доре, – сказал Иван. – Она заслуживает того, чтобы знать.

– Вы не можете, – сказал Латимер, вставая.

– Да? – Иван повернулся к выходу, и…

Звук, движение, рывок…

И Латимер выхватил пистолет у него из кобуры. Иван крутанулся назад и увидел дуло, направленное ему в грудь.

– Без пересадки я умру, – сказал Латимер. – Вы будете держать язык за зубами – обо всём .

– Или что? – спросил Иван, гордясь тем, что смог ненадолго заглянуть Латимеру в глаза.

– Или я выстрелю, – ответил Латимер.

– Вас посадят.

– Хотите пари? Я только что разговаривал с Джиллеттом, адвокатом. Он говорит, что сейчас идеальное время для того, чтобы сделать что‑то безумное, потому что любой компетентный юрист сможет вас оправдать. Взболтанные мозги? Память других людей? Никто не виноват. Это грёбаный карт‑бланш .

– Ни один судья на такое не купится, – сказал Иван.

– Да ну? – Латимер махнул пистолетом. – Вы пришли сюда, угрожали. Была борьба, я завладел пистолетом, он выстрелил. Всего‑то…

Оставив президента Джеррисона, Сьюзан направилась на четвёртый этаж и сильно удивилась, встретив по пути Оррина Джиллетта.

– Вы что здесь делаете? – спросила она.

– У меня была встреча с Джошем Латимером, – ответил он.

– Да? Он тоже не хочет, чтобы Сингх разорвал его связь?

– Э‑э… нет. Но я с ним встречался не по этому поводу. Я представляю его интересы в иске против больницы, касающемся его пересадки почки.

– Я слышала, что операцию перенесли на понедельник, – сказала Сьюзан.

– Пусть так, – ответил Джиллетт. – Мой клиент невыносимо страдал. И я также должен вам сказать, что нам может понадобиться допросить вас по этому делу.

Сьюзан потёрла глаза.

– Я так устала, – сказала она. – Устала от всего этого. Я просто хочу, чтобы это закончилось – но вы всё время пытаетесь всё усложнить, вы и Рэйчел Коэн с вашими требованиями к Сингху не разрывать связь.

– У нас есть права, агент Доусон.

– Как и у других людей, подвергшихся воздействию, – сказала Сьюзан, – включая и меня. Потребности многих перевешивают потребности немногих.

– Тут вам не «Звёздный путь», – сказал Джиллетт. – Отдельные личности имеют личные права.

– С кем вы, говорите, связаны?

– Со здешним охранником.

– О, да, – сказала Сьюзан. – Иван Тарасов. Так вот, он приходил к Сингху сегодня утром, и он хочет от него прямо противоположного: он желает, чтобы связь была ликвидирована как можно быстрее.

Джиллетт нахмурился, предположительно, вспоминая это.

– Да, было такое. Я, как я понимаю, ему приходится нелегко; я искренне рад тому, что связи – как это говорил Сингх? – только первого порядка. Мне бы очень не хотелось видеть то, что видит Иван, и… твою мать!

– Что?

– До меня только что дошли его воспоминания. Иван с моим клиентом, Джошем Латимером, и – Господи!

– Что?

Джиллетт на секунду задумался.

– Он мой клиент, но чёрт побери! Я не могу позволить ему это сделать. Джош отобрал у охранника пистолет и наставил на него.

– Что? Когда? Когда это произошло?

– Сегодня. После того, как я ушёл от Джоша… то есть, в последние минут пятнадцать.

– В какой он палате?

– Я не знаю. Я встречался с ним в холле, но его палата где‑то на этом этаже.

Сьюзан проговорила в рукав:

– Доусон Центральной. Номер палаты Джоша Латимера, пациента Лима Танго?

– Две секунды, Сью, – ответил голос в ухе. Затем: – Палата 411.

– Мне нужно там подкрепление, – сказала Сьюзан, разгоняясь. На бегу она читала таблички на дверях: 419, 417, 415, 413…

Она вытащила из кобуры «зиг P299» и, держа его вертикально двумя руками перед собой, пнула дверь палаты 411.

– Бросить оружие! – гаркнула Сьюзан, оценивая обстановку. Латимер, должно быть, услышал грохот её шагов: левой рукой он охватывал шею Тарасова, прижимая его к себе в классическом положении взятия заложника. Пистолет – a.38, как заметила Сьюзан – был направлен Тарасову в правый висок.

– Я сказала бросить оружие! – повторила Сьюзан. Если бы Латимер целился в того, кого она охраняла, вопросов бы не было – она бы уже его застрелила. Но сейчас она подумала, что сумеет отговорить Латимера. Сьюзан блокировала единственный выход. Из коридора донеслись панические возгласы – её вход в палату Латимера был далеко не бесшумным. Она полностью вошла в палату и ногой захлопнула за собой дверь. Голос в ухе произнёс:

– Подкрепление в пути.

– Вы не оставляете мне выбора, мистер Латимер, – сказала Сьюзан. – Бросьте пистолет.

– И что тогда? – спросил Латимер.

– Мы просто забудем об этом.

– «Забудем», – повторил Латимер, словно это было финальной фразой анекдота. – В этом вся грёбаная проблема, не так ли? Никто не может ничего забыть.

– Просто опустите пистолет, – сказала Сьюзан.

Иван Тарасов всё это время оставался неподвижен, словно статуя, хотя Сьюзан видела, что его лоб взмок от испарины, а глаза выкачены.

– Всё шло так хорошо, – сказал Латимер. – Я нашёл свою дочь.

И тут Тарасов заговорил. Сьюзан думала, он станет просить не убивать его, но ошиблась.

– Я знаю, что он сделал, – сказал Тарасов Сьюзан. – Я вам говорил.

– Тарасов! – рявкнула Сьюзан. – Закройте рот!

– Он надругался над собственной дочерью, – сказал Тарасов. – Вы это знаете.

– Вы ничего не знаете, – сказал Латимер. – Вы не сможете ничего доказать.

– Она может не помнить, но помню я, – сказал Тарасов. – Я дам против вас показания.

– Заткнитесь! – гаркнула Сьюзан. – Латимер, всё будет в порядке. Суд не примет полученные по сцепке воспоминания в качестве доказательства. Опустите пистолет, и мы все спокойно выйдем отсюда.

– Он хотел рассказать Доре, – сказал Латимер. – Он собирается всё разрушить.

Тарасов дёрнулся в его хватке.

– Она должна знать.

– Нет! – сказали Латимер и Сьюзан одновременно, и Сьюзан добавила: – Чёрт вас дери, Тарасов, заткнитесь и дайте мне вас защитить.

– Так же, как вы защитили Джеррисона? – спросил Тарасов. – Вы представления не имеете, что я вижу прямо сейчас! Прямо сейчас! Жуткие вещи, которые видела маленькая девочка – вещи, которые он с ней творил.

Перед Этим Латимер немного ослабил хватку и чуть‑чуть опустил пистолет, но сейчас, словно в замедленной съёмке, как это случается в по‑настоящему кризисные моменты, она видела, как он снова поднимает пистолет и как шевелится его палец на спуске…

Бах!

Сьюзан ощутила, как её толкает назад…

Господи!

…отдача её собственного пистолета.

Она никак не могла стрелять Латимеру в грудь – она была прикрыта туловищем Тарасова. Поэтому она стреляла чуть выше правого глаза, разворотив ему всю правую часть головы и забрызгав всё вокруг мозгом и кусочками кости.

Кровь Латимера хлынула Тарасову на лицо. Охранник выглядел так, словно не был уверен, в кого попала пуля, а Латимер…

Глаза Латимера по‑прежнему были открыты – очень, очень широко открыты – и двигались; рот приоткрылся, словно он хотел что‑то сказать. Сьюзан уже выбирала место для второго выстрела, но тут Латимер рухнул навзничь на пол.

Тарасов быстро развернулся и забрал свой пистолет.

Сердце Сьюзан неистово колотилось. Её к этому готовили, и готовили, и готовили – но прежде ей ещё не доводилось убивать. Её руки тряслись, когда она убирала пистолет в кобуру.

Тарасов сделал несколько шагов и добрался до стула; он тяжело опустился на него и схватился руками за заляпанную кровью голову.

Сьюзан подняла ко рту руку с микрофоном в рукаве, но это оказалось излишним. Дверь резко распахнулась, и за ней оказались двое агентов с оружием наготове. Быстро оценив обстановку, они вошли.

– Сью, – сказал один из агентов, в то время, как второй кинулся к лежащему на полу Латимеру. – Что пошло не так?

Сьюзан посмотрела на них, потом на развороченный бок Латимеровой головы в увеличивающейся луже натёкшей крови. Она не смогла ничего ответить и принялась искать стул.