Текст книги "Золотое руно (сборник)"

Автор книги: Роберт Джеймс Сойер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 100 (всего у книги 108 страниц)

– К чему вы клоните, Холмс?

– А к тому, Ватсон, что инопланетяне здесь. Это не мы их найти не можем, а они потеряли. Наш мир взаимодействует с остальной вселенной асинхронно. Вы и ваши читатели, не сумев принять горькую правду, сами себя сделали потенциальными, вместо того чтобы быть реальными.

Я никогда не подозревал своего компаньона в недостатке самомнения, но на этот раз он явно хватил через край.

– Холмс, вы намекаете, что своей нереалистичностью мир обязан вашей персональной судьбе?

– Конечно же! Ваши читатели не позволили мне улететь на дно пропасти, пусть даже ценой своей гибели я добился того, чего желал больше всего на свете, а именно уничтожения Мориарти. В этом безумном мире наблюдатель утратил контроль над наблюдаемым! Если до того нелепого воскрешения, упомянутого вами в рассказе «Пустой дом», мое существование имело под собой какую‑то почву, то этой почвой была логика! Рациональность! Приверженность фактам, доступным для анализа! Но от всего этого человечество отказалось. Наш мир сошел с пути, Ватсон. В результате мы отгорожены невидимой стеной от цивилизаций, существующих где‑то еще. Вот вы говорите, в мое отсутствие вас завалили требованиями читатели, но если бы они на самом деле понимали меня, понимали бы, что собой представляет моя жизнь, то знали бы: единственной достойной данью моей памяти могло быть только принятие случившегося. Оставить меня мертвым – вот он, единственно правильный ответ.

Майкрофт отправил нас в прошлое, но не в 1899‑й, из которого забрал, – Холмс изъявил желание перенестись на восемь лет раньше, в май 1891‑го. Разумеется, тогда еще жили другие мы, более молодые, но Майкрофт переместил их в будущее; там они проведут остаток своих дней в реконструированной по нашим с Холмсом воспоминаниям обстановке. И хотя мы теперь были на восемь лет старше тех джентльменов, которые тогда сбежали в горы от Мориарти, в Швейцарии у нас не было знакомых, и возрастные изменения на наших лицах остались незамеченными.

В третий раз мне пришлось пережить рот роковой день на Рейхенбахском водопаде. И этот третий раз был похож на первый и не похож на второй. Все происходило по‑настоящему.

Вот показался мальчишка‑посыльный, и мое сердце неистово заколотилось. Повернувшись к Холмсу, я проговорил:

– В этот раз я не смогу вас оставить.

– Сможете, Ватсон. Вы еще ни разу меня не подвели. Сыграете свою роль до конца и сегодня, я уверен. – Он помолчал немного, а когда снова заговорил, в голосе появилась грусть. – Я способен выявлять факты, но менять их мне не по силам.

А затем Холмс с мрачным видом протянул руку. Я ее крепко пожал своими двумя.

В следующий миг появился мальчик, которого подослал Мориарти. Я разыграл святую простоту и оставил Холмса одного возле водопада. Как же трудно было не оглянуться, идя к гостинице «Англия», где меня ждал несуществующий пациент! А вот и человек в черном шествует навстречу. Сейчас бы достать револьвер и всадить пулю в сердце негодяя, но если лишу Холмса возможности поквитаться с преступным профессором, это будет воспринято как непростительное предательство.

За час я спустился к гостинице. Там я, как полагается, поинтересовался состоянием чахоточной англичанки, чем ожидаемо вверг в крайнюю растерянность герра Штайлера‑старшего. Без малейшего вдохновения отыграв свою роль, я направился к водопаду. Путь в гору занял два часа; признаться, я напрочь выбился из сил, хоть и не слышал свое тяжелое дыхание в шуме стихии.

И снова я увидел следы двух человек: обе цепочки заканчивались у обрыва. Нашел я и альпеншток Холмса, и, конечно же, адресованную мне записку. Она слово в слово повторяла ту, первую. Мой друг сообщал, что они с Мориарти вот‑вот вступят в последний поединок и профессор любезно разрешил написать несколько слов. Но на сей раз у послания был постскриптум.

Мой дорогой Ватсон, вы почтите мою память наилучшим образом, если не позволите поколебаться вашей вере в увиденное собственными глазами. Чего бы ни требовала от вас общественность, позвольте мне остаться покойником.

Я возвратился в Лондон, и там горечь утраты до поры оставила меня – в последние месяцы жизни моей супруги я разделял ее печали и радости. Признаки старения на лице я объяснил ей глубоким шоком из‑за гибели друга. В следующем году, точно в положенный день, Маркони изобрел беспроволочный телеграф. Читатели с прежней настойчивостью просили новых приключений Шерлока Холмса, но я отмалчивался, хотя душевная боль была чудовищной; снова и снова моя вера в увиденное на Рейхенбахском водопаде подвергалась жестокому испытанию. О, как я был бы счастлив, если бы вдруг услышал голос человека, порядочнее и мудрее которого не встречал никогда в жизни!

В 1907 году, в конце июня, «Таймс» сообщила о пойманных устройствами беспроводной связи сигналах разумной жизни – они прилетели со стороны Альтаира. И в этот день, когда весь мир ликовал и праздновал, я, не буду скрывать, обронил слезу и поднял одинокий тост за моего славного друга, покойного мистера Шерлока Холмса.

Что тебе отпущено

И познаете истину, и истина сделает вас свободными.

Евангелие от Иоанна, 8:32

– Есть для тебя новое дело, – сказал мой босс, Рэймонд Чен. – Убийство.

Сердце моё забилось чаще. Орбитальное поселение Менделия считалось утопией. Убийство здесь – дело неслыханное.

Чен был тучен – никогда не упражнялся, обожал жирную еду. Он знал, что его образ жизни отнимет от этой жизни пару десятков лет, но это, собственно, только его дело.

– Кто‑то прикончил прорицателя на Четвёртом колесе, – сказал он, тяжело вздыхая. – Барански уже на месте.

Я вскинул брови. Мёртвый прорицатель? Это и правда должно быть очень интересно.

Я взял свой портативный сканер улик и покинул «Копоторг». Название официальное – ведь на Менделии, как известно, нет налогов. Тебе нужен коп – ты его нанимаешь. В данном случае, как сказал Чен, нам будет платить Гильдия Прорицателей. Это означало, что мы можем не стесняться в расходах – ГП была отвратительно богата. Один из немногих существующих на Менделии законов предписывает каждому пользоваться услугами прорицателей.

Менделия состоит из пять модулей, каждый из которых напоминает тележное колесо со спицами, ведущими к центральной втулке. Втулки все соединены длинной осью; также транспортные трубы соединяют внешние края колёс. Вся эта конструкция вращается, создавая на ободах силу тяжести, и благодаря транспортным трубам вам не приходится спускаться сначала к оси колёса в область нулевой тяжести по спице, а потом подниматься по спице соседнего колеса.

«Копоторг» находится во Втором колесе. Обода колёс полые, и здания внутри них стоят на внешней стенке крышами к оси. На Менделии много открытых пространств – какая же без этого утопия, но наше небо – голограмма, спроецированная на изогнутую внутреннюю стенку обода над нашими головами. Вход в «Копоторг» расположен рядом с транспортной петлёй Второго колеса – набора магнитных монорельс, вдоль которых бегают роботакси. Я вызвал такую, махнул дебетовой карточкой перед немигающим глазом, и роботакси отправилось в путь. Семья Карлинг, владеющая службой такси, была одной из старейших и богатейших на Менделии.

Поездка заняла пятнадцать минут. Сюзанна Барански ждала меня снаружи. Она хороший коп, но слишком ещё зелена, чтобы справиться с делом об убийстве в одиночку. Но всё же она получит очень щедрый кусок контракта как офицер, ответивший на вызов – в конце концов, коп, берущий трубку, никогда не знает, кто будет платить – если платить вообще будут. Если в деле появляются деньги, тот, кто ответил на вызов, получает несоразмерно большую долю.

Я уже раньше пару раз работал с Сюзанной, и даже однажды ходил смотреть, как она играет на виолончели в симфоническом оркестре. Прекрасный образчик того, для чего Менделия была создана. родители Сюзанны Барански были синие воротнички. Они работали сварщиками на строительстве Пятого колеса; не те люди, что обычно посылают дочь учиться музыке. Но сразу после того, как она родилась, прорицатель сказал, что у Сьюзи музыкальный талант. Не настолько большой, чтобы зарабатывать им на жизнь – поэтому работает она копом – но всё же достаточный, чтобы его грех было не развивать.

– Привет, Тоби, – сказала мне Сюзанна. У неё были короткие рыжие волосы и большие зелёные глаза, и она, разумеется, была в гражданском – если вы хотите копа в форме, то звоните нашим конкурентам из «Шик‑блеск, Inc».

– Как делишки, Сьюзи, – ответил я, подходя к ней. Она отвела меня к двери, зафиксированной в открытом состоянии. Голографическая вывеска рядом с ней гласила:

Скай Хиссок

Прорицатель

Позвольте мне открыть ваше будущее!

Полная сертификация для детских и взрослых прорицаний

Мы вошли в роскошно обставленную приёмную. Предметы искусства для такого рода заведения были довольно необычные: оригинальные политические карикатуры, выполненные шариковой ручкой. Тут была генеральный директор Республики Да Силва с непропорционально огромным носом, рядом с ней Аксель Дюрмонт, нынешний президент Земли, полупогребённый под грудой законопроектов и лент, которые явно были бы красными, будь рисунок цветным[246] 246
  Красные ленты в англоязычном мире являются символом формализма и бюрократической волокиты.
  


[Закрыть]. В глаза бросилась подпись художника – имя Скай с изогнутыми линиями под ним, изображавшими, как я догадался, облака. Как и Сьюзи, наш покойник обладал разнообразными талантами.

– Тело во внутреннем личном кабинете, – сказала Сьюзи, показывая дорогу. Эта дверь также была уже открыта. Она вошла первой, я последовал за ней.

Тело Ская Хиссока сидело в кресле за столом. Его голова была снесена начисто. Огромная кровавая гвоздика покрывала большую часть стены позади него, и кусочка мозга были повсюду на стене и на тумбе позади стола.

– Господи, – сказал я. Вот тебе и утопия.

Сьюзи кивнула.

– Очевидно, бластер, – сказала она с видом гораздо более искушённого в таких делах специалиста, чем была на самом деле. – Вероятно, гигаваттной мощности.

Я принялся осматривать помещение. Обстановка была богатая; дела у старины Ская, очевидно, шли очень неплохо. Сьюзи тоже начала обыск.

– Ну‑ка, – сказала она через некоторое время. Я обернулся к ней. Она встала на тумбу. Выстрелом сбросило со стены какую‑то статуэтку – она лежала, расколотая на две части, на полу – и Сьюзи изучала место, где она была закреплена. – Да, думаю, так и есть, – сказала она, кивая. – Тут скрытая камера.

Моё сердце пропустило удар.

– Ты же не думаешь, что у нас есть видеозапись всего убийства? – сказал я, подходя к ней. Я подал ей руку, помогая сойти с тумбы, и мы открыли его – немного непростая задача, потому что засохшая кровь заблокировала дверцы. Внутри оказалось запылённой записывающее устройство. Я вернулся к столу Ская и нажал кнопку, чтобы поднять мониторную пластину. Сьюзи нажала кнопку воспроизведения на записывающем устройстве. Как мы и предполагали, оно было запрограммировано передавать запись на монитор на столе.

На экране появился вид из‑за стола Ская. Дверь в личный офис открылась, и вошёл молодой человек. На вид ему было лет восемнадцать – возраст обязательного взрослого прорицания. У него были светлые волосы до плеч, а на футболке красовался логотип популярной медийки. Я покачал головой. По моему мнению, хороших мультимедийных групп не появлялось со времён «Кэссиз».

– Привет, Дэйл, – сказал, должно быть, голос Ская – низкий и глубокий; он говорил немного в нос. – Спасибо, что пришёл.

Ладно, у нас есть лицо парня и его имя, а также название его любимой медийки. Даже если его фамилия не найдётся в компьютере Ская, мы его без труда разыщем.

– Как ты знаешь, – продолжал голос Ская на видеозаписи, – закон требует, чтобы за свою жизнь каждый получил два прорицания. Первое делается сразу после рождения в присутствии одного или обоих родителей. В этот момент прорицатель говорит им только вещи, которые им потребуется знать в течение твоего детства и юности. Но когда тебе исполняется восемнадцать, ты, а не твои родители, становишься ответственным по закону за свои действия, и потому приходит время услышать всё. Так вот, ты хотел бы начать с хороших новостей или с плохих?

Вот оно, подумал я. Он сказал Дэйву что‑то такое, чего тот не хотел слышать, парень вспыхнул, вытащил бластер и снёс ему голову.

Дэйл сглотнул.

– С… хороших, я думаю.

– Ладно, – сказал Скай. – Во‑первых, ты довольно умный молодой человек – не гений, понятное дело, но умнее среднего уровня. Твой IQ между 126 и 132. Ты музыкально одарён – родители тебе это говорили? Хорошо. Надеюсь, они развивали в тебе эти способности.

– Да, – ответил Дэйв. – Я занимаюсь фортепьяно с четырёх лет.

– Хорошо, очень хорошо. Не развивать такой талант было бы преступлением. У тебя также хорошие способности к математике. Конечно, они часто идут в комплекте с музыкой, как что этого можно было ожидать. Зрительная память у тебя немного лучше среднего, хотя способность к заучиванию слабее. Ты можешь стать хорошим бегуном на длинные дистанции, но…

Я жестом попросил Сьюзи прокрутить вперёд; это выглядело как типичное прорицание, хотя при надобности я смогу изучить его более подробно позднее. Бедолага Дейв заёрзал на стуле и задёргался на учетверённой скорости, потом Сьюзи отпустила копку прокрутки.

– Теперь, – произнёс голос Ская, – плохие новости. – Я многозначительно посмотрел на Сьюзи; она остановила прокрутку как раз там, где надо. – Боюсь, их немало. Ничего катастрофического, однако много чего по мелочам. Ты начнёшь терять волосы где‑то в районе твоего двадцать седьмого дня рождения, а седеть начнёшь к тридцати двум. К сорока годам ты будешь практически лыс, а то, что останется, будет наполовину бурое и наполовину седое.

Более серьёзно то, что ты также будешь иметь склонность к набору лишнего веса начиная с возраста тридцати трёх лет – и будешь прибавлять полкило каждый год в течение тридцати последующих лет, если не будешь за этим следить; к сорока пяти это может создать существенную угрозу здоровью. У тебя также весьма высокая вероятность диабета. Сейчас, конечно, это лечится, но лечение стоит дорого, и тебе придётся платить за него самому – так что либо следи за весом, что поможет его предотвратить, либо сразу начинай откладывать деньги на операцию…

Я пожал плечами. Ничего такого, за что можно бы было убить. Сьюзи прокрутила запись ещё немного вперёд.

– …и это всё, – заключил Скай. – Теперь ты знаешь все значимые вещи, закодированные в твоей ДНК. Мудро распоряжайся этой информацией, и проживёшь долгую, счастливую и здоровую жизнь.

Дэйл поблагодарил Ская, взял распечатку с информацией, которую только что услышал, и ушёл. Запись остановилась. Кто бы ни убил Ская Хиссока, он пришёл после ухода Дэйла. Дэйл, конечно, остаётся наиболее очевидным подозреваемым, однако если только не было чего‑то ужасного в тех частях описания его генетических предрасположенностей, которые мы пропустили, у него нет совершенно никакого мотива убивать прорицателя. И, кроме того, Скай сказал, что у Дэйла высокий IQ. Только идиот мог бы посчитать, что в убийстве принесшего дурную весть есть хоть какой‑то смысл.

После того, как мы закончили просматривать запись, я проделал анализ бластерной вспышки. Дело это невесёлое – стоять над развороченной верхушкой туловища Ская. Тем не менее, бластеры производят лишь в двух известных мне местах: в Токио на Земле и на Новом Монти. Если использовался бластер новомонтийского производства, нам не повезло, но один из бесчисленных законом Земли требует, чтобы каждый бластер оставлял характерную лишь для него электромагнитную сигнатуру, чтобы его можно было проследить до зарегистрированного владельца и…

Отлично: это был бластер, сделанный на Земле. Я зафиксировал сигнатуру, потом переслал её коммуникатором в «Копоторг». Если у Рэймонда Чена найдётся минутка между набиванием брюха, он пошлёт на Землю сверхсветовую депешу и проверит сигнатуру, если, конечно, сообщение не изуродуют барабашки[247] 247
  В оригинале Jeffies. Переводчик честно признаётся, что понятия не имеет, кто они такие.
  


[Закрыть] чисто для прикола. Я тем временем велел Сьюзи просмотреть список клиентов Хиссока, а сам принялся проверять его семейные связи – факты говорят о том, что, несмотря на отсутствие в этом смысла с точки зрения генетики, большинство людей гибнут от рук своих же родственников.

Скаю Хиссоку был пятьдесят один год. Он был прорицателем двадцать три года, сразу послу получения Ph.D. в области генетики. Он не был женат, а его родители давно умерли. Но у него был брат по имени Роджер. Роджер женат на Ребекке Конноли, у них двое детей, Глен, которому, как Дейву с видеозаписи Ская, только что исполнилось восемнадцать, и Билли, восьми лет.

На Менделии, разумеется, отсутствуют налоги на наследство, так что если завещанием не предусмотрено иное, всё имущество Хиссока сразу перейдёт к его брату. Обычно это хороший мотив для убийства, но Роджер Хиссок и Ребекка Конноли и сами были довольно богаты: они владели контрольным пакетом в компании, управлявшей фабрикой очистки атмосферы Менделии.

Я решил продолжить расследование, побеседовав с Роджером. Не только из‑за того, что братья убивают друг друга ещё со времён Каина и Авеля, но ещё и из‑за того, что дактилоскопический замок на двери в личный офис Ская (стандартная десятиточечная модель) был настроен узнавать отпечатки лишь четырёх человек – самого Ская, уборщицы, с которой поговорит Сьюзи, прорицательницы по имени Дженнифер Халас, которая иногда брала его пациентов, когда он был в отпуске (и которая сообщила об убийстве, зайдя к Скаю, по‑видимому, выпить кофе), и дорогого братца Роджера. Роджер жил в Четвёртом колесе, а работал в Первом.

Я взял такси до его офиса. В отличие от Ская, у Роджера был секретарь из плоти и крови. Большинство компаний, что используют живых секретарей, нанимают для этой цели делового вида людей средних лет независимо от пола. Некоторые настолько богаты, что им всё равно, что подумают люди; такие берут красивых молодых женщин с бюстом, хирургически увеличенным за пределы того, что может произвести данный фенотип. Но выбор Роджера был другим. Его секретарь оказался худым молодым человеком с тонкими, почти женскими чертами. Он, вероятно, был старше, чем выглядел, а выглядел он на четырнадцать.

– Детектив Тоби Корсаков, – сказал я, махнув удостоверением. Я не пытался пожать ему руку – парень выглядел так, будто может рассыпаться, если надавить на него слишком сильно. – Я хотел бы увидеть Роджера Хиссока.

– У вас назначено? – У него был высокий голос, и он едва заметно шепелявил.

– Нет. Но я уверен, что мистер Хиссок захочет со мной встретиться. Это очень важно.

Парень, поколебавшись, заговорил в интерком:

– Роджер, тут пришёл коп. Говорит, очень важно.

Пауза. Потом:

– Впусти его, – произнёс громкий голос. Парень кивнул мне, и я вошёл через тяжёлую деревянную дверь – красное дерево, несомненно, импортированное с самой Земли.

Я считал, что офис Ская Хиссока роскошно обставлен, но офис его брата его посрамил. Произведения искусства с дюжины миров со вкусом расставлены на хрустальных подставках. Ковёр такой толстый, что, я уверен, мои башмаки утонули в нём полностью. Я подошёл к столу. Роджер поднялся мне навстречу. Это был мускулистый мужчина, с густыми чёрными волосами и светлыми серыми глазами. Мы пожали руки; его рукопожатие было демонстрацией силы настоящего мачо.

– Здравствуйте, – сказал он. С его гулким голосом он, вероятно, привык сразу завладевать вниманием окружающих. – Чем могу помочь?

– Пожалуйста, сядьте, – сказал я. – Меня зовут Тоби Корсаков. Я из «Копоторга», работаю по контракту с Гильдией Прорицателей.

– Господи, – сказал Роджер. – Что‑то случилось со Скаем?

Хотя это и неприятная обязанность, нет ничего полезнее во время расследования убийства, чем сказать подозреваемому о смерти жертвы и понаблюдать за его реакцией. Большинство виновных разыгрывает недогадливость слишком долго, и тот факт, что Роджер сразу же связал Гильдию со своим братом, уменьшило мои подозрения по отношению к нему, а не увеличило. И всё же… – Простите, что сообщаю вам плохие новости, – сказал я, – но, боюсь, ваш брат мёртв.

Роджер выпучил глаза.

– Что случилось?

– Его убили.

– Убили, – повторил Роджер, словно никогда не слышал этого слова.

– Именно так. Я хотел спросить, не знаете ли вы кого‑нибудь, кто хотел бы его смерти?

– Как его убили? – спросил Роджер.

Я был раздражён тем, что он не ответил на вопрос, и ещё более раздражён из‑за того, что мне приходится сообщать ему подробности слишком рано. Очень многие убийства были раскрыты благодаря тому, что подозреваемый упоминал об обстоятельствах убийства до того, как ему о них сообщили.

– Его застрелили в упор из бластера.

– О, – сказал Роджер. Он обмяк в своём кресле. – Скай умер. – Его голова качалась из стороны в сторону. Когда он снова посмотрел на меня, в его серых глазах были слёзы. Искренние или нет, я не мог сказать.

– Простите, – сказал я.

– Вы знаете, кто это сделал?

– Пока нет. Мы отслеживаем электромагнитную сигнатуру бластера. Но нет никаких следов взлома, так что…

– Да?

– Отпечатки пальцев лишь четырёх человек открывают дверь в его кабинет.

Роджер кивнул.

– Мои и Ская. Чьи ещё?

– Уборщицы и ещё одной прорицательницы.

– Вы их проверяете?

– Да, моя напарница. Она также проверяет всех, с кем у него были назначены встречи – людей, которых он бы впустил по собственной воле. – Пауза. – Могу ли я спросить, где вы были сегодня утром между десятью и одиннадцатью?

– Здесь.

– В вашем офисе?

– Да.

– Ваш секретарь это подтвердит?

– Ну… нет. Не подтвердит. Его не было всё утро. В его прорицании сказано, что у него способности к языкам. Я каждую среду отпускаю его на полдня на уроки французского.

– Кто‑нибудь вам звонил, пока его не было?

Роджер развёл своими мускулистыми руками.

– Вероятно. Только я никогда сам не отвечаю на звонки. По правде говоря, я люблю эти полдня, когда до меня невозможно добраться. Массу работы удаётся переделать, когда тебя не прерывают.

– То есть никто не может подтвердить, что вы были здесь?

– Не… нет, думаю, никто. Но, детектив, Скай – мой брат…

– Я вас ни в чём не обвиняю, мистер Хиссок…

– Кроме того, если бы я брал роботакси, в моём дебете это бы было отмечено.

– Если вы не расплатились наличными. Или не пошли пешком. – По транспортным трубам можно ходить пешком, хотя большинство людей никогда этого не делает.

– Вы же не полагаете всерьёз…

– Я пока что ничего не полагаю, мистер Хиссок. – Время сменить тему; от него не будет толку, если он уйдёт в глухую оборону. – Ваш брат был хорошим прорицателем?

– Лучшим. Чёрт возьми, да он и моё прорицание делал, когда мне исполнилось восемнадцать. – Он заметил, как я вскинул брови. – Скай старше меня на девять лет, я и подумал: а почему нет? Ему были нужны клиенты; он тогда только начал практиковать.

– Вашим детям делал прорицание тоже Скай?

Странная пауза.

– Ну, да, Скай делал их прорицания при рождении, но Глен – это мой старший, ему только что стукнуло восемнадцать – Глен решил пойти за взрослым прорицанием к другому специалисту. Деньги на ветер, я так считаю. Скай сделал бы ему скидку.

Мой коммуникатор пискнул, когда я был в такси. Я принял вызов.

– Эй, Тоби, – на экране появилось пухлое лицо Рэймонда Чена. – Мы получили регистрацию по сигнатуре твоего бластера.

– И?

Рэй улыбнулся.

– Слова «проще пареной репы» тебе чего‑нибудь говорят? Бластер принадлежит Роджеру Хиссоку. Он купил его одиннадцать лет назад.

Я кивнул и отключился. Поскольку замок узнавал его отпечатки пальцев, богатенький младший братец без всякого труда мог пробраться в братов внутренний офис и снести ему голову. У Роджера был способ и была возможность. Теперь мне оставалось найти лишь мотив, и в этой связи продолжение опроса членов семьи может оказаться полезным.

Восемнадцатилетний Глен Хиссок учился на инженера в Университете Фрэнсиса Крика в Третьем колесе. Он был точной копией своего отца: сложенный как борец, с чёрными волосами и светлыми глазами. Но в то время, как Роджер производил впечатление грубоватого и общительного типа – сильное рукопожатие, громогласный голос – юный Глен оказался замкнутым, нервным и говорил очень тихо.

– Мои соболезнование по поводу смерти твоего дяди, – сказал я, зная, что Роджер уже сообщил сыну новость.

Глен смотрел в пол.

– Спасибо.

– Он тебе нравился?

– Он был ничего.

– Просто ничего?

– Ага.

– Где ты был между десятью и одиннадцатью часами сегодня утром?

– Дома.

– Кто‑нибудь ещё был там?

– Нет. Мама с папой на работе, а Билли – это мой младший брат – в школе. – Он в первый раз встретился со мной взглядом. – Я подозреваемый?

На самом деле он не был подозреваемым. Все улики указывали на его отца. Я покачал головой в ответ на его вопрос и потом сказал:

– Я слышал, что ты недавно получал прорицание.

– Ага.

– Но ты не обратился за этим к своему дяде.

– Нет.

– Почему так?

Пожатие плечами.

– Просто по приколу. Выбрал случайно по телефонному справочнику.

– Какие‑нибудь неожиданности в прорицании?

Глен уставился на меня.

– Это личная информация. Я не обязан об этом рассказывать.

Я кивнул.

– Прости.

Двести лет назад, в 2029, в Лаборатории наносистем в Пало‑Альто изобрели молекулярный компьютер. Вы наверняка слышали об этом на уроках истории: во время Снежной войны США воспользовались им, чтобы разобрать Боготу на атомы.

Однако же иногда удаётся загнать джинна обратно в бутылку. Помните Хамасаки и Деджона, двоих учёных из ЛНПА, которых потрясло такое использование результатов их труда? Они создали и выпустили нано‑гортов[248] 248
  Горт – робот из фильма «День, когда остановилась Земля» (1951), поддерживающий порядок путём уничтожения агрессоров.
  


[Закрыть] – самовоспроизводящиеся микроскопические машины, которые ищут и уничтожают молекулярные компьютеры, чтобы Богота больше никогда не могла повториться.

Нано‑горты из ЛНПА, разумеется, есть и у нас – они есть повсюду в Свободном Космосе. Но у нас также есть молекулярные стражи иного типа – их, понятное дело, назвали хеликс[249] 249
  Helix – спираль. Молекул ДНК имеет форму двойной спирали.
  


[Закрыть]‑гортами. Ходят слухи, что их создала Гильдия Прорицателей, но после всеобъемлющего расследования обвинения так и не были предъявлены. Хеликс‑горты предотвращают любые попытки искусственной генной терапии. Мы можем рассказать вам всё, что записано в вашей ДНК, но мы не можем изменить в ней даже крошечную часть. Здесь, на Менделии, ты живёшь с тем, что тебе отпущено.

Мой коммуникатор снова пискнул. Я принял звонок.

– Корсаков.

На экране возникло лицо Сьюзи.

– Привет, Тоби. Я отвезла образец ДНК Ская к Рундштедт, – это прорицательница, которая делает для нас экспертизы. – Она закончила анализ.

– И? – сказал я.

Зелёные глаза Сьюзи заморгали.

– Ничего необычного. Скай не был ни игрозависимым, ни наркоманом, не имел склонности ухлёстывать за чужими жёнами – что устраняет несколько мотивов для его убийства. Фактически, говорит Рундштедт, Скай, возможно, испытывал сильное отвращение к конфликтным ситуациям. – Она вздохнула. – Совершенно не похоже на человека, способного сделать что‑то, за что его захотелось бы убить.

Я кивнул.

– Спасибо, Сьюзи. Что‑нибудь интересное по клиентам Ская?

– Я перебрала практически всех, кому было назначено в последние три дня. Пока что у всех твёрдое алиби.

– Продолжай. Я поеду к невестке Ская, Ребекке Конноли. Поговорим позже.

– Пока.

Иногда я думаю, правильно ли ремесло я выбрал. Я знаю, знаю – это полный бред про такое думать. Потому что ведь мои родители знали из моего младенческого прорицания, что у меня будут способности к решению головоломок плюс отличная наблюдательность. Они позаботились о том, чтобы у меня были все возможности для развития моего потенциала, и когда я в восемнадцать получил своё взрослое прорицание, стало понятно, что работа копа идеально мне подойдёт. И всё же иногда я сомневаюсь. Иногда я просто не чувствую себя копом.

Однако прорицание не может ошибаться: практически каждая человеческая черта имеет генетическую основу – доверчивость, скаредность, любовь к дебильным шуткам, тяга к коллекционированию, талант к различным видам спорта, даже сексуальные предпочтения (согласно моему собственному прорицанию, в моем вкусе групповой секс с женщинами‑азиатками – пока что у меня не было случая проверить это утверждение на практике).

Конечно, когда Менделию только основали, ещё не было известно, за что отвечает каждый ген или комбинация генов. Даже сегодня Гильдия продолжает добавлять в список новые интерпретации. И всё же я иногда удивляюсь, как в других частях Свободного Космоса живут без прорицателей – спотыкаясь, бредут по жизни, наугад ища подходящее занятие, иногда совершенно не подозревая о талантах, которыми обладают, не зная, как именно правильно беречь своё здоровье. О, конечно, толковать генетический код умеют везде, даже на Земле. Но только здесь это обязательно.

И моё обязательное толкование гласило, что я хороший коп. Но я должен признаться, что иногда я не слишком в этом уверен…

Ребекка Конноли была дома, когда я пришёл. На Земле семья с такими деньгами, как у четы Хиссоков‑Коннели, владела бы поместьем. На борту космического обиталища с местом туговато, однако их гостиная была достаточно велика, чтобы была немного заметна кривизна пола. Среди картин на стенах я заметил оригиналы Гранта Вуда и Боба Эгглтона. Вне всякого сомнения, они были весьма богаты – отчего становилось трудно поверить, что они могли бы прикончить дядюшку Ская из‑за его денег.

Ребекка Конноли выглядела потрясающе. Согласно пресс‑репортам, которые я читал, ей было сорок четыре, но выглядела она на двадцать лет моложе. Генная терапия у нас, может, и невозможна, но за деньги к вашим услугам любая пластическая хирургия. Её волосы были медного оттенка, а глаза – неестественного фиолетового цвета.

– Здравствуйте, детектив Корсаков, – сказала она. – Мой муж сказал, что вы наверняка зайдёте. – Она покачала головой. – Бедняга Скай. Такой приятный человек.

Я склонил голову. Она была первой родственницей Ская, сказавшей о нём хоть что‑то хорошее как о человеке – что, разумеется, может быть неуклюжей попыткой отвести от себя подозрения.

– Вы хорошо знали Ская?

– Нет, честно говоря, нет. Они с Роджером были не слишком близки. Забавно. Когда мы только поженились, Скай часто бывал у нас в гостях – он был шафером Роджера, он вам не говорил? Но когда родился Глен, он почти перестал заходить. Не знаю – может быть, он не любит детей; своих‑то у него никогда не было. Так или иначе, он не был частью нашей жизни уже… да, уже восемнадцать лет.

– Но отпечатки Роджера были в замке офиса Ская.

– О, да. Роджер владеет блоком, в котором у Ская офис.

– Мне очень не хочется вас об этом спрашивать, но…

– Я была в совете директоров компании «Десятое поколение», детектив. У нас было собрание акционеров. Где‑то восемьсот человек меня там видели.