Текст книги "Золотое руно (сборник)"

Автор книги: Роберт Джеймс Сойер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 68 (всего у книги 108 страниц)

Глава 23

После обеда Ленора вернулась обратно в университет, а Дон отправился в Галерею Искусств. Игра девушки в скрэббл произвела на него впечатление. У неё был потрясающий словарный запас, хорошее стратегическое мышление, и она не раздумывала подолгу над следующим ходом. Хотя в конечном итоге он и победил, лучший ход в игре остался за ней – она выложила «oxlip» вертикально, начиная от клетки с тройными очками в верхнем левом углу доски.

Галерея Искусств Онтарио владела крупнейшей коллекцией скульптур Генри Мура, а также большим собранием старых европейских мастеров и канадской Группы Семи[128] 128
  Группа канадских пейзажных живописцев 1920‑х годов.
  


[Закрыть]; также здесь проходила постоянная выставка акварелей Хелены ван Флит. И хотя Дон уже всё это видел, он с удовольствием посмотрел ещё раз. Но главным, что привело его сюда сегодня, была передвижная выставка дутого стекла Робин Херрингтон, и он подолгу созерцал каждый её экспонат. Ему нравились виды искусства, требующие настоящей работы руками; сегодняшняя цифровая техника подменяет усидчивостью настоящий талант.

Галерея Искусств была популярной туристской достопримечательностью, так что ему пришлось немного потолкаться – но теперь, по крайней мере, ему это было не больно; до недавнего времени боль после случайного столкновения не проходила часами.

Его любимой работой Херрингтон, как он для себя решил, была жёлтая рыба с огромными синими глазами и гигантскими розовыми губами; каким‑то образом художнику удалось вдохнуть в расплавленное стекло яркую индивидуальность.

Насмотревшись в своё удовольствие, Дон покинул галерею и направился обратно в университет за своей кипой бумаг. Начался час пик, и машины ехали по улице бампер к бамперу. К тому времени, как он вновь оказался на четырнадцатом этаже Макленнанской башни, было уже четверть пятого, но Ленора была там, как и обещала.

– Привет, Дон, – сказала она. – Я уж было подумала, что вы провалились в чёрную дыру.

Он улыбнулся.

– Простите. Потерял счёт времени.

– Как выставка?

– Потрясающе, просто здорово.

– Я сложила ваши бумаги в пару мешков, так вам будет удобнее нести.

Кто сказал, что нынешняя молодёжь думает только о себе?

– Спасибо.

– Жаль, что уже так поздно, – сказала Ленора. – В подземке будет не протолкнуться ещё, наверное, часа полтора. Сардины в банке.

– Не подумал об этом, – признал Дон. Он уже многие годы не бывал в городе в час пик. Жестяная банка, набитая потными усталыми людьми – не самое приятное место.

– Послушайте, – сказала Ленора, – а я снова собираюсь в «Герцог Йоркский».

– Второй раз за день? – удивился Дон.

– У меня там скидка. Кроме того, сегодня вторник – вечер куриных крылышек. Мы с друзьями каждую неделю собираемся там по вторникам. Почему бы вам не пойти со мной? Переждёте давку в подземке и потом поедете.

– Я не хотел бы причинять никому беспокойства.

– Ой, да что вы, какое беспокойство?

– Я… э‑э…

– Подумайте об этом. А я пока сбегаю кое‑куда перед выходом. – Она вышла из офиса, а Дон выглянул в маленькое окно. В отдалении, за пределами кампуса, была видна правильная решётка улиц. Он запустил руку в карман шортов и достал оттуда датакомм.

– Позвонить Саре, – произнёс он, и через мгновение услышал её голос:

– Алло?

– Привет, дорогая, – сказал он. – Как ты?

– Нормально. Ты где?

– Да как раз в твоих старых владениях. Зашёл забрать твои бумаги.

– Как выставка в Галерее?

– Отлично; очень рад, что сходил. Слушай, я не хочу лезть в метро в час пик.

– И не надо.

– А Ленора – это аспирантка, которая здесь работает – собирается идти есть куриные крылышки, и…

– А мой муж обожает куриные крылышки, – сказала Сара, и Дон ясно различил улыбку в её голосе.

– Так ты не возражаешь, если я…

– Нет, конечно, нет. Тут мне как раз только что звонила Джулия Фейн. У неё билеты в театр на сегодня, но Хауи расхворался и отказался идти, и она спрашивала, не пойду ли я с ней; я как раз собиралась тебе звонить.

– О, конечно. Иди в театр. Что будете смотреть?

– «Скрипач на крыше»[129] 129
  Мюзикл из жизни евреев в царской России по мотивам рассказов Шолом‑Алейхема.
  


[Закрыть], в Лиа Послунсе[130] 130
  Еврейский театр в Торонто.
  


[Закрыть]. – Всего пара кварталов от их дома.

Дон довольно правдоподобно изобразил Тополя[131] 131
  Хаим Тополь, израильский актёр, исполнявший главную роль в мюзикле.
  


[Закрыть], пропев пару нот из «Если б я был богат». Потом добавил:

– Приятного вечера.

– Спасибо, дорогой – а тебе вкусных крылышек.

– Пока.

– Пока.

Как только Дон захлопнул крышку датакомма, вернулась Ленора.

– Ну что, каков вердикт? – спросила она.

– Спасибо за приглашение, – ответил он. – Крылышки – это замечательно.

Когда Ленора и Дон вновь добрались до «Герцога Йоркского», Ленорины друзья уже были там. Они собрались в маленькой комнатке слева от главного зала первого этажа, которую Ленора звала «уют‑компанией».

– Всем привет, – сказала Ленора, отодвигая от стола капитанское кресло и усаживаясь. – Познакомьтесь, это Дон.

Дон тоже сел. Два небольших круглых стола были сдвинуты вплотную друг у другу.

Ленора указала на худого парня азиатской внешности лет двадцати на вид.

– Дон, это Макото. А это Галина, – миниатюрная шатенка, – и Филлис, – блондинка, похоже, довольно высокая, когда встанет.

– Привет всем, – сказала Дон. – Спасибо, что пустили меня в свою компанию. – Секундой позже подошла Гэбби, смена которой всё ещё продолжалась. Он выслушал, как она перечисляет напитки на розлив, и заказал светлое «Олд Силли», единственное низкоуглеводное пиво в списке.

Ленора немедленно включилась в текущее обсуждение, что‑то об их знакомом парне, который поругался со своей девушкой. Дон сел поглубже в кресло и попытался оценить личные качества новых знакомых. Галина, казалось, практически не разговаривала, но у неё было очень выразительное лицо, которое реагировало – даже излишне экспрессивно – на всё, что говорили другие: она пучила глаза, открывала удивлённо рот, улыбалась, хмурилась – словно живая череда смайликов. У Филлис было, на вкус Дона, несколько подростковое и вульгарное чувство юмора, и ругательствами она явно злоупотребляла. Макото же был явно недоволен присутствием Дона – вероятно, надеялся наслаждаться компанией трёх красивых женщин в одиночку.

Дон в основном прислушивался к разговору, иногда смеялся шуткам, смысл которых смог уловить, и пил пиво. Он знал, что мог бы присоединиться к дискуссии, но они говорили о каких‑то совсем тривиальных вещах и раздували собственные мелкие жизненные неурядицы в проблемы вселенского масштаба: как тяжело впервые оказаться вдали от дома, как трудно налаживать связи и всё такое. Макото, Галина и Филлис понятия не имели о том, что значит жить своей жизнью, растить детей и делать карьеру. Ленора могла рассказать вещи поинтересней, и он слушал, когда она говорила, но когда начинали говорить остальные, он больше прислушивался к паре среднего возраста за соседним столиком, погружённой в оживлённую беседу о том, как Консервативная партия растопчет либералов на приближающихся выборах и…

– Вы видели по телеку Сару Галифакс на прошлой неделе? – спросил Макото остальных. – Это же грёбаный ходячий труп. Ей уже лет сто десять, нет?

– Ей только восемьдесят семь, – ровным голосом сказал Дон.

– «Только», – сказал Макото, словно повторяя концовку анекдота для тех, кто её не расслышал.

– Макото, Дон… – заговорила Ленора, но Дон её перебил.

– Я лишь хотел сказать, что Сара Галифакс не настолько стара.

– Может быть, но выглядит как Горлум, – сказал Макото. – И, должно быть, совсем выжила из ума.

Галина энергично закивала, но ничего не сказала.

– Почему ты так говоришь? – спросил Дон, пытаясь не повышать голос.

– Не пойми меня неправильно, – сказал Макото. – Я знаю, что это она догадалась о том, что значило то первое сообщение. Но, как сказали по телевизору, Коди Мак‑Гэвин считает, будто старая карга догадается и про второе. – Он мотнул головой, словно говоря «вы только представьте».

– Кстати, о сообщениях, – сказала Ленора, тактично пытаясь сменить тему, – позавчера мне звонил Ранджит из CFH. Он сказал…

Но Дон уже не мог остановиться.

– Профессор Галифакс понимает драконианцев лучше кого‑либо другого.

Макото небрежно махнул рукой.

– Ой, возможно, так и было в её время, но…

– Сейчас по‑прежнему её время, – сказал Дон. – Она – профессор эмерита, и без неё у нас вообще бы не было никакого диалога с драконианцами.

– Да, да, – сказал Макото. – Но если бы Мак‑Гэвин пустил свои деньги на поддержку кого‑нибудь, у кого есть шансы…

– Тебя, например, – не удержался Дон.

– Почему нет? Лучше кто‑нибудь, родившийся в этом столетии, в этом тысячелетии, чем высохшая мумия.

Дон посмотрел на свою полупустую бутылку пива, пытаясь вспомнить, вторая это или третья.

– Ты несправедлив, – сказал он, не поднимая взгляда.

– Слушай, Дэн, – сказал Макото, – это же не твоя область. Ты же не знаешь, о чём говоришь.

– Он Дон, – сказала Ленора, – и, наверное, ему лучше сказать тебе, кто…

– Я знаю , о чём говорю, – сказал Дон. – Я был в Аресибо. Был в Аллене[132] 132
  Allen Telescope Array – радиоинтерферометр на севере Калифорнии, переоборудованный Институтом SETI совместно с Университетом Калифорнии в Беркли для поиска сигналов внеземных цивилизаций без отрыва от астрономических наблюдений.
  


[Закрыть].

Макото моргнул.

– Да ты гонишь. Ты не астроном.

Чёрт.

– Ладно, забудь. – Он поднялся – его кресло издало громкий деревянный стук, ударившись о стол позади. Ленора смотрела на него в ужасе. Она явно решила, что он собирается ударить Макото, у которого на лице возникло выражение отчаянной решимости. Но Дон лишь сказал «Мне надо в сортир», протиснулся между Галиной и Филлис и направился к лестнице, ведущей в подвал.

Ему понадобилось существенное время, чтобы опустошить мочевой пузырь, что, по‑видимому, было к лучшему: он успел малость успокоиться. Господи Боже, ну почему он вечно не способен удержать язык за зубами? Можно себе представить, о чём они сейчас говорят в своей чёртовой «уют‑компании».

«Ленора, этот твой дружок какой‑то…» – и тут Макото ввернёт словечко, которое у нынешних детей вместо «дёрганый» или «чокнутый».

Нынешних детей. В писсуаре автоматически запустился смыв, когда он развернулся и подошёл к раковине. Он вымыл руки, избегая смотреть в зеркало, а потом поднялся по лестнице обратно в зал.

Когда он уселся, Ленора пристально посмотрела на Макото.

– Слушай, друг, – сказал Макото, – я… был неправ. Прошу прощения. Я не знал, что ты её внук.

– Ага, – сказала Филис. – Извини нас.

Он не смог заставить себя ничего сказать, лишь кивнул.

Потом разговор продолжился, хотя Дон в нём практически не участвовал, и было съедено ещё много куриных крылышек; первобытный процесс отрывания зубами мяса от костей странным образом помог ему успокоиться. Наконец, принесли счёт. Заплатив свою долю, Макото сказал:

– Пора бежать. – Потом посмотрел на Дона. – Рад знакомству.

Дон сумел ответить ровным голосом:

– Я тоже.

– Мне тоже уже пора, – сказала Филлис. – Завтра с утра встреча с научруком. Галина, ты идёшь?

– Ага, – ответила Галина – единственной слово, которое Дон услышал от неё за весь вечер.

Когда они остались одни, он посмотрел на Ленору.

– Простите, – сказал он.

Она вскинула свои рыжие брови.

– За что? За то, что вы вступились за бабушку, которая не может сама за себя постоять? Вы хороший человек, Дональд Галифакс.

– Я ведь наверняка испортил вам вечер. Простите, что не понравился вашим друзьям, и…

– О, вовсе нет. Ну, разве что Макото. Но пока вы ходили вниз, Филлис сказала, что вы очень галантны.

Он едва успел подхватить падающую челюсть. «Галантный» – не то слово, что ожидаешь услышать от двадцатипятилетней женщины.

– Полагаю, мне уже тоже пора идти, – сказал он.

– Ага, – сказала она. – И мне.

Они двинулись к выходу; Дон нёс в руках два больших пластиковых пакета с бумагами. К его удивлению, на улице было темно; он и не думал, что они просидели в пабе так долго.

– Ну, – сказал он, – было весело, спасибо, но…

Ленора, похоже, тоже была удивлена наступившей темнотой.

– Проводите меня до дома? – спросила она. – Это всего в паре кварталов, но район не сказать, что совсем спокойный.

Дон взглянул на часы.

– Э‑э… конечно. Разумеется.

Она взяла один из пакетов, и они пошли по улице под жизнерадостную болтовню Леноры. Было по‑прежнему жарко и душно, когда они подошли к Эвклид‑авеню, трёхполосной улочке, застроенной древними облупившимися домами. Двое здоровых парней прошли мимо. У одного из них, с поблёскивающей в свете фонарей бритой макушкой, была анимированная татуировка Мрачного Жнеца на бугрящемся правом бицепсе. У другого на лице и руках были лазерные шрамы, которые легко удалялись; он, вероятно, носил их как знаки отличия. Ленора опустила взгляд на потрескавшийся и разбитый тротуар, и Дон последовал её примеру.

– Ну вот, – сказала она примерно через сотню метров. – Пришли.

Они стояли перед ветхим домом с мансардой.

– Неплохое местечко, – сказал он.

Она рассмеялась.

– Трущоба. Но зато дёшево. – Она помолчала, и её лицо посерьёзнело. – Поглядите на себя! Вы весь взмокли, а вам ещё обратно переться до подземки. Заходите. Я дам вам с собой банку диетической колы.

Они вошли в дом; какое‑то животное – возможно, енот – проворно убралось с дороги. Ленора открыла боковую дверь и свела его вниз по лестнице.

Он приготовился к тому, что в квартире будет царить бардак – вспомнились собственные студенческие годы. Но её жилище оказалось чисто прибранным, хотя мебель была разношёрстная, по‑видимому, приобретённая на гаражных распродажах.

– Очень мило, – сказал Дон. – Это…

Её губы вдруг впились в его. Он почувствовал, как её язык прижимается к его губам. Его рот открылся, а пенис моментально затвердел. Внезапно её руки оказались на молнии его шортов и – О Боже!  – она уже на коленях, ласкает его губами… но лишь в течение нескольких восхитительных секунд. Она поднялась на ноги, взяла его за руки и, пятясь и похотливо улыбаясь ему, потянула его в спальню.

Он последовал за ней.

Дон ужасно боялся, что может кончить практически тут же – всё‑таки это было больше возбуждения и стимуляции, чем он видел за многие годы. Но старый друг не подвёл, и они с Ленорой кувыркались на постели, поочерёдно оказываясь сверху, пока он, в конце концов, не кончил.

Он немедленно снова принялся за работу и продолжал до тех пор, пока, наконец, её также не сотряс оргазм.

– Спасибо, – сказала она, улыбаясь ему; они лежали теперь рядом, лицом друг к другу.

Он легко погладил её по щеке кончиками пальцев.

– За что?

– За то, что не остановился, пока я…

Его брови вскинулись вверх.

– Конечно.

– Ты знаешь, далеко не каждый такой… заботливый.

Она была совершенно голая, и свет в комнате был включён. Он с восхищением отметил, что веснушки у неё по всему телу, и что лобковые волосы того же самого медного цвета, что и на голове. Нагота её, похоже, совершенно не стесняла. Теперь, когда всё закончилось, ему хотелось нырнуть под простыню. Но на краю простыни лежала она, так что он не смог бы накрыться, не привлекая к этому действию излишнего внимания. Однако ему было не по себе от того, как она рассматривала его, ероша волосы у него на груди.

– Никаких шрамов, – рассеяно отметила она.

Кожная регенерация избавила Дона от всех старых шрамов.

– Наверное, мне везёт.

– Ну, – сказала Ленора, игриво хлопая его по руке, – сегодня вечером тебе точно повезло.

Он улыбнулся в ответ. Это было изумительно . Нежная и страстная, мягкая и энергичная в одно и то же время. Это было не совсем «переспать с супермоделью» – но очень близко! О, как близко!

Его рука нащупала её сосок, и он слегка повернул его, зажав между большим и указательным пальцами.

– …с бюста бледного Паллады… – сказал он с улыбкой.

Её глаза удивлённо расширились.

– Ты первый, кого я знаю, кто помнит из того стихотворения больше, чем та часть с «никогда». Ты не представляешь, как меня бесит, когда мне цитируют это «никогда, никогда».

Он нежно погладил её грудь и прочитал:

– И сидит, сидит зловещий. Ворон черный. Ворон вещий,

С бюста бледного Паллады не умчится никуда,

Он глядит, уединенный, точно демон полусонный,

Свет струится, тень ложится, на полу дрожит всегда,

И душа моя из тени, что волнуется всегда,

Не восстанет – никогда![133] 133
  Перевод К. Бальмонта, 1894
  


[Закрыть]

– Вау, – тихо сказала Ленора. – У меня ещё не было парней, которые читали бы мне стихи.

– У меня не было девушки, которая чуть было не побила меня в скрэббл.

– И я требую реванша! – сказала она.

Он вскинул брови.

– Сейчас?

– Нет, не сейчас, глупый. – Она придвинулась ближе к нему. – Утром.

– Я… я не могу, – сказал он и почувствовал, как она напряглась. – Я… э‑э… у меня собака.

Она расслабилась.

– О. Ну, ладно.

– Прости, – сказал он. Он имел в виду «прости за враньё», но позволил ей понять это как «прости, что не могу остаться». Он оглядел комнату в поисках часов, отыскал, и его сердце подпрыгнуло.

– Слушай, – сказал он, – я… мне правда уже нужно идти.

– О, конечно, – сказала Ленора не слишком довольным голосом. – Но позвони мне! Я дам тебе номер…

Глава 24

Дон любил вспоминать их с Сарой путешествие в Новую Зеландию в 1992 году. Но в том путешествии был зачат Карл, и его рождение положило конец их совместным поездкам на следующие пару десятков лет: Сара по‑прежнему ездила в разные места на конференции, но Дон всегда оставался дома. Было очень жалко пропустить её поездку в Париж в 2003 на конференцию со стильным названием «Кодирование альтруизма: Искусство и наука сочинения межзвёздных посланий». Но он всё же ездил с ней в Пуэрто‑Рико в 2010 на церемонию отправки официального ответа Земли Сигме Дракона. Его брат Билл присматривал за Карлом и Эмили в их отсутствие.

Город Аресибо расположен примерно в семидесяти пяти минутах езды к западу от Сан‑Хуана, а Обсерватория Аресибо – в десяти милях к югу от него, хотя Дону показалось, что гораздо дальше – так долго они петляли по горным серпантинам. Ландшафт, как им рассказал водитель, был сплошь карстовый: известняк, в котором ветер и вода сотворили бесчисленные трещины, пещеры, подземные реки и провалы. Пещеры Рио‑Камуй, одна из наиболее зрелищных пещерных систем в мире, располагались к юго‑востоку от обсерватории.

А сама огромная чаша радиотелескопа была построена именно здесь благодаря любезно предоставленной природой карстовой воронке тысячефутового диаметра, форма которой идеально подходила для радиотелескопа.

Дон удивился, увидев, что чаша телескопа не сплошная. Она была сделана из перфорированных алюминиевых планок, которые скреплялись вместе стальными растяжками; между планками были щирокие зазоры. А под самой чашей, в её прерывистой тени разрослась густая растительность – папоротники, дикие орхидеи, бегонии. В окрестностях обсерватории Дон видел мангустов, ящериц, жаб размером с кулак, гигантских улиток и стрекоз.

Их с Сарой разместили в одном из жилищ, предназначенных для приезжающих ненадолго учёных – деревянном домике на холме, поднятом над неровной землёй на десяти шлакоблочных колоннах. У домика была небольшая веранда (как они обнаружили, идеальное место для созерцания вечерних гроз), крошечная кухонька, одна маленькая спальня, крохотная ванная и телефон с круглым номеронабирателем. Громоздкий кондиционер был установлен прямо за одним из окон, которые закрывались снаружи деревянными ставнями.

Помимо чисто технического удобства для посылки ответного сообщения выбор Аресибо имел также глубокое символическое значение. Семидесятидевятилетний Фрэнк Дрейк присутствовал в центре управления большой антенной, когда Сара с помощью USB‑кабеля подключила свой ноутбук, содержащий мастер‑копию ответного сообщения, к передатчику. Послание Дрейка к M13 – до сего момента наиболее известное межзвёздное послание SETI – было отправлено из этого самого места тридцать шесть лет назад.

Как и планировалось, ответ содержал тысячу заполненных «анкет», случайно выбранных из 1206343 наборов ответов, оставленных посетителями на веб‑сайте, в создании которого Сара принимала участие. По правде, случайно выбранными были лишь 999 из них; тысячный, засунутый куда‑то в середину, принадлежал самой Саре. Разумеется, она не тайком его туда поместила. После того, как Дон и Карл вложили эту идею ей в голову, она высказала её собрании функционеров SETI, и отделу связей с общественностью она пришлась по душе. Публике такое очень понравится, сказали они.

На церемонии ключевым исследователям раздали сувенирные CD‑ROMы с архивными копиями ответного послания, однако ответы, которые были даны на вопросы «анкеты» реальными людьми, не сделали достоянием общественности. В соответствии с просьбой драконианцев они до сих пор хранились в тайне, чтобы мнение одних участников опроса не влияло на мнение других в случае, если понадобится задать дополнительные вопросы.

Пол в центре управления был выложен бежевой и коричневой плиткой, чередующейся в шахматном порядке, и от вида этого узора у Дона кружилась голова, даже больше, чем от зрелища гигантской чаши телескопа и смонтированной над ней 600‑тонной инструментальной платформы, видимых сквозь наклоненное наружу окно.

Учёные, журналисты и небольшое количество таких, как он, родственников втиснулись в центр управления.

Электрические вентиляторы стояли на кожухах аппаратуры или лепились к ним сбоку, но, несмотря на раннее утро, жара стояла невыносимая. Дон смотрел, как Сара садится за центральный Г‑образный стол и вызывает ответное сообщение со своего ноутбука. Он предложил ей произнести какую‑нибудь запоминающуюся фразу – её собственные слова о «маленьком шаге» – но она отказалась; то, что она отправляла к звёздам, было важнее всего, что она могла при этом сказать. Так что, пробормотав лишь «Всё в порядке, запускаю» она кликнула мышкой куда‑то в экран, и на мониторе ноутбука появилась надпись «Идёт передача».

Раздались крики, откуда‑то появилось шампанское. Дон стоял на периферии собрания, наслаждаясь зрелищем счастливой Сары. Немного погодя седовласый представитель Международного Астрономического Союза зазвенел по своему бокалу с шампанским модной монблановской ручкой, привлекая всеобщее внимание.

– Сара, – сказал он, – у меня есть для вас кое‑что. – Он открыл один из укреплённых на стене металлических шкафчиков. Внутри оказался памятный приз: с мраморным основанием, увитой шёлковыми лентами центральной колонной и, наверху, с крылатой Афиной, тянущейся к звёздам. Он наклонился, достал трофей из шкафчика и поднял перед собой, словно оценивая большую бутылку вина. А потом, громко и отчётливо, чтобы услышали все, прочитал надпись на табличке:

– «Саре Галифакс», – сказал он, – «которая догадалась».

Дон поднимался по лестнице, ведущей от полуподвальной квартирки Леноры наружу. Уже перевалило за одиннадцать, а район здесь, как она сказала, был не слишком спокойный. Но сердце у него колотилось не из‑за этого.

Что он наделал?

Это случилось так быстро, хотя и было очень наивно с его стороны не догадаться, к какому завершению вечера клонит Ленора. Но прошло уже шестьдесят лет с тех пор, как ему в прошлый раз было двадцать, и даже тогда он разминулся с сексуальной революцией на десять лет. Свободная любовь 1960‑х была для него слишком рано; как война во Вьетнаме и Уотергейт, это были вещи, оставившие по себе лишь смутные детские воспоминания и, разумеется, никакого непосредственного опыта.

Когда же, в пятнадцать, он начал собственные неумелые вылазки в область секса – по крайней мере, секса вдвоём – люди уже боялись болезней. А одна девочка из его класса уже успела забеременеть, и это оказало остужающий эффект на остальных. И всё же, хотя моральная сторона секса тогда уже не была существенной – каждый в поколении Дона хотел этим заниматься, и очень немногие, по крайней мере, в зажиточном пригородном районе Торонто, где он вырос, считали, что этого нельзя делать до брака – сам акт всё ещё считался чем‑то серьёзным, хотя, если вспомнить, что началось десять лет спустя, их страхи подцепить гонорею или лобковых вшей казались откровенно смешными.

Но – как это говорится? Старое снова становится новым? СПИД, слава Богу, был побеждён – почти каждый ровесник Дона знал кого‑нибудь, кто умер от этой проклятой болезни. Большинство других передающихся половым путём болезней также были уничтожены или очень легко излечивались. А безопасные, фактически стопроцентно надёжные средства химической контрацепции для мужчин и женщин были легко доступны в Канаде. Всё это в комбинации с общим спадом напряжённости привело ко второй эре сексуальной открытости, невиданной со времён Хейт‑Эшбери[134] 134
  Квартал в Сан‑Франциско, центр движения хиппи в 1960‑х.
  


[Закрыть], Рокдейл‑колледжа[135] 135
  Студенческое общежитие в Торонто, на базе которого проходил организованный студентами эксперимент по альтернативным формам обучения, превратившееся в притон хиппи и закрытое в 1975.
  


[Закрыть] и, конечно же, «Битлз».

Но, думал Дон, шагая по разбитому тротуару, он знает, что это всё отговорки. Неважно, в каком состоянии находится мораль современной молодёжи – она не из одного с ним мира. Важно то, что думает его поколение – он и Сара. Он сумел прожить шестьдесят лет, даже раз не сбившись с прямого пути, и вдруг – бабах!

Сворачивая с Эвклид на Блур, он достал датакомм.

– Звонить Саре, – сказал он; ему нужно было услышать её голос.

– Алло?

– Привет, дорогая, – сказал он. – Как… как спектакль?

– Отлично. У того парня, что играл Тевье, голоса немного не хватает, но он всё равно очень хорош. А как твои крылышки?

– Здорово. Просто здорово. Я сейчас иду к метро.

– О, хорошо. Только я тебя уже, наверное, не дождусь.

– Конечно, конечно, ложись. Только оставь мою пижаму в ванной.

– Ладно. Увидимся.

– Ага. И…

– Да?

– Я люблю тебя, Сара.

Когда она ответила, в её голосе слышалось удивление.

– Я тоже тебя люблю.

– И я уже иду домой.