Текст книги "Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том I (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

Манфред поднял бровь.

Райнер торопливо продолжил:

– Господин, перед началом путешествия нас убедили, что ваш брат надеется использовать знамя, чтобы помочь вам отвоевать Нордбергбрухе, но теперь, я полагаю, дела обстоят несколько иначе.

Генералы в ужасе что-то забормотали. Манфред дал им знак умолкнуть.

– Я не хочу дурно говорить о вашем брате, – продолжал Райнер, – но леди Магда – честолюбивая женщина, которая жаждет власти, и, полагаю, под ее влиянием Альбрехт решил разделить ее планы. Боюсь, что он идет на юг под этим знаменем не на помощь вам, а чтобы завоевать Нордбергбрухе для себя.

– Ложь! – закричал кто-то, а генералы гневно заговорили, перебивая друг друга. – Это все ложь!

У входа в палатку стояли леди Магда, снова в облике суровой монахини, и Эрих фон Эйзенберг в роскошном доспехе из вороненой стали, шлем с плюмажем держа под мышкой. Это говорил он.

– Этот человек – предатель и убийца, – сквозь зубы процедила леди Магда, указывая на Райнера. – Немедленно арестуйте его.

– Это не почтенная аббатиса, а он пытался присвоить знамя, – подхватил Эрих. – Он убил доблестного капитана Вирта и чуть не расправился со мной, когда я пришел на помощь леди Магде.

– Господин, – сказал Райнер, поворачиваясь к Манфреду, – умоляю вас, не верьте им. Они думают, вы больны…

– Довольно! – закричал Манфред. – Все вы. – Он повернулся к Эриху и леди Магде. – Что это за вторжение? Что вам тут надо?

Эрих отсалютовал:

– Господин, мы пришли от вашего брата. Он желает вам доброго утра и изволит сообщить вам, что находится в часе пути отсюда с отрядом в две тысячи человек. Они хорошо отдохнули и сразу же по прибытии будут в вашем распоряжении.

Генералы встретили эту новость радостными криками, но Манфред переводил взгляд то на Райнера, то на Эриха, недоверчиво нахмурившись.

– Минуту назад это обрадовало бы меня, ведь две тысячи человек почти удвоили бы мою армию, но сейчас…

– Господин, – произнес Эрих, – вы не должны ему верить. Этот человек предатель, он осужден за многочисленные убийства, совершенные при помощи колдовства.

– Это неправда, господин, – возразил Райнер. – Ваш брат сам признал, что меня ложно обвинили.

– Если так, – сказал Эрих, – то пусть он снимет левую перчатку и объяснит, откуда у него клеймо.

– У тебя знак молота? – спросил Манфред.

Райнер снял перчатку и показал Манфреду тыльную сторону ладони:

– У всех нас он есть. Барон Альбрехт набрал людей для тайной миссии в тюрьме Смоллхофа – вот и еще одно доказательство, что у него были не самые благородные намерения. Он заклеймил нас, чтобы мы не смогли удрать. У мастера фон Эйзенберга тоже такой знак.

Эрих улыбнулся.

– Он сам себя приговорил, господин. – Рыцарь снял латную рукавицу и поднял руку. – У меня нет клейма, и вы это сами видите.

Райнер раскрыл рот от изумления. Тыльная сторона ладони Эриха была абсолютно чистой. Шрам исчез. Райнеру показалось, что в этот миг по высокомерному лицу леди Магды скользнула жестокая усмешка.

– Господин, – воскликнул он, – это было условием договора! Барон Альбрехт обещал нам, что в случае успешного возвращения мудрецы из ордена Света сотрет клейма! Фон Эйзенберг – такой же преступник, как и все мы. Его должны были повесить за убийство ребенка.

– Он громоздит одну ложь на другую, господин, – сказал Эрих. – Не знает, где остановиться.

– Впрочем, как и вы, сэр, – раздраженно сказал Манфред. – А теперь оба замолчите и дайте мне подумать.

Райнер закрыл рот, вопреки желанию протестовать, увидел, что Манфред оценивающе разглядывает их обоих, и застонал. Он пытался надеяться вопреки всему, но понимал, что это конец. Последний удар Эриха попал в цель, а даже если и нет, то он все равно выглядел героем: красавец, в сияющей броне, с золотистой бородой и благородной осанкой, настоящий герой Империи. Что до Райнера, то, как бы ни тяжко было это признать, он выглядел злодеем благодаря голодной небритой физиономии, немытым черным волосам и усам игрока, грязной драной одежде и древнему ржавому мечу. Да хоть разодень его в пух и прах, он все равно будет смахивать на жулика – так было всегда, а в своем теперешнем состоянии он смотрелся бродягой худшего разбора, уличным задирой и неудачником.

И тут в шатер ворвался рыцарь:

– Господа! Армия хаоситов пришла в движение! Они строятся перед замком!

– Что? – воскликнул один из генералов. – Они вышли из-под прикрытия замка? Они что, с ума сошли?

– Они и правда безумны, – сказал Манфред, вставая и вытирая рот. – Они затронуты порчей, и это все неспроста. – Он шагнул туда, где стоял его доспех, щелкнул пальцами, и слуги принялись облачать его. – Если разведчики доложили им о прибытии Альбрехта, то они могли решить покончить с нами, пока наши силы не удвоятся. – Он глянул на своих генералов. – Собирайте людей. Через полчаса все должны быть на своих местах и в полной боевой готовности.

Генералы отсалютовали и покинули палатку.

Рыцарь, который привел Райнера, выступил вперед:

– Господин, что прикажете делать с ним?

Манфред посмотрел на Райнера так, словно уже забыл, кто это, и махнул рукой.

– Арестуйте их до окончания битвы. Я позже решу, что с ними делать. – Он повернулся к Эриху и леди Магде. – Возвращайтесь к моему брату. Скажите ему, чтобы он поспешил.

Эрих отсалютовал:

– Сию минуту, милорд.

Когда они с леди Магдой уже выходили, он встретился взглядами с Райнером и изогнул губы в торжествующей усмешке. Райнер в ответ хотел показать ему неприличный жест, но рыцарь схватил его железной лапищей за руку и поволок вон, прежде чем он смог сложить пальцы соответствующим образом.

В лагере не было тюрьмы, и, после того как их накормили, а полевой хирург торопливо перевязал им раны, их поместили под стражу в палатку с провиантом за лагерной кухней. Вокруг были лишь мешки с мукой, на которых они сидели, да кувшины с салом и топленым маслом, но сквозь тонкую материю они слышали крики и трубящие рога, созывающие солдат, грохот копыт кавалерийских коней, скачущих мимо, топот пехоты, быстро марширующей на позиции под резкий стук барабанов.

Павел и Халс вздрагивали на каждый звук, словно старые боевые кони (что было недалеко от истины), мучительно желая поучаствовать в происходящем. Оскар сидел в углу, обхватив себя руками и дрожа. Он уже раз двадцать просил, чтобы Райнер дал ему отхлебнуть из той самой бутылочки, забывая, что Райнер потерял ее в реке. В другом углу Джано ругался и бормотал себе под нос на родном языке.

Сам Райнер был слишком зол, чтобы усидеть на месте. Он расхаживал туда-сюда между дерюжными мешками.

– Чтоб его, этого Манфреда, – ворчал он. – И Карла-Франца туда же. Да пошла вся эта треклятая Империя! Вот, пожалуйста, кучка злодеев и неудачников пошла против природы и собственных интересов, чтобы помочь им, спасти их не от одной даже, а сразу от двух серьезных неприятностей, и что, они нас отблагодарили? Сложили к нашим ногам богатства, накормили нас апельсинами и амброзией? Нет! Они игнорируют наши предупреждения и снова готовят нас к петле! – Он пнул бочку с огурцами. – Все, хватит, я уже наигрался в героя. Забери Хаос Карла-Франца, графа Манфреда и прочих высокородных дураков! Отныне я больше не гражданин Империи. Я буду свободен от ее мрачного благочестия и нудного стоицизма. Отныне я гражданин мира. Кому нужен Альтдорф, когда у меня есть Мариенбург, Тилея, Эсталия, Аравия и даже дальний Катай и все тайны загадочного Востока? Я напьюсь свободой допьяна и потребую еще. – Он повернулся к товарищам, глаза его горели. – Кто со мной? Кто хочет быть свободным человеком там, где знак молота ничего не значит?

Остальные смотрели на него, недоуменно моргая.

– Вот это речь, – сказал Халс. – Ничуть не хуже той, про тоску по дому, которую ты выдал, когда захотел, чтоб мы остались с тобой.

– И где же правда? – спросил Павел.

Райнер нахмурился. Ту, другую речь он уже забыл.

– Ну… и там, и там. Я ж не говорю, что не буду скучать по дому. Еще как буду. Мое сердце в Альтдорфе, но раз уж Империя повернулась к нам спиной, я повернусь спиной к ней. И будь я проклят, если пожалею об этом. Мне будет весело, и ну их всех сами знаете куда.

Халс усмехнулся:

– Надеюсь, тебе никогда не придется продавать мне корову. Спорим, кончится тем, что я отдам тебе за нее свою ферму.

– Он все равно прав, – сказал Павел. – Эти заразы нас просто надули. Мы им ничем не обязаны. Я за.

– Да, – сказал Халс, – я тоже.

– И я, – звонко вставила Франка.

– Пойдешь в Тилею? – улыбнулся Джано. – Приведу тебя в свой дом, кормить по-нашему, а?

– Я точно не хочу тут оставаться, – сказал Оскар. – Думаю, они собираются нас повесить.

– Ну что, ребятки, – оглядел всех Райнер, – с чего начнем? Перед дальней дорогой не худо бы припасти деньжат.

– А пойдем-ка в Мариенбург, – сказал Халс. – Там говорят на том же языке, хорошо платят наемникам и… – Он понимающе кивнул Райнеру. – Слышал я, там игорные дома не хуже, чем в Альтдорфе.

Райнер усмехнулся:

– Едва ли. Но это портовый город, и оттуда мы сможем добраться куда угодно. Договорились?

Остальные закивали.

– Отлично. – Райнер огляделся.

– Тогда нужно придумать, как выбраться из палатки.

Он пересек палатку и выглянул из нее. Двое солдат, которым вроде бы полагалось их охранять, стояли на приличном расстоянии от входа, вытягивая шеи, чтобы увидеть поле битвы, закрытое от них другими палатками. А так лагерь, похоже, опустел, костры догорали, а флаги и вымпелы вяло хлопали на ветру.

Райнер повернулся к своим товарищам:

– Ну, не думаю, что нам придется особенно трудно…

Внезапно их прервал такой шум, от которого волосы встали дыбом. Это был вопль, рвущийся из пяти тысяч глоток, варварский боевой клич. Земля содрогнулась у Райнера под ногами, приглушенный грохот канонады сотряс палатку.

– Они пошли в атаку на наших, – сказала Франка. – Началось.

Павел и Халс словно к месту приросли. Джано беспокойно озирался. Оскар дергался.

Раздался ответный рев, и земля снова дрогнула. Шум перешел в неумолчный глухой рокот, прерываемый криками и трубным зовом.

Райнер снова выглянул из палатки. Оба стража почти скрылись за походной часовней. Их позы явно свидетельствовали о том, что эти двое жаждали присоединиться к своим товарищам, а не торчать тут просто так.

Райнер обернулся:

– Выбирайтесь из-под задней стены. Наши тюремщики нас не заметят. – Он помолчал, увидев лица Павла и Халса, мрачные и горестные. – Вы что, уже передумали?

Пикинеров мучили сомнения. Было яснее ясного, что идея оставить своих соотечественников биться с хаоситами казалась им омерзительной, но в то же самое время их чувство справедливости было жестоко задето.

Наконец Халс пожал плечами:

– После того, как они обошлись с нами? Пусть их заберет Хаос. Мне наплевать.

– И мне, – сказал Павел, но Райнер почувствовал, что вымолвить это ему было не так легко.

– Значит, пора.

Райнер прошелся до дальней стены палатки и принялся убирать с дороги мешки с мукой. Остальные присоединились к нему. Вероятность, что их засекут, была невелика: воздух наполнял грохот канонады, ржание лошадей, лязг оружия.

Когда дорога была свободна, они потянули за нижний край брезента, пока не расшатали колышек, потом выползли через образовавшуюся щель. В то время как остальные выбирались, Райнер сторожил за палаткой. Оказалось, что они находятся рядом с южной окраиной лагеря, в узкой части долины. Звуки битвы доносились с севера.

– Вот теперь, – сказал Райнер, – вернемся на дорогу, по которой мы пришли, и пойдем по ней на запад, в Мариенбург.

– Подожди. – Джано выволок из палатки мешок. – На этот раз подготовимся.

Он уже успел вытряхнуть из мешка большую часть муки и наполнить его различными припасами. Он ухмыльнулся и перекинул мешок через плечо, показывая своим спутникам на соседние палатки:

– Лавка открыта.

Райнер усмехнулся:

– Эй, тильянец, да ты, похоже, не видишь разницы между своим и чужим.

Он пожал плечами:

– Было бы нужно, взяли бы с собой.

Халс и Павел сердито нахмурились, но присоединились к охоте за оружием, броней, одеждой и кухонной утварью. В лагере почти никого не осталось, лишь несколько маркитантов и поваров, от которых нетрудно было ускользнуть. Райнер нашел в палатке какого-то рыцаря пистолеты на ремне, снабженные запасом пуль и пороха. Оскар обнаружил целый ящик ружей и забрал одно, но, учитывая, что его левая рука была на перевязи, заряжать оказалось не так-то просто. Словом, в пределах получаса они обеспечили себя не худшим снаряжением, чем то, которым их в свое время снабдил Альбрехт.

Они собрались на окраине лагеря, одетые в цвета чуть ли не дюжины полков: пояса их ощетинились оружием, за плечами висели набитые котомки.

– Ну что, теперь готовы? – спросил Райнер.

Его товарищи закивали, хотя Павлу, Халсу и Франке было явно не по себе в снаряжении, украденном у таких же солдат, как и они сами.

– Значит, пошли.

Они направились по тропе, по которой менее двух часов назад попали в лагерь. Они все еще были порядком измучены, но хоть немного успели передохнуть в заточении и по крайней мере находились во вменяемом состоянии.

Они почти добрались до деревни в южной части долины, когда Оскар обратил их внимание на обгорелые руины:

– Смотрите.

Там по склону холма спускалась колонна солдат, шлемы и наконечники копий сверкали в лучах утреннего солнца. Голова колонны уж скрылась в городке, так что не оставалось никаких сомнений, чья это армия.

– Альбрехт, – сказал Павел.

– Ага, – отозвался Райнер. – Давайте спрячемся, пока они не пройдут.

Компания поспешила в почерневший амбар и укрылась внутри. Почти сразу же послышались топот марширующих ног и цоканье копыт. Они приблизились к стене и выглянули в щели как раз тогда, когда показалось начало колонны. Впереди ехали Альбрехт, Эрих и леди Магда, за ними следовал отряд из более чем сотни рыцарей. Эрих ехал между бароном и аббатисой на белоснежном скакуне, закованном в сияющую броню. Альбрехт роскошно смотрелся в покрашенном в синий цвет доспехе и шлеме с алым плюмажем, а отряд рыцарей был просто загляденье – такое зрелище должно было бы наполнить сердца жителей Империи гордостью. Однако вид кроваво-красного знамени, которое высокоподнятым держал Эрих, поставив в бушмет, убивало все эмоции, кроме всепоглощающего ужаса.

Оно выглядело поистине устрашающе и так хлопало о древко, словно являло собой не кусок тяжелой материи, а кусок плоти, вырезанный из тела бурого гиганта. Райнер не мог отвести взгляд, но в то же самое время смотреть было тяжело: знамя излучало мрачный ужас, словно черное солнце. Он одновременно почувствовал дурноту и желание присоединиться к колонне людей, следующих за стягом. Сила знамени стала во сто крат больше, чем тогда, в склепе. Теперь его нес герой, возглавляющий целую армию. Оно притягивало Райнера, словно магнит, и, оторвав от него взгляд и посмотрев на товарищей, он обнаружил, что на них знамя действует точно так же. Павел и Халс так сжали копья, что у них побелели костяшки пальцев. Франка и Джано смотрели с перекошенными лицами. Оскар поднялся на ноги и был теперь на виду.

– Сядь, дурень, – зашипел Райнер и потянул артиллериста за куртку.

Он был рад, что может хоть на что-то отвлечься. Что угодно, лишь бы больше не смотреть на знамя.

– Мирмидия, – выдохнула Франка. – Посмотрите на них. Бедные пропащие души.

Райнер снова неохотно выглянул наружу. Рыцари уже покинули город, и теперь за ними следовали отряды пикинеров, меченосцев и стрелков. В каком-то смысле это было самое обычное зрелище – солдаты Империи на марше: простые фермеры, мельники, кузнецы и торговцы, вставшие под оружие в военное время, как это и бывало уже на протяжении многих веков. Однако в этих солдатах присутствовало что-то такое, не поддающееся определению, но при этом отталкивающее. Они маршировали вполне прилично, на самом деле практически как надо, в ногу, ровными рядами, вид которых согрел бы сердце любого старшего сержанта, но их походка, какая-то расшатанная, напомнила Райнеру походку лунатиков. Они пялились прямо перед собой, челюсти отвисли, глаза ничего не выражали. Никто не смотрел ни налево, ни направо, не щурился на солнце, чтобы определить время, не переговаривался с товарищами и не почесывал задницу. Глаза их были сосредоточены на знамени и, похоже, даже не мигали.

– Зомби, – сказал Джано и сотворил перед собой охранный знак.

– Знамя их поработило, – заключила Франка и вздрогнула.

Райнер кивнул.

– Теперь ясно, в намерениях Альбрехта можно не сомневаться. Он пришел не на помощь брату, а для того, чтобы убить его. – Райнер присвистнул. – Я рад, что нас не будет поблизости, когда Манфред угодит между этим молотом и курганской наковальней.

Последние солдаты-зомби вышли из города. Райнер закинул торбу за плечо и встал, но остальные задержались – они все еще смотрели на удаляющуюся колонну.

– Капитан, – робко начал Халс, – мы не можем просто так…

– О чем это ты?

Халс поскреб шею и скорчил гримасу, неловко переминаясь с ноги на ногу:

– Капитан, я помню, что говорил раньше. Мне абсолютно плевать, что там станет с Манфредом. Надеюсь, они с Альбрехтом порвут друг друга в клочья, но эти ребята в лагере…

– И те, что в колонне, – добавила Франка.

– Ага, – подхватил Халс. – Порабощены они или нет, но это наши товарищи. И это они попадут между молотом и наковальней. Это они будут гибнуть тысячами.

– Это не оборонительная война против врагов Империи, – сказала Франка. – Люди посланы умирать, чтобы леди Магда стала графиней, а Альбрехт отобрал у брата то, что ему не досталось от рождения.

Райнер едва не выругался. Ему не нравилось, как все обернулось.

– И что, вы предлагаете пойти и тоже погибнуть? Как полагаете, на чьей стороне будем сражаться?

– А я говорю, нам надо сделать то, что не получилось у капитана Вирта, – сказала Франка. – Уничтожить знамя.

Павел и Халс выразительно закивали.

– Может, тогда получим награду, а? – сказал Джано.

– А как же свобода? – спросил Райнер. – Как же Мариенбург, Тилея и все остальное? Мы ж хотели выпить мир досуха.

Остальные неловко пожали плечами. Даже Джано не стал смотреть ему в глаза.

– Простите, капитан, – сказал наконец Халс.

Райнер застонал и с тоской посмотрел на дорогу, ведущую прочь из долины. На дальнем склоне холма открывался путь к свободе. Оставалось только подняться туда, и Альбрехт, Манфред и леди Магда останутся лишь неприятными воспоминаниями. Что ему до судеб нескольких тысяч крестьян? Это ж не он вел их навстречу смерти. Все, что ему было нужно, – это спокойная жизнь без всяких там ужасных знамен, жадных до власти монахинь и сумасшедших баронов. Ему хотелось лишь вернуться в Альтдорф или уж, на худой конец, отправиться в Мариенбург или Тилею и там днем облегчать кошельки глупцов, а ночью развлекаться с веселыми девицами.

И все же…

И все же, пусть ему и не хотелось это признавать, знамя и безмозглые вояки, идущие за ним, задели его за живое. У него вечно были проблемы с властью. Именно это, а вовсе не трусость, заставило его в свое время всячески избегать военной службы. Он слишком ценил собственную индивидуальность, чтобы бездумно подчиняться приказам. И он знал слишком много высокородных идиотов – например, любимого батюшку, не говоря уж об Эрихе фон Эйзенберге, а потому не считал, что лорд всегда прав лишь по той причине, что он лорд. Сама мысль о какой-то жуткой реликвии, лишающей способности ставить под сомнение приказы, полностью уравнивающей тебя со всеми остальными и заставляющей слепо подчиняться вожаку, наполняла его возмущением.

Знамя было омерзительным. Он легко мог представить, как под его сенью окажется вся Империя. Целый народ, подчиняющийся капризам правителя, захватывающий соседние страны, пока не останется ни Тилеи, ни Мариенбурга, и будет просто некуда убежать, и он, Райнер, будет маршировать вместе со всеми – еще одна овца, радостно следующая за мясником на бойню.

– Хорошо, – внезапно сказал он. – Поднимайтесь. Надо поторопиться, придется обходить стороной их колонну, а потом спешить что есть мочи, чтобы опередить их.

Павел и Халс испустили громкие вздохи облегчения. Франка улыбнулась. Джано кивнул. Оскар выглядел расстроенным, но присоединился к остальным, и они зашагали по чавкающему под ногами жнивью к северу от деревни.

Обратный путь оказался труднее, чем они предполагали. Карабканье на стены из булыжника, поиски щелей в высоких заборах – все это не способствовало быстрому передвижению, да и состояние их ничуть не улучшилось. Халс морщился на каждом шагу не только от боли в сломанной ноге, но и потому, что импровизированный костыль здорово натер под мышкой.

Райнер оглядел их и только головой покачал. Ну как таким доходягам уничтожить знамя? Для этого им, скорее всего, придется биться с Альбрехтом, не говоря уже об Эрихе и целом отряде рыцарей. Смешно! Все равно как если бы нищие вздумали штурмовать Мидденхейм.

Пробираясь по опустевшему лагерю Манфреда, они потеряли колонну Альбрехта из виду и вот наконец очутились на поле битвы. Они находились далеко за линией обороны Манфреда, и отсюда было сложно что-либо разглядеть, кроме сплошной массы людей, коней, рогатых шлемов, мелькающих и исчезающих в густом дыму. Райнер не мог разобрать, кто тут люди Альбрехта, да и прибыли ли они вообще.

– Надо найти место, откуда лучше видно, – сказал он. Крутые холмы справа от лагеря казались в этом отношении удачной позицией. – Туда.

Халс застонал, но с помощью Павла живо захромал по склону вслед за остальными. Вскоре они нашли козью тропу, по которой было легче карабкаться; она привела их туда, откуда наблюдать битву было наиболее удобно, – всё как на ладони.

Они стояли над тем местом, где долина разветвлялась, и смотрели на запад. Замок Нордбергбрухе находился чуть севернее развилки. Лагерь Манфреда был на юге, в районе ножки буквы «У». По тому, как располагались армии на данный момент, Райнеру было нетрудно восстановить начало битвы. Войска хаоситов хлынули из крепостных ворот и выстроились в длинную линию, охватывающую долину как раз под разветвлением. Манфред занял позиции южнее и готовился принять бой. Он располагал в два раза меньшим по численности войском, к тому же стоящим ниже по склону холма, зато у него было два, пусть и незначительных, преимущества: крутые холмы по обе стороны долины не давали противнику возможности обойти его с флангов, а каменистый холм с маленьким деревянным святилищем Зигмара на вершине высился над голыми деревьями как раз в районе развилки, еще более сужая фронт, вдоль которого курганцы могли атаковать его, и, что немаловажно, представлял собой удачную площадку для размещения орудий. Собственно, с севера холм казался настоящей скалой, но при этом его южный склон был пологим, и армия Манфреда стояла по обе стороны от него.

Армия Манфреда отступала, и неудивительно. Хаоситы теснили ее в узкую часть долины – так стрелок забивает пыж в ствол ружья. Манфреда загнали на юг еще не настолько далеко, чтобы он не мог воспользоваться каменистым холмом, но к востоку от возвышения это казалось уже вполне вероятным, там графские войска сильнее растянулись, а противник был мощнее всего. Если бы так случилось, для Манфреда это означало бы катастрофу – тогда курганцы смогли бы стремительно обогнуть небольшой холм с юга и ударить по западным отрядам с тыла.

Халс втянул воздух сквозь зубы:

– Худо дело.

– Ага, – сказал Райнер. – А вот теперь представь, что было бы, если бы мы тогда не свернули пушку в реку. Если бы они палили из этого монстра с замковых укреплений, может, все уже было бы кончено.

– А где Альбрехт? – спросила Франка.

– Вон там, – показал Оскар.

Райнер с товарищами проследили за его рукой. Сквозь завесу дыма, стоящую над полем, они смогли разглядеть лишь отряд рыцарей, выезжающий из леска на холме в дальнем конце долины. Во главе их был Альбрехт, рядом с ним знаменосец высоко держал фамильный стяг. За рыцарями следовало несколько подразделений мечников и стрелков, четыре орудийных расчета тащили пушки на позиции. Барон каким-то образом сумел найти путь через холмы и появился севернее линии фронта. Быстрая атака по крутому склону холма – и он смог бы ударить по силам Хаоса сзади.

– И вон там, – Оскар показал на юг.

Райнер посмотрел налево. Из лагеря Манфреда один за другим выходили отряды копейщиков, маршируя все той же странной расслабленной походкой, какую Райнер и его товарищи уже видели. Они образовали широкий фронт в двухстах шагах позади войск Манфреда.

– Так он что, все-таки поддерживает Манфреда? – озадаченно спросил Павел. – Мы всю дорогу ошибались?

Когда находящиеся в трудном положении солдаты Манфреда заметили войско Альбрехта, по полю прокатился радостный клич, и битва закипела с новой силой. Курганцы тоже заметили подкрепление и принялись лихорадочно маневрировать, чтобы встретить рыцарей Альбрехта. Но воодушевление людей и ужас хаоситов продлились одинаково недолго: войска Альбрехта, которые, вообще-то, находились в положении, как нельзя лучше подходящем для атаки – и те, что спускались с холма, и те, что подходили сзади, – остались на месте, молча взирая на кровопролитное сражение.

– Чего он ждет? – сердито спросил Халс. – Мог бы уже и поторопиться.

– А где знамя? – поинтересовался Райнер.

Они посмотрели, но так и не увидели.

В это время те немногие футы земли, которые отвоевали войска Манфреда во время замешательства противника, снова были потеряны: северяне отчаянно бились, чтобы расправиться с теперешним врагом, пока их не атаковал новый.

Рядом с Райнером Франка выдохнула:

– Вон там! На холме!

Остальные посмотрели туда же, куда и она. Вверх по каменистому склону в центре линии войск Манфреда на белом коне с ужасным знаменем наперевес ехал Эрих. Райнеру было видно, как отряды стрелков Манфреда приближаются к молодому рыцарю, но не атакуют. Вместо этого люди падали на колени перед знаменем, освобождая Эриху путь.

Эрих достиг гребня холма и поднял знамя высоко над головой. Оно тяжело хлопало на ветру. Погода не менялась, но стало так угнетающе мрачно, что создалось впечатление, будто знамя вобрало в себя свет. Райнера передернуло. Франка застонала. На войска в долине происходящее подействовало еще сильнее: люди Манфреда останавливались в замешательстве и отступали по всей линии – колдовской предмет лишал их возможности действовать.

Хаоситы тоже колебались – им было не по себе от присутствия этого странного символа, но, в отличие от солдат Империи, они не испугались и, воспользовавшись оцепенением противника, возобновили атаку. Армия Манфреда оборонялась, но было ясно, что она практически деморализована и люди сражались словно в прострации.

– Надо добраться до этого знамени, пока не поздно, – сказала Франка.

– Уже поздно, – отозвался Джано. – Хочу помочь, но они мертвые. Пошли, а?

Райнер покачал головой. Как странно. Он слышал крики умирающих и ор офицеров, отчаянно пытающихся привести в чувство пришибленных вояк. Он знал, что положение безнадежное. Он знал, что лезть в эту кашу – чистейшей воды самоубийство. Если уж действовать в собственных интересах, то надо бы удирать с холма во весь дух, но он просто не мог. Ну, не мог он допустить, чтобы этот упертый болван Эрих сорвал куш. Не хватало еще, чтобы леди Магда и эта жирная колбаса Альбрехт добились, чего хотели.

– Нет. Мы остаемся. Пошли. Вон туда, прямо.

И он принялся спускаться с холма в сопровождении хромающих и ворчащих товарищей. Они спустились в долину как раз к югу от линии обороны Манфреда, где полевые хирурги и маркитанты уволакивали раненых и убитых с поля боя и на земле стонали покалеченные люди. В ста шагах левее от них в полной прострации стояла пехота Альбрехта: ряды и ряды копейщиков и лучников, тупо пялящихся вперед, словно изваяния из плоти. Товарищи Райнера принялись пробираться по усеянному телами полю. Поскольку они были одеты в форму имперских войск, люди Манфреда не обратили на них ни малейшего внимания. На полпути к цели Райнер краем глаза заметил какое-то движение и поднял голову. На вершине каменистого холма Эрих привстал на стременах и начал описывать над головой круги ужасным стягом.

– Молот Зигмара! – буркнул Халс. – Вот и они.

Райнер глянул налево. Пехота Альбрехта наступала в полном единстве, опустив копья, с оловянными глазами. Позади их лучники выпускали стрелы в небо.

– Бегите! – закричал Райнер. – Бегите к холму!

И они помчались, насколько возможно, хромая, спотыкаясь и ругаясь, под тучами стрел, которые на миг закрывали солнце и тут же сыпались наземь черным дождем. К счастью, лучники целились в линию Манфреда, и только некоторые стрелы, не долетевшие туда, падали рядом. Людям Манфреда повезло меньше – в ужасе и изумлении они кричали и падали замертво в большом количестве.

– Предатель! – закричала Франка.

За гребнем каменистого холма Райнер увидел, как Альбрехт и его рыцари отозвались на сигнал Эриха. Они скакали во весь опор, опустив копья. Оттуда, где стоял Райнер, было невозможно разглядеть, кого они атакуют, но яростный варварский рев, разнесшийся по долине, стал ответом. Альбрехт наконец пошел на курганцев.

– Он атакует с обеих сторон! – выкрикнул Халс и, хромая, двинулся вперед. – Что там выдумал этот ненормальный?

– Ненормальный? – выдохнул Райнер. – Да он соображает получше, чем я предполагал. Он хочет забрать замок себе и ждет, пока стороны не ослабят друг друга, чтобы потом напасть на тех и других.

Они добрались до редколесья, окружавшего холм, как раз тогда, когда копейщики Альбрехта продвинулись чуть дальше. Линия обороны Манфреда, и без того весьма потрепанная, разделилась на две, обращенные друг к другу спинами: одна продолжала сражаться с хаоситами, другая – со своими же околдованными собратьями, которые на последних двадцати шагах перешли в наступление.

Зрелище было не из приятных: войска Альбрехта рвались вперед без каких-либо эмоций – ни боевых кличей, ни вызова врагу, лишь бессмысленный немигающий взгляд перед собой, и так они вонзали копья в стоящих неровной линией солдат Манфреда, причем совершенно синхронно. И все же, несмотря на полную бесстрастность, они рубили и крушили с поразительной кровожадностью, словно мясники, а когда дело доходило до непосредственной стычки, кусали, рвали и выдавливали противнику глаза, все время тупо глядя куда-то вдаль.

Вдобавок люди Манфреда явно не хотели биться с копейщиками.

– Эрхардт, да что с тобой? Не узнаешь меня?

– Верен, брат, умоляю, остановись!

Крики неслись над полем и захлебывались кровью. У Райнера за спиной кто-то всхлипнул, и он увидел плачущего Халса. Единственное, что хоть немного могло помочь войскам Манфреда, это то, что люди Альбрехта, при всей своей ярости и грубой силе, были неуклюжи и неловки – марионетки в руках неумелого кукловода.