Текст книги "007. Вы живёте только... трижды (СИ)"
Автор книги: Алексей Бурштейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 86 страниц)
Бонд прибывает в штаб-квартиру Ордена Феникса
Большой чёрный автомобиль остановился в проулке. Груды мусора, лежащие на тротуаре, давали понять, что этот район не считается чересчур шикарным. В поле зрения не было ни одного человека, пока у машины не открылась задняя дверь, и из неё не выпрыгнул юноша со шрамом на лбу.
– Огромное спасибо, сэр! – поблагодарил юноша, помогая выйти пожилому человеку с длинными, пепельно-серыми волосами и в закрывающих пол-лица солнцезащитных очках.
– Сто сорок четыре фунта и восемьдесят два пенса, – ответил ему из машины высокий голос с ярко выраженным индийским акцентом.
– Аластор, заплатите ему, – посоветовал юноша. С другой строны машины уже вышел высокий негр с серьгой в ухе.
– Какой у нас сегодня курс галеона к фунту? – поинтересовался измождённый худой мужчина, выглядящий лет на сорок, тоже выбираясь из машины.
По автомобилю промелькнула тонкая юркая тень. Вслед за ней промелькнула более массивная тень. Послышался отдалённый грохот, на лакированный чёрный капот упало несколько хлопьев побелки.
– Мерлинова борода! – выругался темнокожий, стряхивая с лысины кусок штукатурки в ладонь размером. – Нимфадору положительно надо лишить прав на грузовую метлу. Эдак она все крыши расколошматит!
– Интересно, как там мой сундук, – обеспокоенно пробормотал юноша, глядя в небо.
– Сейчас-то какой смысл волноваться? – философски хлопнул его по плечу измождённый мужчина. – После той арки, и после моста, и – помнишь, там ещё колокольня была?
– Помню. Была, – с тоской в голосе ответил юноша.
– Сто сорок четыре фунта и восемьдесят два пенса, – дрожащим голосом повторил водитель-индус. – Можно без чаевых.
– Сейчас, сейчас, у меня были где-то магловские деньги, – похлопал по карманам темнокожий.
– Обливиейт! – выкрикнул пожилой человек с длинными пепельно-серыми волосами, ткнув палочкой внутрь машины.
– За что ты его так, Аластор? – в ужасе прикрыл рот Римус Люпин.
– Да вот Кингсли произнёс слово «магл» при магле, а это нарушает статут серкетности.
– Сто сорок четыре фунта и восемьдесят пенсов! – раздалось из машины. – А что такое «магл»?
– Обливиейт!
– Аластор, прекрати мучить магла!
– А что такое «магл»?
– Обливиейт!
– Аластор!!!
– Заткнитесь вы все!!!
– Сто сорок четыре фунта! Можно без пенсов.
– У кого есть деньги?
– Такие, чтоб прямо так выложить и заплатить? Вы с ума сошли? Эта операция должна была пройти без сучка, без задоринки и без дополнительных расходов. Дамблдор не передавал мне ни пенса из казны на непредвиденные обстоятельства!
– А кто такой Дамблдор?
– Обливиейт!
– АЛАСТОР!!!
– А я что, я ничего. Вы правда хотите этому маглу объяснять, кто такой Дамблдор?
– А кто такой магл?
– Обливиейт!
– ХВАТИТ!!! Так, у кого есть две сотни фунтов наличными?
Смущённое молчание заставило Бонда снова мысленно шлёпнуть по лицу ладонью.
– Кредитные карточки? Чеки? Вексели? Облигации? Акции «Газпрома», тьфу, «British Petroleum»? Ну хоть какие-то деньги у вас должны быть, вы же не в лесу живёте!
Люпин вывернул карманы и показал Бонду дырки в подкладке. Кингсли ковырял в ухе кончиком волшебной палочки. Грюм снова ткнул палочкой внутрь машины:
– Обливиейт!
– Сейчас-то за что?
– Пусть уезжает. Нет у меня денег, и платить я не собираюсь!
– С вас сто сорок четыре фунта стерлингов и восемьдесят два пенса!
– Обливиейт!
– С вас сто сорок четыре фунта стерлингов и восемьдесят два пенса!
– Обливиейт!
– С вас сто сорок четыре фунта стерлингов и восемьдесят два пенса!
– Почему на него не действует мой обливиейт?! А-а-а, я знаю, это подстава! В смысле, засада! Он замаскированный Пожиратель смерти, и его сообщники сейчас нападут на нас со всех сторон и изничтожат! – Аластор пригнулся, спрятавшись за машиной, и начал швырять во все стороны искры из своей палочки. – Ступефай! Ступефай! И ты тоже ступефай! Петрификус тоталус!
Парализованный удачным попаданием сундук грохнулся оземь, оставив в асфальте маленький кратер. Сверху послышался удивлённый визг волшебницы, заглушённый шумом, вызванным поведением метлы с внезапно нарушенным балансом. Машину снова осыпало побелкой.
– Пожалуйста, сэр, остановиться! – раздался истошный вопль из машины. – Вы разбрасываете искры на все сторона! Вы можете случайно тут всё поджечь! Или даже повредить краску моя автомобиль, и тогда её владельца будет очень-очень сердит на маленького Сарихруманджита Примбрахматиату!
Бонд осторожно взял взбеленившегося мага за локоть.
– Аластор! Аластор! Успокойтесь, сэр. У него в машине стоит счётчик.
– Эти выкормыши Сам-Знаешь-Кого поставили нас на счётчик?! Ступефай!!!
– Нет, сэр. К колёсам автомобиля подключён счётчик пройденного пути. Пока мы не заплатим, на экране будет гореть эта сумма.
– А-а-а. Фините инкантатем. – Аластор поднялся с асфальта, поправил волосы и наклонился ко всё ещё открытой двери. – Но ты уверен, что он не Пожиратель смерти? Он выглядит каким-то тёмным.
– Кхм! – напомнил о себе Кингсли.
– Хотя, да, не таким тёмным, как ты, – миролюбиво согласился Аластор.
– Заплатите ему уже кто-нибудь, и пойдём отсюда, – устало предложил Бонд.
Кингсли с выражением крайнего отвращения на лице достал свой бумажник и вытащил оттуда две купюры по сто фунтов. Аластор взял их и протянул руку внутрь машины, пристально вглядываясь в лицо водителя:
– Вот ваши деньги. И давайте забудем этот маленький инцидент.
– Конечно! – покладисто согласился миниатюрный индус, распечатывая квитанцию.
– Это не предложение, – заметил Аластор, – а приказ. Обливиейт. – Аластор забрал чек, сдачу и отдал их Кингсли, попутно заметив поднятые к небу глаза Бонда. – Ну а сейчас-то что не так?!
– Давайте уже закончим эту увлекательную эпопею, – со вздохом предложил Джеймс.
Рассовав по карманам сдачу и проводив взглядом удаляющееся такси, Кингсли поднял палочку и выстрелил вверх зелёными искрами. Меньше чем через минуту остальные члены защитного отряда выстроились рядом с Римусом, Аластором, Кингсли и Джеймсом. Нимфадора была припорошена побелкой и выглядела так, как будто её сознание пребывало где-то неподалёку, но не в её теле.
– Итак, мы прибыли, – уточнил Бонд. – По тому самому адресу, который вы мне назвали. Лондон, площадь Гриммо, 13.
– Всё верно, – кивнул Римус, сияя так, словно это была его идея. – Видишь, это дом номер 13, а вон там – дом номер 11. Как по-твоему, где находится дом номер 12?
– Нигде, – твёрдо ответил Джеймс. – Это же Лондон, город, в котором изобрели нумерацию домов. Поэтому, на правах изобретателей, муниципалитет Лондона соблюдает стандарты нумерации избирательно и весьма произвольно. Может быть, здесь когда-то был дом номер 12, но его снесли, чтобы построить вот эту многоэтажку. Но его могло и не быть совсем. Просто, когда нумеровали дома, похмельный инспектор пропустил число-другое.
Римус и Аластор переглянулись. Аластор протянул Джеймсу туго свёрнутую бумажку.
– «Штаб-квартира Ордена Феникса находится по адресу: Лондон, площадь Гриммо, 12».
– Запомнил?
– Дык!
– Повтори мысленно.
Бонд подчинился, и, как только он добрался до слов «площадь Гриммо, 12», между домами 11 и 13, откуда ни возьмись, появилась видавшая виды дверь, а следом – грязные стены и закопчённые окна. Добавочный дом словно бы возбух у него на глазах, раздвинув соседние. Стереосистема, звуки которой доносились из дома 11, продолжала звучать, как ни в чём ни бывало. Живущие там маглы явно ничего не почувствовали.
– Давай же, скорей! – проворчал Грюм, подталкивая Джеймса в спину.
Джеймс поднялся на крыльцо по истёртым каменным ступеням, не отрывая глаз от возникшей из небытия двери. Чёрная краска на ней потрескалась и местами осыпалась. Дверной молоток, когда-то выглядевший почти как серебряный, был сделан в виде извивающейся змеи. Ни замочной скважины, ни ящика для писем не было.
Люпин стукнул в дверь палочкой один раз. Джеймс услышал много металлических щелчков и звяканье цепочки. Дверь, скрипя, отворилась.
– Входи, Гарри, только не уходи далеко и ничего не трогай! – прошептал Римус.
– Я, конечно, потерял память, но ещё не настолько сошёл с ума, чтобы без спросу хватать всякие странные вещи, наверняка до отказа набитые опасной магией! – горячо ответил ему Джеймс в ответ.
Приглушённые голоса звучали тревожно, рождая у Джеймса смутные предчувствия. Бонд словно бы вошёл в дом, где лежит умирающий, который ещё не знает, что скоро умрёт, и поэтому не позаботился о телохранителе и даже не проверяет пищу на наличие яда.
Раздалось тихое шипение, и на стенах ожили древние газовые рожки.
– Печально, – вполголоса прокомментировал Джеймс. – Вы, устраивая штаб-квартиру в этом особняке, осознавали, что стоит злоумышленнику открыть вентиль, не зажигая газ, как весь дом превратится в топливно-воздушную бомбу, которая при взрыве разнесёт весь квартал?
– Чего? – шмыгнул носом Грюм, тщательно запирая дверь и просматривая площадь – сквозь глазок обычным глазом, сквозь дверь – волшебным.
Джеймс ткнул пальцем в газовый рожок:
– Это, по-вашему, что?
– Это какие-то магловские штучки-дрючки, которыми они заменяют простой честный люмос, – проворчал Грюм.
Бонд подошёл к шипящему газовому рожку, открыл дверцу стеклянного фонаря, подобрал лучину и поджёг её от фонаря, после чего задул пламя, не закрывая вентиль, и закрыл створку.
– И чё? – поинтересовался Грюм.
– Терпение, мой юный друг, – ответил Бонд, выжидая.
– Твой юный друг?! – вскипел Грюм. – Да я тебя, поганца…
Что именно он собирался сделать с Бондом, тот не узнал, потому что именно в этот момент Джеймс приоткрыл дверцу фонаря и просунул внутрь горящую лучину.
С громким хлопком горючий газ, наполнивший фонарь, взорвался, выжигая внутри кислород. Давление воздуха снаружи продавило стеклянные стенки фонаря, и те с ужасающим грохотом лопнули, рассыпая во все стороны искры бритвенно-острых осколков. Общий эффект был сравним со взрывом петарды, окружённой рубашкой из рубленых гвоздей для создания комического эффекта. Правда, тому, кто должен будет убирать тысячи крошечных осколков, смеяться не придётся…
– И то же самое можно сделать со всем домом, было бы желание, – сказал Бонд, закрывая вентиль. В момент взрыва он спрятался прямо под рожок, поэтому остался цел и невредим, чего нельзя было сказать о Грюме – из десятка крошечных порезов у него сочилась кровь.
Поражённый аврор подошёл к взорванному фонарю. Осколки стекла хрустели у него под ногами.
– А можно сделать такую же штуку для ручного применения?
– Гранаты-то? Можно. Но зачем их делать, если их можно просто купить?
– Купить? Ты имеешь в виду, за деньги? Это как во фразе «за свой счёт»? Нет, ты расскажешь мне, как их делают!
Из ведущих внутрь дома дверей появился ушедший ранее вперёд Люпин:
– Вы с ума сошли так шуметь?! А если вы разбудите…
– Кого?
Но конец фразы потонул в ужасном, пронзительном, душераздирающем визге.
Траченные молью бархатные портьеры, мимо которых Джеймс прошёл минутой раньше, раздвинулись сами собой. На долю секунды Бонду показалось, что он смотрит в окно, за которым стоит и кричит, кричит, кричит, точно её пытают, старуха в чёрном чепце. Потом, однако, он понял, что это портрет женщины, но выполненный в натуральную величину, и изображение на котором жило. Старуха на портрете заламывала руки и билась в истерике, пуская изо рта пену:
– Мерзавцы! Отребье! Порождение порока и грязи! Полукровки, мутанты, уроды, маглорожденные! Вон отсюда! Как вы смеете осквернять дом моих предков!..
У Джеймса Бонда был плохой день. Сначала ему пришлось напрягать мозги в попытках выучить за считанные дни четырёхлетнюю учебную программу магической школы. Потом он буквально на себе вытаскивал спецоперацию Ордена Феникса, которая была спланирована так, что в MI6 её поместили бы в учебники, в раздел «как не надо делать». Потом ему довелось выдержать целую битву с Грюмом, который во что бы то ни стало решил стереть память таксиста. Потом оказалось, что у магов нет никаких, даже отдалённых идей о противопожарной безопасности, а ведь он ещё не рассказал им об угарном газе, неизбежном спутнике газового освещения в закрытых пространствах. И теперь ещё визжащая картина.
– С кем имею честь беседовать? – холодно поинтересовался Бонд, встав прямо перед старухой и уперев кулаки в бока.
– Я – Вальпурга[17]17
На английском она Walburga, что дословно транслитерируется как «Вальбурга». Вальпургиева ночь звучит совсем непохоже – Walpurgis Night, через «п». Но на шведском «Вальпургиева ночь» называется коротко и понятно, Valborgsmässoafton, через «б», а на эстонском – Volbriöö, тоже через «б». А произошло название «Вальпургиева ночь» от имени святой Вальпурги, которую, по другим сведениям, звали Вальдбургой. То есть Wal(d)burga и Walpurga это одно и то же имя, и можно использовать то из них, которое больше нравится. Мне нравится более привычное, более ассоциирующееся с ведьмами и прочей нечистой силой. 😊
[Закрыть] Блэк! – вскинула голову старуха. У Бонда в голове зазвенел тревожный колокольчик. – Представительница долгого и славного волшебного рода, ведущего свой род от самого Салазара Слизерина[18]18
Тут Вальпурга слегка приврала. Блэки как род появились в средние века, и, хотя кровь Слизерина в их жилах, несомненно, течёт, прямыми потомками Салазара они не являются.
[Закрыть]! А ты – позор всех волшебников, маглолюб, ублюдок Гарри Поттер! Подумать только, тот, кто погубил Тёмного Лорда, – в моём доме! Ох, видела бы это моя матушка…
– Ошибка, – покачал головой Бонд. – Ты изображение Вальпурги Блэк. Не имеющее никакой юридической, физической или магической силы, иначе ты бы уже давно навела здесь свои порядки. Картина, оживлённая магическим воздействием, примерно настолько же могущественная, как прошлогодний прогноз погоды. Лишь слой горючей краски и лака на холсте. На таком тонком, таком непрочном холсте. – Словно по волшебству, в его руке появилась зажигалка. Вальпурга расширенными от ужаса глазами следила за крошечным колеблющимся огоньком.
– Ты не посмеешь! – прошипела она, отодвигаясь от язычка пламени.
– На что спорим? – второй рукой Бонд достал остро отточенный нож и ковырнул краску. Вальпурга взвизгнула, прячась за край портрета.
– Ты знакома с методикой бинарного поиска? Она ещё называется «деление пополам». За каждую твою попытку пошуметь я буду отрезать половину твоего холста и уничтожать её. По моим оценкам, уже после второй жалобы тебе придётся стоять согнувшись. – Бонд осмотрел раму; судя по всему, холст был намертво приклеен к стене. – Я вижу, ты позаботилась о том, чтобы нельзя было отодрать холст от стены. Ну и ладно, тебе же хуже. Будем уничтожать изображение прямо на месте, так сказать, не отходя от кассы. Я ещё не видел масляной краски, которая смогла бы устоять против бензина и скипидара. И если капли попадут на твою половину, я их вытирать не буду. А ещё они огнеопасны. Мы друг друга поняли?
– Ты не посмеешь! – повторила Вальпурга из-за рамы.
Бонд молча провёл ножом длинный вертикальный разрез. Холст даже не дрогнул, несмотря на отчётливый звук разрезаемых нитей, но краска и лак вдоль разреза начали осыпаться мелкой крошкой.
– Мы друг друга поняли? – ещё раз совершенно спокойно спросил Бонд.
– Да, да, будь ты проклят, да, сволочь, сын маглокровки, нехорошая личность… Ай! Я же сказала, что мы друг друга поняли!
– И чтобы никаких выпадов в сторону меня, моих родителей или друзей, – попросил Бонд, завершая второй разрез. – Ни единого худого слова. Иначе уничтожу. Не такое уж ты и произведение искусства, чтобы меня потом терзала совесть.
– Это я-то – не произведение искусства?! – Вальпурга от возмущения даже высунулась из-за рамы. – Да чтоб ты знал, этот портрет считается лучшей работой нарисовавшего его художника!
– Видать, бездарненький был дядечка, – философски заметил Бонд, пряча зажигалку. – Когда мне потребуется твоё экспертное мнение, я к тебе обращусь. До тех пор – нишкни, даже если тут начнётся светопреставление. Услышу от тебя хоть звук без спроса – урою. Вопросы есть?
– Никак нет, ублю… Гхм, никак нет, Гарри Поттер, – по-военному чётко ответила Вальпурга, осторожно возвращаясь на холст.
– Вольно! Разрешаю спать. – Джеймс Бонд спрятал нож, задёрнул тяжёлые бархатные портьеры, развернулся и обомлел. Не далее как в трёх метрах от него строем стояли члены защитного отряда и несколько незнакомых ему людей разного возраста. Открытые рты и выпученные глаза напоминали Бонду рыбу, выброшенную на берег.
– Что, я с ней слишком круто обошёлся? – Джеймс обернулся на задёрнутые занавески и впервые обратил внимание, что другие портреты в комнате тоже смотрят на него. В прихожей стояла гробовая тишина. – Этот портрет и правда представляет историческую ценность? Я знаю нескольких хороших реставраторов…
Из-за спин безмолвно стоящих людей раздались жидкие хлопки, переросшие в настоящую овацию. Люди бросились к нему, обнимали, кто-то кричал «гип-гип, ура!», все хлопали в ладоши, дружески шлёпали Джеймса по плечам и по ладоням и даже попробовали поднять его на руки. Краем глаза тот заметил, что бархатные портьеры снова раздвинулись, но исходящая желчью старуха предпочла переживать своё унижение и страдать молча. Даже среди портретов на стенах были такие, которые выражали собственную радость с той или иной степенью экспрессивности: «Наконец-то нашлась управа и на Вальпургу! Уж на что вредная была, вся в дедушку!» – «Да, вся в меня! Но зато теперь она не будет нас будить!»
– Гарри, мы даже не предполагали, что ты способен её утихомирить, – произнёс утирающий слёзы радости Люпин, когда общий шум стих настолько, чтобы можно было различать отдельные слова. – Ты молодец, Гарри! Ты совершил настоящий подвиг! Иди поздоровайся со своим крёстным!
– Мой крёстный?! – Бонд насупился. В известной ему истории Гарри Поттера ни о каком крёстном не упоминалось.
Высокий худощавый мужчинка с длинными чёрными волосами распахнул объятия и широко улыбнулся:
– Ну конечно, Гарри, неужели ты не хочешь поприветствовать дядюшку Сириуса?
Части мозаики со щелчком встали на место. Имя крёстного в сочетании с названной портретом фамилией и лицом, знакомым ему по наводнившим Британию полицейским ориентировкам, заставили Джеймса вздрогнуть.
– Сириус Блэк! Какая встреча! Вот уж не ожидал увидеть тебя здесь!
– Не ожидал увидеть меня в моём родном доме?! Да брось ты, крестничек!
– Так вот как выглядит твоя берлога? Готичненько. Дизайн на твоей совести?
– Да нет, это предки постарались. Они ведь все слизеринцы, один я – гриффиндорец, белая ворона. А они просто помешаны на чистоте крови, на истории, на магии рода и прочих бреднях. С мамашей моей ты уже познакомился. Круто ты её отделал!
Джеймс не без содрогания протянул руку сбежавшему из тюрьмы террористу и убийце, устроившему в людном месте взрыв, стоивший жизни более чем дюжине человек. Впрочем, суперагенту не привыкать, – Бонд вспомнил, как совсем недавно прикидывался Скарамангой, убийцей с золотым пистолетом. Для этого даже пришлось приклеивать себе третий сосок. Тогда приходилось пожимать руки и улыбаться намного менее приятным личностям. Сириус Блэк, хоть и маньяк, убийца и террорист, был симпатичнее, потому что убивал из-за душевного нездоровья, а не потому, что ему хотелось просто уничтожать людей.
Впрочем, человек, находящийся на втором конце пожимаемой руки, вовсе не выглядел нездоровым. Расстроенным – да. Бледным – безусловно. Усталым? Возможно. Но не душевнобольным.
– Сириус, а тебе не страшно скрываться от полиции в самом центре Лондона? Тут же констебли на каждом углу.
– Ещё как страшно, Гарри. Констеблей я не боюсь, – в случае чего всегда могу обратиться в собаку и сбежать. А вот лазутчики Сам-Знаешь-Кого не дремлют. Они уже знают, что я анимаг…
– Что ты кто?!
– Анимаг. Я умею превращаться в собаку. В большого такого чёрного пса, – ну, ты же меня видел, когда вы с Гермионой спасали Снэйпа, а я дрался с волком, в которого превратился Римус… Да ладно, Римус, не красней, как будто нам было впервой покувыркаться вдвоём… Гарри, ты что, правда ничего не помнишь?!
– Все мои воспоминания начинаются неделю назад, – взмахнул рукой Джеймс Бонд, отрабатывая свою «легенду».
– Но ты же узнал меня!
– Конечно, ведь твоя физиономия красуется на самом верху списка «их разыскивает полиция». Ни один выпуск новостей не обходится без картинки «если вы видели этого человека, позвоните 112». И они каждый месяц добавляют ещё один нолик к обещанной за тебя награде. Что ты такого сотворил? Устроил геноцид в какой-нибудь стране из тех, что поменьше? В одиночку обрушил лондонскую биржу вместе со зданием? Обыграл в шахматы премьер-министра?
Сириус Блэк потрясённо смотрел на своего крестника, только что походя протоптавшегося по всем его мозолям.
– Поднимайся в свою комнату, Гарри, мы завтра всё с тобой обсудим. А сейчас нам надо вернуться к совещанию.
– А-а, у вас совещание Ордена Феникса? А Дамблдор присутствует?
– Нет, – сказала невысокая полная женщина со взбитыми рыжими волосами, тоже со следами усталости на лице. Бонд стрельнул глазами по сторонам, – все присутствующие взрослые выглядели не лучшим образом. Они явно работали на износ, вот только над чем? – Дамблдор занят некими важными делами, поэтому не будет присутствовать сегодня на совещании.
– То есть глава единственного достойного упоминания центра сопротивления Волан-де… Сами-Знаете-Кому игнорирует совещания собственного штаба? А какой тогда смысл совещаться, если принятые решения не будут немедленно утверждены верховным руководителем?
Присутствующие дружно отвели глаза.
– Ты хочешь сказать, что мы действуем неправильно?
– Я хочу сказать, что вы страдаете фиг… Хм… В общем, что вам нужно полностью реорганизовать свою работу. Совещание без руководителя не имеет смысла, потому что принятые решения некому утверждать и некому брать на себя ответственность за их принятие и за распределение обязанностей. Вместо того, чтобы собираться всей толпой и привлекать внимание, рискуя раскрыть конспиративную квартиру, можно было бы обсудить проблемы по телефону, или по телеграфу, или переслать друг другу записки. Решения, принятые на совещании, должны записываться, должен назначаться ответственный за их выполнение, и должны определяться пути развития ситуации в соответствии с принятыми решениями. Количество человек на совещании должно быть минимальным, чтобы участвовали только те, кто на этом совещании жизненно необходим, а остальные не должны отрываться от своей работы. А вы, дайте догадаюсь, собрали тут весь Орден, пока начальник отсутствует, как дети малые, решившие поиграть в заговорщиков! У нас такие совещания тоже проводятся время от времени, но называются, как им и следует, «пьянкой».
В запале Бонд сообразил, что проговорился, только после того, как слова вылетели у него изо рта. По счастью, взрослые, медленно приходящие в ярость из-за поучений сопливого подростка, ничего не заметили.
– Вот когда нам потребуется твоя консультация, мы за ней обязательно обратимся! – сказала пошедшая багровыми пятнами низенькая женщина. – А пока поднимайся к себе в комнату, поболтай с Роном и Гермионой, заодно и познакомитесь по второму кругу.
– Это со мной, значит, – вперёд протиснулся худощавый голубоглазый парень с огненно-рыжей шевелюрой, явный родственник побагровевшей женщины, костлявый, нескладный и покрытый веснушками. – Пойдём, Гарри.
– Привет, Гермиона, – пожал ему руку Джеймс. – А кто такой Рон?
– Это я – Рон, – насупился парень. – Ты что, совсем-совсем ничего не помнишь?!
– Ну, я помню, как дышать, как ходить, как разговаривать, как думать и как вести организационную работу, – дипломатично ответил Джеймс, наблюдая, как взрослые уходят в столовую и запирают за собой дверь. – Но большую часть своей истории я позабыл.
Рон взял Джеймса за руку и потащил вверх по лестнице.
– Круто! Вот это приключение! Прикольно, наверное, узнавать всё по второму разу?
– Да нет, не особенно… А где Гермиона?
– Гермиона? А-а, она наверху, всё носится со своим ГАВНЭ.
– А мне обязательно с ней знакомиться, пока она это делает?
– Ты что, забыл? Она этим весь прошлый год занималась! Нас ещё всё время тошнило от этого её занятия, особенно когда Почти Безголовый Ник специально для очередной годовщины своей смерти попросил эльфов испортить плесенью несколько подносов с блюдами[19]19
На похожей вечеринке – пятисотых Смертенинах сэра Николаса де Мимси-Порпингтона – Гарри Поттер и его друзья присутствовали во время событий, изложенных в книге «Гарри Поттер и Тайная Комната». В последующие годы им удавалось отмазаться от этой сомнительной привилегии.
[Закрыть]…
– Разумеется, забыл… Испорченная еда вместе с девочкой, которая увлечённо занимается такой странной вещью, как ГАВНЭ… Неудивительно, что нас тошнило.
– Скажи, ненормальная? – Рон постучал в дверь и сразу распахнул её. – Гермиона, мы пришли.
– Привет, Рон, – поздоровалась девочка с пышными каштановыми волосами. – Ой, Гарри, ты цел и жив! Гарри, мы так за тебя беспокоились! Особенно после того, как выяснилось, что ты ничего-ничегошеньки не помнишь! Рон аж испереживался весь, когда понял, что он не должен отдавать тебе десять галеонов за омнинокль.
Девочка распахнула объятия, чтобы поприветствовать старого друга.
Перед ней стояло тело подростка Гарри Поттера, но в этом теле жила душа тридцатишестилетнего Джеймса Бонда, закоренелого интригана, спецагента, прожжёного сердцееда и тонкого ценителя женского пола. Чисто автоматически Бонд распахнул встречные объятия, машинально рассчитал движение, наклонил голову и сложил губы.
Уста Гарри и Гермионы слились. Время остановилось.
– Кэ-гхм!!! – возмущённо откашлялся кто-то поблизости.
Очевидно, время остановилось не для всех. Джеймс Бонд с трудом оторвался от губ пятнадцатилетней нимфетки, смущённо ощущая, что тело подростка имеет свои особенности в сравнении с телом взрослого, сильно потрёпанного жизнью мужчины. С некоторым усилием он заставил себя перестать думать о юной девушке, которая всё ещё пыталась прийти в себя в его крепких объятиях.
– Гермиона, я тоже очень рад тебя видеть! – с чувством произнёс Джеймс.
– Я заметила, – сказала она, пряча смущение за попыткой привести в порядок непослушные каштановые волосы.
– А ты рада меня видеть? – продолжил допрос Бонд, начиная осознавать, что выглядит несколько глупо.
– О, очень, – Гермиона, заливаясь краской, продолжила поправлять волосы.
– И, наверное, Рон рад меня видеть… – запутался Джеймс.
– Я в этом нисколько не сомневаюсь, – дипломатично ответила девушка.
– А вот он уже сомневается, – буркнул багровый Рон, набычившись в дверях.
– Я так рад, что вы все рады меня видеть…
Никогда ещё Бонд не был так близко к провалу. Гормоны пятнадцатилетнего подростка, помноженные на почти двадцатилетний опыт, устроили такую атаку, что только невероятная, легендарная самодисциплина позволила агенту устоять. Ну, или, если вспомнить, что самодисциплиной Бонд никогда не отличался, то придётся признать, что он попросту растерялся.
– Может быть, теперь, когда мы все выяснили, насколько мы счастливы от воссоединения, ты меня отпустишь? – робко попросила Гермиона, продолжая теребить свои локоны.
– Да, конечно, – ответил Джеймс, радуясь, что наконец-то может разрешить неловкую ситуацию. – Рон, ты не представишь нас?
– А надо?! Вы, по-моему, и так уже замечательно познакомились! – прорычал Рон, тем не менее, потихоньку теряя свой багровый цвет. Рон
Внезапно раздавшиеся хлопки вернули Джеймса на землю. Он отпрыгнул от девушки и схватился за рукоять спрятанного на пояснице пистолета, прежде чем сообразил, что в комнате теперь на двух людей больше. Ещё доля секунды ушла на то, чтобы оценить цветовую гамму волос этих людей, сравнить с цветом волос Рона и женщины внизу и понять, что убивать их не следует. По крайней мере, пока.
– Фред! Джордж! Да перестаньте же наконец! – возвела глаза горе Гермиона.
– Привет, Гарри! – сияя, воскликнул один из близнецов. – Ах, как ты обошёлся с Вальпургой! Высший класс!
– Это мои старшие братья, Фред и Джордж, – показал Рон.
– Нет, это я – Фред, а вот он – Джордж.
– Ты с ума сошёл? Мы же договорились, что на этой неделе Фред – я!
Джеймс окинул братьев профессиональным взглядом. Они были чуть выше Рона, старше его на пару лет, выглядели более коренастыми и плотными, и были идентичными настолько, что с первого взгляда их невозможно было различить. Впрочем, у одного из них была крошечная родинка на виске, а у второго почти незаметно косил один глаз. Оба брата производили впечатление самодельных бомб с детонатором на основе нитроглицерина, готовых взорваться по поводу и без повода. Джеймс готов был побиться об заклад, что в кабинете школьного завуча[20]20
В данном случае имеется в виду principal – завуч по учебно-воспитательной работе, который занимается в том числе внутришкольным контролем. В «Хогвартсе» эту должность занимает Филч.
[Закрыть] для отчётов о проделках каждого из братьев выделен отдельный шкаф.
– С тех пор, как они сдали экзамен на аппарацию, они отказываются сделать даже шаг, если могут аппарировать, – пожаловалась Гермиона Джеймсу. – От их хлопков уже голова болит.
– Спуститься по лестнице было бы дольше на целых тридцать секунд, – заметил один из близнецов.
– А секунды – это сикли, галеоны и кнаты, – добавил второй.
– Ой, что я говорю, ты же потерял память и не знаешь, что такое аппарация, – схватилась за голову Гермиона.
– Ну почему же, знаю, – ответил Джеймс. Перед его мысленным взором открылся учебник чароделия. – Аппарация, она же трансгрессия, – мгновенное перемещение субъекта в другое место. Субъектом аппарации обязательно должно быть мыслящее существо; корректный перенос тела этого существа зависит от сонаправленности векторов направления, устанавливаемых для каждой части тела; корректный перенос предметов, с которыми соприкасается субъект, – от его магической силы. Не существует предела по дальности переноса. Пределы по грузоподъёмности рассчитываются по формуле M равно K×H×Q, умноженных на сумму по i от нуля до ki×λ2i, делённых на корень кубический из суммы μi и σi, где K – магический опыт субъекта, H – количество мидихлориан на одну клетку его тела, в среднем, для тканей центральной нервной системы, λ – магическая восприимчивость материала вещи, μ – её масса…
Завороженные подростки уставились на безмятежно декламирующего Джеймса, словно на обезьянку, которая заявилась на собрание клуба любителей поэзии со стихами собственного сочинения и затмила там всех, включая специально приглашённых литераторов.
– Ты что, прочитал весь учебник? – почти благоговейно произнёс Рон, в чьей голове такое действие не укладывалось органически.
– Нет, там ещё страниц сорок осталось, – скромно ответил Джеймс, ковыряя носком ботинка пол.
– Ты. Сам. Без принуждения. Прочитал почти весь учебник?! – Рон переглянулся с Гермионой. – Гермиона, он не только память потерял! Кто ты такой и что ты сделал с нашим Гарри?
– Ребята, – попытался замять тему Бонд, – я совсем-совсем ничего не помню. Нельзя обвинять меня в том, что я пытаюсь восстановить знания, которыми до инцидента, судя по всему, я обладал.
– Да не обладал ты никакими знаниями, – проворчал Рон. – Ты всегда считал, что учиться скучно, предпочитал участвовать во всяких приключениях, испытывать удачу. А домашки списывал вот у неё. Она ещё постоянно ворчала по этому поводу, что никто не будет воспринимать Человека-Со-Шрамом всерьёз, если выяснится, что он не сам писал свои сочинения.
Джеймс переварил эту информацию. Он мало что знал о личности Гарри Поттера, но чем больше он о ней узнавал, тем меньше она ему нравилась. Ведь может же черепно-мозговая травма взболтать мозги настолько, что их обладатель наконец-то за них возьмётся, правда?
Тем временем Фред и Джордж сноровисто разматывали нечто, похожее на длинные розовые спагетти. Кто-то из близнецов заметил удивлённый взгляд Джеймса и снизошёл до объяснений:
