Текст книги "Золотое руно (сборник)"

Автор книги: Роберт Джеймс Сойер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 82 (всего у книги 108 страниц)

*7*

– Сэр, – сказал лейтенант Перес, входя в роскошный офис на восемнадцатом этаже здания Уголовного суда округа Лос‑Анджелес, – у нас, э‑э… несколько нестандартная ситуация.

Окружной прокурор Монтгомери Эйджакс посмотрел на него из‑за своего безупречно чистого стола.

– В чём дело?

– Я хотел бы, чтобы вы посмотрели отчёт криминалистов по делу Колхауна.

Эйджакс был седовлас и голубоглаз, с длинным, густо загорелым лицом – багамский загар, не калифорнийский.

– Что‑то необычное?

– Посмотрите сами, сэр. – Он положил фотографию прокурору на стол. На ней был кровавый U‑образный отпечаток на сером ковре.

– Что это? Подкова?

– Мы не могли понять, сэр. Я подумал, что это, возможно, отпечаток каблука, но криминалисты сказали нет. Однако взгляните ещё вот на это, сэр. – Он положил рядом с фотографией газетную вырезку. На ней было чёрно‑белое фото Келкада, оставляющего след ноги у Китайского театра Манна. Отпечаток по форме был почти идентичен кровавому следу.

– Боже праведный, – сказал Эйджакс.

– Я то же самое подумал, сэр.

– Есть способ определить, кто из тосоков оставил кровавый отпечаток?

– Возможно, хотя отпечаток не очень детализированный.

– Есть другие улики против тосоков?

– Ну, нога Колхауна была отрезана каким‑то невероятно острым инструментом. Он прошёл сквозь ногу, практически не сжимая мышечных тканей, он и в кости‑то едва задержался. Он перерезал бедренную артерию, и из‑за того, что срез был такой чистый, из Колхауна попросту вытекла вся кровь.

– И?

– И парни в лаборатории попросту не знают, какой инструмент из сделанных людьми способен на такой фокус. Вскрытие брюшной полости также выполнено механически. А вот отгибание рёбер – да, это, похоже, делали вручную. Края рёбер подобны лезвиям, и Фейнстейн нашёл на одном из них соединение, которое не смог идентифицировать. Это может быть тосокская кровь.

Прокурор уже видел фотографии с места преступления.

– Хорошо, – сказал он. – Но кто бы из тосоков это ни сделал, он должен быть весь в человеческой крови. Если это и правда был тосок, то он должен был как‑то себя очистить.

Перес кивнул.

– Я думал об этом, сэр.

– И?

– И я сегодня опрашивал всех тосоков. Однако один из них выглядел не так, как по телевизору. Вы помните того, с серо‑синей шкурой?

Эйджакс кивнул.

– Так вот, сейчас он серебристо‑белый.

– Словно вымылся с отбеливателем?

– Больше того, – сказал Перес. – Мне сказали, что он сбросил кожу.

– Как змея?

– Именно, сэр. Как змея.

Прокурор задумался.

– Знаете, – медленно произнёс он, – есть ведь ещё одна возможность.

– Какая?

– Подстава. – Эйджакс помолчал. – Не все любили Колхауна.

– Если это подстава, то тогда это должен быть кто‑то из сопровождающих, которые путешествуют вместе с тосоками. Никто другой не мог пробраться в здание.

Эйджакс кивнул.

– Это так. Проверьте их прошлое. – Пауза. – Начните со Смазерса.

– Смазерса?

– Я видел, как Колхаун его обсмеял на центральном канале. Это было обидно.

– Сделаю.

– И будьте чрезвычайно тщательны, Перес. Если мне придётся выдвинуть обвинение против пришельца, я хочу быть на сто процентов уверенным, что мы не ошибаемся.

Фрэнк шёл по кампусу Университета Южной Калифорнии мимо здания Клейнсмидовского центра. Он ненадолго задержался посмотреть на его стосемидесятишестифутовую башню, видимую сквозь колоннаду; башню венчал пятисотфунтовый решётчатый глобус – словно объеденный до скелета мир.

Фрэнк знал, каково это – быть объеденным до скелета; пять лет назад он развёлся, и его двенадцатилетняя дочь жила с бывшей женой в Мэриленде.

Был канун Рождества; кампус будто вымер. Фрэнк привык, что на Рождество обычно холодно; он вырос в Канандэйгуа, в штате Нью‑Йорк, где зимы многоснежные и морозные. Но здесь вдоль аллеи высились пальмы, и Фрэнку была даже слишком тепло в его чёрной нейлоновой ветровке с логотипом NASA на спине.

На Рождество было хуже всего; Марию никогда не отпускали к нему на Рождество. Хотя в этом году он даже радовался его приближению – у Клита тоже не было семьи, и они собирались отпраздновать вместе. Планировался обмен подарками; Фрэнк купил для Клита тройку оловянных звездолётов от Франклин‑Минт: классический «Энтерпрайз», оригинальный клингонский линкор и ромуланская «птица войны». Все вместе они стоили шестьсот долларов; далеко не дёшево, но с тем бо́льшим удовольствием Фрэнк их заказывал.

И вот на тебе…

Он сделал ещё несколько шагов, прежде чем осознал, что происходит. Будь это в Верхнем Нью‑Йорке – будь сейчас нормальная рождественская погода – его дыхание превращалось бы в клубы пара, но здесь, в тепле, среди пальм, бесстыдно украшенных рождественскими огнями, никто не мог заметить, что он плачет.

Клит и Фрэнк познакомились в аспирантуре; они дружили двадцать лет.

Боже, как ему будет его не хватать.

Фрэнк нашёл лавочку под пальмой и опустился на неё, закрыв лицо руками.

Весёлого Рождества, подумал он.

И снова расплакался.

Через три часа Перес снова явился в кабинет окружного прокурора.

– Ну что, я перетряхнул Смазерса.

– Докладывайте.

– Когда на «Пи‑би‑эс» задумали новую астрономическую передачу, им нужен был кто‑то, кто заменил бы Карла Сагана[186] 186
  Известный американский астрофизик и популяризатор, ведущий популярного телесериала о космосе, умерший в 1996 году, за год до выхода книги.
  


[Закрыть]. Первыми в их списке стояли Клетус Колхаун… и Паквуд Смазерс.

– И почему же они выбрали Колхауна?

– Это смотря кого спрашивать. Один тамошний начальник сказал мне, что из‑за его образа «простого парня»: «Пи‑би‑эс» часто критиковали в Конгрессе, помните? Их называли элитаристами. Телекомпания делала всё, что могла, чтобы выглядеть ближе к народу, чтобы им ещё больше не урезали ассигнования.

– Звучит логично, – сказал Эйджакс. – Да что там, я сам смотрел «Огромные шары огня», а меня наука всегда вгоняла в сон. Но Колхаун был чертовски колоритен.

– Точно. Однако другой тамошний босс сказал, что слышал, будто бы со Смазерсом было тяжело работать, и что его исследования были не совсем корректны. Предположительно, он немного слишком неразборчиво присваивал себе работу не только своих аспирантов – что, по‑видимому, у них в порядке вещей – но и других профессоров. Боялись, как бы это не выплыло. «Огромные шары огня» делались в сотрудничестве с «Эн‑эйч‑кей» – японской телесетью. А вы знаете, как щепетильны японцы в вопросах личной чести; если бы разразился скандал, они не смогли бы транслировать передачу.

– Хорошо. И что?

– А то, что тот босс, с которым я разговаривал, сказал, что источником информации о Смазерсе был сам Колхаун.

– Его утверждения имели под собой почву?

– По‑видимому, да. И если Смазерс как‑то узнал, что это Колхаун рассказал про его делишки в «Пи‑би‑эс» и лишил его контракта…

– Отлично, – сказал Эйджакс. – Давайте вызовем Смазерса на допрос.

Паркер‑центр был большим зданием бежевого цвета в двух кварталах от здания Уголовного суда. Перед ним располагался фонтан из чёрного гранита, посвящённый всем полицейским, погибшим при исполнении. Часть здания поддерживалась колоннадой; за колоннами находился главный вход, постоянно охраняемый вооружёнными полицейскими.

Комната для допросов была маленькая, тускло освещённая и без окон. Перес стоял, поставив одну ногу на стул. Он отхлебнул кофе.

– Как я понимаю, у вас были причины не любить Клетуса Колхауна.

Светлые брови Паквуда Смазерса взлетели вверх. Он на пару секунд задумался над ответом. Наконец, он сказал, не глядя на Переса:

– Я, знаете ли, протестую. Я гражданин Канады. Если вы позвоните в консульство…

Перес передвинулся так, чтобы попасть в поле его зрения.

– Профессор, это не займёт много времени, если вы будете сотрудничать. Просто скажите мне, что у вас было против Колхауна.

– Да вообще ничего.

– Кое‑кто думает, что, возможно, он опередил вас в конкуренции за контракт с «Пи‑би‑эс».

Смазерс какое‑то время сидел тихо, покусывая верхнюю губу. Наконец, он встретился взглядом с Пересом.

– Я думаю, мне нужен адвокат.

– Зачем? Вас ни в чём не обвиняют.

Смазерс поднялся на ноги.

– Тогда либо обвините меня и дайте адвоката, либо я сейчас же ухожу.

Перес развёл руками.

– Откуда такая враждебность, профессор?

Голос Смазерса был сух.

– Вы предполагаете, что я убил Клетуса Колхауна. Я подозреваю, что даже предположение может быть основанием для судебного преследования. Видите ли – вы правы. Я не любил этого выскочку. Пусть он более представительный, чем я, и у него есть этот его деревенский шарм, но он и вполовину не такой хороший астроном, как я. Он просто телеперсона , популяризатор, не более того. И он имел наглость намекать, что мои работы не вполне оригинальны? Господи, да у него самого публикаций не было уже много лет! Но если вы думаете, что я за это его убил, то вы рехнулись. И если вы хотите обсуждать со мной это возмутительное предположение, то это будет только в присутствии адвоката.

*8*

Хесус Перес вернулся в кабинет Монти Эйджакса.

– Я не думаю, что Смазерс это сделал.

Эйджакс вскинул голову.

– У него алиби?

– Не совсем. Судмедэксперт говорит, что убийство произошло, по‑видимому, около девяти вечера. Большинство людей и шестеро тосоков были на вечерней лекции в университете – в город приехал Стивен Джей Гулд рекламировать свою новую книгу. После речи Гулда был большой приём. Они вернулись не раньше двух. Но Хаск со всеми не пошёл – как он сейчас говорит, из‑за линьки. И Колхаун со Смазерсом на лекцию тоже не ходили. Смазерс, по‑видимому, не любит Гулда – похоже, у него зуб на всех успешных популяризаторов науки. А Колхауну нужно было поработать над сценарием очередного эпизода «Огромных шаров огня». Однако криминалисты не нашли никаких свидетельств того, что Смазерс или кто‑нибудь ещё из людей в этом участвовали. А аналитики из UCLA утверждают, что субстанция с ребра «имеет внеземное происхождение».

– То есть это и правда тосокская кровь – или, не дай Бог, семенная жидкость или что‑то такое, – сказал Эйджакс. – Её можно связать с кем‑то?

– Насколько нам удалось установить, тосоки не давали нашим учёным каких‑либо образцов тканей. Похоже, у них это табу: они считают внутренне устройство тела чрезвычайно интимной материей. По‑видимому, им как‑то предложили книги по человеческой анатомии, и они отреагировали на них как на «Плейбой» или чего похуже. В свете этого обстоятельства весьма маловероятно, чтобы Смазерс откуда‑то раздобыл тосокскую кровь.

Эйджакс шумно выдохнул.

– Значит, это сделал тосок.

– Надо полагать.

– И вы подозреваете Хаска?

– Да. Линька пришлась уж очень кстати. И у нас есть кровавый след. Он почти наверняка оставлен не Келкадом, и мы исключили ещё одного из них – самку по имени Доднаскак, потому что у неё нога слишком большая.

– Однако всё равно остаётся пять подозреваемых, включая Хаска.

– Но у Хаска была синевато‑серая кожа.

– Вот именно – была .

– А криминалисты нашли в комнате Колхауна вот это, – сказал Перес, кладя на стол Эйджакса маленький зиплоковский[187] 187
  Разновидность герметично застёгивающихся пластиковых пакетов.
  


[Закрыть] пакетик. Внутри были три ромбовидные пластинки из сине‑серого материала. Перес молчал, пока Эйджакс разглядывал их под светом лампы. – Если Хаск собирался линять, то чешуя могла сыпаться с него весь день.

Эйджакс положил пакетик на стол и помассировал виски.

Лейтенант Перес вошел в гостиную шестого этажа Валкур‑Холла, сопровождаемый четырьмя офицерами полиции в форме, каждый из которых был по меньшей мере на голову выше него. Здесь был Фрэнк Нобилио и тосоки Келкад и Гед. Фрэнк встал.

– Что случилось, лейтенант?

– Пройдёмте с нами, доктор, – сказал Перес. – Где комната Хаска?

– На втором этаже.

– Отведите нас туда.

– А в чём дело?

– Просто отведите нас туда, пожалуйста, – сказал Перес. – Вы Келкад, не так ли? – сказал он, оборачиваясь к тёмно‑синему тосоку. – Вам тоже лучше пройти с нами.

Перес нажал кнопку вызова, и створки лифта моментально открылись. Он вошёл и придержал дверь, ожидая, пока Келкада и Фрэнк присоединятся к нему и четверым полицейским. Фрэнк вздохнул, и они вошли. Лифт опустил их на четыре этажа вниз, и Фрэнк показал рукой вдоль восточного крыла. Они прошли через несколько распахнутых стеклянных дверей и наконец оказались у комнаты Хаска в самом конце коридора.

Перес постучал в дверь.

– Хаск, откройте. Это полиция.

Изнутри комнаты послышался звук шагов, и дверь открылась.

– Вы – тосок, известный под именем Хаск? – спросил Перес.

– Вы это знаете, – ответил Хаск.

– Хаск, вы арестованы по обвинению в убийстве Клетуса Колхауна.

Фрэнк выпучил глаза.

– Нет, погодите секунду…

Перес залез в карман пиджака и вытащил оттуда довольно потрёпанную карточку Миранды. Он знал текст наизусть, но должен был зачитать арестованному его права с карточки, чтобы какой‑нибудь адвокат не заявил потом, что какая‑то их часть могла быть пропущена.

– Вы имеете право хранить молчание. Если вы откажетесь…

– Да погодите же!…

– …от права хранить молчание, всё, что вы скажете, будет использовано против вас в суде. Вы имеете право…

– Вы не можете арестовать пришельца! – сказал Фрэнк.

– …на присутствие адвоката во время допроса. Если вам нужен адвокат…

– Чёрт возьми, лейтенант!

– …но вы не можете оплатить его услуги, он будет вам предоставлен бесплатно. Понимаете ли вы права, которые вам только что зачитали?

Хаск неуверенно шагнул назад. Даже с глазами на затылке он, похоже, не видел сейчас, куда ступает. Он стукнулся о стол, и какой‑то предмет – диск примерно тридцати сантиметров в диаметре – упал с него на пол. В падении он ударился о полку встроенного шкафа и раскололся надвое.

– Понимаете ли вы права, которые вам только что зачитали? – повторил Перес.

– Лейтенант, вы же не можете думать, что Хаск совершил убийство, – сказал Фрэнк.

– Доктор Нобилио, мы считаем, что обладаем достаточными уликами для выдвижения обвинений. Хаск, понимаете ли вы права, которые я вам только что разъяснил?

Ноги Хаска изогнулись, опуская тело так, чтобы руками он мог достать до пола. Он подобрал оба куска и осмотрел их, один передней парой глаз, второй – задней. Те глаза, что были видны Фрэнку, часто моргали.

– Вы понимаете зачитанные вам права? – спросил Перес в третий раз.

– Я… думаю, да, – сказал Хаск. Щупальца на голове оживлённо метались.

Фрэнк нетерпеливо протянул руку.

– Покажите мне ордер на арест, лейтенант.

– Хаск? – сказал Перес.

– Да Боже ж ты мой, лейтенант, он, может, и говорит по‑английски, но читать не умеет. Дайте мне ордер.

Перес полез за пазуху и вытащил бумаги, которые передал Фрэнку. Фрэнк никогда прежде не видел ордера на арест, но ничего откровенно неправильного в нём не заметил. Текст гласил:

Нижеподписавшийся имеет основания полагать, что

ПУНКТ 1

22 декабря сего года в округе Лос‑Анджелес Хаск, относящийся к биологическому виду тосок, в нарушение статьи 187(а) Уголовного кодекса, по собственной воле, преднамеренно и без законных на то оснований совершил убийство Клетуса Роберта Колхауна, человеческого существа.

Примечание: В соответствии со статьёй 1192.7(с)(1) Уголовного кодекса вышеупомянутое преступление относится к категории тяжких.

Также предполагается, что во время совершения или попытки совершения вышеупомянутого преступления обвиняемый Хаск лично воспользовался смертоносным и опасным для жизни оружием, а именно, ножом или другим чрезвычайно острым инструментом или орудием, применение которого не было элементом вышеописанного преступления в соответствии с положениями статьи 12022(b) Уголовного кодекса, что также относит вышеупомянутое преступление к категории тяжких в соответствии со статьёй 1192.7(с)(23) Уголовного кодекса.

Хесус Перес (детектив, отдел грабежей и убийств, полицейское управление Лос‑Анджелеса)

Обвинитель и заявитель

– Удовлетворены? – спросил Перес.

– Иисусе, – пробормотал Фрэнк.

– Это читается «Хесус»[188] 188
  Оба имени – Иисус и Хесус – по‑английски пишутся одинаково (Jesus), но читаются по‑разному.
  


[Закрыть].

– Я не о вас. Вы не можете всё это всерьёз…

– Я совершенно серьёзен. – Лейтенант повернулся к Хаску. – Вы знаете, что такое «адвокат»?

Хаск всё ещё держал в руках половинки расколовшегося диска; с одной стороны на нём было что‑то нарисовано – надо полагать, это было какое‑то украшение или сувенир.

– Адво‑кат, – медленно произнёс Хаск, – или кто‑то, действующий от чьего‑то имени.

– И вы знаете, что я имел в виду, когда сказал, что у вас есть право хранить молчание?

– Это значит, что вы не можете заставить меня говорить.

– Правильно. Вы знаете, что я имел в виду, сказав, что если вы заговорите, то всё, что вы скажете, может быть использовано против вас?

– Нет.

– «Использовано против вас». Записано и представлено в качестве доказательства.

– О. Да, я это понимаю.

– Если вы что‑то скажете, это будет записано. Если то, что вы сказали, может быть использовано для доказательства вашей вины, оно будет использовано в этом качестве.

– Я понимаю.

– У вас есть адвокат?

Хаск посмотрел мимо Фрэнка на Келкада.

– Нет.

– Конечно у него нет адвоката! – воскликнул Фрэнк. – Так же, как бухгалтера, дантиста или личного тренера.

Перес повернулся к капитану пришельцев.

– Обладаете ли вы или кто‑либо из ваших коллег достаточной квалификацией для выполнения обязанностей адвоката?

– Нет, – ответил Келкад. – У нас нет юридической системы, подобной вашей. О, существуют заступники, которые обращаются к Богу от вашего имени, и посредники для разрешения гражданских споров. Но ничего подобного вашей системе «уголовного права» – я не уверен даже, что правильно понимаю этот термин.

Перес снова обернулся к Хаску.

– Хаск, желаете ли вы воспользоваться услугами адвоката?

– Я не…

– Скажите «да», Хаск, – перебил его Фрэнк. – Просто скажите «да».

Перес недовольно взглянул на Фрэнка, но Хаск уже говорил:

– Да.

– Тогда у меня всё. Пойдёмте с нами, – сказал Перес.

– А если я не пойду? – спросил Хаск.

Перес указал на людей в униформе.

– Эти джентльмены вооружены – вы понимаете это выражение? У них есть оружие, способное причинить смерть. Если вы не пойдёте, им придётся…

– О, да ради бога, лейтенант, – вмешался Фрэнк. – Вы не будете стрелять! – Он повернулся к Хаску. – Вероятно, у них нет средств заставить вас идти с ними. – Он резко обернулся к Пересу. – Дипломатический иммунитет, лейтенант.

Перес остался бесстрастен.

– Какой иммунитет, доктор? США и тосокское правительство не подписывали никаких соглашений.

– Но…

– Это совершенно законный арест.

– И как же вы заставите его пойти с вами? – спросил Фрэнк. – Вы же не застрелите его.

Перес повернулся к Хаску.

– Хаск, доктор Нобилио прав. Мы не станем применять физическое насилие для того, чтобы поместить вас под арест. Однако в моей власти задержать доставку материалов, необходимых для ремонта вашего корабля. И я имею право приказывать вам идти с нами. Вы пойдёте?

Тут, наконец, вмешался Келкад.

– Мой подчинённый отрицает причастность к убийству Клита.

Перес слегка поклонился в его сторону.

– При всём уважении, сэр, это обычное дело при подобных обстоятельствах.

Громкость натурального голоса Келкада увеличивалась, как обычно, к концу фразы, однако голос, которым транслятор воспроизводил перевод, звучал совершенно ровно.

– Я ручаюсь за члена своей команды.

– У вас будет возможность сделать такое заявление в должное время и в должном месте.

– Но…

– Я пойду, – сказал Хаск. – Нам нужна их помощь; сотрудничество оправдано.

– Я надеюсь, вы знаете, что делаете, лейтенант, – сказал Фрэнк. Я надеюсь, вы осознаёте, что натворили.

– Спасибо, доктор. А теперь, если не хотите оказаться соучастником сопротивления при аресте…

– Не давите на меня, Перес.

– А вы на меня, доктор. Человека убили. И эта ситуация за пределами вашей компетенции. – Он снова повернулся к Хаску. – Идите за мной.

Хаск двинулся с места.

– Не волнуйтесь, – сказал Перес. – Мы дадим вам адвоката.

– Назначенного адвоката? – воскликнул Фрэнк. – Господи Иисусе, кто бы говорил о пределах компетенции! Хаск, никому не говорите ни слова. Вы меня слышите? Ни слова до тех пор, пока мы не найдём вам адвоката.

*9*

Фрэнк немедленно вернулся в свою комнату и принялся звонить по сотовому телефону в Вашингтон; он переговорил с десятком людей. Два часа спустя первый из тех, с кем он разговаривал, перезвонил. Фрэнк поднёс телефон к заросшей щетиной щеке.

– Нобилио, – сказал он.

– Доктор Нобилио, с вами будет говорить Олимпус.

Фрэнк прождал около минуты, слушая потрескивание статики, потом из телефона донёсся знакомый голос:

– Фрэнк?

– Здравствуйте, господин президент.

– Фрэнк, у нас там большая проблема, не так ли?

– Да, сэр. Боюсь, что так.

– Телефоны не умолкают с того самого момента, как об аресте сообщили по «Си‑эн‑эн». На земле нет ни одной страны, которая не высказала бы неудовольствия по поводу намерения Калифорнии судить одного из пришельцев.

– Представляю себе, сэр, – сказал Фрэнк. – Я не юрист, конечно, но разве это дело попадает под юрисдикцию штата?

– Убийство попадает под федеральную юрисдикцию только когда оно совершено на федеральной земле, или бежавший преступник пересекает границу штата, – сказал президент, сам юрист по профессии. – Ни одно из этих условий здесь не выполнено. – Он вздохнул. – Некоторые послы спрашивали, почему мы просто не замели всё это дело с Колхауном под ковёр и…

– Нет, сэр.

– Простите, Фрэнк?

– Нет… видите ли, сэр, Клит был моим другом. Он… – Фрэнк замолк, услышав, как его голос предательски дрогнул. – Он был хорошим человеком, сэр, и хорошим другом. Я… я понимаю, за границей думают, что, отдавая пришельца под суд, мы заходим слишком далеко, но мы не должны забывать про Колхауна. Никогда, сэр.

– Я знаю, – мягко ответил президент. – И, как мои помощники попытались объяснить послам, исполнительная и судебная власти у нас жёстко разделены. Я не могу напрямую вмешиваться в судебный процесс, но…

– Да, сэр?

– До супервторника[189] 189
  В политическом жаргоне США – вторник в феврале или марте года президентских выборов, когда в наибольшем количестве штатов проводятся выборы делегатов партийных конференций, на которых происходит официальное выдвижение кандидатов в президенты. В этот день потенциальный кандидат может завоевать наибольшее число сторонников своего выдвижения.
  


[Закрыть] осталось не так много времени. Вице‑президент уже дал согласие появиться в «Primetime Live»[190] 190
  Ежедневное новостное шоу, в разном формате выходит в эфир с 1989 года и по сей день (2014).
  


[Закрыть] ещё до того, как всё это случилось; Сэм Дональдсон насадит его на вертел. Похоже, все будут спрашивать, почему Вашингтон дал этому скандалу разразиться.

– Я понимаю, – сказал Фрэнк. – Кого вы пришлёте сюда для контроля ситуации?

– Никого, Фрэнк. Этим займётесь вы. Вы – мой человек.

– Я, сэр?

– Я бы с радостью оправил к вам половину генеральной прокураторы, но прямое вмешательство станет для меня самоубийством. Вы уже там, вы с самого начала находитесь рядом с тосоками и поэтому имеете законное право там находиться, формально вообще не будучи связанным с делом об убийстве. Вы сможете координировать усилия по защите Хаска, не привлекая ничьего внимания.

– Как насчёт денег, сэр? Мне придётся нанять адвоката.

– Это проблема. Мы не можем показывать, что стоим на стороне защиты.

Фрэнк вздохнул, обдумывая масштабы стоящей перед ним задачи.

– Сделаю всё, что смогу, сэр.

– Я знаю, что могу на вас рассчитывать, Фрэнк.

Телефон щёлкнул, и Олимпус отключился.

Фрэнк вошёл в комнату Келкада в Ванкур‑Холее.

– Капитан, – сказал он, – нам нужны деньги, чтобы нанять адвоката для защиты Хаска.

– Деньги? – переспросил Келкад. – Эти зелёные бумажки? Я уверен, что наш инженер Рэндо сможет наделать их на базовом корабле столько, сколько нужно.

Фрэнк позволил себе слегка улыбнуться – впервые с тех пор, как узнал о смерти Клита.

– Нет, так нельзя. Изготовление денег – это преступление.

– О. Но своих‑то у нас нет.

– Я знаю, – сказал Фрэнк. – Но я думаю, есть способ…

За шестьдесят семь лет своей жизни Дэйл Райс был свидетелем того, как официальное название того, чем он являлся, менялось с «цветной» на «негр», потом на «чернокожий» и, наконец, на «афроамериканец». Когда он родился, ещё были живы люди, которых когда‑то называли рабами.

У Дэйла были белые волосы, но чёрные брови, и большущие мешки под слезящимися глазами. Нос у него был широкий и бесформенный. Его трёхсотфунтовое тело напоминало ацтекскую ступенчатую пирамиду, одетую в угольно‑чёрный костюм от Армани с брюками на подтяжках.

Его широкое гладкое лицо видело многое. Дэйл родился в Монтгомери, штат Алабама. Он был молодым человеком, когда в 1955 году там арестовали Розу Паркс за отказ уступить белому место в автобусе[191] 191
  Широко известный эпизод в истории борьбы чернокожих США за гражданские права.
  


[Закрыть].

В 1961 Дэйл стал Наездником Свободы[192] 192
  Гражданские активисты, которые специально ездили на междугородних автобусах в южные штаты, отказывавшиеся выполнять решение Верховного Суда США о незаконности сегрегации на общественном транспорте при попустительстве центральных властей.
  


[Закрыть], проверяющим исполнение решений Верховного Суда, признавших незаконной сегрегацию пассажиров в общественном автотранспорте. В городке Аннистон, штат Алабама, автобус, в котором он ехал, встретила толпа белых с дубинками, кирпичами, ножами и обрезками металлических труб. Автобус забросали бутылками с зажигательной смесью, а когда пассажиры выбрались из него, то были жестоко избиты, белые и чёрные без разбора; это в тот день Дэйлу сломали нос.

В 1965 он, как и ещё двести пятьдесят тысяч человек, пришёл в Вашингтон и слышал, как преподобный Мартин Лютер Кинг‑младший произносит своё знаменитое «У меня есть мечта»[193] 193
  Знаменитая речь Мартина Лютера Кинга‑младшего «У меня есть мечта», произнесённая 28 августа 1963 года в Вашингтоне и ставшая поворотным моментом в движении за гражданские права чернокожих.
  


[Закрыть].

Дэйл Райс был знаком с Кингом и с Малкольмом Иксом[194] 194
  Активист движения за права чернокожих. Активист радикальной организации «Нация ислама», проповедовавшей превосходство чёрной расы и призывавшей чернокожих обращаться в мусульманство. Был убит после того, как разочаровался в целях организации и вышел из неё.
  


[Закрыть]. Он знал Джесса Джексона[195] 195
  Активист движения за права чернокожих и баптистский проповедник, в 1984 и 1988 годах выдвигался в качестве внепартийного кандидата на выборах президента США.
  


[Закрыть] и Луиса Фаррахана[196] 196
  Активист и многолетний лидер организации «Нация ислама».
  


[Закрыть]. Многие называли его лучшим адвокатом по гражданским правам в Соединённых Штатах. Сам Дэйл считал, что это, вероятно, правда; он также считал весьма печальным, что Соединённым Штатам до сих пор нужны адвокаты по гражданским правам.

Интерком на его столе зажужжал. Он ткнул в кнопку похожим на сосиску пальцем.

– Да? – сказал он низким глубоким голосом.

– Дэйл, – сказал женский голос, – к вам пришёл человек. Он не записывался, но…

– Да, Карен?

– Он показал мне своё удостоверение. Он работает на президента.

Чёрные брови поднялись к белому облаку причёски.

– Пусть войдёт.

В кабинет вошёл худощавый белый мужчина. На нём были очки в золотой оправе и серый костюм – на вид значительно дешевле, чем костюм Дэйла.

– Мистер Райс, – сказал мужчина, говоря слегка в нос, – меня зовут Фрэнсис Нобилио. Я советник президента по научным вопросам.

Дэйл посмотрел на Фрэнка поверх узких очков для чтения. Дэйл был человеком минимума движений, и он не протянул руку для рукопожатия. Он указал на один из пустый стульев, стоящих перед его столом не жестом руки, а одним лишь взглядом своих древних усталых глаз.

– Я вас видел по телевизору, – сказал он. – Вы из группы сопровождения пришельцев.

– Именно так, сэр. И я здесь именно поэтому. Один из тосоков был арестован по обвинению в убийстве.

Дэйл кивнул.

– Я сегодня был в окружном суде. Все об этом говорят. Жертва – это тот джентльмен с «Пи‑би‑эс», правильно?

– Клетус Колхаун, да.

– И вы хотите, чтобы тосока защищал я?

– Да.

– Почему я?

Фрэнк пожал плечами, словно ответ был очевиден.

– Ваш послужной список.

– В этом городе много отличных адвокатов.

– Это так. Однако… – Он замолчал, по‑видимому, не зная, что сказать дальше. – Видите ли, это дело не совсем по части гражданских прав, но…

– Но я чёрный.

Фрэнк смотрел в сторону.

– Это так.

– И во многих из лучших моих дел я защищал чёрных обвиняемых.

– Да.

– Включая немалое количество дел, в которых чёрные обвинялись в убийстве белых.

Фрэнк поёрзал на стуле.

– Ну… да.

– То есть вы решили, что я специалист по защите тех, кого суд может быть склонен рассматривать как граждан второго сорта.

– Я… э‑э… я бы это сформулировал по‑другому.

– Но дело именно в этом, не так ли? Вы боитесь, что присяжные будут считать, что тосок – это что‑то меньшее, чем человек. – Дэйл обладал голосом Джеймса Эрла Джонса[197] 197
  Знаменитый американский актёр, в частности, озвучивавший Дарта Вейдера в «Звёздных войнах».
  


[Закрыть]; каждый слог его речи, словно глас свыше.

– Эта мысль посещала меня, сэр.

Взгляд Дэйла был твёрд.

– Вы бы пришли ко мне, если бы убитый был чёрным?

– Я… я не знаю. Не думал об этом.

– Инопланетянин, убивший негра – не совсем то же самое, как вы думаете? Присяжные с меньшей вероятностью придут в ярость по поводу смерти чернокожего.

– Я хотел бы думать, что цвет кожи жертвы ни на что бы не повлиял.

Несколько секунд Дэйл молча буравил Фрэнка взглядом.

– Но он влияет, – сказал он, наконец.

– Видите ли, я должен найти кого‑то, кто представлял бы Хаска в суде. Я позвонил Джанет Рино, и Джанет сказала, что вы – лучший. Но если это дело вас не интересует…

– Этого я не сказал. Я лишь хочу убедиться, что это дело по мне, и что ваши ожидания реалистичны. Мне предлагают сотню дел каждый день; я отказываю почти всем.

– Я знаю. Вас приглашали в Дрим‑тим в деле О. Дж. Симпсона[198] 198
  Прозвище команды адвокатов, защищавших О. Дж. Симпсона (род. 1947), знаменитого чернокожего футболиста и актера, на нашумевшем процессе по обвинению его в убийстве своей жены в 1995–96 годах. Тот процесс закончился оправдательным вердиктом, однако в 2007 году Симпсон был приговорён к 33 годам тюрьмы за грабёж и похищение.
  


[Закрыть].

– Было дело. Я отказался.

– Почему?

Дэйл на мгновение задумался, хочет ли он отвечать на этот вопрос. Наконец, он сказал:

– Слишком много главных. Слишком много разных эго. Я так не работаю. Вы меня нанимаете, вы меня получаете – меня и одного из моих помощников на втором стуле. Процесс Симпсона длился так долго наполовину из‑за того, что каждому из сидящих за столом защиты джентльменов нужно было получить свою порцию славы.

– Вы будете руководителем защиты. Подбирать команду будете сами.

Дэйл подумал.

– Вы упомянули Симпсона, доктор Нобилио. Позвольте задать вам один вопрос. Почему он был признан невиновным на том процессе?

Фрэнк в раздумье пожевал губу. Надо придумать какой‑то благоразумный ответ.

– Мастерская работа защиты.

– Вы думаете, он это сделал? Думаете, он убил Николь Браун и Рональда Голдмана?

– Ну… да.

– Свершилась ли справедливость на этом процессе?

Фрэнк покачал головой.

– Вам нужен другой адвокат. Мой секретарь подскажет вам несколько имён. – Дэйл приподнял своё массивное тело над кожаным креслом и в этот раз протянул Фрэнку мясистую руку.

Фрэнк не двинулся с места.

– Не отмахивайтесь от меня, мистер Райс. Вы нужны мне. Если вы считаете моё мнение неправильным, скажите, почему.

Дэйл знал, что природным выражением его лица была недовольная гримаса; теперь он показал Фрэнку, как выглядит в его исполнении настоящее недовольство. Но потом он опустился обратно в кресло, и оно скрипнуло, принимая на себя его вес.

– Коллегия присяжных совещалась по делу Симпсона всего четыре часа, – сказал Дэйл. – Вы знаете, почему? Потому что решение было очевидным.

Фрэнк вскинул брови.

– Очевидным?

– Конечно. Присяжным задали единственный вопрос: имеются ли обоснованные сомнения в вине О. Дж. Симпсона. И ответ был очень прост: конечно, имеются. Вы и бо́льшая часть белой Америки хотели бы, чтобы вопрос звучал так: убийца ли Симпсон? Но присяжным такого вопроса не задавали. Вместо этого их спросили, есть ли обоснованные причины сомневаться. И они несомненно были, десятки таких причин. Очевидные доказательства того, что Марк Ферман лжесвидетельствовал под присягой, предположение о том, что он мог подбрасывать улики, консервант EDTA в образцах крови Симпсона, возможность контаминации образцов ДНК, перчатки не по размеру, и так далее, и тому подобное. Это обоснованные сомнения.

Фрэнк молчал.

– И поскольку были обоснованные сомнения, его отпустили. Мастерская работа защиты не имела к этому никакого отношения.

– Вот как. – В голосе Фрэнка звучало сомнение.

– Джонни, Ли и все остальные не сотворили для Симпсона никаких чудес. Всё, что они делали – указывали на обоснованные сомнения в его вине. Любой компетентный адвокат мог сделать то же самое – в данном конкретном случае. Но вы, доктор Нобилио, вы ищете чудотворца?