Текст книги "Апостол Папуа и другие гуманисты II. Зумбези (СИ)"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 84 страниц)

54. Извращенная коррида с террористами.

26 сентября, сразу после полуночи. Юго-Восточное Папуа. Эса-Ала. Остров Добу.

По некоторой традиции, в армиях Первого мира командование сложными операциями поручается или самым толковым и инициативным офицерам, или самым тупым, вовсе неспособным проявлять инициативу. Второе случается намного чаще. Майор Буллбэк принадлежал ко второй категории: дисциплинированный служака, тупой как пень. Все аргументы Найтхарата этак упруго отскакивали от майорского лба, не достигая мозга. Найтхарт из другого ведомства (МИД), и из другого гнезда (цивильный – не военный), значит, его аргументы не стоили внимания. Буллбэк даже не позволил СДО посадить маленький самолет на воду у пирса или у пляжа в контрольной зоне.

Найтхарт прервал бессмысленный разговор, и попросил.

– Флойд, соедините меня с мистером Кавендишем по громкой связи.

– Секунду, босс... – последовала очередная игра на клавиатуре субноутбука, – …Алло, мистер Кавендиш, вас приветствует референт СДО Найтхарта.

– Aloha, Флойд! – ответил голос из динамика, – Что нового в Электро-Блэк-Метал?

– Ох, я уже неделю не прикасалась к алебарде. И сейчас я звоню по делу. Босс?..

– Aloha, мистер Кавендиш, – подключился СДО, – кажется, вы сейчас агитируете мисс Фирфайн расстаться с дипломатической карьерой ради постмодернистской музыки.

– Нет, мистер Найтхарт, я лишь выразил надежду, что она не расстанется с ЭБМ.

– Это меняет дело. Прошу извинить меня за подозрительность, мистер Кавендиш.

– Aita pe-a, при вашей работе это нормально.

– Благодарю за понимание. Еще, я хотел бы извиниться за австралийского майора. Он недопустимым образом вел себя.

– Не извиняйтесь за это, мистер Найтхарт. Вы не виноваты, что в армии вашей страны офицерский ранг иногда достается трансгенным гуманоидам с мозгом устрицы.

– Да, увы. А скажите, мистер Кавендиш: есть ли у вас на Добу точка для лэндинга?

– Разумеется, есть, мистер Найтхарт. Когда вы рассчитываете прибыть?

– Мистер Кавендиш, на этот вопрос лучше ответит мисс Фирфайн.

– ОК, тогда я подключу мисс Малколм, она мой друг, и профессиональный авиатор.

– Я подключилась, – послышался очень юный женский голос, – какая у вас флайка?

– BD-4, сейчас в поплавковой конфигурации, – ответила Флойд.

– Ясно! Вы летите с северо-запада. Значит, когда будете в 10 милях, обходите остров с востока, и будьте на связи. Я увижу вас на локаторе, и скажу вам вектор лэндинга…

…

Пока шел этот диалог (или точнее, тетралог) в ролевом стиле викторианского этикета, упомянутый трансгенный гуманоид с мозгом устрицы (майор Буллбэк) нес службу по тактико-физической защите переговорщика (спецагента Николсона). Переговорщик, в соответствии со своей инструкцией, плел лидеру террористов нечто о том, что любые проблемы можно решить путем компромисса. А этот лидер, некий Масум-Али Хусейн, стремительно возвращая себе уверенность (почти растаявшую за несколько часов под незийской авиа-блокадой) решил подбодрить своих людей – не без выгоды для PR. Для такой цели была выбрана самая фотогеничная монашка и принудительно приобщена к групповому сексу online. С точки зрения Масум-Али это была прекрасная идея. Кроме

повышения боевого духа команды, добавляется ужас врагам, и не тратятся заложники (поскольку в следующем раунде можно будет отрубить голову этой монашке)…

…А тем временем, к острову Добу приближались два самолета.

Первый (с северо-запада, из Эмпрессогасты) уже названный маленький BD-4.

Второй (с юга-юго-запада, из Кэрнса) большой летающий катамаран Marketti-55.

Радар на сторожевике «Страйкап» имел дальность обнаружения воздушных средних и малых воздушных целей 50 миль, и BD-4 появился на его мониторе в 00:30. Это было ожидаемое событие. Теперь о нем доложила в рабочем порядке Миа Пеккер, младший матрос-электрик (сменившая в полночь старшину Лайм Ярмут).

– Вижу борт СДО Найтхарта, который пытался найти мозг у этого мудака Буллбэка.

– Миа! – строго сказала боцман Мерлин Йенз, – Аккуратнее с речью.

– Да, мэм. Я постараюсь. Хотя это трудно, потому что майор Буллбэк полнейший…

– …Я поняла твою мысль, – перебила боцман.

– Мэм, а можно спросить? – подал голос стармех Джевел Геверт, выполнявший сейчас функции оператора системы сетевого радиоперехвата (от которых был пока отстранен младший матрос Луис Лансинг – по регламенту, как не достигший полных 18 лет).

– Джевел, твоя должность офицерская, значит, на мостике по имени, – напомнила она.

– Ладно, Мерлин, тогда по имени, хотя я еще не привык, что ты… Но я не об этом.

Боцман Йенз кивнула и сказала:

– Джевел, я понимаю, что Мэттей Смитсон был намного лучше меня в этой роли.

– Если уж говорить об этом, – ответил стармех, – то, лучше бы, вообще кто-нибудь был вместо нас в этой роли. Ты психолог, тебе проще, но я чувствую себя, будто у меня на погонах по куску говна справа и слева.

– А я, – сообщила Миа Пеккер, – чувствую себя вообще по горло в говне.

– Джевел, я не услышала твоего вопроса, – сказала боцман Йенз.

– Вопрос такой: ты ведь работала переговорщиком, да, Мерлин?

– Да, и что?

– Просто, – сказал он, – хотелось бы понять: если террорист захватил заложников, то в переговорах что, вообще нельзя говорить ему «нет»?

– Таковы правила, – подтвердила она, – переговорщик не может вести себя так, что это ухудшит положение заложников или снизит вероятность их освобождения. А если ты ответишь террористу «нет», то он сорвет злость на заложниках. Поэтому разработана стратегия ответов, исключающих слово «нет» и равнозначные слова, даже если будут заявлены требования террориста, которое запрещено выполнять.

– Это какие запрещено? – спросил стармех.

– Запрещено передавать террористу дополнительных заложников, или дополнительно вооружать террориста. Запрещено также выполнять требования изменения политики. Стратегия в этом случае: увести диалог в область уточнения деталей требования.

Джевел Геверт задумчиво посмотрел сквозь остекление мостика в сторону монастыря (отлично видимого благодаря восстановленному освещению), и произнес:

– Значит, когда спецагент Николсон обсуждает с Масум-Али Хусейном выдачу нашего капитана для шариатской разборки, это правильная стратегия, да, Мерлин?

– Формально, да, – подтвердила она.

– А вы бы тоже так поступили, мэм? – спросила младший матрос Пеккер.

– Видишь ли, Миа, у каждого переговорщика свой стиль работы.

– Это ясно, мэм. А что бы сделали вы в вашем стиле?

– Вероятно, я бы использовала меганезийский фактор. Хусейн не знает, на что в данный момент готовы нези, но он отлично знает отношение нези к исламизму вообще. Такой фактор пригоден для давления на террориста, но это мой стиль. У Николсона – свой.

– Пока что, – заметила младший матрос, – этот стиль привел к тому, что одна монашка лишилась головы, а вторая… Вы видели. Вам не кажется, мэм, что Николсон – мудак?

– Миа! Аккуратнее с речью! Ты что, хочешь получить официальный выговор?

– Нет, мэм. Просто, мне обидно, что мы по горло в… Э-э… В этой проблеме.

– Да, Миа, порой бывает обидно, но наша работа… – начала Йенз, и тут…

…Из динамика, подключенного к выделенному радиоканалу, послушалось:

– Спецагент Николсон вызывает капитана DCPB-69.

– Мостик DCPB-69 на связи, спецагент, это вахтенный офицер Йенз, – сказала она, уже привычным движением сняв рабочий микрофон с пульта.

– Офицер Йенз, – сказал Николсон, – мне срочно нужен капитан Ранстоун.

– Простите, спецагент, но сейчас капитан Ранстоун спит согласно распорядку.

– Он спит? Это странно, с учетом происходящего. Вы уверены?

– Так должно быть, согласно распорядку, – ответила она.

– Тогда разбудите его, – сказал Николсон, и добавил, – как можно скорее, офицер Йенз.

– Простите, спецагент, но я не имею оснований для этого, по Уставу Флота.

– Основания, таковы: если этого не сделать, то погибнет кто-то из заложников.

– Простите, сэр, но я пока не понимаю вашей логики.

– Мэм, это долго объяснять. Просто поверьте мне, и разбудите капитана Ранстоуна.

– Простите, сэр, но я вахтенный офицер, и я обязана следовать Уставу Флота.

– Мэм, дело серьезное. Мне что, надо позвонить вашему начальству в Кэрнс?

Пауза. Ясно, что в этой фразе Николсона содержался скрытый намек на жалобу, и на вероятные последствия для Йенз в виде выволочки от начальства за пренебрежение к просьбе параллельной службы в ходе операции по спасению заложников. Но Йенз по своему опыту переговорщика, знала: дозвониться посреди ночи до начальства Флота, обладающего полномочиями на прямой приказ капитану патрульного корабля, это не простая задача. Сначала Николсону придется уговорить дежурного штабного офицера позвонить домой кому-то из адмиралов, и разбудить. Адмиралы этого не любят, и для штабного офицера нет загадки в том, на кого упадет эта нелюбовь. На разбудившего. Следовательно, штабной офицер станет отпираться, чтобы не будить. Так, Николсону придется препираться со штабным офицером, а затем объяснять что-то полусонному адмиралу… Это не меньше часа потерянного времени. Судя по напряженному голосу Николсона, у него нет этого часа. Ему надо быстрее. И Йенз невозмутимо ответила:

– Да, сэр. Я думаю: позвонить начальству Патрульного Флота будет правильно.

– Мэм, я говорю более, чем серьезно! – отреагировал спецагент, – Мне нужен капитан Ранстоун, и быстро. Речь идет о жизни заложников. Вы хотите отвечать за это?

– Сэр, моя работа, это ответственность в другой области. Я думаю, правильно, если вы сделаете свою работу, а я – свою. Если вы считаете, что эта проблема относится к моей работе, то объясните, почему. Пока я не услышала от вас никаких объяснений.

Снова пауза. Николсон задумался. И Мерлин Йенз понимала, о чем. Сейчас спецагент сообразил, что она «в теме», и старался угадать: как именно она «в теме»? Какие у нее личные мотивы и психологические установки для того или иного участия в этом? Для логического угадывания у спецагента было слишком мало информации и времени. По существу, ему приходилось действовать интуитивно, на ощупь. И он сказал:

– Офицер Йенз, возможно, вы знаете, что многие считают капитана Ранстоуна как-то причастным к убийству одного активиста исламского антифашистского движения.

– Спецагент, я не интересуюсь политикой и слухами. Для меня капитан, это капитан.

– Мэм, я понимаю, что вы хотите оградить вашего командира от неприятностей, но в данном случае вы оказываете ему плохую услугу. Чем дольше он уклоняется от этого разговора, тем сильнее обостряется ситуация, и тем большие проблемы у него будут.

– От какого разговора? – спросила она.

– От прямого разговора об обстоятельствах гибели активиста, – пояснил Николсон.

– Сэр, это меняет дело. Если австралийский полицейский дознаватель хочет допросить капитана Ранстоуна по криминальному случаю, то я немедленно разбужу его. Как мне представить дознавателя? Имя, департамент, должность?

– Мэм, это не совсем формальный допрос. Речь идет о требовании общественности.

– Но, сэр, я не могу разбудить капитана на основании того, что с ним желает говорить какая-то общественность, у которой нет имени. Я даже не смогу заполнить строчку в электронном вахтенном журнале, поскольку там есть обязательное поле: «имя».

Возникла очередная пауза. Мерлин Йенз была уверена, что Николсон сейчас открыл на ноутбуке ее персонал-файл и выясняет, кто она такая в плане биографии. Можно было предсказать его действия после того, как он узнает, что она до перехода в патруль была переговорщиком. Между тем на мостике Миа Пеккер привлекла ее внимание жестом, и показала на монитор радара. Самолет СДО Найтхарта приводился на востоке Добу, где размещено меганезийское подразделенея. Боцман Йенз кивнула – в смысле, приняла к сведенью. Прибытие СДО ничего не меняло в раскладе. Он мог бы повлиять на майора Буллбэка и спецагента Николсона только утром – через Канберру. Но к утру это станет неактуально. Любому профи было видно: ситуация на Добу решится в течение ночи, и вопрос лишь в том, как именно это произойдет. Конечно (рассуждала Йенз) это ясно и Николсону, так что сейчас он пойдет ва-банк: попробует достучаться до профи-этики переговорщиков. На его месте Йенз тоже попробовала бы это… Голос Николсона:

– Офицер Йенз, я хотел бы поговорить с вами, как с коллегой.

– С коллегой в прошедшем времени, – пунктуально уточнила она.

– Тем не менее, – сказал он, – вы понимаете то, чего не понимают другие, и вы знаете о сложности манипулирования террористами с целью спасения заложников.

– Допустим, и что с того? – спросила Йенз.

– Хрестоматийный случай, – сказал Николсон, – лидер террористов требует разговора с капитаном Ранстоуном, который рядом, на борту «Страйкапа». Что следует делать?

– Спецагент, вы сказали «требует разговора»?

– Да. Масум-Али Хусейн хочет спросить у Ранстоуна что-то об убийстве активиста.

– Спросить? А что, если ответ не устроит его, и он заявит: «Ранстоун, или вы придете в монастырь, или я начну резать монашек?». Какой у вас план на этот случай?

Снова пауза. Затем Николсон произнес.

– Хусейн уже сейчас может заявить это.

– Да, Хусейн может, но Ранстоун не услышит этого. Мы поняли друг друга, не так ли?

– Значит, офицер Йенз, вы специально подстроили, чтобы Ранстоун ушел с мостика.

– Чушь, – невозмутимо отозвалась она.

– Конечно, – сказал он, – это недоказуемо. Но я знаю, вы знаете, и Ранстоун знает. Что подумает Ранстоун о себе, если монашки будут убиты из-за его уклонения? И главное, офицер Йенз, что он подумает о вас? Вы же обещали уладить это без него, не так ли?

– Я, – ответила Йенз, – обещала капитану то, что требует Устав Флота: замещать его по любым вопросам, на время его отсутствия. Вопрос с Хусейном, это не исключение.

– Это, – спросил спецагент, – намек, что вы хотите поговорить с террористами?

– Я не хочу, но я обязана по Уставу, и я готова это сделать.

– Но о чем вы можете говорить с Хусейном?

– Это мое дело. Теперь, спецагент, выбор за вами: или сказать «нет», или сказать, что с Хусейном сначала будет общаться вахтенный офицер сторожевика, и лишь после этого – капитан Ранстоун. Таковы, мол, правила. Вы же знаете этот переговорный финт.

…

Спецагент Николсон знал этот переговорный финт, так что пяти минут не прошло, как Масум-Али Хусейн вышел на связь. Как свойственно таким субъектам – нагло:

– Эй, это вы тот вахтенный офицер, который должен позвать капитана Ранстоуна?

– Вахтенный офицер Йенз, – представилась она, и спросила, – с кем я разговариваю?

– А вам что, не говорили? – удивился он, – Я Масум-Али Хусейн! И вы должны позвать капитана Ранстоуна.

– Я замещаю капитана Ранстоуна, – ответила она, – и поэтому вы, мистер Хусейн, будете говорить со мной.

– Слушай, глупая курица! – возмутился лидер террористов, – У тебя есть минута, чтобы позвать Ранстоуна. Иначе я отрублю голову заложнику. Еще через минуту – второму!

– Превосходно! – ответила Йенз, – Заложники закончатся меньше, чем за час. Тогда ты перестанешь интересовать власти Австралии, и спецназ будет отозван отсюда. Я пока запасусь попкорном, и погляжу, как авиация нези после этого превратит тебя, и твоих шахидов, в угольные граффити на руинах монастыря.

– Ты сумасшедшая! – воскликнул он.

– Брось ты, – отозвалась она, – ход моей мысли логичен. Есть ли у тебя что возразить?

– Эй ты! Сейчас я убью заложника!

–Да, Масум-Али, я слышала. Если у тебя нет ничего нового, то я иду за попкорном.

– Этого не может быть… – слегка озадаченно произнес он.

– Может, ты спишь? – иронично предположила она.

Лидер террористов не нашел, что ответить и просто прервал связь. Боцман Йенз тихо выдохнула, и откинулась в кресле.

– Это было круто, мэм! – воскликнула Миа Пеккер с искренним восхищением.

– Надеюсь, – ответила Йенз, – что я правильно провела эти переговоры.

– Я тоже надеюсь, – откликнулся стармех Геверт, глядя в бинокль на монастырь.

– Что там, Джевел? – спросила боцман.

– Не вижу движения, – ответил он, – похоже, Мерлин, пока ничего.

– Пока ничего, – эхом повторила она, – но это только начало. Сейчас начнется прессинг сверху, через начальство спецагента Николсона в Канберре.

– Откуда ты знаешь? – спросил стармех.

– Оттуда, что таков стандартный протокол службы переговорщиков.

– А кто его начальство? – поинтересовалась младший матрос Пеккер.

– Кто-то из генералитета спецслужбы ASIO, – сказала боцман.

…

Несколько позже (около 3 часов ночи 26 сентября). Остров Добу.

Позиция меганезийского подразделения на восточном берегу.

Если что-то передается в обычном радиодиапазоне, то прием возможен в любой точке (кроме, разве что, слишком удаленной). А все, что принято, может быть дешифровано (такова уж природа информации – никакой скремблер или спец-канал не гарантируют секретности). В данном случае это значило, что с меганезийского МПЭР (мобильного пункта электронной разведки) ловился радиообмен австралийской стороны в эфире. И аналогичную функцию в отношении меганезийского радиообмена выполняла Великое Небесное Ухо Западного альянса, известное, как Спутниковая Система «Эшелон». Но (отметим разницу) австралийский улов был сравнительно беден, поскольку незийское подразделение имело высокую автономию. Меганезийский улов напротив, был богат, поскольку австралийское подразделение имело минимум автономии, и даже в рамках (казалось бы) автономии никто не хотел брать на себя ответственность за что-либо…

…Меганезийские офицеры, находящиеся на острове Добу, надеялись добыть из этого радиообмена что-либо важное за счет «фактора сознательной безответственности», но фееричность внезапного улова поразила их... Какая бюрократически-демократическая тектоника вытолкнула Сезани Модрингтон в кресло зама начальника отдела ASIO по противодействию терроризму. Сколько высокопоставленных олигофренов поставили подписи под этим жутким назначением? Какие личные и политические сделки внутри правящего либерально-консервативного блока Австралии привели к этой нелепости?

Ignoramus et ignorabimus (не знаем и не узнаем) – как говорит летучий латинизм.

Пуританка средних лет, с классическим литературным образованием, и диссертацией: «Жажда богопознания в экзистенциализме новой волны», не должна была занять эту должность, даже если бы альтернативой ей был лишь орангутанг из джунглей Борнео. Орангутанг точно никогда не сделал бы того, что сделала в середине ночи 23 сентября генерал-комиссар Сезани Модрингтон. Вместо того, чтобы позволить профессионалу (полковнику Черрити) проинструктировать переговорщика Николсона в той сложной ситуации, которая сложилась вокруг монастыря Эсаала, миссис Молден взяла бразды управления в свои литературно-экзистенциалистские руки. Ее разговор по закрытому радиоканалу с боцманом Йенз вышел шедевром того, что недопустимо в дипломатии.

Генерал-комиссар Сезани Модрингтон начала так:

– Мисс Йенз, вы должны понимать, что военная служба, это готовность пожертвовать собственным благополучием, и даже самой жизнью, ради идеалов гуманизма, которые заложены в основу австралийского общества. Есть ли у вас такое понимание?

– При всем уважении, мэм, Устав Флота формулирует это иначе, – ответила боцман.

– Я говорю о более общих принципах, – строго сказала Модрингтон, – и только что вы нарушили эти общие принципы, поставив благополучие и порочную безнаказанность вашего капитана выше, чем жизнь невинных людей, которые оказались под угрозой в результате его сомнительных действий. Ваш капитан спрятался от ответственности, а дальше вы позволили себе ерничать по повод судьбы заложников. Вы это сознаете?

– При всем уважении, мэм, я не ерничала, а придерживалась определенной стратегии, приведенной, в частности, в учебниках военной психологии.

– Мы говорим не о психологии, а о принципах! – строго сказала генерал-комиссар, – и будьте уверены, я добьюсь торжества этих принципов. Немедленно приведете вашего капитана на пункт связи. Это приказ, мисс Йенз.

– При всем уважении, мэм, ваши слова не являются приказом в смысле Устава Флота.

Возможно, Мерлин Йенз высказалась избыточно жестко, но ей требовалось выиграть несколько секунд на выполнение капитанских функций. Младший матрос Пеккер уже активно жестикулировала, чтобы привлечь внимание Йенз к монитору радара. Там на дистанции менее 50 миль с юго-востока наблюдался летающий катамаран Marketti-55, причем движущийся точно к острову Добу. За секунды, Йенз оценила ситуацию: да, в другой обстановке это мог быть торпедоносец, но сейчас около Добу есть военные от каждой из заинтересованных сторон, так что – нет риска. А тем временем…

… Сезани Модрингтон несколько секунд осознавала тот простой факт, что ее сейчас послали к чертям с ее попыткой давать приказы в чужом ведомстве, а затем заявила:

– Вы докатились до неявного мятежа, мисс Йенз! Одумайтесь, иначе я сейчас прикажу бойцам спецназа взять под контроль ваш корабль, посадить вас под арест, а капитана Ранстоуна доставить на берег для справедливой судебной процедуры.

– При всем уважении, мэм, позвольте сообщить вам некоторые важные нюансы…

Но генерал-комиссар Модрингтон не позволила. Она прервала связь, затем вызвала по другому каналу офицера-переговорщика Николсона и майора спецназа Буллбэка, и (в соответствие со своим обещанием) начала диктовать им приказ об абордаже DCPB-69 «Страйкап». Неясно, куда всех завел бы такой кафкианский абсурд, но тут вмешалась неожиданная сторона, произнеся выразительный монолог одновременно по звуковому рупору, по радио на общей частоте, и по КАК БЫ закрытому сетевому каналу.

– Это Кавендиш, королевский офицер Папуа, – произнес молодой, уверенный голос, – и сейчас, согласно эдикту Ее Величества от 16 сентября 2005 года, я на правах бейлифа, представляю здесь, в Эсаала, национальные интересы Папуа, как независимой страны Британского Содружества Наций. Я уверен, меня слышат все, кто пытается совершить позорный акт передачи капитана флота Содружества в руки исламистов – для казни по шариату. Остановитесь! Вы уже запятнали честь флага. Еще шаг, и ваши безобразные приказы приведут к быстрой и бесславной гибели ваших солдат и матросов.

– Что такое? Какой еще Кавендиш? – растерялась Сезани Модрингтон.

– Я Невилл Кавендиш, 32-й потомок Роберта Кавендиша, лорда Суффолка при короле Генрихе Первом. Я полагаю, миссис Модрингтон, у вас найдется кто-либо способный рассказать о моей персоне. А австралийским военным, находящимся тут, я напомню: Эмпрессогастский Статут дозволяет ваше пребывание в Папуа лишь на определенных условиях, включая запрет поддержки исламизма. Если кто-либо попробует выполнить безобразный приказ миссис Модрингтон, то мало кто из вас вернется домой. Это все.

…Четверть часа тишины в эфире на КАК БЫ закрытых каналах. Просто сам факт, что Кавендиш появился на таком канале, уже внушал опасения: а вдруг угроза реальна? За рекордно-короткое время кто-то объяснил Сезани Модрингтон, что дело – труба, и что Нэвилл Кавендиш это «флаг-стартовая персона». Иначе говоря: он имеет достаточную практическую известность (современную, а не эпохи Генриха Первого), и для кого-то удобно провести силовые действия под его (Кавендиша) флагом, КАК БЫ в защиту национального папуасского достоинства, по Эмпрессогастскому Статуту. Получилась ситуация вроде пата на локальном военно-политическом поле. Ненадолго.

…