Текст книги "Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том I (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

– Возможно, демонстрация чьей-то неприязни к Чекатило? – предположил Бремен.

– Тогда под подозрением оказывается весь город, – ответил Каспар и пошел по скрипящему снегу к остаткам борделя.

В морозном воздухе явственно витал тошнотворный густой запах, слишком хорошо знакомый послу: запах горелой человеческой плоти. В свое время он разжег достаточно погребальных костров.

Каспар показал на собравшихся у пепелища людей:

– Курт, ты лучше меня говоришь по-кислевски, спроси их, не знают ли они, что здесь произошло.

Бремен кивнул, а Каспар привязал Магнуса к выступающей балке, перелез через остатки стены уничтоженного здания и начал тщательно рассматривать руины борделя. Жители Кислева основательно разграбили пепелище, бревна, не прогоревшие дотла, утащили для костров, как и все уцелевшие безделушки, которые можно продать или выменять на еду. Почти уже сдавшись, Каспар заметил трупики нескольких крыс – опаленные, скорченные в неестественных позах тельца. Изучая их, он поразился размеру грызунов – добрых восемнадцать дюймов от носа до хвоста.

Посол опустился на колени возле обугленного трупика и какой-то сломанной щепкой перевернул окоченевшего зверька: Черная шерсть рассыпалась в пыль, но плоть на спине еще сохранилась, так что Каспар разглядел на коже крысы три пересекающихся красных рубца, образующих неровный треугольник.

– Что там? Вы что-то нашли? – окликнул Каспара Бремен от края развалин.

– Крысу, большую, – ответил Каспар, – но, чтоб мне провалиться, похоже, на ней какое-то клеймо.

– Клеймо? Кому в здравом уме придет в голову клеймить крысу?

– Понятия не имею, но…

– Но – что?

– Я просто вспомнил о том, что Софья сказала о чуме. Что городские врачи боятся, что ее распространяют крысы. Я увидел это клеймо и подумал, возможно ли, чтобы эпидемией кто-то управлял?

– Хотите сказать, что чума – дело чьих-то рук?

– Не знаю, возможно. – Каспар встал и стряхнул золу со штанов. – Ты узнал что-нибудь у людей?

– Немногое. Их рейкшпиль почти так же плох, как мой кислевский. Те немногие, кто был здесь, когда это случилось, сказали, что слышали доносящиеся из притона крики как раз перед тем, как вспыхнул пожар.

– И все?

– Все, – кивнул Бремен, пожав плечами. – Больше я ничего не понял.

– Проклятие, тут произошло что-то важное, я это чувствую, но пока не понимаю, что именно.

– Возможно, чекисты или городская стража что-то знают. Должно быть, они уже здесь побывали.

– Да уж, не могу представить, чтобы Пашенко не проявил интереса, когда один из притонов Василия Чекатило сожгли дотла.

– А если и проявил, думаете, он сообщит вам что-нибудь?

– Стоит попробовать, – ответил Каспар, снова взбираясь на лошадь. – Худшее, что он может сделать, это сказать «нет».

Бремен в последний раз оглянулся на руины борделя и сказал:

– Интересно, Чекатило был внутри, когда возник пожар?

Каспар тряхнул головой:

– Нет, не думаю, чтобы нам так повезло. Держу пари, этот скользкий ублюдок слишком ловок, чтобы его можно было так просто прикончить.

Каспар слегка занервничал, когда они с Бременом повернули на Урский проспект, вспомнив их прошлый проезд по этой улице и устроенную здесь бойню. Подстреленный Рыцарь Пантеры потерял руку и вскоре скончался от загадочной болезни, которую Софья не сумела вылечить.

Они держались обочины переполненного проспекта, и Каспар, заметив, что Бремен тоже озирает крыши и темные окна, глядящие на улицу, ощутил некоторую уверенность от того, что не одинок в своих опасениях.

Отряд вооруженных коссар промаршировал по центру проспекта. В своих ало-зеленых доспехах, со сверкающими железом и бронзой нагрудниками они были великолепны. Солдаты несли широкие секиры и короткие кривые луки. На всех были меховые колпаки и толстые шарфы, прикрывающие нижнюю половину лица. Черные нарукавные повязки говорили о том, что они патрулируют части города, закрытые из-за чумы, и обосновавшиеся на проспекте люди в страхе пятились от солдат.

Каспар кивнул командиру коссар, но тот проигнорировал приветствие и вместе со своими людьми прошагал мимо, едва отметив присутствие чужестранцев.

Наконец они добрались до здания чекистов и заявили о себе двум часовым у ворот. Обоих солдат, кажется, захватило врасплох требование Каспара впустить его – люди обычно молили выпустить их отсюда. Но, узнав имперского посла, стражники с некоторым трудом открыли ворота и позволили Каспару и Бремену въехать на мощеный двор.

Когда ворота захлопнулись за ними, Каспар увидел, что створки укрепили толстыми перекладинами, а дыру, проделанную неизвестным оружием снайпера, залатали листом железа. Пашенко, очевидно, решил не рисковать – мало ли какой меткий стрелок захочет пустить пулю в тоже отверстие.

Черная дверь в мрачном фасаде здания открылась, и в сумерки уходящего дня шагнул лидер чекистов. Темные доспехи отразили свет горящих у входа факелов.

– Посол фон Велтен, – как обычно отрывисто, произнес Пашенко. – Какое совпадение. Надеюсь, вы не принесли к моим дверям очередных неприятностей.

– Нет, на этот раз нет, – ответил Каспар. – А почему совпадение?

– Неважно, так зачем вы здесь?

– Я только что оттуда, где стоял публичный дом, принадлежащий Василию Чекатило. Вы что-нибудь знаете о том, что там произошло?

– Он сгорел.

Каспар проглотил раздраженную реплику и сказал:

– Я подумал, вы можете иметь представление о том, кто это сделал.

– Могу, но потребуется год, чтобы арестовать всех вероятных подозреваемых. Чекатило в городе не любили, посол.

– Мой друг серьезно пострадал и может умереть. Думаю, он был там той ночью, когда притон загорелся. Я просто хочу выяснить, что случилось.

Пашенко махнул рукой паре конюшенных, чтобы они забрали лошадей Каспара и Бремена, и предложил:

– Пройдемте в помещение. Рассказать что-то о пожаре сверх того, что вы уже, вероятно, знаете, мне почти нечего, но, как я и сказал, то, что вы пришли сюда сегодня, – удивительное совпадение.

Каспар и Бремен передали поводья грумам и следом за Пашенко вошли в здание, сбросив на входе тяжелые зимние плащи.

– Да, вы так сказали, Пашенко. Но почему? – спросил Каспар, чье терпение уже истощалось.

– Потому что час назад Саша Кажетан принялся умолять, чтобы ему позволили повидаться с вами.

VI

Помаргивающие лампы освещали кирпичный коридор, ведущий в темницы под зданием Чекистов, и от доносившихся снизу стонов по коже Каспара поползли мурашки. Эхо их шагов по каменным ступеням звенело, мечась меж стенами, и, хотя он никогда не был подвержен клаустрофобии, Каспар инстинктивно боялся этого места, словно сами камни, которые видели здесь столько страданий, не могли больше выносить муку, не могли сдерживать в себе проклятия и истекали в пространство ужасом, точно кровью.

Краска на стенах шелушилась, кое-где на кирпичной кладке виднелись старые пятна цвета ржавчины. Пашенко шел первым, держа фонарь, покачивающийся при каждом шаге, и чудовищные тени плясали вокруг идущих.

Сколько же вопящих людей протащили по этим ступеням и сколько из них никогда не вернулись в мир наверху? Как тогда сказал Павел? Они исчезли. Так сколько народу исчезло в холодной тьме этого страшного места? Наверное, больше, чем он осмеливается вообразить. Отвращение и ненависть Каспара к Владимиру Пашенко стали еще сильнее.

Предводитель чекистов тем временем подошел к железной двери с решеткой на уровне глаз и ударил по ней кулаком. Звук получился гулким и отчего-то зловещим. За решеткой забрезжил свет, и Каспар услышал позвякивание ключей и скрежет отодвигаемых запоров. Дверь, заскрипев, открылась – Пашенко привел их в подземную тюрьму.

Они оказались в широком, устланном соломой коридоре, уходящем во тьму, кирпичные стены через равные интервалы пронзали узкие ржавые двери. От затхлого запаха пота, человеческих испражнений, и страха Каспара с Бременом замутило, но Пашенко словно и не заметил вони.

– Добро пожаловать в застенки, – улыбнулся чекист. В его подсвеченном снизу лице было что-то демоническое. – Сюда мы помещаем врагов Кислева, а это наш тюремщик.

Тюремщик был коренастым крепышом с толстыми мускулистыми руками, он держал фонарь и увесистую дубинку с шипами на конце. Лицо его скрывали черный капюшон, окантованные латунью стеклянные окуляры и толстый полотняный фильтр для рта. Наряд надсмотрщика составляли железный нагрудник, кожаные перчатки, усеянные бронзовыми шипами, и тяжелые тупоносые сапоги. Он напомнил Каспару укротителя свирепых экзотических животных, содержащихся в императорском зверинце Альтдорфа. Неужели здешние заключенные настолько опасны? Каспар и Бремен тревожно переглянулись.

– Где Кажетан? – спросил посол, желая покинуть эту проклятую адскую дыру как можно скорее.

Пашенко хмыкнул и показал куда-то вглубь чернильно-черного коридора.

– Камера в конце, слева, – ответил он и пошел вперед. – Он прикован к стене, но я бы не рекомендовал слишком приближаться к нему.

– Он снова неистовствует? – уточнил Бремен.

– Нет, просто с ног до головы заляпан собственным дерьмом.

Каспар и Бремен последовали за чекистом по коридору, тюремщик держался сзади. Из-за каждой двери, мимо которой они проходили, неслись приглушенные мольбы о помощи и милосердии.

– Воистину это ад, – прошептал Каспар, бессознательно ощутив облегчение, когда они достигли конца этого тусклого и бездушного прохода.

Надзиратель шагнул к камере, разыскивая в связке на своем поясе нужный ключ; действия его замедляли толстые перчатки и громоздкий капюшон. Наконец он нашел требуемое и открыл для гостей дверь.

Пашенко шагнул в камеру, Каспар – за ним, и зловоние экскрементов едва не лишило его сознания. Колеблющийся свет лампы озарил квадратную каморку с крошащимися кирпичными стенами и сырым полом, на котором поблескивали лужицы. Каспар прикрыл нос рукой, защищаясь от смрада, и содрогнулся, заметив обнаженную фигуру Саши Кажетана, свернувшегося в углу в позе зародыша.

От Саши осталась лишь оболочка его прежнего еще тогда, когда Каспар видел его в последний раз, но теперь он был к тому же страшно избит, тело его покрывала мозаика синяков и рубцов. Тусклый свет лампы подчеркивал рельеф выпирающих от истощения ребер, а щеки Кажетана ввалились, как у жертвы голода.

Когда в темницу вошли люди, узник всхлипнул и заслонил глаза от света; толстые цепи, которыми он был прикован к стене, задребезжали, когда он пошевелился. Несмотря на ужас его преступлений, Каспар не мог не почувствовать, острой жалости к человеку, которого содержат в таких жестоких условиях.

– Кажетан, – окликнул Пашенко. – Посол фон Велтен здесь.

Саша вскинул голову и попытался встать, но тюремщик шагнул вперед, и дубинка его врезалась в бедро пленника. Кажетан хрюкнул от боли и рухнул бесформенной стонущей грудой, по ноге его побежали ручейки крови.

– Посол… – просипел он хриплым и надломленным голосом. – Это все ради нее…

– Я здесь, Саша, – сказал Каспар. – Что ты хотел мне сказать?

Грудь Кажетана тяжело поднялась, словно каждый вдох стоил ему немалых усилий, и он выдавил:

– Крысы. Они повсюду. Даже когда думаешь, что один, они тут, я их вижу. Они следят за мной для нее. Однажды они уже пытались убить меня, но теперь просто радуются, видя, как я страдаю.

– Крысы, Саша? Я не понимаю.

– Грязные крысы! Я вижу их, я их чувствую! – взвыл Кажетан, и Каспар испугался, что разум, в конце концов, полностью отказал пленнику. – Повсюду в городе я слышу топоток их маленьких ножек, когда они сговариваются с ней.

– С кем, Саша? Не понимаю.

Каспар шагнул ближе к Кажетану.

– Посол, – предостерег Бремен, – осторожнее.

Каспар кивнул и вслушался в бормотание Кажетана.

– Кланы Владыки Вредителей здесь. Зло во мне чует их, мы братья по порче. Я уже говорил, что запятнан Хаосом, и они тоже, но они счастливы этому. Я чую их своей кровью, слышу их писклявые голоса в своей голове. Они несут сюда болезни и смерть, но им не взять меня! Им не взять меня!

– Саша, помедленнее, в твоих словах нет смысла.

Каспар протянул руку, чтобы дотронуться до плеча Кажетана.

Со скоростью, невероятной для жалкого состояния бойца, рука Саши метнулась вперед и стиснула запястье посла.

– Их болезни не тронут меня, потому что я, как они, создание Хаоса! Ты не понимаешь?

Кажетан отпустил его, и Каспар отшатнулся, налетев на надсмотрщика, который, напротив, подался вперед и ткнул шипастым кулаком в лицо Кажетана. Кровь брызнула из носа бывшего бойца, и он взвыл, дико, по-звериному, но все же метнулся к тюремщику, стремясь задушить мучителя.

Однако сила Саши была уже не той, что прежде, да и тюремщик привык иметь дело с бешеными узниками. Кулак в перчатке врезался в солнечное сплетение Кажетана, швырнув человека на колени, но боец отказывался сдаваться. Грудь его судорожно вздымалась.

Тюремщик поднял дубину, но, прежде чем он нанес удар, Кажетана вырвало черной пенистой кровью прямо на начищенный железный нагрудник палача. Каспар с ужасом смотрел, как вязкая жидкость потекла по доспехам, плавя их с потрескиванием брошенного на раскаленную сковородку сала. Зловонный шипящий дым потянулся от растворяющегося металла, и надзиратель заорал от боли, когда слизь разъела его латы. Он бросил оружие и попытался расстегнуть ремни, удерживающие на теле лакированный нагрудник.

Бремен кинулся на помощь, и они вдвоем сумели сорвать доспехи и швырнуть их на землю, где те продолжили растекаться, потрескивая и шипя, – ядовитая отрыжка Кажетана довершала свое дело.

Кажетан сполз по стене своей камеры, плача и потирая ладонями лоб. Кровавая рвота капала с его подбородка, не причиняя ему никакого вреда.

– Да хранит нас Сигмар! – вскрикнул Бремен, поднимая Каспара и выволакивая его из резкой вони темницы. – Он измененный!

Тюремщик вывалился из камеры, из-под его прожженной нижней рубахи выглядывала кровоточащая, лишившаяся кожи грудь. Пашенко – таким испуганным Каспар его еще не видел – вышел за ним. Глава чекистов рявкнул пошатывающемуся надзирателю:

– Запри дверь! Запри этого монстра, немедленно!

Курт Бремен пинком захлопнул дверь камеры, и тюремщик дрожащими руками повернул в замке ключ, снова закрывая Кажетана.

– Кровь Урсана, – выдохнул Пашенко, кашляя от вони, сочащейся из темницы. – Никогда не видел ничего подобного.

Перед глазами Каспара все кружилось, все чувства его вибрировали от только что увиденного кошмара, кожа съежилась от близости создания, несомненно, отмеченного силами Тьмы. А он-то думал, что утверждение Кажетана там, на холме у его родового поместья, что он – порождение Хаоса, всего лишь галлюцинация сумасшедшего.

Теперь Каспар знал, что это не так.

Не сказав больше ни слова, он с Бременом покинул застенки чекистов.

VII

Каспар и Бремен вернулись в посольство в молчании, все еще потрясенные тем, чему они стали свидетелями. К тому времени, как они добрались до теплого дома, было уже темно, и луна стояла высоко в небе. Один из стражников у ворот показал на приемную, в которой гости обычно дожидались аудиенции посла, и предупредил:

– Кое-кто желает видеть вас, посол.

Каспар был не в настроении принимать в этот час посетителей, поэтому он буркнул:

– Скажи им, что я…

Но слова застряли у него в горле, а сердце заскакало бешеным галопом, когда он увидел троих, сидящих в приемной.

Первым был знакомый убийца с холодными глазами; второго, взъерошенного и помятого, он видел впервые, но третий…

– Добрый вечер, посол, – поздоровался Василий Чекатило.

I

Каспар не мог поверить, что Чекатило осмелился сунуть нос в его посольство, – на миг он даже окаменел, шокированный тем, что тот на самом деле разыскал его после событий последних нескольких дней. Наемник Чекатило, Режек, напряженный как натянутая струна, стоял рядом с хозяином, одной рукой сжимая эфес своего меча, а другой – засаленный ворот мужчины, воняющего грязью, – всклокоченного, какого-то дикого на вид.

Прежде чем было произнесено следующее слово, Каспар выхватил из-за пояса пистолет, взвел большим пальцем кремниевый замок и прицелился в голову Чекатило.

– Каспар, нет! – крикнул Бремен, увидев, что Режек отпустил своего пленника и стремительно бросился вперед.

Меч убийцы вылетел из ножен с проворством атакующей змеи. Бремен тоже обнажил меч, но клинок Режека застыл у горла посла прежде, чем оружие рыцаря покинуло ножны.

– На твоем месте я бы опустил пистолет, – сказал разбойник.

Бремен замахнулся, готовый пронзить сердце наемника.

– Если ты прольешь хоть каплю крови посла, я убью тебя на месте.

Режек хищно улыбнулся – так могла бы улыбнуться гадюка.

– Это пытались сделать люди и половчее тебя, рыцарь.

Каспар чувствовал прижавшееся к плоти стальное острие и подсчитывал свои шансы спустить курок и избежать смертельного удара. Он понимал, что намерения Режека неколебимы, и знал, что не успеет выстрелить до того, как убийца перережет ему глотку.

Чекатило брезгливо отвернулся от разворачивающейся перед ним драмы, и палец Каспара напрягся на курке. Как легко было бы сейчас пристрелить подонка, который причинил Кислеву столько вреда. Мысленно он увидел прямой путь пули, раздробленный череп Чекатило и содрогнулся, обнаружив, что хочет нажать на курок. Командуя в бою, он убивал неприятеля, потому что ему приказали, потому что так велел его император. И когда он дрался с курганскими конниками на занесенной снегом равнине возле фамильного поместья Кажетана, он убивал их, потому что они пытались убить его.

Но сейчас он хотел пристрелить того, кто не стремился покончить с ним и кого ему не приказывали предать смерти.

– Не можешь, да? – сказал Чекатило, не оборачиваясь. – Ты не можешь хладнокровно убить меня. Это не в твоем характере.

– Нет, – выдохнул Каспар и опустил руку. – Потому что я лучше, чем ты, Чекатило. Я презираю тебя и не стану таким, как ты.

– Разумно, – заметил Режек.

– Убери свой меч от его шеи, ублюдок, – прошипел Бремен.

Режек улыбнулся, отвел клинок, неуловимым движением спрятал его в ножны и отступил от посла. Курт Бремен поспешно шагнул вперед, становясь между Каспаром и Режеком, заслоняя собой посла. Затем рыцарь потянулся к пистолету Каспара и осторожно опустил кремень.

Услышав щелчок, Чекатило повернулся и улыбнулся Каспару:

– Теперь, когда необходимая демонстрация храбрости состоялась, может, мы все-таки поговорим, а?

Каспар подошел к длинному серванту и осторожно, бережно, словно хрупкую посуду, опустил пистолет, чувствуя, как напряжение медленно покидает его тело. Сердце гремело, едва не раскалывая грудь толчками, и он возблагодарил Сигмара, что не стал тем, кого ненавидел больше всего на свете: хладнокровным убийцей.

– Почему ты здесь, Чекатило?

– По той же причине, по которой ты хотел убить меня сегодня, – ответил Чекатило, усаживаясь в одно из больших кожаных кресел в приемной.

Грязнуля, которого привели бандиты, всхлипнул, когда великан-кислевит прошел мимо него, и сжался в комочек.

Чекатило подергал висящие кончики своих усов и продолжил:

– Кто-то напал на меня, и теперь я хочу ответить им тем же.

– А при чем тут я? – спросил Каспар.

– А при том, что я думаю, что тот, кто пытался пришить меня, и тот, кто стрелял в тебя на Урском проспекте и убил одного из твоих рыцарей, – одно и то же лицо. В Кислеве происходит нечто, о чем ничего не знаешь не только ты, но даже я. Возможно, мы могли бы помочь друг другу:

– Почему ты думаешь, что я стану в чем-то помогать тебе? – рассмеялся Каспар. – Мне противны ты и твоя порода.

– Это неважно, имперец. – Чекатило небрежно махнул рукой.

– Неужто?

– Нет, важно то, что у нас с тобой общий враг. Как я сказал, те, кто пытались убить тебя, пытались убить и меня. Старики Кислева говорят «Враг моего врага – мой друг».

– Я никогда не стану твоим другом, Чекатило.

– Я это знаю, но мы ведь можем какое-то время не быть врагами, а?

Каспар взвесил слова Чекатило, борясь со своей неприязнью к этому жирному мошеннику и не давая ей затмить здравые рассуждения. Если то, что говорит Чекатило, правда, тогда он лишь поставит под угрозу себя и других, отвергнув предложенное сотрудничество. А после тех ужасов, что случились с Софьей и вот теперь – с Павлом, он не желал рисковать снова. Посол осторожно кивнул и спросил:

– А чего будет стоить мне эта помощь?

– Ничего, – ответил Чекатило. – Ты помогаешь мне, я – тебе.

– Каспар, нет, этому человеку нельзя доверять, – запротестовал Курт Бремен.

– Твой рыцарь говорит правду, ты не обязан мне верить, но я не лгу.

– Что ж, если предположить, что ты искренен, – сказал Каспар, решив пока игнорировать Бремена, – как ты думаешь, кто организовал эти нападения?

– Я не знаю, но думаю вот что: в тот день, когда в мой бордель сбежались все крысы Кислева, в тебя стреляли из ружья, которое пробивает стены и убивает сквозь толстые бревна. В тот же день. Я не верю в случайные совпадения, имперец.

Чекатило потянулся к растрепанному человеку, которого Режек уже поставил на колени, поднялся и за шкирку вздернул вонючего плаксу. В суматохе событий Каспар почти забыл о присутствии в комнате этого жалкого представителя рода человеческого.

Он был высок, но сильно сутулился, словно долгие годы провел, наклонившись вперед. На нем была лишь грязная заскорузлая спецовка, и Каспар видел, что человек этот пребывает в полнейшем ужасе – лицо его беспрестанно кривили мелкие судороги. Волосы и борода – длинные, неухоженные; взгляд мечется по углам комнаты, словно человек боится, что что-то может оттуда выскочить.

– Кто это? – спросил Каспар.

– Этот жалкий тип – Николай Писанка, – представил «гостя» Чекатило, – и я только что выудил его из Лубянки.

Каспар знал о зловещей Лубянке, темном здании у восточной стены Кислева, бывшем когда-то госпиталем, а теперь ставшем свалкой умирающих, увечных, больных и безумных. Черные, лишенные окон стены Лубянки несли на себе чудовищный вес кошмаров, и Каспар сам при виде этого строения ощущал безымянный ужас.

– Николай был крысоловом, он работал в канализации и домах богатых и могущественных людей. Я щедро плачу крысоловам за ту информацию, которую они добывают и приносят мне. Очень выгодно порой – знать то, что они сообщают.

Поскуливающий человек вздрогнул при звуке своего имени, глаза его наполнились слезами. Он заерзал, пытаясь разорвать хватку Чекатило, но сил у него, видимо, не осталось, так что крысолов быстро прекратил извиваться.

– Что с ним случилось?

– В этом я не слишком уверен, – признался Чекатило, – он все время бредит, кричит о крысах, идущих убить нас всех. Я видел много крысоловов, свихнувшихся в канализации, большинство из них ненавидели крыс, но Николай, если увидит сейчас хоть одну, заорет так, что разорвет себе легкие.

Мурашки пробежали по спине Каспара – он вспомнил слышанные им этой ночью речи еще одного безумца. Кажетан тоже говорил о крысах, и сходство слов этих двух сумасшедших потрясало до зябкой дрожи.

– Я сперва не придал этому значения, но потом на мой публичный дом напали крысы, такие огромные, что я решил, что это собаки. Гиганты с клыками, способными с одного укуса отхватить человеку руку.

Чекатило поднял руки, демонстрируя несколько глубоких порезов и укусов – точно такие же отметины Каспар видел на теле Павла.

– Крысы убили всех в борделе – сожрали их, хрум-хрум!

– Я их видел, то есть их тела, – пробормотал Каспар, – когда заходил туда сегодня.

– Крысы таких размеров обычно не встречаются, а?

– Нет, – согласился посол.

– Так вот, Режек рассказал мне о Николае, и я подумал, возможно, он не такой уж и псих, как считают люди, так что мы пошли и поговорили с ним. Сейчас уже нельзя сказать, что он жив и здоров, в Лубянке таких не бывает, и теперь он еще безумнее, чем когда его туда поместили. Люди, которых кидают туда, – недобрые люди, они делают друг с другом жуткие вещи, но кого это заботит, а? Я поговорил с Николаем и не добился от него осмысленной истории, но он сказал кое-что, что я посчитал интересным.

– Например? – Каспар подумал о треугольном клейме на обугленном крысином трупе.

– Он сказал, что видел кое-что в канализации, – прошептал Чекатило. – Коробочку, светившуюся зеленым. Гроб. И крыс, ходивших как люди.

Каспар рассмеялся, чувствуя, как рассеивается напряжение, сковывавшее его члены. Он слышал рассказы о крысолюдях, предположительно обитающих под городами Старого Света и замышляющих уничтожить человечество, но не верил им – да и какой здравомыслящий образованный человек поверил бы?

– Я тоже слышал о скейвенах, крысолюдях, – фыркнул Каспар, – но это ведь только сказки, чтобы пугать детишек. Ты дурак, если веришь в них, Чекатило.

Чекатило оттолкнул крысолова и прорычал:

– Это ты дурак, имперец. Думаешь, ты умнее Василия? Ты ничего не знаешь.

Он опустился на колени возле скорчившегося на полу дрожащего крысолова и разорвал его рубаху, обнажая иссохшее тело:

– Посмотри сюда и повтори, что я дурак!

Каспар вздохнул, присел на корточки около судорожно дергающегося Николая, и глаза его расширились, когда он увидел, на что показывает Чекатило. На боку крысолова была маленькая ранка, просто царапина.

Но она гноилась, сочась вязкой желтой жижей, плоть вокруг раны приобрела странный зеленоватый оттенок, и от нее тянулась паутина омертвевших изумрудных вен. Каспар видел много зараженных ран, но с чем-то подобным ему пришлось столкнуться лишь однажды…

На плече Рыцаря Пантеры, подстреленного загадочным снайпером на Урском проспекте, перед тем как он умер от занесенной в организм инфекции, которую Софья не смогла остановить, расползалась такая же зелень.

– Покажи мне, где это случилось, – сказал Каспар.

II

Петр Иванович Лосев, главный советник царицы Кислева, нервно царапал пером разложенные перед ним пергаменты, подписывая приказы, санкционируя поощрения и датируя воззвания. Но разум его пребывал в рассеянности, и, в конце концов, он вставил перо в чернильницу и откинулся на спинку кресла.

Он уже знал, что нападение на бордель Чекатило провалилось, поскольку убить мошенника не удалось, и что Кажетан каким-то образом выжил при покушении, задачей которого было предотвратить его передачу чекистам. Несмотря на прохладу кабинета, тело Лосева покрыла испарина, и он смахнул со своего худого лица аскета едкие капли. На советнике был полагающийся ему по чину наряд – алый балахон, расшитый золотыми нитями и украшенный черным мехом и серебряными кистями. Обычно официальная одежда давала ему ощущение безопасности, а сейчас он чувствовал себя особенно уязвимым.

Что, если Чекатило и посол объединят силы? Она сказала, что этого не произойдет, что ненависть имперца к кислевиту ослепит его и не допустит идеи о сотрудничестве, но Лосев не был так уж уверен в этом. Еще она полагала, что обвела посла вокруг своего маленького пальчика, что он пляшет под ее дудку, но Лосев не считал фон Велтена человеком, которым легко манипулировать.

Кто бы мог предсказать, что он не убьет Кажетана? После насилия над его лекаршей они были уверены, что либо Кажетан прикончит посла и будет зарублен Рыцарями Пантеры, либо фон Велтен будет вынужден убить бойца. Тогда в любом случае проблема была бы решена. Но когда посол вернулся вместе с живым Кажетаном, в их рядах началась паника.

Однако оказалось, что их тревога безосновательна, поскольку Кажетан превратился в жалкого лунатика, ожидающего смерти. Она удовлетворилась простым наблюдением за Кажетаном, утверждая, что его непрекращающееся скольжение в пучину безумия может еще оказаться полезным Темным Богам.

Если бы только Тугенхейм не был таким развратником и его бы не отозвали с позором в Империю! Слабовольного дурака легко контролировать, но фон Велтен – дело совсем другое, с ним одна суета, он своими немыслимыми поступками ломает планы, создававшиеся годами.

Что ж, по крайней мере, Павел Коровиц выведен из игры. Сейчас только эта мысль и успокаивала советника – то, что жирный ублюдок, убивший Андрея Вилкова, умрет, если еще не умер, страшной и мучительной смертью. Он подумал, знает ли фон Велтен о грязном прошлом Коровица, и быстро прикинул, как бы донести сию историю до ушей посла, не впутываясь самому.

Советник улыбнулся, уверенный, что посол будет счастлив услышать эту исключительную информацию.

III

Софья присела на край кровати Павла и стиснула пальцами его запястье, считая удары слабого, нитевидного пульса. Она не дала холоду убить мужчину, но сейчас покачивала головой, зная, что опасность еще не миновала.

На лице великана вновь заиграли краски, но его еще лихорадило, он нуждался в покое и хорошем питании, чтобы восстановить силы. Софья зашила порезы и укусы на его теле, она целую ночь промывала раны от гноя и накладывала мази, которые, как она надеялась, убьют дрянь, успевшую проникнуть в кровь. В последнее время Софья видела слишком много смертей, и будь она проклята, если потеряет Павла. Посол просил присмотреть за этим человеком, и она ни за что не даст ему уйти в небытие.

Тяжелые веки слипались – женщина не помнила, чтобы когда-нибудь настолько уставала. Последние несколько недель пролетели размытой чередой дней и ночей, заполненных кошмарами улиц города, где властвовала чума, которая проникала даже в ее сны, когда удавалось урвать несколько судорожных часов отдыха.

Сотни уже умерли, а зараза продолжала распространяться. Другие лекари не хотели верить, что их карантин и так называемая опека бессильны остановить болезнь. Начавшись в беднейших кварталах города, примыкающих к Громадному проспекту, чума сперва протекала вполне обычно, появляясь в районах, ближайших к месту вспышки. Но с каждым днем эпидемия, казалось, менялась, и у жертв ее проявлялись симптомы дюжины различных болезней.

Во время обучения в Альтдорфе Софья читала статьи врачей, пытавшихся побороть величайшую чуму, прокатившуюся по Империи в двенадцатом веке, изучая модели, по которым обычно развивается эпидемия. Сперва вспышка чумы в Кислеве соответствовала всему, что знала женщина, но теперь она металась по городу, как сбившийся с дороги путешественник, и видоизменялась на ходу. Если бы только они могли найти источник и определить природу заразы, то был бы шанс победить болезнь.

Но Софья устала, так устала, что не могла думать ни о чем, кроме того, как хорошо было бы уснуть, свернувшись клубочком под мягким теплым одеялом.

Софья вскрикнула, почувствовав руку на своем плече, и поняла, что на секунду провалилась в сон. Она тряхнула головой, пробуждаясь окончательно, и слабо улыбнулась, увидев стоящего над ней Каспара.

– Ты напугал меня.

– Прости, я не хотел.

– Сколько времени? – спросила Софья, потирая глаза.

– Сейчас утро, – ответил Каспар. – Как он?

Софья откинула со лба гладкую прядь золотистых волос и сказала:

– Лучше, но далеко не хорошо, Каспар.