Текст книги "Апостол Папуа и другие гуманисты II. Зумбези (СИ)"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 84 страниц)

71. Экономические глубины «Глубокой экологии».

Середина дня той же даты 17 октября, Вануту, 50 миль к западу от Порт-Вила.

Океан над абиссальным желобом Урурароава, борт «Kotorokino».

«Kotirokino» – учебно-боевой корвет длиной 45 и шириной 20 метров, построенный по схеме «тримаран-моноблок», казался новаторским. А на самом деле данная схема была придумана в конце XX века для легких боевых кораблей, показала хорошие ТТХ, но не прижилась на субстрате амбициозных государств, страдающих военно-фаллической гигантоманией. Вот такое выражение (о гигантомании с эпитетом) применил инженер Формор (получив слово для приветствия-старта палубного фуршета после тест-драйва совсем маленькой 9-метровой гидрофойл-субмарины «E-Orca»). Тест-драйв прошел «в открытом формате» (т.е. при наличии посторонних гостей) – это рискованный формат, допустимый только при высокой степени уверенности разработчика в своей машине, и команде. У суб-коммодора Фаренгейта уверенность была на высоте, и он пригласил на сегодняшний тест-драйв графиню Леокадию Пачеко-дел-Бенавенте со свитой (которая включала телохранителя, медика, двух фрейлин, и научного консультанта).

Разумеется, графиня была предупреждена, что в команде суб-коммодора принят очень специфический юмор, но разве уроженку Анголы, в юности работавшую в студии, где снимались рекламная продукция категории «клубничка», можно смутить добродушно-грубым юмором? Ключевое слово: «добродушно». В общем: фуршет с контрафактным папуасским шампанским и пиратской карибской танцевальной музыкой, на хвостовой площадке «Kotirokino», развивался с огоньком. Хотя, как обычно происходит на таких фуршетах, публика возраста около 20 еще продолжала зажигать, а публика около 30 и старше уже группировалась по бизнес-интересам. В частности, графиня Леокадия и ее научный консультант, Дамиан Нумендес, доктор философии из университета Коимбра (Португалия) тихо утащили суб-коммодора Нгоро Фаренгейта с просторной хвостовой площадки (превратившейся в дансинг) в свободную сейчас штабную рубку. Когда они пропали из публичного пространства, пресс-секретарь Пурга (которая, между прочим, представляла в команде Фаренгейта спецслужбу INDEMI) увлекла КАК БЫ для целей флирта, коммодора Арчи Гремлина на фронтальную галерею надстройки.

Уже там, устроившись на парапете, как изящная цапля на ветке, она объявила:

– Команданте, извини, но по твоей мимике любой, кто присмотрелся бы, понял, что мы отползли с танцев не для эротики, а для тактики.

– Ну, Пурга, – проворчал он, – ведь я командую силами фронта, а не эстрадой варьете, и артистизм на фуршетах не моя профессия.

– Команданте, извини, но вернее всего, дело в том, что ты радикально влюблен в одну женщину, а другие женщины тебя интересуют не более, чем как коллеги по работе.

– Пурга, ты что, решила поучить меня жить? – иронично поинтересовался он.

– Нет, я решила виртуозно направить разговор в сторону той самой женщины.

– Так, Пурга! Выкладывай, что стряслось?

– Ничего такого, команданте. Просто: док Молли обратилась в колл-центр INDEMI по ситуации, подозрительной на попытку банковского шантажа близкого родственника, а поскольку я сейчас физически ближайший сотрудник INDEMI, вопрос передан мне.

– Так, давай детали. О каком родственнике Молли идет речь?

– О ее маме, Бэлли Калиборо, живущей в Сиднее, – сообщила Пурга.

Арчи Гремлин четким движением отстегнул коммуникатор от пояса, но девушка резко вскинула левую ладонь с отставленным большим пальцем к уху (жест: «подожди, есть дополнительная информация»).

– Ну? – спросил он.

– Эвакуация уже в процессе, – сказала она, – это сделала сама док Молли, так что Бэлли сейчас летит на самолете в Новую Каледонию, и 100 дней будет жить в бунгало-отеле «Роллинг-Ферри», принадлежащем двум младшим кузенам шефа Фаренгейта.

– Отлично! – оценил Гремлин, – За 100 дней можно 20 раз решить эту проблему. Какая банковская контора еще не знает последствий рэкета в отношении kanaka-foa?

– Команданте, ты будешь смеяться, но на рэкетира тут больше похожа твоя vahine.

– Так, Пурга, скажи-ка сколько ты выпила шампанского?

– Всего пару фужеров, – ответила пресс-секретарь суб-коммодора, – сейчас я объясню последовательно, в чем суть истории с твоей vahine. Можно?

– Нужно! – строго произнес коммодор фронта, извлек из кармана фиджийскую сигару, прикурил от простой спички из старомодного коробка, и приготовился слушать.

Пурга широко улыбнулась и объявила:

– Все началось с обострения 1 декабря прошлого года. Тогда власти Австралии, хотя и объявили нейтралитет в предстоящей Второй Новогодней войне, но произвели аресты имущества австрало-меганезийских СП. В ответ наш суд арестовал в нашем море все доступное имущество концернов, связанных с истеблишментом Австралии. Обычный неизбежный обмен любезностями в конфликтах такого типа.

– Да, – согласился Гремлин, – но при чем тут Молли и ее мама?

– Пока не при чем, – сказала Пурга, – однако, 30 августа, уже после Гибридной войны в Папуа, был подписан Эмпрессогастский Статут о Добрососедстве. Противостояние в Австронезийской полосе завершилось, и надо было только выполнить подписанное. В частности: отменить политические аресты имущества, проведенные после 1 декабря.

– Пурга, я все еще не понял: при чем тут Молли и ее мама?

– При том, команданте, что 31 декабря, в конце финансового года АКБК, Ассоциация Коммерческих Банков Квинсленда, занимающаяся ипотекой и лизингом, присвоила 25 тысяч долларов выкупного сальдо, принадлежавшего Молли Калиборо.

– Вороватые человекообразные крысы, – припечатал Гремлин.

– Команданте, ты опять будешь смеяться, но АКБК жаждет вернуть Молли эти деньги. Проблема в том, что у нее нет эккаунта, легального для Австралии. Эккаунт в подсети «Ауробиндо» нелегален там, и австралийский банк не имеет права платить туда.

Коммодор фронта пожал плечами.

– Отговорки! Если бы они захотели, то привезли бы эти 25 тысяч долларов в кармане.

– Что ты! Такие операции с наличными – грубое нарушение законов Австралии.

– Хэх! – он снова пожал плечами, – Шли бы эти оффи в жопу с такими законами.

– Ну! – отозвалась Пурга, – Так сказал наш суд, и арестовал новенький супер-сухогруз, купленный компанией АКБК-лизинг в Южной Корее за четверть миллиарда долларов. Теперь супер-сухогруз торчит в Палау, а АКБК может потерять деньги и репутацию.

– Смешно, – прокомментировал Гремлин, – и что теперь?

– Теперь спец-менеджер АКБК пытается поговорить с Молли, но она не хочет, и он от отчаяния сделал заход через ее маму. Ясно, что Молли заподозрила наезд и, как я уже сообщала, она эвакуировала маму, и обратилась в колл-центр INDEMI.

– Смешно, – повторил коммодор, – и что дальше?

– Дальше, – сказала Пурга, – возможны разные варианты, но мне кажется оптимальным использовать знакомство Молли с австралийским адвокатом Аароном Блуммом.

– Хэх… Тут правильнее говорить о знакомстве с Китиарой Блумм, его дочкой.

– Команданте, это детали. Нет проблем передать предложение от Китиары к Аарону.

– Пурга, какое предложение? Комиссионные с 25 тысяч долларов? Чепуха.

– Нет, команданте. Не с 25 тысяч а с 250 миллионов. Цена супер-сухогруза…

– …Ух ты! – Гремлин хлопнул ладонью по переборке, – Вот теперь точно смешно!

– Значит, так и решаем. E-oe? – уточнила она.

– E-o! – коротко подтвердил он, и весело оскалил зубы.

…

Это же время. Штабная рубка того же корвета «Kotirokino».

Доктор философии Дамиан Нумендес (невысокий, энергичный и подтянутый ибериец средних лет), имел привычку пояснять свои высказывания – рисунками на бумаге. И в данный момент на столе лежал рисунок, в наглядной форме представляющий прогноз истощения биологических ресурсов мирового океана.

– Что вы на это скажете, Нгоро? – спросил Нумендес.

– Я, – ответил суб-коммодор, – выскажусь после того, как услышу, как вы предлагаете решать эту проблему. Вдруг, у вас есть идея, с которой разумно будет согласиться.

– Нгоро, у вас интересный стиль! – заявила графиня Леокадия Пачеко-дел-Бенавенте.

– Простой стиль флотского офицера, – возразил Фаренгейт, – прежде чем тратить свои ресурсы на изобретение велосипеда, надо выяснить: вдруг уже есть готовый проект?

– Да, – сказал доктор Нумендес, – проект существует, и довольно давно. Он основан на принципиальном рапорте UNESCO, известном, как «Миллениум-11». Этот рапорт был опубликован 1 декабря 2011 года, и актуальность сделанных выводов подтверждается материалами Июньских конференций UN 2017 года и 2023 года…

Суб-коммодор скептически хмыкнул, и Нумендес продолжил:

– …Мне известно, что в Меганезии сформировано негативное отношение к структурам Объединенных Наций. Но давайте попробуем быть непредвзятыми.

– Давайте, – согласился Фаренгейт, – и что там, в «Миллениуме-11», если кратко?

– Там, – включилась графиня Леокадия, – предложения о квотах на вылов рыбы и иных морепродуктов, о квотах на углеводородные и иные загрязняющие выбросы в океан, о глубокой экологизации экономики малых островных стран, а также…

– …А также? – переспросил он, реагируя на ее расчетливую паузу.

– …А также, – продолжила она, – расширение научного мониторинга океана, и меры по стимулированию аквакультуры, как альтернативы добывающему рыболовству.

– Аквакультура, это, в смысле, океанские фермы? – предположил суб-коммодор.

– Да, – графиня кивнула, – но… Дамиан, ты лучше сможешь объяснить детали.

Доктор Дамиан Нумендес взял очередной лист бумаги и набросал иллюстрацию.

– Смотрите, Нгоро. Вот так выглядит негативный эффект добывающего рыболовства.

– Это ясно, – заметил Фаренгейт, глядя на рисунок, – если вылавливать больше рыбы и морепродуктов, то поголовье будет сокращаться.

– Смотрите, – продолжил научный консультант графини, – далее, я покажу негативный эффект от вашей меганезийской аквакультуры: планктонных ферм, или плаферов. Это абсолютно новое воздействие на экосистему океана – первые плаферы были созданы в Полинезии незадолго до вашей Алюминиевой революции. А первый гига-плафер был организован в межостровном Море Горгоны, Соломоновы острова, менее года назад.

– Дамиан, это тоже ясно, я знаю все это.

– Извините мою педантичность, Нгоро. Итак: аквакультура плаферов абсолютно новое воздействие на экосистему океана. Еще нельзя построить верифицированную модель, однако, колоссальная продуктивность хлореллины – типичного GM-фитопланктона, не может не внушать опасений. Разумеется, на первом этапе все выглядит прекрасно. Все морские обитатели, как известно, образуют пищевую пирамиду над фитопланктоном. Расширив фундамент этой пирамиды путем строительства гига-плаферов, мы можем, казалось бы, увеличить продуктивность океана, и реализовать мечту UNFPA-2012.

Нгоро Фаренгейт недоуменно почесал в затылке.

– Хэх! Что за мечта UNFPA-2012?

– Это, – пояснила Леокадия, – идея, заявленная в январе 2012-го группой ученых Фонда Народонаселения ООН: при рациональном использовании биологического потенциала

Мирового океана, можно навсегда победить голод в беднейших странах планеты.

– Хэх! Я понял, о чем вы. Тема типа проекта новозеландского Фонда «X-farmer». Киви придумали, как накормить всех голодающих питательной кашей из хлореллины. Если смотреть технически, то все ОК, но политически это сплошные скандалы. Первый уже случился на днях, когда патер Макнаб вбросил эту идею в ходе Теологической дуэли с доктором Лонгстеком. Результат: визг и папская энциклика о вавилонском порно.

– О Вавилонской блуднице, – поправил Нумендес, – «fornicaria» по-латыни блудница.

– Точно! – суб-коммодор щелкнул пальцами, – Блудница. Хотя, вопрос не в деталях, а в принципе. Глобальная финансовая клептомания, через ватиканского попугая выразила гневный протест, ведь массовый голод, это одна из их кормушек… Каламбур по ходу.

– Да, – сказала графиня, – но симпатии абсолютного большинства зрителей по опросам оказались на стороне Макнаба и новозеландского Фонда «X-farmer», как вы помните.

– Точно! – Фаренгейт снова щелкнул пальцами, – Но мы проскочили важный момент. Я уловил слова Дамиана: «Мы можем, казалось бы, увеличить продуктивность океана, и реализовать мечту». Ключевые слова КАЗАЛОСЬ БЫ. Ну, что?

Португальский доктор философии подчеркнуто уважительно поклонился.

– Вы весьма внимательны, Нгоро.

– А то как же! Иначе меня давно бы убили. На войне разини не живут долго. И давайте разберемся с этим намеком: КАЗАЛОСЬ БЫ.

– Голод, – произнес Нумендес, – является для людей безусловным этическим злом, но в животном мире голод является главным регулятором численности популяций. Как вам известно, в плаферах продуктивность хлореллины примерно 7 тонн с гектара в день по сухому веществу – это в 100 раз выше, чем на природных планктонных полях. Если на просторах океана, вслед за первым гига-плафером появится второй, третий, и далее по числовому ряду, то экосистема шагнет на новый уровень населенности фауной. Мы не представляем, какой это будет уровень, как тогда изменится живая природа планеты.

Возникла пауза. Меганезийский суб-коммодор хмыкнул и прокомментировал:

– Ну, и что? Экосистема планеты по-любому уже изменилась. Половина континентов распахана под аграрное хозяйство, реки отведены для полива, леса в развитых странах вырублены, и еще химические выбросы. Население планеты пока продолжает расти, а значит, тренд не в сторону экологизации. Скорее, в сторону аграризации природы.

– Вы правы, – согласился португальский философ, – но это не значит, что аграризацию мирового океана допустимо проводить наобум. Есть плохой пример на суше. В США потеряно путем эрозии примерно 100 миллионов гектаров из-за антинаучных методов аграризации земель. Мировой океан более связная экосистема, чем суша, и там такие антинаучные методы еще опаснее. Тут наука всегда должна идти на шаг впереди.

Снова пауза. Фаренгейт побарабанил пальцами по столу, отбивая марш.

Бум бум бум-бум бум бум… Бум.

Бум бум бум-бум бум… Бум.

– Doki no-sakura, гимн камикадзе, – безошибочно определила графиня, – вероятно, это признак того, что вы сердитесь.

– Хэх… Леокадия, по ходу, вы знаете толк в военных ретро-маршах.

– Да. В ранней юности я снималась, в частности, для рекламы военных контрактов. И, знаете, Нгоро, я неплохо разбираюсь в мужчинах-военных. Вы сердитесь. Почему?

– Потому, – ответил он, – что я услышал очевидный намек-требование допустить вас в акваторию Меганезии с вашими «Глубоко Экологическими» фокусами.

– Нет-нет, что вы! – тут графиня артистично прижала ладони к груди, – Я умоляю, суб-коммодор, ни в коем случае не делайте этого! Вы испортите весь бизнес!

– Хэх… По ходу, я не понял чего-то важного.

– Это же так просто, Нгоро! – она улыбнулась, – Я прошу лишь разрешения искать тут милосердия для молодых активистов «Глубокой Экологии», которые, с применением гидрофойлов-субамрин, купленных через подставные фирмы, будут, вопреки запрету меганезийских властей, проникать в зоны плаферов и собирать данные. Ваше Гестапо, конечно, будет ловить их, грубо обращаться с ними, а я буду взывать к милосердию.

После еще одной паузы, суб-коммодор высказал гипотезу:

– Типа, что? Так можно собрать больше денег с ваших спонсоров?

– Да, – графиня снова улыбнулась, – особенно с массовых мелких спонсоров. Согласно психологии, они очень хорошо жертвуют при таком сценарии.

– Ваш профит ясен, – сказал Фаренгейт, – а какой от этого профит для kanaka-foa?

– Во-первых, – ответила она, – у вас получится хороший дополнительный вектор сбыта гидрофойлов-субамрин, и других машин или гаджетов для морского шпионажа. Как я усвоила из каталога, в Меганезии много фирм, производящих товар такого рода. И это только меньшая часть профита. Большая часть, это реальные данные об экологической обстановке, собранные этими молодыми активистами в зонах плаферов. Кроме того, я уверена: скоро мы сможем расширить сотрудничество.

– ОК, – он кивнул, – я поговорю об этом с кем-нибудь из верховных судей.

– Только конфиденциально, – предупредила она.

– Ну, уж конечно не при журналистах, – иронично проворчал он.

– И, – продолжила графиня, – я хотела бы дружески, со смыслом, подарить вам нечто.

– Надеюсь, Леокадия, вы не пытаетесь предложить мне взятку, поскольку…

– …Поскольку, – подхватила она, – kanaka-foa не нарушают сделки, и не берут взятки. Конечно, я знаю ваши обычаи, и не стала бы предлагать взятку. В данном случае речь именно о подарке со смыслом. Цена этого подарка лишь в самом смысле. Угадайте.

С этими словами, графиня извлекла из сумочки карманный календарь за 1950 год. На лицевой стороне было фото девушки азиатского типа на пляже, снятой на фоне волн и какой-то китайской беседки. Девушка симпатичная, и topless, лишь в узких трусиках.

– Смелое фото для 1950-го, – заметил Фаренгейт, покрутив календарь в пальцах, – мне кажется, это редкий образец. Может, даже музейный экспонат.

– Это копия, – сообщила Леокадия, – вы можете убедиться, просто присмотревшись к полиграфии. Ценность этого образца лишь в том, что о нем мало кто знает. Пока.

– Пока? – переспросил суб-коммодор, – Хэх! Звучит как анонс к афере.

– Вы правы, Нгоро. Я замыслила аферу в сфере пляжной моды.

– Ну… – он покачал головой, – …Сейчас таким пляжным фасоном уже не удивишь.

– А теперь вы неправы, – сказала она, – современный дизайнер одежды заявил бы, что календарь не копия, а подделка, поскольку такие трусики изобретены лишь в 1974-м, дизайнером Рудольфом Гернрайхом, и названы «thong». Интересно, что это была бы ошибка. Девушка на фото одета не в «thong», а в «zayfu», это старинная набедренная повязка женщин, собиравших мидий на Тайване и восточных Рюкю. Смотрите.

С этими словами графиня экспрессивно вскочила на ноги, стянула через голову свое короткое модельное платье, и осталась ровно в такой штучке, как девушка на фото.

– Хэх… – Фаренгейт окинул ее взглядом, – …Вам так отлично идет. И точно, это такая набедренная повязка. Хотя, фиг знает, оценит ли массовый покупатель эту «zayfu».

– Пора перейти к девушке на фото, – произнес доктор Нумендес, – это Дикки Джун, она завоевала популярность у военных США на послевоенном Тайване, как юная и весьма непосредственная театральная актриса. Она уехала в Калифорнию, а в середине 1960-х увлеклась героином. Это подорвало здоровье Дикки Джун, и в 1970-х, отчаявшись, она выбрала крио-сон в Первом Центре Крионики. К счастью, ее криокапсула сохранена, и находится в институте Фонда «Крионика для Человечества». Совет Фонда поручил нам переговоры о ее возврате к жизни через стадию киборга.

На этот раз в разговоре возникла длинная пауза, которую прервал Фаренгейт, пожалуй, довольно нетактичным вопросом:

– Что-что блин?

– Ваша реакция понятна, – сказала графиня, – не все идеи легко осмыслить сразу.

– Может, объясните прямо, что за капсула, и что вы намерены сделать? – спросил он.

– Криокапсула, – сказал доктор Нумендес, – это просто термос с инертной криогенной жидкостью, обычно – с жидким азотом, куда погружается тело человека – крионавта. Предварительно он проходит витрификацию, превращающую биологические ткани в стеклообразную ледяную субстанцию с неповрежденными клетками. Далее, крионавт хранится в криогенной жидкости сколь угодно долго, пока не будет создана надежная технология возврата к жизни из криогенного анабиоза.

– Ясно, – отреагировал суб-коммодор.

– У вас даже не возникли вопросы? – удивилась ангольская графиня.

– Нет. Это ваш бизнес. Иллюзионист достает кролика из шляпы, а вы вот так.

– Иначе говоря, вы считаете крионику жульничеством, – предположил Нумендес.

– Нет. Я же говорю: это как кролик из шляпы. Артистизм, построенный на иллюзии.

– А что могло бы убедить вас в реалистичности крионики? – спросила графиня.

– Ваше честное слово, – ответил Фаренгейт и изобразил доверчивую улыбку.

Леокадия переглянулась со своим научным консультантом, и махнула рукой.

– Ладно, отбросим иллюзии и поговорим о бизнесе. Дикки Джун была крионирована в период становления крионики, и технологии выполнялись нечетко. Крионавты порой перемещались из термоса с жидким азотом в контейнер с сухим льдом, или в простую морозильную камеру. Ситуация с Дикки Джун – сложная, но наши эксперты по сумме показателей, выбрали ее для процедуры пост-анабиотической киборгизации.

– Так, – сказал суб-коммодор, – а зачем вы рассказываете это мне?

– Нам нужна ваша помощь, Нгоро. Сейчас криокапсула Дикки Джун в Калифорнии, и журналисты пронюхали о плане переправить ее в Паго-Паго. Эти шакалы дежурят на выезде из нашего здания, чтобы сунуть TV-объектив, куда не надо, и учинить скандал. Сообщники в IT-полиции сливают им все наши коммуникационные каналы: телефон, интернет, факс. В общем: сейчас требуется контакт со Слаанешем, чтобы согласовать детали, в тайне от своры СМИ-шпионов, стрингеров, пранкеров, и папарацци.

– Ну, тогда зовем моего пресс-секретаря, – заключил Фаренгейт.

…

Минутой позже на фронтальной галерее надстройки того же корвета.

Пурга опустила левую руку с надетым на запястье браслетом-витифоном (по которому только что общалась) и объявила Гремлину:

– Меня вызывает шеф. Я сегодня нарасхват.

– Ясно, – ответил он, – что ж, задачу вовлечения адвоката Блумма мы решили, а у суб-коммодора Фаренгейта, вероятно, очередное событие. Давай. Ты профи в своем деле.

– Mauru, – сказала она, – доброе слово и кошке приятно. А скажи, команданте, почему журналисты так стремятся на Хэллоуин-вечеринку к Слаанешу? Вот, Китиара Блумм выпросила у тебя приглашение туда. Еще раньше – два блоггера-пранкера янки…

– Пурга, твой вопрос лучше задать вот той девчонке в джинсовых шортиках и топике с эмблемой «Суперкубка Адреналинового Гейзера». Она будет тут до захода солнца.

– Ага! – произнесла пресс-секретарь, – Это Хрю Малколм из Малколмов с Бора-Бора.

– Точно так, – подтвердил Гремлин.

…