Текст книги "Апостол Папуа и другие гуманисты II. Зумбези (СИ)"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 84 страниц)

49. Лунакэт и аэрокосмические фанаты экстрима.

20 сентября, начало утренних астрономических сумерек, там же – Плайа-Афаноа.

Имоджен Мюр не ожидала, что «рано» будет НАСТОЛЬКО рано. Впрочем (как вскоре выяснилось) у хозяев хаускрина тоже не было намерения вставать в такую рань, но их обеспокоил некий звук: комбинация гудения и свиста, услышанная Хрю сквозь сон. В результате: экстренная побудка, и гигиена второпях. Когда Имоджен принимала душ, хаускрин уже отошел от пирса Плайа-Афаноа, и тихим ходом направился к источнику беспокоящего звука. Сквозь шелест водяных капель из душевой колонки, она смутно слышала рассерженные фразы, доносящиеся с мостика. Разговор по радиотелефону.

Голос Невилла Кавендиша: «Алло! Хьюстон! Почему начали тест вне регламента?».

Голос Хрю Малколм: «Алло, Хьюстон, я устрою вам техасскую резню бензопилой!».

Всего несколько минут, и хаускрин остановился. Тишина. Гудящий и свистящий звук прекратился. Имоджен наскоро вытерлась, надела футболку и шорты, пихнула ноги в пляжные тапочки, и вышла из душевой кабинки. В салоне уже никого нет. Ладно. Она поднялась по лесенке на хвостовой сегмент, прихватив бейсболку с видеокамерой. На следующем шаге видеокамера на лбу оказалось очень уместна: тут было, что снимать.

Хаускрин стоял около пляжа на мелководье (уровень воды – чуть выше колена). Рядом находились еще два объекта: типичный меганезийский «морской трамвай» (в грузовой конфигурации), и нечто вроде 5-метрового концепт-катера странной формы. То ли это летающая тарелка с короткими крыльями и двумя обзорными иллюминаторами, то ли стилизованная кошачья мордочка с растопыренными ушами и выпученными глазами. Интересная машина, но дюжина персон – возмутителей предрассветного спокойствия выглядела еще интереснее. Благодаря прожекторам морского трамвая и хаускрина, они отлично смотрелись, и Имоджен стала снимать их, параллельно отмечая в уме…

…Из дюжины – восемь персон (парни и девушки – тинэйджеры) не одеты ни во что. В смысле расы: вероятно южноамериканские мулаты, а еще вероятнее мароны (потомки смешения беглых африканских рабов с туземными индейцами).

…Еще двое таких маронов (парень и девушка) – одеты в пурпурные полукомбинезоны (Имоджен видела подобные полукомбинезоны на персонале фабрики «БлицВерк»).

…Еще двое загорелых европеоидов, лет 20 с плюсом – также в полукомбинезонах. Их, кстати, Имоджен знала: аэро-экстремалы киви Декстер Линкольн и Сиери Абелли.

…Возвращаясь к голой части этой сборной команды: у трех из четырех девушек очень характерная округлость брюшка (где-то около середины беременности).

Пока австралийская журналистка снимала экспромт-репортаж, Хрю Малколм жестко высказывала этой команде свои замечания. Уже не составляло труда уловить суть. Та машинка вроде летающей тарелки называлась «лунакэт», и была то ли действующим прототипом, то ли бета-версией суборбитального самолета для турнира СКАГ. Только накануне две такие машинка были собрана на «БлицВерк», их тест-драйв назначен на сегодняшний полдень. Но эта дюжина молодых ребят: команда «Хьюстон» (вероятно, названная в честь позывных первого американского центра управления космическими полетами) стала заранее проводить «теневой тест-драйв». Известна традиция: хотя бы запуск движка и пробег без взлета проверить за несколько часов до прибытия гостей – считается, что таким образом можно победить оккультный «визит-эффект».

Но, Невилл Кавендиш и Хрю Малколм не верили в визит-эффект, и квалифицировали предрассветный ралли-тест, как возмутительное нарушение рабочей дисциплины. Как отметила Имоджен, содиректор Кавендиш ограничился парой строгих фраз, а главной распекающей силой выступила капрал-авиа-инструктор Малколм. Ее филиппики были цветистыми, и наполненными фольклорной мудростью потомственных авиаторов:

«Дно океана усеяно недолетчиками, у которых позднее детство в жопе играло».

«Регламенты авиа-тестов написаны кровью раздолбаев, делавших по-своему».

«За херню, что вы сделали, даже из отряда камикадзе – билет в штрафбат»...

…Тут парень из «голой подгруппы» заподозрил логическое несоответствие.

– Но, капрал, куда еще из отряда камикадзе? Через Стикс дважды не плавают.

– Курсант Саузо, – отозвалась она, – выкати автожир с нашего хаускрина, и узнаешь.

– Ладно, – сказал парень (явно не из робких), и толкнул в плечо другого парня из своей подгруппы – хэй, Ферер, помоги.

– Саузо, надень штаны и спасжилет, – добавила Хрю.

В этот момент краешек солнца поднялся над восточным горизонтом. И, хотя эта часть горизонта была заслонена изгибом горного хребта, сразу скачком стало светло – небо, окрасившееся в цвет насыщенной лазури, превратило сумерки в настоящее утро.

– Так-то веселее будет, – отреагировала Хрю, и энергично потерла ладони.

– Ты уверена, что это надо? – спросил ее Кавендиш, наблюдая, как два парня – марона выкатывают на воду маленький автожир-амфибию с полуоткрытой кабиной.

– E-o, – без тени колебаний ответила она, и обратилась к Саузо, – давай в машину.

– Ладно, – сказал тот, не скрывая некоторого беспокойства, и устроился в кабине.

– Так! – продолжила Хрю, встала на подножку, несколькими привычными движениями расправила сложенный несущий ротор, и после этого тоже устроилась в кабине, – Так! Пристегнись, Саузо, мы взлетаем.

…

Имоджен Мюр тоже ощутила беспокойство и, повинуясь профессионально-условному рефлексу журналиста, взяла взлетающий автожир на прицел видеокамеры. Сначала не происходило ничего необычного. Легкая машина двигалась по восходящей спирали, с каждым витком поднимаясь примерно на тысячу футов. И после десяти витков, снизу остались видны лишь солнечные блики на лопастях ротора… Затем автожир внезапно закувыркался, будто уроненная монетка, и начал быстро терять высоту. Это выглядело жутко, но Имоджен продолжала снимать видео, отслеживая падающий автожир…

…Можно задуматься о психологии (и заодно – этике) работы репортера во время таких событий, как война, фатальная катастрофа, эпидемия или массовый голод. Трагически гибнут люди, а репортер снимает на видео, чтобы показать по TV эту жуть (но сначала подвергнув жуть редакционной фильтрации – чтоб получилось не слишком жутко для благополучных бюргеров, которые будут смотреть это в своих безопасных квартирах). Конечно, если бросить репортеру или редакции упрек в торговле зрелищем смерти, то последует стандартный ответ: «зритель вправе знать, что творится в мире». На первый взгляд: сильный аргумент, но если приглядеться, то разве такие репортажи делаются с целью объективно информировать публику? Ничего подобного. Цель обычно: поднять рейтинг телеканала (по тому принципу, по которому цезари поднимали свой рейтинг, устраивая гладиаторские бои в Колизее), и выполнить политический заказ (если некая влиятельная сила заинтересована в освещении событий под нужным углом). Впрочем, значительная часть обладателей телефонов с видеокамерами, не являясь репортерами, снимает подвернувшуюся жуть просто так, и заливает в блогосферу. Почему? Вот вам готовая тема диссертации по психологии. А теперь вернемся к текущему моменту...

…Пока все на пляже смотрели в небо, где развивался драматический полет, откуда-то возник (точнее, просто вышел по тропинке из прибрежных джунглей) персонаж, явно полинезиец, возраста около 45 лет, одетый в типовой здесь рабочий полукомбинезон, только с яркой нашивкой: «Ематуа Тетиэво, инженерно-гуманитарный содиректор». Постороннего наблюдателя могло удивить, что этот персонаж с явно одобрительным выражением лица наблюдает за процессом падения автожира в штопор. Но затем все прояснилось: на высоте тысячи футов, машина выровнялась, и плавно вынырнула из (казалось) фатального штопора, и приводнилась там, откуда взлетела. Теперь любой наблюдатель мог бы догадаться: содиректор Тетиэво знал, как будет развиваться этот демонстрационный полет. Демонстрационный, в смысле – контролируемый.

Имоджен Мюр, не вникала в такие детали, она прицелилась видеокамерой в летчиков (профессиональная реакция репортера – поймать состояние людей после экстрима). В данном случае, Хрю Малколм выглядела просто, как пилот после тренировки. Но вот тинэйджер – марон, похоже, ощутил, что такое «штрафбат для камикадзе». Его светло-коричневая кожа стала пепельного цвета. Вроде бы, признак испуга. Но глаза у него – восторженные, как у ребенка, впервые прокатившегося на американских горках. Это настолько удивило австралийскую журналистку, что она задала вопрос:

– Саузо, что ты думаешь об этом полете?

– Было страшновато! – ответил он, – Зато я столько всего понял!

– Главное, – встряла Хрю, – ты понял, как плавают по Стиксу зигзагами. E-oe?

– Шутишь так? – спросил он.

– Так, ты первый начал про Стикс, – напомнила Хрю, и повернулась к Имоджен, – вот, кстати, ты хотела пообщаться с тау-китянами. Это как раз они.

– Кроме нас, – поправил Декстер Линкольн, указав пальцем на себя и Сиери Абелли.

– Тау-китяне?.. – переспросила Имоджен, сообразив, кто эти тинэйджеры-мароны.

– Вы успеете пообщаться, – добавил Невилл Кавендиш, – до феста еще 4 часа.

– До какого феста?

– До тест-драйва лунакэта! – пояснила Хрю Малколм, – Короче: мы передаем тебя под дружеское наблюдение Ематуа Тетиэво. Он ответит почти на все твои вопросы.

– А-а… протянула австралийская журналистка, – …Кто такой Ематуа Тетиэво?

– Это инженерно-гуманитарный содиректор, – дополнительно пояснила она.

– Это я, – объективно конкретизировал отмеченный ранее 45-летний полинезиец.

…

Первый тест-драйв обычного сверхлегкого самолета, это не очень зрелищное шоу: как правило – четвертьчасовой аккуратный полет по кругу, с двумя циклами взлет-посадка, ничего более. Совсем иное дело – первый тест-драйв реактивной машины с размерами сверхлегкого самолета, но весом не полтонны (стандарт сверхлегкого класса), а втрое тяжелее – как эта бета-версия короткокрылой летающей тарелки «Лунакэт». И кстати (отметил Ематуа Тетиэво с некоторым черным юмором) массогабаритные параметры «лунакэта» близки к таковым у пилотируемой бомбы-камикадзе «ohka» 1944 года. Вот почему среди спорт-экстримной команды «Хьюстон» в ходу намеки на камикадзе.

Это вводное сообщение содиректор Тетиэво сделал для Имоджен Мюр, когда они уже устроились под навесом на палубе грузового «морского трамвая» (там можно было, за разговором, позавтракать вкусными бахаискими пирожками и цветочным чаем).

– Создается впечатление, – заметила Имоджен, – что этот лунакэт очень опасная затея.

– По-любому не на этом тест-драйве, – сказал Тетиэво, – сегодня экипаж – феминида.

– Что??? – переспросила изумленная австралийка.

– Хэх… А что такого?

– Но, Ематуа, ведь феминиды, это меганезийские роботы для секса, не так ли?

– Это, – поправил он, – многоцелевые конфигуративно полугуманоидные относительно малобюджетные роботы фирмы «Bionicraft», Паго-Паго, Американское Самоа. Они не меганезийские а, как бы, национально американские.

– КАК БЫ, – отозвалась Имоджен Мюр, вложив в эту формулу максимум ехидства.

– И, – невозмутимо продолжил инженерно-гуманитарный содиректор, – феминиды, это роботы не для секса, а для широкого спектра задач по замене человека в инженерных, научных, и бытовых ситуациях, когда такая замена целесообразна.

– Но, Ематуа, почему тогда феминиды продаются, в основном, как секс-роботы?

– Это, – ответил он, – вопрос к гуманитарно-экономическому содиректору.

– А-а… – протянула Имоджен, – гуманитарно-экономический содиректор, насколько я понимаю, Эл Бокасса, близкий друг скандально-известной юной баронессы Шеппи?

– Абсолютно верно, – подтвердил Ематуа Тетиэво, – вы скоро сможете пообщаться. Эл Бокасса и Чанди Кестенвэл – Шеппи, разумеется, будут на полуденном тест-драйве.

Имоджен Мюр собиралась задать еще ехидный вопрос, но тут на палубе появилась…

…Феминида. Точнее, появились три тау-китянки (те, что с брюшками) и плюс к ним – феминида. Имоджен впервые видела робота этого типа непосредственно близко, и вне антуража павильонов технической выставки. Феминида, включенная в обыкновенную человеческую обстановку, производила гораздо более сильное впечатление. Как будто тоненькая темнокожая эльфийка 5 футов ростом, с идеальной фигуркой, и огромными глазами цвета золота, упала сюда из альтернативной вселенной фэнтези. Но уже через несколько секунд, взгляд уловил признаки явной механической кукольности на этом запредельно-идеальном теле. Сочленения суставов, а также шеи и поясницы – больше годились насекомому, чем гуманоиду. Глаза – будто сферы из раскрашенного стекла.

– О, проклятье! – воскликнула Имоджен.

– Вот, – прокомментировал Тетиэво, – зря вы сделали для Астери такой экстерьер.

– Почему? – спросила одна из тау-китянок.

– Потому, Энола, что у кого-то возникает эстетический диссонанс.

– Доброе утро, мисс Мюр, – мелодично пропело роботизированное эльфийское чудо.

– Э-э… Доброе утро, Астери, – растерянно отозвалась австралийская журналистка.

– Астери, – окликнул содиректор.

– Слушаю, капитан Тетиэво, – отозвалась феминида.

– Астери, – повторил он, – ты провела контроль своих систем перед полетом?

– Да, капитан Тетиэво. Контрольный лист выполнен. Какие еще задания?

– Астери, пока для тебя нет заданий.

– Я буду в готовности, – сообщила феминида, и уселась рядом с ним.

– О, проклятье! – повторила австралийская журналистка, на этот раз шепотом.

Одна из юных тау-китянок немедленно полюбопытствовала:

– Имоджен, разве в Австралии нет таких человекоподобных интерактивных говорящих роботов? Мое имя Утена. Сообщаю на случай, если тебе интересно.

– Я рада знакомству, Утена, и буду рада познакомится со всеми вами, – чуть формально ответила Имоджен, чувствуя некоторую скованность в обществе этих трех беременных тинэйджерок, устроившихся голышом на пенопластовых циновках.

– Я Энола, ты уже знаешь, – сказала тау-китянка, которая задавала вопрос содиректору.

– Имоджен, я Киттур, – проинформировала третья, – так, что насчет вопроса Утены?

– У нас, – ответила журналистка, – есть похожие роботы, примерно с 2010-х. Но они не используются как автопилоты, ведь автопилоту не нужны руки, ноги, и все прочее.

Инженерно-гуманитарный содиректор улыбнулся и покачал головой.

– Вы не совсем правы. На обкатанном самолете лучше автопилот, встроенный в схему управления. Но при обкатке новой модели лучше автопилот в форме человека. Так мы получаем комплекс данных о том, с чем столкнется пилот-человек. Так что, феминида информативнее, чем манекен в пилотском кресле.

– Разумно, – заметила она, – хотя, рост 5 футов мал для пилота, и вес, я думаю, мал.

– Да. В экономике «Bionicraft» рассчитаны стандарты: 4 и 5 футов. Спроси Слаанеша.

– Ематуа, я слабо разбираюсь в экономике, и вряд ли это интересно зрителям. Давайте поговорим теперь о команде «Хьюстон», участвующей в турнире СКАГ.

– Давайте, – согласился Тетиэво.

– Отлично! – Имоджен улыбнулась, – Состав команды очень пестрый, но больше всего юниоров с мини-архипелага Элаусестера, что на юге Туамоту. Верно?

– Это трудно не заметить, – оценил он, и тоже улыбнулся.

– И, – продолжила она, – немного странно, что в экстремально-спортивной команде есть девушки в интересном положении.

– Это про Энолу, Утену, и меня, что ли? – включилась Киттур, погладив свое брюшко.

Австралийская журналистка кивнула, и сразу пояснила:

– Вечером я общалась на тему идей вашей… Э-э…

– …Антигуманной секты, – весело подсказала Утена, – кстати, с кем ты общалась?

– С капралом Малколм, и капитаном Кавендишем, – ответила австралийка, – вы могли заметить, что перед рассветом я приехала с ними. Я гостила у них с вечера.

– Ну, это меняет дело... – сказав это, Утена задумалась, а Энола спросила:

– И что говорили о нас эти мастера сциенизма? – поинтересовалась Киттур.

– Сциентизма, – машинально поправила австралийка.

– Сциенизма, – упрямо повторила тау-китянка, и пояснила, – это такая аббревиатура от сциентизма и цинизма. Очень хорошо ставит мозги на место, если ты замечтаешься. Я думаю, они говорили, что мы готовых жить, работать, и размножаться внутри этакого космического террариума, много поколений, чтобы расширить ареал человечества.

– Да, Киттур, примерно так они говорили. А это действительно так, или?..

Три тау-китянки быстро переглянулись и, по-видимому (без единого слова!) пришли к выводу, что слово следует передать Эноле. Та очень сосредоточенно произнесла:

– Уже более миллиона лет дом человечества, это террариум, планета Терра, или Земля, круглый камень, гравитационно удерживающий атмосферу и гидросферу, и летящий в космосе вокруг звезды – желтого карлика. Мы считаем планету Земля просто одним из возможных террариумов. Кто считает иначе, тот уже похоронил человечество.

– Я не поняла, – призналась Имоджен Мюр.

– Это элементарно, – сказала Энола, – возьми любой прогноз на полвека. Террариум, в котором сейчас живет человечество, имеет предел вместимости, и этот предел близок. Можно обманывать себя сказкой «Устойчивого развития» в «Пределах роста», но это нереализуемо. ООН играет в это с 1972-го, и уже можно делать выводы. Так?

Австралийская журналистка промолчала. Разумеется, ей было известно о резолюции Генассамблеи ООН в 1972-м, учредившей UNEP (United Nations Environment Program), чтобы решить все (!) глобальные экологические и социально-политические проблемы. Ничего полезного из этой ерунды не получилось, только несколько сотен чиновников Объединенных Наций сколотили капиталы на тайном лоббировании интересов супер-корпораций вокруг всяких протоколов: о фреонах, о парниковых газах, и т.п.

– Жопа! – лаконично и авторитетно припечатала Киттур.

– Ты делаешь поспешные негативные выводы о будущем! – возразила Имоджен.

– Тебе примерно 35 лет, – спокойно сказала тау-китянка.

– Да, и что?

– И сколько у тебя детей, Имоджен?

– О, черт! Ладно, у меня пока нет детей. Знаешь, мое призвание – журналистика.

– А мне 17 лет, мое призвание – ретро-программирование, у меня будет четверо детей в текущем году, и еще плюс примерно столько же через два года.

– Киттур, как это, четверо в текущем году? – удивленно спросила австралийка.

– Вот так: у меня четверня, – тут Киттур погладила себя по брюшку, и добавила, – такая ситуация: у нас троих – четверни, и медицина рекомендовала нам экологию Самоа. Но сейчас я о другом. Ты говоришь, что я делаю слишком поспешные выводы. А если мы посмотрим: сколько детей у твоих подруг в Австралии, в среднем?

– Мало, – ответила Имоджен, – но, понимаешь, Киттур, в современной жизни так много увлекательных занятий, что многие женщины не готовы отказаться от всего этого ради материнства. Я тоже пока не готова. Наверное, позже.

Тут три тау-китянки снова быстро переглянулись – причем на этот раз так, будто слова Имоджен подтвердили их взгляд на мироздание. Имоджен немного сердито спросила:

– По-вашему, для женщины главное – родить побольше детей?

– Нет, – ответила Утена, – но рождение детей, это очень надежный индикатор доверия к будущему. Если доверия нет, то женщина не хочет рожать. Если общественное мнение считает, что женщина должна рожать, а женщина не доверяет будущему, то она всегда придумает причины, почему надо отложить рождение детей. Ты говорила, что Киттур делает поспешные негативные выводы о будущем, но у тебя те же выводы, хотя ты не желаешь признаться в этом даже себе.

– В обществе, где ты живешь, – добавила Энола, – это разумная позиция, особенно, для человека публичной профессии. Ведь большинство публики в таком обществе тоже не желает задумываться о своем недоверии к будущему.

– Не обижайся, Имоджен, – продолжила Киттур, – но это факт. Ты сама признала, что в обществе, где ты живешь, дети стали проблемой. Беременность и рождение потомства воспринимается, как травма, исключающая профессиональную трудоспособность. Ты говорила о дилемме: дети или работа по призванию. Ты не желаешь жертвовать своим призванием, поэтому у тебя нет детей. Если у тебя есть постоянный парень, по вашим обычаям, то перед ним тоже будет эта дилемма, ему тоже придется жертвовать, хотя в меньшей степени, чем тебе. Признак общества без будущего: оно устроено так, чтобы размножались профессионально-бесполезные люди. Им нечем жертвовать. У них нет гуманитарно-практического потенциала, нет мечты, нет профессии. Только биология, нагруженная примитивным мотивом долга из какой-нибудь дебильной религии.

– Ты утрируешь!!! – возразила Имоджен, эмоциональным, но неуверенным тоном.

– Глянь статистику, – предложила тау-китянка, – среднее число детей у австралийки с образованием против среднего у австралийки без образования. И по религии глянь.

– Киттур! Я знаю статистику! Но такая ситуация не только в Австралии.

– Да, Имоджен. Такая ситуация в глобальном мире. Поэтому у него нет будущего.

Австралийская журналистка стала лихорадочно искать контраргументы, но их (дьявол побери) не было: картина, нарисованная грубыми штрихами, отражала действительное положение дел. Что ответить в этой ситуации? Поиск, раз за разом, заходил в тупик…

…Но внезапно подал голос содиректор – капитан Ематуа Тетиэво.

– Вот что, юные гении с брюшками и ларосоанством, – произнес он, – если выражаться лексикой античного эпоса, то небо не видело таких бестактных созданий, как вы.

– А что такого мы сделали, кэп Ематуа? – невозмутимо полюбопытствовала Энола.

– Вы, – ответил он, – втроем наехали на одного хорошего человека из-за единственного серьезного дефекта общества его родины. И вы игнорировали массу достижений этого общества, многими из которых вы пользуетесь, даже не задумываясь. Может, в ваших чудесных мозгах найдет место мысль, что Плайа-Афаноа сейчас развивается по схеме, придуманной в Австралии для Технопарка Сиднея. А Киттур надо бы помнить, что ее консультанты по ретро-компьютерам работают в музее «Sciencework» в Мельбурне. В отношении Утены отмечу: ее дистанционный репетитор по матфизике, доктор Молли Калиборо, австралийка, переехавшая из Сиднея на Вануату менее года назад.

– Да-да, – сказала Энола, – и только переехав, Молли Калиборо родила ребенка. Вот!

– Девчонки, вы напрашиваетесь на неприятности, – строго сказал капитан Тетиэво, – не кажется ли тебе, Энола, что доктор Упир, твой шеф по конструктивной робототехнике композитов, тоже австралиец, этически растерзает тебя в клочья за твои тезисы?

– Это почему растерзает? – спросила она.

– Ну, хотя бы, потому, что доктор Упир – друг мисс Мюр.

– О… – Энола с любопытством глянула на журналистку, – …Ты дружишь с Упиром?

– Да, – сказала Имоджен (не соврав: недавно, в баре отеля «Raid-Wind Inn», Паго-Паго, мистер Джеймс Флеминг, более известный, как доктор Упир, и коммодор Восточного фронта Народного флота Меганезии, почти прямо назвал ее своим другом).

Возникла короткая пауза, которую прервала Утена.

– Кэп Ематуа, это аргументы от эмоций, а в чем, по-твоему, объективно мы неправы?

– Вы, вслед за Ларосо, путаете фрагмент истории некоторой части человечества, и всю историю всего человечества, – ответил Тетиэво, – это ошибка в обоих смыслах.

– Поясни, кэп, – попросила тау-китянка.

– ОК, слушай. Во-первых, в истории каждого центра цивилизации были провалы, и до нынешнего времени, после каждого провала обычно происходило возрождение.

– Но, – возразила Энола, – до нынешнего времени ни разу не было, чтобы цивилизация охватывала всю планету. Глобализация. Разве нет?

– Во-вторых, – продолжил он, – тема глобализации слишком раздута. Допустим, что эта условно глобальная цивилизация в текущем веке провалится к чертям – как утверждает Ларосо. Внимание! Я даже не говорю о Меганезии, поскольку она появилась уже после составления тезисов Ларосо о глобальном самоуничтожении глобальной цивилизации. Допустим, цивилизация уничтожила себя самым кошмарным методом. Для бушменов Калахари, индейцев Амазонии, и тому подобных аутсайдеров, не изменится ничего. В следующем тысячелетии эти племена-аутсайдеры расселятся по руинам глобализма, и построят нечто новое. Вопреки тезисам Ларосо, человечество не вымрет от этого.

– А Ларосо считает, что вымрет, – заметила Утена, – мнение против мнения, так, кэп?

Капитан-содиректор Тетиэво шутливо погрозил ей пальцем.

– Нет, юная гениальность! У меня аргументы. Человечество дважды проходило сквозь «бутылочные горлышки»: 1 миллион 200 тысяч лет назад, и 70 тысяч лет назад, после катастроф, рядом с которыми все потенциально возможное техногенное свинство, это чепуха. Даже после таких катастроф Земля оставалась пригодной для обитания, что не скажешь о других известных нам планетах в Солнечной системе, или у других звезд.

– Кэп, ты считаешь, что такой комфорт на Земле вечен? – ехидно спросила она.

– Нет, Утена, это было бы ненаучно. Но, надо объективно оценить частоту природных катастроф такого масштаба. Это примерно раз в 200 миллионов лет, и последнее такое событие было 65 миллионов лет назад. Предрекать такую катастрофу именно в нашем столетии, или в нашем тысячелетии – также ненаучно.

– Но у Ларосо, – заметила Киттур, – больше говорится не о катастрофе, а о деградации человечества. Я уже говорила: размножаются ненужные люди, и все рушится.

– Опять та же ошибка: абсолютизация глобализации, – прокомментировал Тетиэво.

Все три тау-китянки хихикнули, и Энола прокомментировала комментарий:

– Монументально, кэп! Абсолютизация глобализации! Вытесать на гранитной стеле!

– Я объясняю популярно, – спокойно продолжил он, – допустим, что, согласно Ларосо, глобальная цивилизация рушится путем негативной селекции. Но, например, негры на просторах Черной Африки (их четверть миллиарда) будут продолжать жить на уровне начала XX века, и станут самой развитой нацией планеты. Они оседлают свои ржавые грузовики, возьмут автоматы Калашникова, и поедут грабить Первый Мир. Обычная историческая тема: готы Алариха грабили Рим, а монголы Чингисхана грабили Китай.

– А что Меганезия? – поинтересовалась Энола.

– Ничего, – ответил содиректор, – я уже говорил: в тезисах Ларосо нет Меганезии. Это, кстати, тоже ошибка. В модели деградации Первого Мира, по логике политэкономии, неизбежно появление анти-системного технически-постмодернистского сообщества в аутсайдерской тропической полосе. Это могло произойти на любом из забытых пятен. Произошло, вот, в Океании. Короче, девчонки: тезисы Ларосо ненаучны. Такие дела.

Сказав это, Тетиэво снова хлопнул себя по колену. Утена хмыкнула и спросила:

– Тогда, почему вы взялись за нашу элаусестерскую программу астронавтики?

– Мы взялись, – произнес он, – не потому, что мы боимся Всемирного Потопа, и хотим схватиться за мифическую соломинку в виде межзвездного ковчега Ларосо.

– Мифическую? – переспросила она.

– Да, – он кивнул, – шансы организовать «колонию поколений» на другой планете, или «звездолет поколений», практически нулевые при современной технологии, даже при экстраполяции на 10 лет. Неделю назад Эл Бокасса доказал вам это научно. И еще он предложил кое-кому попробовать свои силы в Антарктиде, это курорт по сравнению с разрекламированной планетой Марс, например. Предложение Антарктиды действует.

– Но вы взялись за нашу программу астронавтики, – повторила тот же вопрос Киттур.

– Да. Это у нас естественная тяга к экспансии. Мы не сбежим с нашей планеты, но мы намерены добавить к ней еще несколько планет. Для начала, мы вместе с вами и киви намерены попробовать вкус жизни на орбитальной станции проекта «Holloworld». На первой фазе, надо освоить простые прыжки до космоса, чем мы тут и занимаемся.

– Но, – сказала Энола, – вы поддержали еще и нашу программу близнецов. Почему?

– А почему нет? – отреагировал Тетиэво, окинул взглядом всех трех тау-китянок, затем дружески подмигнул, – По-любому, это основа вашей субкультуры, а значит, это часть разнообразия kanaka-foa. Наше общее разнообразие охраняется Хартией, такие дела. А сейчас, мне надо к авиа-экспертам на баронский хаусбот, поговорить перед полетом.

– Баронский хаусбот? – переспросила австралийка.

– Да. Шутка такая, поскольку Чанди Кестенвэл – баронесса. Хотите со мной?

– Еще бы! – мгновенно согласилась она.

…