сообщить о нарушении
Текущая страница: 47 (всего у книги 65 страниц)
— Убьёшь, и Владу не будет никакого толку от ещё одного бездыханного трупа, — напомнила я слабым голосом, уже практически теряя рассудок, и проваливаясь куда-то глубоко, в недра подсознания, уже приготовившего очередное рандеву по кошмарным фантазиям и не менее страшным воспоминаниям. — Ты проиграешь.
— Мы уже забрали образцы крови, — зловеще прошептал Грегор, и я ощутила его затруднённое дыхание на своей коже, от которого каждая жилка на теле напряглась в гнетущем ожидании неотвратимой встречи с «карателями». — Отец разрешил нам некоторые физические и моральные воздействия на твой хрупкий организм… — протянул истязатель, закусывая мочку уха и силком оттягивая до такой степени, что я поморщилась и стиснула зубы, в страхе даже пискнуть от сильной боли. — Добро пожаловать в Карательную камеру, Тереза.
***
Мир навсегда лишился справедливости. Вместе с большей частью человечества, кануло в Лету правосудие, и негде было отыскать спасения от безграничной власти Влада Хелдона и его приёмного наследника. На протяжении многих лет, всех неугодных неминуемо сначала запирали в подземелье, потом жестоко пытали, а следом и вытрясали душу. Чудом выживших и сбежавших из плена Хелдона можно запросто пересчитать по пальцам, а некогда и я входила в число этих счастливчиков, но разве безжалостная судьба осталась благосклонна? Казалось, она намеренно столкнула лицом с бесспорной опасностью. Познакомила с Бродериком и заставила пройти через бесчисленное множество испытаний лишь только для того, чтобы через определённый промежуток времени вернуть в недра каменных стен и отсыревшего подземелья; преподать последний урок, основанный на беспощадности и безмерном тщеславии людей, которые не заслуживали даже мнимого права на существование.
Все эти мысли то проносились в голове, то терялись за облаком ужасающей и невменяемой боли, которая обрушивалась с яростной силой, пронизывая беззащитное тело насквозь, пропуская через себя каждый удар, нанесённый Грегором и его ближайшими подручными. Я понятия не имела, сколько часов прошло с начала жесточайших пыток, но спустя приличный промежуток времени, как показалось, мучитель снова потребовал внятные ответы на уже прозвучавшие вопросы. Грег похлопал по щекам, но я не шевельнулась, не издала ни единого звука, мысленно уже моля бога избавить от незаслуженных изощрённых пыток и принести успокоение, однако, кто же мог подумать, что всё это было лишь началом грандиозного представления, организованного человеком, которого когда-то боготворила.
— Знаешь, Тесс, — протянул Грегор, и сквозь пелену перед глазами удалось разглядеть, как на пол у его ног опустили железное ведро с водой, — отец много рассказывал о разнообразных пытках над пленными, но я никогда не выделял для себя что-то одно, но вот с недавних пор многое изменилось. — Он опустился на корточки и вытащил из воды длинные пучки розог. — Безумно нравится наблюдать за тем, как эти гибкие ивовые прутья тесно соприкасаются с нежной кожей и рассекают её, — поделился Грег.— Что скажешь?
— Нет, — сбивчиво и по слогам прошептала я, превозмогая боль в истерзанном теле, — не знаю, где находится второй лагерь.
— Ах, бедная, глупая Тесса, — с наигранным сожалением пробормотал Грег, не обращая абсолютно никакого внимания на жгучие слёзы, покатившиеся из моих глаз. Он обошёл стороной и, остановившись за спиной, разодрал напополам ткань кровавой рубахи, обнажая тело. — Представляешь, — беззаботно заговорил Хелдон, и я почувствовала, как его пальцы прикасаются к коже и поглаживают её сверху вниз, задевая выпуклую родинку на пояснице, — сначала мы просто били розгами, а потом стали мочить их в воде, ведь всем было ясно, что от этого удар становится только больнее.
— Разве не опасаешься дотрагиваться без перчаток? Не боишься заразиться смертельным вирусом?
— Теперь-то знаю намного больше: ты носитель иммунитета, — чётко разъяснил Грегор, постепенно снова возвращаясь к сути разговора. — Кстати, знаешь, что на мокрых розгах наше правосудие не остановилось? — Он прикоснулся гибкими прутьями к спине, и я содрогнулась в ожидании неотвратимой расплаты. — Отец решил добавить этой боли солоноватый привкус. Уверен, что ты слышала о выражении: «Не сыпь мне соль на рану». Так вот, при ударе этих чудотворных розог, по болезненной ссадине растекается солёная вода, которая и причиняет пленным и провинившимся до такой степени нестерпимые муки, что даже самые сильные и выносливые дикари неминуемо ломаются и умоляют о пощаде.
Слова Грега напомнили о Бродерике, а также о глубоких шрамах на его спине и пояснице. Не раз возлюбленный упоминал о том, где и при каких обстоятельствах получил все эти страшные увечья.
— И вспыхивает ярко-алая полоска, — продолжил свой жестокий рассказ Грегор, без какого-либо предупреждения нанося первый удар, от которого все мгновенно потемнело перед глазами от сумасшедшей, адской боли, в одну секунду поразившей кожу на спине. — А на ягодицах и местами на бёдрах, где кончики бьют особенно сильно, кожа у слабых девчонок, и вовсе прорывается, и на ней появляются первые кровавые росинки.
Я зажмурилась и закусила губы до крови, вздрагивая при каждом новом ударе, издавая протяжный гортанный стон и с трудом втягивая воздух в лёгкие. Боль была такой силы, что тело непроизвольно выгибалось и рвалось из цепей, несмотря на раненые запястья и окровавленные руки, оно извивалось и подрагивало, в то время как соль обжигала спину и заставляла буквально выть от бесчеловечной пытки. Ну а Грегору не терпелось наглядно продемонстрировать все свои навыки прирождённого и неумолимого садиста. Казалось, будто каждый орган в теле просит о пощаде, а я была не в силах унять свои невыносимые страдания, мысленно подготавливаясь к безвременной кончине. Даже если кто-то и придёт на помощь, раны на теле не позволят выжить. Я не сомневалась, что уже совсем скоро покину этот жестокий и несправедливый мир, забудусь в вечности и распрощаюсь со всеми немыслимыми мучениями.
Через некоторое время я вновь стала терять сознание и проваливаться куда-то глубоко, приоткрывая тайны воспалённого разума. Иногда, от сильных ударов веки дрожали, и я видела слабый свет перед глазами, но болевой шок был такой силы, что разум просто отказывался воспринимать все страдания, выдавая вымысел за реальность, а пытки за страшный сон, который вот-вот забудется.
«Терпи! Ты познала истинную боль и не устрашишься зла, Тереза!»
Перед глазами замелькало лицо Бродерика. Всего несколько секунд в беспамятном забвении, и ледяная вода привела в чувство. Я распахнула глаза и громко закричала, испытывая невыносимый холод и одновременно сильное жжение в области спины и поясницы.
— Смотри сюда! — Грегор опять схватил за волосы и заставил заглянуть ему в глаза. — Где прячутся другие?!
— Не знаю…
— Где они построили второй лагерь?! — заорал истязатель, наматывая мокрые пряди на свой кулак и замахиваясь свободной рукой над моим лицом. — Отвечай, тварь! В какой угол забился твой дикарь?!
— Нас никогда не водили туда… — хриплым и мямлящим голосом отозвалась я, закатывая глаза. — Но, если бы и знала, то не сказала… Никому…
— Сука!
Внезапно Грегор плюнул в лицо, а напоследок наградил ещё одним ударом чуть ниже ягодиц. Стиснув зубы, я приготовилась к очередному потоку ругательств и истязаний, но вместо этого меня вытащили из цепей и швырнули на дно той самой квадратной клетки, в которой больше шести месяцев назад держали Джулию. Боль. Слезы. Бесконечный страх... Свалившись набок, я подтянула ватные ноги к животу и прижала истерзанные руки к груди. Голова раскалывалась на части. Приоткрывая глаза, я заметила, как один из «карателей» натянул на лицо респиратор, и поняла, что, спустя малую толику времени, неотвратимо провалюсь в небытие, охваченная собственными душераздирающими страхами, и даже адской боли во всём теле не удастся возвратить к реальности. Придётся провести в бессознательном состоянии несколько часов, а потом вновь очнуться в цепях. Терзания неминуемо продолжатся. Грегор не остановится до тех пор, пока не вытянет правду, или не забьёт до смерти, нанося увечья.
«Борись с этим! Ты обязана противостоять врагу не только физически, но и морально! — зачатки разума прорывались сквозь пелену ночных кошмаров и страхов, в которые я неминуемо погружалась. — Ты гораздо сильнее, чем думаешь!»
Но кто же поверит этим сказкам, когда жизнь висит на волоске, а собственное тело не слушается и содрогается в судорогах, самопроизвольно выгибается, саднит и наносит душе такие неописуемые страдания?
Но я не верила, не доверяла интуиции; в одно мгновение потеряла связь с реальностью, и вместо невыносимой ломоты в теле, испытала совсем другую, но более глубокую и въедливую боль, напоминающую порицание целой деревни, проклятия Бродерика и его необъяснимую ненависть. Показалось, что я вновь очутилась на грани безмолвного отчаяния, одна против всего мира, и некому предложить руку помощи и вытянуть из пропасти, затягивающей все глубже в тёмную бездну необъяснимых кошмаров. И не было конца и края беспробудным душевным терзаниям. Я запуталась в себе, загнанная в угол реалистичными видениями, и уже не видела выхода из замкнутого круга. Ядовитое вещество проникало в лёгкие вместе с кислородом, лишая не только сил, но и собственного разума.
— Тесса, — раздалось откуда-то издалека. — Ты слышишь?
Туман перед глазами постепенно рассеялся, но я до сих пор никак не могла понять, сон — это или реальность. Видения порождали страшные картины, которые пролетали, словно в замедленной съёмке. Я разглядела ненавистное лицо Грегора, а уже через десять секунд на его месте появился Бродерик, с осуждением поглядывающий исподлобья и качающий головой, будто бы во всём, что произошло исключительно лишь моя вина.
— Тесс? — и в очередной раз настойчивый, но слабый голос донёсся до ушей. — Открой глаза.
Я вздрогнула и потихоньку стала ощущать, как прежняя невыносимая и раздирающая боль возвращается. Мышцы все ещё подрагивали, а спина и поясница горели. Показалось, будто с меня, за время странствия по глубинам подсознания либо сняли скальп, либо облили тело горючим и просто подожгли. Невозможно даже вообразить настолько адскую и мучительную боль. Во время изнасилования и избиения ощущения были куда более сносными, чем в ту самую минуту, когда, наконец, удалось приоткрыть глаза и заметить перед собой старую подругу.
— София? — дрожащим голосом прошептала я, сомневаясь в реальности происходящего. — Ты видение?
— Нет, — она протянула руку сквозь грязные железные прутья, прижимая к окровавленным запястьям мокрую ткань. — Успокойся и лежи смирно.
— Что ты здесь делаешь? — взволнованно спросила я, морщась от острой боли, которая, казалось, распространилась по телу и охватила не только спину, поясницу и израненные запястья, но и всё остальное. — Как попала в подземелье… — Глаза скользнули по замученному лицу подруги и остановились на свежих багрово-красных синяках под левым глазом и на нескольких гематомах чуть ниже рта. — Господи… — Я попыталась подняться, но кровоточащие раны на теле не позволили даже шевельнуться. — С тобой что-то случилось, София?
— Попей немного, — попросила она, протягивая чашу с пресной водой. Не задумываясь, я осушила её всю до последней капли и обвела языком губы, слизывая запёкшуюся кровь. — А теперь лежи смирно и позволь помочь немного.
София смочила небольшой кусок ткани в воде, а потом старательно обтёрла моё лицо, смывая остатки крови. Временами кожа саднила и до сих пор кровоточила, а челюсть немного распухла, и я почувствовала лёгкую пульсацию на месте мощного удара, нанесённого Грегором перед поркой.
— Мы думали, ты мертва, — прошептала подруга, осторожно убирая слипшиеся волосы за спину. — Не было никаких вестей, ох… — Девушка стёрла слезу со щеки. — Как же жаль, что подобное случилось и с тобой!
— Что происходит? — слабым голосом попыталась выяснить я, продолжая изучать глазами опрятную одежду и аккуратную причёску на голове Софии. Внешне она не походила на одну из пленниц Влада, но синяки и кровоподтёки на лице заставили задуматься над тем, что творилось в «Хелдоне» последние шесть месяцев.
— После твоего изгнания за пределы каменных стен, Грегор жестоко избил меня, а потом Влад заставил нас вступить в брак. — София рассказывала свою историю с предельным равнодушием на лице, однако, я видела, насколько сильно она страдает. — И жизнь превратилась в ад. Она не представляет особой ценности. Как только будущий наследник «Хелдона» появится на свет, от меня избавятся, впрочем, как и от многих других в этом проклятом здании! — Девушка не выдержала и стиснула зубы, а её голос огрубел и стал отдавать истинным холодом. — Грегор заставил спуститься и выяснить правду, будто бы ты слепая дура, и не поймёшь что к чему; словно мы все подопытные крысы в его могучих и загребущих руках!
— Какую информацию он хочет узнать, София? — осторожно спросила я, когда измотанная девушка вновь опустила кровавую ткань в воду, а потом выжала с такой силой, что пальцы побелели.
— Ты ведь в курсе о местоположении «других», скажи? — спросила она, приближая своё лицо к чёрным прутьям клетки, едва склоняя голову набок. Подруга задержала бегающий взгляд на моём лице, а потом резко подалась назад, выпрямляя спину, и как ни в чём не бывало, продолжила обтирать избитое тело мокрой тканью. — Ты не скажешь, — прошептала София, — не выдашь никого из них. Понимаю.
— На самом деле, не знаю, где находится второй лагерь, — честно ответила я, напуганная неестественным и импульсивным поведением старой подруги. Никогда в жизни она ещё не была настолько запуганной и подавленной, а вырывающееся наружу безумие заставило кровь похолодеть в жилах.
— Ничего, они вытрясут правду, а если нет, то ты умрёшь, — равнодушным голосом сообщила София, но уже через несколько секунд опять приблизилась к решётке и едва различимым шёпотом добавила: — Они наблюдают. Всегда смотрят... Теперь здесь совсем небезопасно. — Глаза её сверкнули и снова забегали по пустынному коридору. — Скоро нас всех убьют, но даже под страхом смерти не стану принуждать говорить правду. Никогда.
— София… — сдавленно произнесла я, ощутив, как слёзы покатились из глаз, а голос тотчас же прервался. — Что они натворили?
— И нет дела до того, что будет, — продолжила подруга, разрывая сердце на части от безысходности, ведь я ничего не могла сделать или изменить. Она осталась в аду и постепенно лишилась рассудка. — Главное, не поддавайся его воле, дорогая Тесса. Ни за что не иди у них на поводу!
— Грегор бил тебя? — настойчиво спросила я, ухватившись пальцами за руку подруги и крепко сжав, напрасно стараясь привести её в чувство.
— Он высек дважды, — наконец, честно призналась София, с жалостью бросая взгляд на окровавленную спину. — Это было ещё до свадьбы и ночных изнасилований… — на последних словах голос девушки дрогнул, и она вновь принялась стирать слёзы со щёк. — Как только я забеременела, Грег прекратил издевательства. Он очень боится навредить ребёнку, но одно ясно и без слов... — Подруга резко замолчала и, о чём-то задумавшись, тихо закончила: — Смерть наступит сразу, как только это ненавистное дитя вытащат из утробы.
— Нет, этого не произойдёт…
Но она не слушала, а лишь бормотала себе под нос:
— Не хочу жить. Я бы могла вытащить это существо голыми руками, но только не рожать ему…
— Очень жаль, что ты осталась здесь, в этом аду. — Сквозь нестерпимые душевные терзания, на мгновение заглушившие безумное жжение в спине и ломоту в мышцах, прорвался тихий голос: — Если бы мы только смогли тогда забрать тебя с собой… — Неосознанное чувство вины буквально захлестнуло душу, а потом и разум. — Прости.
— Я скажу Грегору, что после порки ты не смогла внятно изложить свои мысли, — неожиданно заявила София, поднимаясь на ноги и быстро удаляясь вперёд по коридору.
— Прошу, скажи, что прощаешь! — выкрикнула я, из последних сил опираясь на локоть и вглядываясь в полумрак подземелья. — Пожалуйста…
Она не ответила. Просто ушла, и шаги постепенно стихли, погружая прогнившие и опустевшие клетки в мучительную тишину. Не в силах долго сопротивляться собственной слабости, я уронила голову на грязную солому и разрыдалась. Насколько же стала ненавистна вся эта бессмысленная и жестокая жизнь, а также последствия необдуманного решения спуститься в подземелье. Только по моей вине София попала в западню, а её будущее оказалось разрушено. Глубокое отчаяние заскрежетало в груди и забилось барабанной дробью в ноющем сердце, подталкивая жизненно важный орган ещё ближе к горлу. Неужели я сама обрекла подругу на столь печальный и трагичный финал? Нестерпимая боль во всём теле неминуемо смешалась с моральными страданиями, и только смерть маячила впереди, махала безжизненной и костлявой рукой, подзывая к своим холодным и леденящим душу объятиям.
