Текст книги "Золотое руно (сборник)"

Автор книги: Роберт Джеймс Сойер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 83 (всего у книги 108 страниц)

– Простите?

– Есть ли обоснованные сомнения в том, что преступление совершил ваш пришелец?

Дэйл разглядел на лице Фрэнка выражение удивления.

– Конечно есть. Хаск не мог совершить убийство.

– Откуда вы знаете?

– Ну… то есть, он ведь пришелец, и…

– Я видел вас в «Ночной линии»[199] 199
  Программа поздних новостей на канале «Эй‑би‑си».
  


[Закрыть] пару недель назад, – сказал Дэйл. – Вы говорили что‑то о том, что поскольку тосоки настолько очевидно превосходят нас в технологическом плане, то и в плане морали они также должны быть выше нас. Они уже выстояли перед всеми демонами технологического взросления и сумели пройти дальше.

– Я говорил такое, да. И ничто не изменило моего мнения.

– Монти Эйджакс не не стал бы выдвигать такое обвинение, если бы не считал это верным делом.

– Я… полагаю, что так, – сказал Фрэнк. По его лицу было понятно, что он никогда всёрьёз не обдумывал возможность того, что Хаск и правда виновен.

– Если ваш пришелец виновен, его, вероятно, признают таковым, – сказал Дэйл. – Это не Лос‑Анджелес Перри Мейсона. Окружной прокурор в этом городе выигрывает девяносто процентов дел.

На лице Нобилио вновь отразилось удивление.

– Я… я думал, что это скорее ближе к пятидесяти.

– Мы выбираем наших окружных прокуроров, доктор Нобилио. Вы думаете, избиратели станут переизбирать прокурора, который не выигрывает большинства дел? Если ваш пришелец это сделал, и если убийство было умышленным, то его, вероятно, признают виновным в убийстве первой степени.

– Нет. Нам нужно, чтобы его освободили.

– Я не могу этого гарантировать. И если он виновен, и полиция не нарушила его прав – а это очень маловероятно, я вам говорю – то нет никаких причин отпускать его.

– На кону не только вопрос о том, кто убил Клетуса Колхауна. Господи, да это же наш первый контакт с инопланетянами. Последствия будут невообразимые. Послушайте, вы застали меня врасплох своим вопросом. Я пришёл к вам не потому, что вы чёрный. Я пришёл к вам из‑за карьеры, которую вы сделали. Вы берёте дела, в которых рассматриваются большие вопросы – дела по гражданским правам, прецедентные дела против несправедливых законов. Вот почему я здесь. Вот почему мне нужны вы.

Дэйл задумался. Его лицо оставалось непроницаемым; единственным звуком в кабинете было его сиплое дыхание.

– Моя расовая принадлежность, разумеется, не могла быть фактором – я это признаю. Но людям любой расы приходится считаться с естественным течением времени. Вы всё ещё достаточно молодой человек, доктор Нобилио, но мне уже скоро стукнет семьдесят. У меня есть домик в Джорджии, где я планирую поселиться, удалившись от дел. А это дело может оказаться чрезвычайно сложным и изнурительным.

– На это мне нечего возразить, – сказал Фрэнк. – И я не могу сказать, что вам нужно это дело в качестве венца карьеры – вас и без него будут помнить за дюжину других дел.

– Всего за дюжину? – сухо уточнил Дэйл. Он немного помолчал, потом сказал: – Я хочу аванс в пятьдесят тысяч долларов. Моя ставка – пятьсот долларов в час за моё время, плюс двести долларов в час за время моих помощников, плюс расходы.

– С этим у нас э‑э… есть проблема.

– Вы ожидали, что я буду работать pro bono ?

– Нет‑нет, вы заслуживаете вознаграждения, и я это понимаю. Но у тосоков нет денег, а офис моего босса, разумеется, не может в этом участвовать открыто.

– Что вы предлагаете?

– Тосокские технологии, разумеется, будут внедряться на Земле; капитан Келкад согласился запатентовать все технологии, имеющиеся на борту звездолёта, и заплатить вам четверть процента всех доходов, полученных от лицензирования этих технологий.

– В течение всего срока действия? – спросил Райс. – И независимо от исхода дела?

– В течение всего срока действия, – подтвердил Фрэнк. – И вы их получите независимо от того, выиграете ли дело. – Он улыбнулся. – Не успеете оглянуться, станете богаче Билла Гейтса.

– Я не алчен, доктор Нобилио, но…

– Но подумайте обо всём хорошем, что вы сможете сделать с такими деньгами.

Дэйл кивнул.

– Хорошо.

– Вы берёте дело?

– Беру.

– Спасибо. Спасибо. Когда вы сможете увидеться с Хаском?

– Где он? В Паркер‑центре?

Фрэнк кивнул.

– Я скажу Карен освободить мне вечер. – Он поднялся, медленно и грузно. – Идёмте.

Фрэнк встал.

– Нам, наверное, нужно поработать над его алиби.

Дэйл вышел из своего широкого дубового стола. Он положил гигантскую ладонь на плечо Фрэнка.

– Нет никаких «нам», молодой человек.

Фрэнк моргнул.

– Прошу прощения?

– Вы не адвокат. Вы не можете присутствовать, когда я разговариваю с Хаском.

– Что? Почему?

– Потому что разговоры между ним и мной конфиденциальны – но только в том случае, если ведутся наедине. Иначе любой из участников – не только вы, но также он или я – может быть вызван в суд в качестве свидетеля.

– Но я хотел бы в этом участвовать. Чёрт побери, президент хочет, чтобы я в этом участвовал.

– Я понимаю – но вы не можете.

– А вы не можете… ну, я не знаю… назначить меня представителем? Что‑то вроде того.

– Агентом, вы хотите сказать. Нет, я не могу этого сделать – в конце концов, существует вполне реальная возможность того, что вас вызовет в качестве свидетеля та или другая сторона. – Дэйл начал двигаться в направлении дверей красного дерева, ведущих из кабинета в приёмную. – Простите. Вы меня наняли, теперь вам придётся довериться мне.

*10*

В Паркер‑центре Хаска поместили в специальную камеру, отдельно от других арестованных. Но это было единственной уступкой его уникальному статусу. Камера была грязная, с изрисованными граффити стенами. Здесь была раковина и унитаз, и то и другое на виду. Также был стул, но тосок не мог на нём сидеть, и потому был вынужден всё время стоять, ухватившись для равновесия задней рукой за прут решётки.

Фрэнк Нобилио и Дэйл Райс приблизились к камере, и охранник впустил их внутрь.

– Фрэнк! – воскликнул Хаск; пучок щупалец на его макушке возбуждённо задвигался. – Спасибо, что вернулись.

– Хаск, я прошу прощения за всё это, – сказал Фрэнк. – Эти люди – полиция – они, очевидно, совершили ужасную ошибку. Но мы всё исправим. – Секундная пауза. – Познакомьтесь со своим адвокатом. Это Дэйл Райс. Дэйл, это Хаск.

– Повторите ещё раз имя, – попросил Хаск.

– Райс. Дэйл Райс, – повторил Фрэнк и продиктовал по буквам. – У тосоков иногда проблемы с восприятием людских имён, – объяснил он Дэйлу.

– Приветствую, мистер Райс, – сказал Хаск. – Вы тот, кто вытащит меня отсюда?

– Можете звать меня Дэйл. Я сделаю всё возможное.

– Буду очень благодарен. Позвольте мне…

– Подождите. Фрэнк, теперь вы должны уйти.

Фрэнк помрачнел.

– Хорошо. Хаск, у меня в любом случае есть сейчас другие дела, но я вернусь, когда вы с Дэйлом закончите, и мы ещё поговорим.

– Я хочу, чтобы вы были здесь, – сказал Хаск.

– Это невозможно, – сказал Дэйл. – Хаск, согласно закону разговоры между адвокатом и клиентом конфиденциальны . Это значит, что их содержание не может быть представлено в суде – но только в том случае, если мы разговариваем наедине. Позже вы познакомитесь с моей помощницей, миз Катаямой; сегодня она в суде, но завтра я её приведу. Однако лишь то, что будет сказано наедине со мной или с ней, защищено законом.

– Всё будет хорошо, – сказал Фрэнк Хаску. – Дэйл – один из самых знаменитых адвокатов на этой планете.

Фрэнк ушёл, и Дэйл опустился на стул, который протестующе заскрипел, принимая на себя вес его массивного тела.

– Я должен сказать вам, Дэйл, я…

– Замолчите.

Хаск отступил на полшага назад.

– Простите?

– Замолчите. Замолчите. Вы собирались сказать мне, виновны вы или нет, правильно? Не говорите мне ничего, пока я не спрошу. Верховный Суд постановил, что я не могу выставлять вас свидетельствовать о своей невиновности, если вы уже сказали мне, что виновны; это равносильно подстрекательству.

– Подстрекательству?

– Склонению свидетеля к даче ложных показаний.

– Но…

– Ни слова, пока я не спрошу. Понятно?

Хохолок Хаска колыхался в явной растерянности. Однако в конце концов он сказал:

– Да.

– Как с вами обращались?

– У меня нет стула, на котором я мог бы сидеть.

– Я пошлю кого‑нибудь из своих привезти вам стул из общежития, где вы жили.

– Я бы хотел покинуть это место, – сказал Хаск.

– Я вас понимаю – и мы работаем над этим прямо сейчас. Сегодня состоится слушание о залоге. Если оно закончится успешно, то вы сможете уйти.

– И всё будет кончено?

Дэйл покачал головой.

– Нет. Нет, не кончится. Но вы получите возможность присоединиться к другим тосокам и пользоваться свободой до начала суда.

– И когда это будет?

– Это первая проблема, которой мы будем заниматься. Вы имеете право на безотлагательное разбирательство, но, видите ли, я собираюсь просить вас отказаться от этого права. Нам понадобится время, чтобы подготовить вашу защиту.

– Если, как мне сказали, предполагается, что я невиновен, то почему я вообще должен защищаться?

Дэйл кивнул.

– Технически вы не должны. Однако обвинение представит дело так убедительно, как только сможет. Если вы не будете пытаться опровергнуть их аргументы, они, вероятно, победят.

– Я уже публично заявил о своей невиновности. Какая ещё защита возможна?

– Ну, самый простой способ защиты как раз в этом и состоит – в заявлении о том, что вы этого не делали. Но это означает, что это сделал кто‑то другой. Охрана вашей резиденции в кампусе была такова, что никто не мог попасть туда незамеченным. Это означает, что мистера Колхауна убил кто‑то из тех, кто был внутри. То есть либо один из семерых тосоков, или один из восемнадцати людей, включая сопровождающих и полицейских. Если окажется возможным доказать, что никто из них убийства не совершал, то вашего заявления будет недостаточно, чтобы признать вас невиновным.

– Тогда мы должны найти убийцу.

Дэйл нахмурился.

– Доказывать, кто на самом деле это сделал – не наша обязанность, и обычно я даже не пытаюсь – но с таким малым количеством возможных подозреваемых будет, безусловно, в наших интересах поразмыслить над вопросом. Не отвечая никоим образом на вопрос о том, вы ли это сделали, знаете ли вы кого‑то ещё, кто мог бы иметь причины убить Колхауна?

– Нет.

– Многие аргументы обвинения будут состоять в доказательстве того, что преступление совершил тосок, а не человек. Как по‑вашему, возможно ли, чтобы это сделал кто‑то другой из тосоков?

– Мы не убийцы.

– Если говорить в общем, то люди тоже. Но человек мёртв.

– Да.

– В своё время один из моих людей задаст этот вопрос каждому, кто был в общежитии, но вы когда‑нибудь видели кого‑нибудь ссорящимся или спорящим с Колхауном?

– Нет.

Дэйл испустил вздох, напоминающий ураган.

– Ну, хорошо. Мы, безусловно, убавили себе работы. Теперь нам лучше начать готовиться к предъявлению обвинения.

Фрэнк Нобилио прошёл два квартала до здания Уголовного суда округа Лос‑Анджелес на углу Темпл и Бродвей. Это был огромный бетонный куб с ребристыми гранями. Сразу за дверями главного входа Фрэнк прошёл через металлодетектор, которым управляли два охранника в форме.

Со стен свисали рождественские украшения.

В обширном полутёмном вестибюле стоял стенд для чистки обуви на четыре места. Перед ним была установлена белая доска с надписью коричневым маркером:

Чистка обуви от Эй‑Джей

Регулярная чистка (вкл. наведение блеска)

Атташе‑кейсы/форменные ремни + аксессуары

Возьмите карточку – по ней каждая 6‑я чистка

бесплатна!!!

Фрэнк оглядел свои коричневые башмаки. Он успел вспотеть: дорога была нетрудной, хотя и немного в гору, однако на Лос‑Анджелес обрушилась волна зимней жары.

Он прошёл мимо стола справочной – которая, казалось, специализировалась на выдаче карт автобусных маршрутов присяжным – и нашёл указатель кабинетов. Ему был нужен офис 18‑709. Он нажал кнопку вызова лифта, который шёл на этот этаж.

Войдя в лифт, он услышал за спиной постукивание каблуков. Он протянул руку и придержал дверь, не давая ей закрыться. В лифт вошла строгого вида худощавая белая женщина с коротко остриженными каштановыми волосами. Фрэнк ощутил, как удивлённо раскрываются у него глаза, когда он её узнал: Марсия Кларк, главный обвинитель по делу Симпсона. Кларк, должно быть, пришла к кому‑то с визитом, потому что теперь она была телезвездой, а не прокурором – интересно, обвиняли ли её коллеги в том, что она продалась, так же, как Клетуса Колхауна. Она ткнула в кнопку четвёртого этажа; Фрэнк нажал восемнадцатый и постарался не пялиться на неё. Табличка на стене гласила: «Все прибывающие на 9‑1 этаже будут подвергнуты обыску».

Предупреждение было продублировано по‑испански.

Лифт остановился. Марсия Кларк вышла. Кабина снова пришла в движение, и вскоре Фрэнк тоже её покинул. Он отыскал дверь с надписью «Монтгомери Эйджакс, окружной прокурор», задержался на секунду, чтобы поправить галстук и пригладить волосы, и вошёл в приёмную.

– Я Фрэнк Нобилио, – сказал он. – У меня назначена встреча с мистером Эйджаксом.

Секретарша кивнула, взяла телефонную трубку и что‑то коротко произнесла в неё. Потом она нажала на столе кнопку, по‑видимому, разблокирующую дверь.

– Вы можете войти, – сказала она.

Фрэнк вошёл в просторный отделанный деревянными панелями кабинет, протягивая руку для рукопожатия.

– Мистер Эйджакс, – сказал он, – спасибо за то, что согласились со мной встретиться.

На лисьем лице Эйджакса не было улыбки.

– Честно говоря, – сказал он, – я не уверен, что поступаю правильно. В каком качестве вы здесь, доктор Нобилио?

– В качестве частного лица, не более того.

– Потому что если Вашингтон намерен вмешаться…

– Никто не собирается вмешиваться, мистер Эйджакс, уверяю вас. Но Клетус Колхаун был моим другом – мы знакомы больше двадцати лет. Поверьте, никто не хочет увидеть торжество справедливости в этом деле больше, чем я.

– Ну, хорошо, – сказал Эйджакс, снова усаживаясь. От вида на Лос‑Анджелес из окна его кабинета захватывало дух.

Фрэнк тоже сел.

– Но Хаск тоже мой друг, – сказал он. – И мне трудно поверить, что он убил Клита. Помните, что я провёл с тосоками больше времени, чем кто бы то ни было – по крайней мере, из живых людей. И я не видел в них ни следа злобы.

– И что?

– Ну и я подумал – просто подумал, ничего больше, мистер Эйджакс – а не слишком ли вы поторопились, начав преследование одного из тосоков?

Эйджакс заметно напрягся.

– Вы полагаете, что мой офис должен снять обвинения?

– Это было бы благоразумно, – мягко сказал Фрэнк. – В конце концов, это первый контакт между людьми и инопланетянами. Тосоки гораздо более развиты, чем мы. Они могут революционизировать нашу науку и технику. Мы не хотим восстанавливать их против себя.

– «Мы»? – переспросил Эйджакс. – Кто эти «мы»?

– Мы все. Всё человечество.

– Можно сказать, что это тосоки восстановили нас против себя, а не наоборот.

– Но это дело будет иметь последствия мирового масштаба.

– Это возможно. Но факты состоят в том, что один из ваших пришельцев совершил убийство. Преступление не может остаться безнаказанным.

– Нет, сэр. – Фрэнк изо всех сил старался, чтобы его голос звучал ровно. – Факты состоят в том, что кто‑то из тосоков мог совершить убийство. Но, опять же, может выясниться, что он невиновен. И если это произойдёт…

Эйджакс развёл руками; Фрэнк заметил «ролекс» у него на запястье.

– Если это произойдёт, его оправдают, и никто не пострадает. Но если он виновен…

– Если он виновен, то вы будете выглядеть белым рыцарем, сражающимся со злом, прокурором‑паладином, который не сдался.

Бледно‑голубые глаза Эйджакса гневно сверкнули, но он ничего не сказал.

– Простите, – сказал Фрэнк. – Я не должен был этого говорить.

– Если у вас больше ничего, доктор… – Окружной прокурор сделал жест в сторону двери.

Фрэнк на секунду задумался, стоит ли продолжать.

– Ходят слухи, что вы собираетесь баллотироваться в губернаторы Калифорнии.

– Я не делал никаких официальных заявлений.

– Вам, несомненно, будет в этом деле полезна любая поддержка.

– Вы пытаетесь предложить мне взятку за закрытие дела, доктор Нобилио?

– Конечно, нет. Я лишь пытаюсь сказать, что последствия могут быть далекоидущими.

– Доктор Нобилио, если я стану баллотироваться на пост губернатора, то это будет потому, что я верю в закон и порядок. Я верю, что мы не должны отпускать преступников. И я считаю, что Америка должна гордиться тем, что один из её институтов является тем, чем должен – великим уравнителем и бастионом истины.

Фрэнк кивнул.

– И потому вы не можете позволить себе демонстрировать мягкотелость; я это понимаю. Но вы наверняка видите, что вы позволяете себе за политическим амбициям не видеть более глобальных перспектив…

Эйджакс протянул руку.

– На этом закончим, доктор Нобилио. Прощайте.

Фрэнк вздохнул.

– Я лишь хочу сказать: думайте, что делаете, мистер Эйджакс.

– Я уже всё обдумал. И я намерен продолжать процесс против инопланетного убийцы со всей возможной скоростью.

*11*

Судья Альберт Дайк был почти семи футов ростом. Он вошёл в зал суда шагами, ширины которых не устыдился бы и тосок, и уселся на своё место. Как и большинству людей, ему стоило больших усилий оторвать взгляд от Хаска – он видел пришельцев по телевизору, но ни разу – во плоти.

– Мистер Райс, – сказал Дайк, – каков ответ вашего клиента по основному обвинению в убийстве первой степени?

Дэйл поднял своё массивное тело с крутящегося кресла.

– Невиновен, ваша честь.

– Каков ответ по вторичному обвинению в использовании смертоносного и опасного для жизни оружия?

– Невиновен, ваша честь.

– Ваш клиент имеет право на безотлагательное рассмотрение дела, если таково будет его желание.

– Он отказывается от этого права, ваша честь.

– Очень хорошо. Сколько времени нужно вам на подготовку?

– Двенадцати недель будет достаточно, ваша честь.

– Как насчёт пятнадцатого марта?

– Мы согласны.

– Обвинение?

Поднялась заместитель окружного прокурора Линда Зиглер; в сорок один год она уже сделала блестящую карьеру и была одним из лучших юристов в Группе дел особой важности Монти Эйджакса. Это была худая жгучая брюнетка с короткой причёской в стиле панк, орлиным носом и волевым подбородком.

– Да, – сказала она сухо и отрывисто, – мы согласны на эту дату, ваша честь.

– Ваша честь, я хотел бы поднять вопрос о залоге, – сказал Дэйл.

Зиглер уже села, но немедленно снова вскочила на ноги.

– Ваша честь, обвинение возражает против залога. Особая жестокость совершённого преступления…

– Ваша честь, у моего клиента чистое досье.

– У вашего клиента нет досье, – возразила Зиглер, – что далеко не то же самое. У себя дома он мог быть закоренелым рецидивистом. На этом звездолёте могли лететь опасные преступники, которых изгнали с родной планеты.

– Ваша честь, – сказал Дэйл; его низкий голос заполнил зал суда. – Для таких домыслов нет абсолютно никаких оснований. Презумпция невиновности распространяется также и на прошлое обвиняемого в отсутствие прямых свидетельств обратного, так что…

– Достаточно, мистер Райс, – сказал судья Дайк. – Мы поняли вашу точку зрения.

– Обвинение по‑прежнему возражает против залога, ваша честь.

– На каком основании, мисс Зиглер?

– Опасность бегства.

– О, перестаньте! – сказал Дэйл. – Тосок для этого слишком заметен.

– Это так, – согласилась Зиглер. – Но существует множество юрисдикций, которые могут отказать нам в его экстрадиции.

Дэйл развёл руками.

– Мой клиент заверяет в своём искреннем намерении предстать перед судом.

– Ваша честь, обвиняемый имеет доступ к звездолёту . Это очевидный риск.

– Суд осведомлён о сопутствующих обстоятельствах этого дела, – сказал Дайк. – Мы склоняемся к тому, чтобы разрешить залог, в частности, чтобы продемонстрировать тосокам рациональную природу американского правосудия.

– В таком случае, ваша честь, обвинение настаивает на высокой сумме залога.

– Ваша честь, у моего клиента нет денег – абсолютно никаких.

– Как же он тогда платит вам? – спросил Дайк.

– Я, э‑э… согласился на долю прибыли от возможных деловых операций тосоков. Выплата моего вознаграждения отложена на… некоторый срок. У них действительно нет денег, так что даже символический залог станет для Хаска серьёзной проблемой.

– Мы не сомневаемся, что ваш клиент сможет мобилизовать какие‑то ресурсы, мистер Райс. Сумма залога устанавливается в размере двух миллионов долларов; десять процентов должны быть выплачены наличными. – Дайк стукнул своим молотком.

Дэйл обернулся и посмотрел на Фрэнка Нобилио, сидевшего на галерее непосредственно за столом защиты. Глаза Фрэнка были удивлённо распахнуты: он явно не знал, где взять такие деньги. Однако Дэйл просто залез в карман своего пиджака от Армани, достал из него чековую книжку и принялся писать.

После предъявления обвинения Дэйл и Фрэнк отвезли Хаска обратно в Валкур‑Холл, где он явно обрадовался встрече с остальными тосоками. Сами же они вернулись в офис «Райс и партнёры» на двадцать седьмом этаже небоскрёба «Баухаус» в самом центре Лос‑Анджелеса.

Дэйл сел за стол; Фрэнк же совершенно утонул в стоящем перед столом массивном мягком кресле. Две стены кабинета Дэйла были скрыты дубовыми книжными полками. Полки были высокого качества – даже в середине они не проседали под тяжёлыми томами сводов законом и сборников прецедентов. В третьей стене была входная дверь. Тут же размещался университетский диплом Дэйла (из Колумбийского университета), несколько наград и фотографии Дэйла с такими знаменитостями, как Колин Пауэлл[200] 200
  Американский военный и государственный деятель, первый чернокожий четырёхзвёздочный генерал и первый чернокожий госсекретарь (2001–2005, в администрации Джорджа Буша‑младшего).
  


[Закрыть], Джимми Картер[201] 201
  Президент США в 1977–1981 годах.
  


[Закрыть] и Уолтер Кронкайт[202] 202
  Известный американский тележурналист, работавший на канале «Си‑би‑эс».
  


[Закрыть]. На этой же стене висели несколько картин в рамках. Некоторые с первого взгляда показались Фрэнку очень странными: на одной был гигантский сочный чизбургер, на другой как будто ничего, кроме кучи розовых атласных лент. Но когда он подошёл ближе, чтобы получше рассмотреть, то увидел, что то были собранные пазлы, каждый из тысяч кусочков почти идентичной формы. На большом старинном столе на дальнем краю кабинета лежал очередной такой пазл: собраны были лишь его области, прилегающие к границам картинки.

– Нам, конечно, придётся нанять консультанта по подбору присяжных, – сказал Дэйл, глядя на Фрэнка поверх сцепленных пальцев.

– Ох. – Фрэнк нахмурился.

– Не слышу в вашем голосе энтузиазма.

– Я… нет, мы должны делать всё, что необходимо. Просто компоновать состав жюри так, чтобы дать преимущество одной из сторон… это ведь подрывает саму концепцию справедливого беспристрастного жюри.

– Так и есть.

Фрэнк вскинул брови.

– Вы с этим согласны?

– Конечно. Вы читали «Убить пересмешника»?

– Нет. Но фильм видел.

Дэйл кивнул.

– Одна из немногих удачных экранизаций литературного произведения. Как в книге, так и в фильме Аттикус Финч выступает перед жюри с речью о том, что система жюри присяжных – не просто абстрактный идеал. «Я не идеалист, чтобы твёрдо верить в честность судов и нашей системы жюри присяжных, для меня это не идеал, но существующая, действующая реальность». Ну, вы знаете сюжет: жюри, состоящее из белых мужчин, признало чернокожего мужчину виновным в преступлении, которое он физически не мог совершить. Я навёл о вас справки, Фрэнк; вы идеалист, как Аттикус Финч. Но я боюсь, что жизнь, проведённая в судах этой страны, смыла розовую краску с моих очков; я не верю в честность судов или системы жюри присяжных. Если вы поставите невиновного перед не тем жюри, оно признает его виновным. Но это та система, которая у нас есть, и наша обязанность перед Хаском – слепить для него такое жюри, с которым у него хотя бы будет шанс.

– И всё же… – сказал Фрэнк.

– Будьте уверены, сторона обвинения будет пытаться сформировать жюри, устраивающее её. Поверьте мне, Фрэнк, в таком большом процессе, как этот, отказ от услуг консультанта по подбору присяжных равносилен признанию в некомпетентности. – Дэйл замолчал на мгновение. – Даже шутка у адвокатов такая есть. В Англии суд начинается после завершения отбора присяжных. У нас в Штатах, как только завершён отбор присяжных, завершён и суд.

– Ладно, ладно. Так кого же мы ищем?

– Это, друг мой, очень хороший вопрос. Есть множество эмпирических правил. – Он поднялся с кресла, которое, казалось, издало вздох облегчения, и подошёл к одному из книжных стеллажей. Недолго поискав, он нашёл нужную книгу и снял её с полки. Фрэнк заметил название: «Искусство подбора жюри». Дэйл открыл её и прочитал, по‑видимому, первое попавшееся предложение: «Женщины обычно предубеждены против других женщин, которым они завидуют, к примеру, более привлекательных, чем они сами».

Фрэнк закатил глаза.

– Боже праведный! Сколько лет этой книге?

Дэйл открыл титульный лист.

– Не слишком много. Издание 1988 года, и автор – судья суда первой инстанции прямо здесь, в округе Лос‑Анджелес. Но вы правы: всё это сплошь предубеждения и стереотипы. – Он закрыл книгу и посмотрел на Фрэнка. – Например, прокурорам нравятся северные европейцы: немцы, британцы и особенно скандинавы. Настоящие любители закона и порядка, не правда ли? Защита обычно хочет видеть в составе жюри чернокожих, латиноамериканцев, индейцев, южных европейцев – выходцев из культур, которые не так убеждены в неизменной правоте власти. Если все критерии кончились, то обвинение выберет тех, кто одет в серое – как вероятных консерваторов. А защита предпочтёт одетых в красное – вероятных либералов.

– Ладно, но… погодите! Погодите! Разве Хаск не имеет право на суд равных? Ведь очевидно, что равные ему – это тосоки, а незаинтересованных тосоков просто нет, так что мы можем прекратить, наконец, всё это безумие.

Дэйл снисходительно улыбнулся.

– Хотя многие американцы думают, что имеют право на суд равных, это попросту не так: это положение британского общего права, а не конституции США. Шестая поправка говорит лишь о «суде беспристрастных присяжных того штата и округа, где было совершено преступление», и ни слова не говорит об их равенстве обвиняемому. Вспомните хотя бы процесс О. Дж. Симпсона – жюри равных ему присяжных состояло бы из знаменитых спортсменов, или посредственных актёров, или героев навязчивых реклам, или миллионеров, или состоящих в межрасовом браке – однако каждый, кто попадал хотя бы в одну из этих категорий, исключался из состава жюри. Нет, Хаска будут судить присяжные‑люди, настолько же чуждые ему, как и он – им.

Фрэнк вздохнул.

– Хорошо, хорошо. Сколько будет стоить такой консультант?

– Средняя ставка сто пятьдесят долларов в час – хотя я обычно нанимаю людей со ставками из верхней части спектра. Общие затраты в делах, подобных нашему, могут составить от десяти тысяч до четверти миллиона.

Фрэнк снова нахмурился.

– Как я вам говорил, я не имею доступа к каким‑либо фондам.

– Я позабочусь об этом, – сказал Райс.

– Спасибо. – Пауза. – Но… то, что вы сейчас говорили… разве это не противозаконно отбирать жюри по принципу пола или расы?

Дэйл кивнул.

– Конечно; Верховный Суд так и постановил, «Батсон против Кентукки» и другие дела. Но это значит лишь одно: если вы не хотите в жюри чернокожих, то вам придётся найти другую причину, чтобы от них избавиться. К примеру, если вы видите в списке кандидатов чернокожего джентльмена и вам нужна причина, чтобы его исключить, спросите его, имел ли он когда‑нибудь основания не доверять полиции. Разумеется, он скажет «да» и – вуаля! – он вне жюри, и цвет его кожи ни разу не был упомянут. Дело в том, что с правильно подобранным жюри возможно оправдать обвиняемого, даже если он в самом деле совершил преступление…

– Как О. Джей.

– Нет, не как О. Джей, – сказал Дэйл. – Мы об этом уже говорили. Но вот вам, к примеру, дело Лорены Боббитт – не было никаких сомнений, что она действительно отрезала своему мужу пенис. Или «Калифорния против Пауэлла»: никто не сомневался, что те полисмены едва не забили Родни Кинга до смерти – весь процесс был снят на видеоплёнку. И всё же в обоих случаях несомненные преступники были оправданы присяжными.

Фрэнк медленно кивнул.

– То есть, в данном случае нам нужны смышлёные люди, люди, способные понять научные аргументы?

– Не знаю, не знаю. Обычно советуют следующее: если вы защищаете виновного – а мы, дорогой мой, вопреки вашему наивному оптимизму, вполне возможно, именно этим и занимаемся – то вам скорее нужны присяжные‑тупицы. Кучка идиотов, не способных распознать ваши уловки. Это означает, что мы уже сейчас имеем фору. Среди кандидатов в присяжные непропорционально много малообразованных и безработных; умные и богатые всегда найдут, как уклониться от этой обязанности. – Дэйл помолчал. – Знаете, почему в деле Симпсона ничего не вышло из анализа ДНК? Потому что эксперты противоречили друг другу. Одна сторона говорит одно, другая – другое, а необразованные присяжные думают: если уж специалисты не могут разобраться, то мы и подавно. И они просто игнорируют эту линию доказательств и принимают решение исходя из иных соображений.

– Ладно, так кого же нам тогда нужно? Астрономов‑любителей?

– Хотелось бы. Но можете быть уверены, обвинение постарается исключить их в первую очередь.

– Фанаты «Стартрека»? Любители фантастики?

– Этих, вероятно, тоже было бы неплохо, но это всё слишком очевидно – противная сторона будет бить по ним.

– Люди, которые видели НЛО?

– Нет – эти слишком непредсказуемы. Могут оказаться психами, а психи – это последние, кого вам хотелось бы видеть среди присяжных. Никогда не знаешь, что они выкинут.

– Хорошо. Тогда кого мы не хотим видеть в жюри?

– Важнее всего отсеивать идейных – тех, кто хочет попасть в состав жюри для того, чтобы добиваться какого‑то конкретного вердикта, несмотря ни на что. Обычно таких много на делах об абортах, о гражданских правах и тому подобных. Такие люди могут быть по‑настоящему хитры – они точно знают, что нужно говорить, а чего говорить нельзя, чтобы попасть в присяжные, а попав, они блокируют жюри. Мы делаем всё, что возможно, чтобы отфильтровать их на этапе voir dire, [203] 203
  Процессуальный термин, обозначающий официальное ознакомление судьи, представителей защиты и обвинения с кандидатурами присяжных при их отборе из группы кандидатов для выяснения их беспристрастности и непредубежденности. Выражение весьма древнее и происходит из старофранцузского языка. Слово voir, несмотря на совпадение с глаголом «видеть» современного французского, в данном случае происходит от латинского «verum» и означает «правда»; таким образом, всё выражение означает «говорить правду».
  


[Закрыть] но на процессах, подобных нашему, мы должны быть особенно внимательны, чтобы не пропустить в жюри фанатиков, считающих пришельцев исчадиями ада…

Интерком на столе окружного прокурора Эйджакса зажужжал.

– К вам преподобный Орен Брисби.

Эйджакс закатил глаза.

– Хорошо. Пусть войдёт.

Дверь кабинета открылась, и вошёл худой чернокожий мужчина лет шестидесяти, с венчиком седых волос, который, когда он наклонял голову, становился похожим на нимб.

– Мистер Эйджакс, – сказал преподобный Брисби. – Вы были так добры, согласившись со мной встретиться.

– У меня всегда найдётся время для столпов нашего общества, преподобный.

– Особенно когда близится время выдвижения кандидатур на пост губернатора, – сказал Брисби. В его голосе была пара лишних децибел; Брисби всегда говорил, будто пытаясь докричаться до галёрки, даже когда собеседник сидел прямо перед ним.

Эйджакс развёл руками.

– Моя дверь всегда открыта для вас.

– И будем надеяться, мистер Эйджакс, что ваша дверь всегда останется открытой для народа – будь то здесь, в Лос‑Анджелесе, или там, в Сакраменто[204] 204
  Столица штата Калифорния.
  


[Закрыть].