Текст книги "Золотое руно (сборник)"
Автор книги: Роберт Джеймс Сойер
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 108 страниц)
4
Я в последний раз оглядел гостиную своего дома.
Конечно, одна версия меня сюда вернётся. Но для другой – для биологического оригинала – это была последняя возможность её увидеть.
Я сейчас жил один, если не считать Ракушки – моей собаки, ирландского сеттера. В разное время несколько – хотя кого я обманываю, их было всего две – женщин входили в мою жизнь и покидали её и мои различные жилища, но никто никогда не делил со мной дом, в котором я жил сейчас. Даже гостевая спальня ни разу не использовалась по назначению.
Но это был мой дом, и он напоминал меня самого. Моя мать, изредка появляясь здесь, всегда качала головой, удивляясь отсутствию книжных полок. Я люблю читать, но предпочитаю электронные книги. Тем не менее, отсутствие книжных полок означает отсутствие на них свободного места перед книгами для размещения всяких безделушек, что тоже было хорошо, поскольку мне было бы лень стирать с них пыль, хотя – да, да, вот такая я задница – когда приходили убираться из «Горничных Молли», я всегда злился на то, что они переставляют всякие мелочи, когда их протирают.
Отсутствие книжных полок означало также, что у меня было много пустых стен, которые в гостиной были заняты моей коллекцией бейсбольных маек под стеклом. Я был демоном интернет‑аукционов и коллекционером всяких околобейсбольных реликвий. У меня были все разновидности формы «Блю Джейз», включая тот жалкий дизайн 2000‑х, когда они убрали с маек слово «Блю»; синий относился к тем немногим цветам, которые я различал, и мне нравился тот факт, что я, по‑видимому, схожусь с остальным миром во взглядах на значение названия команды.
Однако моей радостью и гордостью была оригинальная майка «Бирмингемских баронов», которую носил сам Майкл Джордан во время его короткой вылазки в бейсбол; он пришёл в «Уайт Сокс», но они выперли его в свою команду низшей лиги под номером 45.
Джордан расписался на правом рукаве майки, между двумя полосками.
На диване лежал чемодан с кое‑какой одеждой. Предполагалось, что я заполню его вещами, которые захочу взять с собой на Луну, но я чувствовал, что разрываюсь на части. Да, биологический я собирается завтра отправиться на Луну и никогда не возвращаться. Но другой я – моя мнемосканированная версия – вернётся через несколько дней; этот дом будет его – моим – домом. Того, что прежний я заберёт с собой на Луну, новому мне будет не хватать – а новому мне эти вещи могли бы служить десятилетиями (мне до сих пор было трудно думать о «столетиях» и «тысячелетиях»), в то время как прежнему…
Так что в конце концов я упаковал лишь одну вещь. Это было не идеальное решение, поскольку если меня парализует или я впаду в вегетативное состояние, то не смогу им воспользоваться. Однако маленький пузырёк с таблетками в маленькой коробочке без надписей мог в случае надобности помочь мне прикончить себя.
Люди иногда удивлялись, почему я не покинул Канаду и не уехал в Штаты, где налоги на богатых гораздо ниже. А ответ прост: эвтаназия под контролем врача здесь легальна, а моё завещание описывало условия, при наступлении которых я хочу прекратить жить. В Штатах со времён администрации Бьюкенена – Пэта, а не Джеймса[68] 68
Джеймс Бьюкенен – президент США в 1857–1861 годах. Патрик Бьюкенен (род. 1938) – американский журналист и политик, советник при президентах Никсоне, Форде и Рейгане, участник президентской кампании 2000 года.
[Закрыть], – закон обязывает докторов поддерживать мою жизнь даже в случае серьёзного повреждения мозга или потери способности двигаться; они будут сохранять мне жизнь даже вопреки моему желанию.
Но, разумеется, на Луне не нужно будет беспокоиться о национальном законодательстве; там существует лишь несколько исследовательских станций и немногочисленные частные производства. «Иммортекс» сделает всё, чего я пожелаю. От каждого клиента они требуют заранее составить завещание о жизни, описывающее, что делать в случае потери дееспособности или впадения в необратимое вегетативное состояние. Если я смогу сделать это сам, я сделаю, и набор, который я упаковал, набор, который годами хранился у меня в прикроватной тумбочке, поможет мне в этом.
Это была единственная вещь, о которой, я был уверен, искусственный я не станет жалеть.
Я настроил робокухню, чтобы она кормила собаку пока… я сказал бы, «пока меня не будет», но это было не совсем верно. Но она будет её кормить, пока меняется караул…
– Ну что, Ракушечка, – сказал я, почёсывая её за ухом, – вот и всё. А теперь будь хорошей девочкой.
Она гавкнула, соглашаясь, и я направился к двери.
«Иммортекс» располагалась в Маркхэме, районе в северной части Торонто, облюбованном компаниями высоких технологий. Я ехал на восток по 407‑му шоссе и немного злился на то, что мне самому приходится вести машину. Где, чёрт побери, самоуправляемые автомобили? Я понимаю, что летающие автомобили вряд ли когда‑нибудь появятся – слишком велик ущерб, если такой свалится с неба. Но когда я был ребёнком, нам обещали, что самоуправляемые машины уже вот‑вот появятся. Увы, слишком многие предсказания базировались тогда на философии «сильного ИИ» – представлении о том, что скоро будет разработан искусственный интеллект настолько же мощный, интуитивный и эффективный, как и человеческий. Полный провал «сильного ИИ» стал для очень многих людей большим сюрпризом.
Методы «Иммортекс» обходили это препятствие. Вместо воссоздания сознания – для чего потребовалось бы точно знать, как оно работает – учёные «Иммортекс» просто скопировали его. Копия была настолько же разумной, мыслящей, осознающей себя, как и оригинал. Но искусственный интеллект de novo – запрограммированный с нуля, как ЭАЛ‑9000[69] 69
Бортовой компьютер космического корабля из книги Артура Кларка «Космическая одиссея 2001 года».
[Закрыть], компьютер из тягомотного кино, в названии которого фигурировал год моего рождения – так и остался несбывшейся фантазией.
Здание «Иммортекс» было не слишком велико – но они и не работали с большим количеством клиентов. По крайней мере, пока. Я отметил, что весь первый ряд парковки был зарезервирован для водителей‑инвалидов – гораздо больше, чем требовали законы Онтарио, но, опять же, демографический состав клиентуры «Иммортекс» был довольно нетипичен. Я припарковался во втором ряду и вышел из машины.
Жара обрушилась на меня, как удар в челюсть. В августе в Южном Онтарио было жарко и сыро ещё столетие назад. Маленькие, почти незаметные год от года изменения практически полностью изгнали снег из торонтской зимы и сделали лето почти невыносимым. Впрочем, нам грех жаловаться – на юге США дела обстоят куда хуже; несомненно, это одна из причин того, что Карен перебралась с Юга в Детройт.
Я достал с заднего сиденья дорожную сумку с вещами, которые мне понадобятся на время моего пребывания здесь, в «Иммортекс», и быстро пошёл к входной двери, чувствуя, что уже начинаю потеть. Вот ещё одно преимущество искусственного тела: оно не потеет, как конь. Впрочем, сегодня я, вероятно, потел бы и в прохладный день – я сильно нервничал. Я прошёл через вращающуюся стеклянную дверь и глубоко вдохнул прохладный кондиционированный воздух. После этого я представился сидевшей за длинным гранитным столом секретарше.
– Здравствуйте, – сказал я, удивившись тому, как пересохло у меня во рту. – Я Джейкоб Салливан.
Секретарша была молода и симпатична. Мне было привычнее видеть на таких должностях мужчин, но клиенты «Иммортекс» выросли в прошлом веке и привыкли к тому, чтобы на входе их встречала вот такая вот красотка. Она сверилась с висящим перед ней в воздухе голоэкраном.
– Ах, да. Боюсь, вы пришли немного раньше; они ещё калибруют оборудование. – Она оглядела мою сумку. – Багаж на Луну у вас тоже с собой?
Слова, которые, как я думал, не услышу никогда в жизни.
– В машине, в багажнике, – ответил я.
– Вам разъяснили ограничения по весу? Конечно, вы можете взять больше, но излишек надо будет оплатить, и он может не попасть на сегодняшний рейс.
– Нет, с этим всё в порядке. Я решил много с собой не брать. Так – несколько смен белья.
– Вы не будете скучать по своим старым вещам, – сказала женщина. – Верхний Эдем – это просто сказка, и там найдётся всё, что вам может понадобиться.
– Вы там были?
– Я? Нет, пока нет. Но, знаете ли, через несколько десятков лет…
– Правда? Планируете сделать мнемоскан?
– О, конечно. У «Иммортекс» отличные страховые программы для сотрудников. Компания помогает вам накопить на оплату процедуры и содержание оригинала на Луне.
– Ну… гмм… значит, там и увидимся?
Женщина засмеялась.
– Мне двадцать два, мистер Салливан. Не хочу вас обидеть, но я буду огорчена, если снова вас увижу раньше, чем лет через шестьдесят.
Я улыбнулся.
– Будем считать, что свидание назначено.
Она указала на роскошно обставленное фойе.
– Не подождёте пока здесь? Мы заберём ваш багаж позже. Фургон из аэропорта придёт ближе к вечеру.
Я снова улыбнулся и отошёл.
– Ого, какие люди! – услышал я голос с южным акцентом.
– Карен! – воскликнул я, глядя на седую старушку. – Как у вас дела?
– Надеюсь вскорости выйти из себя.
Я засмеялся и почувствовал, как кружащиеся в желудке бабочки понемногу успокаиваются.
– Так что вас сюда привело? – спросила Карен.
Я сел напротив неё.
– Я… ох. Я вам так и не сказал? У меня есть одна проблема – называется «артериовенозная мальформация»; непорядок с кровеносными сосудами в мозгу. Я… в тот вечер я примерял процедуру на себя.
– Я что‑то такое и подумала, – сказала Карен. – И вы, очевидно, решили её пройти. – Я кивнул. – Что ж, отлично.
– Простите, – сказала подошедшая к нам секретарша. – Мистер Салливан, вы не хотите чего‑нибудь выпить?
– Э‑э… да. Кофе? Двойной с двойным сахаром.
– Перед сканированием вам можно только кофе без кофеина. Вас устроит?
– Конечно.
– А вы, миз Бесарян, – спросила секретарша, – хотите чего‑нибудь ещё?
– Нет, спасибо.
Секретарша удалилась.
– Бесарян? – повторил я с внезапно заколотившимся сердцем. – Карен Бесарян?
Карен улыбнулась своей асимметричной улыбкой.
– Да, это я.
– Вы написали «Диномир»?
– Да.
– «Диномир». «Возвращение в Диномир». «Возрождение Диномира». Вы всё это написали?
– Да, написала.
– Вау. – Я помолчал, пытаясь придумать, что ещё можно сказать, но не смог. – Вау.
– Спасибо.
– Я любил эти книжки.
– Спасибо.
– Нет, я правда их обожал. Впрочем, думаю, вам такое часто говорят.
Её морщинистое лицо сморщилось ещё больше, когда она улыбнулась.
– Но мне это никогда не надоедает.
– Нет, нет. Конечно, нет. У меня даже есть бумажные издания этих книг – так они мне нравятся. Вы предполагали, что их будет ждать такой успех?
– Я даже не предполагала, что их когда‑нибудь издадут. Для меня их успех стал такой же неожиданностью, как и для любого другого.
– Что, по‑вашему, сделало их такими хитами?
Она шевельнула костлявыми плечами.
– Об этом не мне судить.
– Я думаю, то, что они интересны и детям, и взрослым, – сказал я. – Как «Гарри Поттер».
– Я, без сомнения, многим обязана Джоан Роулинг.
– Ваши книги совершенно непохожи на её, но у них такая же широкая аудитория.
– «В поисках Немо» встречается с «Гарри Поттером» в «Парке юрского периода» – так написали в «Нью‑Йорк Таймс», когда вышла первая книга. Антропоморфные животные: мои разумные динозавры, похоже, пришлись публике по душе так же, как и те говорящие рыбы.
– А что вы думаете об экранизациях своих книг?
– О, я их обожаю, – сказала Карен. – Они просто восхитительны. К счастью, фильмы по моим книгам снимали после «Гарри Поттеров» и «Властелина колец». Раньше студии приобретали права на экранизацию лишь для того, чтобы выпотрошить книгу; фильм мог не иметь с книгой ничего общего. Но после «Гарри Поттеров» и фильмов по Толкиену они осознали, что существует ещё бо́льший рынок для точных экранизаций. Теперь публика недовольна, когда не находит в фильме любимой сцены или когда запомнившаяся реплика в диалоге оказывается изменена.
– Не могу поверить, что вот так вот разговариваю с создательницей принца Чешу́я.
Она снова улыбнулась одной стороной лица.
– Каждый должен где‑то быть.
– Принц Чешуй – это такой убедительный персонаж! Кто был его прототипом?
– Никто, – ответила Карен. – Я его выдумала.
Я покачал головой.
– Нет, нет – я хочу сказать, кто вдохновил вас на его создание?
– Никто. Это продукт моего воображения.
Я понимающе кивнул.
– А, ну ладно. Не хотите говорить. Боитесь, что он вас засудит, да?
Карен нахмурилась.
– Нет, ничего подобного. Принц Чешуй не существует, он не настоящий, и его образ не основан ни на ком реально существующем и не является пародией. Я просто его выдумала.
Я посмотрел на неё, но ничего не сказал.
– Вы мне не верите, не так ли? – спросила Карен.
– Я не стал бы так говорить, но…
Она покачала головой.
– Людям непременно хочется, чтобы писатели выводили своих персонажей из реальных прототипов, и чтобы описанные ими события каким‑то завуалированным образом происходили на самом деле.
– Ах, – сказал я. – Простите. Я… я думаю, это своего рода эгоизм. Я не могу представить себя сочиняющим достойную публикации историю, так что я не верю, что другие на это способны. Такой талант вызывает в остальных чувство неполноценности.
– Нет, – сказала Карен. – Нет, если позволите мне объяснить, проблема здесь гораздо глубже. Неужели вы не видите? Идея о том, что несуществующих людей можно просто сотворить, идёт вразрез с нашими глубинными религиозными убеждениями. Когда я говорю, что принц Чешуй не существует в реальности и вам лишь кажется, что у него есть реальный прототип, я тем самым намекаю на возможность того, что Моисей никогда не существовал – что какой‑то писатель просто его выдумал. Или что Мухаммед на самом деле никогда не говорил всех тех вещей, что ему приписывают. Или что Иисус – тоже вымышленный персонаж. Вся наша духовная жизнь базируется на негласном допущении о том, что писатели записывают , а не сочиняют – а если и сочиняют, то мы всегда способны заметить разницу.
Я обвёл взглядом фойе здания, в котором сращивали искусственные тела с копиями, снятыми с живого мозга.
– Как же хорошо, что я атеист, – сказал я.
5
Пока мы ждали, подошло ещё трое решивших пройти мнемоскан. Однако секретарша первым вызвала меня, и я оставил Карен болтать со своими ровесниками‑стариками. Я проследовал за секретаршей по ярко освещённому коридору, с удовольствием наблюдая за покачиванием её упругих бёдер, и оказался в офисе, чьи стены казались мне серыми – что означало, что они могли быть зелёными, голубыми, или в самом деле серыми.
– Здравствуйте, Джейк, – сказал доктор Портер, поднимаясь из‑за стола. – Рад видеть вас снова.
Эндрю Портер был высок и медведеобразен, возрастом под шестьдесят, немного сутулый от жизни среди людей значительно ниже него ростом. Он был бородат, зачёсывал волосы назад, а глаза его немного косили. Брови на его добродушном лице пребывали в постоянном движении, словно он их накачивал для участия в Олимпиаде по мимической гимнастике.
– Здравствуйте, доктор Портер, – ответил я. Я уже виделся с ним дважды во время своих предыдущих визитов сюда, когда проходил различные обследования, заполнял бумаги и подвергался сканированию всего тела за исключением мозга.
– Вы готовы увидеть это? – спросил Портер.
Я нервно сглотнул, потом кивнул.
– Очень хорошо. – В комнате была ещё одна дверь, и Портер театральным жестом распахнул её. – Джейк Салливан, – провозгласил он, – добро пожаловать в ваш новый дом!
В соседней комнате лежало на каталке синтетическое тело, одетое в уродливый махровый халат.
Я осмотрел его и ощутил, как отвисает у меня челюсть. Сходство было поразительное.
Хотя в целом оно несколько смахивало на манекен из магазина одежды, это был, вне всякого сомнения, я. Глаза были открыты, они не мигали и не двигались. Рот закрыт. Руки безвольно вытянуты вдоль боков.
– Ребята из отдела физиогномики сказали, что для них это было плёвое дело, – сообщил, улыбаясь, доктор Портер. – Обычно мы пытаемся перевести часы на несколько десятков лет назад, воссоздавая тело таким, каково оно было в расцвете сил; в конце концов, кто захочет загружаться в тело, находящееся на последнем издыхании. Вы – самый молодой из всех, с кем они имели дело.
Да, это было моё лицо – та же самая удлинённая форма, тот же гладкий подбородок, те же тонкие губы, тот же широкий рот, те же близко посаженные глаза и те же тёмные брови над ними. Надо всем этим – густые тёмные волосы. Вся седина была удалена и – я специально заглянул – у моего двойника не было лысинки на макушке.
– Осталась пара последних штрихов, – сказал Портер, ухмыльнувшись. – Надеюсь, вы не возражаете.
Я наверняка тоже глупо ухмылялся.
– Вовсе нет. Это… это потрясающе.
– Мы очень рады. Конечно, синтетический череп идентичен по форме вашему – он был изготовлен методом трёхмерного прототипирования на основе рентгеновских стереоснимков; на нём даже видны швы в тех местах, где кости черепа срастаются друг с другом.
Я должен был подписать согласие на обширное рентгеновское исследование для того, чтобы они смогли изготовить искусственный скелет. За один день я получил достаточно большую дозу, чтобы увеличить шансы заболеть в будущем раком – но, с другой стороны, большинство клиентов «Иммортекс» смерть ждала задолго до того, как рак станет проблемой.
Портер коснулся виска искусственной головы; челюсть откинулась, открывая воспроизведённую в мельчайших деталях ротовую полость.
– Зубы – точные копии ваших; мы даже внедрили более плотный керамический композит в те места, где находятся две ваши пломбы, так что слепок зубов подтвердит, что вы – это и правда вы. Как вы можете видеть, во рту есть язык, хотя, конечно, он не будет непосредственно участвовать в произнесении звуков; этим занимается микросхема синтезатора голоса. Но он будет убедительно имитировать эту деятельность. Движения челюстей будут полностью соответствовать произносимым звукам – что‑то вроде супермарионимации[70] 70
Технология создания необычайно подвижных кукол‑марионеток, применявшаяся в британских телешоу 1960‑х годов.
[Закрыть].
– Чего‑чего?
– Ну, знаете – «Буревестники», «Капитан Скарлет»?
Я покачал головой.
Портер вздохнул.
– Ладно, неважно. Так вот, язык – очень сложная часть, фактически, самая сложная в воссоздаваемом теле. На нём нет вкусовых рецепторов, потому что вам не нужно будет есть, однако он чувствителен к давлению и, как я сказал, его движения соответствуют звукам, произносимым вашим голосовым синтезатором.
– Это действительно… чудно́, – сказал я и улыбнулся. – Думаю, я впервые употребил это слово в разговоре.
Портер засмеялся, потом указал на меня.
– К сожалению, мы не смогли воспроизвести вот это: когда вы улыбаетесь, у вас появляется ямочка на левой щеке. У искусственной головы такого нет. Мы, однако, отметили этот факт в вашем досье – уверен, что мы сможем добавить эту деталь с будущими обновлениями.
– Это ничего, – сказал я. – Вы и без того проделали потрясающую работу.
– Спасибо. Мы предпочитаем знакомить клиентов с их будущим обликом до того, как они переместятся в искусственное тело – всегда хорошо знать, чего ожидать. Вы собираетесь заняться в нём какой‑то специфической активностью?
– Бейсболом, – не задумываясь, ответил я.
– Это потребует отличной зрительной координации, но со временем это придёт.
– Я хочу быть так же хорош, как Сингх‑Самаг.
– Кто? – переспросил Портер.
– Стартовый питчер «Блю Джейз».
– А‑а. Я‑то бейсболом не интересуюсь. Не могу гарантировать, что вы когда‑либо подниметесь до профессионального уровня, но вы будете играть по меньшей мере так же, если не лучше, чем раньше.
Он продолжал:
– Вы обнаружите, что все пропорции в точности таковы, каковы они в вашем теле сейчас – длина каждой фаланги пальцев, каждого сегмента конечностей и прочего. Ваш мозг выстроил весьма замысловатую модель того, на что похоже ваше тело – насколько длинны руки, где именно на их протяжении находится локоть и так далее. Эта внутренняя модель уточняется, когда ваше тело растёт, но становится жёстко прошитой к среднему возрасту. Мы пытались делать низкорослых людей высокими и корректировать несовпадающую длину правой и левой конечностей, но это создавало больше проблем, чем решало – людям было очень тяжело привыкнуть к телу, отличающемуся от того, что у них было.
– Э‑э… Означает ли это… Я тут подумал…
Портер рассмеялся.
– Ах, да. Мы об этом упоминаем в наших публикациях. Видите ли, мужской половой орган – это особый случай: его размер варьируется в широких пределах в зависимости от температуры, степени возбуждения и тому подобного. Поэтому да, мы увеличиваем то, что дала вам природа, если только вы специально не запретили это делать в формах, которые заполняли. Разум уже привык к изменчивому размеру пениса, так что справится с несколькими лишними сантиметрами. – Портер распустил махровый пояс, удерживающий полы халата.
– Господи, – сказал я, чувствуя себя ужасно глупо. – Э‑э… спасибо.
– Наша цель – угодить клиенту, – сказал Портер с ангельской улыбкой на лице.
В те времена, когда я родился, Рэй Курцвейл был наиболее активным проповедником перемещения разума в искусственные тела. В своих книгах тех времён – в том числе в ставшей классикой «Эпохе духовных машин» 1999 года – он утверждал, что в течение следующих тридцати лет (то есть шестнадцать лет назад) появится возможность скопировать «положение, связи и содержимое всех соматических клеток, аксонов, дендритов, пресинаптических пузырьков, концентраций нейротрансмиттеров и прочих нейронных компонент и уровней» мозга конкретного человека таким образом, чтобы «вся его организация могла быть воссоздана в нейронном компьютере достаточной мощности и объёма памяти».
Забавно перечитывать эту книгу сейчас, в 2045 году. Курцвейл был прав в некоторых вещах, но упустил несколько очень важных моментов. К примеру, технология сканирования мозга с предположительно достаточным уровнем детализации появилась ещё в 2019 году, но выяснилось, что от неё никакого толку, поскольку сканирование продолжается несколько часов, за которые, разумеется, даже в мозгу пребывающего под наркозом пациента происходит уйма переходных процессов. В результате компоновки данных настолько продолжительного сканирования получалась неработоспособная мешанина; было невозможно связать визуальные сигналы (или их отсутствие) из задней части мозга с совершенно иными импульсами из передней. Сознание – это продукт синхронной работы всего мозга; сканирование, которое продолжается дольше нескольких мгновений, бесполезно для его воссоздания.
Однако Мнемоскан компании «Иммортекс» позволял мгновенно получать полный и детализированный слепок всего мозга целиком. Доктор Портер отвёл меня дальше по коридору в кабинет сканирования, стены которой казались мне оранжевыми.
– Джейк, – сказал Портер, – это доктор Киллиан. – Он указал на невзрачного вида чернокожую женщину лет тридцати. – Доктор Киллиан – одна из наших квантовых физиков. Она управляет сканирующим оборудованием.
Киллиан подошла ко мне.
– И это совершенно не больно, я обещаю, – сказала она с ямайским акцентом.
– Спасибо, – ответил я.
– А теперь я возвращаюсь в свои владения, – сказал Портер. Киллиан улыбнулась ему, и он ушёл.
– Полагаю, вам известно, – продолжала Киллиан, – что для сканирования мозга мы используем квантовый туман. Мы пропитываем вашу голову субатомными частицами – туманом. Эти частицы квантово спутаны с идентичными частицами, которые доктор Портер вскоре введёт в искусственную черепную коробку нового тела, которое он вам показывал; это тело по‑прежнему находится в другой комнате, но для квантовой спутанности это не препятствие.
Я кивнул; я также знал, что у «Иммортекс» имеется жёсткое правило о недопустимости контактов между загруженными и их оригиналами. После того, как копирование произошло, вы можете поручить родственнику или адвокату убедиться, что обе ваши версии функционируют как надо, однако вопреки реплике Карен о желании выйти из себя считалось, что встреча двух версий одного и того же человека психологически опасна; она разрушает чувство собственной уникальности.
Лицо доктора Киллиан посерьёзнено.
– Полагаю, вам известно, что у вас АВМ, – сказала она. – Но в вашем новом теле, разумеется, нет системы кровообращения, так что для нас это несущественно.
Я кивнул. Всего через несколько минут я буду свободен! Моё сердце возбуждённо колотилось.
– Всё, что вам потребуется сделать, – продолжала доктор Киллиан, – лечь на эту кушетку, вот здесь. Мы закатим её в сканировочную камеру – очень похоже на МРТ, не правда ли? А потом мы выполним сканирование. Оно займёт всего около пяти минут, и большая часть времени уйдёт на настройку сканеров.
Идея о том, что я вот‑вот раздвоюсь, повергала в ужас. Тот я, что выйдет из цилиндра сканера, продолжит жить своей жизнью – в середине дня его отвезут в Пирсон, там он сядет на космоплан и отправится на Луну, чтобы прожить там… сколько? Несколько месяцев? Несколько лет? Столько, сколько позволит ему синдром Катеринского.
А другой Джейк – который так же живо будет помнить этот момент – вскоре пойдёт домой и подхватит мою жизнь в том месте, где я её отпустил, но перспектива разрушения мозга или преждевременной смерти уже не будет висеть над его титановой головой.
Две версии.
В это было невозможно поверить.
Мне бы хотелось, чтобы существовал способ скопировать лишь часть меня, но это потребовало бы куда более глубокого понимания устройства мозга, чем было у «Иммортекс». Очень жаль: у меня было множество воспоминаний, которые я с радостью бы стёр. Обстоятельства смерти отца, разумеется. Но были и другие – унижения, мысли, не делающие мне чести, моменты, когда я делал больно другим и другие делали больно мне.
Я улёгся на кушетку, стоящую на ведущих в сканировочную камеру металлических направляющих.
– Нажмите зелёную кнопку, чтобы въехать внутрь, – сказала Киллиан, – и красную, чтобы выехать наружу.
По старой привычке я внимательно проследил, на какую кнопку в какой момент она указывала. Потом кивнул.
– Отлично, – сказала она. – Нажимайте зелёную кнопку.
Я подчинился, и кушетка скользнула в сканировочную камеру. Внутри было тихо – так тихо, что я услышал пульсацию крови в ушах и побулькивание желудка. Интересно, какие звуки будет издавать моё новое тело?
Несмотря ни на что, я с нетерпением ожидал своего будущего существования. Количественная сторона жизни меня не слишком интересовала, но качество! И время – не только цепочка лет, протянувшаяся в будущее, но время каждого дня. Ведь мнемосканы не спят, так что мы не только получаем все эти дополнительные годы – каждый день для нас длится дольше на треть.
Будущее было рядом.
Сотворение другого меня.
Мнемоскан.
– Всё в порядке, мистер Салливан, можете выходить. – Голос доктора Киллиан, с ямайским выговором.
У меня упало сердце. Нет…
– Мистер Салливан? Мы завершили сканирование. Пожалуйста, нажмите красную кнопку…
Это навалилось на меня, как тонна кирпичей, как кровавое цунами. Нет! Я должен быть в другом месте, но я по‑прежнему здесь.
Пропади всё пропадом, я здесь.
– Если вам нужна помощь, чтобы выбраться… – предложила Киллиан.
Я рефлекторно поднял руки, ощупал свою грудь, ощутив её мягкость, почувствовав, как она поднимается и опускается. Господи Иисусе!
– Мистер Салливан?
– Да выхожу я, чёрт… Выхожу.
Я не глядя ударил по кнопке, и кушетка выехала из сканировочной камеры ногами вперёд, как при неудачных родах. Чёрт, чёрт, чёрт!
Я ничего не делал, но дыхание моё стало быстрым и неглубоким. Если только…
Я почувствовал, как меня берут под локоть.
– Я держу вас, мистер Салливан, – сказала Киллиан. – Осторожно…
Мои ноги коснулись твёрдых плиток пола. Умом я понимал, что ситуация была пятьдесят на пятьдесят, но мог думать лишь о том, каково это будет проснуться в новом, здоровом искусственном теле. Я и не задумывался всерьёз о…
– С вами всё в порядке, мистер Салливан? – спросила она. – Вы выглядите…
– Я в порядке , – прошипел я в ответ. – Всё превосходно. Господи Иисусе…
– Если я что‑нибудь могу для вас…
– Я обречён. Вы этого не понимаете?
Она нахмурилась.
– Вы хотите, чтобы я позвала врача?
Я покачал головой.
– Вы только что отсканировали моё сознание, создали копию моего разума, правильно? – В моём голосе звучала насмешка. – И поскольку я являюсь свидетелем того, что происходит после сканирования, это значит, что я – эта версия меня – не являюсь копией. Копии больше не нужно бояться превратиться в овощ – копия свободна. Наконец‑то свободна от всего, что висело над моей головой в течение двадцати семи лет. Мы теперь разошлись, и исцелённый я начал собственный путь. Но этот я по‑прежнему обречён. Я мог проснуться в новом, излеченном теле, но…
Голос Киллиан был очень мягок.
– Но мистер Салливан, один из вас должен был остаться в этом теле…
– Я знаю, я знаю, я знаю. – Я покачал головой и сделал несколько шагов вперёд. В кабинете сканирования не было окон, что, вероятно, и к лучшему: не думаю, что я сейчас был готов к встрече с миром. – И тот из нас, кто так и остался в этом проклятом теле с этим проклятым мозгом, по‑прежнему обречён.