412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ирина Шевченко » "Фантастика 2023-159". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) » Текст книги (страница 284)
"Фантастика 2023-159". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)
  • Текст добавлен: 26 июля 2025, 19:56

Текст книги ""Фантастика 2023-159". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"


Автор книги: Ирина Шевченко


Соавторы: Юлия Федотова,Владимир Сазанов,Сергей Малицкий,Лена Обухова,Игорь Николаев,Владимир Лошаченко,Василий Головачёв
сообщить о нарушении

Текущая страница: 284 (всего у книги 357 страниц)

…Нельзя сказать, что свежеиспечённая версия стороннего вмешательства устраивала Веттели полностью. Он осознавал её шаткость (особенно в части, касающейся удивительной осведомлённости преступника о школьных делах), но всё-таки взялся проверять, потратив на это весь субботний день.

Выяснить удалось следующее.

Ни у кого из учителей и наставников (за исключением самого Веттели) не было ни близко проживающей родни, ни круга общения вне школы.

Родня была у нескольких человек из обслуги, всё больше малолетняя или престарелая, а та, что в эту категорию не попадала, тоже служила при школе.

Каждый из немногочисленных приходящих работников имел такое неопровержимое алиби, что Веттели даже завидно стало. К примеру, упомянутого трубочиста накануне разбил сильнейший радикулит, и его увезли в Эльчестер скрюченным пополам, а крысолов на момент последнего преступления сидел в участке за драку – это подтвердил гринторпский констебль. На всякий случай, Веттели проверил и констебля – тот был в школе нередким гостем, особенно в последнее время. Но страж порядка тоже оказался чист.

Никто из выпускников в Гринторпе не осел, разъехались кто куда, даже две местные уроженки вышли замуж в Норрен и Эльчестер.

Зато бывшие сотрудники имелись, целых трое. Он добросовестно навестил их всех.

Первой оказалась милейшая престарелая дама в простом клетчатом платье и белом кружевном чепце. Вид у неё был самый что ни на есть сельский и домашний, однако, ещё в недавнем прошлом она преподавала словесность вместо Огастеса Гаффина. Могла бы и дальше преподавать, но купила очаровательный домик в деревне и захотела на покой, к фиалкам, вязанию и любимым книгам, так что ни о какой обиде и речи не шло.

Узнав, что попала в число подозреваемых в убийстве, старая учительница долго смеялась, но кажется, ей это даже польстило. «Вы правильно поступаете, проявляя бдительность, молодой человек, – сказала она. – Как-то в молодости я собственными глазами наблюдала очень, очень старую женщину, одержимую блуждающим духом. Она уже не передвигалась без посторонней помощи и была так слаба, что с трудом доносила до рта полную ложку. Но в те моменты, когда угнездившийся в ней дух принимался буйствовать, её не могли удержать на месте несколько сильных мужчин; она гнула железные прутья клетки голыми руками, швырялась тяжёлой мебелью и выносила запертые двери вместе с косяком. Чтобы провести обряд изгнания, её сонную спустили в глубокий погреб и оставили там, убрав лестницу. Колдун читал заклинания, склонившись над ямой, а несчастная бесновалась внизу, подпрыгивала так высоко, что в какой-то момент едва не отхватила ему нос вставными зубами. Так что и нас, старую гвардию, рано списывать со счетов!» – подытожила профессор Мак Кеннелл с большим апломбом и тут же предоставила надёжные алиби на три последних эпизода. Потом, очень некстати, процитировала из Вергилия: «Eхоriare ultor»,[116]116
  «Мститель явится» (лат.), т. е. зло будет наказано.


[Закрыть]
и на литературной почве Веттели застрял у неё ещё на целый час и просидел бы ещё дольше, если бы не вспомнил о деле. Хозяйка отпустила его неохотно, взяв обещание, что освободившись, он непременно её навестит и мистера Коулмана приведёт с собой. «Мы столько лет проработали вместе, а я даже не подозревала, что этот человек – такой ценитель древней поэзии! Кто бы мог подумать!» О том, что «этот человек» – на самом деле гоблин, Веттели счёл нужным умолчать.

Не без сожаления покинув гостеприимный домик профессора Мак Кенелл, он направился дальше, к жилищу отставной классной наставницы девочек. Дверь отворила молодая, весёлая женщина в фартуке, перепачканном мукой. Из-за её спины остро пахнуло ванилью, донеслись многоголосые детские вопли.

– Убийства?! Ах, добрые боги, думаете, у меня есть время на такую ерунду?! Вот женитесь, вот случится у вас тройня – тогда вы меня поймёте! Где я была утром в последний понедельник? А где я была? Дома, кажется. Кто может подтвердить? И правда – кто? А! Доктор Милвертон подтвердит! Я пригласила его рано утром, потому что у Реджинальда приключился понос из-за фикуса. Вас ведь тоже зовут Реджинальд, да? Вы в детстве случайно не объедали комнатные цветы? Нет? Вы уверены? Странно, в кого он такой? Хуже нашей козы, честное слово! Я вдруг подумала, может, это как-то связано с именем? Но если вы утверждаете, что цветов не ели… Как? Уже уходите? А чай? А булочку с повидлом? За здоровье вашего тёзки! Кушайте, кушайте, вы такой худенький! Не то что наш Реджи…

После кофе и пирожных мисс Мак Кеннелл чай с булочкой за здоровье тёзки пошёл плохо, но отказать было неудобно. «Если меня и в следующем доме станут кормить, я лопну», – подумал Веттели с тревогой.

Но в доме одного из предшественников Токслея, уволенного три года назад за нерадивость и сквернословие, его подстерегала иного рода опасность.

Обшарпанное строение, больше похожее на сарай, ютилось на дальнем краю деревни. Веттели его прежде не замечал и был неприятно удивлён, обнаружив в ухоженном как игрушка Гринторпе убогую лачугу, рождающую воспоминания о трущобах Махаджанапади. Там бы ей было самое место, здесь она казалась до отвращения чужеродной, вроде нарыва или ещё какой болячки. Вдобавок, стоило Веттели ступить на крыльцо, провалилась одна из досок – чудом не распорол ногу об острые обломки, но штанина пострадала сильно, обычно такие дыры уже не зашивают.

Не дождавшись ответа на стук, он с досадой толкнул покосившуюся дверь и без приглашения шагнул через порог. Миновав полутёмный коридор (сверху упало что-то твёрдое, больно стукнуло по голове), очутился в неопрятном помещении. Судя по обстановке, оно служило обитателю дома и кухней, и спальней, и столовой, и даже ванной – соответствующая бело-рыжая ёмкость стояла в дальнем углу, из прозеленевшего крана мерно капала вода. Воняло. На разобранной, сто лет не стираной постели валялись вперемешку нижнее бельё, грязные носки, сапог и пустая винная бутылка. Полные бутылки в количестве трёх штук, и ещё одна початая, стояли в ряд на непокрытом столе, среди размётанной колоды карт.

За столом сидели двое.

Первый – хозяин этого, с позволения сказать, дома – небрежно одетый, рано обрюзгший мужчина лет тридцати пяти, а может младше, с лицом правильным от природы, но изуродованном дурной жизнью. Был он пьян, несмотря на относительно ранний час, но до того состояния, когда теряют последние остатки разума и бревном валятся под стол, ещё не дошёл. Сидел, развалившись, так что из-под расстёгнутой рубахи выглядывал волосатый живот, шумно прихлёбывал из стакана, вращал мутными глазами и оживлённо рассказывал о какой-то бабе из города. Что именно рассказывал – повторять не будем. За годы службы Веттели всякого понаслышался от солдат, но даже ему стало стыдно.

Второй… Вот со вторым оказалось сложнее. Его вообще не было видно. Под ним был выдвинут стул, перед ним стоял почти пустой стакан и веером, рубашками кверху, лежали карты, к нему обращался хозяин, называя его «слышь, приятель», но вместо него была пустота.

Веттели решил взглянуть на таинственного собеседника с другой стороны, но там не существовало ни стола с бутылками, ни захламлённого помещения, ни всей деревни – только ветер посвистывал меж холмами, и развесёлая плясовая мелодия лилась откуда-то из-под земли. Он поспешил вернуться, пока его не заметили и не открыли стрельбу.

Но со своей стороны его тоже не спешили замечать, хозяин был слишком увлечён беседой с невидимым собутыльником, чтобы обращать внимание на других гостей. «Это просто белая горячка и ничего больше», – успокаивающе сказал себе Веттели, пытаясь найти приемлемое, бытовое объяснения происходящему. А то его не покидало скверное ощущение, будто бывший школьный учитель прямо у него на глазах проигрывает кому-то свою душу… А может, как раз несвою?

– Мистер Ламберт, – окликнул он хозяина и для усиления эффекта хорошенько тряхнул за плечо. – Где вы были в понедельник утром?

Ещё раз тряхнул, и ещё… Наконец, тот соизволил заметить незваного гостя, вскинул на него мутные, блёклые как у старика глаза, пронизанные сетью красных жилок.

– А-а! Ты тоже, наконец, явился? Молодец! Ну, садись, сыграем, – пригласил он, и сделал рукой широкий жест, от которого початая бутылка оказалась на полу. Пахнуло дрянной сивухой, перебив застоялую вонь.

Интересно, за кого он его принял?

Веттели решил с пьяным не спорить, в задушевной беседе из него легче будет вытянуть нужные сведения. Поискал глазами, куда бы присесть, но третьего стула в хозяйстве мистера Ламберта не водилось. Тогда он попытался занять пустующий.

– Э! Э! Чего ты ему на колени пристраиваешься? Ты же не девка!

Веттели поспешно вскочил, хотя ничьих коленей под собой не почувствовал. Но мало ли…

– Там, в холле, банкетка. Неси сам, я того… не того. Уж извини.

Холлом в этом доме назывался тот самый тёмный коридор, где Веттели набило шишку, банкеткой – грубая деревянная скамья, сколоченная на скорую руку лет триста тому назад. Ничего, сидеть можно, хоть и шатается.

– Вина выпьешь?

О том, что в этом доме называлось вином, не хотелось даже думать.

– Спасибо, воздержусь.

Он опасался вызвать таким ответом неудовольствие хозяина, но тот неожиданно одобрил.

– Ну и правильно. М… му… молодой ещё, чтобы с утра пораньше пить! – «ранним утром» в этом доме назывались два часа пополудни. – В «три ведьмы» играешь? Раскладывай!

Ни в «три ведьмы», ни в другие азартные игры Веттели, как мы помним, обычно не играл. Но расклад знал. Хотя в приличном обществе никогда в этом не признался бы – дурной тон.

– А на что играем? – осторожно осведомился он.

Ответа ждал, затаив дыхание: вот сейчас, сейчас всё откроется. А хозяин с ответом тянул, не специально, просто не получалось у него так сразу.

– На что? Ну, эта… как его? На это. На… Слово забыл. Слышь, приятель, слово подскажи! На что ыг…ыграем-то?

Приятель, понятно, безмолвствовал, но мистер Ламберт то ли услышал его, то ли вспомнил сам.

– На эта! На шшелчки! Потому, денег у меня нет… давно! – он сокрушённо развёл руками.

«Всё-таки белая горячка», – подумал Веттели со смешанным чувством: разочарование, но и некоторое облегчение тоже. Загадочный игрок его нервировал, не хотелось иметь с ним дело. Пусть уж лучше будет пьяной галлюцинацией, чем неведомой нежитью.

Только зря он на этот счёт обнадёживался.

Невидимый принимал в игре живейшее участие. Летали по воздуху карты, тасовалась колода, исчезало вино, стакан за стаканом. Один раз Веттели нарочно проиграл – посмотреть, что будет (проиграть по-настоящему, учитывая степень опьянения противников, не было никакой возможности). Был болезненный удар по лбу невидимой рукой, кажется, мохнатой. Трудно по верить, но в этом доме действительно играли на щелчки!

– Так где ты был в понедельник утром… ночью? – поправился он, сообразив, что представления о времени суток в этом доме несколько отличаются от общечеловеческих.

Он был уверен, что Ламберт не вспомнит. И снова ошибся.

– Как где? Так я говорю – у ней! У бабы м…моей. Баба у меня в Эльч…чстере. От-т…такущая! – он широко развёл руки, демонстрируя масштабы упомянутой особы. – Не веришь? Спроси, кого хошь! – кажется, Ламберта задели за живое мнимые сомнения гостя в его доблести на личном фронте, он даже немного протрезвел. – Этого спроси. Друида! Друид видел, как я к бабе еду. С вечера к ней наладился и друиду в омнибусе прямо ск…сказал. Вот ты, грю, в город зря едешь на ночь глядя, а я – к бабе! Погоди! Так может он, друид, тоже к бабе ехал? А?

…Так и пришлось беспокоить почтенного деревенского друида вопросами, не имеющими отношения к духовному. Друид всё подтвердил. Действительно, он имел несчастье в выходной ехать последним вечерним омнибусом до Эльчестера в сомнительной компании мистера Ламберта, и тот всю дорогу вёл себя нескромно – хвастался бабой. Урезонить его добром не было никакой возможности, пришлось наложить краткосрочную печать молчания, но и она не очень помогла – в ход пошли весьма выразительные жесты. Мало того, обратную дорогу полуденным омнибусом они вновь проделали вместе, и Ламберт снова был пьян. К счастью, на этот раз он нашёл себе новых собеседников, а к друиду больше не приставал…

Короче говоря, у последнего из списка подозреваемых тоже имелось алиби. Расследование снова зашло в тупик. Хотя… Надо срочно переговорить с мисс Брэннстоун! Если некто невидимый умеет надираться винищем и ловко тасовать карты, почему бы ему заодно не уметь убивать?

И ещё вопрос: почему Ламберт встретил незваного гостя как старого, долгожданного приятеля? Случайно обознался? Или мистер Веттели из Гринторпской школы был в его доме хорошо знакомой и часто упоминаемой персоной? Да, очень похоже на то!

– Ну, вот, – ведьма сняла с маленькой жаровни маленькую кокотницу, полную тягучей зеленоватой массы, чрезвычайно неаппетитной на вид – если бы не острый мятный запах, Веттели решил бы, что это сопли. – Заварилось, пусть остывает. Теперь можем пойти, посмотреть, что за невидимка завёлся в деревне, средь мирных гринторпских обывателей.

– А я с вами! – сообщила Эмили азартно. – В жизни не видела невидимок!

– На то они и невидимки, чтобы их никто не видел, – рассудительно заметила Агата. Но против компании возражать не стала. Вид у неё был рассеянным, если не сказать, легкомысленным, похоже, предстоящая встреча не вызывала у неё больших опасений, может быть, она уже о чём-то догадывалась.

В обиталище мистера Ламберта их троица вновь ввалилась без приглашения. И то сказать, приглашать было некому, хозяин дома уже почивал под столом, устроившись щекой на домашней туфле.

– Добрые боги! – всплеснула руками ведьма. – На кого стал похож бедный Сэмюель! Заметьте, без всякого проклятия, исключительно по велению собственной души. Очень слабый, ненадёжный человек. Неудивительно, что нашлись желающие этим воспользоваться. Вот он, невидимка ваш! – она сделала лёгкое движение, будто протёрла ладонью запотевшее стекло.

И оно возникло. И красавцем его, наверное, даже мать родная не назвала бы. Голое, вроде бы, человеческое тело, но на козлиных ногах. Бледная кожа покрыта частыми и длинными бурыми волосками, недостаточно густыми, чтобы считаться шерстью. Морда страшная, обрюзгшая, с длинным носом и отвисшей нижней губой. Из спутанных волос торчат короткие рога, один просто тупой, другой обломан на конце.

Оно безмятежно спало на стуле, уронив подбородок на грудь, сложив руки на объёмистом животе, вытянув вперёд копыта. И ещё оно, скажем так, не носило штанов, и не догадалось ничем прикрыться. А прикрывать было что, размеры впечатляли. Веттели был совсем не рад, что его невеста на такое смотрит. Однако, сама Эмили хранила полнейшее хладнокровие – никаких «ой!» «ай!», «фи!», или что там ещё вскрикивают девушки в подобных случаях, от неё не услышали.

– Подумаешь, – только и сказала она, уловив его взгляд. – Знаешь, сколько этого добра я видела в прозекторской? Только и разницы, что там – у мёртвых, а здесь – у пьяного. Интересно, кто же он по природе? Агата, вы знаете?

– А! – откликнулась ведьма. – Это одно из тех нелепых созданий, что когда-то притащились на острова вслед за палатинскими легионерами и прижились в наших лесах. Друиды их гоняют от жилья, да разве за всеми уследишь. Пьяные для них как магнит, они питаются их миазмами. Ну, и сами выпить не дураки, если кто нальёт. А этот, видите, какое общество себе подыскал: и вино ему, и карты, и все тридцать три удовольствия разом. Боюсь, бедный Ламберт в такой компании долго не протянет, весь на миазмы изойдёт.

Процесс «изхождения на миазмы» Веттели представлял себе весьма смутно, но догадывался, что с гибелью от ран он не имеет ничего общего.

– Значит, убийства совершал не этот… сатир? – вспомнилось из древней истории.

– Уверена, что не он. Человеческая кровь этим существам даром не нужна, и на прямое убийство они вообще не способны, оно противно их природе.

– Жаль, – разочарованно вздохнул Веттели, его теория рухнула окончательно. – Такая была удобная кандидатура, невидимая… Да, а почему он невидимый? Я с одной стороны смотрел, с другой стороны смотрел…

– Неправильно ты смотрел. Напился бы хорошенько – сразу увидел бы.

– Учту, – обещал Веттели.

– Я тебе учту! – шутливо пригрозила Эмили тоном почтенной матроны, давно отпраздновавшей серебряную свадьбу. И забеспокоилась, – а что же с ним делать теперь? Жаль человека, пропадёт.

Агата поморщилась, заниматься изгнанием пьяных козлоногих тварей ей явно не хотелось, просто было лень.

– Завтра скажу друиду. Это уже его забота, – ответила она.

Наступил вечер выходного дня, проведённого, как говорят гадалки, в пустых хлопотах.

В девять часов вечера Веттели бессильно упал на кровать и отдал себе отчёт в том, что преступник так и не выявлен, и значит, завтра неминуемо произойдёт новое преступление.

В десять часов он поднялся с кровати и заглянул к Агате Брэннстоун, какое-то время они очень тихо совещались. Потом к ним присоединилась Гвиневра и мистер Коулман – ведьма умела их призвать.

…«А почему бы и нет? – сказала фея. – Это будет даже забавно!» – «Мне кажется, это наш долг», – важно кивнул смотритель.

Расставшись с ведьмой, феей и гоблином, Веттели отправился прямиком к профессору Инджерсоллу в надежде, что того не придётся будить.

– Что вы, Берти, конечно, я ещё не сплю. Какой уж тут сон! Ведь завтра… – заканчивать фразу директор не стал, и так всё было ясно. – А как ваше расследование? Удалось продвинуться?

– Нет, – ответил Веттели прямо и коротко, не вдаваясь в подробности, которые наглядно продемонстрировали бы его усердие, но предотвратить преступление, увы, не могли. – Поэтому рано утром, до подъёма, школу надо незаметно эвакуировать. Хотя бы до полудня в здании и на прилегающей территории не должно находиться ни одного ученика.

– Что? – брови профессора поползли кверху. – Рано утром? Пятьсот с лишним человек? Незаметно?! – кажется, он начал сомневаться, здрав ли его собеседник рассудком, но врождённая деликатность не позволяла в этом признаться, равно как и огорчить несчастного категоричным отказом. – Милый мой, я бы рад последовать вашему совету, но боюсь, это совершенно не осуществимо! Днём я ещё мог бы что-то организовать: заказать в городе омнибусы, договориться насчёт временного размещения. Нельзя же держать детей на морозе шесть часов… Жаль, вы не пришли ко мне раньше, Берти, возможно, тогда мы бы уже начали эвакуацию, и к утру…

– …она успела бы потерять всякий смысл, сэр, – вздохнул Веттели. – Преступник среди нас или рядом с нами, ему очень быстро становится известно о происходящем в школе. Поэтому эвакуация должна начаться неожиданно для всех, чтобы он не успел поменять планы, не увязался бы за воспитанниками.

Лицо профессора стало совсем несчастным.

– Куда, Берти? – простонал он. – Куда он за ними увяжется? Куда вы собираетесь их девать? Пятьсот человек!

Веттели постарался изобразить обнадеживающую улыбку человека, твёрдо уверенного в своих словах.

– Предоставьте это нам с профессором Брэннстоун, сэр, и ни о чём не тревожьтесь.

– Агата знает? – посветлел профессор, имя гринторпской ведьмы подействовало на него успокаивающе.

– Знает и одобряет, – заверил майор Анстетт. – Хотите, я за ней сбегаю, она сама подтвердит?

– Ах, ну зачем же? – засуетился профессор. – Не стоит беспокоить мисс Брэннстоун в столь поздний час, мне вполне достаточно вашего слова.

Объяснять ему, что для мисс Брэннстоун час далеко ещё не поздний, и в эту самую минуту она как раз готовит сэндвичи на всю их пёструю компанию, и варит на спиртовке глинтвейн, чтобы приятно скоротать вечерок, он не стал.

…Посвящённых было пятеро.

Гоблин, фея и, в меру своих скромных возможностей, дальний потомок тилвит тег занимались тем, что переводили полусонных, ничего не понимающих воспитанников на другую сторону их собственных спален – там им предстояло провести несколько ближайших часов взаперти, за дверями, надёжно заговорёнными ведьмой Агатой. Она же взяла на себя заботу о том, чтобы не возникло никаких казусов с капризным и своенравным временем чужой стороны.

А в это время мисс Фессенден, втайне досадуя, что на ту сторону её опять не взяли, успокаивала перепуганных наставников, внезапно лишившихся всех своих подопечных. «Не волнуйтесь, господа, ничего страшного не случилось. Эвакуация произведена с ведома и одобрения школьного руководства… Выпейте капель, мисс Дейл, вам надо прийти в себя!» – в таком духе. Пожалуй, ей досталась самая трудная работа.

Веттели тоже приходилось нелегко.

Как действовала, к примеру, Гвиневра? Она возникала посреди спальни и будила её обитателей разудалой песней «Йо-хо-хо и бутылка рома». Те вскакивали с постелей и бросались к ней, движимые естественным детским желанием схватить и рассмотреть. Шаг – и они уже на той стороне. Дальше следует короткая инструкция: «Нечего крутить башками, ничего плохого с вашей комнатой не случилось. Шкаф не открывать, он кусается. Уроков у вас не будет, сидите смирно, чтобы тут без кровопролития у меня!» – и дело сделано, можно переходить к следующей спальне.

Мистер Коулман поступал иначе – объявлял подъём, выстраивал воспитанников в шеренгу и командовал «шаг вперёд». Его в школе побаивались, поэтому слушались беспрекословно.

Бедному же майору Анстетту ни тот, ни другой способ не подходил. Но не потому, что облик его был совсем не таким диковинным, как у феи, и никакого любопытства у детей не вызывал. И не потому, что боялись его меньше, чем сурового школьного смотрителя. Просто он физически не мог перевести на ту сторону десяток человек сразу. Ему требовалось каждого взять за руку, с каждым сделать шаг туда, потом вернуться за следующим… А у оставшихся в это время неизбежно возникали лишние вопросы, кое-кто даже прятался под кроватью или пытался бежать, колотился в предусмотрительно запертую дверь. Конечно, их тоже можно было понять: когда у тебя на глазах, один за другим, бесследно исчезают соседи по комнате, в голову невольно лезут дурные мысли и страхи. Только кому от этого понимания легче?

Фея тоже была недовольна. Жестоко держать несчастных детей взаперти, считала она. По нятно, что снаружи, вне школьных стен их подстерегает смертельная опасность, но внутри-то пусть бы побегали, что за беда?

– Смеёшься, крошка? – возразила Агата. – Дети сильно взбудоражены, нам с мистером Коулманом вдвоём за такой оравой не углядеть. Хочешь, чтобы они разнесли всю школу?

– Вот именно! – горячо поддержал Веттели. – Ведь они, упасите добрые боги, могут сломать авокадо! Хочешь, чтобы меня сжил со света Кит Мармадюк Харрис?

– Всю не разнесут. Сторона-то другая! – возразила ведьме Гвиневра, отчего-то игнорируя и грозного Мармадюка, и его любимое растение. – На неё проецируется только половина вашей обстановки.

– Ну, значит, разнесут половину. Да ещё увязнет кто-нибудь в зеркалах, вызволяй потом. Сама же знаешь, как оно бывает.

– Ты на что намекаешь? Это не я, это моя бабушка… – возмущённо начала Гвиневра, но перебила сама себя, озарённая новой идеей. – Интересно, что ваши пленники станут делать, если у них возникнет нужда?

– Какая? – машинально переспросил Веттели, на мгновение потерявший нить разговора – его отвлекло некрупное серенькое существо, разложившее прямо на полу посередь коридора пасьянс «гарем султана» и увлечённо ползающее над ним, задрав кверху мохнатый упитанный зад.

– Великая либо малая, – растолковала фея, ухмыляясь.

– В кладовой есть вёдра, пустые банки для солений, цветочные кашпо и несколько больших парадных ваз, – заметил смотритель, дотоле в спор не вступавший. – Как-нибудь наберётся по одной ёмкости на спальню. Я позднее разнесу.

Ему тоже отчаянно не хотелось, чтобы дети без присмотра шастали по изнанке Гринторпской школы, ради этого он готов был пойти на жертвы. Обычно к парадным вазам, выставляемым в зале по поводу больших торжеств, воспитанникам не дозволялось даже приближаться, не то что их, скажем так, осквернять.

– Для меня долго оставалось загадкой, отчего большинство человеческих детенышей склонно ненавидеть свою школу, – изрекла Гвиневра с укором. – Теперь я, кажется, начинаю понимать. Если бы кто-то на несколько часов запер в четырёх стенах МЕНЯ… Э-э! Берти, а ты куда собрался? – вдруг заволновалась она.

– На свою сторону, к Эмили. Чего она там одна?

– Не ходи, – фея влетела и повисла прямо у него перед носом, будто желая заступить путь. – Не смей!

– С какой стати? – искренне удивился Веттели.

– Тебе может грозить опасность!

– Какая?!

Гвиневра упёрла руки в боки.

– Что-то ты сегодня плоховато соображаешь, радость моя. На кого, скажи на милость, охотится этот ваш маниакальный убийца? – спросила она, и сама ответила на свой вопрос. – Он охотится на молодых людей. И кто, по-твоему, окажется самым молодым человеком в школе после того, как вы спровадили на нашу сторону всех ваших учеников?

– Но я же не ученик, – возразил Веттели, только чтобы её успокоить; на самом деле опасность была вполне реальной. – Я… – он хотел сказать «я учитель», но как-то язык не повернулся. Нет, не воспринимал себя майор Анстетт в учительском качестве и, пожалуй, правильно делал. – Я уже давно взрослый человек.

– Ты слишком хорошо сохранился! – бросила ему фея, а себе под нос пробурчала: «Давно взрослый, скажите пожалуйста! А сам из мантии не вылезает, чтобы с учениками не путали! Между прочим, идиотик рассыльный тоже был взрослым человеком! Да как бы ещё не постарше тебя».

– Ну, спасибо, сравнила!

– Правильно сравнила! – фея была настроена очень воинственно. – Ты недалеко от него ушёл, если не осознаёшь, какая опасность тебе угрожает.

– Ах, да всё я прекрасно осознаю, – вынужден был признать Веттели. И вдруг понял, и обрадовался. – Ведь это нам даже на руку! Убийца станет охотиться на меня, я на него. Это называется «ловить на живца» – старый полицейский приём.

– А если он убьёт тебя прежде, чем ты его? – голос Гвиневры сделался ещё более возмущенным. – Ты ведь не можешь полностью исключить такую возможность, правда? Это ужасный риск!

И это она говорит человеку, который пять лет ходил под пулями и рисковал жизнью едва ли не ежесекундно! Смешно!

– Ничего смешного! Что с тобой было раньше, не имеет никакого значения. В те времена я тебя не знала и не стала бы о тебе, убитом, горевать. А теперь – стану. Чувствуешь разницу?

Веттели, из деликатности, сумел сохранить серьёзное выражение лица, хоть и было это непросто. Но ведьма откровенно рассмеялась, и гоблин сдержанно фыркнул.

– Ах, делайте, что хотите! – надулась Гвиневра, рассыпалась красными, сердитыми искрами и исчезла. – И не говорите потом, что я не предупреждала! – донеслось из пустоты.

Искать Эмили он не стал. И вообще, решил, на всякий случай, держаться от неё подальше. Ведь там, где в ход идут ножи и стрелы, далеко ли до беды? Случайно промахнуться, попасть не в ту цель может даже самый лучший стрелок.

Решить-то он решил… Да только она, беда, уже встала на их след.

Веттели бродил по школе, из крыла в крыло, с этажа на этаж, заглядывал в пустые спальни и классы, изображая дежурного учителя. «Мисс Брэннстоун куда-то запропастилась, попросили заменить», – объяснял он, встречая недоумённо-неодобрительные взгляды коллег, скучающих по своим рабочим местам. Они бы, конечно, предпочли остаться в собственных комнатах или собраться компанией в клубе, но профессор Инджерсолл, обычно такой покладистый и либеральный, когда хотел, умел проявить твёрдость. «Коллеги, у нас не выходной день, а чрезвычайная ситуация, не будем об этом забывать», – сказал он, а мисс Топселл вторила: «Советую привести в порядок журналы и прочую документацию. Сделать это во время карантина большинство из вас почему-то не удосужилось… Да-да, мистер Харрис, ваши записи как всегда в полном порядке. Я же специально уточнила: не все, а большинство. За работу, дорогие коллеги».

Сделано это было нарочно, Веттели попросил.

– Будет лучше, если учителя разойдутся по кабинетам. Видите ли, сэр…

– Не вижу! – замахал руками тот. – Я сделаю, как вы сочтёте нужным, но ничего мне не объясняйте. Хочу оставаться в неведении. Я такой же подозреваемый, как все остальные, лишние сведения могут повредить моему алиби.

Из тех же соображений Инджерсолл не пожелал узнать и о том, каким образом была проведена эвакуация и где именно пребывали пять сотен его питомцев. Пожалуй, это была верная позиция, но Веттели подумалось, что окажись он на месте профессора, любопытство взяло бы верх над благоразумием. «Вот потому тебе и не стать ни когда директором школы!» – назидательно сказал о себе майор Анстетт.

А коллег он разогнал по двум причинам.

Во-первых, для «удобства» убийцы – будет чувствовать себя более уверенно и действовать менее осмотрительно, когда поймёт, что обычный школьный распорядок принципиальных изменений не претерпел. Не то ещё начнёт особо осторожничать – лови его тогда!

Во-вторых, это был лучший способ объяснить Эмили, с чего вдруг он начал её избегать. Типа, милая, это не я, это начальство приказало всем разойтись по местам… Только она, кажется, сама всё поняла, слишком тревожным был её взгляд, и голос дрогнул, когда просила: «Пожалуйста, будь осторожнее, ладно?» «Да что со мной может случиться? Почти обычное дежурство, без детей даже спокойнее», – с напускным равнодушием ответил он. Она вздохнула, поцеловала его как-то странно, в нос (в лоб, что ли, целилась, по-матерински?) и ушла в свой кабинет, не оглядываясь.

… Это было как в ночном рейде: врага не видно, полагаться можно только на слух и то усиленное боевой магической подготовкой чувство, которое принято называть «шестым». Нервы напряжены, концентрация предельная – ни одной посторонней мысли, разум как щель прицела. Метательный нож наготове, спрятан в ладони…

Поворот… Ещё поворот… Повороты особенно опасны. Вряд ли убийца рискнёт просто выйти навстречу, рассчитывая на своё умение отводить глаза. Он должен понимать, что против опытного офицера такой приём может не сработать. Поэтому удар, скорее всего, нужно ждать из-за угла. Или с дальнего расстояния… Хотя, нет. Преступник умён, он не станет повторять ту же ошибку, что допустил с Фаунтлери. Бессмысленно метать одиночную стрелу или нож в того, кто умеет их отводить. Значит, ближнего боя не избежишь, и внезапное нападение из-за угла – это самое умное, что убийца может предпринять… Нет. Не самое. Ещё умнее – выбрать себе другую жертву, не способную дать отпор…

Поворот… Чисто!

…Да. Можно поискать подходящего мальчишку в деревне. А если крови должна прилиться непременно в пределах школы? Тогда… Гаффин!

Шайтан-шайтан! Как он мог не подумать про Гаффина! Совсем молодой парень, нежный и слабый, как девушка, безобидный, как кролик! К тому же очень чудной. Все жертвы школьного убийцы – люди со странностями, Огастес как нельзя лучше вписывается в их компанию… Да жив ли он ещё?!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю