Текст книги ""Фантастика 2023-159". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Ирина Шевченко

И вот теперь она встречала его на пороге, одна рука в бок, в другой – листовка, не иначе как с тумбы ободранная, губы аж белые от злости, и подсинённые пороховой настойкой волосы нечёсаны, торчком стоят, как у болотной ведьмы Зупы из сказки.

– Это как понимать?!!

– Так и понимай, как видишь, – пробурчал муж. – Что тебе не нравится? Паёк больше будет.

– Что мне не нравится?! Ах, что мне не нравится?!! – и пошло-поехало: почему сразу не сказал, четыре дня прошло, от соседок только и узнала, вся Федерация знает, только родная жена, как последняя дура, не при делах, её поздравляют, а она глазами хлопает, и так далее, и в том же духе, и по второму кругу, и по третьему…

Женщина орала, брызгала слюной, а он её и не слушал даже, не замечал почти – за долгие годы совместной жизни научился пропускать истерики мимо ушей. Он сидел на пустом оружейном ящике, приспособленном вместо табурета, думал о том, что одно только короткое отработанное движение – и не станет ничего этого. И вместо голосящей растрёпанной бабы в грязном халате второго срока (от тётки по наследству достался, донашивает) будет грузная молчаливая тушка с неестественно вывернутой шеей. И никаких последствий. Замнут дело. Потому что – Верховный. Высшая власть.

Ему частенько хотелось её убить. И даже Верховным для этого становиться было необязательно. Что стоит специалисту его уровня спрятать концы в болото, да так, что пусть хоть всё Кузарово ведомство носом топь перепахивает – в жизни ничего не раскроется! Может, и убил бы однажды, сгоряча – одно останавливало: она мать его детей. И как после этого он станет смотреть им в глаза? Как жить с таким грузом на душе? Цергард Реган жил… И ему, Хриту, одному на всём свете было известно, куда именно «ушла» мать мальчика Эйнера. Сам помогал прятать тело, и помнил, как тряслись руки у боевого офицера Регана, все огни и топи прошедшего… Нет, он не хотел повторения судьбы своего командира.

Лучше было бы просто уйти. Но – закон! Разводы запрещены родителям, имеющим детей моложе трёх лет. А у них в семействе таковые не переводятся годами. Только один начинает подрастать, забрезжит на горизонте Свобода – тут нате вам, новый заводится! Однако, что для простого человека – непреодолимая преграда, для Верховного – досадная помеха, которую с большими или меньшими хлопотами, но можно преодолеть…

– Умолкни, баба, – очень спокойно, тоном цергарда Эйнера, велел жене Хрит. – Ты мне надоела. Если и дальше станешь орать, я тебя прогоню, а себе возьму новую жену, молодую и красивую. Какую не стыдно показать рядом с «живым олицетворением Отечества».

Странно, но она умолкла.

Всё межзакатье он наслаждался непривычной тишиной. Дети продолжали жаться по углам, обычных перебранок и драк не затевали, даже малец не вопил, хоть и уродился весь в мать. Жена демонстративно молчала на кухне, в надежде что мужу станет неприятна напряжённая обстановка в доме, и он заговорит первым. А тому только этого и надо было – растянулся на койке, уставился в телевизор, будто никогда в жизни парадов не видел… И то сказать – это в его честь был парад…

Тогда она подошла к нему сама. Примиряющее подпихнула в бок толстым коленом, голым и белым.

– Слышь ты, олицетворение Отечества! Тебя хоть по какому ведомству поставили?

– А? – рассеяно откликнулся муж, сам он об этом до сих пор не успел задуматься. Пока суд да дело, церемонии, парады и заседания, к непосредственным обязанностям ещё не приступал. – Ну, как? Заместо Сварны покойного. Значит, Пропаганда и агитация!

– Тебя?! По Пропаганде и агитации?! – она покрутила всклокоченной головой. – Представля-аю! Ты им наагитируешь пожалуй!

И так это вдруг показалось смешно обоим, так не подходила Хриту новая интеллектуальная должность, что муж и жена принялись хохотать в голос. Веселились долго и громко, наплевав на тонкие перегородки и нервных соседей – если бы не знали о его карьерном взлёте, давно бы уже барабанили кулаками в стену.

– Завтра на службу уйду, а ты не ходи, вещи пакуй, – приказал Хрит, отсмеявшись. – Хочешь, людей в подмогу пришлю, будем в Штаб переезжать… А пока… – он притянул бабу к себе – иди сюда! Может, успеем на старом месте шестого заделать? Вдруг повезёт наконец, девка получится?

Ему очень хотелось именно девку. Всегда. Парни что, парни родятся для войны, долго ли им твердь топтать? А для жизни – девчонки. Хоть что-то после себя на Церанге оставить! Тем более теперь. Потому что чувствовал дядька Хрит особым чутьём хищника, никогда прежде его не подводившим: короток, ох короток будет его век в цергардах Федерации! Оттого и радости никакой – одна мрачная решимость. А бабу – жаль. Хоть какая, а своя. Пусть потешится напоследок шикарной жизнью…

Землян водворили в прежнюю камеру – и это стало для них ударом. Даже еда, которая вдруг сделалась обильной и относительно вкусной, больше не радовала… Круг замкнулся, поняли они, и не выбраться им из него никогда. Предложения нарушить инструкцию 163/15 высказывались всё чаще, однако, теперь и этого от них никто не требовал. День шёл за днём, но на допросы снова перестали вызывать – будто позабыли окончательно. У наблюдателя Бринелли сдали нервы, он бросился на дверь, принялся колотить кулаками и кричать, что хочет сделать важное заявление. Охрана его истерику проигнорировала напрочь, даже в смотровое окно никто не заглянул. Сообща кое-как успокоили несчастного коллегу и уложили спать.

На самом деле, никто про пришельцев не забыл. Им было невдомёк, но теперь положение их было совсем иным. Они больше не принадлежали ведомству Внешней безопасности, равно как и безопасности Внутренней. Для охраны камеры каждый из цергардов выставил по одному своему человеку в смену, и трудно сказать, за кем эти люди зорче следили: за своими подопечными или друг за другом. У каждого был приказ: «в случае чего» – стрелять не поражение. Поэтому каждое своё действие, пусть самое незначительное, приходилось тщательно обдумывать: не вызовет ли оно подозрений у «сослуживцев», не спровоцирует ли стрельбу? «В сортир спокойно не сходишь», – после каждой смены жаловался цергарду Хриту регард Ванк, давний его приятель, собутыльник и напарник по «поручениям особого рода». Уж на что бывалый человек – и ему нелегко приходилось.

Довольно долго вопрос о пришельцах в Совете не поднимался вовсе, и о космическом их транспорте речь не заходила. Верховным требовалось время, чтобы осмыслить и просчитать ситуацию, осознать, какую опасность она таит и какую выгоду сулит. Так скоро и бездоказательно поверить в пришествие инопланетян цергарды не могли. Но если бывают на свете чудеса, если факт подтвердится – лучше подготовиться заранее, чтобы, растерявшись, не упустить инициативу. А потому они медлили и тянули с созывом Совета.

К концу второго дня цергарду Эйнеру даже любопытно стало – насколько хватит терпения у господ-соратников? Сам бы он в их положении, наверное, и дня не выдержал, потребовал продолжения столь увлекательной темы. Тогда дядька Хрит предложил спор. Поставил на десять дней. Эйнер – на четыре. К ним присоединился адъютант Тапри, брякнув наобум: «десять». Гвейран, тоже наугад, назвал цифру шесть, и выиграл три дневных пайка, из них два правительственных.

– Это нечестно, – обиделся Тапри, не потому что пайка пожалел, а из принципа. Неприятно стало, что пришелец разбирается в жизни Арингорада лучше коренных уроженцев. – Он не должен был спорить, у него разум высший! Он знал!

– Хочешь сказать, я будущее предвижу? Или мысли на дальнем расстоянии читаю? – рассмеялся Гвейран.

– А кто вас знает, – ответил юноша подозрительно. Помолчал и уточнил с опаской, – а на ближнем – читаете?

– Ни на каком! И не предвижу ничего! Угадал по чистой случайности, – был исчерпывающий ответ, но агард, похоже, не поверил.

Тогда, чтобы задобрить, Гвейран отдал ему весь выигрыш – для Вегды. Помогло. Ради любимой Тапри готов был забыть любые обиды и опасения.

На заседание цергард Эйнер шёл с тяжёлым сердцем. Дурные новости пришли из империи Сфу, от тамошнего резидента. Случилось худшее. Южане создали-таки свою Бомбу. На карте мира стало одной ядреной державой больше. А так уж устроен человек: стоит ему что-то создать – непременно хочется испытать в деле. Злосчастному Церангу грозила новая беда.

В другое время доклад главы Внешней безопасности не на шутку встревожил бы Совет. Но на сей раз мысли их были заняты исключительно пришельцами. Прямо на месте, в зале Церемоний, решено было провести допрос.

Привели заключенных, измученных и бледных. У них были затравленные лица и неверная походка, шли, поддерживая друг друга. «Никуда не годятся, а ведь их даже не били ни разу! – огорчённо подумал Эйнер. – Как странно!» Очень уж не похожи были эти изнеженные создания на своего соплеменника Гвейрана, выносливого, крепкого телом и духом, способного любому церангару, даже здоровому, дать десять очков вперёд. «Может, тоже нежелательная мутация? Надо будет спросить…»

Их выстроили в линию перед большим чёрным столом, массивная каменная нога его была в двух местах перехвачена широкими бронзовыми хомутами, крышку прорезала аккуратная трещина. Лица людей, собравшихся за этим столом, были известны каждому в Арингораде, и пришельцы не являлись исключением. Сразу стало понятно: происходит что-то значительное, необычайно важное. Решается их судьба. Ах, если бы заранее знать, если бы успеть договориться, как себя вести! Но было поздно.

Допрос начал цергард Ворогу. Он долго медлил, всматривался в лица заключенных – обычные человеческие лица – изучал своим опытным судейским взглядом. Затем, безошибочно вычислив слабое звено, ткнул пальцем в третьего справа. Конвоиры отдалили от общей группы и подвели ближе к столу наблюдателя Бринелли. Последовало традиционное: имя-звание-род занятий. Страшно вспомнить, сколько раз за последние месяцы им приходилось давать ответ на этот вопрос, и завершать его дежурной фразой: «Я лояльный гражданин, я ни в чём не виноват». Бринелли даже задумываться не пришлось, говорил чисто автоматически. Он был почти спокоен, не то, что накануне. Он радовался близкой развязке, какой бы она ни вышла.

«Молодец, хорошо держится», – отметил про себя Эйнер. О вчерашней истерике пришельца он знал благодаря «пиявке», искусно встроенной в рамку смотрового окна, господам-соратникам о ней не было известно, хоть в этом он сохранил преимущество.

Но как бы замечательно ни вёл себя землянин, его надо было сломать. Для общего блага.

Ворогу хотел продолжить допрос, уже и рот раскрыл, и горловой трубкой лязгнул, но цергард Эйнер его бесцеремонно перебил. Заговорил нарочито резко и раздражённо:

– Да хватит уже из тины дом лепить! – это церангское выражение подразумевало дело совершенно бессмысленное, заранее обречённое на провал. – Слышали мы про вашу лояльность сотни раз. Одна речь не пословица! – а так на Церанге никто не говорил, от Гвейрана слышал и ввернул нарочно. – Не понимаю, какой смысл скрывать очевидное? Знаем мы прекрасно, где ваш катер, и на головном корабле уже бывали. В бассейне плавали, в невесомости летали, на синтезаторе всякое мастерили! – это было сказано специально, чтобы не подумали, будто блефует. – Да я его, если постараюсь, угнать могу! – соврать иной раз тоже бывает полезно. – Провалилась ваша группа, давно и окончательно, пора бы уже это признать!

Экспрессивная речь его произвела впечатление и на пришельцев, и на цергардов в равной мере. Ни те, ни другие не ждали, что разведка зашла так далеко!

– Вы подтверждаете ваше внецерангское происхождение? – после некоторого молчания лязгнул Ворогу.

Бледное лицо Бринелли окаменело.

– Мы отказываемся отвечать! Мы больше ничего не скажем!

Ну, их и не спрашивали больше. Увели в камеру. И без того всё стало ясно. Пришельцы – что? Люди как люди, какой в них интерес? Космические корабли – вот что теперь волновало власти Арингорада! Технологии высшего разума! Огромный рывок в развитии науки! Новое оружие, новые возможности! И, в конечном счёте – Победа!

Всё-таки они были очень, очень предсказуемы.

– Соратник Азра, – в Совете все были равны, но в тоне Ворогу слышался откровенный приказ, – Будьте любезны, потрудитесь завтра же вы… – «выбить» – хотел сказать он, но поправился – выяснить у пришельцев местонахождение их транспорта, и пусть ваши люди, совместно с моими, доставят его на наш полигон…

И снова наглый мальчишка не дал ему договорить.

– Сожалею, господа, но вы напрасно потратите время. Транспорт нами изъят и размещён в строго секретном месте, о его нынешнем расположении пришельцам не известно, только нам. Так что не извольте беспокоиться, наше ведомство обо всём позаботилось.

– Ну, чёрт болотный! Успел! – не удержавшись, с досадой, смешанной с восхищением, хлопнул себя ладонью по коленке цергард Кузар. С каждым днём он становился всё больше похож на Урпета-Штыря.

– Вот теперь пойдёт у нас торговля! – усмехнулся соратник Хрит. Он в любом обществе умел чувствовать себя вольно.

«Торговались» долго. Потому что главное условие, на котором настаивал цергард Эйнер, они никак не соглашались принять. Он требовал публичности. Пусть будет пресса и армия, пусть прибудут делегации от трудовых коллективов столицы и регионов. Либо всему народу Арингорада предъявит он космический транспорт пришельцев, либо вообще никому.

Напрасно твердили ему о военной тайне: противник не должен знать о существовании инопланетных технологий. Напрасно уговаривали не будоражить народ. Которому и без того тяжело приходится. Цергард Эйнер при полной поддержке Хрита, стоял на своём. Попытались заговорить по-другому. Дескать, не нужен нам транспорт, если у нас в руках сами пришельцы. Всё, что нужно, узнаем от них. Это цергард Добан придумал такой ход. Эйнер рассмеялся ему в лицо: «Дорогой соратник, представьте себе, будто вас поместили в общество островных дикарей или отправили в прошлое… я понимаю, что глупость несусветная, а вы постарайтесь. Скажите, разве сможете вы лично научить их, как построить «торонгу» или «кварг»? Я понимаю, что вы не инженер-механик. Вот и пришельцы наши тоже – специалисты совсем в иных областях. Так что ничего у вас не выйдет, господа. Одна надежда, что наши собственные специалисты разберутся в их технике, а сами они нам не помощники». Что тут возразишь?

Заходила речь и о шантаже. Заставить пришельцев послать сообщение на родину: пленные в обмен на оружие и технологии. И снова Эйнер проводил аналогии: «Квандор захватил в плен граждан Федерации. Что мы сделаем? Выкупим, или бомбить начнём? Церангских войн нам мало, не хватало космических? С высшим разумом?»

– Да черт возьми, – потерял терпение прямой Азра, – Мальчик, ты знаешь, я к тебе хорошо отношусь! Скажи честно, ну почему ты прицепился к этой публичности? Ведь сам понимаешь, что такие дела нужно держать в тайне!

– Если дело о космических шпионах останется засекреченным, граждане нашего любимого отечества не получат возможность по достоинству оценить работу нашей доблестной внешней разведки и испытать закономерную гордость! Я, как глава ведомства, не могу этого допустить!

Сказал. Глупо, зато честно. Почти честно. Потому что на самом деле им двигали несколько иные мотивы. Во-первых дядька Хрит, когда они, запершись в рабочем кабинете покойного Сварны, составляли свой ПЛАН, посетовал меланхолично: «Эх, сдохнем мы с тобой втихую – обольют с ног до головы грязью, свалят в топь, и не узнает никто никогда, на чьей стороне правда была. Вот если бы люди видели… Сразу не разберутся – так может, потом история рассудит…» Самого Эйнера, по молодости лет, суд потомков (который, к слову, имел все шансы не состояться вовсе) не слишком интересовал. Но хотелось напоследок сделать приятное старому товарищу, и он продолжал настаивать на своём.

А было ещё и во-вторых… Но об этом позже.

Заседание в тот день длилось до второго заката. Хрит, привыкший к подвижному образу жизни, решил уже, что не выживет. И потом, вернувшись в шикарные личные апартаменты, жаловался жене: «Ох, и тяжела новая служба, доложу я вам! Вся задница болит!»

… На День Воссоединения нации было назначено грандиозное событие – представление пленных инопланетных шпионов и демонстрация их космической чудо-техники народам Федерации Ещё шесть дней отсрочки, якобы, необходимые для подготовки мероприятия и обеспечения надлежащей безопасности. Но подобная формулировка не могла никого обмануть. На самом деле, Верховные соратники хотели во-первых, убедиться в правдивости аргументов Эйнера, во-вторых, попытать счастья – вдруг да удастся своими силами отыскать то самое «строго охраняемое» место, где спрятан транспорт? Откуда им было знать, что валяется он в пригородном болоте, притом без всякой охраны? Ох, и пришлось же их агентам поработать в те дни, прочёсывая дальние полигоны, закрытые объекты и специальные зоны! Без отдыха и сна, а главное – без единого шанса на успех!

Нет, не так рассчитывал он повести последние шесть дней своей жизни. Хотелось навестить Верена, хотя бы кратко ввести в курс дел. Хотелось выспаться как следует. Хотелось напиться с дядькой Хритом, чтобы не душе стало веселее. Но времени не хватало ни на что. С юга всё шли и шли тревожные вести. Получалось, что не одной бомбой обзавелась Сфу, а как минимум, тремя – по числу соседей. И, судя по умонастроениям в имперском обществе, долго лежать без дела им не придётся.

…«Теперь это уже не моя забота», – с тоской думал Эйнер, читая шифровки. Теперь всё свалится на неподготовленного Верена. И пока-а он ещё вникнет в курс дела… Работа ведомства налажена неплохо, в принципе, он способно неограниченный срок функционировать самостоятельно. Форгард Цимпр и Менор – грамотные руководители, опытные разведчики (если уж на то пошло, более опытные, чем он сам, хотя бы в силу возраста). Они справятся. И всё-таки Верену будет нелегко на первых порах. Потому что окончательные решения, в итоге, принимать придётся ему самому. И будут они ох как непросты. Если Империя начнёт наступление, если решится на новые ядерные удары – как бы не пришлось тогда пойти на перемирие с Квандором. Главное, Квандор на это согласится, с этим трудностей не возникнет. Скорее всего, они первыми выступят с такой инициативой. Убедить своих – вот задача! Господа-соратники ненавидят северного соседа маниакально. Квандор – олицетворение Врага. И легче топь сделать твердью, чем внушить старым ослам, живущим представлениями собственной героической молодости, что приоритеты поменялись: северяне ослабли и сами хотят мира, а угроза с Юга с каждым прожитым днём становится всё серьёзнее. Не уговаривать их надо господ-соратников – давить по одному. С этим Верену не справится. И дядька Хрит не поможет – те же шесть дней осталось дядьке Хриту. (Между прочим, он даже преемника себе выбирать не стал: «Бесполезное, – говорит, – дело. После того, что мы с тобой сотворим, Верховные наверняка объявят нас изменниками, признают наши завещания незаконными и посадят на наши места своих людей». Что ж, может случиться и так. Но необязательно. Четырежды подумают господа-соратники, прежде чем создать прецедент по замене назначенного завещанием преемника. Потому что понимают: сегодня ты нарушил чьё-то посмертное право – а завтра твоего собственного наследника оставят без места. Ведь предлог, если хорошо поискать, всегда найдётся, а с того света уже не оправдаешься.)

Плохо, ах как всё плохо! Как невовремя!

Он делал, что мог. Он сочинял длиннейшее послание с наставлениями для Верена, на случай, если его не заменят. (А заменят – может, еще кому пригодится, время военное, разведка должна функционировать при любом раскладе.) Ведомство работало в чрезвычайном режиме: готовились тайные переговоры с Квандором, готовилась серия диверсий на юге. Совещания заканчивались чуть не на первом закате, люди расходились, пошатываясь, с красными глазами. После четвёртой подобной ночи форгард Менор, отозвав его в сторону, спросил прямо: «Господин цергард, что происходит? Вы ведёте себя так, будто завтра помирать собрались!» «Послезавтра! – рассмеялся про себя Эйнер. А вслух ответил формальное: «Обстоятельства вынуждают! Тревожная ситуация на юге». Как будто Менор хуже него понимал ту ситуацию! Понятно, что простой её никак нельзя было назвать, но и нужды устраивать безумную гонку пока не было… Не было бы! Если бы не обстоятельства.

Из-за них он решился на крайний шаг – пошёл к Азре. Главнокомандующий занимал самую непримиримую позицию по Квандору, из-за него лично мирные переговоры уже срывались дважды.

Они говорили три часа. Вопреки ожиданию, Азра вёл себя очень спокойно, если не сказать, отрешённо. За последние дни его представления о реальности здорово пошатнулись, он больше не был уверен ни в чём. И возможность перемирия с Квандором, о котором и слышать не хотел всего лишь год назад, отвергать не стал. Мало того, он дал себе труд выслушать идею о создании северной коалиции! И угрожал при этом собеседнику всего лишь пресс-папье, а не пистолетом. От Азры Эйнер ушёл обнадёженным.

Но ему предстоял ещё один разговор, самый тяжёлый. Он откладывал его до последнего. Он нарочно отпустил Тапри к невесте, чтобы остаться один на один с пришельцем.

…Гвейрану было тревожно все последние дни. Что-то происходило там, за стенами личных апартаментов, о чём цергард Эйнер «домашним» не рассказывал. Целыми днями он пропадал где-то в коридорах власти, возвращался ближе к рассвету, совершенно загнанный – ни о каких расспросах и речи быть не могло, единственное, что успевал Гвейран, это впихнуть в него, полусонного, несколько ложек казённого хверсового варева и заставить снять сапоги, не то в сапогах бы и ложился.

Потом вдруг отослал адъютанта, и вот теперь сидит перед ним, весь какой-то не такой, глаза отводит…

– Регард Гвейран, я должен познакомить вас с планом завтрашних действий – это прозвучало очень официально и сухо. Обычно Эйнер обращался к нему просто «Гвейран», или «доктор», или, шуткой, «пришелец» – типа, «Привет пришельцам!»

– Знакомь, раз должен, – согласился он. И подумал, не уместнее ли было ответить: «Слушаюсь, господин цергард»? Но это оказалось не важно.

– Такой значит план… В общем… Только вы должны понять: это единственно возможный вариант, другого просто нет, мы с дядькой Хритом уже всё перебрали… Я знаю, вам не понравится, вы станете возражать, но это бесполезно.

– Ты объяснишь, в чём дело, или я тебя сейчас стукну! Не взирая на субординацию! – свирепо прервал затянувшуюся преамбулу Гвейран.

Да, план ему не понравился. Вот то есть СОВЕРШЕННО! Это был худший план из всех, что ему приходилось слышать. Потому что ни единого шанса на жизнь не оставлял он соратникам Эйнеру и Хриту. Но он вынужден был признать: другого способа вызволить его соплеменников с планеты тоже не было. И чёрт бы с ними, соплеменниками! Не маленькие, знали, на что шли!.. Но цергард Эйнер проникновенно глядел ему в лицо своими большими серыми глазами, и уговаривал, стараясь придать подрагивающему от волнения голосу как можно больше убедительности:

– Вы поймите, мы не можем рисковать! Это последний шанс для нашего мира, самый последний! Нельзя допустить, чтобы ваши люди погибли на Церанге, иначе отношения с Землёй будут безнадёжно испорчены, никто не станет нам помогать. Уж я чувствую, уж я знаю!..

Ну, хорошо, – отводя взгляд, чужим и хриплым голосом спросил Гвейран. – Если ты… Короче, кто тогда, по-твоему, будет официально представлять интересы Церанга на Земле?

Цергард Эйнер взглянул в упор. Ответил поспешно, не задумываясь:

– Вы!

– Как – я?! Я же не церангар! Я не гражданин…

– А вот! – просиял Верховный, вываливая из планшетки какие-то бумаги. – Держите!

– Что это? – Гвейран взял протянутый лист.

– Это свидетельство о подданстве! Самое подлинное, не думайте, что у Капра сляпали! (Отдел трегарда Крапра специализировался на изготовлении фальшивых документов для нужд внешней разведки) Теперь вы полноправный гражданин Федерации и законный представитель гражданской власти Арингорада! Видите – подпись президента!

– Что, тоже подлинная?! – не поверил глазам Гвейран.

– Ну, разумеется! – ответил цергард с лёгкой обидой. – Специально человека в старую столицу гоняли! Стал бы я по такому важному вопросу на фальшивки полагаться!.. Я спать пойду, ладно? Не могу уже…

– Сапоги снять не забудь, – напомнил пришелец машинально. Как будто это важно для человека, которому завтра предстоит умереть!

Цергард ушёл, а он ещё долго сидел под лампой, вглядываясь в каллиграфические буквы документа – они почему-то разбегались перед глазами.

«Решением Правительства Арингорадской Федерации, господина Стаднецкого Вацлава (Алекс-ата, уроженца планеты Земля, считать действительным подданным Арингорадской Федерации с предоставлением всех гражданских прав и полномочий Официального Представителя Арингорада (планета Церанг) на Земле».

Этот документ был не единственным. Нашлось в планшетке и совершенно уникальное по своей дикости «распоряжение о производстве Гвейрана Лер-ата, регарда медицинской службы в Вацлава Алекс-ата, форгарда службы Внешней разведки», и ещё множество второстепенных бумаг, причитающихся полноправному гражданину Федерации.

Из спальни вдруг выполз цергард Эйнер, остановился, прислонившись к косяку.

– Я это… Забыл сказать. Вы теперь человек с положением, вам всё равно адъютант полагается. Возьмите моего Тапри, не хочу, чтобы он оставался на Церанге. Прикончат его тут.

– Возьму непременно, – ответил Гвейран с большим достоинством. – Мне теперь без адъютанта никак не обойтись! – господи, как бы всё это могло быть забавно, если бы только цергарду Эйнеру не предстояло завтра умереть!

… Так бывает иногда, особенно зимой, когда полчища летучих кровососов не отравляют существование. Утром перед боем, до начала артподготовки, лежишь в окопе, смотришь, как по чистому, ещё не задымлённому взрывами, жёлтому небу плывут сиреневые облачка, и белые снежинки, медленно кружась, падают из них на чёрную гладь замёрзшей топи, вдыхаешь свежий морозный воздух – и так хорошо кругом, что невольно приходит мысль: как же это глупо, идти на смерть в такой чудесный день!

Но в тот раз погода будто нарочно решила позаботиться, чтобы цергард Эйнер не испытывал особых сожалений, расставаясь с жизнью. Серые с ржавчиной тучи пеленой затянули небо над Арингором. На их фоне, уровнем ниже, стремительно летели к северу клочковатые обрывки сизых облаков. Хлестали косые струи дождя, и порывистый ветер с юга пахнул гарью. Топь вспухала, напоённая водой.

«Летние» форменные плащи не спасали от холода, с длинных острых козырьков фуражек, торчащих из-под надвинутых капюшонов, стекали целые водопады. Под ногами чавкало, чмокало и хлюпало, сапоги вязли по голенище, сырость затекала внутрь.

– Стоп! – скомандовал цергард Эйнер спутникам. – Дальше не идём. Затянет.

Процессия остановилась.

Надо сказать, в первоначальный план эта «процессия» никаким боком не входила. Предполагалось, что Тапри с Гвейраном вдвоём незаметно выберутся за город, извлекут транспорт из топи и пригонят на Городской полигон, где, и должно состояться назначенное мероприятие. (Когда Эйнер думал о тысячах людей, с первого восхода мокнущих и мёрзнущих там, на импровизированных открытых трибунах, наскоро сооружённых из металлических строительных профилей, ему становилось стыдно.)

Но жизнь внесла свои коррективы в лице форгарда Ломра, бывшего подчинённого цергарда Сварны. Начальник отдела Государственной хроники настаивал: исторический момент должен быть запечатлён для потомков во всей своей полноте. Ни одна деталь не должна быть упущена! Он пришёл в такое волнение, узнав о предстоящем событии, он так горячо и слёзно убеждал своего нового начальника, что сердце старого солдата, не привыкшего работать с людьми творческими и эмоциональными, дрогнуло.

– Да возьми ты его, чёрт с ним! Может, он и прав, насчёт истории… – попросил Эйнера дядька Хрит, которого все последние дни не оставляли мысли о Вечном. – Нам теперь какая разница, а человек того гляди заплачет!

Разница всё-таки была. Цергарду не хотелось, чтобы посторонние узнали о нечеловеческой природе Гвейрана и роли адъютанта в истории с пришельцами. Пришлось организовывать целый спектакль под кодовым названием «торжественное выуживание», со множеством участников.

Из камеры, с согласия Совета, был изъят один из пришельцев – якобы, именно он должен был пилотировать катер к месту. Тапри и Гвейран выступали в роли охранников. Сам цергард Эйнер был вынужден присутствовать как «представитель верховной власти». От ведомства пропаганды и агитации был лично форгард Ломр и рабочая группа военных телеоператоров и корреспондентов. Плюс команда сопровождения на случай атаки бронзоггов. В общей сложности, набралось человек двадцать.

– Ну, чисто на парад собрались! – съехидничал на прощание дядька Хрит.

Эйнер от возмущения ахнул:

– Нет, а кто мне их всех сосватал?!

– Да ладно, езжайте уж! – цергард Федерации сделал широкий царственный жест рукой.

Несомненно, среди охранников были шпионы чужих ведомств, причём не самые профессиональные, потому что не все смогли скрыть удивление, когда «кортеж» – так мысленно обзывал их выезд Эйнер – остановился, можно сказать, в чистом поле, сразу за разрушенными окраинными кварталами. Заёрзали, завертели башками, пытаясь отыскать взглядом приметы «строго охраняемого места» – минные поля, полосы колючей проволоки, сторожевые вышки, цепи оцепления… Но кругом была только топь, размокшая и страшная. По ней пришлось шагать минут двадцать, прежде чем прозвучала команда:

– Стоп! Дальше никто не идёт! Затянет.

Люди встали, все кроме четверых. Цергард Эйнер, пришелец и двое его конвойных сделали вперёд ещё шагов тридцать. Было видно, с каким трудом эти шаги им давались – увязали чуть не по-колено, еле ноги выволакивали, рискуя если не кануть в трясину навеки, то, как минимум, лишиться сапог. У форгарда Ломра – кабинетного работника, совершенно не приспособленного к службе в полевых условиях, сердце замирало при мысли, что вот сейчас, прямо на его глазах будет тонуть Верховный цергард Федерации. Ии тогда ему, как старшему по званию, придётся предпринимать какие-то меры по спасению, а он, в жизни по топи не ступавший, понятия не имеет, какие именно!

К счастью, обошлось без утопленников. Цергард Эйнер зря рисковать не хотел, и удалился от общей группы ровно настолько, чтобы посторонние не могли его слышать. Остановившись, обратился к пришельцу:

– Чувствуете, тут неподалёку ваш катер?

Наблюдатель Бринелли – по воле случая, это опять был он – уже несколько минут отчётливо слышал писк в левом ухе, и догадался, наконец, после получасовых мук неведения, зачем его на это мерзкое болото притащили. Но на вопрос отвечать не стал – гордо отвернулся. Церангара его поза не смутила, продолжил как ни в чём не бывало: