Текст книги "Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том I (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 172 (всего у книги 339 страниц)

– Я не отвернулся от Империи, – тихо сказал Гутцман. – Это она отвернулась от меня. – Губы его сложились в презрительную усмешку. – Иногда кажется, что, если я исчезну, она и не заметит.

За столом стало тихо. Гутцман огляделся по сторонам, словно только что сообразил, где находится.

Внезапно он рассмеялся и махнул рукой.

– Ладно, довольно предположений. У нас вроде намечался веселый обед. – Он повернулся к Райнеру. – Давайте, сударь. Какие песни нынче поют в Альтдорфе и Талабхейме? Что играют на сцене? У нас в глуши настоящий культурный голод. Вы нам не споете?

Райнер едва не поперхнулся вином.

– Боюсь, певец из меня никудышный. Вряд ли я смогу удовлетворить ваш культурный голод, думаю, вы ощутите его сильнее, когда я закончу петь.

Гутцман пожал плечами.

– Ну хорошо. Кто-нибудь еще? Может, нам споет кто-то из вновь прибывших?

Воцарилась долгая тишина, людям явно было несколько неловко. Наконец поднялся Карел, колени его дрожали.

– Гм. – Он сглотнул. – Ну, если господа не возражают, я спою балладу – ее обычно просят спеть дамы.

– Пожалуйста, юноша, – сказал Гутцман. – Мы все внимание.

Карел откашлялся.

– Очень хорошо, милорд. Э-э… она называется «Когда домой мой Йен вернется».

Райнер уже было приготовился к худшему, но Карел, поколебавшись еще немного, выпрямился и запел высоким чистым голосом, как у мальчика-хориста из храма Шаллии. Все молча зачарованно слушали историю крестьянской девушки, ожидающей, когда ее возлюбленный вернется с войны на севере, а вернулся он на плечах шестерых своих товарищей, убитый отравленной стрелой. Это была разрывающая сердце песня в невероятно красивом исполнении, и, когда наконец девушка решилась соединиться с возлюбленным в смерти, уколов себя стрелой, которая убила его, Райнер увидел, как рыцари тут и там вытирают глаза.

Казалось, только Гутцман разгневан, но хорошо это скрывает.

– Красивая песня, парень. А теперь, может, что-нибудь повеселее? Ну, для поднятия духа.

Карел подумал и выдал песню про жулика, которого погубила мнимая монахиня. Со второго припева ему подпевал весь зал, атмосфера стала заметно дружелюбнее, разговор перешел на более легкие темы, перемежаемые скабрезными шутками.

В конце обеда, когда подали пудинг с бренди и Гутцман вступил в громкий разговор с сидящими справа от него рыцарями на тему былых состязаний в выдергивании колышков, и кто там упал и что себе сломал, капитан Шедер наклонился к Райнеру.

– Вы должны извинить генерала Гутцмана, – прошептал он. – Это порывистый человек, бездействие его угнетает. Но здесь нет изменников. – Он напряженно засмеялся. – Будь генерал чуть старше, он бы понимал, что все посты одинаково важны. И многие будут рады любому поручению.

– Как вы правы, командир, – сказал Райнер. – И не бойтесь, я вовсе не обижен.

Шедер склонил голову, едва не утопив бороду в пудинге:

– Вы меня успокоили, сударь.

Поле обеда Матиас вызвался отвести Райнера к месту расселения, извинившись, что спать ему придется в палатке за северной стеной, а не в казармах стрелков на территории форта.

– У нас просто места не хватает, – сказал он.

– А-а. Я заметил. Не совсем ясно, с чего бы. Судя по тому, как вы описали ситуацию, такой контингент едва ли нужен.

– Ну… э-э… – Матиас внезапно смутился и закашлялся. – Я раньше не говорил, что в Аульшвайге неспокойно?

– Говорили. Какие-то междоусобицы, так, что ли?

Матиас кивнул.

– Именно. Младший брат хочет отнять трон у старшего. Вечные дурацкие проблемы этих приграничных князей. Но сейчас есть причины опасаться, что дело дойдет до точки кипения. Младший брат – барон Каспар Жечка-Коломан, дурная головушка, у него замок как раз у границы. Старший – князь Леопольд Аусландер. Альтдорфу нужно, чтобы Леопольд оставался у власти, как-никак, из двоих он куда уравновешеннее, и если Каспар активизируется, может потребоваться наше вмешательство, а значит, дополнительные войска.

– А-а. Теперь ясно.

В душе Райнер усомнился, что так оно и есть. Матиас объяснил вполне логично, но слова разгневанного капитана пикинеров за столом все еще звучали у Райнера в ушах.

– По крайней мере, палатка в полном вашем распоряжении, – сказал Матиас, – если это вас утешит.

Сердце Райнера подскочило, все мысли об интригах разом испарились. Наедине с Франкой?

– О, думаю, я справлюсь.

Покидая зал, Матиас вовсю веселился, но сейчас, когда они шли по территории форта по холодному ночному воздуху, молодой рыцарь произнес тише:

– Гм, надеюсь, вам не померещился заговор в словах генерала Гутцмана, капрал.

– Отнюдь нет, Матиас. Жалобы его вполне разумны, учитывая обстоятельства.

Матиас серьезно кивнул.

– Тогда вы понимаете его чувства?

– Конечно. – Райнер изобразил напускную отвагу, которую, как он знал, ценят копейщики вроде Матиаса. – Кого угодно разочарует, если его будут держать так далеко от линии фронта.

– Но вы же понимаете, как это нечестно, – настаивал юноша, проходя вместе с ним в северные ворота. – Несправедливо. В какой опасности Империя из-за трусости и фаворитизма.

Райнер растерялся. Глаза Матиаса горели почти религиозным пылом.

– О да, – сказал он наконец. – Стыд какой. Просто невозможно.

Молодой капитан усмехнулся:

– Я знал, что вы поймете. Вы умный малый, Райнер. Не какой-то упрямый старый дурак. – Он поднял глаза. – А вот и ваш полотняный замок.

Матиас потянулся ко входу в палатку, но кто-то открыл изнутри.

Франка вышла и поклонилась.

– Я разложил ваши вещи, милорд.

Матиас одобрительно кивнул.

– Вы правильно сделали, что привезли денщика с собой. Я тут намучился с местным парнем – ужас какой-то. Ворует у меня носовые платки. – Он коротко поклонился. – Спокойной ночи, капрал. Желаю успеха на службе. Фортмундер вам понравится. У него замашки корсара, но это ничего.

– Спасибо, капитан. Спокойной ночи.

Райнер ответил на поклон и опустил полог.

Он подождал, пока стихнут шаги Матиаса, затем с ухмылкой повернулся к Франке.

– Так! Наконец-то одни. Я уже четыре месяца жду такой возможности.

– И подождете еще три, милорд, – едко ответила она. – Здесь мой обет так же крепок, как и в Альтдорфе.

Райнер вздохнул.

– Но сейчас у нас хоть есть возможность! Через три месяца мы можем оказаться в пути или снова запертыми в особняке Манфреда, и уединиться не получится.

– Когда время придет, будет даже лучше.

– Скажешь тоже. – Райнер принялся расшнуровывать дублет. Потом он остановился и оглянулся, ухмыляясь: – Давай, расшнуровывай.

– Что?

– Вообще-то ты мой денщик. Расшнуруй дублет.

Она закатила глаза:

– Ладно еще, когда мы на людях, но сейчас-то зачем?

– А почему бы и нет? Так будет легче не забыться в обществе.

Франка нахмурилась:

– Милорд, не морочьте мне голову.

– И не собирался. Я же не пытаюсь расшнуровать тебя, так?

Франка фыркнула:

– Отлично, милорд. Как пожелает милорд.

Она подошла поближе и с силой потянула за шнурки.

– Тише, девочка, – засмеялся Райнер, пытаясь удержаться на ногах. – Ты меня уронишь.

– Какая девочка, милорд? – Франка уже заканчивала. – Вы называете своего денщика девочкой? Возможно, у милорда проблемы со зрением.

Она схватила его за ворот и дернула.

– Франка… Франц… ты… – Руки его были в рукавах, и он не смог удержать равновесие, зашатался и упал. Франка попыталась его поймать, но полетела вместе с ним на пол, опрокинув походную кровать. Они свалились в кучу одеял, легкая деревянная рама приземлилась сверху.

Франка, смеясь, шлепнула его:

– Ты сделал это нарочно!

– Да нет же! Просто вы перестарались, сударь.

Он схватил ее за руку, чтобы избежать еще одного шлепка, и внезапно они оказались в объятиях друг друга, сцепившись намертво и со стоном слившись в глубоком поцелуе. Руки совершали лихорадочные движения, Райнер перекатился на спину и потянул Франку за собой, но она всхлипнула и отстранилась.

Он сел.

– Что стряслось?

– Простите, капитан, – сказала она, пряча лицо, – я не хотела вас дразнить, но сил у меня меньше, чем может показаться. Вот почему я вас умоляю не давить на меня. Еще немного, и я не смогу сопротивляться, и тогда я себе никогда не прощу.

Райнер вздохнул и притянул ее голову к груди.

– Ах, Франка. Я…

Кто-то приближался к палатке.

– Капрал Майерлинг! Вы здесь?

Это был Карел.

Райнер и Франка вскочили, словно провинившиеся школьники. Райнер сорвал дублет и швырнул Франке.

– Давай, убери это. И вытри глаза. Быстро.

Франка занялась дорожным сундуком Райнера, он сам поставил на место кровать и кинул на нее одеяла.

– Заходите.

Карел пригнулся и вошел, за плечами у него болтались седельные сумки и доспехи.

– Капрал Циглер?

– У них с местами плохо, капрал. – Карел улыбался. – Думали, палаток хватит, но оказалось, нет. Я сказал, вы не будете возражать, если меня подселят к вам.

За спиной у него Франка издала звук, который мог сойти за чих, но, вероятно, означал что-то другое.

Райнер заскрежетал зубами.

– Разумеется, не буду, сударь. Как же. Заходите. Занимайте другую койку. – Он пригвоздил Франку взглядом. – Франц будет спать на полу.

По вполне понятным причинам Райнеру в ту ночь было не до сна. Карел радостно похрапывал на своей кровати, Франка свернулась калачиком в спальном мешке, а он сидел на улице, завернувшись в одеяло, и смотрел на звезды.

Отчасти он проклинал несвоевременное вторжение Карела, но отчасти был ему благодарен. Он не хотел ранить чувства Франки, но, каждый раз видя ее, не мог одолеть всепоглощающее желание прижать ее к груди, забыв про честь и данные обещания. Три месяца! Кровь Зигмара, да к тому времени он взорвется!

Слева что-то шевельнулось. Он вытянул шею. Мимо палаток по направлению к северной дороге шли трое. Все они были в длинных плащах с капюшонами, скрывавшими пол-лица.

Райнер нахмурился. Может статься, у них совершенно невинный повод разгуливать в столь поздний час. Возможно, это патруль. А в плащи они кутаются, потому что действительно холодно. Впрочем, торопливость их походки казалась подозрительной.

Райнер снова устроился поудобнее. Такое веселое вроде место, подумал он, играют, поют, солдаты обожают своего командира. Но все, видимо, не так-то просто. Матиас и Шедер пытались осторожно выяснить, как Райнер отнесся к Гутцману. Сочувствует ли он разочарованию генерала или верит, что Империя всегда права? Странно (а может, и вовсе не странно), Райнер чувствовал себя больше на стороне Гутцмана. Генерал стремился вырваться из удушающих объятий власти, как в общем и сам Райнер.

6
КУДА ОН НАС ВЕДЕТ?

На следующее утро Карел вскочил с койки и принялся натягивать новую форму, весело насвистывая, чем разбудил совершенно невыспавшегося Райнера. Тот приоткрыл один глаз.

– Может, будешь так любезен и пойдешь прыгнешь со скалы, а?

– Вы не слышали горн? – спросил Карел. – Уже день. – Он глубоко вдохнул. – Отсюда чувствую по запаху, какой завтрак ждет нас в большом зале.

Райнер отмахнулся:

– Иди без меня, парень. Сейчас догоню.

Карел ухмыльнулся на пороге:

– Не задерживайся, соня, а то тебе бекона не достанется.

Райнер застонал, его мутило. Какой еще бекон в такое время?

– Я начинаю понимать, почему этот парнишка так достал Манфреда, – сказала Франка, вылезая из спального мешка.

– Ага. – Райнер сел на койке, растирая лицо, и вздохнул. – Ну, Франц, подай-ка мне форму. Пора осваивать новые обязанности.

Франка сонно отсалютовала:

– Да, сударь.

Она направилась к его сундуку и достала новенькую форму: штаны с прорезями и сине-белую куртку – цвета Гутцмана. Райнер плеснул в лицо холодной водой из тазика, стоящего рядом с кроватью, и вздрогнул от утренней прохлады. Он почти соскучился по удобствам Манфредова особняка. Почти.

– Пока меня нет, – сказал он, надевая дублет с помощью Франки, – смотри и прислушивайся, что говорят другие денщики, повара и прочий люд. На кухне слухи распространяются быстрее, чем в гостиной, так вроде. Обрати внимание, что говорят о Гутцмане, Шедере и других. Тут идет какая-то борьба, и я хочу знать, на чьей стороне победа. Если увидишь наших товарищей, подключай и их.

– Есть, капитан.

– А теперь поцелуй меня.

– Нет, капитан.

– Какое вопиющее нарушение субординации! Ужас!

Позавтракав (на что его желудок с трудом согласился), он предстал пред очами капитана Фортмундера у конюшен, которые оказались огромными – три длинных деревянных строения, множество лошадей, туда-сюда снующие рыцари, копьеносцы и стрелки.

Капитан нахмурился, острые концы его усов указывали в небо.

– В первый же день проспали, Майерлинг? Отличное начало.

Райнер стукнул каблуками.

– Простите, капитан. Я все еще не пообвыкся в лагере.

– Ну, это можно исправить. – Фортмундер поискал глазами среди людей, выводивших коней из стойл и седлающих их. – Эй! Грау! Иди сюда!

Какой-то капрал отсалютовал и тут же подбежал. Это был низенький тощий человек с коротко стриженными светлыми волосами и аккуратной бородкой. Райнер видел, что многие молодые кавалерийские офицеры так стригутся – целая армия подражателей Гутцмана или, возможно, его поклонников.

– Слушаюсь, капитан.

– На сегодня несложное задание, Грау. Покажите капралу Майерлингу форт и познакомьте его с его обязанностями. Приводите его после обеда на парад в полном вооружении и готового сесть в седло. Это все.

Грау просиял:

– Есть!

– А вы слушайте его хорошенько, капрал. Меня не волнует, что вы медлительны. Быстрый ум для стрелка так же важен, как и острый глаз.

– Да, сударь, – сказал Райнер, тоже отсалютовал и пошел за Грау.

Когда Фортмундер уже не мог их слышать, Грау ухмыльнулся и толкнул Райнера локтем под ребра.

– Я в долгу, старина. Вы избавили меня от чистки стойл.

Райнер поднял бровь.

– Стрелки чистят стойла? А что, у вас тут нет оруженосцев?

– Гутцман хочет научить нас дисциплине. Никакой синекуры, понимаете. От обязанностей не откупиться, кем бы ни был ваш отец. Сначала я чуть не выл, потом привык. Именно поэтому мы – лучшая армия в Империи. С нами никто не сравнится.

– Да? Вы – не единственная армия, которая на это претендует.

– Но в нашем случае это правда. Увидите этим вечером. – Он указал на массивную южную стену. – Начнем с главного. Южная стена. Тридцать футов в толщину, пятьдесят в высоту. Для ее охраны у кого угодно не хватило бы людей – у нас хватает. А это уже кое-что. Вон там – дубовые ворота. Две решетки. Сверху – расправляйся с врагами, как хочешь: у нас есть желоба для кипящего масла и свинца для каждого, кто одолеет первые ворота. На стены можно попасть через комнату стражи в домике у ворот и через все четыре башни.

– И единственная армия, которая может напасть, принадлежит королевству, дружественному Империи вот уже пятьсот лет? Неудивительно, что у вас столько времени на игры.

– О, не бойтесь, случаев подраться тоже хватает, – сказал Грау. – Логова бандитов на холмах. Отряды орков-мародеров. Вы тут и месяца не проживете, а будете уже знать каждую козью тропу и кроличью нору на сто лиг вокруг. – Он показал на цитадель. – Если армия проломит южную стену, что, впрочем, невозможно, но мало ли что, мы укроемся в цитадели. Там арсенал и пороховой погреб, жилища старших офицеров и их личной охраны. Ворота – как в южной стене, только меньше. Дубовые двери. Сверху – комната, где находятся подъемные механизмы решеток. У нас хватит места, еды и воды, чтобы пятьсот человек могли продержаться три недели. – Он кашлянул. – К несчастью, сейчас, когда вы к нам присоединились, нас стало две тысячи.

– Очень утешительно, – сказал Райнер.

Грау повел его в другую часть форта.

– Конюшни. Кузница. Склад фуража. Пехотный плац. Казармы рыцарей, копейщиков и стрелков. Вот те, новые – для пехоты. Гутцман построил их, когда увеличил гарнизон вдвое. И все же этого не хватает, почему, собственно, на севере и стоят палатки.

– И потому же, собственно, я сплю под холстиной.

Грау усмехнулся:

– Бодрит, не правда ли?

– Был бы счастлив поменяться с вами.

Грау засмеялся:

– Нет уж, спасибо.

Он зашагал назад к конюшням.

– Пойдемте посмотрим ваше снаряжение. Конь у вас свой?

– Да.

– Ну-ну, посмотрим, достаточно ли он хорош.

Они нашли лошадь Райнера и сбрую, и Грау все осмотрел, попутно объясняя Райнеру, в чем будут состоять его обязанности и как он будет проводить дни. От одного перечисления Райнер почувствовал усталость. Ежедневно подъем на заре, потом чистка коня и сбруи. Потом муштра, разного рода поручения и тяжелая работа до самого вечера. Треть личного состава неизменно несла караул или сопровождала купцов до Аульшвайга и обратно. Треть занималась муштрой на плацу, тренируя удары и повороты, стреляя и фехтуя в седле. Оставшиеся чистили стойла, кормили коней, чинили сбрую и выполняли другие бесчисленные, неприятные, но от этого не менее необходимые работы. Чем больше Райнер слушал, тем сильнее радовался, что не пришел сюда служить. Он не знал, как долго придется поддерживать легенду, пока не выяснится, что там задумал Гутцман, но чем раньше он унесет ноги, тем лучше. Упорный труд никогда не был его сильной стороной.

Когда они отвели коня Райнера в кузницу перековать (очевидно, работа кузнеца Манфреда оказалась недостаточно хороша), Райнер услышал, как с дальнего конца уборной – длинного каменного строения, примыкающего к склону каньона, – доносятся голоса на повышенных тонах:

– Никто не посмеет меня тронуть! Убью, урод!

Райнер застонал. Это мог быть только один человек.

Когда Райнер прошел мимо уборной вместе с Грау, оказалось, что он прав. Даг вылетел из дверей и упал им под ноги, из носа текла кровь. Он снова вскочил навстречу здоровенному арбалетчику, который орал и замахивался на него грязной тряпкой.

– Червяк ты грязный, вот спущу тебя в толчок и помочусь на тебя!

– Только тронь, и тебе будет нечем мочиться, кретин ты здоровый!

– Эй! – крикнул Грау. – А ну оба стоять!

Те застыли. Арбалетчик сделал шаг назад, его явно смущало присутствие младших офицеров, но Даг, увидев Райнера, с мольбой простер к нему руки:

– Капитан Райнер, помогите мне! Этот дурак грозился спустить меня в толчок!

Грау обернулся к Райнеру.

– Вы знаете этого парня?

– Едва.

– Я лишь толкнул его, господа, – сказал арбалетчик. – Он явно псих.

– Псих! – Даг накинулся на арбалетчика. – Ты называешь меня психом? Я тебе покажу психа! Да я твою печенку сожру!

– Лучник! – рявкнул Райнер. – Подчиняйтесь, чтоб вам пусто было! Что все это значит? – Он развернул Дага за плечо. Глаза у того горели, но, прежде чем он смог заговорить, Райнер ткнул ему пальцем в лицо. – Ты и правда псих, ужасный ты человек! Дерешься без причины, называешь меня своим капитаном! Я что, похож на лучника? Я капрал стрелков, лакей! Старший по званию! И не худо бы тебе это запомнить! А теперь кончай дурить, а не то закончишь в петле, и толку с тебя точно не будет! Понял, хам?

Даг опустил голову, но Райнеру показалось, что он улыбается.

– Есть, капитан… то есть капрал. Вас понял.

– Держи при себе свои кулаки и хамство и сам жри свою печенку, понял?

– Есть, капрал.

– Хорошо. – Райнер отошел назад. – А теперь убирайтесь оба, и если опять попадетесь, я вас лично вздерну!

Райнер с Грау пошли на конюшню, в то время как Даг и арбалетчик поплелись назад в уборную, обмениваясь сердитыми взглядами.

Райнер вздохнул с облегчением. Проклятый псих чуть не испортил все дело. И за что Манфред наградил его таким подчиненным? Он пожал плечами под вопросительным взглядом Грау.

– Я позволил этому малому принести мне воды в обмен на несколько монет, когда мы находились в пути, и теперь он решил, что я его господин. Тронутый какой-то.

Грау ухмыльнулся:

– Ну, вы его славно проучили. Язык подвешен что надо. У-ух!

Обед подавали в большом зале в цитадели, где Райнер ужинал прошлым вечером. Однако на этот раз он не сидел на возвышении рядом с генералом, а делил трапезу с другими капралами за длинным столом, тянущимся через весь зал. Было шумно, после вознесения молитвы Зигмару и преломления хлеба начались шутки и дурачества.

Но и здесь сохранялось напряжение, которое он чувствовал повсюду. Сержанты-пехотинцы и капралы-кавалеристы почти не общались, они расположились за отдельными столами и подозрительно косились друг на друга. И в жизнерадостной какофонии шуток и ругательств слышались мрачные интонации.

Проходя мимо стола сержантов, он услышал разговор:

– Мы могли бы возглавить их. Но они, видите ли, любят его и его проклятых кентавров.

Кто-то встал на защиту Гутцмана:

– А почему нет? Где ты еще видел такого командира?

– Ладно, но куда он нас ведет? Вот вопрос, а?

Не то слово, вопрос. Но хотя тут и там кавалерийские офицеры обменивались многозначительными взглядами и смутными намеками на «будущее», в присутствии Райнера они сдерживались. Это сводило его с ума. Их затаенные улыбки и косые взгляды свидетельствовали о заговоре, но Райнер пока не мог выяснить ничего конкретного.

Было понятно, что Грау просто-таки еле сдерживается, чтобы не рассказать ему, что тут затевается. После показательной взбучки, заданной Дагу, капрал решил, что Райнер – славный малый, и на протяжении всего обеда осторожно его прощупывал, пытаясь определить его симпатии, но все еще боясь выдать себя, прямо как Матиас вчера вечером.

– Но вы же знаете об этом не понаслышке, верно, Майерлинг? Титулы обеспечивают продвижение по службе куда надежнее, чем способности. Вот в чем беда имперской армии. Благородные тупицы становятся генералами, а по-настоящему одаренные люди не могут подняться выше капитана. – Он вздохнул, возможно, несколько нарочито. – Если бы только всем управлял такой человек, как генерал Гутцман. Нас бы тогда возглавили профессионалы, люди, преданные военному делу, а не политике.

Райнер честно кивнул – он понял, чего от него добивается Грау.

– Именно. Так и должно быть. Современная профессиональная армия, никакого блата. Жалко, что при нас такого точно не будет.

Глаза Грау расширились. Он подался вперед:

– Возможно, вы удивитесь, Мейерлинг, но все может измениться быстрее, чем вы думаете. Может, и не в…

Стрелок слева от Грау, круглолицый парень по фамилии Йодер, толкнул его под ребра. Грау поднял глаза и проследил за его взглядом. Сидящие за столом кавалеристы притихли, когда из-за стола вблизи помоста встали несколько человек и направились к боковому выходу.

Зрелище было впечатляющее: двадцать высоких, сурового вида мечников, все в черном с белоснежными рубашками, виднеющимися на запястьях и сквозь прорези. Вороненые кирасы с серебряной насечкой, вся амуниция безупречно подобрана вплоть до яблока меча и пряжек на башмаках. У каждого на плече куртки была вышита двойная комета, а на шее висел серебряный молот – как у Шедера, только поменьше. Их капитан был на голову ниже остальных, но такого же мощного сложения, с роскошной квадратной седой бородой и взглядом, холодным, как зимнее небо.

Их окружал ореол тишины, разговоры смолкали, кавалерийские офицеры оглядывались на них через плечо. Райнер отчетливо чувствовал, какую ненависть испытывают его товарищи к этим бесстрастным людям.

– Кто это? – спросил он, когда наконец мечники покинули зал и разговоры возобновились.

Грау сплюнул через левое плечо.

– Молот Шедера – так мы их называем. Это Молотодержцы, почетная стража из аверхеймского храма Зигмара. Когда-то Шедер был там капитаном, теперь они – его личная охрана.

– Угрюмые ребята.

– Да ну, – сказал Йодер, – просто важничают. Думают, Зигмар – их личная собственность, остальные типа не дотягивают.

– Ничего, они еще узнают, – мрачно сказал другой стрелок.

Грау строго глянул на него и быстро сменил тему.

Той ночью Райнер доплелся до палатки и в полном изнеможении рухнул на койку.

День оказался одним из самых отвратительных в его молодой жизни. Он считал себя чуть не ветераном плаца, поскольку учился у Карла Хофштеттера, одного из лучших в Империи преподавателей верховой езды, на службе у лорда фон Штольмера. Но, хотя капитан Фортмундер на этом фоне и не мог научить Райнера чему-либо новому, он гонял его, покуда конечности не налились свинцом и от бесконечных упражнений на пальцах, коленях и бедрах не появились горящие, зудящие и лопающиеся волдыри. Дома ни один педагог так не издевался над учениками. Это были дворянские сынки, балованные и привыкшие к опеке. Тренировались они недолго, потом отбывали в пивную похвастаться удалью друг перед другом.

С Фортмундером подобное не прошло бы. Он не знал ни жалости, ни почтения к рангу и заставлял своих стрелков ездить верхом и палить из пистолетов в цель снова и снова, пока действия не дойдут до полного автоматизма и десять из десяти выстрелов не попадут в яблочко. Он орал на них за малейшие промахи. Если, скача по кругу, кто-то отставал, или начинал обгонять товарищей, или слишком долго перезаряжал пистолет, Фортмундер тут же оказывался рядом и прямо на скаку тыкал в провинившегося кнутом, указывая на ошибку.

И Райнер с лихвой получил его внимания, став любимой мишенью.

– А ну-ка посмотрим на генеральского любимчика, – говорил Фортмундер, объяснив, в чем суть очередного упражнения. – Покажите, как это делают на севере, Майерлинг.

Райнер уже вовсю жалел, что вчера отличился.

В то же самое время, несмотря на то что к концу дня он проклинал упертого Фортмундера с яростью, обычно приберегаемой для ростовщиков и дежурных офицеров, когда по дороге в конюшню капитан догнал его верхом на коне и, хлопнув по спине, сказал: «Молодец, капрал», Райнер почувствовал прилив гордости, и ему едва ли не захотелось повторить все на следующий день.

Франка смеялась над ним, помогая выбраться из куртки: он едва мог поднять руки.

– Хватит издеваться, паршивец, сказать тебе, как сильно я устал?

– Сказать.

Райнер покосился на Карела, уже крепко спавшего на койке, и зашептал Франке на ухо:

– Даже если бы мы были тут одни, ты была бы в безопасности, прямо как в монастыре Шаллии.

Глаза Франки расширились.

– Значит, вы и правда устали, милорд.

Пять дней продолжалось одно и то же. Райнеру дали десять человек подопечных, и под присмотром Фортмундера и Грау он учился отдавать им приказы, совместно проделывать маневры и сотрудничать с другими боевыми единицами, чтобы действовать слаженно, как единое целое. Это был тяжкий труд до полного изнеможения, но, проклиная его днем и ночью, когда все тело ломило, он понимал, что ему начинает нравиться и даже, возможно, что он не отказался бы, чтобы это стало его постоянной работой.

У Райнера почти не было времени на поиски товарищей, а когда они все же пересекались, новая информация оказывалась достаточно скудной. Павел и Халс слышали, как пикинеры рассуждают о каком-то восстании, но не знали подробностей. До Джано и Герта, присоединившихся к арбалетчикам, дошли подобные толки, но они не могли предположить, какую форму примет бунт. Абель сообщил, что, по слухам, Гутцман собирается штурмовать Альтдорф, но это поведал совершенно пьяный солдат, и верить едва ли стоит. Йергену добавить было нечего, а Карел вообще ничего не слышал. Парень был настолько простодушен и наивен, что ни один заговорщик не доверил бы ему свою тайну.

У самого Райнера дела обстояли, разумеется, не лучше. Несколько раз казалось, что Грау вот-вот посвятит его в тайну кавалеристов, но в последний момент всегда почему-то начинал колебаться.

На утро шестого дня, когда Райнер седлал коня у конюшен, Матиас подъехал и отсалютовал Фортмундеру.

– Прошу прощения, капитан, но обер-капитан кавалерии Оппенгауэр сопровождает торговый караван в Аульшвайг и просит эскорт из конных стрелков.

– Очень хорошо, капрал, – сказал Фортмундер и окинул взглядом своих людей. – А-а, возьмите Майерлинга. Пора ему прокатиться подальше, чем до манежа. – Он повысил голос: – Майерлинг, соберите людей и следуйте за капралом Боммом. Он разъяснит вам суть поручения.

И вскоре Райнер уже выезжал из северных ворот, рядом с ним Матиас, и следом двигались их отряды. Шествие замыкал отряд арбалетчиков на пустой телеге. Ослепительное утреннее солнце играло на ближнем ряду палаток у северной стены и сверкало в росе на траве турнирной площадки.

– Гм, а разве Аульшвайг не на юге? – спросил Райнер.

Матиас ухмыльнулся:

– Так точно. Но сначала мы должны заехать на прииск и забрать немного добытой продукции, а уже потом встречать караван. Каждый месяц мы возим товары Империи к барону Каспару в его замок по ту сторону границы. В обмен мы получаем зерно, фураж, мясо и растительное масло. Это дешевле, чем возить провиант из Хокслетена или Аверхейма, и качество лучше. Очень плодородная равнина Аульшвайг.

Райнер поднял бровь.

– Вообще-то в Аульшвайге золотой прииск.

– Гм… нет. Там добывают олово. Но… инструменты точно такие же.

– Понятно. А обер-капитан Оппенгауэр с нами поедет?

– Да.

– Что, обер-капитан кавалерии гоняет коров на дойку?

Матиас строго глянул на него.

– Вы проницательны, капрал. Ну… у нашего визита есть и другая цель. Помните, я говорил вам, что Каспар зарится на трон брата?

– Помню.

– Так вот, очевидно, в последнее время недовольство его усилилось, и Гутцман отправил Оппенгауэра немножко его успокоить. И напомнить ему о нашем могуществе.

– Горячая голова этот Каспар, судя по всему.

– Увидите.

До прииска было всего несколько сот ярдов по протоптанной тропе, западнее от основной дороги. Перекресток охраняли укрепления, в миниатюре повторяющие форт: толстые стены с бойницами перекрывали каньон, с каждой стороны больших ворот с решеткой располагалось по башне.

За стеной были казармы, конюшни и другие постройки, назначение которых Райнер не смог определить. Сквозь одну из них шла система труб с небольшого акведука. Толпы покрытых пылью шахтеров направлялись в шахту и обратно. Вход представлял собой большое квадратное отверстие в склоне горы, обрамленное бревнами. Рабочие несли кирки и катили тачки. За ними присматривало почти такое же количество пикинеров и арбалетчиков, они же патрулировали стены и каждый дюйм территории.

Матиас велел всем остановиться у низкого обшарпанного деревянного строения, и навстречу им тут же заспешил надсмотрщик.

– Доброе утро, капрал. Партия еще не совсем готова. Обождите несколько минут.

– Очень хорошо. – Копейщик повернулся к Райнеру. – Значит, у меня есть возможность все тут вам показать.

Райнер украдкой вздохнул. Вот уж куда не хотелось, так это под землю.

– Разумеется, капрал. Ведите.

Матиас и Райнер спешились и зашагали к шахте. По дороге Матиас показывал разные сооружения, кишащие народом, словно весенние ульи. Вот промывочная, где руду очищают от земли с помощью проточной воды и нескольких фильтров. Вот плавильня, где собранные самородки расплавляют и очищают от примесей. Здесь устраивают обыск: на выходе из шахты рабочих заставляют раздеться и вывернуть карманы, чтобы убедиться, что они не таскают минералы.