Текст книги ""Фантастика 2023-159". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Ирина Шевченко

Соавторы: Юлия Федотова,Владимир Сазанов,Сергей Малицкий,Лена Обухова,Игорь Николаев,Владимир Лошаченко,Василий Головачёв
сообщить о нарушении

Текущая страница: 287 (всего у книги 357 страниц)

Ах, как же был велик соблазн, хоть на минуту поверить, будто он ей действительно небезразличен. Но глядя правде в глаза: любой нормальный человек предпочтёт, чтобы плохие умерли, а хорошие остались живы. И личные отношения тут ни при чём. Веттели соблазну не поддался и правильно сделал. Когда, минуту спустя, речь зашла о Гаффине, он смог в этом убедиться.

– …Обезопасить Огастеса?! – Эмили изменилась в лице. Спросила резко, и вид у неё стал, как у кошки, защищающей котёнка: только тронь – вцепится. Веттели правильно рассчитал: план со всеми его недостатками был тут же позабыт, теперь её волновало только одно. – Гасси что-то угрожает?

Веттели постарался сдержаться, хотя его так и подмывало брякнуть: «О, да, вашего любимого Гасси подстерегает ужасная опасность! Я просто мечтаю дать ему в морду!» Но он взял себя в руки и ответил по существу:

– Жизни его ничто не угрожает…

– Ох! – выдохнула мисс Фессенден.

– …но у меня есть все основания полагать, что Токслей постарается свалить на него вину за все свои преступления. А это, к моей превеликой ра… то есть, к моему сожалению, неминуемая виселица!

От такой перспективы Эмили побледнела и обмолвки его не заметила. Веттели стало стыдно.

– Но не переживайте, я знаю, как его спасти.

– Как?! – она вцепилась в его рукав, как утопающий в соломину.

– В следующий понедельник… Нет, лучше начать уже сейчас, вдруг убийца решит изменить привычный распорядок? Короче, Гаффина нельзя ни на минуту оставлять одного. Вам придётся провожать его на уроки и забирать с уроков, на ночь запирать снаружи дверь его комнаты… Да! Оконные створки надо обязательно заколотить, чтобы не открывались…

Веттели рассказывал, а она смотрела на него с всё возрастающим недоумением.

– Что-то не так?

Она поморщилась, махнула рукой.

– А! Не обращайте внимания. Просто дежа вю, – и тряхнула головой, будто наваждение отгоняла. – Почему мне кажется, будто со мной это уже было?

Веттели, конечно, мог бы ей рассказать. Но не стал – зачем? Всё равно не услышит.

Он промолчал, а мисс Фессенден ещё раз тряхнула головой и отправилась оберегать своего Гасси от невзгод. Но, уже уходя, обернулась, бросила едва ли не угрожающе:

– Имейте в виду, Норберт! Я помню про понедельник! Даже не надейтесь обойтись без меня!

Что поделаешь: Эмили есть Эмили. За то он её и любит.

– Есть не надеяться, мэм! – отсалютовал он.

…И вечером того же дня имел серьёзный разговор с мисс Брэннстоун. Она поймала его набегу.

– Стоять, милый! Нарочно от меня прячешься? Думаешь, не знаю, что вы затеяли?

Веттели вздохнул, потупившись, и ничего не ответил. Прятался он нарочно. Именно потому что понимал: знает. И, конечно же, не одобряет. И как бы не захотела остановить. С другой стороны, рано или поздно всё равно пришлось бы к ней обратиться, но он малодушно тянул время. Стоял и молчал, и в глаза не глядел. Ему снова было стыдно. Он, по старой привычке к одиночеству, снова упустил из виду, что, кроме потерянной Эмили, появились на этом свете и другие люди (и не только люди) которым его жизнь небезразлична. Няня Пегги, ведьма Агата, фея Гвиневра, да и с гоблином, мистером Коулманом они успели близко сойтись на почве Вергилия, и профессор Инджерсолл относится к нему очень тепло, на правах старого друга семьи. Все они будут очень огорчены, когда он умрёт. Веттели не любил никого огорчать.

– Ага, дошло, наконец, – констатировала ведьма с мрачным удовлетворением. – Не для того нам даётся жизнь, мальчик, чтобы мы разбрасывались ей как пустым хламом. Оставь свои фронтовые замашки, приучайся её ценить.

– Я приучусь! – горячо обещал он. – Как только закончится вся эта история – сразу стану другим человеком. Честное слово! – он сам искренне верил в то, что говорил.

Но ведьма покачала головой. То ли сомневалась, что он сможет измениться к лучшему, то ли не уверена была, что он выйдет из «этой истории» живым, но боялась сказать вслух, чтобы не накликать беду.

Так или иначе, отказываться от своего плана он не собирался. Просто решил, что надо очень постараться не умереть.

– Когда бы это зависело только от наших решений… – заметила Агата с горечью. И неожиданно обещала: – Хорошо, я согласна. Сделаю то, о чём ты хотел меня попросить. Но прежде ответь на один единственный вопрос. Ты уверен, что нельзя просто, как это принято среди нормальных людей, обратиться в полицию? Этот Поттинджер, он, конечно, не семи пядей во лбу, но и не совсем же слабоумный? Разобрался бы, что к чему.

Веттели отрицательно покрутил головой. Не в Поттинджере была суть. Просто он должен был «разобраться» с Токслеем сам. Зачем – трудно сказать. Наверное, чтобы получить ответы на те вопросы, что так и остались неразрешёнными. Почему-то это было важно для него. Очень, очень важно. Может быть, потому, что он до сих пор считал себя перед лейтенантом в долгу?

– Ладно, договорились. Можешь на меня рассчитывать… И постарайся до понедельника не попадаться мне на глаза! Не то я могу передумать.

Ведьма развернулась и быстро, не простившись, не выслушав благодарности, ушла.

Конечно, это были пустые слова. Очень сложно не попадаться на глаза тому, с кем соседствуешь кабинетами. Агата сама к нему заходила и, как обычно, подкармливала пирогом. Просто говорили о другом, опасную тему больше не поднимали.

Гораздо важнее было избежать встречи с Токслеем.

Только теперь Веттели понял, какой простой и прямолинейной была вся его прежняя жизнь: она не научила его лицемерить. Друг был другом, враг был врагом, и притворяться другом врага ему не приходилось. И вдруг такая необходимость появилась – а он оказался не готов.

Лейтенант не должен прежде времени догадаться, что разоблачён, значит, столкнувшись с ним, пришлось бы вести себя по-старому: приветливо здороваться, естественно улыбаться, поддерживать беседу, подстраиваясь под его обычный шутливый тон – и это зная, что пред тобой кровавый убийца, лишивший тебя самого дорогого и важного, что было в жизни! Веттели был уверен, что не справится, что стоит Токслею на него взглянуть – тот сразу почувствует неладное. Эта мысль его едва ли не пугала.

Выход из положения нашла Гвиневра.

– Фер-ррр-динанда я беру на себя! – заявила она важно. И ещё раз прорычалала с удово льствием: – Фе-р-р-динанд!

Ей всегда нравились звучные слова.

Весь четверг Веттели вздрагивал от неожиданности, когда в голове начинало вопить: «Тревога!!! Фер-рр-динанд за углом! Спасайся бегством!», а к пятнице привык.

Для феи это была игра.

В субботу после уроков Токслей на директорском венефикаре привычно укатил в имение, теперь уже почти собственное. До вступления в наследство дядюшкиному племянничку оставалось уладить всего несколько формальностей, он сам рассказывал об этом всем интересующимся. В школе Токслея любили, его историю обсуждали без зависти, за него радовались – в кои-то веки хорошему человеку повезло! «Знали бы они… – мрачно думал Веттели, заслышав пересуды в учительской комнате или обеденном зале. – Ничего, скоро узнают!»

– Нет ли в нашей школе такого места, где никогда не случается посторонних? – спросил он смотрителя Коулмана. – Чтобы никто не пострадал, когда начнётся стрельба.

Гоблин задумчиво потёр переносицу.

– Есть подвал, но он совершенно пуст, ни одного подходящего укрытия. И стены каменные – велика опасность рикошета, – рассуждал он с удивительным знанием дела. – А провожу-ка я вас на чердак. Там, знаете ли, стропила, балки разные, опять же, каминные трубы проходят. Вам там будет удобнее.

Веттели чердак посетил и остался доволен.

Вечером выходного дня из Гринторпа в поместье Годдар-холл, Эльчестер, умчалась срочная телеграмма. «Лейтенант, настоятельно прошу вас о встрече в ближайший понедельник, в 7.30 на школьном чердаке. Нам следует приватно обсудить неприятный инцидент с сапёрами в Такхемете, это целиком в ваших интересах». Без подписи. Интересно, что подумал дежурный телеграфист, бесстрастно выстукивавший это странное сообщение? Или он уже ко всему привык?

Вторая телеграмма была адресована инспектору Т. Дж. Поттинждеру, Эльчестерское отделение полиции.

Вот, собственно, и вся подготовка. Теперь оставалось только ждать.

Ни малейшей тревоги по поводу предстоящей «встречи на чердаке» Веттели не испытывал – рисковать жизнью ему было не в новинку. Кроме того, он дал себе клятву сделать всё возможное, чтобы не огорчить друзей своей преждевременной кончиной, поэтому совесть его была чиста.

Он бы и выспался прекрасно, если бы под вечер к нему в комнату вдруг не заявился собственной персоной Огастес Гаффин. Пришёл и устроил форменную сцену ревности: «между вами всё кончено», «Эмили теперь моя, имейте мужество это понять и принять», «у вас не может быть никаких общих дел», «оставь в покое мою женщину», «я буду за неё бороться!» – в таком духе. Белел и краснел, нервно ломал пальцы, сверкал потемневшими от гнева очами – хорош был несказанно, прямо-таки просился на героическое полотно.

А под конец завёл речь о дуэли: пусть мудрые боги рассудят, кому должна принадлежать Эмили. Тут Веттели, хранивший гробовое молчание на протяжении всего огастесова монолога (а что он, собственно, мог ответить?), всё так же молча встал, извлёк из кармана мантии удачно завалявшийся мелок, поставил маленький косой крестик на входной двери, запер её на крючок – от греха, после этого отошёл в дальний угол комнаты и без всякой магии всадил нож точно в центр импровизированной мишени. По правде говоря, ничего выдающегося в том броске не было – апартаменты лорда Анстетта даже фея Гвиневра считала тесными и, выделывая под потолком свои пируэты, неизменно ворчала: «У тебя тут развернуться негде». Но на Гаффина демонстрация произвела сильное впечатление: он вздрогнул, плаксиво скривил губы, бледный лоб стал влажным. Похоже, бедный поэт ясно осознал: не настолько он любим богами, чтобы позволить себе бросать вызов такому страшному противнику.

Веттели было любопытно, как же бедный Огастес станет выкручиваться – или не станет, подтвердит вызов и выйдет на дуэль с честью? Убивать его он в любом случае не собирался, просто хотелось посмотреть. Но пришла Эмили и, в буквальном смысле слова, вывела любимого из затруднительного положения – тому уже пора было под замок.

– Мы ещё продолжим этот разговор! – победно бросил Огастес через плечо.

– Надеюсь, – пробормотал соперник ему вслед. – Если будет кому продолжать.

Гаффин ушёл, а Веттели расстроился и долго не мог заснуть, ворочался с боку набок.

Пробовал отвлечься чтением, но вещь попалась странная и мрачная: «Рыцарь, что вы грустите у ручья? Ну-ка вставайте и сражайтесь со мной!», «…Ваша дама, по-моему, не такая красивая, как моя, – и быстро отрубил ей голову…».[118]118
  П. Акройд. «Король Артур и рыцари Круглого стола».


[Закрыть] Что-то не успокаивало. Лишь далеко заполночь удалось кое-как задремать.

А проснувшись задолго до рассвета, обнаружил, что немилосердно отлежал левую руку, она сделалась непослушной, как чужая, и миллионы маленьких иголочек впились в неё. Потребовалось время, чтобы её расшевелить. Спасибо, хоть правая не пострадала – было бы очень некстати.

Очевидцы не преувеличивали – вид из маленьких окошек холодного и пыльного, перегороженного каминными трубами чердака действительно открывался великолепный. И со стратегической точки зрения позиция была удобной, позволяла следить за всеми перемещениями противников и союзников.

Веттели видел, как у главного входа остановился кэб, высадил недовольного, заспано протирающего глаза Поттинджера и двух незнакомых, зато, не в пример инспектору, бравых констеблей.

Видел, как по норренской дороге со стороны Эльчестера подъехал и спрятался за холмом венефикар, как Токслей направился к школе: сначала быстро и уверенно, потом вдруг замер на месте, нервно огляделся. Ага, это он заметил, что магия – человеческая магия – на территории школы снова не действует: невидимкой не проскользнёшь (и пулю не отведёшь, к слову)… Потоптался, махнул рукой – будь что будет – пошёл дальше решительной поступью, но в школу прошмыгнул даже не с черного входа, а с подвального, через который загружают уголь.

Ну, вот, все действующие лица в сборе.

Сейчас Эмили встретит полицейских и заманит на чердак. Только не с этой стороны, а с той – Гвиневра незаметно переведёт. Наблюдать за происходящим они смогут, вмешаться, до поры, – нет. Фея трижды поклялась страшной клятвой, что никого не пропустит на эту сторону, пока он сам их не позовёт, либо пока не будет окончательно и бесповоротно убит.

Итак, дамы берут на себя полицию, а на долю майора Анстетта приходится «главный виновник торжества»… А вот уже и он!

Заслышав лёгкие шаги на лестнице, Веттели предусмотрительно отступил за трубу. Рука почти непроизвольно сжалась на рукояти наградного риттера.

Истошно скрипнула дверь. Щёлкнул взведённый курок – вошедший тоже был наготове.

– Капитан, – тихо окликнул он, – вы здесь? Ах, да, вы же теперь майор! – в последней фразе слышалось столько сарказма, будто повышение сослуживца в звании Токслей воспринимал как личное оскорбление. С чего бы вдруг?

– Да, я вас жду, – откликнулся он и рискнул показаться из-за трубы. И тут же ему пришлось шарахнуться обратно – рядом просвистел нож, шумно упал где-то позади.

Тон разговора был задан.

И расклад с самого начала сложился не в пользу Веттели – в его-то план не входило убивать противника без предварительной беседы, а тот, судя по всему, намеревался покончить с делом без лишних слов…

Хотя, нет, не может такого быть! Когда это лейтенант Токслей, весельчак и балагур, душа любой кампании, немного фат, немного позёр, большой любитель театральных эффектов, умел обходиться без лишних слов? Для таких, как он, жизнь – это игра, а всякая игра должна быть интересной, иначе какой в ней смысл?

Веттели снял свитер, свернул комом, осторожно высунул из-за трубы. И снова мимо просвистел нож. Мимо! Как говорят математики, «что и требовалось доказать». Промахнуться с такого расстояния Токслей мог только умышленно. Значит, он тоже не спешит прикончить противника, просто нагнетает обстановку.

Веттели торопливо натянул свитер – на чердаке немилосердно дуло из всех щелей, зуб на зуб не попадал. И только потом заговорил снова.

– Лейтенант! Я понимаю, что вам не терпится отправить меня к праотцам, только имейте в виду, мы здесь не одни, – он хотел играть по-честному, для него это почему-то было важно. – За нами наблюдают минимум четверо свидетелей.

Фердинанд раскатисто рассмеялся, и глухое чердачное эхо вторило ему.

– Где же они, твои свидетели – прячутся за трубами? Блефуешь, капитан!

Веттели пожал плечами: наше дело предупредить, если не веришь – это уже твоё дело, главное, наша совесть чиста. Вслух он ничего говорить не стал.

– Надеюсь, ты понимаешь, что один из нас живым отсюда не выйдет? – продолжал лейтенант, он как всегда старался перехватить инициативу в разговоре. «Молодец, – мысленно похвалил Веттели, – действуешь по плану. По нашему плану».

– Неужели? – изобразил удивление он. – А я-то надеялся убедить вас признать свою вину и сдаться властям. Говорят, чистосердечное признание облегчает участь убийц, и виселица может быть заменена пожизненным заключением, а то и каторгой в дальних колониях, если судья проявит снисхождение и учтёт ваши старые боевые заслуги.

– Не притворяйся более наивным, чем ты есть на самом деле, капитан, – усмехнулся убийца. – Ни пожизненным заключением, ни даже каторгой меня не соблазнишь. Не так уж это заманчиво звучит, как тебе кажется. Нет, одно из двух. Либо повезёт тебе – ну, значит, такая моя судьба, либо повезёт мне, тогда ты станешь очередной ритуальной жертвой загадочного убийцы…

– А загадочным убийцей окажется Огастес Гаффин? – подхватил Веттели.

– И это тебе известно? Вот что значит хорошее образование! – скривился Токслей, так он пытался изобразить улыбку. – Между прочим, любопытно было бы узнать напоследок, каким образом ты смог на меня выйти? Я что-то упустил? – скрыть досаду ему не удалось.

– О, вы были безупречны, лейтенант! – заверил Веттели великодушно. – Вас подвели внешние обстоятельства – смерть Уильяма Годдара. Я случайно наткнулся на некролог и обнаружил, что у вас с покойным Мидоузом имелся один богатый дядюшка на двоих: вот вам и мотив. Дальше оставалось только учесть детали: ваше умение отводить противнику глаза, водить венефикар со скоростью пятьдесят миль в час… да-да, если бы вы этого не умели, не стали бы тогда, в первые дни нашей встречи, о такой возможности упоминать. Плюс ваша осведомлённость о памятном такхеметском происшествии. «Similia similibus solventur», верно? В общем, останься ваш родственник жив, я бы по сей день пребывал в счастливом неведении относительно вашей персоны, – подытожил он.

Токслей громко сплюнул в чердачную пыль. Пробормотал, обращаясь скорее к самому себе чем к собеседнику:

– Да, этот старый ублюдок сумел-таки мне подгадить напоследок. Дёрнул же его шайтан помереть! Не мог подождать месяц-другой, пока всё уляжется.

Ага, значит, Токслей дядюшку не убивал, значит, это добрые боги, наконец, спохватились, что в Гринторпе творятся безобразия и пора уже их пресечь! Приятно верить, что есть на свете высшая справедливость. Обнадёживает.

– Ладно, капитан, пусть так. Но доказательств-то у вас, конечно же, нет? – должно быть, из уважения к умственным способностям противника, Фердинанд опять перешёл на «вы», но голос его звучал снисходительно. Знал, что всё предусмотрел, и прямых улик против него быть не должно.

– Конечно же, нет, – охотно согласился Веттели. – Иначе я не стал бы здесь с вами мёрзнуть, а спокойно обратился бы в полицию.

Да, с его стороны это было верхом идиотизма, отправиться на чердак в одном свитере. Токслею-то хорошо, он с улицы, он в тёплом пальто. «Верхняя одежда будет стеснять движения» – рассудил Веттели, собираясь в бой, и куртка осталась на вешалке. Минут пять он радовался своему преимуществу перед противником, а потом понял, что ещё неизвестно, у кого оно и перед кем, потому что холод тоже стесняет движения – будь здоров! Вот что значит привычка воевать в жарких странах – не подумал, не учёл!

– …Так я и думал, – удовлетворённо, если не сказать, самодовольно кивнул Токслей. – Впрочем, теперь это уже не имеет значения. Кому-то из нас двоих боги уже подписали смертный приговор. Живым я вам не дамся. И сами вы выйдете отсюда только через мой труп! – как видно, лейтенанту очень нравилась эта тема.

«Да поняли мы уже, поняли, одна речь не пословица!» – Веттели почувствовал раздражение. А сразу за раздражением – движение за соседней трубой: Токслей передислоцировался и готовился начать бой.

– Э-э! – вознегодовал Веттели. – А я?! Мне же тоже хочется прояснить для себя некоторые детали! Я на ваши вопросы честно ответил, так уж и вы того… уважьте приговорённого! – тут он на всякий случай поплевал через плечо – тьфу-тьфу, не накаркать.

Лейтенант понял, что первый его манёвр незамеченным не остался, и замер на месте. Рассмеялся почти весело:

– Хорошо, продолжим нашу беседу. Спрашивайте, капитан, от вас мне нечего скрывать, – и ввернул такую откровенную скабрезность, что Веттели вспыхнули уши: бедная, бедная Эмили, она вынуждена выслушивать ЭТО, да ещё и в обществе трёх незнакомых мужчин! Страшно представить, как ей сейчас неловко!

– У меня к вам несколько вопросов, лейтенант. Первое, просто в порядке уточнения: Мидоуза вы прикончили из-за наследства, я правильно понял?

– Из-за чего же ещё? – пожал плечами племянничек Фердинанд. – Уильям Годдар был мужем сестры моей покойной матери, своей семьи он не имел. Сколько себя помню, я был его единственным наследником. Давным-давно решённым считалось это дело, и завещание лежало у адвокатов. И вдруг нате вам – возвращаюсь я с полей сражений на родину и узнаю, что бумаги переписаны: половину движимого и недвижимого дядюшкина имущества с какой-то радости должен получить ублюдок без роду-племени! Якобы его отец был сыном дядюшкина кузена Мидоуза, признавшего своим ребёнка, рождённого портовой фотлской шлюхой. Уж не знаю, почему дядюшке пришло в голову его облагодетельствовать, не иначе, моча от старости в голову ударила. Разумеется, я не собирался делить фамильное состояние с этим малолетним… – слово, которое он употребил для характеристики бедного родственника, в присутствии женщин тоже не следовало бы произносить. – Я попытался – о, очень мягко! – намекнуть об этом дядюшке, но старый маразматик и слышать ничего не хотел, нёс какой-то бред о моральных обязательствах правящих классов перед простым народом. Ну и что мне после этого оставалось? Только самое радикальное решение проблемы, другого выхода я не видел. Вызнал, где именно дядюшка содержит своего подопечного, устроился в школу – это было проще простого благодаря нашему дорогому профессору. Ну, а дальше вы знаете.

– Знаю, – согласился Веттели. – Но не понимаю, зачем было убивать столько народу? Нет, мне ясен ваш замысел в целом, но вспомните: когда первым погиб Хиксвилл, его смерть сочли несчастным случаем, расследования почти не было. Уверен, начни вы с Мидоуза – коронёр дал бы такое же заключение. И дальше можно было бы не продолжать, и мы бы с вами здесь сейчас не стояли. Но вы предпочли пойти на риск – зачем? Фронтовая привычка? Убийства доставляют вам особую радость?

– О-о! – протянул Токслей насмешливо. – Нахватались фантастических идей от безмозглого тупицы Поттинджера! (Бедный, бедный инспектор! Вынужден выслушивать ЭТО в обществе подчинённых и малознакомой девушки. Впрочем, поделом ему, сам виноват!) Нет, мой юный друг… ах, простите, майор Анстетт! Никаких маньяков, никакой одержимости. Всё гораздо прозаичнее и проще. Из-за этой проклятой войны я забыл, что есть на свете такая банальная вещь, как несчастный случай! Забыл, можете себе вообразить? В голову не пришло! Представьте, как я потом себе локти кусал, зачем начал с Хиксвилла, а не с Мидоуза!

– Представляю, – разочарованно протянул Веттели, он ждал другого ответа. – Хорошо, тогда следующий вопрос… – наверное, он в какой-то момент неосторожно пошевелился – тут же раздался выстрел, пуля ударила в кирпич. – Ах, вам прямо не терпится! – заметил он немного раздраженно. – Вопрос: когда вы старались свалить свою вину на меня, буквально, в угол загоняли – неужели не понимали, что я буду вынужден начать собственное расследование и рано или поздно вас заподозрю? – было интересно, почему лейтенант так его недооценил.

– Да бросьте! Никогда бы вы меня всерьёз не заподозрили. Даже думать себе об этом не позволили бы. Потому что я для вас – старый верный боевой товарищ. Фронтовое братство и прочая сентиментальная чепуха. Если бы я сдуру не поддался искушению прикончить вашу девку, мы бы, как вы выражаетесь, «здесь сейчас не стояли». Только её… гм… смерть вас немного отрезвила…

Печально, но в этом он, пожалуй, был прав.

– Кстати, наша милейшая мисс Фессенден оказалась вампиром, вы заметили?

– О, да, заметил. Это так… пикантно! – Веттели из вредности не стал его разочаровывать, перевёл разговор: – Скажите, когда вы зазывали меня в Гринторп, вы уже знали, как будете меня использовать, или это решение пришло к вам позднее?

– А какая вам разница? – хмыкнул убийца.

– Простое любопытство, не более того, – заверил Веттели самым легкомысленным тоном.

– Разумеется, знал. Изначально я собирался использовать именно Гаффина, и вдруг – такая удача – подвернулись вы! Согласитесь, что роли кровавого убийцы вы соответствуете гораздо лучше, чем наш бедный поэт.

– Согласен, – покорно кивнул он. – Знаете, был момент, когда я сам в это почти поверил. Если бы вы не тронули Оскара Флайта…

– Ах, не травите душу! – кажется, Токслей искал сострадания. – Кто же знал, что на тот понедельник у вас будет такое фантастическое алиби. Вам всегда невероятно везло, капитан, вот за это я вас и ненавижу! – эти его слова предвосхитили следующий вопрос.

Веттели стало грустно.

– Значит, всё-таки ненавидите. Понятно. Хотя, нет, не понятно! Разве я виноват в своём везении? Вам надо обижаться на богов, которые мне его ниспослали, сам-то я причём?

Именно эти его слова, казалось бы, такие невинные, неожиданно вывели Фердинанда из себя.

– Какие, к шайтанам, боги? – почти закричал он, от былого спокойствия не осталось и следа. – И не в твоём везении дело, и не в одном тебе! Я ненавижу вас всех, слышишь!

– Нас всех? – вот теперь Веттели окончательно перестал что-либо понимать. – В смысле? Старших по званию офицеров? Или тех, кто был под Кафьотом? – он пытался сообразить, чем таким может принципиально отличаться от Токслея.

– Какие звания, какой Кафьот! – с досадой отмахнулся лейтенант. – Я ненавижу таких как вы: всех этих чистеньких, воспитанных и образованных мальчиков из хороших фамилий! Золотая молодёжь, цвет и надежда нации!

– Однако, убивать вы почему-то предпочитали безродных идиотов, – едко вернул Веттели.

– Конечно! Вас только тронь – мигом слетится вся полиция королевства! Вот именно из-за таких, как вы, всегда вынуждены страдать простые люди!

– А, так вы социалист! – обрадовался своей догадке лорд Анстетт, она хоть что-то объясняла. – Радеете за народное счастье! – о социалистах он имел самое смутное представление, почерпнутое из случайных газет.

Но лейтенант взбесился ещё больше.

– Да плевать я хотел на ваш народ! Чужое счастье меня не заботит, о своём я радею! Но почему-то всякий раз на пути оказывается кто-то из вас! Так было в школе, так было на гражданской службе. В армию пошёл, на фронт, думал, уж там-то личные заслуги должны цениться выше благородного происхождения – какая наивность! Поверил сказкам о рядовых, выбившихся в генералы!

«И вовсе не сказки», – неприязненно подумал Веттели, обидно стало за полковника Финча, младшего сына деревенского почтальона.

А Токслей, тем временем, продолжал свой обличительный монолог.

– За примером не надо далеко ходить. В роте освободилась должность второго лейтенанта, и я уже тогда легко мог её получить. Должен был получить, понимаете! Заслужил, пройдя с боями от Западного побережья до Хавасарди. И вдруг новость: офицерское пополнение! Юным аристократам захотелось поиграть в войну. И всё, плакала моя должность, её получил необстрелянный мальчишка прямо со школьной скамьи. Вы, получили, Норберт Реджинальд Веттели, будущий лорд Анстетт! И случилось это только потому, что мои бедные предки пасли скот в Норлэнде, а ваши ведут род от паршивых средневековых королей Берниции или там Дейры какой-нибудь…

– Дал Риады, наш род оттуда, – машинально уточнил Веттели, и Токслей выстрелил два раза, досаду он что ли, так выражал?

«Да ведь он, похоже, и в самом деле стал психопатом! Нервы никуда не годятся, – мелькнула мысль. – Хорошо, что Эмили меня разлюбила, иначе сейчас ей пришлось бы страшно переживать».

– А хотите, открою то, о чём ни одной живой душе не известно? – вдруг предложил Токслей. – Думал унести эту тайну с собой в могилу, но ради вас, капитан…

– Может, не стоит? – неуверенно возразил Веттели. Голос лейтенанта звучал так мстительно и зловеще, что становилось жутковато. Чувствовалось, что новость будет из разряда «меньше знаешь – крепче спишь».

Но Токслей не собирался отказывать себе в удовольствии.

– Ну уж нет! Хочу чтобы вы это услышали. Помните день, когда вы прибыли в наш полк? Вас ещё по дороге атаковали мятежники, почти всех перебили… Ну, конечно, такое не забывается! Так вот, думаете, нападение было случайным? Ничего подобного! Мне тогда пришлось здорово раскошелиться, чтобы офицерское пополнение до места службы не добралось…

Красная дорога, безумно-голубое небо, чёрные хищные силуэты кружат в нём.

Лайонел Биккерст, семнадцати лет, любитель писать акварели, тонкий ценитель прекрасного. Его тело лежит в пыли, лицом вверх, новенький мундир чёрен от крови. Большая голошеяя птица, красиво спланировав, садится на его изрешеченную пулями грудь, метит кривым клювом в остекленевший глаз…

Веттели скрипнул зубами, в глазах неожиданно стало мокро, что-то сдавило горло. Рука сама выхватила риттер, всадила пулю в белый свет. Точнее, в трубу напротив, брызнула кирпичная крошка. «О! И у меня тоже нервы», – подумалось отстранённо и вяло.

– Зря потратились, лейтенант, – чтобы заставить голос звучать ровно и насмешливо, пришлось приложить усилие. Не хотелось выказывать эмоции перед врагом. Да, теперь Токслей стал для него не просто противником, а самым настоящим врагом, которого во что бы то ни стало нужно не задержать, не обезвредить, передав в руки правосудия, а уничтожить. Выбора тут нет.

– Зря, – откликнулся Фердинанд, зло рассмеявшись. – Что называется, ирония судьбы. Я, можно сказать, расчистил места для парней из других рот, а сам остался не у дел, потому что именно вы, назначенный в нашу роту, сподобились выжить.

– Это не ирония судьбы, – возразил Веттели серьёзно. – Это высшая справедливость.

– Ах, не городите вздор! Нет на этом свете никакой справедливости, не было и не будет никогда, пока существуют твари вроде вас. Вы непотопляемы! Сама судьба приберегает для вас тёплые местечки, а на простых смертных ей просто плевать!

– Пятьдесят четыре, – последовал ответ.

– Что – пятьдесят четыре? – не понял Токслей.

– Нас было пятьдесят четыре в том выпуске. Пятьдесят три нашли тёплое местечко на Гуалад-ир-Хав, или куда там ещё отправляются мёртвые? И если бы я не встретил вас в Баргейте, меня уже убило бы семейное проклятие, как убило перед этим моего сорокалетнего отца – должно быть, он тоже был большим «любимцем судьбы». Так что я жив только благодаря вам, лейтенант! Разве не забавно?

– Ничего, – мстительно откликнулся тот. – Как раз эту свою оплошность я сейчас попытаюсь исправить.

На этом переговоры закончились, боевые действия начались.

Они долго-долго старались друг друга убить – одинаково быстрые, ловкие и меткие, сноровистые в искусстве отнимать чужие жизни. Если исключить вмешательство богов, проиграть при таком раскладе должен тот, кто первым устанет и ослабнет, или утратит выдержку и начнёт творить глупости, или расстреляет все патроны. Чтобы победить, надо взять противника измором. Именно этим они и занимались, пугая сов, летучих мышей, юрких брауни и других мелких обитателей чердака.

«…А полицейские с той стороны, наверное, уже заскучали, глядя на нас, – подумывал Веттели, экономно отстреливаясь. И ещё вдруг в голову пришло: – Мы своей пальбой мешаем вести уроки». Мысль показалась забавной: «Нашёл о чём беспокоиться в трудную минуту! Уж не превращаюсь ли я в настоящего педагога?! Упасите, добрые боги!»

Тут боги, должно быть, оскорбились, что их помянули всуе, и следующая пуля больно сорвала кожу с его плеча, и без того многострадального – в Такхемете из-за него чуть не помер. «Идиот, – отругал себя лорд Анстетт, – внимательнее надо быть! О себе не думаешь – подумай о других. Очень им будет интересно тебя оплакивать!»