Текст книги "007. Вы живёте только... трижды (СИ)"
Автор книги: Алексей Бурштейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 65 (всего у книги 86 страниц)
– Нет, Рон, вы должны быть в Лондоне, рядом с папой… Он будет чувствовать, что вы близко от него, и начнёт поправляться быстрее… И на Рождество вы тоже здесь останетесь, и на Новый Год, и не спорь с матерью!
– А ты тоже на это время сюда переедешь?
Молли безочтётно подняла собственное запястье к носу, втянула носом почти выветрившийся запах афродизиака и попыталась согнать с лица мечтательную улыбку:
– Нет, Рон, кто-то должен следить за «Норой»… Там опять садовые гномы расплодились… Надо их гонять… Упырь на чердаке…
– Какие садовые гномы, мама, конец декабря на дворе! – не понял Рон.
– Ну да, им холодно, вот они и лезут к нам в амбар! – нашлась Молли.
– Досточтимые маглофилы, – прервал их разговор Кикимер, – жратва готова!
И с этими словами домовой эльф бросил на стол здоровенную чугунную сковородку, в которой шипело, шкворчало и дымилось что-то, что, за неимением другого термина, следовало бы назвать «кушанием». Вот только кушать его никто не стремился.
– Это что? – опасливо поинтересовался у слуги хозяин дома. Спиртное, основательно затуманившее его мозги, всё-таки сохранило в целости остатки чувства самосохранения.
– Это маглофильская еда! – гордо ответил Кикимер. – Для самых что ни на есть маглофильных маглофилов. Бекон, яйца куриные, масло машин… Растительное, соль, вкусовые приправы, красители и ароматизаторы, идентичные натуральным.
– Какие ароматизаторы?! Эта сковородка воняет так, что тут находиться невозможно! – поперхнулся Сириус.
– Хозяин приказал Кикимеру приготовить яичницу, – с достоинством ответил эльф, – но хозяин ведь не приказывал Кикимеру предварительно выбросить содержимое и вымыть сковородку!
Джеймс оценил поступок. Похоже, домовые эльфы открыли для себя итальянскую забастовку.
– Ах ты… – задохнулся от возмущения Блэк. – Прочь с моих глаз, и чтоб я тебя не видел!
– Но куда же я пойду? – губы домового эльфа растянулись в предвкушающей улыбке.
– Да куда хочешь!!!
Кикимер издал торжествующий вопль и с лёгким хлопом исчез. Джеймс бросил взгляд в коридор: из-за слегка отдёрнутой портьеры были видны руки Вальпурги Блэк, движущиеся в беззвучной овации.
Амбридж пытается выяснить у Драко Малфоя, что затевают Дамблдор с Поттером
Долорес Амбридж, опираясь костяшками пальцев на письменный стол, угрожающе нависала над посетителем. Учитывая, что профессор ЗоТИ не отличалась богатырским ростом и могла угрожающе нависать разве что над котёнком, для облегчения этого действия её письменный стол был предусмотрительно расположен на дощатом помосте, который Филч соорудил в её кабинете. На этот помост Амбридж взбиралась по приставной лестнице, виртуозно проклиная Филча каждый раз, когда ей хотелось выпить чашечку чая, просматривая бумаги. Приставная лестница сиротливо торчала в углу и сильно портила производимое нависанием впечатление.
Однако Малфой был вышколен в лучших традициях магической аристократии. Он уткнулся носом в точку на два дюйма левее и на шесть дюймов выше макушки Амбридж, то есть смотрел почти ровно вперёд, и закусил щёку изнутри, чтобы не заржать в голос.
– Итак, мистер Малфой, мы друг друга поняли? – осведомилась Амбридж, со вздохом отмечая, что зловещая тень её тела, которой полагалось бы закрывать посетителя с головой, заканчивается у того где-то в районе пояса. Мысли, которые вызвало такое положение тени у бедолаг, вызванных пред лицо Генерального Инспектора, никак нельзя было назвать педагогичными. «Надо будет попробовать передвинуть факелы ещё ниже, – со вздохом подумала Генеральный Инспектор Хогвартса. – Но тогда они начнут припекать мне поясницу. Проклятье».
– Опасаюсь, что нет, профессор Амбридж, – ответил Драко, пользуясь только половиной рта. Второй половиной он по-прежнему зажимал щёку, отчётливо понимая, что его будущая карьера в Министерстве зависит от того, сумеет ли он удержаться от хихиканья в ближайшие несколько минут.
– Что вы сказали, мистер Малфой?
– У меня болят зубы, профессор Амбридж. Поэтому мне сложно разговаривать.
Долорес опалила мальчишку яростным взглядом. Тот даже бровью не повёл. При всём впечатанном на уровне ДНК уважении к высокопоставленным работникам Министерства, пылающие взгляды парвеню типа Амбридж Малфои, представители аристократического рода с тысячелетней историей, воспринимали как что-то вроде пылающих взоров домовых эльфов. И, что самое обидное, Амбридж об этом догадывалась.
– Ладно, – выдохнула она и села, перестав угрожающе нависать. Драко рискнул отпустить щёку. Долорес подняла со стола и показала Драко разворот какой-то книжки: – Попробуем по-другому. Мистер Малфой, вы догадываетесь, что у меня в руках?
– Мне отсюда плохо видно, профессор. Судя по повторяющемуся рисунку записей, это некий журнал. Судя по длине каждой записи, это журнал, отмечающий какие-то короткие события. Судя по тому, что каждая запись делается одним из четырёх цветов, эти события как-то связаны со школьными факультетами. Судя по тому, что каждый цвет используется в двух оттенках, каждая запись регистрирует событие, которое может быть одного из двух типов. Я бы рискнул предположить, что это регистрационный журнал изменений количества факультетских баллов, – их присуждения и снятия.
– Вы совершенно правы, мистер Малфой. Если быть точным, вы сейчас смотрите на журнал изменений количества баллов за вчерашний день. И, посмотрите-ка, предпоследняя запись в нём – награждение факультета Слизерин пятнадцатью баллами за отлично проведённую вами трансфигурацию. Что вы трансфигурировали, Малфой?
Драко честно попытался припомнить. Это было несложно. Затем он попытался оценить, кто мог на него донести. Неужели Пэнси?..
– Я ничего не трансфигурировал, мэм, – ответил Драко, втайне радуясь, что после уделения внимания журналу он предусмотрительно продолжил смотреть в точку чуть выше и левее макушки Амбридж, а не в её глаза, и, следовательно, нет нужды отводить взгляд.
– Не может быть, Драко, – ласково сказала Долорес. – Тут зелёным по белому написано: «15 баллов Малфою за отлично проведённую трансфигурацию и за превосходные чары». И подпись: «Альбус Дамблдор».
Как ни пытался Драко сдержать изумление, у него ничего не получилось:
– Альбус Дамблдор?! Это который директор?! Но я ничего не… Но он не должен был узнать!
– То есть вы всё-таки что-то сделали, – удовлетворённо улыбнулась Амбридж. – Рассказывайте, что.
– Ну, понимаете, развлечений по вечерам в школе мало, поэтому… – раскололся Малфой.
Долорес Амбридж слушала его исповедь, не перебивая, только пару раз попросила пояснить некоторые термины. За её спиной солнце потихоньку скрывалось за снежными тучами.
– Итак, вы признаётесь, что совершили страшный проступок и нарушили десяток школьных правил, – наконец, отметила она. – Я надеюсь, никто не пострадал?
– Никто, профессор Амбридж, – чистосердечно ответил Малфой. Ну в самом деле, разве можно считать маглокровку из Когтеврана «кем-то»?
– Хорошо. То есть плохо, – поморщилась Генеральный Инспектор. – Вы нарушили школьные правила, и должны понести наказание. В качестве наказания я… Эм-м-м… Учитывая изощрённую магию, применённую вами и мисс Паркинсон, и отсутствие пострадавших… Я наказываю вас запретом на отрабатывание любых проступков методом исполнения каких бы то ни было хозяйственных обязанностей под надзором Филча в течение целого месяца после каникул. Если вы провинитесь, и вам назначат чистить трофеи в комнате наград или что-нибудь подобное, я потребую, чтобы эту отработку заменили чем-нибудь более серьёзным, вроде дополнительных часов подготовки к экзаменам, чтения книг в библиотеке или лишнего патрулирования ванной комнаты старост, с правом неограниченного купания. Возможно, даже в горячей воде.
– Мне и Пэнси? Вместе? Вот здорово, мэм!
– Профессор Амбридж, если позволите, или госпожа Генеральный Инспектор, – сурово отчитала юношу Долорес. – Я вижу, вы согласны с назначенным мной наказанием?
– Ещё бы!
– Отлично. Но это не отвечает на вопрос, что имел в виду Дамблдор. Я зачитаю вам полную версию его объяснения награждению: «15 баллов Малфою за отлично проведённую трансфигурацию возбудителей болезни и за превосходные чары». А сегодня утром Гарри Поттер получает освобождение от уроков и направление на госпитализацию, подписанное мадам Поппи Помфри. В своём направлении, копия которого отправлена в школьный архив, она указала симптомы: аномально высокая температура, обильная точечная сыпь, малиновый язык при пылающем лице, но нормальном цвете носогубного треугольника, воспаление слизистой оболочки глаза, фибринозные плёнки сероватого цвета на слизистой, затруднения дыхания. Предварительный диагноз, поставленный нашей доблестной целительницей, – скарлатина, дифтерия или корь.
Драко молчал. Ему было нечего сказать: он ничего не смыслил ни в заболеваниях, ни в симптомах.
– Мне показалось странным это сочетание, – продолжила Амбридж, явно упиваясь своими знаниями, – и я просмотрела несколько книг по целительству. Так вот, Драко, заболевание Поттера в том виде, в котором его описывает мадам Помфри, невозможно. Симптомы дифтерии противоречат симптомам кори: при дифтерии нет высокой температуры. Корь абсолютно вирулентна: если больной корью контактирует с кем-то, кто не болел корью и не привит, он заболевает, без исключений. Гарри Поттер живёт в комнате с Дином Томасом, Невиллом Долгопупсом и Симусом Финнинаном. О Дине Томасе и о Симусе Финнигане нет сведений, но медицинская карточка Невилла Долгопупса имеется в школьном больничном крыле: его бабушка трясётся над единственным внуком, как осиновый лист, и делает всё, от неё зависящее, чтобы с её драгоценным Невиллом ничего не случилось. Прививок от кори Невиллу не делали, и корью он раньше тоже не болел, так что иммунитету взяться неоткуда. После ночи в одной комнате с Поттером, на теле которого уже появились высыпания кори, у Невилла не было шансов не заболеть. Однако Долгопупс сегодня на зельеделии в очередной раз взорвал котёл, а затем пол-урока мешал мне разгадывать кроссв… Объяснять новый материал. То есть, очевидно, Долгопупс чувствует себя великолепно, к моему величайшему прискорбию.
Драко по-прежнему молчал. Ему становилось скучно.
– Описание, приведённое мадам Помфри, больше всего напоминает клиническую картину заражения скарлатиной, – Долорес Амбридж почесала подбородок кончиком волшебной палочки. – Это заболевание вызывается бактериальным заражением, действительно может начаться внезапно и развиться за один день. Для него характерны высокая температура, кожная сыпь, малиновый язык и отсутствие сыпи вокруг носа и рта. Проблема в том, что диагностика скарлатины не вызовет затруднений даже у студента-колдомедика. Затем пациенту можно дать антибиотический эликсир, и к вечеру он будет полностью здоров. Никаких причин для госпитализации больного скарлатиной в Мунго нет, обычно лечение проводится на дому, в исключительных случаях больного госпитализируют, но от госпиталя не требуется ничего такого, чего не может предоставить наше больничное крыло.
Драко душераздирающе зевнул и смутился.
– Если только у целительницы нет причин полагать, что возбудитель был подвергнут магическому усилению, – глаза Амбридж вернулись к лицу Драко, который немедленно принял услужливо-внимающий вид. – И это возвращает нас к выданным на ваше имя пятнадцати поощрительным баллам. Видите ли, мистер Малфой, у Альбуса Дамблдора, очевидно, были причины считать, что именно вы причастны к заражению Поттера этой неизвестной науке магической болезнью.
– Но я ничего не делал! – замахал руками Малфой. Он уже успел уяснить основной принцип политика: в любой непонятной ситуации – прежде всего всё отрицай.
– Специально для потомка древнего магического рода, я поясню, – проворковала Долорес. – Дамблдор, которого вы ненавидите, дал вам целых пятнадцать баллов за то, что вы заразили Поттера болезнью, оправдывающей удаление его из школы. Меньше чем за неделю до начала каникул. У вас есть, что на это ответить, мистер Малфой?
– Профессор Амбридж, я ничего не делал! – повторил Драко. – Я не заражал Поттера! Я к нему вообще и близко не подходил!
– И вы не просили кого-нибудь подойти к Поттеру и вылить на него… Скажем, содержимое чернильницы? В которую предварительно добавили мутировавший патоген?
– Я не мутил ни с какими Генами! Я только с Пэнси немножко! – чуть не плача, возмутился Драко.
– В последнюю неделю вы не передавали никому ничего, что могло бы повлиять на здоровье Поттера или любого другого ученика с факультета «Гриффиндор», – продолжила Амбридж, – будь то материальный предмет, заклинание, артефакт или иное средство для передачи средства воздействия?
– Нет, мэм профессор, ничего подобного не было! Мне папа запретил задирать Поттера, с тех пор я его, как максимум, словами оскорб… Как максимум, правду о нём говорил. Но ничего более серьёзного, чем слова, не было, профессор Амбридж, я клянусь честью рода Малфоев!
Долорес Амбридж склонила голову, поигрывая своей волшебной палочкой. Драко, расстроенный и выбитый из колеи, стоял перед ней с подозрительно блестящими глазами.
– Я вам верю, – наконец, проронила Амбридж. – В таком случае, мистер Малфой, я рада сообщить вам, что вас подставили. Если сейчас, до начала каникул, с Поттером что-нибудь случится… Хоть что-нибудь… Что не могло бы произойти, если бы он был в «Хогвартсе»… Вина за это падёт на вас.
– Случится?! – тупо повторил Драко, чувствуя, что теряет нить рассуждений.
– Мистер Малфой, – со вздохом склонилась вперёд Долорес, – ни для кого не секрет, что мадам Помфри – домашняя собачка Дамблдора. Она напишет в бумагах то, что скажет ей господин директор, и подпишется под любой ложью. Если вы не заражали Поттера и не производили трансфигурации, за которую вам присудили целых пятнадцать баллов…
– Я… Нет! Никогда! Профессор, у меня по трансфигурации вообще «удовлетворительно»!
– …Это означает, что Дамблдор удалил Поттера из школы, свалив вину на вас. Причём Дамблдору понадобилось сделать это срочно и немедленно; если бы дело могло ждать, он дождался бы конца недели и, не привлекая внимания, отправил бы Поттера из школы на рождественские каникулы. И если сейчас вдруг на Поттера нападут… Скажем, дементоры. И поцелуют его. То самые неприятные вопросы будут задавать вам, – милостиво пояснила Долорес Амбридж. – Потому что самый тупой аврор свяжет документально подтверждённое писулькой мадам Помфри заражение Поттера, которое произошло по вашей вине, молодой человек, и нападение на Поттера, которое не могло бы произойти, будь он под защитой школьных стен. А различие в ваших с Поттером взглядах и политических позициях вполне сойдёт за побудительный мотив.
Драко задрожал, как осиновый лист. Но взгляд Амбридж снова расфокусировался:
– Загвоздка ещё вот в чём… Итак, Дамблдор затевает что-то, что требует нахождения Поттера вне школы, в течение ближайших трёх-четырёх дней. Но ведь это необязательно означает, что Поттеру надо оказаться вне защиты школьных стен. Вполне возможно, что это в школе должно произойти что-то такое, что может подвергнуть опасности Поттера, и поэтому его надо отсюда удалить.
Малфой обдумал предложенные альтернативы. В первом случае у него был шанс отбрехаться, повторив рассказ Амбридж про симптомы болезней, – о, если бы он его ещё запомнил! Во втором случае, однако, положение осложнялось: можно было попасть под раздачу.
– Профессор, он и Уизлей тоже из школы вытурил. Их отца зажевало какой-то змеёй в Министерстве, так что Уизли освобождены от уроков и отправлены домой.
– А ведь Уизли – ближайшие соратники Дамблдора вне школы, – задумчиво потеребила нижнюю губу Амбридж. – Гарри Поттер, главный протеже Дамблдора. Уизли, дети его преданных сторонников. И тот, и другие имеют для Дамблдора необычайную ценность. И внезапно они покидают школу за несколько дней до начала каникул.
Драко подавленно кивнул.
– Вопрос: что должно произойти в школе в самые ближайшие дни? – Амбридж снова вскочила со своего кресла. – До того, как школьники разъедутся по домам? Сумеем ли мы это заметить? Сумеем ли мы обратить внимание на то, что это всё-таки произошло? И более важный вопрос: учитывая, что Дамблдор предусмотрительно удалил из школы всех ценных ему детей, а верных ему учителей он может предупредить заранее, – сумеем ли мы в этом событии выжить?
Драко потерял сознание.
Бонд и компания навещают Артура Уизли в больнице
Тонкс очень заинтересовалась «видением» Джеймса, хотя обсуждать эту историю суперагент не имел ни малейшего желания, опасаясь запутаться в собственных показаниях.
– У тебя в роду не было ясновидящих? – допытывалась Нимфадора в гремучем вагоне метро, мчавшем их к центру Лондона.
– Нет, – односложно ответил Джеймс, автоматически запоминая маршрут.
– Нет?! – задумчиво повторила Тонкс. – Жаль. Понимаешь, если бы оказалось, что ты пророк, можно было бы использовать тебя для превентивных действий против планов Сам-Знаешь-Кого.
– А разве так можно?! Я думал, пророки предсказывают только то, что произойдёт безусловно и несомненно, при любом развитии событий.
– Ну, на самом деле, – скорчила гримаску Тонкс, – пророки записывают свои видения в таком виде, что любое, даже самое необычное развитие событий можно притянуть к сделанному предсказанию. Это эволюционный фактор, понимаешь? Если пророк вещал предсказание какой-нибудь важной персоне, и это предсказание не сбывалось, пророк имел исчезающе мало шансов жить долго и счастливо и умереть в один день. Поэтому выжили только те пророки, которые умудрялись любые события притягивать за уши к сделанным ими предсказаниям. А для этого предсказания должны быть туманными, малопонятными, аллегоричными, метафорическими и иносказательными. И лучше всего – в стихотворной форме. Ген, отвечающий за создание туманных предсказаний, в результате направленной селекции закрепился и стал прочно связан с мутацией, обеспечивающей пророческий дар.
– Ух ты, как интересно! – Бонд впитывал новую информацию, словно губка.
– Поэтому, если бы ты был пророком и увидел нападение змеи на мистера Уизли, то следующим утром ты принёс бы профессору МакГонагалл что-нибудь эдакое:
В год слона и в час Звезды
Папа спит и видит сны.
Тварь ползёт по коридору,
Жуя папу Гриффиндора.
Жить ему осталось чуть…
Ну и снится же мне муть!
Джеймс захохотал:
– Год слона в северном Тайланде – это год свиньи в китайском зодиаке, то есть 1995-й. Час Звезды – очевидно, приближающееся Рождество. А почему папа Гриффиндора?
– Все студенты факультета «Гриффиндор» – словно инкарнации, продолжения Годрика Гриффиндора. В таком случае отец этих студентов становится метафорически отцом самого Гриффиндора, – пояснила Тонкс.
– А, допустим, вместо нападения на Уизли речь шла бы о победе в квиддичном матче над Слизерином?
– Проще простого! Год остаётся прежним, час Звезды – разве ты не звезда квиддича? Увы, слава спортивных звёзд так мимолётна, что слово «час» вполне подходит… Тварь символизирует команду Слизерина, она пытается жевать Гриффиндора, и жить ему, в смысле – Слизерину, осталось чуть… Или «жить ему осталось чуть» могло бы относиться к коридору, эдакой аллегории на длительность игры, если бы матч был очень коротким. А если бы победила команда Слизерина, то «чуть» относилось бы к Гриффиндору.
– Понял! – прозрел Джеймс. – Ну, теперь я могу сделать себе имя в пророках!
– Не советую, – по-дружески пихнула его локтем Тонкс, – в этом бизнесе бешеная конкуренция. Каждый стихоплёт, освоивший пятистопный амфибрахий, начинает с издания альманаха катренов, потому что после этого у него будет гарантированный доход от продажи книг с объяснениями сделанных им пророчеств. И потом, ты ведь не предсказывал. То есть видел не будущее, а настоящее… Странно, правда?
Бонд не ответил, сосредоточившись на том, чтобы сойти с поезда с полным комплектом конечностей. В час пик в лондонской подземке это было нетривиально.
Спустя несколько минут группа, в которой преобладали рыжеволосые подростки, выбралась из пахнущего многотысячной толпой подземелья в рождественскую свежесть городской слякоти. Тонкс, в целях мимикрии щеголяющая медно-рыжей шевелюрой, повела всю толпу по уже знакомому Бонду пути, мимо зарешёченных окон и заколоченных дверных проёмов, к по-прежнему запертому универмагу «Чист и Лозоход Лимитед».
На тренированный взгляд суперагента, с посещения больницы св. Мунго почти полгода назад её ворота в магловский мир практически не изменились. Это по-прежнему был старый, запущенный универсальный магазин с пыльными, засиженными мухами витринами. Однако теперь манекен-вахтёр был одет в старинный купальный костюм, выцветший и прорванный. В руке у манекена по-прежнему был топорик для разделки мяса.
– Ближе, ближе к витрине, – руководил Грюм. – Действие маглорепеллентного заклинания заканчивается в пяти футах от витрины.
– Трём, – сказала Тонкс, почти уткнувшись носом в стекло, – мы к Артуру Уизли.
Манекен кивнул и кокетливо рассёк воздух топориком. Тонкс, схватив под руки Рона и Фреда, вошла в стекло. Джеймс, локоть которого был блокирован намертво вцепившейся в него Джинни, последовал за ней.
Стекло вновь оставило на коже ощущение плотного, холодного и какого-то сухого водяного тумана. Перед глазами суперагента снова раскинулся простор приёмного покоя. Волшебники и волшебницы, поражённые странными уродствами, изуродованные вышедшими из-под контроля заклинаниями и заклятые заклятыми недругами, сидели на шатких стульях и коротали время в ожидании, пока подойдёт их очередь.
Джеймс стрельнул глазами по сторонам и вскоре обнаружил портрет Дайлис, расположенный совсем рядом с проходом в отделение интенсивной терапии. Внимательный взгляд позволил выявить портреты ещё нескольких магов, изображённых также на картинах в кабинете директора «Хогвартса». Если директор мог по своему желанию давать команды изображениям и получать от них информацию, – а никаких причин предполагать обратное у Джеймса, видевшего, как Дамблдор заставил подчиниться себе даже явно антипатирующего к нему Финеаса Блэка, не было, – получается, что никто не может посетить больницу без ведома директора «Хогвартса». Приёмный покой просматривался с разных направлений, с разных уровней и с разных точек; два портрета украшали нижнюю площадку лестницы, контролируя единственный путь доступа на верхние этажи, а ещё один висел прямо за спиной регистраторши.
– Однако, – оценил ситуацию Джеймс, внезапно осознавая, насколько обширна может быть база источников информации у директора «Хогвартса». – Ведь такие же портреты висят и в Министерстве Магии, верно?
– Разумеется, – важно ответил Грюм. – Это ж самые известные маги и магички всех времён. Само собой, они должны быть на виду, чтобы проверяющие не подумали, будто в Министерстве плевать хотели на традиции.
– И они помогают Дам…
Лёгкий подзатыльник был бы почти незаметным, если бы Грюм сподобился выпустить из руки свой посох. Джеймсу пришлось напрячься, чтобы не позволить своим рефлексам перехватить руку престарелого аврора и не запихать ему этот посох в глотку.
– Не называй здесь этого имени, сынок, – прошипел Грюм уголком рта. – У стен есть уши, а у крыш – полозья. Больница подчиняется министерскому отделу здравоохранения, и местное начальство сильно не обрадуется, если мы начнём упоминать господина директора всуе.
– А зачем крышам полозья?! – не понял Рон.
– А как иначе они смогут съезжать?
– Логично.
Джеймс потёр затылок.
– Но все эти портреты… Они ведь поставляют информацию Тому-Кого-Тут-Нельзя-Называть?
– Это старое, старое заклинание, его ещё Кандида Когтевран составила, – пояснил Аластор. – Любой волшебник, удостоившийся чести быть повешенным…
Фред хрюкнул. Аврор исправился:
– Любой портрет, удостоившийся чести быть повешенным в кабинете директора «Хогвартса», должен будет помогать нынешнему директору «Хогвартса». Понимаешь, малец, в тёмные века, когда у нас не было ни науки, ни культуры, ни тёплых туалетов, «Хогвартс» представлял собой оазис цивилизации в мире мрака, лжи и подлости.
– Как христианские монастыри в средневековой Европе? – блеснул эрудицией Джеймс.
– Как что?! Неважно. Я о другом. Вот представь: вокруг сплошная тьма, мерзость и бескультурщина. Единственное, что даёт тебе хоть какую-то надежду на улучшение в будущем, это образование детей. Ты вкладываешься в это образование, рассчитывая, что эти дети займут ключевые посты в самоуправлении и сделают жизнь сообщества чуточку легче. Для того, чтобы они заняли ключевые посты, тебе просто необходимо быть в курсе того, что сейчас творится в обществе. Поэтому ты берёшь портреты известных личностей и ставишь их на службу общественным интересам. Ради общего блага.
Джеймс почесал затылок.
– Но кто определяет, какое действие будет на благо общества, а какое нет?
– Ну, это очень просто, малец. Любое действие, совершаемое ради детей, которые будут возглавлять общество, является действием на благо общества.
Суперагент прикинул последовательность:
– То есть действия, направленные на облегчение жизни детей, которые возглавят общество, считаются безусловно полезными. А дети возглавят общество именно благодаря этим действиям. Аластор, это только мне кажется, что у вас в аргументации самоподдерживающаяся циклическая зависимость образовалась?
Грюм посуровел:
– Мало вас порют, распустились, школоло… Умные больно!..
Продолжение тирады Джеймс пропустил мимо ушей, предпочтя уделить пристальное внимание подбежавшей к ним молоденькой целительнице в жёлтом халате:
– Имя и фамилия пострадавшего?
– Артур Уизли, – споро ответила Тонкс.
– Причина обращения?
– Укус ядовитой рептилии.
– Не пойдёт, у нас уже один такой есть, – с искренним сожалением ответила целительница, перелистнув несколько страниц в своём блокноте. – Поступил этой ночью. Вы опоздали!
– Не понял? – Грюм поднял бровь над волшебным глазом.
– Вот, смотрите сами, – целительница показала ему блокнот. – Артур Уизли, 45 лет, волосы рыжие, глаза голубые, множественные укусы, причина, предположительно, – ядовитая змея, интоксикация, кровопотеря, травмы… У вашего Уизли какие волосы?
– Рыжие, – ответила слегка ошарашенная Тонкс.
– Тем более, – фыркнула целительница. – Может, у вас есть Арчибальд? Или Эдгар? Эдгар даже лучше, мы тогда набрали бы целых семь очков и обставили бы сразу и отдел малефицистической[241]241
Связанной с проклятиями.
[Закрыть] дерматологии, и клинику удаления лишних конечностей. Или, скажем, кто-нибудь черноволосый и зеленоглазый, но обязательно со шрамом от темномагического проклятия и одновременно с проникающим ранением брюшной полости. Это, конечно, только три очка, но всё же…
Глаза целительницы остановились на Джеймсе Бонде, и тот поспешно пригладил чёлку, прикрывающую то место, где у него когда-то был шрам.
– Но мы по поводу Артура Уизли… – терпеливо повторила Тонкс.
– Сожалею, – развела руками девушка, – ничем не могу помочь. У нас уже есть один Артур Уизли, ещё один такой же нам совершенно ничем не поможет. Просто так займёт место, не принесёт ни одного очка, и из-за него мы можем лишиться выигрыша, если звёзды всё-таки решат послать нам зеленоглазого брюнета Эдгара со шрамом и ранением.
– А Гарри вместо Эдгара не подойдёт? – мстительно спросила Джинни, всё ещё дующаяся на Бонда за то, что он предпочёл ей Гермиону прошлой ночью. – Шрам в наличии, а проникающее ранение я обеспечу, я сегодня на каблуках.
Целительница безошибочно нацелилась на Бонда:
– Это же Гарри Поттер, верно?! Шрам, шрам… Глаза зелёные, волосы чёрные… – Девушка достала из кармана жёлтого халата счёты и начала лихорадочно щёлкать костяшками. – Двадцать процентов надбавки за знаменитость… Минус три балла за несовершеннолетнего… Но с учётом надбавки за то, что Гарри – это почти Эдгар… Подходит. Договорились, мисс. Мистер Поттер, следуйте за мной.
– Эй! – обеспокоился Джеймс. – Я не хочу никаких проникающих ранений!
– Это понятно и вполне объяснимо, – щебетала целительница, вцепившись в Бонда мёртвой хваткой. – Не думаете же вы, что мистер Уизли был рад подвергнуться нападению ядовитой змеи?
– Кстати, о мистере Уизли, – вступила в беседу Тонкс. – Мы приехали не сдавать вам ещё одного, а навестить этого.
Целительница на секунду запнулась.
– Наве… А, всего лишь?! Что ж вы сразу не сказали! Он на втором этаже, вторая дверь справа, палата Дай Налапу Луэллин.
– Спасибо! – Грюм повернулся к целительнице спиной, проигнорировав прозрачный намёк и протянутую ладонью вверх руку.
– Я с ними! – уведомил целительницу Бонд.
– А как же наш договор? – опустила руку она. – Обманщики! Вы обещали мне! Вы подставляете весь наш отдел!
– Ваш отдел переживёт! – твёрдо ответил суперагент, направляясь к лестнице. – А насчёт меня я не уверен. Вдруг ваш морг захочет заработать на мне дополнительные баллы?
Они поднялись по лестнице, прошли через двойную дверь, затем двинулись по узкому коридору, увешанному портретами знаменитых целителей и освещённому хрустальными шарами, полными свеч и плававшими под потолком наподобие гигантских мыльных пузырей. Из дверей по сторонам выходили и входили в палаты волшебники и волшебницы в халатах вырвиглазных цветов. Из-под одной двери потёк жёлтый, дурно пахнущий газ; время от времени откуда-то доносилось приглушенное подвывание и стоны, заставившие Рона покраснеть, а Джинни бросить долгий оценивающий взгляд на Джеймса. Они вошли в отделение для раненых магическими существами. На второй двери справа была табличка: «Опасно. Палата Дай Луэллин, серьёзные укусы». Под ней карточка в латунном держателе, и на карточке от руки надпись: «Дежурный целитель Гиппократ Сметвик. Целитель-стажёр Август Сепсис».
– Говорящие имена, – перекосило Джеймса. – Целитель-стажёр «заражение». У вас в магическом мире принято так коверкать судьбы собственным детям?
– У нас в магическом мире родители часто дают детям имя, исходя из соображений благозвучия, – хохотнул Грюм. – Правда, Нимфадора?
– Не смей называть меня Нимфадорой!!! – зашипела девушка. – Молли, мы подождём снаружи. Тебе ведь ни к чему лишние свидетели, да? А я пока объясню мистеру Грюму кое-что о правилах вежливости. Целителей тут полно, так что, обещаю, он почти не пострадает.
Грозный Глаз воинственно буркнул и прислонился спиной к стене коридора, вращая волшебным глазом во все стороны. Джеймс тоже попятился, но миссис Уизли поймала его и втолкнула в дверь со словами:
– Не глупи, Гарри. Искусанный, сочащийся смертельно опасным нервно-паралитическим ядом Артур наверняка захочет тебя благодарно обнять.
Палата была маленькая и невзрачная, с одним узким окошком наверху в стене напротив двери. Больше света давала гроздь хрустальных шаров под потолком в центре. Стены в дубовых панелях, на одной – портрет довольно свирепого волшебника с подписью: «Уркхарт Ракплуг, изобретатель Кишечно-опорожнительного заклятия».
